Сердце Ведьмы

Посвящается Поппи

Genevieve Gornichec

THE WITCH’S HEART

Copyright (c) 2021 by Genevieve Gornichec

All rights reserved including the right of reproduction in whole or in part in any form.

This edition published by arrangement with Ace, an imprint of Penguin Publishing Group, a division of Penguin Random House LLC

© Урбанская Д., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Часть I

В стародавние времена, когда были боги ещё юны, а Асгард только возведён, из-за предела миров явилась ведьма. Она знала много древних заклятий, но особенно сведуща была в сейде, особом колдовском искусстве, что позволяло странствовать вне тела и провидеть будущее. Когда Один, первый среди асов и асинь, прознал о её умениях, так возжелал он заполучить эти знания, что предложил ей сделку: она наставляет его в искусстве сейда, а в обмен он раскрывает ей тайны рун.

Сперва колдунья колебалась, ибо слышала она об Одине много такого, что рождало сомнения в верности его обещаний. Но также знала она, что одноглазый бог редко делится своими секретами, а это означало, что её знания о сейде должны быть для него немалой важности. Поэтому отбросила она подозрения в отношении мрачного аса и приняла его предложение. И так они стали вместе творить сейд.

Постепенно начала замечать ведьма, что странствия её вне тела становятся всё дальше и опаснее, чем когда-либо прежде. Как-то раз чуть не утянуло её в место мрачнее, чем даже начало времён. Бездна эта испугала её, ведь тайны, заключённые в ней, были так велики и ужасны, что не осмелилась она их тревожить – к великой досаде Одина, ибо знание, что алкал он превыше всего, было сокрыто в сей бездне. И казалось ему, что только ведьма может дотянуться до него.

Но не только Одина наставляла в сейде колдунья – знаниями своими она делилась также и с ванами, давними соперниками асов, чей мир встретился ей на пути в Асгард. Не было между ними заключено никаких сделок, и ваны не знали, чем отплатить ей за науку, кроме как золотом, хотя богатство её вовсе не прельщало.

Прознал Один, что ведьма свободно ходит между Асгардом и Ванахеймом, и замыслил наконец добиться своего. Настроил он асов против своей наставницы и оклеветал её, назвав Гулльвейг, «Жаждущей злата». И поверили асы, и пронзили её копьями. Трижды сжигали они тело её, и трижды она возрождалась, ибо долго жила она на свете, была очень могущественна, и убить её было не так-то просто.

Всякий раз, когда ведьма страдала в пламени, Один пытался заставить её воспользоваться сейдом и спуститься в бездну за тем знанием, что так жаждал, но каждый раз удавалось ей противостоять ему. Узнали ваны о том, как обращаются их недруги-асы с колдуньей, и пришли они в ярость, и началась первая война между мирами.

Возродившись из пламени в третий раз, Гулльвейг бежала, но кое-что после неё осталось: её сердце, всё ещё дымящееся на погребальном костре.

Там он его и нашёл.

Некоторое время спустя поиски привели его в самый дремучий и мрачный лес на дальнем краю Ётунхейма, стране ётунов-великанов, злейших врагов асов. Этот лес назывался Железным, и его искорёженные серые деревья росли так часто, что между ними не найти было и тропинки, а их узловатые сучья тянулись так высоко, что заслоняли собой солнце.

Однако ему не пришлось углубляться в чащу, так как ведьма нашлась на берегу реки, что отделяла Железный Лес от остальной части Ётунхейма. Глядя на частокол деревьев за гладью реки и горы над ними, она сидела на грубом шерстяном одеяле, накинув на плечи толстый плащ и надвинув на голову капюшон. Светило солнце, но она расположилась в тени, сложив руки на коленях и прислонившись к стволу дерева.

Некоторое время он, переминаясь, наблюдал за женщиной, почёсывая нос и прислушиваясь к причудливому журчанию реки и щебету певчих птиц, а затем неторопливо подошёл к ней, сцепив руки за спиной. Ему была видна только нижняя половина её лица, и кожа на ней казалась розоватой – нежной, заживающей, обновлённой. Подойдя ближе, он заметил, что кожа на её руках выглядела так же. Казалось, колдунья мирно отдыхает, и отчасти ему не хотелось беспокоить её. С другой стороны, он всегда находил саму идею мира довольно скучной.

– И долго ты собираешься там стоять? – поинтересовалась она хрипло. Голос звучал так, будто она с рождения ничего не пила. Вероятно, подумал он, так и бывает, если трижды подышать дымом собственного погребального костра.

– Тебя непросто отыскать, – ответил он.

По правде говоря, ему было непонятно, что делать дальше. Он пришёл вернуть ей то, что она оставила в чертоге Одина, – но хотел чего-то большего, хотя он и не знал, чего именно. Что-то влекло его в Железный Лес в тот день – что-то кроме её сердца, покоящегося в заплечном мешке. И он чувствовал, что нечто, приведшее его сюда, было важно, значимо, а главное – интересно. А ведь его не так и просто было заинтересовать.

И вот теперь он находился здесь, соблазнённый предчувствием какого-то волнения, в надежде, что ведьма его не разочарует.

Она ответила не сразу, вместо этого принялась изучающе рассматривать этого странного мужчину, что приблизился к ней. Солнце светило ему в спину, так что лица было не разглядеть – только тёмно-зёленый дорожный плащ с капюшоном, коричневые брюки, ботинки из тёмной кожи и абрис растрёпанных волос.

– Я действительно восхищён твоими талантами, – продолжил он как ни в чём не бывало. – Ну знаешь, сеять хаос, где бы ты ни находилась. Вынуждать сильных мира сего сражаться за возможность обладать твоими знаниями. Это впечатляет.

Помолчав, она произнесла:

– Я не собиралась этого делать.

– А что собиралась?

Ведьма промолчала.

– Ну что ж, если ты задумаешь снова провернуть такое, – сказал он, – я бы с удовольствием понаблюдал и даже, возможно, поучаствовал, если только меня не поймают. Но сразу предупреждаю, что ни при каких обстоятельствах я не даю обещаний, от которых не смогу отвертеться. Обычно я не настолько прямолинеен, так что считай, тебе повезло – как друга предупреждаю.

– Друга? – Этого слова она прежде не слышала.

– Да, решил стать им прямо сейчас. – Он склонил голову набок. – Я что, твой первый друг? Ну что ж, поздравляю!

Она проигнорировала вопрос.

– Кажется, меня ты перед этим спросить забыл.

– Ну, насколько я вижу, тебя не осаждают поклонники. – Он внимательно посмотрел на неё. – Если честно, ты мне видишься не более чем мирной колдуньей из лесной глуши. Я очень давно не слышал говора, подобного твоему. Удивительно, что асы вообще смогли разобрать твою речь. Кто ты? Откуда пришла?

– Я не знаю, – призналась она немного погодя. Женщина наклонила голову так, чтобы видеть его, но он не мог продолжать рассматривать её. – Я могла бы задать тебе тот же вопрос, и ты, вероятно, тоже не смог бы ответить.

– Да ну? – Он присел на корточки и пристально посмотрел на неё.

Теперь ей стало видно его бледное угловатое лицо, острый, слегка вздёрнутый нос, придававший ему озорной вид, и тёмно-русые волосы до плеч – не то волнистые, не то кудрявые. Глаза у него были травянисто-зелёные; он задорно улыбался.

Ведьма кивнула в ответ.

Уголки губ его слегка дрогнули:

– И с чего же ты это взяла?

– Я многое знаю, – сказала она. – Возможно, ты слышал об этом.

– Я, возможно, слышал, что тебя пронзили копьями и несколько раз сожгли как раз потому, что ты многое знала. Вероятно, отныне тебе следует просто прикидываться дурочкой.

– Какое же в этом веселье, – сказала она полушутливо, а её рука инстинктивно потянулась к вертикальной ране между грудями – сюда её пронзили копьём, вырвав сердце.

– Вот это я понимаю! – Он засмеялся, роясь в сумке, а через мгновение вытащил что-то завёрнутое в ткань и протянул ей.

Она взяла свёрток – и вздрогнула, когда почувствовала, что тот ритмично пульсирует в её руках.

– Твоё сердце, – пояснил он. – Сначала я собирался его съесть, но затем решил, что, может быть, стоит вернуть его тебе.

– Съесть? – спросила она, скорчив гримасу. – Зачем?

Он пожал плечами.

– Не знаю. Чтобы посмотреть, что из этого получится.

– Если съесть сердце ведьмы, это совершенно точно не пойдёт никому на пользу, – сухо сказала она и нахмурилась, развернув ткань. – Похоже, оно порядком исцелилось после сожжения, но…

– …Но в нём по-прежнему есть дырка, – закончил он за неё. – Тебя же проткнули. Возможно, рана полностью затянется, если ты поместишь сердце на положенное ему место. Можешь сделать это прямо сейчас – я не буду подсматривать.

– Повременю. – Она вернула ткань на место и вновь посмотрела на него. – Благодарю.

– Всегда пожалуйста. – Он сел, вытянул одну ногу и положил локоть на другое колено. – Итак, как я понимаю, тебя больше не Гулльвейг звать. А как теперь?

– Я точно не знаю. – Она искоса взглянула на него, а он в это время выдернул из земли длинную травинку, сунул в рот и лениво пошевелил ей из стороны в сторону. Ей в глаза бросилась россыпь веснушек на его носу и щеках и то, как солнце, оказавшись позади него, окрасило контур его волос в ярко-оранжевый цвет. Этот гость по-прежнему был для неё загадкой. Было непросто решить, как много стоит ему рассказывать.

– Ты не знаешь своего собственного имени? – уточнил он, подняв брови.

Она пожала плечами.

– Я хотела путешествовать, так что в странствиях меня всё равно бы как-то называли – в зависимости от того, куда они меня заведут. – Она бросила взгляд через реку на серые заросли Железного Леса. – Хотя, возможно, я всё же решу задержаться здесь ненадолго.

– И как же ты станешь сама себя называть, если останешься?

Она обдумала его вопрос минуту-другую, а затем ответила:

– Ангербода.

Он сморщил нос, и травинка поникла.

– Как? «Та, что приносит горе»? Что за странное имя… Зачем мне становиться твоим другом, если только этим ты и собралась заниматься?

– Это ты решил, что мы друзья, – возразила она. – Да и горе я принесу не тебе.

– Неужели все ведьмы такие же загадочные, как ты?

– Не уверена, встречала ли я других ведьм, но мне кажется, что некоторые из них тоже некогда жили в этих лесах. – Она снова посмотрела на другой берег реки и почти благоговейно понизила голос: – Говорят, здесь обитала одна колдунья, что породила волков, преследующих солнце и луну, и дала жизнь многим другим.

– Точно. Я слышал о них истории в детстве. Старуха и её волчьи дети.

– Ты слышал эти сказки в Асгарде?

– Вообще-то, родом я не из Асгарда. Но, так или иначе, все здесь знают эти истории.

– Ты ётун-великан, – произнесла она. Это было предположение с её стороны, но в голосе не прозвучало вопроса. На самом деле слово «великан» было не совсем подходящим: это было определение, а не описание, потому что своими размерами великаны чаще всего не превосходили обычного человека. И хотя её гость, несомненно, был одет как один из богов-асов, иногда по внешнему облику было невозможно отличить бога от великана.

Но этот мужчина, путешествующий один и совершенно не скрываясь… В нём было что-то дикое, что-то в его глазах наводило на мысли о дремучих лесах и самых длинных летних ночах. Что-то необузданное, неукрощённое.

Разве он может быть богом?

Он пожал плечами в ответ на её догадку.

– Вроде того. Во всяком случае, сейчас здесь довольно пустынно. Не осталось ни волков, ни их прародительницы-ведьмы…

– Верно. – Она вновь устремила взгляд на лес за рекой, почувствовав укол боли в пустой груди. – Но, быть может, это была я. Быть может, я была их матерью.

– Но ты не помнишь точно?

Она покачала головой:

– Увы.

Между ними повисла тишина, и он пошевелился. У неё возникло ощущение, что он ненавидит, когда разговоры на время стихают; он казался человеком, которому нравится слушать свой голос.

– Что ж, – произнёс он наконец, – хочу, чтобы ты знала, что отныне моя главная цель – не обращать внимание на все твои печальные пророчества, а вместо этого делать всё, что мне заблагорассудится.

– Нельзя просто не обращать внимание на пророчества.

– Можно, если очень постараться.

– Не уверена, что всё так легко.

– Хм… – Он закинул руки за голову, прислонился к дереву и заносчиво заявил: – Может быть, я просто посмекалистее тебя буду.

Она насмешливо покосилась на него.

– И как же тебя тогда зовут, о Хитроумный?

– Я скажу тебе, если ты покажешь мне своё лицо.

– Покажу, если пообещаешь не отпрянуть в ужасе.

– Я уже сказал, что назову тебе своё имя. Больше ничего обещать не могу. Но поверь, желудок у меня здоровый – я ведь собирался съесть твоё сердце.

– Не такое уж моё сердце и мерзкое, поверь.

И всё же она приподняла капюшон, открывая сине-зёленые глаза под тяжёлыми веками и коричневую щетину обожжённых волос. Цвета они были не такого, как у Гулльвейг, но Ангербода решила, что уж это имя и всё, что с ним связано, она должна оставить позади и никогда больше не вспоминать о нём. В её жизни начинался новый период. Уж что-что, а колдовство она отныне будет держать при себе, хватит с неё. Больше никакого сейда, никаких пророчеств, никаких неприятностей. И так за последнее время на несколько жизней вперед набралось.

– А я-то думал, что ты окажешься какой-нибудь отвратительной людоедкой, прячущейся под капюшоном. – Он поднял руки и изобразил пальцами когти. – Троллиха Ангербода, такая уродливая, что мужчины в ужасе отшатываются, взгляни они ей в лицо.

Она закатила глаза.

– Так как тебя зовут? Или ты намерен нарушить своё обещание?

– И в мыслях не было. Я человек слова, Ангербода. Я кровный брат самого Одина, – надменно произнёс он, приложив руку к груди.

Ну началось, подумала колдунья. Не братался на её памяти Один с ётуном, пока она была в Асгарде. Хотя, конечно, это могло произойти столетия назад, в конце концов, она очень мало помнила о своём пребывании в мире асов и почти ничего из того, что было до этого. Возможно, её странный гость просто не присутствовал в той зале, где её сжигали.

Или, быть может, он там был и наблюдал за ней в экстазе. Как и остальные.

– …Поверить не могу, – продолжал он, – что ты порочишь моё доброе имя, намекая, что я клятвопреступник.

– Но не нужно ли мне прежде узнать твоё имя, чтобы порочить его?

– Ты порочишь саму идею моего доброго имени.

– Идею того, что у тебя в принципе есть имя, или того, что это имя доброе?

Он моргнул и округлил губы в немом изумлении.

– Если ты не скажешь мне своё имя, я сама придумаю, как тебя называть, – пригрозила она.

– Ух ты, очень любопытно. – Он обхватил руками колени, как взволнованный ребёнок. – И что же это будет?

– Тебе точно не понравится. Я буду звать тебя самым ужасным именем, какое только смогу придумать, и с помощью своей ведьмовской магии заставлю всех остальных называть тебя так же.

– Ведьмовская магия? Ох, мне сейчас жуть как страшно.

– Не вынуждай меня заставлять тебя это есть, – предостерегающе сказала Ангербода, демонстрируя своё завёрнутое в ткань сердце.

– Хм, может быть, мне сразу так и нужно было сделать. – Он выпрямился и бросил на неё притворно-хищный взгляд. – Может быть, я заполучу твою силу. Ну-ка, отдай обратно.

Женщина отодвинула свёрток подальше, когда он потянулся за ним, и произнесла насколько могла зловеще:

– Или, быть может, случится что-то куда более кошмарное…

– Откуда ты знаешь?

– А я и не знаю. Просто к слову пришлось.

– Ну что ж, полагаю, я не вправе винить тебя за то, что ты хочешь сохранить сердце после всего, что случилось.

– Это уж точно, в обозримом будущем я с ним расставаться не собираюсь. – Она положила сверток обратно на колени и опустила на него взгляд. Никогда больше не расстанусь.

Прошло несколько мгновений. Ведьма снова посмотрела на него – он криво усмехался, глядя на неё. Она неуверенно усмехнулась в ответ, не зная точно, как сейчас выглядит её улыбка, гротескно ли, непривлекательно или просто пугающе. Но улыбка его стала только шире, то ли выдавая все его мысли, то ли ни одной.

– Моё имя, – произнёс он наконец, – Локи Лаувейярсон.

– Ты используешь имя матери вместо отцовского? – переспросила она, так как знала, что Лаувейя – это женское имя.

– Верно. И, честно говоря, я не могу поверить, что ты не слышала обо мне за всё то время, что провела в Асгарде. Боги чересчур уж серьёзны, и временами это наскучивает, поэтому я частенько развлекаюсь, чтобы хоть как-то оживить атмосферу, – в основном, правда, за счёт других, но тут уж как есть. Поделать они с этим ничего не могут, ведь я там остроумнее всех.

– И скромнее, без сомнения, – с невозмутимой искренностью заметила Ангербода.

Локи внимательно посмотрел на неё, словно пытаясь понять, не шутит ли она. Когда выражение её лица не изменилось, его кривая усмешка превратилась в благодарную улыбку.

– Знаешь, Ангербода, – сказал он, – я и правда считаю, что мы подружимся.

Ангербода поселилась на дальневосточной окраине Железного Леса, где деревья практически вплотную прижимались к крутым горам, граничащим с Ётунхеймом. Она наткнулась на поляну у подножия одной из таких гор, где обнаружила выступ скалы, ведущий в пещеру, достаточно большую, чтобы в ней можно было стоять в полный рост. Войдя, она заметила, что в скале над головой была прорублена дыра, а под ней лежали остатки очага.

Всё это место было до дрожи знакомо. Как будто оно ждало именно её.

Она обустроила очаг и сложила длинную печь из камней, которые собрала в лесу. Сама пещера была такого же размера, как любое скромное жильё в Ётунхейме: достаточно просторная для мебели и с большим количеством места для хранения в задней части, где потолок спускался ниже. Днём внутренняя часть пещеры освещалась солнцем, проникающим через вход; ночью женщина поддерживала огонь в печи, разгоняя с помощью него темноту своего нового дома.

– Пещера? – сказал Локи, моргнув, когда она в первый раз провела его внутрь. – А почему бы не построить чертог?

– Я скрываюсь. Чертог был бы слишком заметен.

Локи только пожал плечами. Она подметила, что он и не поинтересовался, от кого же она скрывается, хотя и был одним из них. Ведьма понимала: с тех пор, как он открыл ей, что связан с Одином, она должна быть настороже, но что-то подсказывало ей, что он не тот, кем кажется. И именно это подсознательное чувство удерживало её от бегства в поисках другой пещеры каждый раз, когда он уходил.

После той первой встречи они виделись всякий раз, когда он наведывался в Железный Лес. Локи, как вскоре обнаружила Ангербода, легко менял обличья, так что он мог довольно быстро добраться до неё из Асгарда, обернувшись птицей. Иногда он заглядывал, чтобы поддразнить её и поболтать, а порой даже оставался на ночь-другую и потешно храпел на полу её пещеры, уткнувшись в свой скомканный плащ, который служил ему подушкой. Сама же она спала редко.

Ангербода не знала, сколько времени прошло с тех пор, как они повстречались у реки, но её светлые пепельно-каштановые волосы заметно отросли красивыми прямыми прядями; она часто заплетала их в тонкую косу, перекинутую через плечо, или закалывала сзади в свободный пучок на затылке. Её бледная из-за постоянного нахождения в пещере кожа быстро зажила после ожогов, и теперь Ангербода выглядела намного моложе. Лишь тёмные круги под глазами никуда не делись.

Своё сердце ведьма вернула на место. Она практически полностью покинула своё тело, чтобы приглушить боль, но при этом оставила тонкую ниточку связи, чтобы иметь возможность двигать руками. Так она смогла заново вскрыть свою рану в том месте, где её пронзили копьем, и после всего на её груди остался лишь вертикальный шрам. Но всё равно Ангербоду не покидало ощущение, что чего-то не хватает. Как будто пустота в её груди не заполнилась полностью.

И всё же она выжила и неплохо устроилась. От реки, возле которой она впервые встретила Локи, извивался ручей. Он подходил достаточно близко к её пещере, так что оказалось вполне удобно ходить туда и обратно за водой и стирать те немногие предметы одежды, что у неё имелись. Ей также удалось собрать небольшое количество меховых шкур и обустроить постель, но не хватало еды. Животных в Железном Лесу почти не водилось.

Однажды Ангербода вышла проверить расставленные среди деревьев силки, но, увидев, что в них нет дичи, побрела к ручью ловить рыбу. Несколько часов она просидела на берегу, изнывая от скуки. Клёва всё не было, и она уже почти задремала, прислонившись к дереву, как вдруг мимо её головы просвистела стрела и вонзилась в кору в трёх дюймах от её лица.

Когда первое потрясение схлынуло, Ангербода с широко раскрытыми глазами начала озираться в поисках стрелка. Из-за деревьев по ту сторону ручья показалась ётунша: широкоплечая женщина в короткой шерстяной тунике и штанах, с мешком на плече. В руках она держала лук, пустой колчан бился о бедро, а с пояса свисало несколько жирных кроликов.

– Ты не кролик, – произнесла женщина. Голос её прозвучал раздосадованно.

– Ты меня чуть не убила, – ответила Ангербода, яростно моргая.

– А что ты здесь, собственно, делаешь? Разве ты не знаешь, что это мёртвый лес?

Хотя она выглядела не старше Ангербоды, ётунша смотрела на неё свысока, как будто умудрённая опытом ведьма была всего-навсего непослушным ребёнком. Это пришлось не по душе Ангербоде, так что в ответ она лишь молча воззрилась ей в глаза. Женщина окинула её ещё одним оценивающим взглядом и затем продолжила:

– Почему бы тебе не вытащить мою стрелу из дерева и не присоединиться к моей трапезе? Этим я хоть немного могу загладить вину за то, что чуть не застрелила тебя.

– Со мной поступали и похуже, – проворчала Ангербода, откладывая в сторону самодельную удочку.

В это время года ручей был мельче обычного, и ей потребовалось лишь перепрыгнуть через несколько камней, чтобы добраться до другого берега. Пока колдунья разжигала костер, великанша ловко освежевала двух кроликов, представилась Скади, дочерью Тьяцци, и с гордостью добавила, что она известна в Ётунхейме как Охотница благодаря своим навыкам звероловства и стрельбы из лука. Она была по-своему симпатичной: с толстыми светлыми косами, видневшимися из-под отороченной мехом шапки, крепкими проворными руками и льдисто-голубыми глазами.

Ангербода представилась, и Скади только кивнула в ответ, лишь мимолетно смешавшись при звуке её имени.

– Так, значит, ты живёшь в этих краях? – поинтересовалась ведьма, когда Скади поставила кроличье мясо вариться в маленьком железном котелке, который выудила из мешка.

Ётунша покачала головой.

– Я живу в горах, но гораздо севернее и дальше вглубь наших земель. А ты откуда родом? Я с трудом разбираю твой говор.

– Всё дело в возрасте, – честно призналась Ангербода. – Я намного старше, чем выгляжу. Если ты пришла с гор, где же твои лыжи?

– Здесь ещё не выпал снег, так что лыжи пришлось оставить по дороге.

– Что же тогда привело тебя сюда? В этих лесах нет ничего, кроме мелкой дичи, да и той негусто. В горах добыча для тебя, несомненно, куда богаче.

Скади помешала ножом содержимое котелка и улыбнулась собеседнице через языки пламени.

– Это из-за легенды, которую рассказывают у нас, в Ётунхейме. Говорят, колдунья, прародительница волков, всё ещё обитает где-то в этих краях. Она – из древнего рода ётунов, а все они якобы давным-давно жили здесь, в Железном Лесу. Я иногда углубляюсь в чащу во время охоты, но никогда никого не встречала. А сегодня утром я увидела дым в предгорьях и не смогла удержаться, чтобы не проверить. Полагаю, это была всего лишь ты, верно?

– Бесспорно. – Ангербода сделала паузу, тщательно подбирая следующие слова. – Я и правда ведьма, но, верно, не та, которую ты разыскиваешь.

– Ведьма, – эхом отозвалась Скади. – Какого рода ведьма?

Женщина пожала плечами.

– Что ты умеешь делать?

– Полагаю, ничего впечатляющего, – задумчиво произнесла Ангербода. – У меня ведь даже дом не обставлен.

У неё и котелка-то не было, чтобы потушить мясо. Может быть, она и была колдуньей, но уж точно не обладала достаточными умениями, когда дело касалось бытовых приспособлений, мебели и всего того, что необходимо, чтобы с комфортом обстроить свою новую жизнь.

Скади отвлеклась от котелка и уставилась на неё – отчасти с подозрением, отчасти с тем же недоумением, что сквозило во взгляде Локи, когда он впервые увидел её новое жилище. Но Ангербода невозмутимо продолжала смотреть прямо на неё и лишь плотнее закуталась в плащ. Приближалась ночь.

– Хм, – наконец произнесла Скади и продолжила помешивать варево, но выражение её лица подсказывало, что думает она совсем не о супе. – Но ты должна уметь хоть что-то, если называешь себя ведьмой. Например, некоторые ведьмы, о которых я слышала, могут творить сейд. Как Фрейя. Ты это умеешь?

– Ты знаешь о Фрейе? – осторожно спросила Ангербода.

– Слышала разговоры. Пока торгуешь, можно многое услышать. Ты знаешь про войну? – уточнила Скади, ошибочно приняв отстранённое выражение лица собеседницы за замешательство. – Между асами и ванами?

Колдунья кивнула. В один из своих визитов Локи рассказал ей о том, что произошло после её бегства из Асгарда.

– Я знаю о войне, – сказала она, – но едва ли в подробностях. На самом деле я слышала, что войны и не случилось: её только объявили, а затем сразу перемирие. Только как же им удалось его заключить?

– Они обменялись заложниками, – объяснила Охотница. – Ньёрд из ванов, его сын и дочь, Фрейр и Фрейя, в обмен на двух асов, одним из которых был Мимир.

Брови Ангербоды взлетели вверх, как только прозвучало ещё одно знакомое имя.

– Мимир? Самый ценный советник Одина? Эти заложники из ванов, должно быть, действительно важны, раз он согласился на такую утрату.

– О, не волнуйся, – мрачно сказала Скади. – Асы редко играют по правилам. В конце концов Один вернул его – по крайней мере, его голову…

Ведьма вздрогнула.

– И всё же… Даже для того, чтобы вначале согласиться на такую сделку… Кто эти ваны? Что в них особенного?

– Ньёрд – какой-то морской бог, но его дочь, Фрейя, якобы самая прекрасная из женщин, и говорят, что именно она научила самого Одина сейду.

– Да неужели?

«Вот и хорошо, пусть говорят, – подумала Ангербода. – Скоро никто и не вспомнит о трижды сожжённой ведьме, и меня оставят в покое».

– Да, – продолжала ётунша, – и теперь Фрейя живет среди асов. Я слышала, что у неё есть свой чертог и всё такое.

Колдунья поёрзала и ещё плотнее закуталась в плащ. Фрейя – до войны она была совсем молоденькой – одна из первых в Ванахейме стала уговаривать Гулльвейг научить её сейду, и это так хорошо отложилось в памяти потому, что девушка была изумительно красива и необычайно убедительна. Лица её и Одина были единственными, что Ангербода отчётливо помнила с тех времен, когда была Гулль- вейг.

– Так что, ты умеешь делать то же, что и Фрейя? – спросила её Скади.

– И да и нет, – медленно произнесла женщина, надеясь увести разговор от сейда. – Но у меня есть и другие полезные способности.

Охотница, казалось, задумалась. Она наполнила тушёным мясом маленькую деревянную миску, которая была у неё с собой, и передала её Ангербоде, а сама принялась есть прямо из котелка.

– Я пытаюсь придумать, как тебе помочь, – наконец произнесла Скади. – Потому что мне хочется тебе помочь. Но я человек торговый и знаю толк лишь в деловых сделках. Так вот, природа сделок такова: нужно предложить что-то в обмен на что-то другое. Отсюда и вопрос: что же ты можешь предложить?

Ангербода замолчала, задумавшись. Что ещё она умела, кроме сейда? Почти ничего ей не вспоминалось из своего прошлого… кроме её магии. Это было такой же её неотделимой сутью, как сама душа, и столь же ясно стояло в её памяти, как утренний завтрак.

– Я умею варить зелья, – ответила она наконец. – Хотя под рукой у меня сейчас нет нужных ингреди-ентов.

Она указала на голые деревья, плотно обступавшие их:

– Здесь просто не с чем работать.

Скади улыбнулась.

– У одной из моих родственниц славный сад. Я могла бы обменять пойманную дичь на любые растения, какие ты пожелаешь. А потом я могла бы отдать тебе эти растения в обмен на зелья, которые, в свою очередь, смогу обменять на всё остальное, что тебе понадобится… за долю, конечно.

– Само собой, – согласно отозвалась Ангербода, благодарная великанше уже за то, что она с самого начала миролюбиво подошла к самой идее. – В конце концов, большую часть работы будешь делать ты, так что можешь брать себе любую часть со всех сделок – мне же нужно совсем немного.

Она помолчала и добавила:

– Хотя мне хотелось бы полюбопытствовать, какая тебе выгода со всего этого. Я ведь живу так далеко от любых торговых путей. Да и вообще от путей, если уж на то пошло.

Охотница пожала плечами.

– Тут ты права. Но в конечном счете всё сводится к тому, насколько хороши твои зелья. Если они стоят того, я смогу за них много выручить, тогда поездки к тебе будут окупать стоимость моего времени. Какие снадобья ты можешь приготовить?

– Для начала целебные мази. И амулеты для лечения болезней, – сказала Ангербода и сделала глоток из миски с рагу. Еда была восхитительной, особенно учитывая, что ведьма довольно долго перебивалась костлявыми кроликами, обугленными на прутиках над её печью. – И ещё зелья, чтобы утолять голод, такие особенно полезны зимой.

Её слова произвели впечатление на Скади.

– За такие снадобья можно выручить кругленькую сумму. Конечно, если они действуют.

– Поверь мне, – сказала Ангербода с намёком на улыбку, – они прекрасно действуют.

Как оказалось, ведьма была права: Скади торговала её зельями в Ётунхейме и за его пределами и выручала за них так много, что теперь частенько наведывалась в пещеру Ангербоды с предметами домашнего обихода – ножами, ложками, постельным бельём, шерстяными тканями, котелком, топором для дров – и дичью, которую либо ловила сама, либо выменивала. Их сотрудничество выглядело так: Охотница привозила крупные деревянные ящики, заставленные маленькими глиняными горшочками, закрытыми крышками и со всех сторон обёрнутыми нечёсаной шерстью, чтобы они не разбились при транспортировке. Ангербода же наполняла горшки своими зельями и возвращала их Скади, которая взамен привозила ей новый ящик пустых горшков.

Некоторые вещи, которые приносила Охотница, дали ведьме повод думать, что её зелья снискали славу и за пределами Ётунхейма. Скади объяснила, что у неё есть несколько знакомых, которые торгуют с гномами в Нидавеллире, с тёмными альвами в Свартальвхейме и даже с людьми в Мидгарде. О каких-то товарах из Мидгарда Ангербода никогда раньше даже не слыхала: например, о прекрасных тканях из этих земель.

– Это называется «шёлк», – сообщила ётунша, привезя с собой один особенно восхитительный отрез блестящей материи. – Люди пересекают огромные океаны на своих длинных кораблях, чтобы заполучить его, так что эта ткань прошла довольно долгий путь.