Читать книгу: «Россиянин в Соединённом Королевстве», страница 27

Сегодня он вспомнил Фрэнка. Причуды памяти редко поддавались объяснению, но в этом случае Смит, пожалуй, мог догадаться, что на него повлияло. Уничтожая все подозрительные следы у себя в избушке, он вчера сжёг несколько фотографий и газетных вырезок из своего тайника. С собой взял только обручальное кольцо – когда-то Вера подарила его Мардж, чтобы придать ей респектабельности. Конечно, все солдаты в госпитале, где работала Мардж, прекрасно знали её историю, но у посторонних людей беременная медсестра вызвала бы лишние вопросы, если бы не золотое кольцо у неё на пальце. Смит часто навещал её в госпитале и провожал домой после дежурства, особенно когда она работала в ночную смену – после катастрофы в Кембридже-16 его постоянно мучила бессонница, и он хватался за любой предлог, лишь бы не оставаться дома по ночам и по возможности вообще не спать.

И в тот дождливый декабрьский вечер он собирался лишь ненадолго заглянуть домой, переодеться и отправиться к Мардж. У подъезда своего дома он заметил офицера – плащ частично скрывал его форму, и Смит не смог разобрать ни звания, ни рода войск. Военный растерянно оглядывался по сторонам с таким видом, словно он уже несколько минут пытается найти нужный адрес, но пока не решается обратиться за помощью к прохожим. Взглянув на его лицо, покрытое шрамами от недавних ожогов, Смит непроизвольно вздрогнул и сразу понял, почему офицер боялся спросить дорогу.

– Вам подсказать, как пройти? – участливо спросил его Смит. – Я здесь живу, хорошо знаю эти места и могу проводить вас.

Офицер в ужасе посмотрел на него и отшатнулся, как будто Смит неожиданно ударил его. Потом повернулся спиной и торопливо зашагал прочь. Капли дождя стекали по его шее за воротник, но он даже не пытался натянуть капюшон, а шёл с гордо поднятой головой, как будто ливень был для него слишком мелкой неприятностью. Смит непонимающе смотрел ему вслед, пытаясь догадаться, что он сделал не так. Военный уже почти дошёл до конца квартала, и только тогда его походка и посадка головы пробудили в Смите неясные воспоминания. Догадка, которая пришла ему в голову, была совершенно невероятной, но он не стал её обдумывать и сразу крикнул:

– Фрэнк, подожди!

Офицер испуганно обернулся и остановился в нерешительности на углу, словно оставляя себе лазейку для мгновенного отступления на тот случай, если Смит опять попытается сделать с ним что-то ужасное.

– Ты не узнал меня, Джеймс, – тихо сказал он, когда Смит подошёл к нему.

– Я медленно соображаю, Фрэнк, у меня было сотрясение мозга, и мои когнитивные способности ещё не восстановились.

«И вообще я думал, что ты погиб», – чуть не добавил Смит, но вовремя прикусил язык. Он понимал, что Фрэнку гораздо легче было бы умереть, чем жить с таким лицом.

Фрэнк немного расслабился – он успел рассмотреть друга, и по осунувшемуся лицу Смита и седине в его волосах понял, что тому тоже пришлось несладко.

– Я читал про Кембридж-16 в газетах, – сказал Фрэнк, – сочувствую.

Смит лихорадочно соображал, как продолжить разговор – дежурные слова ответного сочувствия казались совершенно неуместными. Можно закрыть глаза на прошлые ошибки и неудачи, уйти вперёд и отстроить всё заново, но нельзя забыть собственное лицо.

– В газетах всё врут, – ответил он наконец самой банальной фразой из всех возможных.

Рядом был паб, и они зашли туда обсушиться и промочить горло. Смит предусмотрительно выбрал самый труднодоступный стол в дальнем углу – протискиваться туда нужно было вдоль камина, так что Фрэнк не сможет быстро уйти, даже если опять услышит от своего друга что-нибудь ужасное.

Смит вкратце рассказал, что случилось с филиалом корпорации «Ньютон» в Корнуолле, а Фрэнк так же немногословно поведал ему свою историю. Когда его самолёт загорелся над морем, он чудом сумел посадить его на территории, оккупированной немцами, – добраться до берега ему помог внезапно поднявшийся ураганный ветер. Конечно, спасательные британские суда даже не пытались искать самолёт настолько далеко от места аварии. Не обнаружив в море обломков, они решили, что самолёт сразу пошёл ко дну и объявили Фрэнка погибшим, а не пропавшим без вести. В финансовом отношении это было гораздо выгодней для близких родственников – если бы у Фрэнка была жена, она смогла бы сразу начать получать военную пенсию.

Вердикт их был недалёк от истины. Фрэнк вряд ли бы выжил, если бы не попал в руки уникального немецкого хирурга, который специально отправился на передовую, чтобы опробовать свою новую технику лечения ожогов. Через пару месяцев, когда Фрэнк уже почти поправился, территорию, на которой находился немецкий военный госпиталь, сумели отвоевать французы. С обычной своей склонностью к бессмысленной бюрократии они стали требовать от Фрэнка справок и документов, доказывавших его принадлежность к войскам союзников. Похоже они искренне считали его немецким шпионом, до неузнаваемости изменившим не только свою тевтонскую внешность, но и выдержанный нордический характер. Ругавшегося на чём свет стоит Фрэнка отправили в концлагерь, и там он чуть не умер от дизентерии, пока английские и французские военные ведомства в положенные сроки обменивались между собой многочисленными циркулярами для установления его личности. Неизвестно, сколько бы ещё Фрэнк просидел за колючей проволокой, если бы его дядя, занимавший важный правительственный пост, не приехал за ним лично, вручив охране рекомендательные письма за своей собственной подписью и в том самом формате, который обычно принимают во всех цивилизованных странах без дополнительной верификации.

– Это всё печально, – прокомментировал его историю уже порядком подвыпивший Смит, – но теперь ты дома, и жизнь скоро наладится.

– Ты с ума сошёл? – заорал на него изрядно охмелевший, но всё же чуть более трезвый Фрэнк, вставая, чтобы немедленно уйти.

Смит был готов к такому повороту событий и словно бы невзначай двинул Фрэнка краем стола по рёбрам, от чего тот упал обратно на лавку и на несколько секунд замолчал, тяжело дыша.

– Это ты с ума сошёл! – в свою очередь заорал Смит. – Ты о Мардж подумал?

– Я ей такой не нужен, – прошептал Фрэнк.

– Это она тебе сказала? – удивлённо спросил Смит, тоже затихая.

– Ты идиот, Джеймс? – риторически поинтересовался Фрэнк. – Или это тоже последствия сотрясения мозга? Ты серьёзно думаешь, что я покажусь на глаза Мардж в таком виде?

Пока Смит пытался осознать, что он опять сказал не так, Фрэнк сумел встать и теперь форсировал узкий проход между столом и камином. Вовремя поставленная Смитом подножка отправила его на пол. Другие посетители начали обращать на них внимание, и хозяин заведения сделал им предупреждение. Пристыженный Фрэнк сел обратно на своё место, полностью сосредоточившись на кружке с недопитым элем. Смит осушил свою кружку, чувствуя в глубине души, что последняя порция была, пожалуй, лишней.

– Ты боишься, что Мардж тебя не узнает? – спросил он, подумав.

– Ты меня знаешь с шести лет, Джеймс, – ответил Фрэнк неожиданно трезвым голосом. – И ты меня не узнал. Не надо мне врать про сотрясение мозга, оно тут совершенно ни при чём.

Смит виновато потупился. Он бы соврал ещё десять раз, если бы это помогло убедить Фрэнка. Знать бы только, какое враньё на него заведомо подействует.

– П-п-при чём тут я? – заговорил наконец Смит таким нетвёрдым голосом, как будто собирался сию минуту заснуть прямо за столом. – Я не Мардж. Она т-тебя узнает, это т-точно. Если ты не веришь на слово мне, с-своему лучшему другу, то п-п-пойдём и п-п-проверим мои с-слова. П-п-прямо п-п-петерь п-п-проверим. А иначе п-п-получится, что ты, Фрэнк, меня не уважаешь.

Фрэнк невольно улыбнулся, настолько похоже Смит воспроизвёл тот английский выговор, с которым пришёл в первый класс. До этого он почти не говорил по-английски – несмотря на то, что папа всегда разговаривал с ним только на своём родном языке, маленький Джеймс неизменно отвечал ему на немецком. Одноклассники наверняка затравили бы его за странный акцент, тем более, что он был самым мелким из них, да ещё и совершенно не справлялся с уроками чистописания, выводя в тетради неописуемые каракули вместо аккуратных букв, но Фрэнк, которого все обожали, при первом же конфликте заступился за дефективного заморыша, и больше никто Джеймса не трогал.

– Да-да, конечно, Джеймс, всё, как ты скажешь, – не без сарказма согласился Фрэнк, и не удержавшись, передразнил его. – П-п-прямо п-п-петерь п-п-проверим.

Он ожидал, что Смит мирно заснёт и забудет о своих словах, но грубо просчитался. Тот немедленно встал и стал надевать висевший у камина плащ.

– Ты куда, Джеймс? – удивился Фрэнк. – Уже второй час ночи, Мардж давно спит.

Он ещё юлил и пытался выкрутиться, извиваясь, как кобра на сковородке, но капкан давно захлопнулся. Не удостоив его ответом, Смит протянул Фрэнку его плащ, и они снова вышли под дождь. Некоторое время друзья молча шли в сторону военного госпиталя, где дежурила Мардж. Ночной привратник уже давно запомнил Смита в лицо и сразу пропустил их за высокую чугунную ограду. Лишь дойдя до фонаря, освещавшего вход в здание, Фрэнк начал что-то подозревать.

– Ты зачем меня сюда привёл? – сердито спросил он Смита.

– Проверять, узнает ли тебя Мардж.

– Ты хочешь сказать, она сейчас там? Думал заманить меня сюда обманом? Я не собирался встречаться с ней.

Он так решительно развернулся, что Смит чуть было не придушил его, заталкивая в дверь. Только оказавшись внутри, Фрэнк перестал сопротивляться и позволил провести себя на второй этаж, к палате, где дежурила Мардж. Похоже он смирился со своей участью, а может быть это Смит слишком сильно приложил его дверью. Теперь он покорно шёл за другом, стараясь держаться в тени за его спиной, хотя в ярко освещённых коридорах не было ни души.

И тут из палаты вышла Мардж.

Увидев её округлившийся силуэт, Смит спросил себя, почему же он так и не сказал Фрэнку о беременности Мардж – так было бы гораздо легче привести его сюда. Потом он сообразил, что во-первых, тема эта была слишком интимной даже для обсуждения с близким другом, во-вторых, Фрэнк чего доброго вообразил бы, будто нужен Мардж только для внешнего соблюдения приличий, а в-третьих, Смит напрочь успел забыть об её деликатном положении, пока придумывал, как затащить Фрэнка в госпиталь. Да и вообще это был бы чистой воды шантаж.

– Добрый вечер, Смит! – сказала Мардж, улыбаясь. – Я так надеялась, что вы наконец решили выспаться. А вас, бедняжку, допоздна задержали на работе?

Все заранее заготовленные фразы и хитрости вылетели у Смита из головы. Спиной он чувствовал ужас Фрэнка, вжавшегося в стену, и понимал, что миссия его провалилась. Улыбка сбежала с лица Мардж – она напряжённо всматривалась в лицо Смита, пытаясь понять, что стряслось. Взгляд её медленно переместился в тень за его спиной. Она сделала шаг вперёд, пытаясь разглядеть второго посетителя, и в то же мгновение с громким криком бросилась Фрэнку на шею. Тот обнял её и зарылся лицом в пушистые светлые косы, словно нимб окружавшие голову Мардж.

Смит прошёл по коридору вперёд, чтобы не мешать им, и сел на пол за неимением других вариантов размещения. Ему очень хотелось спать. Прямо напротив него открылась дверь в палату, и в коридор вышел солдат на костылях. По-видимому, менее мобильные товарищи делегировали его проверить, не случилось ли чего с их любимой медсестрой. Солдат первым делом повернулся в сторону Мардж и Фрэнка, оценил обстановку как весьма удовлетворительную и только после этого сурово посмотрел на Смита.

– Здесь вам не вытрезвитель, сэр, а лазарет! – строго начал он, но тут же сообразил, что счастливое воссоединение невесты и жениха наверняка произошло не без помощи этого в стельку пьяного джентльмена в чёрном, и тихо ретировался в палату.

Смит окончательно сполз по стенке на пол и впервые за много дней выспался.

Вчера он сжёг старую фотографию и относительно свежую газетную вырезку. Он сам не понимал, зачем хранил их – стоило ему только вспомнить о них, как перед его внутренним взором во всех подробностях возникали запечатлённые на бумаге лица и слова. Красивый студийный портрет с дарственной надписью ему вручил Фрэнк перед самым отъездом Смита из Англии – они всей семьёй сходили в гламурное ателье и сфотографировались на память. Их старшая дочь Вера сидела на коленях у папы – она выглядела почти как Фрэнк в тот день, когда он первый раз пошёл в школу, только на голове у неё красовались два огромных белых банта. Маленький Пол застенчиво смотрел в камеру, крепко обхватив ручонками шею Мардж. Он гораздо больше походил на маму, чем на папу.

На фотографии Фрэнк был запечатлён в профиль с парадной стороны. В последний год Великой войны он нашёл полезное применение особенностям своей внешности – на призывном пункте к нему отправляли юнцов, которым не терпелось попасть на передовую. В начале войны им было лет тринадцать-четырнадцать, поэтому их мировоззрение во многом было сформировано чтением сводок с фронтов и обсуждением непрекращающихся боевых действий. Они почти не помнили мирной жизни и грезили только о битвах и подвигах. С замиранием сердца входили они в кабинет, зная, что примет их командор Маултон собственной персоной – орденоносный герой войны, покрывший себя неувядаемой славой в битве над Ла-Маншем. Фрэнк сидел у окна, и посетители сначала видели только правую сторону его лица, к тому же расположенную против света. Он приветливо спрашивал у вошедшего документы и с минуту изучал их, после чего, протянув посетителю анкету, поворачивался так, чтобы яркий дневной свет осветил его слева. Самые впечатлительные новобранцы без промедления убегали из военкомата, оставляя Фрэнку в качестве трофея все свои бумаги. Самые храбрые брали из его рук анкету, дрожащим голосом говорили: «Я ещё вернусь, сэр» и, выйдя в коридор, сразу шли в соседний кабинет записываться волонтёрами на гражданскую службу. В Лондоне для них работы хватало – кадровые фабричные рабочие всё чаще бастовали, и без штрейкбрехеров было не обойтись. Но ни один из этих воинственных молодых людей больше не заглядывал к знаменитому командору.

Зато многие сослуживцы Фрэнка нарочно забегали к нему в кабинет вместо театра посмотреть очередной спектакль, и Смит однажды последовал их примеру. Сев за соседний стол под видом секретаря, он исподтишка изучал горящее патриотизмом лицо новобранца. Когда выражение почтительного восхищения на лице юноши сменилось неприкрытым ужасом, Смит понял, что не выдержит. Для виду скинув на пол несколько листов, он сполз со стула под прикрытие стола и сидел там, сотрясаясь от беззвучного хохота, пока дверь за посетителем не захлопнулась с отчаянно громким стуком.

Газетная фотография изображала одну только Мардж, и качество печати оставляло желать лучшего, но красота модели нивелировала типографские проблемы. Если раньше Мардж выглядела, как принцесса Уэльская, то теперь она казалась королевой. Заголовок над фотографией кричал крупными буквами: «Главный вычислитель снова в строю». В последние месяцы, когда военные неудачи шли непрерывной чередой, журналисты изо всех сил пытались найти хоть какие-нибудь хорошие новости и наконец догадались посмотреть в правильную сторону. Короткая заметка под заголовком сообщала, что леди Марджори Брайдсфри Маултон, супруга маршала авиации сэра Фрэнсиса Хея Маултона, воспитав пятерых детей, снова возвращается на работу в сверхсекретный вычислительный центр. Смит удивлялся, как военная цензура пропустила эту заметку, да ещё и с фотографией, пусть и не слишком чёткой, но чего не сделаешь для поднятия боевого духа. Впрочем, он не сомневался, что в ближайшие полвека никаких новых сведений о Мардж и её работе в газеты не просочится.

Тёплые воспоминания в сочетании с суровой красотой утёсов заставили Смита позабыть о времени и к пограничному пункту он подъехал уже около полудня. Шлагбаум оказался опущен – по-видимому, начальству приспичило устроить плановую проверку для тренировки новых сотрудников. Судя по тому, что машин перед шлагбаумом скопилось пока немного, проверку начали четверть часа назад, вряд ли раньше.

Молоденький лейтенант подходил к очередному автомобилю, проверял документы у водителя и пассажиров, потом махал рукой напарнику, сидевшему в будке, и тот поднимал шлагбаум, пропуская путешественников, очищенных от подозрений в попытке нелегального пересечения границы. Иногда белая в красную полоску планка поднималась не сразу, а с небольшой задержкой, как будто сидевший в будке считал ворон вместо того, чтобы неотрывно смотреть на дорогу.

Зато юный пограничник, проверявший документы, весь лучился служебным рвением и настолько внимательно и серьёзно сличал с оригиналами фотографии в паспортах, что через полчаса наверняка создал бы у шлагбаума огромный затор. Внезапно взгляд его выхватил из вереницы автомобилей голубой Мерседес-Бенц с металлическим отливом, и он нерешительно улыбнулся, как будто не веря своему счастью. Почти бегом он приблизился к машине Смита и представился, показав удостоверение и блеснув идеально ровными жемчужно-белыми зубами:

– Лейтенант Шмидт к вашим услугам, герр. Провожу проверку документов по срочному приказу из Берлина. Пожалуйста, будьте добры, предъявите ваше удостоверение личности.

При этом он смотрел на Смита, как на дорогого гостя, приехавшего к нему на день рожденья с особо ценным подарком. Смит напрягся и вместо того, чтобы пониже опустить стекло, открыл водительскую дверь целиком. Лейтенант не только не возмутился столь грубым нарушением правил, но даже не попытался отойти на безопасное расстояние. Наоборот, он подошёл к Смиту настолько близко, что тому ничего не стоило ударить его дверью, если бы вдруг понадобилось срочно скрыться.

Сделанный на заказ Мерседес при необходимости легко снесёт не только шлагбаум, но и все машины, загородившие ему проезд. Смит долго дорабатывал свою модель на заводе в Зиндельфингене и помимо тяжёлой брони снабдил её пуленепробиваемыми жаропрочными стёклами и усиленными колёсами, сохранявшими ходовые качества даже при сильном перепаде давления. Так что несчастный профессор Линдеманн совершенно напрасно переживал вчера за исход их неожиданной встречи с цистерной.

Однако Смиту любопытно было узнать, почему пограничник из всей очереди выделил именно его, поэтому, сыграв роль законопослушного гражданина, он протянул лейтенанту свой партбилет. В Советском Союзе ему этот документ всё равно не понадобится.

Лейтенант прочёл фамилию и засиял как новенький пфенниг.

– Рад познакомиться с вами, штандартенфюрер. Я столько слышал о вас. Соблаговолите, пожалуйста, пройти внутрь, – он указал рукой на будку.

Одновременно он подал знак напарнику, и тот открыл шлагбаум. Обрадованные водители тотчас завели двигатели, и медленно разгоняясь, устремились в нейтральную Швейцарию, как овцы на пастбище. Смиту очень хотелось последовать за ними, но лейтенант заинтриговал его – в его поведении он не заметил никакой угрозы, только благожелательный интерес к своей персоне. Однако выходить из машины Смит не спешил.

– Я тоже рад познакомиться с вами, лейтенант. Вижу, вы прекрасно справляетесь со своими обязанностями. Вам ведь поручили найти меня? – он сопроводил свои слова коронной улыбкой, которой научился у Фрэнка.

Лейтенант покраснел от комплимента и кивнул, не в силах сказать ни слова от переполнявшего его восхищения. В этот момент лицо его напомнило Смиту кого-то из его старых знакомых, но он никак не мог сообразить, кого именно. Как будто для окончательной идентификации ему не хватало одной единственной важной черты, присутствовавшей у знакомого, но не нашедшей отражения во внешности юноши.

– Видите ли, я очень спешу, – теперь Смит говорил строгим и значительным голосом. – У меня чрезвычайно важное и срочное задание. Поэтому буду признателен вам, если вы передадите мне то, что вам поручено, прямо здесь и сейчас.

Лейтенант покраснел ещё сильнее, шагнул вперёд, и губы его задрожали, словно он вот-вот заплачет. В тот же миг Смит почувствовал, как в колено ему упёрся ствол пистолета, хотя когда и откуда юноша успел достать табельное оружие, оставалось совершенной загадкой.

– Т-т-так он и сказал, что вы не захочете, – от волнения лейтенант начал заикаться и перешёл на баварский диалект, но особенности речи не мешали ему твёрдо держать в руках вальтер, и у Смита не оставалось сомнений в том, что юноша выстрелит в него при малейшем сопротивлении. – С-с-сказал, заставить вас с-силой. Ему нужно п-п-поговорить с вами по т-телефону. Т-т-телефон в б-будке.

– Кого вы имеете в виду, лейтенант? – спокойно спросил Смит.

– С вами будет говорить начальник тайной государственной полиции группенфюрер СС Генрих Мюллер, – отрапортовал лейтенант, внезапно перестав заикаться.

– Разумеется, я поговорю с группенфюрером, – с улыбкой согласился Смит, как будто волновавшее его недоразумение полностью разъяснилось, – думаю, его звонок непосредственно связан с моим заданием. Возможно, он поделится со мной свежими агентурными сведениями.

– Да, он так и сказал, – подтвердил пограничник, заметно успокаиваясь и благодарно улыбаясь Смиту.

Одновременно он неуловимым броском переместился вправо, чтобы освободить выход со стороны водительской дверцы, а пистолет его столь же неуловимо развернулся в противоположную сторону, чтобы дуло по-прежнему смотрело точно в левое колено Смита. Смертоносная грация его движений воскресила в памяти Смита тот далёкий день в Кембридже-16, когда Пауль чуть не застрелил его и Вера. Тут его осенило – юноша ведь и был вылитый Пауль, только без очков.

– Простите, лейтенант, за личный вопрос, – доверительно начал Смит, осторожно выбираясь из автомобиля, – но ваша внешность и манеры живо напомнили мне одного моего старого друга, к сожалению, умершего совсем молодым. Если бы у него были дети, то я решил бы, что вы его сын. Не приходитесь ли вы родственником покойному герру Паулю Виндмюллеру?

Глаза юноши увлажнились, и восхищение в его взоре сменилось благоговейным восторгом.

– Вы знали моего дядю? – прошептал он, словно Смит был ангелом, спустившимся с небес, чтобы лично передать ему послание от старшего брата его матери, погибшего задолго до его рождения. – Мама тоже считает, что я очень похож на него. Она назвала меня в его честь.

– Мы вместе работали несколько лет. Он был замечательным физиком, – честно ответил Смит, с изумлением убеждаясь, что какие бы чувства не обуревали юношу, на его боевых качествах это совершенно не сказывалось – ствол пистолета ни на миг не отклонился от прямой линии, направленной в ногу Смита.

С небрежным видом осмотревшись по сторонам, Смит осознал, что бежать совершенно некуда – открытая местность прекрасно простреливалась с дороги. Только у самого шлагбаума росло громадное дерево, но оно было слишком далеко. К тому же племянник наверняка окажется таким же ворошиловским стрелком, как и его дядя, это у них наследственное. Разыгравшееся воображение нарисовало сразу несколько сценариев, один трагичней другого, и неторопливо шагая к будке, Смит физически почувствовал, как заныло плечо, много лет не дававшее о себе знать. Единственное, что порадовало его в окружающем пейзаже, так это то, что дерево определённо не было каштаном.

Дисциплина у юноши тоже была на высоте – Смит видел, как тому не терпится расспросить его о своём знаменитом дяде и их совместной работе, но зайдя в будку, он первым делом подошёл к телефону.

– Ваше задание выполнено, группенфюрер, – сказал он в трубку.

Трубка в ответ издала сердитое хрюканье, долженствующее означать одобрение, и лейтенант торжественно вручил её Смиту. Флегматичный напарник лейтенанта направился к выходу из помещения – видно было, что он изо всех сил старается исчезнуть быстро и незаметно, но телодвижения его казались на редкость бессмысленными и неуклюжими; на полдороге он в задумчивости остановился, вернулся за ключом, и наконец вышел из помещения, заперев за собой дверь. Смит не смог удержаться от мысли, что если бы задание задержать его получил не лейтенант-отличник, а его коллега-двоечник, то он, Смит, давно бы уже был в Швейцарии, а не в тесной будке под колпаком у Мюллера.

Лейтенант расположился перед дверью, разделив своё внимание поровну между Смитом и трубкой.

– Здравствуйте, штандартенфюрер! – сказала трубка знакомым голосом.

– Добрый день, группенфюрер! – сдержанно ответил Смит тоном благовоспитанного человека, которого оторвали от неотложного дела.

– Не хочу сеять сомнений в вашей благонадёжности среди подчинённых, штандартенфюрер, поэтому отвечайте мне с осторожностью. Лейтенант не должен вас заподозрить.

– Не совсем понял вас, группенфюрер. Вы хотите вовсе отменить задание?

– Давайте обойдёмся без игры в кошки-мышки. Я знаю, что вы не тот, за кого себя выдаёте.

– Да, это может полностью поменять ситуацию. Насколько достоверны агентурные данные, группенфюрер?

– Достоверней некуда, штандартенфюрер. Я лично хоронил Отто фон Гляубица в качестве его адьютанта. Поэтому, когда он неожиданно воскрес, это событие возбудило во мне жгучий интерес. Я хоть и был когда-то католиком, но в чудеса не верю.

Смит с трудом сохранил самообладание. На лице его застыло выражение сосредоточенного размышления о судьбах миссии, но думал он о юном помощнике своего кузена – они виделись незадолго до Великой войны, когда Смит навещал родственников в Баварии. Теперь он знал, в кого война превратила кареглазого темноволосого мальчика, такого умного, амбициозного и беззаветно преданного своему господину.

– Я стал пристально следить за посмертными подвигами его благородия. Ваша борьба с коммунистами полностью соответствовала моим целям. Я ненавижу этих бесчеловечных лицемеров и их иезуитские принципы.

– Я тоже от них не в восторге, группенфюрер, – искренне согласился Смит.

– Но вы не ограничились коммунистами. Вы зачем-то ещё охотились за математиками и физиками, причём не за теми учёными, которые делают для нас оружие, а за неумехами, у которых всё из рук валится. Они только и могут, что строить абстрактные бессмысленные теории. Какая от них может быть польза или вред, я ума не приложу. Как я понял, некоторым из них удалось бежать от вас за рубеж, а некоторых вы ликвидировали, обставив их гибель как несчастный случай. Но с Линдеманном вы сляпали дело слишком уж грубо.

– Буду признателен за дополнительную информацию, группенфюрер.

– Мой вам совет, штандартенфюрер, никогда и никого не убивайте в деревне. Там ничего нельзя скрыть от соседей. Всегда найдётся милая старушка или безобидный старичок, которые всё увидят и всё доложат, куда следует. Да, мой агент был полным придурком, но он мой агент. До этого я терпел вас, потому что пользы от вас было больше, чем возможного вреда. Но сейчас вы точно слетели с катушек и убиваете направо и налево.

– Спасибо за совет, группенфюрер. Теперь я тоже считаю, что задание нужно скорректировать. Думаю, что краткосрочное внедрение здесь не поможет. Нужна многолетняя конспирация.

– Если вы навсегда уедете к вашим любимым комиссарам, то меня это вполне устроит, штандартенфюрер. Но мне нужна компенсация. Я не сомневаюсь, что вы связаны с британской разведкой – ваш стиль работы выдаёт вас. Наверно, потому вам и удаётся ладить с коммунистами, что они недалеко ушли от ваших викторианских ценностей. Я надеюсь, что мы победим, а в случае поражения ваше руководство должно гарантировать мне безопасность. Как говорят комиссары, нужно стелить сено там, где можешь упасть.

– Только не сено, а солому, группенфюрер, – с беспечной улыбкой поправил его Смит. – Так говорят комиссары. Хотя на самом деле для амортизации ударов гораздо лучше использовать песок. А если серьёзно, то я согласен с вашим предложением. Мне оно кажется достаточно реалистичным.

«Вы с сэром Эм легко найдёте общий язык на почве ненависти к коммунистам», – мысленно добавил он, и похоже Мюллер прочитал его мысли.

– Я слышал о вашем начальнике много хорошего, штандартенфюрер. Думаю, мы с ним поладим при необходимости. А теперь дайте мне лейтенанта и убирайтесь прямиком в свою советскую преисподнюю.

– Вам тоже всего наилучшего, группенфюрер, – ответил Смит и передал трубку пограничнику.

Трубка коротко хрюкнула в последний раз и разразилась громкими гудками отбоя. Лейтенант с облегчением вернул трубку на рычаг телефона, а пистолет – в кобуру. Затем он постучал в дверь, и через несколько секунд снаружи послышался звон ключей; судя по звуку, напарник сначала уронил их, пытаясь вставить в замок, затем поднял и со второй попытки отпер дверь, но сам так и остался снаружи.

Лейтенант жалобно посмотрел на Смита и заговорил срывающимся голосом, чуть не плача:

– Пожалуйста, простите меня, штандартенфюрер, я получил очень строгие указания и не мог ослушаться. Вдруг из-за моей нерасторопности случилось бы нечто ужасное вроде полного провала вашей миссии.

– Ну что вы, лейтенант, – ободряюще улыбнулся ему Смит, – вы всё сделали правильно. Моя миссия действительно могла бы провалиться, если бы не вы.

Юноша просиял и посмотрел на Смита умоляющим щенячьим взглядом.

– Я понимаю, вы очень торопитесь, но не могли бы вы немного рассказать мне о моём дяде? Я ведь совсем не знал его.

– В свете новых агентурных данных спешить мне больше некуда, – сказал Смит, удобно устраиваясь на кресле за столом и приглашая юношу последовать его примеру. – Что именно вы хотите узнать о своём дяде? Красивую легенду или просто правду?

Лейтенант нахмурился, как будто уже пожалел о своей просьбе. Но он не привык отступать.

– Я и так знаю, что он работал на англичан. Ходили слухи, что на самом деле он выполнял задание нашей разведки, но моя мама никогда в это не верила. Она очень любила обоих своих братьев и говорила, что ей всё равно, кому они служат, главное, что они служат честно, без обмана. Когда они поссорились, ей было очень тяжело, но она продолжала поддерживать с ними связь и надеялась примирить их, только этого так и не случилось.

Он смущённо замолчал, преданно глядя в глаза Смиту, словно внезапно сообразил, что изливает душу человеку, у которого могут быть совершенно противоположные взгляды на вопросы лояльности. Руки его спокойно лежали на столе, как у примерного ученика, и выглядел он в этот момент точь-в-точь как старшеклассник, приготовившийся внимательно слушать любимого учителя. Пристально посмотрев ему в лицо, Смит решил, что ему не больше восемнадцати – над верхней губой неуверенно росли усики, но на подбородке волос почти не было.

– Ваша мама абсолютно права, – подтвердил Смит. – Пауль Виндмюллер не работал ни на какую разведку. Я думаю, он вообще не способен был работать на кого бы то ни было, кроме себя самого. В последние годы жизни он активно участвовал в «Викторианском проекте». Не будет преувеличением сказать, что без него этот проект просто не состоялся бы. Пока он доверял руководителю проекта, всё шло хорошо, но потом он разуверился в ней…