Отзывы на книгу «Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение», страница 2

Эта система была одновременно мощной и хрупкой, вечной и готовой развалиться; она была полна жизненных сил и энергии, но наполнена серостью и унынием; реальная вера в высокие идеалы и нравственные ценности в ней соседствовала с цинизмом и отчуждением. Эти черты системы, несмотря на их кажущуюся противоречивость, были не только реальными, но и дополняющими друг друга.

Так получилось, что параллельно я читала две монографии - одну о временах Людовика XIV, другую о брежневской эпохе. И обе неожиданно оказались об одном и том же: как люди выстраивают для себя пространство жизни вне контроля власти. И уже можно не быть придворным в тисках этикета или "представителем советской молодежи" в силках идеологии. Нормальная жизнь становится возможной. Для меня книга Юрчака оказалась очень интересной как одно из немногочисленных исследований СССР, автор которого демонстративно отказывается как от восхваления, так и от очернения своего предмета исследования. Более того, именно так и поступает! Он начинает с анализа "авторитетного дискурса" - застывшего, ритализованного набора идеологем, который составлял позднесоветскую политическую риторику, - и того, как эти идеологемы воспринимались самими идеологами, диссидентами и большинством советских людей. (В последнем случае эффект получался совершенно незапланированным!). Затем рассматриваются различные "сообщества своих", от археологов до тусовки "митьков", существовавшие в позднесоветском обществе, а также элементы повседневной культуры того времени: понятие "фирменной" одежды, особенности восприятия в СССР западных рок-групп, анекдоты, страшилки и много чего еще. Одно из ключевых понятий, которыми Юрчак описывает жизнь обычных людей поднесоветского времени, - вненаходимость. Не будучи ни диссидентами, ни советскими активистами, эти люди выполняли советские политические ритуалы и при этом прекрасно осознавали ритуальный характер своих действий. И именно поэтому оказывались вне поля зрения официальной советской культуры. Отличный пример - первомайские демонстрации, призванные собрать огромные колонны трудящихся, показывающих свою верность советской идеологии. Но это ли демонстрировали идущие в колоннах на самом деле? Или участие в официальном ритуале означало для них общение с друзьями, повод для праздника, а лозунги не имели значения? "Вненаходимость" порождала новые, альтернативные субкультуры, которые советская система игнорировала, не могла отследить или интерпретировала неправильно. Автор приводит в качестве примера официальную критику стиляг или фанатов рока и то, как эта критика систематически била мимо цели. Книга Юрчака показывает, как органично могли сочетаться в сознании людей ироничное отношение к советской бюрократии и искренняя вера в советские ценности, анекдоты про Брежнева и особая почтительность к Ленину, ощущение вечности СССР и его внутренняя уязвимость.

Границы ключ переломлен пополам А наш батюшка Ленин совсем усоп Он разложился на плесень и на липовый мёд А перестройка всё идёт и идёт по плану И вся грязь превратилась в голый лёд

Книга интересная и дискуссионная, однако, читать её невероятно сложно. Автор, по какой-то непонятной мне причине, избрал очень сложный способ донесения своих идей до читателей.

Книга дискуссионная, в том смысле, что позиция автора не является в достаточной степени аргументированной, ибо основывается на мнении (интервью) людей живших во времена существования СССР. Поэтому можно говорить не о политологическом анализе ситуации, а об интересном мнении/видении автора, базирующемся на небольшой выборке респондентов. Лично мне не хватило более веских аргументов, которые основывались на чём-то большем, нежели мнении десятка людей из СССР 70-80-х годов. Так же в книге отсутствуют ссылки на других учёных, книги, статьи, мнений зарубежных дипломатов, политиков и пр. Тут у нас имеется довольно узкий срез общества, который и срезом назвать нельзя. Возможно, автор и ссылается на что-то более существенное при обсуждении своей позиции, но из-за сложности текста и излишней словоохотливости автора, я этого не увидел. Именно поэтому я так сильно акцентирую на том, что книга получилась необоснованно сложной и словоохотливой.

Так о чём же пишет автор? Главный посыл автора заключается в том, что основу идеологии заложил Сталин, и только он вносил поправки и трактовки. В советском союзе только Сталин мог вносить существенные изменения в идеологическую составляющую Советского Союза, а не парламент, депутаты или бюрократия. Благодаря репрессиям 1937 года никто не мог и помыслить, чтобы предложить хоть какие-то изменения в идеологическую составляющую. По существу, это стало неписанным законом, табу. Вследствие этого идеология в СССР стала постепенно затвердевать, т.е. идеология стала не гибкой, как того требует любое общество, базируясь на изменяющихся обстоятельствах (к примеру, политика должна стать более «зелёной» или более социальной, как это имело место на Западе), а застывшей. Но даже после смерти Сталина никто не решался вносить какие-либо существенные изменения в идеологическую составляющую Советского Союза. Все граждане СССР делали и писали то, что было написано ещё Лениным и Сталиным, не зависимо от изменившихся обстоятельств. Как мы знаем на примере любой организации, заниматься проведением организационных изменений не любит никто, да и инициатива часто бывает наказуема. Поэтому организации часто работают так, как было принято ещё со времён основателя. Проведение реформ всегда опасно, ибо это грозит обрушением всей структуры. Возможно, поэтому советскую идеологическую составляющую никто не хотел и не пытался изменять ни на одном из её многочисленных этажей (как пишет автор, учитель раскритиковал рисунок ребёнка, ибо ребёнок нарисовал Ленина, отойдя от канонов его (Ленина) изображения). Как многочисленные копии статуи Ленина, она повторялась из поколения в поколение, сохраняясь неизменной. К чему это, по мнению автора, вело?

Всё это вело к максимально формальному и даже бездумному (в прямом смысле этого слова) подходу. Автор приводит множество примеров и можно найти в книге множество интересных абзацев, в которых он довольно интересно это описывает, но я приведу лишь такое. Автор пишет следующее: «Отношение вненаходимости к идеологическим высказываниям и символам системы неверно приравнивать к аполитичности, апатии или уходу в личную жизнь. <…> Но принятие это было чисто перформативным, ритуальным – оно производилось на уровне воспроизводства формы символов и высказываний, при почти полном игнорировании их констатирующего смысла». Как пишет далее автор, в итоге это подтачивало государство и в какой-то момент могло обрушить всю систему (что и произошло в 1991 году). Люди просто переставали серьёзно относиться к идеологической составляющей Советского Союза, а возможно даже в подсознании считали всё это большой ошибкой или недоразумением. Жизнь советского человека, если он не работал на ВПК, была довольно тяжелой. Да, он не мог сравнить её с жизнью на Западе, но партия же обещала коммунистический рай, а вместо этого шла непрекращающаяся война (как пел БГ, «Ведем войну уже семьдесят лет,/ Нас учили, что жизнь - это бой,). Т.е. проблемы накапливались, свет в конце туннеля не проглядывался, а вера в то, что советский человек живёт при лучшем режиме, потихоньку угасала.

Однако с другой стороны, как утверждает автор, отношения советского человека с политической системой СССР, всё же не были враждебными, диссидентскими. Автор утверждает, что многие люди искренне верили в коммунизм как таковой (что его можно построить), Ленину и его идеям и пр. Как пишет автор, «Тех, кого Бродский назвал «здоровым большинством» - то есть большинство советских граждан, - в наших примерах мы назвали (и они называли друг друга) «нормальными людьми» и «своими». Именно этим людям желание разоблачить «официальную ложь» было незнакомо не потому, что они верили в буквальный смысл официальной пропаганды, а потому, что они не воспринимали её ни как правду, ни как ложь». Кстати, не это ли происходит с гражданами России сегодня?

Как пишет автор, в комнате советского гражданина была вполне обычной картина, когда на одной полке стоял бюст Ленина и фотография (или висел плакат) The Beatles. Советский человек мог сходить с ума от Западной музыки, ходить в американских джинсах и при этом искренне верить в истинность коммунизма. Другими словами, люди как бы принимали часть коммунистической идеологии, могли её защищать, возможно, даже утверждать что в чём-то Западный мир не прав, но при этом делать всё возможное, чтобы достать Западные товары. Не это ли мы наблюдаем в нынешней России, когда люди одновременно говорят о патриотизме, о величии России и о невидимой войне против России, которую ведёт Запад, но в то же самое время делают всё возможное, чтобы продолжать наслаждаться товарами, созданными на Западе? Люди продолжают ездить на европейских и американских автомобилях, покупают Западную технику, Западные лекарства и даже отдыхать предпочитают не в окрестностях китайских гор, а на том же самом Западе. Да и недвижимость покупают там же. При этом продолжая видеть в Западе не союзника, а врага. Такая шизофрения кажется удивительной, однако как показывает автор этой книги, такая шизофрения общества появилась не сегодня, а она возникла ещё во времена СССР. И это при том, что люди прекрасно осознавали всю бессмысленность непрекращающихся демонстраций (на 1 мая, к примеру), партийных собраний, организаций типа ВЛКСМ и Пионерии, однотипных статей в «Правде» и так далее. Получается, идея хорошая, но реализуют её вредители и бюрократы, интересующиеся только собственным благом.

В связи с этим, как утверждает автор, большинство граждан рассматривало бунт против системы как явление нездоровое или, как обозначает это автор, «как проявление моральных или психических отклонений». Это относилось к любой деятельности, в которой были хотя бы ростки диссидентства. Другими словами, люди считали, что единственной «нормальной» деятельностью было принятий правил игры, а не бунт, попытка изменить что-либо. Уж не тут ли мы находим и нынешнюю веру уже российских граждан, что «ничего изменить нельзя» и что любой, кто попробует изменить что-либо в стране, будет раздавлен катком репрессий, а следовательно, только безумец будет выступать против российских властей? Покорное принятие судьбы. Если велено умереть, значит так суждено. Что, разумеется, полностью противоречит тому, что мы видим на том же Западе, когда многотысячные (даже миллионные, как это было во время избрания Трампа) демонстрации, митинги, шествия, которые могут изменить политику властей (не всегда и не сразу, но могут). В этом - ключевое различие обществ, а не в том, где коррупции больше, а где меньше и где демократии больше, а где меньше. Понимание гражданами Западного мира пришло с началом реформации, когда, помимо прочего, вместо идеи «Христос явился чтобы нас спасти» (т.е. через его жертву происходит спасение), появилась идея, что «Спасение возможно только через индивидуальные действиями, т.е. через свой диалог с Богом» (напрямую, без посредников и интерпретаторов в лице церкви). Это радикальное изменение во взгляде западного христианского мира стало началом рождения демократии и либерализма. Не Навальный, не Саакашвили и не Зеленский, должны спасти тот или иной народ, а сам народ в лице индивидуального гражданина начинает спасть себя и через индивидуальное спасение происходит спасение всего общества, всей страны. Советские граждане, это всё ещё не поняли. Именно поэтому мы видим такой дуализм, который описывает автор, когда в голове советского, а ныне и российского, гражданина существует две реальности – «самое ценное/качественное производят на Западе (хотим жить как на Западе)» и «Запад является главной угрозой». Можно добавить и третий тезис – придёт мессия и нас спасёт (т.е. построит демократию, поборет коррупцию, поднимет с колен). Разумеется, никто не придёт.

Это книга о "последнем советском поколении" и для "последнего советского поколения". Написана странно: достаточно научно, чтобы быть скучной, и недостаточно научно, чтобы быть убедительной. Но это первый! текст, который лично для меня внятно объясняет наше амбивалентное отношение к "развитому социализму".

Я очень хорошо помню, как именно ощущала советскую систему. Как это отношение менялось во время перестройки. И это первый автор, который адекватно описывает мои впечатления. Весьма убедительно показывает, почему бинарные описания "поддержка - сопротивление", "было хорошее, было плохое", "верили - притворялись" и т.д. - не работают.

Мне не очень понятен основной тезис о том, что "перформативный сдвиг" способствует не вырождению, а наоборот расцвету констатирующей части. Но сам процесс описан очень узнаваемо и есть над чем подумать. И что сопоставить.

Аннотация у этой книги была более чем многообещающей. Антропологический труд, анализ идеологии, выводы на основе серьёзных трудов, аналитика деятельности Митьков, Юфита и некрореалистов, отказ от бинарного взгляда на историю советской системы, развитие собственного принципа "вненаходимости" - всё это выглядело достаточно вкусно, чтобы приобрести книгу не раздумывая.

Результатом я оказался более чем удовлетворён. Конечно, предисловия и авторское вступление вместе с первой главой идут для неподготовленного человека тяжеловато. Автор представляет свою концепцию "вненаходимости", спорит с Оруэлловской концепцией новояза, доказывая обратный эффект воздействия ограниченных лексических конструкций на мышление. Плотный и солидный текст с обилием отсылок на труды самых разнообразных учёных (и не только). Качественная аналитическая литература.

Последующие главы посвящены разбору различных элементов концепции вненаходимости на примере той или иной стороны общественной жизни советских граждан. Большое количество негативных комментариев в сторону автора вызвал тот факт, что граждане, приводимые в качестве примера в этой работе, не покрывают всего множества советского населения тех лет. С одной стороны стандартными статистическими методами анализа тут и не пахнет. С другой стороны примеры, здесь рассматриваемые, никак друг с другом не связаны, так что автору вполне себе можно верить.

В моей семье представителем последнего советского поколения (15-35 лет в 1985 году) является моя мама. Спорить с представленными в книге фактами она не стала. Однако информации от личных знакомых автора в научной работе хотелось бы видеть поменьше (тут в частности камень в сторону воспоминаний о ВИА АВИА).

Начало конца СССР по Юрчаку находится примерно в том же промежутке, в котором его видел я. Толчок к развёртыванию парадокса Лефора он видит в смерти Сталина и утрате референтной фигуры в идеологии, в то время, как мне всегда казалось, что дело в начале распаде диалектического материализма, который начался примерно тогда же.

В итоге Юрчак показывает, как закостеневшая идеология начала обрастать кучей новых персональных смыслов для каждого, люди стали разбредаться по своим углам и тусовкам с активной поддержкой со стороны партии, как партработники начали делить работу на полезную и формальную (чем и современные госслужащие активно занимаются) и как неформальное искусство менялось в атмосфере царящих в народе настроений.

Многие из рассмотренных элементов в книге справедливы и для текущего положения дел.

Очень интересное чтение - определённо заслуживает ознакомления.

Мне, рождённому в 1980 году, про Советский Союз было всё понятно. Были коммунисты и были диссиденты. Ельцин - молодец, а Горбачёв - плохой. Коммунисты уйдут, демократы придут. Конкуренция и бизнес спасут мир, а государственное регулирование всё погубит и т.д. - такие же простые утверждения, как моё десятилетнее сознание, зафиксировавшее глобальный слом советской системы. Это книга - для меня и таких как я. Она рассказывает о том, что между крайными мнениями и группами на самом деле большое расстояние, и в позднесоветский период оно было почти в целую страну.

Автор часто (это показалось мне весьма занудным и излишне затянутым) обращает внимание читателя на то, что после смерти Сталина исчезла господствующая фигура авторитетного дискурса. Некому стало говорить, где правда, а где ложь, а плата за ошибочное публичное высказывание всё ешё была слишком высока. Поэтому единственной надёжной стратегией стала "стратегия постоянного цитирования и копирования текстов и высказываний." Возник, т.н. "дубовый язык", застывшая, постоянно повторяющаяся сложная лингвистическая форма. Подобные процессы происходили и в визуальных образах (плакаты), в структуре ритуалов (собрания, выборы), в формальных структурах повседневной жизни (школьная программа) и т.д. Понятно, что такое могло происходить только при монопольной власти государства на все виды публичной репрезентации. Но при повсеместном воспроизводстве таких форм происходили важные смысловые изменения. В такой ситуации при небольшом числе карьеристов и диссидентов остальная часть советских жителей идентифицировали себя как "нормальные", "свои". Для них были неприятны и доставляли проблемы обе другие группы. "Желание разоблачить "официальную ложь" было незнакомо... потому, что они не воспринимали её ни как правду ни как ложь." Происходящие внутренние процессы автор назвал детерриториализацией. Это был процесс сдвига в сторону всё большего отличия от того, как система описывала себя. Этот процесс был невидим, т.к. для этого не было публичного языка, не было отстранённой перспективы. Это не было внутренней эмиграцией, т.к. люди были достаточно активно вовлечены в разные практики, смысли и институты советской системы. Автор предлагает для описания этого явления термин "вне поля зрения", вненаходимость. Такое отношение советского человека к государству делало государство хрупким и готовым к неожиданному обвалу. Что же касается роли государства в развитие таких сдвигов, то не стоит утверждать, что оно было против. Оно эти сдвиги просто не могло отследить и порой усиливала их. Автор приводит пример отношения государства к прослушиванию радио других государств. Оно поощралось при условии идеологической нейтральности и отсутствия антисоветской пропаганды.

Таким образом, период, который мы называем застоем, был важным в появлении новых смыслов. Слом в системы восьмидесятые был подготовлен в тот предыдущий период. Достоинство книги - вплетённость в неё множества интервью представителей этого советского поколения, примеры отношения диссидентов и "простых" людей. Всё это даёт убедительное и целостное представление о том времени.

Юрчак не занимается словоблудием (привет, Жижек!) и все свои предположения подкрепляет фактами, выдержками из писем и интервью. Книга помогла иначе взглянуть на советское прошлое.

Проблема авторитетного дискурса актуальна и в наши дни. Сейчас мы вновь можем наблюдать его деградацию со всеми этими цитатами из Путина, инновациями и нанотехнологиями.

Это книга вошла в список «Книги, которые на меня повлияли».

Предпосылки, из которых исходит Юрчак, неожиданны для западного читателя и успокоительны для читателя постсоветского: главный внутренний конфликт позднего СССР — отнюдь не борьба с режимом, которую вели диссиденты и правозащитники, при всем уважении к их личному мужеству, значение этого противостояния для судеб страны не так велико, как представляется западным медиа, соответственно, обычных людей, в этой борьбе не участвовавших, невозможно обвинить в лицемерии, двоемыслии и нечестности, их отношение к режиму не объясняется формулами «знали, но молчали» или «послушно поднимали руку». СССР 1970-х — это страна, в которой по отношению к господствующей идеологии стали возможны иные позиции, кроме как «соглашаться» или «противостоять»; идеология во многом превращается в фон, деталь пейзажа, которая не мешает людям жить своей жизнью, придавая висящему на стене лозунгу какой-то новый смысл, иронически его переосмысливая или вообще не обращая на него внимания.

Из рецензии на Афише-Воздух

P.S. (январь 2016) Забыл упомянуть, что отдельного внимания стоит часть книги про «воображаемый запад». И ещё буквально на днях прочитал «1984» и теперь в голове то и дело возникают параллели.

Для меня покупка этой книги стала очередной удачей из серии "любовь с первого взгляда". Увидев ее на ярмарке Книжного салона в СПб, сразу решила, что надо брать! Во-первых, это НЛО, а НЛО редко когда промахивается с выбором автора, во-вторых, вопрос " так почему же всё-таки СССР рухнул?" даже после окончания истфака у меня зудит по-прежнему, в-третьих, меня заинтересовал взгляд человека с мощным советским "бэкграундом", но западным образованием, следовательно -возможно, будут неизвестные интересные источники, многогранность и вообще взгляд из-за "бугра", ну, и в-четвертых, комплиментарный отзыв на обложке самого Жижека! Нет, книга не разочаровала, более того, она совершенно заслуженно получила премию "Просветитель". Удивительно насколько автор легко вводит свою отнюдь непростую терминологию в лексикон читателя. Он неоднократно от главы к главе повторяет понятия, термины и пр., но не навязчиво, не по-попугайски, а уместно, так что к середине книги начинаешь сносно "плавать" в культурологии, советологии и прочих гуманитарных морях. Короче говоря, сей труд именно просвещает! И мне это стало особенно заметно в сравнении с другой научно-популярной книгой, которую я читала параллельно. Это была книга по психологии отечественного автора, который , видимо, решил популяризовать свою докторскую диссертацию. И в "наследство" для пущей "увлекательности" были оставлены громоздкий понятийный аппарат и совершенно непрозрачная методология. Про язык автора я уж умолчу. На таком фоне труд Юрчака просто сиял!)) Хочу возразить тем читателям, которые недовольны концовкой и нераскрытостью темы краха СССР, перестройки и пр. Это тема отдельной книги,если не книг. А во-вторых, исследование, как мне кажется, своим предметом имеет поздний социализм, который заканчивается в 1985 объявленной Горбачевым перестройкой. И в начале и в конце книги, автор утверждает, что система могла и НЕ рухнуть, если бы не ряд случайностей, и скрытые пороки, о которых он подробно писал. Просто так сложились условия, что обвал произошел, но это не имеет какого-то долженствования. И как пример для всех - процветающий до сих пор Китай.

Читая подобную литературу, понимаешь ценность новых подходов в области изучения истории. Государственнический подход изрядно устарел. Антропологический же позволяет взглянуть на знакомые страницы истории с новой стороны. Лично я получил удовольствие как от знакомства с теоретической частью, так и от описательного повествования, позволяющему представить неформальную ленинградскую жизнь 1970-1980-х гг. , в условиях которой жили мои родители. Вместе с тем, порой описания слишком подробны , что не уводит читателя от понимания основной мысли труда

Местами книга читается весьма непросто, однако с самого начала становится понятно, что дочитать её нужно обязательно.

Помимо понимания позднесоветской системы прочтение книги приводит и к частичному пониманию современного российского общества - последнее советское поколение никуда не исчезло, довольно большой процент населения России - это его представители.