Читать книгу: «Пани Зофья. У вас колесо отвалилось», страница 2

– Тут кое-что странное, – подал голос полицейский.

– Умничка. Долго вы искали, но говорите, что там у вас.

– Разбитое зеркало. Очень нетипично.

– Шерлок Холмс, мать вашу за ногу.

– Что-что?

– Ничего. Маловато, говорю. Экая невидаль – разбитое зеркало. Может, вы еще что-нибудь найдете?

– Нет, это интересно. Понимаете, взломщики обычно стараются не привлекать к себе внимания, оставлять как можно меньше следов и поменьше шуметь. Даже любители. У них это инстинктивное. Может быть, злоумышленников было двое, и между ними произошла ссора? Может быть, зеркало разбили инструментом, при помощи которого преступники проникли в квартиру? Может, это зацепка?

– Я уже поняла, что у нас ничего не выйдет. – Я со вздохом посмотрела на колесико от тележки.

Боревич нагнулся, чтобы получше рассмотреть треснувшее зеркало. Кажется, оно его сильно заинтересовало – через минуту он встал на колени, а потом опустился на четвереньки и ткнулся носом в пол.

– Видели? – спросил он.

– Вы же не ожидаете, что я вместе с вами буду ползать на четвереньках?

Боревич взял телефон и сделал несколько снимков пола, после чего поднялся и показал мне экран.

– Ничего не вижу, – объявила я, рассматривая фотографию паркета.

– Нечеткий круглый след. – И он обвел пальцем что-то на экране. – Их тут полно. Что это может быть?

– Костыли! – воскликнула я; меня охватила эйфория. – Это костыли!

Какая же я дура. Табачная вонь, такая знакомая. Я ее чувствовала чуть не каждый день. В лифте, на лестничной клетке, даже во дворе. Черт.

– Это безногий! – выкрикнула я.

– Не понял.

– Все, буквально все указывает на преступника: взломщик знал меня; следы костылей на паркете – и еще одна зацепка, которой вы вообще не заметили!

– Какая? – смутился детектив.

– По всей квартире пахнет сигаретами. Вы что, не чувствуете?

– Я чувствую, что суп варится.

– Мне пришлось открыть окно, иначе я бы задохнулась от вони. Вот уж зацепка так зацепка. А я не курю. От меня же не пахнет куревом?

– И что из этого следует?

– На моем этаже живет один безногий тип. Алкоголик. Очень подозрительный. У него уже были неприятности с полицией. Курит как паровоз, от него на километр сигаретами несет. А у этих, контрабандных, особенный запах. В лифт с ним лучше не заходить. Ясно же – это он меня обокрал. Я что, сама все за вас должна делать?

– Я, конечно, с ним поговорю, но это еще не доказательство.

– У меня к вам вопрос.

– Так?

– Вас там много? В полиции?

– Кадров не хватает, но сколько-то народу наберется. А что?

– И как вы себя чувствуете среди своих коллег? Уверенно? Может, ваш начальник решил, что обворованная старушка – не такое уж важное дело, и можно ее передоверить какому-нибудь желторотику? Вы же сами сказали: «приоритеты».

Боревич промолчал. Примерно с этой минуты он утратил мотивацию и перестал быть приятным, зато начал поворачиваться то в одну сторону, то в другую. Класть руки в карманы – для того только, чтобы тут же их вытащить. Он что-то хотел сказать, но промолчал. Мне показалось, что ему стало неуютно в моем обществе.

– Вы куда это?

– Опрашивать соседей, – ответил Боревич уже из-за двери.

Обиделся. И как он с такой чувствительностью собрался делать карьеру в полиции? Я-то человек деликатный, но не все же такие. От людей такого можно наслушаться! Ему нужно научиться терпению, иначе эта работа его доконает.

Я вышла на лестничную площадку и выкрутила слуховой аппарат на максимум. Боревич стучал в дверь безногого. Господи, какой же он нерешительный! Нет бы распахнул дверь пинком да и вошел – вот как в девятой серии, которую показывали в семьдесят восьмом году. А то стоит, стучит, как хороший мальчик. Безногий-то без зазрения совести мне дверь выломал, вместе с замками – весьма крепкими, – а этот стучится, и всё.

– Да пните вы хорошенько и высадите дверь. Он же не откроет! – крикнула я.

Боревич обернулся и посмотрел на меня:

– Не мешайте мне работать, ладно?

Небось опять обиделся.

– С удовольствием, но вы мне уже какой-нибудь результат покажите!

Боревич отвернулся и снова принялся стучать, произнося при этом всякие красивые формулы, которым наверняка научился в полицейской академии. Так наивный ребенок произносит заклинания в надежде, что какое-нибудь из них сработает, и свершится чудо – например, учителя удар хватит или в окно влетит единорог.

Ничего у Боревича не вышло. Хотя признаюсь – я и сама недолго надеялась, что безногий откроет. Может, он к двери очень медленно идет – в конце концов, у него всего одна нога. Может, он пьяный. И так понятно, что он заливает за воротник. Худой, синюшный весь какой-то, опухший. Нос сломан в нескольких местах, зубы повыбиты. Да еще и курит сколько. До сего дня я понятия не имела, откуда он деньги на все берет. Теперь-то мне стало ясно, на чьи деньги он покупал контрабандный алкоголь и сигареты.

Боревич немного прогулялся по нашему дому, силясь собрать нужную для расследования информацию. Эта, из второй квартиры, ему не открыла, хотя была дома. Наверное, собиралась на свидание с одним якобы симпатичным господином из клуба для пенсионеров. Да и какая разница. Она вечно ничего не знает.

Единственная молодая пара, жившая в нашем доме, обитала в квартире номер один. После ежеутреннего соития, которое было слышно через вентиляционную решетку, она готовила ему завтрак, а потом начинался скандал из-за того, что он вообще не занимается ребенком. После этого он в течение нескольких минут или через полчаса выходил на лестничную площадку с коляской, а она болтала по телефону с подружкой с работы. Они не только ничего не знали – они вообще не интересовались, что происходит в доме. Такие молодые, а ничем не интересуются. Непонятно, на каком свете живут. Боревич от них ничего не дознался.

Еще в нашем доме обитали разные чудики. Иные безобидные, а иные даже бывали милыми. Все они в тот день обманули мои ожидания. Преступника никто не видел. Никто мне не помог. Поздороваться и обменяться парой фраз о погоде они всегда готовы. Но когда дошло до дела – оказалось, что они ничем не интересуются. Захватчик вторгся в мою тихую крепость, попрал ее священный покой – а во всем доме не нашлось никого, кто бы хоть добрым словом поддержал пожилого человека.

Боревич вернулся и объявил:

– Я опросил соседей.

– Я слышала. – Я прикрутила аппарат до обычного уровня, при котором почти ничего не слышу.

– Потом еще посмотрю записи с камер видеонаблюдения – тех, что на соседних улицах, – и составлю рапорт.

– То есть мне надо ждать?

– Да. Пожалуйста, проявите терпение.

– Что ж, подожду. Вдруг чудо случится, – разочарованно подытожила я.

– Я уже говорил: я приложу все усилия, чтобы отыскать украденное у вас имущество.

– Вы меня подвели, и сильно, – начала я. – Я позвонила вам, просила помочь, а вы ничего не сделали…

– Я должен соблюдать процедуру, – перебил Боревич.

– Да какие там процедуры? Я вам виновного на блюдечке подала.

– Ну, вы преувеличиваете. Его нет дома.

– Так получите ордер на обыск. Тип, который меня обокрал, наверняка – повторяю: наверняка – у себя в квартире.

– Почему вы так полагаете?

– Я не полагаю, я знаю. Я же вам говорила: у меня в квартире невыносимо воняло куревом. Знаю я этот запах. Я его ежедневно чую в лифте. Иногда приходится ждать, чтобы он хоть немного выветрился, но это не помогает, у нас в лифте нет вытяжки, и вонь по полчаса держится.

– Давайте отвлечемся. Из того, что вы говорите, ничего не следует, а у меня еще много работы.

– Как это ничего не следует? Вы что, вообще ничего не понимаете?

Боревич вздохнул и закатил глаза.

– Безногий после того, как вломился ко мне, на лифте не спускался. Никуда он не сбежал, – продолжала я.

– Может, он по лестнице спустился.

– Вы когда-нибудь ходили по лестнице на одной ноге?

– Если он настолько инвалид, то как он мог выломать дверь вашей квартиры?

– Хороший вопрос. Вот вы у него и спросите! А я утверждаю: он у себя. Вы должны и ему выломать дверь.

– Без ордера не могу.

– Ну так еще раз говорю: получите ордер.

– Я, конечно, запрошу ордер на обыск, но боюсь, что прокурор потребует доказательств или хотя бы достаточно серьезных косвенных улик.

– Прокурор-шмокурор.

– До свидания.

Боревич поклонился и ушел. Бросил меня. Все меня бросили. С разбитым зеркалом, разбросанными по полу книгами, незакрывающейся дверью, затоптанным мундиром Хенрика и кастрюлей пригоревшего супа. А ему бы это не помешало. Он бы и подгоревшее ел и нахваливал. Сказал бы, что вкус такой… оригинальный. При всех достоинствах Хенрика одно меня в нем поражало: он был жутким обжорой. Ел что угодно и сколько угодно. И на его безупречной фигуре это никак не сказывалось. Не то что какой-нибудь Боревич. Вот что значит бездарный подражатель.

До меня, конечно, доходили нелестные отзывы о полиции, но мне все-таки трудно было поверить в беспомощность моего старшего оперуполномоченного. Интересно, что это значит в их иерархии? На уполномоченного не похож, на старшего – и подавно. Может, оперуполномоченный – это который еще и поет в опере? У нас в клубе для пенсионеров был такой курс, мы учились писать посты в интернете. У меня в общем и целом неплохо получалось. У других – по-разному. Мне даже удалось познакомиться с одним богатым африканцем, оперным певцом. Он хотел перевести свои громадные сбережения в Европу, и ему требовалась помощь. К сожалению, преподавательница запретила мне с ним переписываться. Обозвала его жуликом и прощелыгой. А потом курсы кончились, и наш с певцом контакт прервался.

Так или иначе, время шло, а мое имущество все еще оставалось в руках безногого. Я не могла с этим смириться. К счастью, он не сбежал, а значит, не растратил деньги. Надо до него добраться, и поскорее. Вдруг к нему кто-нибудь явится. Тот, кто захочет купить мои вещи. Барыга. С двоими мне не управиться. А на Боревича полагаться нельзя. Ордер, прокурор, бюрократия.

Надо действовать. На кухне я взяла нож – тот самый, которым резала овощи. Я не собиралась его использовать, но глупо же заявляться к преступнику и угрожать ему, будучи совершенно безоружной. Нож я вымыла, чтобы на потенциальном орудии преступления не висела картофельная кожура и огуречные ошметки, отчего оно выглядело бы жалко, и уверенно шагнула в коридор. Никакого плана у меня не было. В руке я сжимала свое оружие.

Я забарабанила в дверь безногого и тут же услышала, как отодвигаются щитки на глазках у соседей.

– Открывайте, мать вашу раздери! Я же знаю – вы дома! Преступник! – крикнула я.

Дверь открылась, но не та, в которую я стучала.

– Извините, но его, наверное, нет дома. Тот полицейский уже проверял. – Голум снова влез не в свое дело.

– Да идите вы… молока выпейте. Я разве вас о чем-нибудь спрашиваю?

Я уже все поняла. Да, все! Никто не встал на мою сторону. Я не сошла с ума. Я знала, что происходит и как это называется. Мы смотрели такой фильм в клубе для пенсионеров. Названия я, разумеется, не помню, что в моем возрасте неудивительно, но там ясно говорилось, как устроены такие вещи. Я – жертва, и поэтому никто не хочет иметь со мной ничего общего. Все боятся, что сами станут жертвами преступления. Вот почему люди ищут объяснения случившемуся. Они хотят верить, что я заслужила это наказание, и произошедшее со мной – справедливо, а в остальном мире царит порядок и жизнь продолжается. Они не допускают мысли, что такое может случиться с каждым, а значит, угрожает и им тоже. Этого же никто не хочет. Никто не хочет и думать, что с ним может случиться что-то подобное. Всем хочется жить спокойно. Бабку обокрали, потому что она дура. Дело скверно пахнет, поэтому лучше не соваться. Еще нас заразит, и мы тоже станем жертвами.

Я им всем еще покажу. Да. Я им покажу.

Я вернулась к себе. Хватит церемониться, хватит просить о помощи. Пора брать дело в свои руки. Голум, криво повесивший мне дверь, забыл у меня кое-какие инструменты. Причудливую гнутую металлическую штуку – наверное, что-то сломанное – и странное приспособление с ручкой. Из тумбочки в прихожей я достала старый молоток, которым Хенрик забивал гвозди, чтобы повесить картины в гостиной. Спички, застиранные тряпки, дырявый чулок, солнечные очки, керосин.

Вот только супа поем – и в путь. Тьфу, гадость! Горелым пахнет. Что за день такой. Из-за этих придурков я испортила столько хороших овощей, да к тому же таких дешевых. Ну что за день! Ладно, пойду голодная – наверное, так в бой ходили с пустым желудком. Когда в животе время от времени раздается грозный рев, шансов на победу больше.

Я уложила в тележку все необходимое и выступила в поход. Тележка, у которой осталось всего одно колесико, скребла по земле. Чтобы запереть дверь, я прижала ее коленом; с трудом, но мне удалось справиться. Работал всего один замок. Неважно. Вряд ли меня обворуют дважды за один день. Я спустилась на лифте вниз и прошла через дворик, к помойке. Вот где самый настоящий парад вони. При обычной чувствительности к запахам там можно было находиться не более пятнадцати секунд. А человеку с тонким обонянием, вроде меня, следовало еще больше ускориться.

Тряпки, керосин, спички. Скрученный факел полетел в один из мусорных контейнеров. Содержимое бака – бумажки, пластик и прочий мусор – должно заняться.

Я бросилась через дворик назад.

На минуту я задержалась в подворотне – удостовериться, что мне удалось добиться желаемого эффекта. Поначалу ничего не происходило, и на меня нашло минутное сомнение. Что ж, недостаток опыта. Бывает. Однако вскоре я поняла, что все не так плохо. Из контейнера потянулись первые клубы белого дыма.

Я подняла взгляд на фасад нашего дома. Посеревший, где погрязнее, где почище. Окна все старые, как у меня, и два новых. На отливе одного окна топтались два голубя.

– Горим! Люди, пожар! Глядите! – выкрикнула я – не особенно громко, потому что вчера спала с открытым окном, и меня, наверное, продуло. Во всяком случае, на меня напала хрипота, которая разговаривать не мешала, а кричать – мешала. Мне даже казалось, что из-за хрипоты может случиться воспаление горла, а оно мне совсем ни к чему. Если я разболеюсь, то потеряю место в первом ряду на гимнастике в клубе для пенсионеров, а я всегда занимаюсь в первом ряду. Всегда.

Сработало. Во всех окнах замаячили фигуры. Кто-то высунулся из окна настолько, что едва не выпал, а кто-то обозначил свое присутствие, еле заметно сдвинув занавеску, но каждый занял позицию и ждал, что будет дальше. Я бросилась к подъезду. По дороге мне никто не встретился. Никто и не собирался тушить помойку. Все ждали второго акта пьесы.

Я так нервничала, что мне казалось, будто лифт спускается на первый этаж дольше обычного. Стоны давно уже ждавших ремонта шестеренок и тросов продолжались целую вечность. Я вошла в кабину и закрыла за собой дверь. В который раз вдохнув затхлый запах шахты, я уверилась, что в нем нет и следа сигаретного дыма, которым вонял безногий. Лифт тихо звякнул, сообщая, что я приехала на свой этаж. Если кто уверен, что на второй этаж надо подниматься пешком, то заверяю: в молодости, когда мне было лет пятьдесят, я на второй этаж не то что поднималась, а прямо взбегала.

Я заняла позицию под дверью безногого. Он за пятнадцать минут обработал мою квартиру, а я чем хуже? Вряд ли пожарная команда прибудет раньше. Достав из тележки домкрат, который забыл у меня Голум, я задумалась над тем, как работает это устройство. Я довольно быстро сообразила, для чего тут нужна ручка, но хоть убей не могла понять, как приладить все остальное, чтобы поднять дверь, чтоб ей пусто было. Как бы я ни прикидывала, проклятый домкрат попросту не помещался. Я уже почти восхищалась безногим, который оказался в состоянии одолеть мою дверь. Мне уже не казалось таким очевидным, что преступник – безногий. Ну и глупо же я буду выглядеть, если выяснится, что он ни при чем. К счастью, у меня не было времени на сомнения. Я была бы не первой и уж точно не последней, кто оказывался в столь неловком положении. Огромное преимущество преклонного возраста состоит в том, что все можно свалить на старческую деменцию. Мне уже не раз приходилось пользоваться этим преимуществом.

Я замахнулась тяжелым молотком и грохнула им по порогу. Раз, второй, третий. Наконец порог треснул, давая место для лапки домкрата. Маскировку мне обеспечила пожарная машина – она как раз въезжала во двор, и ее вой заглушил мои забавы. Домкрат вошел в развороченный порог в лучшем виде. Складная ручка странно взвизгивала при каждом движении. Когда приспособление поднялось настолько, что дверь явно начала подаваться, ручка стала оказывать решительное сопротивление. Пришлось заняться гимнастикой. Я сначала наступала на ручку, а потом руками тянула ее вверх.

Трах! Я испугалась, что дверь обрушится на меня, но это просто подались петли. Замки выдержали. Мне, однако, хватило места протиснуться в квартиру. Таких эмоций я не испытывала даже у витрины с пирожными!

– Вы здесь, негодяй? Бандит? – Я была уверена, что вот-вот увижу его. – Отдавайте мои вещи! Слышите? Полиция уже едет!

Спесивый подлец наверняка где-нибудь прятался. Это было немного странно, но мне и не с такой публикой приходилось иметь дело. Как, например, когда молодожены из первой квартиры въехали в наш дом. С ними был старичок, чей-то отец – или его, или ее. Они о нем заботились – ребенка у них тогда еще не было. Этому старичку не разрешали выходить за ворота, а он все время хотел вернуться к себе домой. И просил у всех, чтобы ему отперли ворота – ему надо захватить кое-что, а живет он недалеко: из ворот направо, потом прямо, два перекрестка – вот он и дома. Он бы сразу вернулся. Я что, буду издеваться над беднягой? Открыла ему ворота. Пусть идет… Какой шум потом поднялся! Полиция примчалась, три дня его искали. Оказалось, что он из Гданьска. Потом еще вмешалась социальная служба, и молодожены отправили старичка в дом престарелых. После этого они перестали со мной здороваться. Это нормально. Я все понимаю. Не каждому дано наладить отношения с людьми. Между нами, как выражается молодежь, не случилось химии.

Безногого, похоже, все-таки не было дома. И из-за этого мой план несколько изменился, но я все равно не собиралась отказываться от идеи найти свои вещи. Я уже слишком далеко зашла, чтобы идти на попятную. Я решила, что справлюсь сама. Шаг за шагом я углублялась с тесную, прокуренную, заваленную всяким хламом квартиру; я погружалась в незнакомый мне до сего дня мир. С возбуждением я сознавала, что я не только в первый раз вскрыла чужую квартиру – я в первый раз нахожусь в притоне! Прихожая маленькая, как у всех в нашем доме. Темная. С одной стороны шкаф, с другой – дверь в ванную. Вытянув шею, я осторожно заглянула в гостиную. На продавленном диване – свернутая постель. Рядом столик, заставленный грязной посудой, бутылками и заваленный окурками. Но не это оказалось интересным. Неожиданными и совершенно не вписывающимися в остальную квартиру оказались книжные полки. Все свободные места были заставлены книгами. Бесшумно ступая, я пошла через гостиную. Изрядно повозившись с задвижкой, я наконец открыла окно. В затхлом воздухе возникло какое-то движение. Стало получше, и я смогла сделать глубокий вдох. С минуту постояла у окна, чтобы отдышаться. Над двориком еще висел дым, но воздух на некотором отдалении казался уже посвежее. Пожарные трудились в поте лица. Лихие парни. Пусть подвигаются, им полезно.

Из размышлений меня вырвал телефонный звонок. Я перепугалась. Чей это телефон? Звонок все не умолкал. Тут я сообразила, что это мой телефон, и ответила:

– Здравствуй, сынок.

– Привет, мам. А чего шепотом?

– Шепотом? Да помешать тебе не хочу.

– У тебя там все нормально?

– Да. Но ты позвони попозже. Я немножко занята.

– А что делаешь?

Какой же он любопытный. Я огляделась. В таком свинарнике мне бывать еще не приходилось, если не считать санатория в девяносто третьем году.

– Я, сынок, в гостях у одного знакомого, – продолжила я.

– О, класс. Передавай ему от меня привет.

– Обязательно. Как только его встречу.

– Не понял.

– Ну, мы разговариваем на разные темы. Вспоминаем прошлое. Помнишь тот развалину-санаторий в Крконоше?

– Слушай, может, я к тебе заеду? – предложил сын.

– Зачем? Тебе делать нечего? Займись своей семьей.

– Я бы тебе как-нибудь помог по дому.

– Да что ты несешь! Как ты мне нужен, у тебя вечно времени нет, а теперь, когда я занята, хочешь мне на голову свалиться?

– Я помочь хотел.

– Не морочь мне голову. Все, мне надо обыскать квартиру, вдруг меня кто услышит.

– Ты о чем это?

– Займись чем-нибудь. Приберись, что ли. Ну, пока. Целую.

Я нажала «отбой». Что за недисциплинированный парень. Намучилась я с ним. Зато было уже ясно, что в квартире безногого я одна. Наивно думать, что он прячется где-то здесь. Признаю – в первый раз интуиция настолько меня подвела. Времени на сомнения у меня не было. Я приступила к поискам.

Начала с книжного шкафа. Это было несложно, потому что за ним оказались главным образом пустые бутылки. В ящиках – мусор и окурки. Как этот человек может тут жить? Я обыскала его берлогу. Каждый угол. Даже под диван заглянула – наверное, в последние десять лет туда никто не наведывался. Мне хотелось отомстить, устроить настоящий шмон, но в квартире царил такой бардак, что любой шмон выглядел бы уборкой. Я буквально вывернула барахло безногого наизнанку. Тщетно.

Я пролистала пару книжек. Пожелтевшие страницы, рваные закладки. Хласко, Стахура, Бурса⁴ – ну что за старье. Этот человек давно остановился в своем развитии.

И ни следа денег, украшений, документов.

Оставалась только кухня. Много шкафчиков – это много потенциальных тайников. Я обыскала их все, даже те, что висели повыше. В ящиках просроченные лекарства, какие-то бумажки. Счета. Посуда и кастрюли грязные, липкие. Мне пришлось несколько раз вымыть руки. Какая гадость. Теперь-то я поняла, зачем преступники надевают перчатки. Жалко, что я не подумала об этом заранее. В перчатках обшаривать чужую квартиру гораздо удобнее.

Через минуту меня ждала приятная неожиданность: я заметила банку с кофе. Вот будет сюрприз, если украденные у меня вещи я найду именно там. Но ничего не вышло. Увы.

Похоже, безногий оказался сообразительнее, чем я думала. Мне теперь только пришло в голову, что я могу никогда больше не увидеть дорогих моему сердцу памятных вещиц. Конечно, я уже давно не могла позволить себе покупать драгоценности, поэтому те, что остались, были тесно связаны с моей молодостью. Я редко носила их, но сам вид колечек и брошек вызывал приятные воспоминания. Я словно переносилась в другое время. Не говоря уже о документах Хенрика и деньгах, которые я так заботливо откладывала внуку на будущее. Лентяя и балбеса, но все же внука.

Я наплевала в кофе, и мне определенно полегчало. Приятного аппетита.

Решив, что поступила правильно, я закрепила успех: нашла ручку и написала на дверях холодильника: «Чтоб ты сдох, ворюга!»

Получилось неплохо. Я огляделась и решила, что спуску ему не дам. Безногий подлец небось сидит себе где-нибудь в парке и попивает вино, купленное на мои сбережения по хорошей цене в известном продуктовом дисконте – а у меня дома только и есть что подгоревшая кастрюля с выкипевшим супом? Я открыла холодильник. Ну вот, пожалуйста. Образцовые запасы. Маринованные огурчики, да такие хорошие, с хреном и укропом; консервированная скумбрия, яйца, кетчуп. Кое-что я трогать не стала. Банка супа – неизвестно еще, что там за суп. Открытое молоко, масло, йогурт. Ну ты гляди: яблоки, сливы, консервированный ананас. Весьма дорогостоящие продукты. В тележке у меня еще осталось немного места. Не допущу, чтобы этот пьяница обжирался за мой счет. Я опустошила почти весь холодильник. Пусть не думает. В нижнем шкафчике я отыскала еще два кило сахару и чай – вот удивится, когда вернется, а сахара нет. Я подумала, и чай все-таки оставила. Пускай горький пьет.

Настроение у меня стало получше. Остальное содержимое шкафчика превзошло мои самые смелые ожидания. Четыре плитки шоколада, все целые, все с орехами. Сокровища… Столько добра я давно уже в руках не держала. Видать, у безногого сахар в норме, у сукина сына.

С лестничной клетки вдруг донеслись голоса. Пока издалека. Вроде этажом ниже. Надо бежать! У двери я споткнулась о ботинок безногого. Пинком повалила его, чтобы освободить дорогу тележке. И тут… Я увидела, что из-под закрытой двери ванной пробивается полоска света. Он что, в ванной? Нет, это невозможно. Я никак не могла собраться с мыслями.

Голоса на лестничной клетке становились все громче. Это пожарные спрашивали у жильцов, не попало ли в квартиры опасное количество дыма.

Надо бежать. Но в жизни у меня не всегда получалось сделать правильный выбор. Надо было все проверить, чтобы потом не пожалеть. В конце концов, этот негодяй обчистил мою квартиру. Отнял у меня драгоценности, воспоминания, документы, будущее балбеса-внука, попрал ногами мундир Хенрика. Сжимая ручку тележки, я смотрела на дверь ванной.

В любую минуту в дверь могли постучать пожарные, но я двинулась вперед. Все неважно. Никто не сможет удержать меня. Я должна выковырять оттуда этого типа.

Я схватилась за ручку двери. Дернула.

Он был там.

Я ничего ему не сказала.

Безногий сидел на унитазе весь в крови. Из груди торчала рукоятка кухонного ножа.

В руках он сжимал перетянутую резинкой пачку денег и металлическую шкатулку с украшениями.

Я забрала свою собственность.

Наверное, я могла бы извиниться перед ним за то, что наплевала ему в кофе. Нехорошо все-таки так обходиться с покойником. Ну что ж. Как вышло, так и вышло.