Читать книгу: «История римских императоров от Августа до Константина. Том 8. Кризис III века», страница 2

Примечание: Гекатомба – у древних греков и римян торжественное жертвоприношение из ста быков или других животных. В переносном смысле – огромные жертвы, приносимые ради чего-либо.

Марсово поле (лат. Campus Martius) – равнина в Риме, посвящённая богу войны Марсу, где проходили военные учения, народные собрания и различные церемонии.

Консуляры, преторы, квесторы – высшие должностные лица в Древнем Риме. Консуляры – бывшие консулы, занимавшие высшую государственную должность; преторы – судебные магистраты; квесторы – финансовые чиновники.

Преторианцы – личная охрана императора, обладавшая значительным политическим влиянием и нередко участвовавшая в заговорах и убийствах правителей.

Они нашли удобный случай для осуществления своих замыслов во время Капитолийских игр [лат. ludi Capitolini], которые привлекали весь город, так что императоры оставались почти одни во дворце. Преторианцы взбунтовались и, вооружившись, двинулись совершить свое ужасное злодеяние. Максим был предупрежден об опасности и вызвал своих верных германцев. Если бы он успел собрать их вокруг себя, то легко мог бы отразить ярость убийц. Но Бальбин, по непонятному и пагубному ослеплению, отдал противоположные приказы, вообразив, что Максим намерен использовать германцев, чтобы единолично захватить верховную власть и избавиться от неугодного соправителя. Он не извлек из этих неуместных подозрений иной пользы, кроме собственной гибели и гибели Максима.

Преторианцы, не встретив никакого сопротивления, ворвались во дворец и завладели особами обоих императоров. Им было мало лишить их жизни: их ярость дошла до того, что они пожелали опозорить и надругаться над столь достойными государями, почтенными по своему высочайшему сану, возрасту и добродетелям. Они обнажили их, поволокли по улицам Рима к своему лагерю, били по лицу, вырывали брови и волосы из бороды, тысячекратно смешивая насмешку с жестокостью, и с варварским удовольствием продлевали их мучения, глумясь над их императорским достоинством, дарованным сенатом. Наконец, узнав, что германцы спешат на защиту императоров, они прекратили их мучения, лишив жизни, и, изрубив тела, бросили их на улице, после чего вернулись в лагерь.

Германцы, чье рвение, видимо, не было особенно горячим, увидев, что те, кого они собирались спасти, уже мертвы, не сочли нужным сражаться за трупы, и спокойно удалились.

Такова была печальная участь двух императоров, которые своими различными талантами могли бы восстановить славу и величие Рима, если бы солдатская ярость позволила им это. Это событие столь ужасно, что даже в истории самых варварских народов не найти ничего более чудовищного. Горький, но неизбежный плод слабости и потворства, которыми правительство цезарей взращивало наглость войск.

Максим предвидел этот печальный конец с самого момента своего возведения на престол.

– Какой награды можем мы ожидать, – сказал он Бальбину, – если избавим человечество от чудовища, его угнетающего?

Бальбин ответил:

– Мы можем рассчитывать на признательность и любовь сената, римского народа и даже всего мира.

– Добавьте, – возразил Максим, – и на ненависть солдат, которая станет для нас роковой.

Его предсказание, как и слова Бальбина, сбылись в точности, ибо они погибли, искренне оплакиваемые. Сенат всегда их высоко ценил, Бальбин был любим народом, а сам Максим сумел завоевать расположение простых граждан, которые, хотя сначала, как мы видели, были встревожены его суровостью, затем смягчились, оценив важность оказанных им услуг и умеренность его правления.

Бальбин оставил потомство, которое процветало еще во времена Диоклетиана. История не упоминает о потомках Максима. Он положил начало величию своего дома, и с ним же этот дом пресекся.

Г-н де Тиллемон относит смерть этих двух императоров к 15 июля 238 года от Р. Х. Они правили немногим более года.

Примечания:

[1] Капитолин противоречит сам себе, и его различные рассказы об этом восстании полны путаницы. Я буду в основном следовать Геродиану. Капитолийские игры (лат. ludi Capitolini) – древнеримские празднества в честь Юпитера Капитолийского.

[2] Лаубах в Крайне. Преторианцы – императорская гвардия, нередко игравшая решающую роль в дворцовых переворотах.

[3] См. «Римскую историю», т. X, стр. 100. Германцы – здесь, вероятно, германские наемники или телохранители императора.

[4] ОРОЗИЙ, VII, 19. Г-н де Тиллемон – Луи-Себастьян Ле Нэн де Тиллемон (1637—1698), французский историк, автор трудов по истории Римской империи и раннего христианства.

§ IV. – Гордиан III

ХРОНИКА ПРАВЛЕНИЯ ГОРДИАНА III.

АННИЙ ПИЙ ИЛИ УЛЬПИЙ. – ….. ПОНТИАН.

ГОД Р. 989. ОТ Р. Х. 238.

Гордиан, тринадцатилетний, провозглашён Августом солдатами и признан сенатом и народом.

Сначала им управляют евнухи и алльные, коварные министры, злоупотребляющие своей властью.

М. АНТОНИЙ ГОРДИАН АВГУСТ. – ….. АВИОЛА.

ГОД Р. 990. ОТ Р. Х. 239.

….. САБИАН. – ….. ВЕНУСТ.

ГОД Р. 991. ОТ Р. Х. 240.

Мятеж Сабиниана в Африке, быстро подавленный.

М. АНТОНИЙ ГОРДИАН АВГУСТ II. – ….. ПОМПЕЯН.

ГОД Р. 992. ОТ Р. Х. 241.

Сапор, сын Артаксеркса, царя парфян, нападает на Римскую империю.

Гордиан женится на дочери Миссифея и назначает его префектом претория. С этого момента государство реформируется благодаря мудрому управлению Миссифея.

Землетрясение.

Первое упоминание франков в истории.

К. ВЕТТИЙ АВФИДИЙ АТТИК. – К. АЗИНИЙ ПРЕТЕКСТАТ.

ГОД Р. 993. ОТ Р. Х. 242.

Гордиан отправляется из Рима на войну с персами.

Он проходит через Мезию и Фракию, разбивает варваров, вероятно, сарматов и готов, рассеянных в этих землях, но терпит поражение от аланов.

Прибыв в Сирию, он изгоняет персов, преследует их в Месопотамии, разбивает Сапора под Ресенной, возвращает Карры и Нисибис.

Сенат присуждает Гордиану триумф: особые почести воздаются Миссифею.

….. АРРИАН. – ….. ПАП.

ГОД Р. 994. ОТ Р. Х. 243.

Часть событий, отнесённых к предыдущему году, может относиться к этому.

Смерть Миссифея, ускоренная преступлением Филиппа, который сменил его на посту префекта претория.

Говорили, что Филипп был христианином, но это не доказано.

….. ПЕРЕГРИН. – ….. ЭМИЛИАН.

ГОД Р. 995. ОТ Р. Х. 244.

Аргунт, царь скифов, опустошает соседние земли.

Филипп своими коварными действиями настраивает солдат против Гордиана, лишает его жизни в Заифе (Месопотамия) и провозглашает себя императором в начале марта.

Он лицемерно чтит память убитого им.

Гордиан был причислен к богам.

Гробница этого юного и несчастного принца находится близ Циркезия, города, построенного при слиянии Хабораса и Евфрата.

Цензорин и Геродиан писали при Гордиане.

Рим в описываемое время погрузился в настоящую анархию. Сила решала всё: законы и нравы ничего не значили. Не было преступления ужаснее убийства Максима и Бальбина, и даже не ставился вопрос о наказании виновных. Они обеспечили себе безнаказанность, провозгласив Августом юного Гордиана Цезаря.

Они поспешили взять его к себе и увезти в лагерь, выдавая своё чудовищное убийство за заслугу и крича потрясённым гражданам, что избавили их от неугодных правителей и дали им императора, которого они любили и уже удостоили титула Цезаря. Этого было достаточно, чтобы переменить настроения. Максим и Бальбин были забыты, как будто их никогда не существовало. Тринадцатилетний Гордиан был признан народом и сенатом со всеми возможными проявлениями радости и поздравлений.

Правда, этот юный принц, помимо известного имени, обладал всеми качествами, способными расположить к нему сердца: красивым лицом, весёлым, открытым нравом, мягкими манерами, лёгкостью в общении и любовью к наукам. Поэтому его горячо любили. Сенат, народ, солдаты называли его своим сыном: он был отрадой всего мира.

Наши источники, становящиеся всё более скудными (ведь даже Геродиан здесь не помогает), не сообщают, какие меры были приняты для управления империей при тринадцатилетнем императоре. До этого он воспитывался под крылом своей матери Меции Фаустины. Можно предположить, что эта принцесса, оказавшаяся в положении, схожем с положением Маммеи, претендовала на не меньшую власть, чем та. Но она далеко не последовала её примеру в воспитании сына и в выборе советников. Вместо того чтобы окружить его способными и верными людьми и оградить от дурного влияния, она отдала его на попечение евнухов и алчных придворных, которые заботились лишь о собственной выгоде, совершенно не думая о чести принца. Картину этих злоупотреблений мы находим в письме Миссифея, который их исправил, и я считаю уместным привести его здесь.

«Сыну моему, высокочтимому государю, августу, Мисифей, тесть и префект императора.

Для нас великая радость – стереть пятно тех печальных времен, когда при дворе все продавалось через евнухов и тех, кто называл себя вашими друзьями, будучи на самом деле вашими злейшими врагами. Но вершина моей радости в том, что реформы вам по душе, и теперь ясно, что ошибки прежних времен ни в коей мере не должны быть вменены вам.

Да, мой грозный государь и сын, вы помните: военные назначения делались по рекомендации дворцовых евнухов; заслуги оставались без награды; оправдания и осуждения, независимо от сути дел, определялись прихотью или деньгами; казна разграблялась и опустошалась мошенниками, которые сообща расставляли ловушки, чтобы уловить вас, и заранее сговаривались о роли, которую каждый должен был играть при вас. Этими ухищрениями они изгоняли достойных, ставили на их места порочных людей и, в конце концов, продавали вас, как продают товары на рынке.

Благодарение богам, что правление было преобразовано по вашей полной и совершенной воле. Мне отрадно быть тестем доброго государя, который стремится учиться и все знать сам и который удалил от себя тех, кто злоупотреблял его доверием.»

Гордиан в ответном письме подтвердил все изложенные факты. Он благодарил Мисифея за то, что тот открыл ему глаза, и закончил весьма трогательными для юного императора словами:

«Отец мой, позвольте мне сказать правду. Удел императора поистине жалок: от него скрывают истину. Он не может все видеть сам и вынужден полагаться на людей, которые сговариваются его обмануть.»

Прочитанное содержит почти все, что известно о первых годах правления Гордиана до того момента, когда он сделал Мисифея своим тестем и министром. Остальное сводится к зрелищам и играм, которые устраивались для завоевания народной любви, и к восстанию Сабиниана в Африке.

Наши источники не сообщают ни кто такой Сабиниан, ни что побудило его к мятежу, ни какие силы вселяли в него надежду на успех. В 240 году от Р. Х. он поднял волнения в Африке, стремясь стать императором; у него было сторонники, но их ряды быстро рассеялись, и сопротивление было легко подавлено. Сам он погиб в этом плохо организованном предприятии, а победа была милостива: мятежники, поспешившие вернуться к повиновению, получили прощение.

В том же или следующем году Гордиан, к счастью своему и всей империи, женился на дочери Мисифея. На монетах она именуется Фурия Сабина Транквиллина. Мы не знаем ни предков Мисифея, ни даже его происхождения, разве что его имя, а также имя Тимесикл, которое дает ему Зосим, указывают на греческие корни. Что касается его личности, Капитолин называет его человеком весьма ученым и красноречивым. Но его деяния доказывают куда более высокие достоинства и позволяют славить его как добродетельного министра и великого государственного мужа.

Гордиан, женившись на его дочери, назначил его префектом претория, дав возможность проявить свои таланты. Я уже не раз отмечал, сколь могущественной стала эта должность – и в гражданских, и в военных делах. Префект претория был тогда первым министром, генерал-лейтенантом государя. Мисифей использовал свою власть для исправления злоупотреблений, как видно из его письма. Он водворил правосудие и законность в советах принцепса, а двумя целями его политики были слава государя и благоденствие народа.

Что касается войск, он восстановил дисциплину, расшатанную беспорядками прежних времен. Служба у римлян была прибыльной, и многие, ради получения жалования, оставались в строю или поступали на службу либо слишком старыми, либо слишком юными, неспособными вынести тяготы. Он уволил тех, кто был слишком стар или слишком молод, и постановил, чтобы никто не получал платы от государства, не служа ему. Он вникал в мельчайшие детали, лично проверяя оружие солдат. Он умел внушать одновременно страх и любовь, и уважение к его добродетели и мудрому правлению предотвращало больше проступков, чем он мог бы наказать.

На войне ничто не могло сравниться с его деятельностью и бдительностью. Где бы он ни стоял лагерем, он следил, чтобы тот всегда был окружен рвом. Он лично обходил караулы по ночам, проверяя посты и часовых. Он так обильно снабдил приграничные города припасами, что ни один из них не мог бы не прокормить императора с армией в течение пятнадцати дней, а крупнейшие – целый год.

Таков был Мисифей, а успехи, которых Гордиан добился с ним в войне против персов, показывают, что этот мудрый министр был также искусным полководцем.

Персы не испытывали на себе силу римского оружия со времен Александра Севера. Однако Арташир (Артаксеркс), восстановитель их имени и империи, в 237 году от Р.Х. предпринял несколько действий, которые грозили возобновить войну. Мы видели, что Максимин готовился выступить против персов, когда погиб. Его смерть и последовавшая вскоре кончина Арташира, по-видимому, отсрочили столкновение. Умирая, Арташир оставил сына и преемника Шапура, который в течение тридцати одного года своего правления был постоянным бичом римлян и причинял им невиданные бедствия. Он начал войну против них, едва взойдя на престол, и, полный той отваги, которую внушают молодость и желание ознаменовать начало нового правления, вторгся в Месопотамию, захватил Нисибис и Карры, и если не овладел Антиохией, то по крайней мере держал этот великий город в напряжении и тесно его осаждал. Его успехи были столь велики и стремительны, что его уже почти боялись в самой Италии, а он был достаточно честолюбив и высокомерен, чтобы распространять свои замыслы и угрозы даже туда.

Гордиан принял меры, чтобы отразить столь яростное нападение. Он провел огромные приготовления войск, военных припасов и денег. Я уже говорил, как заботился Мисифей о продовольствии. Когда все было готово, Гордиан открыл храм Януса, чтобы обозначить начало войны: и это последний раз, когда эта церемония упоминается в истории. Он выступил весной 242 года от Р.Х. и направился через Мёзию и Фракию. Там он разбил варваров, по-видимому, готов и сарматов [1], которые распространились по этим провинциям. Однако он потерпел некоторый урон, но, должно быть, незначительный, от аланов на равнинах Филиппополя. Оттуда, переправившись через пролив, он прибыл в Сирию и повел войну против персов с такой энергией и успехом, что покрыл себя славой. Ужас Шапура был так велик, что он поспешно покинул все захваченные земли и города, спеша вывести свои гарнизоны и вернуть города жителям без грабежа; а его солдаты, преследуемые победителями и переправившись через Евфрат, в радости от того, что избежали, как им казалось, опасности, целовали эту дружественную землю, которая давала им безопасность. Шапур так спешил бежать, что отдал жителям Эдессы все захваченные в Сирии деньги, чтобы купить у них свободный проход.

Гордиан, освободив Антиохию и изгнав врагов из Сирии, в свою очередь перешел Евфрат, разбил Шапура близ города Ресаена, отвоевал Карры и Нисибис, вернул всю Месопотамию; и к концу второй кампании он надеялся вступить на земли персов и дойти до царского города Ктесифона.

В таких выражениях он писал сенату: и в своем письме он с удивительной искренностью признавал, что своими успехами обязан Мисифею, и рекомендовал вознести благодарность сначала богам, а затем префекту претория. Сенат присудил императору триумф, и чтобы подчеркнуть победу над персами, постановил, что колесницу будут везти четыре слона. Мисифей был награжден честью триумфальной колесницы, запряженной четверкой лошадей, и надписью в его честь, которая сохранилась в Риме, по крайней мере частично, и в которой он назван отцом императора и опекуном республики.

Ему воздали должное: и события лишь слишком доказали, что благополучие императора зависело от него. Вскоре после описанного он умер, завещав все свое имущество Римской республике, или, точнее, городу Риму; и с ним погибли все счастье и слава Гордиана. Полагали, что его смерть не была естественной, и подозревали, что ее ускорил Филипп, который сменил его на посту префекта претория. Мисифей страдал от дизентерии, и говорили, что вместо лекарства, прописанного врачами, Филипп, подкупив его слуг, дал ему такое, которое усилило болезнь и погубило больного. Нет никаких оснований сомневаться в его виновности: тот, кто пожинал плоды этого преступления и венчал его другим, еще более тяжким.

Филипп, Марк Юлий Филипп, был арабом по происхождению, родился в Бостре, в маленькой области Трахонитида, низкого и даже презренного рода, если правда, как говорит «Эпитом» Виктора, что он был сыном разбойничьего главаря. Он продвинулся по службе настолько, что мог претендовать на должность префекта претория, на которую Гордиан действительно назначил его после смерти Мисифея. Говорили, что он был христианином. Но если это так, мне кажется весьма удивительным, что ни один из языческих авторов, писавших о нем, не отметил этого. Особенно Зосим, исполненный яда против христианства и с удовольствием клевещущий на Константина самыми гнусными измышлениями, нашел бы прекрасный материал для нападок в случае с Филиппом. Христианские писатели, на авторитете которых основано мнение о христианстве этого префекта претория, вскоре ставшего императором, несомненно, заслуживают уважения. Но их рассказы так запутаны, так переполнены обстоятельствами, несовместимыми друг с другом или опровергаемыми историей, что вес их свидетельства значительно ослабевает. Хотя г-н де Тиллемон склонен им верить, я не боюсь признать, что из написанного им по этому поводу у меня сложилось противоположное впечатление. Если Филипп и исповедовал нашу религию, то, несомненно, был плохим христианином. Лучше предположить, что, родившись близ страны, бывшей колыбелью христианства, он мог воспринять некоторые его идеи; и что он покровительствовал ему, как Александр Север, но не отказываясь от идолопоклоннических суеверий, которые он демонстрировал, будучи императором.

Должность префекта претория была для Филиппа лишь ступенью к трону, и ради этой цели он не останавливался перед преступлениями. Он задумал лишить Гордиана любви солдат и для этого вызвал голод в армии. Мисифей, как мы отмечали, принял мудрые меры, чтобы обеспечить постоянное изобилие. Филипп же повел армию через бесплодные земли Месопотамии, подальше от складов. Коварными приказами он отгонял суда с провизией. Голод начал давать о себе знать, и солдаты зароптали. Филипп воспользовался беспорядком, единственной причиной которого был он сам. Через своих агентов он нашептывал войскам, что неудивительно, если дела идут плохо под руководством принца, чей возраст требует, чтобы им самим руководили; что куда полезнее было бы передать командование тому, кто обладает способностями и опытом для этого. Он даже склонил на свою сторону нескольких видных офицеров, и в конце концов дело дошло до того, что вся армия провозгласила Филиппа императором. Гордиан и его друзья пытались противостоять мятежу. Но заговор был слишком силен: пришлось пойти на компромисс, и в результате солдаты постановили (это выражение историка), что Филипп будет соправителем Гордиана, его коллегой и опекуном.

Но этого было недостаточно для честолюбия Филиппа. Он возжелал править единолично: к тому же, зная, как любимо имя Гордиана было в Риме и в провинциях; опасаясь даже, что солдаты вновь проникнутся нежностью к этому юному императору, когда исчезнет причина, вызвавшая их недовольство; чувствуя, наконец, с каким невыгодным положением – будучи человеком низкого происхождения, достигшим верховной власти дурными путями – он будет бороться против законно избранного принца, племянника и внука императоров, он пришел к выводу, что не будет в безопасности, пока жив Гордиан, и приказал тайно умертвить его, по-видимому, посредством скрытых козней.

Капитолин приводит здесь малоправдоподобную сцену. Он говорит, что Гордиан, которого Филипп третировал с надменностью и высокомерием, попытался сбросить ненавистное ярмо и добиться смещения своего угнетателя солдатами. Для этого он взошел на трибуну в сопровождении своего родственника Меция Гордиана, занимавшего высокое положение в армии. Там он жаловался собравшимся офицерам и солдатам на неблагодарность и наглость Филиппа, но его жалобы были встречены с презрением и не возымели действия. Видя, что проигрывает своему противнику, он потребовал равенства с ним – и получил отказ. Тогда он предложил, чтобы ему хотя бы сохранили титул Цезаря, но и этого не добился. Он даже соглашался довольствоваться должностью префекта претория, но его мольбы не были услышаны. Наконец, он ограничился просьбой о сохранении ему жизни, и Филипп, который присутствовал при этом и до сих пор оставался немым зрителем, позволяя действовать и говорить своим сторонникам, сначала как будто согласился на эту унизительную и справедливую просьбу, но после минутного размышления изменил решение и приказал схватить Гордиана, увести и казнить: что и было исполнено, хотя не сразу, а после небольшой отсрочки.

Этот рассказ, представляющий Гордиана столь же жалким, сколь Филиппа – жестоким и tyrannical, содержит в себе плохо связанные и неубедительные обстоятельства: более того, если бы Филипп открыто приказал убить Гордиана, он не смог бы скрыть свое преступление, как это сделал, ни написать сенату, что молодой принц умер от болезни. Поэтому мы предположим, что он прибег к коварству, чтобы избавиться от него, и действовал тайно. Гордиан погиб, по мнению г-на де Тиллемона, в начале марта 244 года от Р. Х., процарствовав с титулом Августа пять лет и около восьми месяцев. Ему было около двадцати лет.

Филипп сделал вид, что чтит его память: он устроил ему пышные похороны и отправил его прах в Рим. Он разрешил солдатам воздвигнуть ему гробницу или кенотаф в Заифе, месте его смерти, близ Цирцезия, города, построенного при слиянии Хабора [2] и Евфрата. Он оставил нетронутыми его изображения, статуи, надписи, упоминавшие его с почестями; и когда этот несчастный принц был причислен сенатом к лику богов, Филипп не стыдился называть богом того, кого убил.

Смерть Гордиана была отомщена. Филипп, насладившись плодами своего преступления всего несколько лет, был лишен их Децием, который отнял у него империю вместе с жизнью: и его сын, которого он намеревался сделать своим наследником, разделил его печальную участь. Те девять человек, которые помогли ему убить Гордиана, лишившись поддержки принцев, единственных, кто мог гарантировать им безнаказанность, покончили с собой и, как говорят, теми же мечами, что были запятнаны кровью их императора.

Только после смерти Филиппа на гробнице Гордиана могла появиться эпитафия, приведенная Капитолином: «БОЖЕСТВЕННОМУ ГОРДИАНУ, ПОБЕДИТЕЛЮ ПЕРСОВ, ПОБЕДИТЕЛЮ ГОТОВ И САРМАТОВ, УСМИРИТЕЛЮ МЯТЕЖЕЙ, РАЗДИРАВШИХ РИМСКУЮ РЕСПУБЛИКУ, ПОБЕДИТЕЛЮ ГЕРМАНЦЕВ, НО НЕ ПОБЕДИТЕЛЮ ФИЛИППА». Последняя фраза имеет двойной смысл: она указывает на преступление убийцы Гордиана, но может быть истолкована и как намек на поражение, которое молодой император потерпел от рук Филиппа во время македонской кампании. Говорят, Лициний, правивший вместе с Константином и желавший считаться потомком императора Филиппа, приказал убрать эту эпитафию. Возможно, это всего лишь игра ума, которую Капитолин выдал за реальность.

Гордиан заслужил знаки привязанности и любви, которые были ему оказаны после смерти. История не упрекает его ни в одном пороке. Он правил хорошо, пока им руководил Мизифей. После того как он лишился этого мудрого наставника, его можно упрекнуть лишь в слабости: характер более располагающий, чем пригодный для власти, и более мягкий, чем талантливый.

Его семья, несомненно, продолжилась в боковых ветвях с тем же именем, и сенат даровал этому роду особую привилегию – освобождение от опекунства и от всех обременительных общественных и частных обязанностей. Дом, принадлежавший Гордианам, еще во времена Константина оставался одним из главных украшений Рима.

История не упоминает ни одного общественного сооружения, которым Гордиан украсил бы город. Правда, он начал строить большой портик на Марсовом поле и планировал присоединить к нему базилику и бани, но смерть помешала ему осуществить этот замысел. На одной медали можно увидеть указание на то, что он восстановил амфитеатр.

Здесь уместно упомянуть несколько отдельных событий. Перед тем как Гордиан отправился на войну с персами, произошли, если верить буквальному выражению историка, землетрясения по всему миру, столь сильные, что целые города погрузились в землю вместе с жителями. Были consulted Сивиллины книги; исполнили то, что, как казалось, они предписывали; и бедствие прекратилось, потому что должно было прекратиться.

Аргунтис, царь скифов, ободренный смертью Мизифея, совершал набеги на соседние земли. Г-н де Тиллемон сомневается, следует ли под именем скифов понимать здесь карпов, о которых пойдет речь при Филиппе, или готов.

Тот же г-н де Тильмон относит к правлению Гордиана и ко времени, когда этот государь готовился выступить против персов, первое упоминание о франках в истории. Мы узнаем от Вописка [3], что Аврелиан, впоследствии император, будучи еще трибуном легиона, сражался под Майнцем против франков, опустошавших всю Галлию; что он убил семьсот из них и взял в плен триста, которые были проданы; и что этот подвиг был воспет в военной песне, которую историк не пренебрег привести. Видно, что этот народ, ныне и в течение стольких веков столь могущественный и самый прославленный в Европе, имел тогда мало сил, раз столь незначительная неудача смогла его усмирить. Также видно, что он уже тогда обосновался в стране, которую занимал непрерывно с той поры до установления французской монархии в Галлиях: то есть вдоль правого берега Рейна, между этим рекой на западе, Майном на юге, Везером на востоке и морем на севере. Откуда он пришел, какова была его древняя родина – это остается в значительной неопределенности из-за темноты времен и недостатка свидетельств. Мы видим, что оратор Эвмен в панегирике Константину отличает страну, которой они завладели (ту, что мы только что описали), от страны их происхождения, которую он называет далекой и варварской землей: возможно, это были берега Балтийского моря. Однако среди франков мы встречаем все названия древних обитателей этой самой области, которую, как говорят, они захватили: хатты, хамавы, бруктеры, фризы и другие; так что кажется, будто народ франков состоял частично из племени, пришедшего из земель за Эльбой, и частично из древних народов, обосновавшихся вдоль Рейна, которые объединились под новым именем, чтобы создать общий союз, хотя каждое племя сохраняло свою обособленность, имея собственного короля и управление. Все исторические памятники подтверждают, что эта нация включала множество народов и имела одновременно нескольких королей. Такое положение сохранялось до Хлодвига, объединившего под своей властью все племена, ранее управлявшиеся разными вождями. Франки, побежденные Аврелианом, могли быть одним из таких племен, которых римляне приняли за весь народ.

Геродиан писал при Гордиане III, чье восшествие на престол он описывает. Его история начинается со смерти Марка Аврелия и охватывает период около семидесяти лет. Он утверждает, что писал лишь о том, что видел, слышал и в чем даже участвовал сам, будучи занят на государственных службах. Видимо, эти должности не были высокими, раз он ограничивается общими указаниями, не уточняя их характер. Мы также заметили, что в важных вопросах он, похоже, не был хорошо осведомлен. Кроме того, он не датирует события, не показывает их взаимосвязи; в его изложении нет ни глубины мысли, ни понимания тайн человеческого сердца, мало учености и знаний. Это посредственный писатель, чья главная заслуга, как я уже говорил, – изящество стиля.

Цензорин датирует своей книгой «О дне рождения» (De Die natali) год консульства Анния Пия и Понтиана, на который пришлось начало правления Гордиана. Это хорошо написанный труд, свидетельствующий о незаурядной эрудиции. Он посвящает его некоему Кв. Цереллию, которого превозносит, но который более нигде не упоминается.

Примечания:

[1] В эпитафии, которую приводит Капитолин (14), он именуется победителем готов и сарматов.

[2] Эта река до сих пор сохраняет своё название и называется Шабур или, с арабским артиклем, Аль-Шабур. Она протекает через Дьербеч. На карте г-на де Л’Иля я обнаружил у её устья город под названием Кархисен, который, без сомнения, является упомянутым здесь Цирцезием или Циркузием.

[3] ВОПИСК, «Аврелиан», 7.