Очерки по психологии сексуальности (сборник)

В других случаях к замещению объекта фетишем приводит ряд символических ассоциаций, по большей части неосознанных. Возникновение этих ассоциаций не всегда можно объяснить с уверенностью. Нога представляет собой древний сексуальный символ уже в мифах^[15], мех обязан своей ролью фетиша ассоциации с волосами на mons Veneris (бугре Венеры); однако и эта символика, по-видимому, независима от сексуальных переживаний детства^[16].

Б) ФИКСАЦИИ ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫХ СЕКСУАЛЬНЫХ ЦЕЛЕЙ

Возникновение новых намерений

Все внешние и внутренние условия, затрудняющие или отдаляющие достижение нормальной сексуальной цели (импотенция, дороговизна сексуального объекта, опасность полового акта) поддерживают, разумеется, наклонность к тому, чтобы задержаться на подготовительных актах и образовать из них новые сексуальные цели, которые могут занять место нормальных. При ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что, по-видимому, самые странные из этих новых целей все же намечаются уже при нормальном сексуальном процессе.

Ощупывание и разглядывание

Известная доля ощупывания для человека необходима, по крайней мере, для достижения нормальной сексуальной цели. Также общеизвестно, каким источником наслаждения, с одной стороны, и каким источником новой энергии, с другой стороны, становится кожа благодаря ощущениям от прикосновения сексуального объекта. Поэтому задержка на ощупывании, если только половой акт развивается дальше, вряд ли может быть причислена к перверсиям.

То же самое и с разглядыванием, сводящимся в конечном счете к ощупыванию. Зрительное впечатление осуществляется тем путем, которым чаще всего пробуждается либидозное возбуждение и на проходимость которого – если допустим такой телеологический подход – рассчитывает естественный отбор, направляя развитие сексуального объекта в эстетическом плане. Прогрессирующее вместе с культурой прикрывание тела будит сексуальное любопытство, стремящееся к тому, чтобы обнажением запрещенных частей дополнить для себя сексуальный объект; но это любопытство может быть отвлечено на художественные цели («сублимировано»), если удается отвлечь его интерес от гениталий и направить его на тело в целом. Задержка на этой промежуточной сексуальной цели – подчеркнутого сексуального разглядывания^[17] – свойственна в известной степени большинству нормальных людей, она дает им возможность направить известную часть своего либидо на высшие художественные цели. И наоборот, перверсией страсть к подглядыванию становится: а) если она ограничивается исключительно гениталиями, б) если она связана с преодолением чувства отвращения (voyeurs: подглядывание при функции выделения), в) если она, вместо подготовки к достижению нормальной сексуальной цели, вытесняет ее. Последнее ярко выражено у эксгибиционистов, которые, если мне позволено будет судить на основании одного случая, показывают свои гениталии для того, чтобы в награду получить возможность увидеть гениталии других^[18].

При перверсии, стремление которой состоит в разглядывании и показывании себя, проявляется весьма удивительная особенность, которую мы рассмотрим при следующем отклонении. Сексуальная цель проявляется при этом выраженной в двоякой форме: активной и пассивной.

Силой, противостоящей страсти к подглядыванию и иногда даже побеждающей ее, является стыд (как раньше отвращение).

Садизм и мазохизм

Склонность причинять боль сексуальному объекту и противоположная ей – быть мучимым, эти самые частые и значительные перверсии, названы Крафт-Эбингом (Krafft-Ebing) в обеих ее формах, активной и пассивной, садизмом и  мазохизмом. Другие авторы предпочитают более узкое обозначение алголагнии, подчеркивающее наслаждение от боли, жестокость, между тем как при избранном Крафт-Эбингом названии на первый план выдвигаются всякого рода унижения и покорность.

Корни активной алголагнии, садизма в пределах нормального, легко доказать. Сексуальность большинства мужчин содержит примесь агрессивности, склонности к насильственному преодолению, биологическое значение которого состоит, вероятно, в необходимости преодолеть сопротивление сексуального объекта еще и иначе, не только посредством актов ухаживания. Садизм в таком случае соответствовал бы ставшему самостоятельным, преувеличенному, выдвинутому благодаря смещению на главное место агрессивному компоненту сексуального влечения.

Понятие садизма, в обычном употреблении этого слова, колеблется между активной и насильственной констелляцией к сексуальному объекту и исключительной неразрывностью удовлетворения с подчинением и терзанием сексуального объекта. Строго говоря, только последний случай имеет право называться перверсией.

Равным образом термин «мазохизм» охватывает все пассивные установки к сексуальной жизни и к сексуальному объекту, крайним выражением которых является неразрывность удовлетворения с испытанием физической и душевной боли со стороны своего сексуального объекта. Мазохизм как перверсия, по-видимому, дальше, чем противоположный ему садизм, отошел от нормальной сексуальной цели; можно лишь сомневаться в том, появляется ли он когда-нибудь первично или всегда развивается [трансформируется] из садизма. Часто мазохизм представляет собой только продолжение садизма, обращенного на собственную личность, временно замещающую при этом место сексуального объекта. Исследование экстремальных случаев мазохистской перверсии приводит к мысли о совокупном влиянии большого числа факторов, преувеличивающих и фиксирующих первоначальную пассивную сексуальную установку (комплекс кастрации, сознание вины).

Преодолеваемая при этом боль уподобляется отвращению и стыду, оказывающим сопротивление либидо.

Садизм и мазохизм занимают особое место среди перверсий, так как лежащая в их основе противоположность активности и пассивности принадлежит к самым общим характерным чертам сексуальной жизни.

История культуры человечества вне всякого сомнения доказывает, что жестокость и половое влечение связаны самым тесным образом, но для объяснения этой связи ученые не пошли дальше подчеркивания агрессивного момента либидо. По мнению одних авторов, эта примешивающаяся к сексуальному влечению агрессивность является собственно остатком каннибалистских вожделений, т. е. в ней принимает участие аппарат овладевания, служащий удовлетворению другой, онтогенетически более старой большой потребности^[19]. Высказывалось также мнение, что всякая боль сама по себе содержит возможность ощущения наслаждения. Удовлетворимся впечатлением, что объяснение этой перверсии никоим образом не может считаться удовлетворительным и что возможно, что при этом несколько душевных стремлений соединяются для одного эффекта.

Самая поразительная особенность этой перверсии заключается, однако, в том, что пассивная и активная формы ее всегда совместно встречаются у одного и того же лица. Кто получает удовольствие, причиняя другим боль при половом контакте, тот также способен испытывать наслаждение от боли, которая причиняется ему от половых отношений. Садист всегда одновременно и мазохист, хотя активная или пассивная сторона перверсии у него может быть сильнее выражена и представлять собой преобладающую сексуальную деятельность.

Мы видим, таким образом, что некоторые из перверсий всегда встречаются как противоположные пары, чему необходимо приписать большое теоретическое значение, принимая во внимание материал, который будет приведен ниже^[20]. Далее совершенно очевидно, что существование противоположной пары садизм – мазохизм нельзя объяснить непосредственно и только примесью агрессивности. Вместо этого появляется желание связать эти одновременно существующие противоположности с противоположностью мужского и женского, заключающейся в бисексуальности, значение которой в психоанализе сводится к противоположности между активным и пассивным.

3. Общее о перверсиях.

Отклонение и болезнь

Врачи, изучавшие впервые перверсии в резко выраженных случаях и при особых условиях, были, разумеется, склонны приписать им характер болезни или дегенерации, подобно инверсиям. Однако в данном случае легче, чем в предыдущем, признать такой взгляд неправильным. Результаты ежедневных наблюдений позволяют говорить о том, что большинство этих нарушений, по крайней мере наименее тяжелые из них, составляют иногда отсутствующую составную часть сексуальной жизни здорового, который и относится к ним так, как и к другим интимным вещам. Там, где обстоятельства благоприятствуют этому, нормальный человек может на некоторое время заменить нормальную сексуальную цель такой перверсией или уступить ей место наряду с первой. Подсознательно у всякого здорового человека имеется какое-нибудь скрытое желание – дополнение по отношению к нормальной сексуальной цели, которое можно назвать перверсией, и достаточно уже такой общей распространенности, чтобы доказать нецелесообразность употребления в качестве упрека названия «перверсии». Именно в области сексуальной жизни в настоящее время встречаешься с особыми, собственно говоря, неразрешимыми трудностями, если хочешь провести резкую границу между только отклонением в пределах физиологии и болезненными симптомами.

У некоторых из этих перверсий качество новой сексуальной цели требует особой оценки. Некоторые из перверсий по своему содержанию настолько далеки от нормы, что мы не можем не объявить их «болезненными», особенно те, при которых сексуальное влечение проявляется в вызывающих изумление действиях в смысле преодоления сопротивлений (стыд, отвращение, жуть, боль, облизывание кала, насилование трупов). Но и в этих случаях нельзя с полной уверенностью утверждать, что преступниками всегда оказываются лица с патологическими заболеваниями или душевнобольные. Следует отметить, что лица, которые в обычных ситуациях ведут себя как нормальные, только в сексуальной жизни, находясь во власти самого безудержного из всех влечений, проявляют себя как больные. Напротив, за явной ненормальностью в других жизненных ситуациях обычно всегда стоит и ненормальное сексуальное поведение.

В большинстве случаев мы можем выявить болезненный характер перверсий не в содержании новой сексуальной цели, а в отношении к норме: если перверсия появляется не наряду с нормальным (сексуальной целью и объектом), когда благоприятные условия способствуют, а неблагоприятные препятствуют нормальному, а при всяких условиях вытесняет и заменяет нормальное; мы видим, следовательно, в исключительности и фиксации перверсий больше всего основания к тому, чтобы расценивать ее как болезненный симптом.

Участие психики в перверсиях

Может быть, именно в самых отвратительных извращениях нужно признать наибольшее участие психики в превращении сексуального влечения. Здесь проделана определенная душевная работа, которой нельзя отказать в оценке, в смысле идеализации влечения, несмотря на его отвратительное проявление. Всемогущество любви, быть может, нигде не проявляется так сильно, как в этих ее заблуждениях. Самое высокое и самое низкое всюду теснейшим образом связаны в сексуальности («…от неба через мир в преисподнюю»).

Два вывода

При изучении перверсии мы пришли к мысли о том, что сексуальному влечению приходится бороться с такими душевными силами, как сопротивление, вытеснение, среди которых прежде всего выделяются стыд и отвращение. Допустимо предположение, что эти силы принимают участие в том, чтобы сдержать влечение в пределах, считающихся нормальными; и если они развились в индивидууме раньше, чем сексуальное влечение достигло полной своей силы, то, вероятно, они и дали определенное направление его развитию^[21].

Далее заметим, что некоторые из исследованных перверсий становятся понятными только при совпадении определенных мотивов. Если же требуется их классификация, то они должны быть сложными по своей природе. Это приводит нас к мысли о том, что и само сексуальное влечение может состоять из компонентов, которые снова отделяются от него в виде перверсии. Клинический опыт, таким образом, обращает наше внимание на соединения (Verschmelzungen), которые лишились своего выражения в однообразии нормального поведения^[22].

4. Сексуальное влечение у невротиков

Психоанализ

Важным дополнением к пониманию сексуального влечения у лиц, по крайней мере, очень близких к нормальным, следует назвать проведение клинического психоанализа. Чтобы получить основательные и точные сведения о половой жизни так называемых психоневротиков (истерии, неврозе навязчивости, неправильно названном неврастенией, несомненно, dementia praecox, паранойе), их необходимо подвергнуть психоаналитическому исследованию, в основу которого положен изобретенный И. Брейером (J. Breuer) и мною в 1893 г. метод лечения, названный тогда «катартическим».

Должен предупредить, что эти психоневрозы, как показывает мой опыт, являются результатом действия сил сексуальных влечений. Я убежден, что энергия сексуального влечения не только дополняет силы, питающие болезненные явления (симптомы), но что эти влечения – единственный постоянный и самый важный источник невроза, так что сексуальная жизнь означенных лиц проявляется исключительно, или преимущественно, или только частично в этих симптомах. Симптомы являются, как я уже говорил, сексуальным осуществлением больных. Доказательством этого утверждения служит увеличивающееся в течение двадцати пяти лет количество психоанализов истерических и других неврозов, результаты которых мною подробно изложены^[23].

Психоанализ устраняет симптомы истериков, исходя из предположения, что эти симптомы являются заместителями – как бы транскрипцией ряда аффективных душевных процессов, желаний, стремлений, которым, благодаря особому психическому процессу (вытеснение), прегражден доступ к изживанию путем сознательной психической деятельности. Именно эти удержанные в бессознательном состоянии мысли стремятся найти выражение, соответствующее их аффективной силе, выход (Abfuhr), и при истерии находят его в процессе конверсии в соматических феноменах, т. е. в истерических симптомах. При правильном, проведенном при помощи особой техники, обратном превращении симптомов, ставшие сознательными аффективные представления дают возможность приобрести самые точные сведения о природе и происхождении этих психических образований, прежде бессознательных.

Результаты психоанализа

Таким образом, мы выяснили, что симптомы представляют собой заместителей стремлений, заимствующих свою силу из источников сексуального влечения. Это подтверждают известные нам факты о характере взятых в данном случае за образец всех психоневротиков и истериков, их заболевании и поводах к этому заболеванию. В истерическом характере наблюдается некоторая доля сексуального вытеснения, выходящего за пределы нормального, повышение сопротивлений сексуальному влечению, известных нам как стыд, отвращение, мораль. Это своего рода инстинктивное бегство от навязчивого присутствия сексуальной проблемы, являющееся в ярко выраженных случаях следствием полного сексуального невежества, сохранившегося вплоть до достижения возраста половой зрелости.

Эта существенная, характерная для истерии черта часто скрыта для простого наблюдения благодаря существованию другого конституционального фактора истерии – чрезмерно развитого сексуального влечения; но психологический анализ позволяет всякий раз обнаружить его и разрешить противоречивую загадочность истерии констатированием противоположной пары: слишком сильной сексуальной потребности и слишком далеко зашедшего отрицания сексуального.

Повод к заболеванию наступает для предрасположенного к истерии лица, когда вследствие собственного созревания или внешних жизненных условий оно сталкивается с реальным сексуальным требованием. В конфликте между требованием влечения и противодействием отрицания сексуальности находится один выход – болезнь, который не устраняет конфликт, а старается уклониться от его разрешения путем превращения либидозного стремления в симптом. Если истеричный человек, например мужчина, заболевает от банального эмоционального переживания, от конфликта, в центре которого не находится сексуальный интерес, то такое исключение – только кажущееся. Психоанализ в таких случаях всегда может доказать, что именно сексуальный компонент конфликта создает предпосылки заболевания, лишая душевные процессы возможности нормального протекания.

Невроз и перверсия

Значительная часть возражений против этого моего положения объясняется тем, что многие смешивают сексуальность, из которой я вывожу психоневротические симптомы, с нормальным сексуальным влечением. Но психоанализ учит еще большему. Он показывает, что симптомы никоим образом не образуются за счет так называемого нормального сексуального влечения (по крайней мере не исключительно или преимущественно), а представляют собой конвертированное выражение влечений, которые получили бы название первертированных (извращенных в широком смысле), если бы их можно было проявить без отвлечения от сознания непосредственно в воображаемых намерениях и поступках. Симптомы, таким образом, образуются отчасти за счет ненормальной сексуальности: невроз является, так сказать, негативом перверсии^[24].

В сексуальном влечении психоневротиков можно найти все те отклонения, которые мы изучили, как изменение нормальной сексуальной жизни и как выражение болезненной.

А. У всех невротиков (без исключения) находятся в бессознательной душевной жизни стремление к инверсии, фиксация либидо на лицах своего пола. Невозможно до конца выяснить влияние этого фактора на образование картины болезни, не вдаваясь в пространные объяснения: но могу уверить, что всегда имеется бессознательная склонность к инверсии, и особенно большую услугу оказывает эта склонность при объяснении мужской истерии^[25].

Б. У психоневротиков в качестве образующих симптомы факторов можно доказать наличие в бессознательном различных склонностей к выходу за анатомические границы и среди них особенно часто и интенсивно таких, которые возлагают роль гениталий на слизистую оболочку рта и заднего прохода.

В. Исключительную роль между симптомообразующими факторами при психоневрозах играют частные влечения, проявляющиеся большей частью в виде противоположных пар (Partielltriebe), как носители новых сексуальных целей, таких как мания подглядывания, эксгибиционизм, а также активно и пассивно выраженное влечение к жестокости. Участие последнего необходимо для понимания патологического характера этих симптомов, в большинстве своем оказывающих решающее влияние на социальное поведение больных. Посредством этой связи жестокости с либидо совершается превращение любви в ненависть, нежных душевных движений во враждебные, характерное для многих невротических случаев и, как кажется, даже для всей паранойи.

Интерес к этим заключениям повышается установлением следующих фактов.

1. Там, где в бессознательном находится такое влечение, которое способно составлять пару с противоположным, всегда удается доказать действие и этого противоположного. Каждая «активная» перверсия сопровождается, таким образом, ее «пассивной» парой; кто в бессознательном эксгибиционист, тот одновременно и любитель подглядывать (вуайерист), кто страдает от последствий вытеснения садистских влечений, у того могут появиться и симптомы из источника мазохистской склонности. Полное сходство с проявлением «положительных» перверсий заслуживает, несомненно, большого внимания, но в картине болезни та или другая из противоположных склонностей играет преобладающую роль.

2. В ярко выраженном случае невроза редко обнаруживается только одно из этих перверсных влечений, обычно развивается значительное их число со следами всех имеющихся; но интенсивность отдельного влечения не зависит от развития других. И в этом отношении изучение «положительных» перверсий открывает нам точную их противоположность.

Частные влечения и эрогенные зоны

Резюмируя все, что нам дало исследование положительных и отрицательных перверсий, мы вполне естественно приходим к их объяснению рядом «частных влечений», которые, однако, не первичны, а могут быть еще и дальше разложены. Под «влечением» мы понимаем прежде всего психическое представительство постоянного внутрисоматического источника раздражения в отличие от «раздражения», вызываемого отдельными возбуждениями, воспринимаемыми извне. Влечение, таким образом, является одним из понятий, отграничивающих душевное от телесного. Самым простым и естественным предположением о природе влечений было бы то, что они сами по себе не обладают никаким качеством, а могут восприниматься лишь в качестве мерила требуемой работы, предъявляемой к душевной жизни. Только отношение влечений к их соматическим источникам и их целям отличает их друг от друга и придает им специфические свойства. Источником влечения является возбуждающий процесс в каком-нибудь органе, а ближайшая цель влечения – прекращение раздражения этого органа.

Другая предварительная гипотеза в теории о влечениях, которую мы не можем оставить без внимания, состоит в том, что органы тела дают двоякого рода возбуждения, обусловленные различием их химической природы. Один род этого возбуждения мы называем специфически сексуальным, а соответствующий орган – «эрогенной зоной» зарождающегося в нем частичного сексуального влечения^[26].

В перверсиях, при которых придается сексуальное значение полости рта и заднепроходному отверстию, роль эрогенной зоны вполне очевидна. Она проявляется во всех отношениях как часть полового аппарата^[27]. При истерии эти части тела, как и исходящие из них тракты слизистой оболочки, становятся местом появления новых ощущений и изменений иннервации – даже процессов, которые можно сравнить с эрекцией, – как гениталии под влиянием возбуждений при нормальных половых процессах.

Значение эрогенных зон как побочных аппаратов и суррогатов гениталий ярче всего из всех психоневрозов проявляется при истерии; однако это не означает, что им можно придавать меньшее значение при других формах заболевания, они здесь только менее заметны, потому что при них (неврозе навязчивости, паранойе) образование симптомов происходит в областях душевного аппарата, находящихся несколько дальше от центров телесных движений. При неврозе навязчивости весьма невероятным становится значение импульсов, создающих новые сексуальные цели и, как кажется, независимых от эрогенных зон. Все же при наслаждении от подглядывания и эксгибиционизма глаз соответствует эрогенной зоне; при компонентах боли и жестокости сексуального влечения ту же роль берет на себя кожа, которая в определенных местах тела дифференцируется в органы чувств и модифицируется в слизистую оболочку как эрогенная зона.

Объяснение кажущегося преобладания извращенной сексуальности при психоневрозах

Вышеизложенные рассуждения пролили, быть может, ложный свет на сексуальность психоневротиков. Может показаться, что исходя из врожденных особенностей психоневротики в своем сексуальном поведении быстро приближаются к извращенным и в такой же мере отдаляются от нормальных. Однако весьма вероятно, что конституциональное предрасположение этих больных, кроме слишком сильного сексуального вытеснения и чрезвычайной силы сексуального влечения, заключает в себе еще и невероятную склонность к перверсии в самом широком смысле слова. Тем не менее исследование легких случаев показывает, что последнее предположение вовсе не обязательно и при оценке болезненных эффектов необходимо игнорировать влияние одного из факторов. У большинства психоневротиков заболевание появляется только после наступления половой зрелости под влиянием требований нормальной половой жизни, против чего прежде всего и направлено вытеснение. Заболевание может возникнуть позднее, когда либидо получает отказ в удовлетворении нормальным путем. В обоих случаях либидо ведет себя как поток, главное русло которого запружено; оно заполняет коллатеральные пути, остававшиеся до того пустыми. Таким образом, и кажущаяся такой большой, во всяком случае отрицательной, склонность психоневротиков к перверсии может быть обусловлена коллатеральным течением или, по крайней мере, это коллатеральное течение усиливается. Но несомненен факт, что сексуальное вытеснение как внутренний фактор должно быть поставлено в один ряд с другими внешними факторами, которые, подобно лишению свободы, недоступности нормального сексуального объекта, опасности нормального полового акта, вызывают перверсии у индивидов, которые в противном случае остались бы нормальными.

В отдельных случаях неврозов склонность к перверсии может иметь разные причины: один раз решающим становится врожденная величина склонности к перверсии, а в другой раз – коллатеральное усиление этой склонности благодаря оттеснению либидо от нормальной сексуальной цели и сексуального объекта. Ошибочно было бы создавать противоречие там, где имеются отношения сотрудничества. Чаще всего невроз проявится в тех случаях, когда в одном и том же смысле действуют совместно конституция и жизненное переживание. Четко выраженная конституция сможет, пожалуй, обойтись без поддержки со стороны жизненных впечатлений, сильное жизненное потрясение приведет, скорее всего, к неврозу и при посредственной конституции. Эти точки зрения сохраняют, впрочем, свою силу и в других областях в равной мере как для этиологического значения врожденного, так и случайно пережитого.

Если отдается предпочтение предположению, что особенно выраженная склонность к перверсиям все же относится к особенностям психоневротической конституции, то появляется надежда, что в зависимости от врожденного преобладания той или другой эрогенной зоны, того или другого частичного влечения можно различать большое разнообразие таких конституций. Соответствует ли врожденной предрасположенности к перверсиям особое отношение к выбору определенной формы заболевания – это, как и многое другое в этой области, еще не исследовано.

Ссылка на инфантилизм сексуальности

Доказав, что извращенные стремления образуют симптомы при психоневрозах, мы значительно увеличили число людей, которых можно причислить к извращенным. Дело не только в том, что сами невротики представляют собой довольно многочисленную группу, необходимо отметить, что неврозы во всех своих формах постепенно становятся одной из составляющих здоровья; ведь мог же Мёбиус с полным основанием сказать: «Все мы немного истеричны». Таким образом, благодаря невероятному распространению перверсий мы вынуждены допустить, что и предрасположенность к ним должна быть не редкой особенностью, а частью считающейся нормальной конституции.

Вопрос, являются ли перверсии следствием врожденных условий или возникают благодаря случайным переживаниям, как Бине (Binet) это полагал о фетишизме, достаточно спорен. Теперь нам представляется его решение: в основе перверсий лежит нечто врожденное, но нечто такое, что врождено всем людям как предрасположение, варьирует по своей интенсивности и ждет того, чтобы его пробудили влияния жизни. Речь идет о врожденных, данных в конституции корнях сексуального влечения, развившихся в одном ряде случаев до настоящих носителей сексуальной деятельности (перверсий), а в других случаях испытывающих недостаточное подавление (вытеснение), так что обходным путем они могут как симптомы болезни привлечь к себе значительную часть сексуальной энергии: между тем в самых благоприятных случаях, минуя обе крайности, благодаря влиянию ограничения и прочей переработки, развивается так называемая нормальная сексуальная жизнь.

Однако мы также должны понимать, что предполагаемую конституцию, имеющую зачатки всех перверсий, можно продемонстрировать лишь у ребенка, хотя у него все влечения могут проявляться только с небольшой интенсивностью. Но если исходя из этого мы склоняемся к мысли о том, что невротики сохранили свою сексуальность в инфантильном состоянии или вернулись к ней, наш научный интерес должна привлечь сексуальная жизнь ребенка, и появляется необходимость проследить игру влияний, господствующих в процессе развития детской сексуальности до ее превращения в перверсию, невроз или нормальную половую жизнь.