Читать книгу: «Хюррем Хасеки Султан»

Жанр: Исторический роман

От Автора

Дорогие читатели!

Имя Хюррем Султан, известной на Западе как Роксолана, до сих пор вызывает споры и окутано множеством легенд. Она – одна из самых загадочных и могущественных женщин в истории Османской империи, фигура, прошедшая невероятный путь от безвестной рабыни до законной жены самого могущественного правителя своего времени, Султана Сулеймана Великолепного.

Почему именно эта история? Потому что в ней сошлось всё: великая эпоха расцвета империи, блистательный и одновременно пугающий мир дворца Топкапы, драматические судьбы людей, заключенных в золотой клетке Гарема, и, конечно, личность самой Хюррем – женщины, которая осмелилась бросить вызов вековым традициям и сама стала вершителем своей судьбы.

Работая над этим романом, я стремилась не просто пересказать известные факты ее биографии, но и попытаться проникнуть во внутренний мир этой женщины. Понять ее мотивы, ее страхи, ее желания. Ведь за легендами о "хитрой ведьме" или "идеальной возлюбленной" скрывается реальный человек, вынужденный выживать в невероятно жестоких условиях, бороться за свое место под солнцем и защищать своих детей в мире, где цена ошибки была слишком высока.

Османский Гарем XVI века – это не только место чувственных наслаждений, как его часто изображают. Это был сложный, иерархический мир со своими строгими правилами, своей политикой, своими интригами. Мир, где женщины, лишенные формальной власти, тем не менее, могли оказывать колоссальное влияние на ход событий, действуя через своих мужей, сыновей и союзников. Гарем был сердцем власти, скрытым от посторонних глаз, и именно из этого сердца действовала Хюррем.

Выбранное мною название – "Хюрем Хасеки Султан" – призвано подчеркнуть именно эту ее сторону – традиционного титула "Хасеки", оно намекает не просто на статус любимой жены, а на ее деятельную, движущую силу. Хюррем не была пассивной обитательницей Гарема; она была Султаншей, которая "действовала", меняла правила, влияла на решения, приводила в движение скрытые пружины власти.

Конечно, создавая исторический роман, автор всегда балансирует между достоверностью и художественным вымыслом. Исторические источники, особенно касающиеся жизни Гарема, часто фрагментарны и предвзяты. Я старалась максимально точно воссоздать атмосферу эпохи, быт и правила дворца, опираясь на доступные исследования. Но диалоги, внутренние переживания героев, многие сцены в Гареме – это плод моего воображения, попытка вдохнуть жизнь в исторические факты и показать, как могла чувствовать и действовать женщина в тех условиях.

Это история о выживании, любви, амбициях, материнстве и цене власти. История о том, как одна женщина, лишенная всего, смогла обрести нечто большее, чем просто свободу, и навсегда вписать свое имя в историю.

Надеюсь, что погружение в мир Топкапы XVI века через глаза Хюррем будет для вас увлекательным и позволит взглянуть на легендарную Султаншу с новой стороны.

Приятного чтения!

Часть Первая: Плен и Прибытие (Александра).

Пролог: Рождение Хюррем.

Солнце уже клонилось к западу, разливая по небу краски от нежно-розовых до глубоких багровых. Над долиной, где притулились крытые соломой крыши деревни Рогатин, витал теплый, душистый воздух, пропитанный запахом свежескошенной травы и дикого меда. Река, изгибаясь серебристой лентой, тихо несла свои воды, отражая золотистое небо. Мир здесь был простым и понятным: поле, лес, река – и деревня, живущая по вечным законам смены дня и ночи, труда и отдыха.

Александра вдохнула полной грудью, прикрыв глаза. В свои пятнадцать лет она была полна сил и жизни, как молодое деревце, стремящееся к солнцу. Ее рыжие волосы, казалось, вобрали в себя все оттенки заката, горя на ветру. Она сидела на склоне холма, чуть в стороне от околицы, наблюдая за привычной вечерней жизнью деревни. Дымки над трубами возвещали о готовящемся ужине. Где-то внизу, у колодца, смеялись девушки, мальчишки гоняли мяч на вытоптанной поляне.

Ее жизнь, жизнь Александры Лисовской, дочери священника, текла размеренно и ясно. Утро – помощь матери по хозяйству, молитва в маленькой деревянной церкви, уроки чтения и письма – редкость для девушки в этих краях, но отец считал, что ум, данный Богом, должно развивать. День – работа в поле или в саду, игры с подругами у реки, мечты о будущем, которое казалось таким же предсказуемым, как смена времен года: выйти замуж за достойного парня из соседней деревни, построить свой дом, родить детей..

Она любила эти края. Эту землю, этих людей. Любила сидеть так, на холме, и чувствовать себя частью этого большого, спокойного мира. Далекие земли – Османская империя, Крымское ханство, Польское королевство, Великое княжество Литовское – казались лишь названиями из рассказов купцов или отца. Они не имели никакого отношения к ее реальной жизни, заключенной в границы этой долины.

Но мир, как оказалось, был гораздо ближе и куда более жесток.

Тишину, наполненную лишь привычными звуками вечерней деревни, разорвал отдаленный, пронзительный лай собак. Не веселый лай, а тревожный, переходящий в скулеж. Александра насторожилась. Затем послышались крики. Сначала глухие, далекие, потом все ближе и ближе. Крики, полные ужаса. И топот. Множество копыт, с грохотом несущихся по земле.

Внезапно всё стало ясно. Набег. Самый страшный кошмар, который висел над этими землями, как проклятие.

Александра вскочила на ноги, сердце бешено заколотилось в груди. Она увидела их. Всадники, вылетающие из-за кромки леса, стремительно приближающиеся к деревне. Их много. Слишком много. Лица скрыты, в руках – сабли и пики. Татарская орда.

Пламя мгновенно охватило первые хаты. Крик ужаса и боли прокатился по долине, заглушая все остальные звуки. Дым повалил столбом к небу, застилая предзакатное солнце. Рогатин, ее мир, в одно мгновение превратился в ад.

Инстинкт велел бежать. Не к деревне, где уже не было спасения, а прочь. В лес. Глубокий, густой лес, где можно было спрятаться. Она бросилась бежать вниз по склону, спотыкаясь, чувствуя, как ветки хлещут по лицу. Слезы текли ручьем, смешиваясь с грязью и потом. В ушах стояли крики – крики матери, отца… или ей показалось? Она не смела остановиться, не смела оглянуться.

Бежала, пока легкие не начало жечь огнем, пока ноги не подкашивались. Нашла укрытие в густых зарослях, забилась между кустами, дрожа всем телом. Звуки набега постепенно удалялись, переходя в отдельные крики, стоны и отдаленное ржание лошадей. И запах – запах гари, который ветер нес со стороны деревни.

Казалось, прошли часы. Сквозь ветви она видела зарево пожара. Ее дом… ее семья… Слова застряли в горле.

Внезапно треск ветки совсем рядом вырвал ее из оцепенения. Двое всадников. Они проезжали мимо, прочесывая опушку. Один из них, молодой, с хищным лицом, заметил ее.

– Ага, еще одна! Прячется, глупая! – крикнул он своим гортанным языком, спрыгивая с коня.

Александра попыталась отползти, исчезнуть в кустах, но было поздно. Грубая рука схватила ее за волосы, выдергивая наружу. Она закричала, завертелась, попыталась укусить.

– Ну и норов! Хороший товар! – захохотал второй татарин. – Пойдем, красавица. Дорога длинная.

Сопротивление было бесполезным. Ее связали, грубо толкнули к лошади. Рядом уже стояли другие пленники – избитые, окровавленные, с лицами, лишенными всякого выражения, кроме шока.

Она взглянула на небо. На нем уже зажигались первые звезды. Те самые звезды, что видели ее рождение, ее детство, ее мир. Теперь они видели, как этот мир рушится.

Их погнали. Прочь от Рогатина. Прочь от дома, от семьи, от всего, что она знала. Путь в неизвестность. Путь, который вел ее на юг, к далеким морям, к городу, о котором она только слышала в сказках. Путь, в конце которого ее старое имя умрет. И родится новое.

Путь в Османскую империю. В Стамбул. В Гарем.

Глава 1: В Огне Набега.

Спокойствие вечера в Рогатине разорвалось внезапно, как сухая ветка под тяжелой ногой. Только что Александра сидела на холме, вдыхая запах уходящего дня, и вот уже по долине катится волна криков, не похожих на обычные вечерние переклички. Это были крики страха, боли и ужаса – звук, который заставлял кровь стынуть в жилах.

Из-за полоски леса, где совсем недавно пряталось солнце, вылетели всадники. Множество всадников на низкорослых, косматых лошадях. Они неслись к деревне с невероятной скоростью, оставляя за собой облако пыли. Их оружие сверкало в последних лучах света, а дикие, гортанные крики предвещали беду. Татары. Слово, которым пугали детей, стало явью, воплощенной в стали и ярости.

Александра вскочила, сердце ее бешено заколотилось. Инстинкт кричал: "Беги!" Но куда? К деревне, где оставались мать, отец, младшие братья? Или прочь, в спасительную темноту леса? Крик матери, пронзительный, полный отчаяния, достиг ее, заглушая весь прочий шум.

Она бросилась вниз по склону, не разбирая дороги. В глазах стояли слезы, мешая видеть, но она знала каждое дерево, каждый камень на этом склоне. Деревня уже превращалась в ад. Избы, еще недавно тихие и уютные, теперь изрыгали столбы дыма и языки пламени. Топот копыт сливался с криками людей и ревом скота.

Она добралась до окраины, до невысокого плетня, который отделял их огород от соседского. Через горящий пролом в чужом заборе увидела свой дом. Дверь была распахнута настежь, из окон валил едкий дым. Крики изнутри… Голоса отца и матери… А затем – удар, и крики оборвались. В груди у Александры оборвалось что-то еще. Дыхание перехватило. Нет. Нет!

Она должна была бежать. Бежать туда, к ним. Но ноги не слушались. Ужас пригвоздил ее к месту. Мимо нее, не замечая в охватившем их азарте, проскакали двое татар, увлекая за собой связанных пленников. Женщину, чье лицо было залито слезами, и старика, волочащего ноги по земле.

Пламя лизало стены ее родного дома. Запах горящего дерева и соломы смешивался с запахом страха и крови. Мир Александры, маленький, уютный, защищенный, горел на ее глазах.

Она не помнила, как оторвалась от места. Просто побежала. Куда-то в сторону от деревни, куда-то прочь от этого кошмара. В лес. Да, в лес! Она знала его, знала каждую тропинку. Возможно, там удастся спрятаться.

Ветки хлестали по лицу и рукам, ноги путались в высокой траве. Дыхание рвалось из груди. За спиной оставался шум разбойничьего пира – смех татар, стоны жертв, треск огня. Она бежала, пока не почувствовала, что силы оставляют ее.

Спрятавшись под густым кустом орешника на краю небольшой поляны, она дрожала, прижимаясь к земле. Звуки деревни постепенно удалялись, стихали, сменяясь отдельными, зловещими возгласами и ржанием лошадей. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем наступила относительная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием догорающих изб и далеким плачем.

Сквозь слезы и ветви она видела, как из деревни выезжают всадники. Они шли колоннами, неторопливо, нагруженные добром и пленниками. Рядом с каждым воином, привязанные к седлам или идущие пешком, брели несчастные – женщины с опущенными головами, дети, цепляющиеся за их юбки, изредка мужчины со связанными руками. Их лица были серыми от шока и горя.

Александра наблюдала, как ее односельчан уводят прочь. Кого-то из них она знала всю жизнь. Соседка Анна, с которой она вместе ходила за водой… Старый кузнец Петро… Дети, с которыми она играла… Все они теперь были частью этого страшного каравана.

Внезапно один из всадников отделился от группы и направился прямо к поляне, осматривая заросли. У Александры внутри все оборвалось. Он ее заметит.

Он подъехал ближе, его взгляд скользнул по кустам. Лошадь заволновалась, почуяв что-то. Всадник натянул поводья, наклонился. И увидел ее глаза – широко распахнутые от ужаса, блестевшие в полутьме под кустом.

На его лице расплылась ухмылка. Он что-то крикнул своим товарищам, спрыгнул с лошади и грубо раздвинул ветви.

– А вот и еще одна! Пряталась, значит? – прорычал он на ломаном языке, которого Александра не понимала, но смысл был очевиден.

Она попыталась отползти назад, но он схватил ее за руку – крепко, больно. Она вскрикнула, вырвалась, попыталась встать и убежать. Но второй воин, подъехавший к ним, мгновенно спешился и тоже схватил ее.

– Бойкая! Хороший товар! – рассмеялся он.

Александра сопротивлялась изо всех сил – царапалась, кусалась, кричала. Но ее силы были ничтожны против двух взрослых, вооруженных мужчин. Ее повалили на землю, быстро и грубо связали руки за спиной веревкой.

Ее подняли, толкнули к лошади. Татары перекинули через ее голову петлю из веревки, привязав к седлу одного из них. Теперь она была привязана, как животное.

Она стояла, задыхаясь от слез и ярости, глядя через плечо на зарево пожара, которое поднималось над долиной. Ее дом. Ее семья. Ее жизнь. Все осталось там, в огне набега.

Всадники вскочили на своих лошадей. Один из них дернул веревку, заставляя Александру идти. Она споткнулась, но пошла. Вперед. Прочь от Рогатина. Прочь от пепла ее прошлого. В неизвестность, которая ждала ее впереди.

Александра Лисовская погибла в огне. Рождалась Хюррем.

Глава 2: Дорога на Юг. Живой Товар.

Дни сливались в одно бесконечное, мучительное шествие. Просыпались до рассвета, когда воздух еще был прохладен, а звезды не погасли окончательно. Вставали тяжело, с ноющими от усталости и холода мышцами. Снова связывали руки, снова выстраивали в колонну. И снова шли. Шли под палящим солнцем, по каменистым тропам, через выжженные степи.

Однообразие пути было почти таким же изматывающим, как физические лишения. Одно и то же: спина человека впереди, стук копыт охранников и вездесущая пыль, поднимающаяся плотным облаком, оседающая на лице, волосах, одежде, забивающаяся в нос и рот. Дышать было тяжело. Солнце, еще недавно казавшееся ласковым, теперь нещадно пекло, вытягивая последние силы. Голод стал постоянным спутником, тупой болью скручивающим живот. Жажда мучила сильнее всего. Редкие остановки у мутных источников или возможность получить глоток воды из кожаных бурдюков охранника были единственными моментами облегчения, за которые многие готовы были отдать что угодно.

Люди вокруг Александры менялись. Некоторые не выдерживали – падали и оставались лежать в пыли, или их поднимали и грубо волокли за привязанные к седлам веревки, пока они не переставали подавать признаки жизни. Умерших оставляли там, где они упали, – просто еще одна точка на бесконечной дороге. Другие просто угасали на глазах, их глаза становились стеклянными, а движения – замедленными. Плач и стоны стали тише, сменившись безмолвным, всепоглощающим горем. Больше не было криков ярости или отчаяния. Только тишина сломленных душ, движущихся по инерции.

Александра видела это. Видела, как гаснут глаза молодой женщины, которая еще пару дней назад пыталась утешить своего ребенка. Видела, как старик, шедший рядом, упал и не смог подняться, и как его оставили позади, не удостоив даже взгляда. Эти картины выжигали ей душу, но одновременно что-то в ней ожесточалось. Она поняла одну страшную истину этого нового мира: здесь выживает не тот, кто слабее всего, а тот, кто отказывается сломаться духом. Кто цепляется за жизнь любыми доступными средствами.

Ее рыжие волосы, некогда предмет гордости и символ ее отличия, теперь были выгоревшими, спутанными и грязными, лицо покрыто пылью и сажей, одежда – рваной и промозглой. Внешне она ничем не отличалась от других пленниц – изможденных, грязных, лишенных достоинства. Но внутри, под этой внешней оболочкой, продолжал гореть огонек. Тот самый, что зародился в первую ночь, когда она прошептала себе: "Я выживу".

Чтобы не сойти с ума от горя и однообразия, Александра начала наблюдать. Слушать. Она прислушивалась к разговорам татарских воинов, пытаясь уловить хоть одно знакомое слово, хоть интонацию, которая могла бы что-то подсказать. Их язык был чужим, резким, гортанным. Но она заметила, что некоторые слова повторяются чаще других. "Стамбул", "базар", "сарай" – дворец, "акче" – деньги, "кяфир" – неверный, "хатун" – женщина. Эти слова, обрывки фраз, становились для нее маленькими кусочками информации, из которых она пыталась сложить картину своего будущего. Их везут продавать. В Стамбул. В большой город, где есть дворец и рынок рабов. Они – товар. "Живой товар".

Она также наблюдала за охранниками. За их привычками, сменами караула, тем, как они обращаются с лошадьми, как едят. Замечала, кто из них более жесток, кто равнодушен, кто, возможно, менее внимателен. Это было скучное, изматывающее наблюдение, но оно отвлекало от боли и давало иллюзию контроля. Она училась понимать, когда стоит молчать, а когда можно попытаться попросить воды – чаще всего безуспешно. Училась улавливать настроение того или иного воина, чтобы знать, когда лучше не попадаться ему на глаза, а когда можно рискнуть.

Среди пленников тоже были свои негласные правила. Те, кто мог идти быстрее, занимали место ближе к началу колонны, чтобы не быть подгоняемыми. Те, кто отставал, рисковали быть брошенными. Не было сострадания, была лишь борьба за выживание – не друг с другом, а с этим ужасным путем, с охранниками, с собственным телом. Александра держалась сама по себе, насколько это было возможно в плотной колонне. Ее внешность, ее едва заметная внутренняя сила, привлекали нежелательное внимание как со стороны охранников, так и со стороны некоторых пленников, озлобленных своим положением и готовых выместить свою ярость на более слабых или тех, кто хоть чем-то отличался. Она научилась прятать свою личность за маской усталости и безразличия, сохраняя ту крошечную искру внутри себя.

Однажды, во время короткого привала у ручья, она пережила момент, который лишь укрепил ее решимость. Молодой татарский воин, тот самый, что попытался сорвать с нее крестик в первую ночь – воспоминание о котором до сих пор жгло ее как клеймо, подошел к ней с грязной ухмылкой. Он что-то сказал на своем языке, грубо хватая ее за руку. Александре удалось вырваться, но он замахнулся. Лишь вмешательство старшего воина спасло ее от сильного удара – товар должен был быть доставлен в целости. В тот момент, стоя под взглядом этого старшего воина, который видел в ней лишь потенциальную прибыль, Александра поняла: ее тело, ее жизнь – теперь собственность других. Но ее "воля", ее "дух" – их никто не сможет забрать, если она сама этого не позволит.

Постепенно пейзаж начал меняться. Степи сменились холмами, затем показались признаки более населенных мест – редкие деревни, которые они обходили стороной, чтобы не вызвать тревогу, обрабатываемые поля. Воздух стал теплее, влажнее, пахнущий солью и чем-то еще, незнакомым и огромным. Впереди, за очередным гребнем холма, начала проступать синева, сливающаяся с небом на горизонте.

Море.

Никогда в жизни Александра не видела моря. Оно было огромным, бескрайним, пугающим и одновременно величественным. Она знала, что где-то там, за этой синевой, лежит Стамбул. Город, который стал конечной целью этого мучительного пути. Город, где ее должны были продать. Город, который станет ее тюрьмой. Или… чем-то еще?

С каждым шагом к побережью, к неведомому городу, ее прошлая жизнь отступала все дальше. Александра Лисовская медленно, мучительно умирала в пыли дорог юга. Но из ее пепла, из ее боли и унижения, начинала рождаться другая – жесткая, наблюдательная, полная скрытой ярости и неистовой жажды выжить. Она еще не знала имени, которое ей дадут в Гареме, но уже чувствовала в себе силу, способную смеяться над своей судьбой. Или заставить судьбу смеяться над другими.

До Стамбула было совсем недалеко. Конец пути был близок. Пути рабыни. А впереди был путь той, кто станет Хюрем Хасеки Султан.

Глава 3: Стамбул. Рынок Рабов.

Соленый, влажный запах моря смешался с тяжелым, непривычным ароматом большого города задолго до того, как Стамбул предстал перед глазами. Воздух стал густым, наполненным несчетным количеством запахов: специй, дыма, нечистот, животных, человеческого пота и чего-то сладковато-пряного, неуловимого. Звуки издалека превратились в нарастающий гул – рокот огромного, живущего своей жизнью существа.

И наконец, он возник на горизонте. Не просто город, а целый мир, раскинувшийся на семи холмах, окруженный сверкающей на солнце синевой Мраморного моря и узкого пролива. Бесчисленные купола мечетей, похожие на перевернутые чаши, вздымались к небу, пронзенному острыми иглами минаретов. Мощные, древние стены тянулись на километры, обещая неприступность и величие. Порт, видимый вдалеке, был лесом мачт, свидетельством торговой и военной мощи империи.

Александра, идущая в пыльной колонне, остановилась вместе с другими. Усталые, измученные люди поднимали головы, глядя на это чудо. В их глазах читались разные чувства: у кого-то – остатки надежды, у кого-то – лишь тупая покорность перед неизбежным. Для Александры это было зрелище подавляющее. Рогатин казался крошечной игрушкой по сравнению с этим гигантом. Ее мир был уничтожен, но мир ее похитителей был необозримо огромен и могущественен.

Их не повели сразу в город. Сначала – в перевалочный лагерь за его стенами, место грязное и переполненное, где собирали рабов, прибывших из разных уголков империи. Здесь были люди всех цветов кожи и языков, объединенные одной судьбой – судьбой пленника. Здесь не было ни милосердия, ни утешения. Только ожидание своей участи.

Наутро, когда солнце еще не поднялось высоко, в лагерь прибыли люди в более чистой одежде, чем охранники. Это были евнухи. Их лица были гладкими, безволосыми, движения – плавными и уверенными. Они говорили на языке, который Александра уже начала немного понимать. Они были здесь, чтобы "подготовить товар" для рынка.

Пленниц погнали к временным баням – большим чанам с теплой водой. Процесс был грубым и унизительным. Их осматривали, мыли, как скот, оттирали грязь и пыль долгих недель пути. Это было первое чистое ощущение за долгое время, но оно не приносило облегчения, лишь усиливало чувство отчуждения от собственного тела, которое теперь принадлежало не ей, а тем, кто его купит. Рыжие волосы Александры вымыли, они стали ярче, еще больше выделяясь на фоне других пленниц. Она чувствовала на себе взгляды евнухов, оценивающие, бесстрастные.

После мытья им выдали простые, но чистые хлопковые туники. Они были безликими, скрывающими формы, делающими всех похожими друг на друга. Но это было лучше рваных лохмотьев. Александра посмотрела вниз на чистую ткань. Это был первый шаг в ее новом облике.

Затем их повели в город. Узкие, мощеные улочки Стамбула были водоворотом жизни. Шум базаров обрушился на них – крики торговцев, звон металла, мычание животных, смех, обрывки разговоров на десятках языков. Запахи кружили голову: пряные ароматы специй, благовоний, жареного мяса, свежего хлеба, кожи. Глаза разбегались от ярких красок тканей, ковров, керамики, фруктов и овощей. Это был мир изобилия и красоты, но для Александры он был лишь декорацией к ее личной трагедии.

Прохожие на улицах бросали на колонну пленников быстрые, равнодушные или любопытные взгляды. Рабы были обыденностью в этом городе. Они были частью его жизни, его экономики. Чувство невидимости и одновременно выставленности напоказ было невыносимым. Александра опустила глаза, сосредоточившись на шагах, стараясь не видеть и не слышать.

Их привели на обширную площадь – Эс-Сук, невольничий рынок. Атмосфера здесь отличалась от шумных базаров. Здесь царила напряженная тишина, прерываемая лишь тихими переговорами покупателей и продавцов, да редкими стонами. Люди, выставленные на продажу, сидели или стояли, их лица были масками усталости, страха и унижения.

Александру и еще нескольких молодых женщин вывели на небольшой помост. Стоять, ровно, пока их осматривают. Сердце сжималось в груди от стыда и бессилия. Мужчины в дорогих одеждах подходили, осматривали их с ног до головы, могли прикоснуться, проверить зубы, попросить повернуться. Это было хуже всего – быть объектом оценки, как животное. Александра стиснула зубы. Она не плакала. Она не смотрела на них с мольбой. Она старалась сделать свое лицо непроницаемым, но внутри горел огонек ярости.

В какой-то момент ее взгляд упал на группу, отличавшуюся от остальных. Высокопоставленный евнух в богатом халате, окруженный свитой, медленно осматривал женщин. Его лицо было гладким и бесстрастным, но глаза – умными и проницательными. Это был Кызылар Ага, Главный Черный Евнух, один из самых могущественных людей в Гареме Султана.

Его взгляд скользнул по другим, а затем остановился на Александре. Он подошел ближе. Не торопясь, осмотрел ее – ее рост, фигуру, лицо. Его взгляд задержался на ее рыжих волосах, на ее глазах, в которых, несмотря на усталость и страх, горела какая-то искра. Александра встретила его взгляд – на мгновение, дольше, чем следовало бы по правилам, но она не могла отвести глаз. В его глазах не было похоти, только холодная оценка.

Он что-то тихо сказал своему сопровождающему. Тот кивнул. Затем Кызылар Ага обернулся к торговцу, державшему их, и вступил с ним в короткий, деловой разговор, сопровождавшийся жестами и кивками. Александра не понимала слов, но смысл был очевиден. Цена. Они торговались за нее.

Торговец закивал, его лицо расплылось в улыбке. Кызылар Ага кивнул ему в ответ, затем повернулся к Александре. Его взгляд снова прошелся по ней, будто ставя последнюю печать.

– Ты куплена, – произнес он на османском, тихо, но так, что она расслышала. – Теперь ты принадлежишь Султану.

Слова оглушили ее. Султану. Самому Падишаху. Она, рабыня из маленькой деревни, теперь собственность правителя мира? Это было немыслимо.

Затем он произнес еще одно слово.

– Твое имя… теперь Хюррем.

Хюррем. "Веселая". Ироничное имя для девушки, потерявшей все. Но оно было ее новым именем. Имя Александра Лисовская растворилось в пыли и криках. Родилась Хюррем.

Ей подали знак следовать за евнухом. Она спустилась с помоста, чувствуя, как дрожат колени. Другие пленницы смотрели на нее – с завистью, страхом, любопытством. Ее отделяли от них. Ее путь лежал в другое место.

Кызылар Ага не повел ее прямо в Гарем. Сначала – в специальное помещение в пределах дворцового комплекса, где новоприбывших рабынь, купленных для Гарема, готовили к новой жизни. Здесь их снова мыли, натирали благовониями, одевали в чистую, простую одежду, соответствующую самому низшему рангу. Здесь учили первым, самым основным правилам поведения, первым словам на османском, если они еще не знали его. Именно здесь Хюррем окончательно осознала, что она больше не Александра. Она была одной из сотен, тысяч женщин, составляющих живую, дышащую структуру Гарема – мира, живущего по своим, жестоким законам.

Ее рыжие волосы снова высушили, расчесали. Они были огненным пятном на фоне сдержанной одежды и бледного лица. "Хюррем", – повторила она про себя новое имя. Оно звучало чуждо, но в то же время в нем была какая-то сила. "Веселая". Хорошо. Если этот мир хочет видеть ее веселой, она научится быть веселой. Научится смеяться. Возможно, над теми, кто думал, что сломил ее.

Когда подготовка была завершена, ее и еще нескольких девушек, отобранных для Гарема, повели дальше. Через внутренние дворы, мимо величественных зданий, к воротам, которые охранялись особо – воротам Гарема.

Она шагнула через порог. Каменная кладка стен Гарема, полумрак коридоров, запах благовоний и женских духов, тишина, наполненная шепотом и скрытым движением – все это обрушилось на нее. Это была золотая клетка, о которой она слышала смутные слухи в лагере. Место, откуда не было возврата.

Александра Лисовская умерла на невольничьем рынке Стамбула. Теперь здесь была только Хюррем. Рабыня Султана. Но рабыня с огнем в глазах и решимостью в сердце. Ее путь в Гареме только начинался. Путь, который должен был привести ее не просто к выживанию, но к власти.

Глава 4: За Воротами Топкапы. Первые Шаги в Гареме.

Запах Стамбула – смесь специй, моря, пота и благовоний – остался позади, когда тяжелые ворота Топкапы бесшумно закрылись за спиной Александры. Шум города мгновенно стих, сменившись торжественной, немного пугающей тишиной огромного комплекса. Здесь воздух был чище, прохладнее, наполненный ароматами цветов из скрытых садов и легкой пылью с мощеных дворов.

Александра шла вслед за высоким чернокожим евнухом, который купил ее на рынке. Его поступь была уверенной и бесшумной на гладких камнях. Она едва поспевала за ним, ее ноги все еще болели после долгого пути, а сердце колотилось от смеси страха и неведомого предвкушения. Куда ее ведут? Что ждет ее здесь, в этом городе-дворце, который казался отдельным миром?

Они пересекли обширный Первый Двор, который казался больше иным городом, чем дворцом. Здесь сновали слуги, стражники в ярких одеждах, конюхи, садовники. Было много движения, но оно было упорядоченным, не хаотичным, как на улицах Стамбула. Александра старалась не поднимать глаз, помня наставления о покорности, но краем зрения улавливала великолепие окружающих зданий – массивные стены, высокие арки, ухоженные газоны.

Пройдя через вторые, еще более охраняемые ворота, они оказались во Втором Дворе. Атмосфера здесь была совсем иной – тише, строже. Здесь располагались государственные учреждения – Диван, Казначейство. Люди, попадавшиеся навстречу, выглядели важнее, их лица были сосредоточенными. Здесь уже почти не было женщин, кроме редких служанок, спешащих по своим делам.

Наконец, евнух повернул к проходу, который вел к еще одним воротам. Эти были меньше предыдущих, но от них исходила аура особой закрытости и таинственности. Перед воротами стояли другие чернокожие евнухи в чистых, парадных халатах, их взгляды были непроницаемыми, словно высеченными из обсидиана. Они коротко переговорили с сопровождавшим Александру евнухом, кивнули, и ворота медленно отворились, открывая проход.

Александра сделала шаг вперед. За этими воротами начинался Гарем.

Мир изменился мгновенно. Простор внешних дворов сменился лабиринтом узких, извилистых коридоров. Солнечный свет сменился полумраком, освещенным лишь через высокие, узкие окна и редкие светильники. Воздух был насыщен густым, сладковатым запахом благовоний, смешанным с ароматами цветов и женских духов. Под ногами лежали мягкие, толстые ковры, поглощающие звуки шагов.

И повсюду были женщины. Десятки, сотни женщин. Молодые, старые, разных национальностей, в ярких халатах из шелка и бархата или в простых хлопковых одеяниях. Они сидели группами, перешептывались, работали, играли на музыкальных инструментах, или просто смотрели в пустоту. Их лица выражали самые разные эмоции – от скуки и меланхолии до скрытой тревоги и настороженности.