Мифы Древней Греции

© Успенский В. В., наследники, 1941

© Успенский Л. В., наследники, 1941

© Рудаков К. И., иллюстрации, наследники, 1941

© Гасников А., оформление, 1977

Предисловие

В этой книге переданы легенды и предания глубокой древности: самым юным из них – от двух до трёх тысяч лет.

Сложены они древними греками ещё в те далекие времена, когда люди только начинали вглядываться в окружающий их мир, только приступали к его исследованию и объяснению. Удивительно ли, что на первых порах они делали это неумело, неправильно, наивно?

Слыша, как в грозовых тучах сердито ворчит и грохочет летний гром, они пугались этих звуков и, чтобы объяснить себе, откуда они берутся, воображали огромное, могучее, суровое, но всё-таки похожее на человека существо, которое, наверное, свирепствует там, за облаками. Видя, как каждый день восходит на востоке и садится на западе солнце, – иногда такое тёплое и ласковое, иногда иссушающее и жестокое, – они начинали и его представлять себе человекообразным существом, богом, разъезжающим по небу в ослепительно яркой колеснице.

Одну за другой, мешая правду и вымысел, придумывали они и рассказывали друг другу удивительные истории: о том, как возник мир и что его наполняет; о том, почему по бурному морю бегут белые барашки волн; о том, почему люди бывают то смелыми и мудрыми, то глупыми и трусливыми, или о том, откуда берется отголосок в лесу, точно повторяющий в тишине каждое громко выкликнутое слово.

Так сложилось множество преданий о богах, героях и чудесных существах – преданий, по-детски наивно объясняющих устройство мира и судьбы человечества. Эти предания, отличающиеся от всяких других сказок и легенд, мы называем греческим словом «мифы».

Зачем же нам сейчас, спустя два с лишним тысячелетия, вспоминать древнегреческие мифы? Ведь мы отлично знаем, что почти все рассказываемое в них – небылицы, неправда.

Тот, кто думает так, забывает одно очень важное обстоятельство: мифы созданы не каким-нибудь одним человеком – их на протяжении долгих веков творил, изменял, поправлял великий художник – греческий народ. В них он воплощал всё, что было ему в те давние дни известно о мире, все свои заветные чаяния, свои огорчения и надежды. И мало-помалу мифы эти стали сокровищницей великолепных образов, прекрасными произведениями искусства.

Изображая своих богов и героев, древние греки с великим искусством воплощали в них самые лучшие и самые дурные свойства человека. Наряду с примерами благородного мужества, беззаветной отваги, крепкой дружбы и нежной любви мы находим в мифах вызывающие отвращение образы самой жалкой трусости, омерзительной жадности, коварства и вероломства.

Как живые глядят и сейчас на нас из этих древних преданий слагавшие их тысячелетия назад люди – простодушные, доверчивые, любопытные и по-своему мудрые. У них – зоркие глаза, чуткие уши, сильные и умелые руки, мужественные, закаленные в борьбе с невзгодами жизни сердца. Мы видим, как они жили в своих хижинах и дворцах, как они охотились и пасли стада, как воевали и веселились. Мы с глубоким интересом узнаём, что, страдая и радуясь, эти древние люди мечтали стать могучими и справедливыми, стремились побеждать врагов и покорять суровую природу.

Эти мифы учат и нас любить свою родину, ненавидеть предателей, учат благоразумию и бесстрашию.

Эти же самые? Да нет, не только эти. Величайший из древних певцов, тот, кого мы называем ГОМЕРОМ, – хотя даже не можем с уверенностью сказать, жил ли он на самом деле в мире, или его величавый образ фантазия древних греков сотворила так же, как создавала она в своих мифах образы громовержца Зевса, хитрого бога торговцев и плутов Гермеса или жадного и злого царька Эврисфея, – этот могучий гений создал две великие песни. Одну – про страшную борьбу между греками и троянцами, жителями города Трои, стоявшего недалеко от берега Средиземного моря в Малой Азии, в теперешней Турции. А вторую – про удивительные и необыкновенные приключения и подвиги одного из участников троянского похода, хитроумного царя маленькой Итаки, Одиссея, носившего также имя Улисса.

Сначала пересказывая друг другу, потом – записав и перечитывая из века в век Гомеровы дивные сказания, люди понемногу перестали верить в то, что такие события, какие в них описаны, могли на самом деле быть. Ещё сто лет назад учёные мужи были уверены, что никогда не существовало ни царя Агамемнона, описанного Гомером, ни Приама, несчастного повелителя разгромленной Трои, да и самой-то Трои, верней всего, не было.

Но вот нашелся среди учёных один, который с детских лет во всем поверил старцу Гомеру. Он поклялся посвятить поискам всю жизнь, но найти сказочную Трою. Для этого он долго работал, добыл достаточно денег, чтобы снарядить экспедицию в овеянные старыми преданиями места. И тогда он поехал в Турцию. И выбрал место, которое походило на описанные Гомером холмы вокруг древнего Илиона – Трои, и начал раскопки, и не обманулся в своей вере.

Ему удалось дорыться в каменистой малоазиатской земле до башен и стен древнего города, до царских сокровищ, до остатков той жизни, про которую пел Гомер.

Этого мало: он отправился на родину царя Агамемнона – в Грецию, в город Микены – и там, под землей, нашёл его могилу…

Конечно, это не значит, что всё в древних преданиях правда и истина. Не жили боги на невысокой горе Олимп! Не метал молнии и громы Зевс, не носилась по знойным лесам Греции легконогая охотница Артемида…

Но Геракл? Кто знает? Может быть, и был в самые далекие века в Греции могучий и добродушный воин по имени Геракл? И может быть, на самом деле плавал через Чёрное море в далекую Колхиду быстрокрылый корабль «Арго»? Может статься – пройдет время, и люди узнают, что многое в рассказах об этом не вымысел, а правда.

Всем детям нашей страны надо познакомиться с удивительным и прекрасным миром древнегреческих мифов.

Когда-нибудь потом, может статься, вам удастся прочесть их в подлиннике, на величавом и звучном греческом языке. Сейчас же, пока это вам недоступно, прочитайте напечатанные в этой книжке два связанных между собой «мифических цикла», две древние повести, состоящие из многих отдельных рассказов, – миф о Золотом руне и миф о Деяниях Геракла.

Бесконечно давно, две с половиной тысячи лет тому назад, греческие дети, сидя на тёплом песке у городских ворот или на каменных плитах храмов, слушали, как нараспев, пощипывая в лад струны тихой кифары, слепые певцы-рапсоды начинали перед любопытными эти же самые удивительные повествования:

 
Слушайте, добрые лю́ди, про то что сверши́лось когда́-то!
Древним сказа́ньям внимая, после́дуйте верным приме́рам:
Каждый, рождённый для жи́зни, быть может и сме́лым и тру́сом;
Зло от добра отлича́ть научиться должны мы сызма́ла!
Слу́шайте ж, добрые люди, расска́зы неспешные старцев:
Ка́ждый, кто в мире роди́тся, свой подвиг исполнить обязан.
В жи́зни и вы́ поплывёте, как плыли в моря́х аргона́вты, –
Пусть же попу́тные ветры несу́т вас к наме́ченной цели!
 

Золотое Руно

Фрикс и Гелла

Давным-давно в Греции, между двух синих морских заливов в глубокой долине, отгороженной высокими горами от всего остального мира, лежала страна Бео́тия.

Под синим небом её высоко вздымалась вершина Гелико́на, таинственной горы, где между тёмных рощ, над звонкими струями ключа Гиппокре́ны обитали богини искусств – музы.

Далеко внизу, блестя подобно зеркалу, раскинулось светлое Канаи́дское озеро. Берега его поросли таким камышом, из которого выходят самые лучшие, самые звонкие и певучие флейты; сюда по ночам, говорили люди, приходил порою сам бог лесов, великий Пан, чтобы срезать тростинку для своей божественной свирели.

Озеро ласково шуршало в пологих берегах, окружённое пашнями, лугами и виноградниками, потому что жители Беотии были искусными земледельцами. И совсем близко к его воде, отражая в ней свои храмы и башни, дома и ворота, стоял на одном из озёрных берегов беотийский город Орхоме́н.

В те времена, о которых пойдёт рассказ, владыкою Орхомена был счастливый царь Афама́нт, сын бога ветров Эо́ла.

Крылатый отец царя Эол днём и ночью носился над морями и сушей во главе своего воздушного воинства. Он любил своего сына Афаманта и помогал ему Он хорошо знал, что именно может принести счастье пахарям-беотийцам.

Острыми мотыгами разрыхляли они тучную, горячую землю Беотии, дожидаясь урожая. Больше всего на свете они боялись засухи. Больше всего в мире радовал их крупный, тёплый дождь, омывающий посевы, сладким соком текущий из земли в тяжёлые виноградные гроздья.

Вот почему, когда царь Афамант был ещё очень молод, буйный бог ветра Эол принёс на своих шумных крыльях в Орхомен тихую и нежную пепельнокудрую девушку, богиню животворных туч и лёгких облаков Нефе́лу.

Была прекрасна Нефела-облачко. Светлым туманом окутывали её стан волнистые мягкие волосы. Большие влажные глаза смотрели с задумчивой лаской – как смотрят звёзды сквозь лёгкую дымку неба… Афамант полюбил Нефелу. Он женился на ней. И до поры до времени тихо и счастливо протекала их жизнь.

Богиня дождей и туманов сроднилась с трудолюбивым беотийским народом. Часто выходила она на крышу царского дворца и долго оставалась там, распустив волосы, подняв кверху покрытые золотыми запястьями руки. Стоя так, высоко над городом, она произносила таинственные заклинания. Тогда отец Афаманта Эол, звеня крыльями, вылетал из своего жилища. Ветер начинал свистать в ветках беотийских сосен, шуршать сухой листвой лавровых деревьев и маслин. Звонкие кузнечики и цикады прекращали стоголосое пение. Юркие ящерицы забивались в щели. Смолкали птицы. Горные орлы опускались в ущелья. Они знали: скоро хлынет животворный дождь.

А Нефела всё пела свои вещие гимны. И по приказу царицы со всех сторон начинали стягиваться к лугам и нивам Беотии её сёстры-тучи. Отягощённые влагой, собирались они вверху, клубились, громоздились. Сверкала далёкая молния, гремел глухой гром.

И вот уже первые капли дождя прыгают по горячим камням; вот дети, разевая маленькие рты, ловят их прямо на язык; плодовые деревья вздрагивают омытыми листьями; и усталые крестьяне радостно подставляют под тёплый ливень запылённые головы. «Спасибо Нефеле, царице туч! – говорят они. – Теперь у нас будет хлеб и наше кислое, освежающее усталых, вино: дождь идёт!»

Бог Эол часто влетал по ночам то в узкие окна, то в широкие двери Афамантова дворца. Он склонялся над колыбельками, где спали его внуки Фрикс и Ге́лла. Он шевелил кудри Фрикса, целовал светлый лобик Геллы, веял на них могучим дыханием и, скользнув в царскую опочивальню, шептал на ухо спящему сыну:

– Афамант, Афамант, люби Нефелу-тучку! Береги Нефелу-облачко! В её руках – жизнь и счастье твоей страны.

И пока Афамант слушался мудрых советов, всё шло хорошо.

Но случилось так, что однажды поехал он в главный город Беотии, в семивратные Фи́вы, к гордому фиванскому царю Ка́дму. Здесь, на пиру в пышных царских покоях, пленила его взор дочь Кадма, темнокудрая Ино.

Ино была смелой, пылкой, говорливой девушкой, а жена Афаманта Нефела ходила неслышной поступью, говорила тихо, улыбалась робко.

Ино часто и звонко смеялась – Нефела-тучка чаще плакала светлыми слезами умиленья.

Ино была всегда весела, как солнечный зайчик, – Нефела нередко становилась тихой и грустной, словно её милые сёстры, бесшумные дождевые облака.

И вот Афамант полюбил весёлую, бурную Ино. Он прогнал прочь кроткую Нефелу, а темнокудрую дочь Кадма взял себе в жёны. Афамант полюбил её, она же не любила никого, кроме самой себя. А больше всего возненавидела мачеха детей Нефелы, мальчика Фрикса и девочку Геллу. Ей не понравилось, что Афамант оставил их при себе, когда Нефела удалилась от него в жилище богов, на далёкую снежную гору Олимп.

Время шло. Фрикс и Гелла стали подростками, и мачеха начала бояться их: ей всё чаще приходило на ум, что, сделавшись взрослыми, они могут отомстить ей за свою мать и погубят её.

Тогда она решилась на коварное дело, чтобы не допустить этого.

Она хорошо знала, что теперь царю Афаманту и беотийскому народу нечего ожидать помощи от обиженной Нефелы-тучи. Облака давно уже обходили по небу беотийские пределы. Дожди стали редкостью. Всюду клубилась пыль, и землепашцы не знали, стоит ли им бросать семена в накалённую солнцем сухую землю. Ино же собрала женщин-орхомеянок и подучила их ещё сильнее иссушить на солнце те зёрна, которые собирались сеять их мужья.

– Надо проучить гордую Нефелу! – дерзко смеялась она. – Нефела думает, что без её заботы вы погибнете! Это ложь. Молитесь богу солнца Аполло́ну, и он пошлёт вам великий урожай!

Так и сделали орхоменские женщины. Сухие, тощие зёрна легли в сухую, горячую землю, и из многих тысяч семян не взошло ни одно.

Страх обуял беотийцев. Голод грозил их стране. Тщетно молили они небо, чтобы оно послало им освежающий дождь. Напрасно уговаривал многокрылый Эол горестную Нефелу позабыть свою обиду: богиня далеко обходила землю, ставшую ей ненавистной, и горькие слёзы её лились над чужими, дальними краями.

Что было делать людям? Афамант, придя в отчаяние, решил отправить самых мудрых старцев в священный город Де́льфы: пусть вещие жрецы Аполлона научат их, как надо поступить, чтобы избежать голода и смерти.

Послы отправились в путь и достигли Дельфийского храма.

– Царь Афамант, – сказали им жрецы, – должен вымолить прощение у Нефелы-тучи. Он должен выполнить всё, что только она ему велит сделать.

Но коварная Ино не позволила передать мужу эти страшные для неё слова. Далеко за стенами города, там, где в тени священной масличной рощи белела статуя бога Герме́са, она, переодетая простой женщиной, встретила Афамантовых послов. Она напоила их дорогим вином. Она осыпала их пышными дарами. Она подкупила их. И, придя в царский дворец, седобородые послы слукавили перед Афамантом.

– О царь! – сказали они ему так, как их подучила Ино. – Чтобы избавить твой народ от бедствия, голода и смерти, ты должен принести в жертву великим богам своего сына Фрикса. Отведи мальчика на священную гору и заколи там над жертвенником. Пусть его кровь брызнет вместо дождя на беотийскую землю. Тогда боги простят тебя, и эта земля принесёт людям великий урожай.

Горько заплакал царь Афамант, услышав эти слова. С криком отчаяния разорвал он свои царские одежды. Он бил себя в грудь, ломал руки, прижимал к себе любимого сына. Но за стенами дворца уже бушевала толпа народа. Исхудавшие от голода люди смотрели сумрачно. Бледные матери поднимали на руках и показывали несчастному царю своих голодных детей. И царь Афамант решился.

– Пусть один мой сын погибнет, если его смерть спасёт многих! – прошептал он, покрывая голову полой своего хитона. – О Нефела, Нефела! Страшно карают меня боги за мою вину перед тобой. Страшно моё наказание, Нефела! Сжалься над нами!

Прошла ночь, полная тоски и плача. И вот на высокой священной горе, под густолиственной смоковницей собралась на рассвете следующего дня кучка людей. Было тихо, и небо ярко синело. Но странно: над самой вершиной горы с утра стояло в голубом небе лёгкое, светлое, сияющее облачко.

Всё было уже готово для жертвоприношения. Белый камень, обагрённый кровью бесчисленных барашков и тельцов, вымыли ещё с вечера. На медных треножниках зажгли в курильницах зёрна душистого ладана. Принесли широкогорлые сосуды с водой. Старый суровый жрец, держа в правой руке острый и кривой нож, протянул левую. Он безжалостно схватил за кудрявые чёрные, как смоль, волосы плачущего, дрожащего мальчика, связанного белым полотенцем.

Мальчик закричал в ужасе. Светлокудрая Гелла, его сестра, с отчаянным воплем бросилась к брату. Жрец грубо оттолкнул её, но вдруг…

Вдруг над горой раздался словно удар грома. И жрец, и все, кто пришёл, чтобы видеть, как будет принесён в жертву царский сын Фрикс, вздрогнули и закрыли глаза руками. Ослепительный свет прорезал воздух. Послышался лёгкий звон, точно невидимая рука перебрала золотые струны огромной лиры. Белое облачко, сияя всё сильнее, налетело на гору, окутало смоковницу, жертвенник, людей и унеслось. А на голых камнях, рядом с дрожащими Фриксом и Геллой, остался овен, барашек, но не простой баран, а золотой. Длинное нежное, но тяжёлое руно его сияло, точно пламя. Золотые рога закручивались крутыми завитками. Широкая спина лоснилась и горела.

– Дети мои! Дети мои, Фрикс и Гелла! – раздался нежный голос из улетающего облачка. – Скорее! Не медлите! Садитесь на спину этого овна. Я спасу вас, о мои дети!

Торопливо, не думая ни о чём, не боясь уже ничего, Фрикс и Гелла схватились руками за пышные пряди золотого руна. Тесно прижавшись, обняв друг друга, они уселись на широкую спину барана. И в тот же миг он, разбежавшись, поднялся с горы в воздух.

Под ним остался страшный белый камень, трава вокруг которого была бурой и жёсткой от пролитой над ней крови. Под ним мелькнули белые черепа и кости убитых здесь во славу богов животных. Старый жрец и другие люди в страхе лежали там внизу, на земле, закрыв головы одеждой. Подальше, под горой, желтели и белели постройки Орхомена, темнели лесистые долины, серебряными лентами извивались речки, расстилались поля и леса. А волшебный овен нёсся над этой страной, поднимаясь всё выше и выше.

Вот впереди, на дальнем горизонте, залегла тёмно-синяя бесконечная гладь. Она поднималась всё выше и выше, сливалась с небом. То было море. Крепко вцепился тогда в золотые рога овна юный Фрикс. Полными восторга и изумления глазами всматривался он в невиданное зрелище, поддерживая другой рукой испуганную, дрожащую сестру. Он уговаривал её не бояться, показывал ей то на облака, плывущие навстречу, то на мелькающие внизу горы и долы Греции, то на многовёсельные ладьи с красными и белыми парусами, ныряющие в синих морских волнах. Но девочка не слушала его. Великий страх охватывал её всё сильнее и сильнее. Всё её тело дрожало, руки трепетали и не могли держаться за золотое руно, глаза закрывались от ужаса.

И наконец в тот миг, когда овен покинул берега Греции и понёсся уже над вечно плещущим тёмно-синим морем, слабые пальцы Геллы разжались. Лёгкое тельце соскользнуло с пылающего золотыми отблесками бока овна. Как пушинка, мелькнула она в голубой бездне и с лёгким всплеском упала в шумные воды. И тотчас же волны сомкнулись над ней, вечно бегущие вдаль, вечно рокочущие волны моря…

Чудный овен не остановился ни на миг. Точно ничего не случилось, он легко нёс вдаль горько рыдающего Фрикса. А то море, которое скрыло навек слабое тельце испуганной дочери Афаманта, люди стали называть с тех пор морем Геллы, Геллеспо́нтом.

Посмотри на карту Греции, начерченную учёными людьми. Между Европой и Азией ты увидишь узкий пролив. Теперь его зовут Дарданеллами, но это и есть Геллеспонт…

Всё быстрее и быстрее нёсся по воздуху волшебный золотой овен. Он пролетел над другим великим проливом, Босфо́ром, пересёк Евксинский Понт, который люди зовут теперь Чёрным морем, и наконец, тяжелея от усталости, начал опускаться на далёкий берег, над которым во мгле сияли, подобно белым и розовым облакам, величавые горы Кавказа.

Сюда, на берега горной реки Фазис, в таинственную заморскую страну Колхи́ду, где царствовал тогда сын бога солнца волшебник Эе́т, принёс чудесный овен своего опечаленного седока.

Эет заранее знал о том, что это когда-нибудь случится. Известно было ему также и то, что золоторунный овен приносит счастье стране, в которой он пребывает.

Поэтому обрадованный царь ласково принял в своём дворце Фрикса.

– Я воспитаю тебя, как родного сына, о Фрикс, внук Эола! – сказал он. – Но никогда не позволю тебе покинуть пределы моего царства. Овна же твоего надлежит принести в жертву великому гонителю туч, всемогущему Зевсу. Так надо сделать!

Так и было сделано. Овна закололи, а пылающее горячим блеском золота Руно повесили на огромном, раскидистом платане в священной роще бога войны Apéca.

Роща эта шумела своими ветвями на берегу Чёрного моря. Высоко над ней вздымались вершины снежных Кавказских гор. Со всех сторон её окружали скалы; охранять же единственный путь к Руну Эет приставил ужасного огнедышащего дракона; днём и ночью ни на миг не смыкало чудовище страшных и зорких глаз, сторожа такую драгоценность.

Прошло немного времени, и по всему свету прошёл слух о великом чуде. Все стали говорить про волшебное Руно, вечно сияющее, как жар, в тёмной роще на берегу Чёрного моря. Дошёл этот слух и до далёкой Беотии. И царь Афамант, умирая от старости, завещал своим потомкам во что бы то ни стало добыть и вернуть в Грецию это приносящее счастье Руно. «Вот от чего, – говорили люди, – зависит, будут ли счастливы внуки и правнуки Афаманта».