Павел Чинарёв: «Никуда не деться от кровожадной романтизации преступного мира»
Текст: Марина Зельцер. Фото: Александра Торгушникова / Медиацентр МХТ имени А.П. Чехова, Валентин Блох
Павел Чинарёв – обладатель брутальной внешности, изрядно приправленной обаянием. Портрет дополняет отменное чувство юмора и самоирония. Однажды на вопрос: «Почему ему все время предлагают отрицательные роли?», он ответил, что просто лицо у него такое... неприятное. Но надо сказать, его подлецы и мерзавцы получаются не одноклеточными и порой вопреки поступкам вызывают если не симпатию, то сочувствие или хотя бы понимание. Возможно, тому виной прекрасная актёрская школа – все-таки начинал учиться у самого Додина и закончил ту же петербургскую театральную академию.
Зритель прежде всего ассоциирует Павла Чинарёва с главным героем – следователем из «Зверобоя», автогонщиком из «Мажора», а многие уже и с антагонистом из чёрной комедии «И снова здравствуйте». Ну а совсем недавно состоялся дебют Павла как кинорежиссёра. В сериале СТС «Домохозяин» он умудрился при этом ещё и одновременно сыграть главную роль. А 5 июля в онлайн-кинотеатре «Кинопоиск» выходит долгожданный сериал «Этерна», снятый в жанре приключенческого фэнтези, где мы увидим актёра в роли рыцаря печального образа, представителя знатного древнего рода, потрёпанного жизнью, но всегда готового к новым испытаниям и, по словам самого Павла, носителя яркой мужской харизмы.
Что думает наш герой о профессии и своей карьере, а также в каких отношениях он находится не только с театром и кино, но и с литературой, мы и попытались узнать во время разговора.

Паша, совсем недавно состоялась необычная двойная премьера по произведениям Александра Цыпкина: картины «Жил. Был. Дом.» на киноэкранах страны и одноимённого спектакля на сцене МХТ. Что вам тут было интересно?
В этой народной сказке для взрослых, как Константин Юрьевич Хабенский определил жанр данного мероприятия, мы, по сути, разыгрываем анекдотичные истории. И я здесь лично для себя пытаюсь оспорить мнение, что анекдоты не нужно разыгрывать, что они сразу же обедняются. Но я не раз видел людей, которые блестяще это делают. И я думаю, что у нас тоже получилось неплохо.
А Цыпкина вы до этого читали?
Я его и играл до этого, и что-то читал на публике. В этой лёгкости и непринуждённости жанра можно вдруг высечь искру какой-то большой мысли.
Вы хотели играть в комедиях, и это ваше желание осуществляется уже не первый раз. Нельзя не вспомнить яркий проект «И снова здравствуйте!» и очень симпатичную историю из новелл «Секс до и после», а только что на канале СТС прошел иронический сериал «Домохозяин», где вы играете главную роль, а ещё и значитесь режиссёром.
Для меня большой шаг был сделан именно с выходом сериала «И снова здравствуйте!». Мое ощущение себя в комедии неотрывно связано с появлением в моей жизни режиссера Егора Чичканова. Это подарок судьбы. Он большой мастер, на мой взгляд, и его авторитет для меня на площадке был просто непререкаем. И я продолжаю работать в этом жанре.

А как случилось, что вы сняли фильм?
Ну, вот как-то так получилось. Сериал начал один режиссёр, а потом я доснял большую часть. Я не думал, что мой дебют в кино будет называться «Домохозяин» (смеется).
В советском кино были огромнейшие успехи именно в этом жанре. А какие фильмы тех лет в этом сегменте вам особенно близки?
У нас было очень много хороших фильмов. А я вообще всякие комедии люблю. Не так давно смотрел фильм Self Reliance, в нашем переводе «Самодостаточность», и это безумно смешно, хотя юмор там тупой. Но не всегда же должно быть изысканно. Я люблю разного сорта юмор.
Сейчас у нас возвращают эту эстафету, стали выходить прекрасные комедии, в том числе сериалы. Чего стоят хотя бы фильмы Анны Пармас «Дорогой родственник» и «Исправление и наказание», оба, кстати, с Тимофеем Трибунцевым и Анной Михалковой, где они совершенно невероятные.
Тимофей – прекраснейший артист, а Анна Никитична – абсолютно великая российская актриса. Аня Пармас – замечательная. Кстати, у меня с ней общая ленинградская точка. Но почему-то Аня всегда мне что-то предлагает, а потом это всегда срывается (смеется). Я согласен, у нас сегодня всё хорошо с комедиями. Поржать мы любим и умеем. Поэтому этот жанр всегда у нас будет.
Вы себя видите и дальше в режиссуре? И если да, то в кино или и в театре?
Мне хотелось бы продолжить этим заниматься. Интересно сделать ещё что-то в кино и попробовать себя в театре.
Ваш дебют прошёл на ТВ, но сейчас фильмы всё больше смотрят в онлайн-кинотеатрах. И истории, выходящие там, становятся, пожалуй, более заметными и обсуждаемыми.
Нет, это не совсем так, у нас очень большая страна. Есть люди, и их очень много, которые смотрят ТВ, в том числе кино там. У меня деревня находится в глухомани между Москвой и Питером, и там интернет ловит, но не так, чтобы посмотреть кино. И люди по-прежнему покупают диски с фильмами. Так что это ещё пока очень даже живо.
Лето в самом разгаре. Для вас это время обычно отдано съёмкам или ещё и отдыху, хотя бы небольшому отпуску?
Последние пять лет я летом не езжу в отпуск и не развлекаю себя летними радостями. Для меня большое счастье находиться на съёмочной площадке. Жизнь тесно переплелась с профессией. В тот момент, когда я пойму, что летом катаюсь на водных лыжах или сажаю что-то, у меня, наверное, начнётся депрессивное состояние. Сейчас жду запуска нескольких проектов. МХТ уходит на каникулы в начале июля. Так что пока идёт активная театральная жизнь. В этом году я прощаюсь со сценой Театра Наций, 4 июня сыграл последний спектакль «Грозагроза». Надеюсь, что это временное затишье в нашем сотрудничестве, что ещё неоднократно выйду на эти подмостки. Я часто получаю приглашения из разных театральных проектов, и очень неплохие, но сейчас, честно говоря, полностью сосредоточен на работе в Московском художественном театре.
Мне очень нравится, что вы даже людям, которые подходят к вам со словами благодарности за какую-то роль в кино, говорите «Спасибо» и добавляете, что вы артист Московского художественного театра.
Я, честно говоря, к этому долго шёл и сейчас так позиционирую себя и педалирую это. Для меня театр – дело чести. Мне очень важно не стать сериальным мальчиком. Я слепо и глупо верю, что кастинг-директора по-прежнему ходят в театр, хотя они перестали это делать, что очевидно. Я думаю, что вырвусь из достаточно простых ролей в кино, которыми тоже очень дорожу, но театр для меня, конечно же, возможность попробовать себя в более тяжеловесном материале. И я надеюсь, что в какой-то момент мои пробы на сцене Московского художественного театра заинтересуют кого-то из серьезных кинорежиссёров.

И я скажу вам, что очень мало кастинг-директоров, да и кинорежиссёров ходят в театр, но всё-таки они есть. Вот про одного, и это Сергей Урсуляк, я доподлинно знаю, что он любит театр и смотрит даже дипломные спектакли на предмет свежих дарований и так открыл, например, Марка Эйдельштейна.
Да, это правда. Сергей Владимирович ходит в театр. И я неоднократно был у него на пробах. А еще я очень дружу с его дочкой Дарьей.
На каких пробах, если не секрет?
Например, на «Ненастье». Сергей Владимирович, конечно же, большой мастер, и мне с ним было очень интересно пообщаться, и интересно будет пообщаться ещё, если это когда-нибудь случится.
Сейчас он занимается «Войной и миром», до запуска ещё очень далеко, но роман густонаселённый, а вдруг...
Я даже не знаю, кого бы мог сыграть в «Войне и мире». Не вижу себя ни в одной из ролей.
А это ничего не значит. Говорят, что когда актер знает, представляет, как играть роль, – это не очень хороший знак. И напротив, когда не видит себя, случаются открытия, потому что режиссёр как раз подошёл нестандартно и достал из него что-то новое и неожиданное.
Тут мы с вами абсолютно сходимся. У меня чаще всего бывает именно так. Когда я сомневаюсь в себе и полностью подвергаю свои умения и навыки фрустрации, случаются интересные тандемы с режиссёрами. А когда я горю чем-то, вижу, как это делать, ни фига путного не выходит. Но у некоторых происходит наоборот.
Я знаю один пример вот такого «наоборот». Даня Воробьев, он мне сам рассказывал в интервью, придумывает себе роль, рисует её, чуть ли не буквально. И это своё оформленное видение приносит режиссеру.
Да, я это знаю, потому что мы сейчас сотрудничаем с ним в сериале «Айда» под руководством режиссёра Олега Асадулина, в котором рассказывается про казанский феномен 1974 года, начало организованной преступности в Советском Союзе, что исторически предшествовало событиям «Слова пацана». Катастрофически обидно, что наш проект будут так или иначе сравнивать с ним, хотя пилот был снят за год до начала съёмок Крыжовникова. Мне кажется, что мы делаем хорошую историю с кровожадной романтизацией преступного мира, но никуда от этого не деться. Просто людям нравится кино про бандитов – и точка. И тут не надо выступать в роли моралиста, говорить, воспитывает ли это. Кино не должно никого воспитывать, на мой взгляд. Мы снимаем более зрелую историю, чем «Слово пацана», потому что у нас не будет ванильностей, которые были там. В проекте также участвует Никита Кологривый (смеётся), а главную роль играет юный Леша Онежен, очень талантливый парень. Моего персонажа зовут Тип, это реальный человек с фамилией Антипов, он отмотал двадцать пять лет, живет в Подмосковье. Именно он организовал группировку «Тяп-Ляп», название пошло от завода «Теплоконтроль».
В театре у вас совсем другие герои, в отличие от кино. С некоторых пор вы играете Мастера в спектакле МХТ. Не обидно, что это ввод, а значит, нет внимания к событию, к работе, в том числе критики, как это бывает с премьерой? К тому же «Мастер и Маргарита» обычно вызывает интерес.
Нет. Все артисты по-разному относятся к профессии. Я не для критиков играю. Я вообще критиков не перевариваю. Я даже больше вам скажу, я ненавижу театральную критику, за редчайшим исключением. В целом я к критикам отношусь максимально скептически. Но была и великая критика, легендарные имена, как Марков, Крымова, есть Борташевич. Это хорошая критика, потому что это конструктивный разбор. Но вообще я рефлексирующий артист. А есть самовлюблённые артисты. При этом они могут быть хороши в каких-то вещах. И мы можем по-разному относиться к своему персонажу. Мой Мастер, как я его понимаю, иронизирует, произнося это слово. И мне кажется, это ближе к Булгакову, в самом слове «мастер» заключается колоссальная ирония писателя. По-моему, ни один нормальный здравомыслящий художник, даже гений не назовет себя Мастером. Мой Мастер – сомневающийся художник, и он не влюблён в себя. Я вообще к этому тексту отношусь своеобразно и считаю, что его не надо поэтизировать, и стараюсь очеловечить свою роль, потому что ни в коем случае нельзя вестись на поводу у автора, это неправильно даже на примере декламации поэзии. Хотя если вспомнить, как нас учили в школе читать стихи... Правда, тут ничего не изменилось, у меня сын – школьник, и его так же точно учат читать стихи «с выражением».

А вам нравится, как кто-нибудь из актеров читает или читал стихи, если говорить и про ушедших?
Мне нравится, как читал стихи Гафт и как читает Филиппенко-старший. Мне нравятся все, кто соблюдает межстрочные паузы. Есть видео, где Бродский начинает читать стихи, потом говорит: «Стоп, подождите, не та тональность». Но когда артист начинает нанизывать свои смыслы на стих, это не всегда получается хорошо, потому что не всегда масштаб личности артиста соответствует масштабу личности автора. И в этом смысле не нужно быть самонадеянным и думать, что ты как-то красишь стих.
А к другим произведениям Булгакова вы как относитесь?
«Мастер...» стоит особняком, потому что, как я уже сказал, мне кажется, когда он его писал, особый «полёт» испытывал. А «Театральный роман», «Собачье сердце», «Бег» – абсолютно адекватные произведения. Знаете, про Ницше говорят, что его нужно читать в семнадцать лет или не читать вовсе. На мой взгляд, и с «Мастером и Маргаритой» то же самое.
Но, тем не менее, вы же согласились играть Мастера. Понимаю, конечно, что это репертуарный театр, и всё же...
И тем не менее. Но если спросить лично меня, Пашу Чинарёва, то у меня есть ощущение, что это произведение невозможно поставить. Как только доходит до натирания Маргариты кремом, всё это, как всегда, превращается в ужасный театральный трэш. Поэтому, чего уж греха таить, я немножечко подхихикиваю внутри себя. Тем более смешно, когда венгр ставит Булгакова в английском переводе. И если бы не чуткая рука нашего тогдашнего мхатовского завлита, известного булгаковеда Анатолия Мироновича Смелянского, всё это вообще пошло бы не туда.

Скоро выходит сериал «Этерна», где вы снимались. Читали только сценарий или книгу?
Ох! Писатель Вера Камша мне подписала и подарила свою книжку, первый томик саги. У Веры колоссальное количество поклонников, и на меня обрушится шквал вопросов: «А ну-ка рассказывай, знаешь ли ты достоверно...?» Поэтому я начал читать, и это оказалось просто труднейшим делом, я освоил за три дня всего лишь двести страниц. Я не могу дочитать, потому что это не книга, а прямо летопись, очень тяжёлая литература. Но у меня есть некая ответственность перед поклонниками, поэтому я должен быть готов. Мне кажется, что наш сериал сделал большое дело – подарил летописи художественный образ.
Очень много разговоров ходило вокруг «Этерны», потому что она, мол, уже была снята и её увидели, а теперь вот снова...
«Этерна» первая не имеет никакого отношения к «Этерне», которая выходит сейчас. Это была проба пера продюсерской компании, насколько я понимаю, и совершенно случайно слитая в сеть. У нас совсем другая история, ну, в общем, всё другое.
А у вас были книжки, которыми вы зачитывались в детстве? Я помню, обожала Носова, Драгунского, потом Алексина...
«Денискины рассказы» я, конечно, тоже любил, но не зачитывался ими, а просто их читал. Я вообще визуал, честно говоря. Могу прогнать вас по кинематографу и сказать, что вот это, это, это потрясающе, а это не очень. А что касается литературы, то последнее время в таком количестве читаю сценарии, так как не могу себе позволить идти на пробы, не узнав полностью, в чём я принимаю участие, что на другое чтиво и времени практически не остается.
К тому же я не быстрочтец и не умею читать по диагонали. Я из тех, кто улетает в свои мысли, а потом перечитывает страницу по три раза. Но всё-таки я с книжками дружу. Вот сейчас я стою у своей библиотеки: Ремарк, Островский, Замятин, Камю, Сэлинджер, Маркес, Диккенс, эта проклятая «Техника Чаббак. Мастерство актёра» (смеется), «Шантарам». А жена любит поэзию, вот у меня здесь стоит Бродский и «Диалоги с Бродским».
Это всё ваши книги или и родителей?
Нет, если бы я завладел родительской библиотекой, то утонул бы в ней, мне не хватило бы квартиры. Родители – читающие люди.
Потом вы учились в питерской театральной академии. Сначала на курсе у Додина, у которого к литературе относятся особенно серьёзно...
Основа петербургской школы — это, конечно же, разбор текста. Это основа основ. И с этой точки зрения я благодарен мастерской и вообще учебному заведению. Как мне кажется, я умею разбирать драматургию и литературу, например считывать метафоричность образа, насколько мне это позволяет образование.

А почему вы взяли академический отпуск, учась у Додина? Решили ещё тогда перейти куда-то?
Нет, я хотел бросить институт.
И дальше что думали делать?
Ничего не думал. Я просто был очень маленький мальчик и не был готов к обучению у Додина. Понимаете, в пятнадцать лет невозможно работать над «Жизнью и судьбой». Это смешно. Я бы здорово себя проявил в каких-нибудь лёгких историях в силу своего возраста, но когда ты в пятнадцать-шестнадцать лет играешь комдива на полном серьёзе, то ты просто выглядишь как идиот. И тебе всё время говорят: «Неправильно, неправильно», а ты не можешь сделать правильно, потому что ты ребёнок, у тебя нет никакого мужского опыта. Хотя Лев Абрамович всегда говорил, что если вы ставите себе невозможные, нереальные, недосягаемые задачи, то вы растёте. Но я не уверен, что это дает ощущение свободы, а значит, ты находишься в зажиме и ничего сделать не можешь. Мне кажется, что в самом начале пути не нужно ставить недосягаемые задачи. Я вспоминаю госэкзамен в театральной академии. Председателем экзаменационной комиссии был великий Чирва. Вообще попасть к Чирве на экзамен значило практически провалиться. Если ты сдал на «три», ты просто счастливец. И вот на первый вопрос, а он был о современных театральных техниках, я ответил очень хорошо, тут я был полностью в теме. А вот второй был о творчестве Владислава Стржельчика. И я сказал, что «Стржельчик – это артист из фильма “Остров сокровищ”». И мне влепили «три» с жирным минусом, потому что Стржельчик – действительно великий артист. Я об этом потом узнал, когда познакомился чуть-чуть с его творчеством, но тогда я сказал, что Стржельчик – это чувак из «Острова сокровищ» (смеётся).
Я часто слышу от учеников Додина слово «муштра», что именно это помогло им вырасти в хороших артистов. Но разве это понятие соединяется с актерской профессией?
Соединяется на самом-то деле. Конечно, артиста и тем более студента можно и побивать (смеётся), в этом нет ничего такого. Просто нужно ему ещё иногда и медальки вешать.
Олег Павлович Табаков всегда мечтал о ранней профориентации актера и воплотил свое желание открытием театральной школы. Он считал, что для артиста чем раньше, тем лучше. А вы с этим, как я понимаю, не согласны?
Да, у меня ощущение, что чем позже, тем лучше. Ты не можешь ничего сыграть, не имея жизненного опыта. Просто не имеешь права, потому что у тебя в голове пока что ноль личного опыта.

Вы играете Астрова в «Дяде Ване». Как вы относитесь к Чехову? И он, прежде всего, для вас драматург?
Масштаб личности Антона Павловича стоит у меня на каком-то особенном пьедестале. И его драматургия неотделима от его личности. Чехов – это что-то настолько священно великое, что его мне просто не с кем сравнить. Причем, казалось бы, штучка простая, но это ящик Пандоры. И сколько я Чехова ни смотрел, это никогда не соответствовало моим ожиданиям. Я ни разу не видел Чехова, который живёт в моей голове. Как и ни одной «Чайки», ни одного «Дяди Вани». Слишком мало воздуха. Слишком мало иронии. Слишком мало самоиронии.
И вот вы Астров в «Дяде Ване» МХТ. С таким ощущением Чехова как вам играть его? Или в этой постановке вы видите что-то близкое вашим ожиданиям?
Как играть? Ну, есть же инструменты (улыбается).
Знаю, что вы считаете дурным тоном, даже пошлостью, когда артист в наушниках ходит перед съёмкой сцены, пытаясь себя какой-то музыкой накрутить. И куда ни глянь, все составляют плейлисты для героев. Мода такая.
Плохая мода. Надо не эмоциями настраиваться, а головой, потому что если артист составляет плейлист для своей роли, значит, он эмоционально настраивается на роль. Чувственный артист глуповат.
А вам музыка помогает как актёру?
Я же не говорю про эмоциональную подпитку, я говорю про клиповое мышление. Тот же самый Костя Богомолов репетирует с ноутбуком. У него всегда играет какая-то фоновая музыка, то есть он смотрит сцену, как она коррелирует с той музыкой, которую подбирает. А не слушает музыку для того, чтобы накачать себя и что-то родить, потому что у него есть понимание, что, условно говоря, это будет Латенас, и он знает, что в этом месте будет играть такая музыка, и, соответственно, сцена ложится на эту музыку. Мне очень сложно объяснить такие тончайшие вещи.
Вы много всего рискованного выполняете сами на съёмках. Из-за желания получить адреналин или чтобы прочувствовать героя лучше?
Да нет, просто мне иногда кажется, что я сделаю это лучше, чем каскадёры (улыбается).
А инстинкт самосохранения у вас есть?
Да, у меня с этим как раз полный порядок. Я не буду прыгать с парашютом, например, то есть делать то, что не зависит от меня. Если меня подвесят за какие-то стропила и скажут: «Мы тебя толкнем туда, а там тебя поймают», – это не про меня. А имея базу и чётко поставленную задачу, я полезу в рисковую ситуацию.
Так всё-таки зачем?
Меня ведет тщеславие (улыбается).
Мы так много говорили, что этого у вас нет, и вот на тебе...
Нет, это касается именно риска на съёмочной площадке. Вот тут меня ведет и честолюбие, и тщеславие (смеется), потому что когда ты выполняешь какой-то трюк, то все девочки и мальчики вокруг говорят: «О, молодец какой, сделал!» И тут я расплываюсь.
В юности вы таким путём не добивались девчоночьего внимания?
А я был очень неспортивным ребенком. Всё это как раз вопреки неспортивному детству.
Ну а благодаря театральной студии получали это внимание?
Ну да, это же были первые самореализации.
А свои фильмы вы смотрите?
Обязательно, причём все. Это же работа над ошибками.
Удается смотреть как целостное произведение и воспринимать эмоционально?
Получается. Ну, конечно, это же и уважение к общему труду. Кино – дело коллективное. Я не могу смотреть только на себя любимого. Я просто останавливаю сцену с собой, могу её немножечко подвигать туда-сюда, а вообще смотрю как целостное произведение.
А чем для вас была роль и работа в «Зверобое»?
Во-первых, это была моя первая главная роль. Когда ты двигаешь всё как локомотив и проходишь большой путь от начала к финалу, то есть держишь всё на дистанции, – это серьёзный опыт. Во-вторых, сама история, рассказанная мной и моим персонажем, мне сразу понравилась. Но работать было сложно. Однако снят второй сезон, давно ждём выхода.
Паша, в сериале один из героев всё время ходит с томиком Говарда Лавкрафта. Что вы об этом скажете?
Связь с Лавкрафтом очевидно прослеживается из-за того, что в сериале есть мистическая составляющая – некое вымышленное чудовище, пусть не космическая, как у Говарда, но все же это что-то мифологично-мистическое. Но вообще это вопрос к режиссёру, а не ко мне, я доподлинно не знаю.
Видите ли вы связь нашего сериала с американским «Фарго»?
Я вижу связь с «Фарго» лишь в том, что это тоже не классический детектив, когда мы знаем изначально, кто злодей, а мы вместе с главным героем шаг за шагом приходим к разгадке.

Вы немного своих ролей жалуете. Есть что-то ещё, чем вы довольны?
Я люблю свою роль в сериале «Девятаев». Изначально она была совсем небольшой. Но мне позвонил Бекмамбетов и дал задание написать экспликацию роли. В результате мой персонаж из маленького антагонистика превратился в полноценного антагониста, а семь съёмочных дней выросли до тридцати.
Ого, какой успех! Выходит, у вас и впрямь есть режиссёрские данные. К тому же сниматься в главной роли и быть режиссёром очень сложно, тем более для дебютанта...
Да, это действительно очень сложно, я «на зубах» прошёл этот период. Была война с самим собой в течение двух месяцев, ведь сериал – это большая выработка, и когда ты ещё не сидишь у монитора большую часть времени, всё усугубляется.
Но вы после своих сцен бегали к монитору?
Ну а как же! Сыграешь, отбежишь, посмотришь, что-то поправишь.
Но вы остались довольны результатом и всё-таки получили хоть какое-то удовольствие от процесса, раз хотите дальше развиваться в этом направлении?
Я не бываю доволен результатом практически никогда, как мы уже говорили. Удовольствие в таких условиях тоже было сомнительным (смеётся). Это было испытание, вызов, который был принят. Хоть это и несложная штучка, но она для меня вымученная. И, по-моему, что-то получилось.
Паша, а сын пока не интересуется театром и кино?
Он кино обожает и вообще смотрит круглосуточно, мне кажется, от экрана не отлипает. Причём это не только мультфильмы, он очень любит саги про супергероев и хорошо разбирается в этой теме. И он много времени с радостью проводит на съёмочной площадке.
Он уже снимается?
Он не будет сниматься.
Никогда не говорил вам, что хочет этого?
Он просится всегда, но он не будет маленьким артистом, потому что я был маленьким артистом. Это крадет у ребёнка детство. А на съёмках он чай разносит и всячески помогает группе.
Сын чем-то занимается, кроме учёбы в школе?
У него уже юношеский разряд по акробатике и новая любовь – роликовые коньки. Акробатику он не бросит до момента поступления в институт. Какой бы это ни был институт, это моё отцовское решение.
А книжки у сына существуют?
Существуют. Например, Носов у него любимый писатель.
Вы занимались в театральной студии, но она возникла не сразу. У вас было до этого дворовое детство?
У меня было деревенское детство.
Деревенское оно же только на каникулах...
Ну, я из тех детей, которых отдавали 25 мая и забирали 29 августа. Всё происходило в деревне, и это было прекрасно. А так я всё своё время проводил в театральной студии.
Вы всё лето с радостью проводили в деревне. А сниматься вам больше нравится в Москве или в экспедиции?
Я очень люблю экспедиции, потому что обожаю путешествовать, и для меня кино – это возможность в том числе бесплатного перемещения. Я счастлив каждый раз, когда выезжаю куда-то, даже если меня в Подмосковье везут. Кино – это всегда мини-приключения, мини-путешествия. И за это я его тоже очень люблю (улыбается).