Индустрии будущего

Посвящается моей жене Фелисити, благодаря которой наша семья дружно и уверенно стоит на земле, пока я витаю в облаках – куда дольше и чаще, чем надо бы

Alec Ross

INDUSTRIES OF THE FUTURE

Печатается с разрешения автора и литературных агентств The Lotts Agency и Andrew Nurnberg.

© Alec Ross, 2016

© Перевод. П. Миронов, 2016

© Издание на русском языке AST Publishers, 2017

Предисловие к русскому изданию

Каждые десять лет в мире происходит массовое внедрение новых технологий, которые так или иначе влияют на нашу жизнь. Однако большинство из нас узнает про эти инновации только постфактум, тогда как наибольший выигрыш от новых технологий получают те, кто имеет прямое отношение к их созданию и внедрению.

Алек Росс в своей книге «Индустрии будущего» приоткрывает завесу над тем, как наш мир будет выглядеть в ближайшие двадцать лет. Проработав четыре года старшим советником госсекретаря США по инновациям, Росс делится с читателями своим ви́дением грядущих экономических и социальных перемен. По мнению автора, наиболее перспективными отраслями будущего станут робототехника, передовые медико-биологические науки, кодификация денег, кибербезопасность и «большие данные». Экзокостюмы вернут парализованных к прежней жизни, рак будет излечим благодаря секвенированию генома, а на замену привычных нам доллару и евро придет компьютерный код. Примечательно, что Алек Росс не стремится идеализировать инновации будущего, а учитывает их недостатки и опасности. К примеру, электронные транзакции облегчат процесс покупок, но в то же время станут приманкой для разного рода интернет-мошенников. А по мере своего развития геномика, с одной стороны, поможет разработать лечение для людей, склонных к суициду, а с другой – запустит появление искусственно сконструированных младенцев.

Я считаю, что эту книгу стоит прочитать каждому, независимо от должности, профессии и сферы деятельности. Вы сможете понять, как очередная волна инноваций повлияет на наше общество в целом и на каждого из нас в частности. К тому же благодаря этой книге вы получите реальное представление о том, как можно подготовить подрастающее поколение к успеху в мире растущей конкуренции и постоянных изменений.

Ольга Плаксина,

Председатель правления Группы «ИФД КапиталЪ»

Введение

Сумей приспособиться или умри – сегодня, как и всегда, это непреложный императив природы.

Герберт Уэллс. Разум, натянутый как тетива (1945)

Оборотная сторона глобализации

На часах три ночи, а я все еще вытираю шваброй гигантскую лужу на полу, от которой так и разит виски. Концерт кантри-музыки в Чарлстоне, штат Западная Виргиния, закончился пару часов назад.

Стоит лето 1991 года, – только что завершился мой первый год в колледже. Большинство моих друзей из Северо-Западного университета отправились проходить всякие крутые стажировки в юридических фирмах, управлениях Конгресса и инвестиционных банках Нью-Йорка или Вашингтона, а я нанялся в бригаду из шестерых уборщиков, которая обслуживает мероприятия в Чарлстонском городском концертном зале, рассчитанном на тринадцать тысяч зрителей.

Ночное дежурство – это хуже любого джетлага. Приходится выбирать, начинается твой день с работы или заканчивается ею. Я просыпаюсь в десять вечера, делаю себе… м-м-м… ладно, назовем это завтраком, затем вкалываю с полуночи до восьми утра, а в три часа дня валюсь в постель.

Остальные пятеро из нашей команды – ребята неплохие, но сильно побитые жизнью. Один постоянно таскает в заднем кармане джинсов полулитровую фляжку водки, и к нашему «обеду», то есть к трем часам утра, она уже обычно пуста. Лишь один из нас примерно моего возраста – долговязый рыжий паренек из «низин» (hollows): так у нас называются долины, вьющиеся цепями среди холмов Западной Виргинии. Другим за сорок, за пятьдесят – то есть, по идее, они должны быть как раз сейчас на пике своего зарплатного потенциала.

Основная проблема с кантри-концертами в Западной Виргинии в том, что здесь слишком много пьют. А нам, значит, приходится убирать последствия. Мы вшестером обходим арену, расставляя по кругу огромные пластиковые емкости с флуоресцирующим голубым очистителем, затем опрокидываем открытые бутыли на бетонный пол – и зал накрывает дикое шипение.

Последняя волна технологической революции и глобализации превратила одних из нас в победителей, а других – в проигравших. В числе первых оказались прежде всего венчурные инвесторы, предприниматели и высококвалифицированные специалисты, быстро сориентировавшиеся на стремительно растущих новых рынках и оценившие новые технологии. Но в число победителей вошли и миллиард с лишним жителей развивающихся стран, которые в одночасье превратились из бедняков в представителей среднего класса – ведь когда эти страны открылись миру и стали частью глобальной экономики, именно их относительно дешевая рабочая сила оказалась серьезным преимуществом.

А проиграли прежде всего жители тех регионов мира, где рабочая сила традиционно была дорогой, – например, Соединенных Штатов и Европы. Многие не сумели или не захотели повысить свою квалификацию, а без этого нельзя было угнаться за новыми темпами технологического прогресса и глобализации рынков. Ребята, с которыми я тер полы на полуночном дежурстве, оказались в числе проигравших в значительной степени из-за того, что рабочие места на угольных шахтах Виргинии, на которые каждый из них еще недавно мог твердо рассчитывать, теперь были заняты машинами, а практически вся продукция, что в 1940–1980-х годах производилась на многочисленных заводах штата, теперь изготавливалась в Мексике или Индии. И для моих товарищей по команде работа ночного уборщика была не просто летней студенческой подработкой, как для меня, – у этих парней в принципе оставалось не так уж много вариантов.

В юности я думал, что весь мир устроен примерно так же сурово, как жизнь в Западной Виргинии: тебе приходится напрягать все свои силы – нет, не чтобы двигаться все вперед и выше, а чтобы хотя бы сползать вниз помедленнее. Но лишь поездив по миру, я увидел, что, пока мой родной штат сползает в депрессию, множество других регионов поднимаются с колен.

С того момента, когда я орудовал шваброй на ночной арене, прошло два десятилетия. Я повидал мир и познакомился с руководителями самого высокого уровня – как в крупнейших технологических компаниях, так и в правительствах самых разных государств. Я служил старшим советником по инновациям у госсекретаря Хиллари Клинтон, причем эту должность она учредила специально «под меня», как только заняла свой пост. До того как начать работу у Клинтон, я был координатором политики в сфере технологий и СМИ при избирательном штабе Барака Обамы в ходе его кампании 2008 года. Кроме того, я восемь лет участвовал в управлении успешной социально ориентированной организацией в сфере технологий (я был одним из ее соучредителей). Моей задачей в Государственном департаменте было модернизировать дипломатические практики и отыскивать новые инструменты и подходы для решения внешнеполитических проблем. Клинтон наняла меня, чтобы я, по ее словам, «добавил немного инновационной волшебной пыли» в слишком уж традиционные методы работы Государственного департамента. Нам многое удалось сделать, и к 2013 году, когда я вслед за Клинтон покинул Госдепартамент, мой отдел с гордостью носил звание самого инновационного подразделения во всех министерствах и агентствах федерального уровня.

Мы разработали несколько весьма успешных программ, которые помогли решить сложнейшие и крайне неприятные проблемы в столь различных странах, как Конго и Гаити, а также в регионах на севере Мексики, где пограничные города находятся под полным контролем наркокартелей. И основой, и фоном всех этих действий была моя первоочередная задача: привлечение наиболее креативных американских предпринимателей к участию в решении вопросов дипломатической повестки США.

Большую часть этих лет я провел в дороге. Конечно, и до, и после службы в правительстве мне довелось повидать свет, но тысяча четыреста тридцать пять дней под руководством Хиллари Клинтон подарили мне возможность особенно пристально и четко рассмотреть силы, которые формируют наш мир. Я побывал в десятках и десятках стран, преодолев в общей сложности более полумиллиона миль – это как слетать до Луны и обратно, заскочив уж заодно и в Австралию.

Я видел роботов следующего поколения в Южной Корее, я видел, как появляются и развиваются банковские инструменты в таких регионах Африки, где и банков-то никаких не было; я видел, как в Новой Зеландии используют лазеры для повышения урожайности в сельском хозяйстве, а украинские студенты разрабатывают изощренные программы, позволяющие переводить язык жестов глухонемых в слышимую речь.

Мне посчастливилось одному из первых увидеть новые технологии, которые будут внедрены лишь через несколько лет, но я до сих пор часто вспоминаю мои ночные дежурства и ребят, с которыми там познакомился. Время, которое я потратил на то, чтобы научиться видеть в глобальной перспективе силы, которые формируют наш мир, помогло мне ясно осознать, почему жизнь на моей малой родине, в холмах Западной Виргинии, стала постепенно такой трудной – и почему во многих других частях мира жизнь становится все лучше и лучше.

Мир, в котором я вырос – мир старой индустриальной экономики, – оказался радикально преобразован последней волной инноваций. Слагаемые этой истории теперь уже всем знакомы: технологии, автоматизация, глобализация.

Когда я учился в колледже в начале 1990-х годов, процесс глобализации еще более ускорился, в результате чего пришел конец многим из тех политических и экономических систем, которые определяли вчерашнее мироустройство. Советский Союз распался, и вместе с ним развалилась система его стран-сателлитов. Индия начала ряд либеральных экономических реформ, и на мировом экономическом поле появилось более миллиарда новых свободных агентов. Китай стал менять свою экономическую модель, создав новую форму гибридного капитализма, которая помогла вытащить из нищеты еще более полумиллиарда людей.

Возник Европейский союз. Заработало Североамериканское соглашение о свободной торговле (НАФТА), объединившее Соединенные Штаты, Канаду и Мексику в самую обширную на сегодняшний день зону свободной торговли в мире. В ЮАР пришел конец режиму апартеида, и Нельсон Мандела был избран президентом страны.

Пока я учился в колледже, мир только-только начинал знакомиться с интернетом. Общественность получила доступ к Всемирной паутине, а также веб-браузерам, поисковым системам и механизмам электронной коммерции. Amazon был зарегистрирован чуть ли не в тот самый день, когда я ехал на инструктаж на свою первую работу после колледжа.

В то время эти политические и технологические процессы не воспринимались мной как слишком уж значительные, но в результате изменений, произошедших, пока я рос в Западной Виргинии, и ускорившихся с появлением интернета, жизнь, которой мы жили всего двадцать лет назад, стала казаться древней историей.

Пусть у жителей моего родного города сегодня меньше карьерных возможностей, чем у их родителей, – и все-таки они живут лучше, если взглянуть на это с точки зрения того, что можно приобрести на их зарплату сегодня и что нельзя было купить ни за какие деньги несколько десятилетий назад – в том числе более разнообразные и совершенные способы коммуникации и развлечения, более здоровую пищу, более безопасные автомобили и фантастические достижения медицины, которые на годы увеличивают продолжительность нашей жизни. Тем не менее им пришлось пройти через множество перемен – как положительных, так и отрицательных. И все же эти перемены меркнут по сравнению с тем, что сулит следующая волна инноваций, постепенно накрывающая все сто девяносто шесть стран на планете.

Наступление эпохи глобализации ознаменуется лавиной технологических, экономических и общественных перемен, столь же критических, как те, что потрясли мой родной город в ХХ веке, и те, что стали результатом появления интернета и цифровых технологий двадцать лет назад, когда я оканчивал колледж.

В таких, казалось бы, далеких друг от друга сферах экономики, как биотехнология, финансовый бизнес, военно-промышленный комплекс и сельское хозяйство, – если вы можете вообразить себе какой-то прорыв, то будьте уверены, кто-то уже работает над тем, как доработать эту инновацию и монетизировать ее.

Даже сами регионы, где инновации пускают в коммерческий оборот, тоже множатся. В Соединенных Штатах новаторские идеи давно уже рождает не только Кремниевая долина, но и так называемый «Маршрут 128» (Route 128) в районе Бостона и «Научный треугольник» (Research triangle) Северной Каролины. Инновации приходят из Юты, Миннесоты и расположенных в Виргинии и Мэриленде пригородов Вашингтона (округ Колумбия). Ну и, разумеется, прогресс не ограничивается одной Америкой.

После многих лет роста, базирующегося на дешевой рабочей силе, обнадеживающие инновационные сигналы начинает подавать трехмиллиардное население Индонезии, Бразилии, Индии и Китая. Страны Латинской Америки, выходящие к Тихому океану, такие как Чили, Перу, Колумбия и Мексика, по-видимому, поняли, какую позицию им следует занять в глобальной экономике. Европейские рынки труда наивысшей классификации порождают стартапы, которые заставляют Кремниевую долину зеленеть от зависти, а в крошечной Эстонии вся экономика, кажется, вообще стала электронной.

Инновации таким же образом преображают и Африку, где даже в лагерях беженцев в Конго такие простые технологии, как мобильный телефон, облегчают доступ людей к информации. Африканские предприниматели меняют лицо континента, стимулируя развитие и создавая новые предприятия, конкурентоспособные на мировом уровне.

Повсюду почувствовавшие свои возможности граждане и объединения граждан бросают вызов установленному порядку способами, которых никогда прежде нельзя было вообразить, – от создания новых бизнес-моделей до свержения старых автократий.

В ближайшем будущем появятся роботизированные экзокостюмы, которые позволят парализованным ходить, и лекарства, которые полностью уничтожат те или иные формы рака; компьютерные программы будут использоваться и как международные валюты, и как глобальное оружие, способное уничтожить любую инфраструктуру на другом конце земного шара.

В этой книге будут описаны такие открытия, но она не просто поет хвалу выгодам инноваций. Технологические прорывы и связанное с ними накопление богатства не будут равномерными. Многие получат в результате большую выгоду. Некоторые – огромную выгоду. Зато сотням тысяч или даже миллионам придется сняться с насиженных мест. В отличие от предыдущей волны цифровой глобализации и инноваций, которая вытащила огромное число людей из бедности, создав множество недорогих рынков, волна, которая все выше поднимается сегодня, обрушится на средний класс во всех странах мира, и многим грозит возвращение к бедности. Предыдущая волна принесла с собой экономический подъем в целые страны и общества. Следующая заставит экономические системы этих отдаленных регионов влиться в русло реальной экономики, одновременно бросая вызов среднему классу в наиболее развитых странах.

Жители огромной части мира вновь начинают чувствовать неуверенность из-за растущего уровня неравенства и экономической дестабилизации. Всепроникающее ощущение того, что найти свое место в мире или двигаться вперед становится все труднее, потрясает основы многих сообществ.

Инновации несут в себе и новые возможности, и новые опасности. Те же самые инструменты, которые способствуют беспрецедентным достижениям в области экономического и социального благосостояния, также облегчают задачу хакеру, который вознамерился украсть ваши персональные данные или взломать ваш банковский счет. Компьютеры, способные принципиально ускорить анализ различных правовых документов, могут критично уменьшить количество рабочих мест для квалифицированных юристов. Социальные сети могут создавать небывалые возможности для зарождения новых связей – но могут и стимулировать развитие новых форм тяжелых социальных неврозов. Цифровые транзакции облегчают процесс торговли – но они же открывают все новые и новые возможности для интернет-мошенников.

Будучи студентом колледжа на заре интернет-революции, я не имел ни малейшего понятия о будущем. Жаль, что в те годы у меня не оказалось под рукой книги вроде этой – книги, автор которой попытался бы популярно объяснить мне, что же будет дальше. Конечно, никто не всеведущ, но с годами мне повезло получить некоторое представление о том, что может скрываться за новым поворотом.

Эта книга – об экономике будущего. Она написана для всех, кто хочет знать, как захлестывающая нас волна инноваций повлияет на наши страны, наше общество – и на нас самих.

Детство в эпоху старой экономики

Для того чтобы понять, куда в будущем двинется глобализация, неплохо бы знать, как она начиналась. Свои детские годы я провел в Чарлстоне, штат Западная Виргиния. Этот город может служить просто образцовой моделью того, как в течение нескольких столетий мощно рос промышленный потенциал Америки – начиная как раз с тех самых закопченных виргинских угольных шахт, которые обеспечивали этот рост. Западная Виргиния поднялась на угле примерно так же, как Питтсбург вырос на стали, а Детройт – на автомобильной промышленности. И в самом деле, именно тесные связи с промышленным Севером со временем привели штат к отделению от более аграрного Юга, когда началась американская Гражданская война.

Западная Виргиния повторила судьбу других горнорудных центров Старого Света, вокруг которых возникли первые производственные базы промышленной революции. В Соединенном Королевстве такими базами стали Манчестер и Лидс, причем капитал для производства предоставили банкиры Лондона, а уголь привозили из Уэльса. В Германии производственным регионом стала Рурская область в долине Рейна. Уголь сюда везли из Восточной Германии и Польши.

Сегодня в фабрику мира превратились прибрежные регионы Китая, особенно районы вокруг Шэньчжэня и Шанхая. Уголь сюда поступает из западных областей Китая и Австралии. Аналогичным образом горнодобывающие районы на северо-востоке Индии, турецкая Анатолия и бразильская Санта-Катарина снабжают индустриальные базы собственных развивающихся экономик, а также других стран мира. В каждом из этих регионов добыча полезных ископаемых служит опорой для расширения экономических связей и возможностей – по крайней мере на какое-то время.

Опираясь на угольную лихорадку Западной Виргинии, здесь также развились смежные отрасли промышленности, которые закрепили за штатом роль поставщика сырья – и это же в конечном счете стало предвестником его упадка. В начале ХХ века Чарлстон пережил еще один бум, на этот раз химический. В 1920 году компания Union Carbide Corporation построила в Западной Виргинии первый в мире нефтехимический завод.

После вступления Америки во Вторую мировую войну потребовались огромные количества синтетического каучука. Union Carbide, которая к тому времени стала самым крупным работодателем в Западной Виргинии и одной из десяти ведущих химических компаний мира, вошла в период роста, который продолжался еще много лет после войны. C 1946 по 1982 год доходы корпорации увеличились с примерно 415 миллионов долларов до более чем 10 миллиардов. В это время на предприятиях компании по всему миру было занято целых 80 тысяч человек – и около 12 тысяч из них работали в Западной Виргинии. И по мере того как росла компания, рос и процветал Чарлстон. К 1960 году его население увеличилось до 86 тысяч жителей – с довоенных 68 тысяч.

Немалая часть моих одноклассников были детьми инженеров-химиков, работавших в компании. Их семьи часто были наиболее мобильными и космополитичными – они приезжали в город из лучших университетов страны и даже других стран. И в течение более чем 100 лет старая промышленная специализация Западной Виргинии: уголь, химикаты и пластмассы – сулила стабильный доход и обеспечивала надежную карьеру.

Наша семья обосновалась в Западной Виргинии, когда мой дед, Рэй Де Пауло, переехал туда из района угольных месторождений Колорадо во время Великой депрессии. Его среднюю школу закрыли из-за нехватки средств, поэтому аттестаты об окончании просто раздали всем старшеклассникам, включая моего тогда 13-летнего деда. К счастью для него, в те времена еще можно было заработать на жизнь, имея только бумажку об окончании средней школы.

Оказавшись в Западной Виргинии, мой дед стал тем, что мы нынче называем красивым словом «предприниматель». Он ходил от двери к двери, продавая телефонные аппараты (в ту пору люди только начинали ставить у себя дома телефоны). Он владел авторемонтной мастерской, управлял полем для гольфа, у него был ресторан, пекарня, парковка, а также клининговый бизнес – и большей частью этих своих предприятий он руководил из стеклянного «аквариума» вроде тех, в каких сидят управляющие свалками подержанных автомобилей.

Мой дед рано осознал одно из любопытных противоречий глобализации: общедоступная информация – это не только новые возможности, это еще и конкуренция, а она может пошатнуть почву у вас под ногами, и в конечном счете вы потеряете свое место в мире. Во времена моего деда Западная Виргиния, как и многие другие промышленные центры Америки, только начинала реализовывать выгоды своего положения. Но незаметные на первый взгляд минусы и риски этого процветания уже попали в поле зрения новых конкурентов, новых рынков и… новых машин.

Я очень хорошо помню, что примерно на полпути между Чарлстоном и адвокатской конторой моего отца лежал городок под названием Найтро. И каждый раз, проезжая этот самый Найтро, мы с братом и сестрой начинали хныкать и ерзать на сиденье из-за отвратительного зловония, исходившего от химических заводов.

Наша мама крепко держала руль, старалась дышать как ни в чем не бывало и каждый раз приговаривала: «Это запах денег». Этот ужасный запах означал для нее только одно: производство на подъеме, на нем занято множество рабочих, и часть из них, несомненно, являются потенциальными клиентами ее мужа и нашего отца.

Во времена старой экономики деньги пахли так же ужасно не только в Найтро, но и, например, в Гэри, штат Индиана, в Ньюарке, штат Нью-Джерси, и Батон-Руже, штат Луизиана. Сегодня тот же самый запах окутывает промышленные объекты в Китае, Индии и Мексике, хотя его до сих пор можно ощутить и в некоторых старых промышленных центрах Америки.

Долину реки Канавха, которая протекает через Чарлстон, когда-то называли Химической долиной. В течение почти целого столетия здесь была сосредоточена самая высокая концентрация химических производств в США: Union Carbide, DuPont, Monsanto, Food & Machinery Corporation (FMC) и многие-многие другие.

По ночам расстилавшаяся внизу долина казалась декорацией из футуристического фильма: громоздящиеся стальные конструкции заводов, усыпанные крохотными точками огоньков. Полностью затянутое дымом ночное небо мерцало оранжевым заревом, и вся эта картина зловеще отражалась в реке – реке, в которой, разумеется, не водилось ни единой рыбешки или какой другой живности. В детстве я как-то не задумывался, почему это так.

Город Найтро, расположенный в 14 милях вниз по реке от Чарлстона, получил название в честь нитроцеллюлозы, важного сырья для получения мощного взрывчатого вещества пироксилина. То есть это в самом прямом смысле был Город Большого Бума! Найтро построили, когда Америка наращивала военную мощь в канун Первой мировой и выяснилось, что армии Соединенных Штатов остро не хватает взрывчатых веществ. Правительство США инвестировало больше 70 миллионов долларов в строительство объекта, который получил название «Завод взрывчатки C», и соответствующей городской инфраструктуры. Война закончилась в ноябре 1918 года, сразу после того как была выпущена первая партия взрывчатки.

Но это была не последняя битва Найтро. В 1960-е годы один из местных химических заводов, в то время принадлежавший компании Monsanto, разработал гербицид «Агент Оранж», который американские летчики распыляли над джунглями Вьетнама. Этот дефолиант вызывал массовое опадение листвы в тропических зарослях, что, в свою очередь, лишало убежищ вьетнамских партизан. Однако побочные эффекты сказались на здоровье более миллиона вьетнамцев и 100 тысяч американских солдат, а также стали причиной врожденных дефектов у более чем 100 тысяч детей.

Это был скверный бизнес, но на тот конкретный момент в том конкретном регионе моя мать была права: вонь заводов Найтро была запахом денег. Огромного количества денег. Однако затем денежный поток стал иссякать. И в конечном счете те же самые отрасли промышленности, благодаря которым возник Чарлстон и расцвела Западная Виргиния, привели их к упадку.

Что касается угледобычи, то в процессе механизации один оператор шахтерского комбайна лишил работы сотни углекопов. В химической промышленности глобализация означала, что капитаны бизнеса теперь могли строить заводы в тех странах и регионах, где экологическое законодательство было более мягким, а рабочая сила – более дешевой. И химические заводы ушли в Индию и Мексику.

Самым разумным решением для многих жителей Чарлстона стал переезд. С 1960 по 1990 год город потерял 40 % населения. К 1988-му уровень безработицы в Западной Виргинии почти вдвое превышал средний национальный показатель. Детей инженеров в моей школе оставалось все меньше – их родители постепенно уезжали из штата или даже из страны.

Чарлстон и Западная Виргиния разделили судьбу множества городов и государств по всему миру, пострадавших от глобализации и постиндустриального упадка на рынке труда. Эти регионы, словно наручниками прикованные к своим сырьевым и промышленным отраслям, в течение многих лет процветали в условиях стабильного экономического роста. Но как только бум закончился, по ним ударила стремительная утечка капитала и населения. Заводы, которые когда-то служили драйверами финансового развития, сегодня просто портят городской пейзаж своими дремлющими стальными силуэтами. Сталелитейные заводы Питтсбурга закрыты. Автомобильная промышленность Детройта столкнулась с конкуренцией со стороны Токио и Сеула, и в результате численность местного населения сократилась с 1,8 миллиона до 700 тысяч.

Но пострадали не только американские города. Английский Манчестер, первый промышленный город в мире, потерял в 1970-е годы 50 тысяч рабочих мест. Угледобывающая промышленность Южного Уэльса пришла в упадок, последнее предприятие закрылось в 2008 году. Конкуренция разорила портовый город Марсель, заставив его население поредеть на 150 тысяч человек.

И к тому времени, как я поступил в колледж, единственным химикатом, произведенным в Западной Виргинии и гарантировавшим надежное рабочее место, был тот самый ярко-синий очиститель, который наша команда неудачников разливала по загаженному полу Чарлстонского концертного зала.