Арете-терапия. Психотерапия высоким смыслом

Идеализация человека

В 1972 году Виктор Франкл прочитал знаменитую сейчас лекцию^[18]. Вот некоторые тезисы этой лекции.

1) В Европе на любого американского студента, более того, на любого взрослого американца смотрят как на человека, который хочет много зарабатывать. В действительности же только 16 % студентов своей главной проблемой и задачей в жизни видят хороший заработок, но 78 % студентов желают найти смысл и цель в жизни. Это и есть реалистичный взгляд на человечество.

2) Если рассматривать человека таким, как он есть, каким он себя представляет в настоящий момент, то мы делаем его только хуже. Всякий избыточный анализ его проблем только укрепляет такое мнение.

3) Но если мы его переоцениваем, то мы способствуем тому, чтобы он был тем, кем он на самом деле может быть. Чтобы быть настоящими реалистами, нам приходится быть идеалистами. Надо идеализировать человека! Гёте сказал: «Если мы рассматриваем человека таким, как он есть, мы делаем его хуже, чем он есть. Но если мы рассматриваем его таким, каким он должен быть, мы даем ему стать таким, как он мог бы стать».

4) Давайте допустим это! И тогда вы вызовете у него это, вы заставите стать его тем, кем он в принципе может стать.

Франкл приводит очень понятную метафору правильной траектории полёта самолёта к цели. Самолёт, предположим, летит с запада на восток, а ветер с севера сносит его на юг. Если лётчик не будет корректировать этот снос, то он отклонится от цели к северу. На доске, возле которой стоял Франкл-спикер с мелком и рисовал, этот снос идёт вниз от цели. Чтобы попасть в цель, которая на графике располагалась на одном уровнем с точкой начала движения, надо целиться значительно выше намеченной цели, т. е. лететь на северо-восток, тогда при сносе ветра попадёшь в заданную точку. Так и в жизни: чтобы достигнуть реалистичных целей, надо всегда корректировать «снос» в сторону понижения уровня цели, упрощения запроса, т. е. надо идеализировать цель, «целиться» выше среднего уровня!

В этом В. Франкл практически повторяет, только другими словами, максиму Александра Ивановича Яроцкого о значении идеализма в организации правильного, социально приемлемого, здорового и эффективного поведения человека. Вот слова А. И. Яроцкого о необходимой идеализации человека в современной орфографии: «Можно представить себе, что человек живет столько, сколько хватает в нём запаса идеализма, взятого им в жизненный путь с юности или выработанного потом. Этот идеализм поддерживает его, осмысливает каждый его шаг, проводит его невредимым через трудные моменты жизни, не даёт ему отчаиваться, какие бы мрачные явления его не окружали. Если же человек не вынесет с собою на жизненную дорогу такого запаса идеализма, или это идеалистическое настроение не будет столь глубоко, и скоро исчезнет, то человек остается без существенной поддержки в тяжелой жизненной борьбе, и мы можем представить себе его историю, как быстрый процесс разрушения его тела под влиянием тех вредных влияний и ударов, которым он подвергается в жизни и которым он не в состоянии противопоставить ни сознательного отпора, – ведь для последнего необходим подъём на высшие ступени душевной жизни, ни простого сопротивления тканей своего тела, т. д. и клетки организма направляются в своих жизненных процессах импульсами, источник которых в высших проявлениях душевной жизни» [1, с. 169–170].

Итак, «запас идеализма», который человек берёт с собою в жизненный путь. Этот «запас идеализма», как и коррекция курса самолёта Франкла, направляет человека к более высоким целям, чем это необходимо для успешной адаптации к условиям жизни и сохранению здоровья. Это уже не необходимая адаптация, чтобы «просто выжить», а нечто большее – некая идеализация цели. Воображение создаёт новую цель, которая превышает по своим параметрам реальную цель. Идеальная цель объединяет доступные ресурсы и необходимое усилие для движения к идеальной цели, однако жестокая реальность «сносит» индивид к «приземлённой цели», но идеализированная цель остаётся в душе.

Рассуждая об арете и арете-терапии, конечно, необходимо решительно сузить рамки всякой «психиатризации» обычных, даже обыденных феноменов сознания, в том числе и идеализации человека. Я ещё ничего не сказал о таких формах психологических защит, как «примитивная идеализация», «проективная идентификация», «защитное фантазирование». Всё это, наверное, есть, если верить коллегам-психоаналитикам, но этими гипотезами о механизмах психологической защиты нельзя объяснить бесконечное разнообразие душевной жизни человека.

Итак, доверимся Виктору Франклу и скажем себе: «Давайте допустим это!» Допустим, что о любом человеке можно думать хорошо, так хорошо, на что он никогда и не рассчитывал, чего он и не достоин по результатам его реальной жизнедеятельности, чего сейчас и не бывает!

Будем начинать всякую психотерапию с идеализации конкретного человека. Что это означает практически? Прежде чем начинать исследовать «проблему» пришедшего на психотерапию человека, надо сделать допущение, что этот человек на самом деле всё прекрасно знает, что ему надо делать, всё прекрасно понимает, что происходит в его жизни не так, как он хочет, верит, что ему помогут, поэтому и обратился за помощью. Надо допустить, что он и есть главный эксперт своей жизни, что он на самом деле обладает тайным смыслом собственной жизни, что он и есть истинный хозяин своей судьбы. А зачем же он тогда пришёл к психотерапевту? Он пришёл только потому, что решил «остаться самим собой», так как помнит своё «счастливое» прошлое и хочет вернуться туда, он боится перемен в себе, поэтому хочет узнать у специалиста «не опасно ли это – быть другим», не опасно ли меняться вообще? Его обуревает страх: а вдруг я себя не смогу узнавать? Он, в конце концов, нуждается в честном одобрении того, что он задумал для выхода из кризиса, из трудной жизненной ситуации.

Разберём один случай из практики. Я сейчас воспользуюсь прямыми рекомендациями Александра Ивановича Яроцкого, который считал, что психотерапия (арете-терапия) имеет как минимум два уровня. На первом ряду стоят «средства, которыми врач старается поднять бодрость у своего пациента, они могут быть очень сложными и состоять из длинных и разработанных по содержанию речей» [с. 33]. При этом тон голоса врача подобен поглаживанию животного, как делают ветеринары, – А. И. Яроцкий часто сравнивал работу врача и ветеринара, желая доказать, что психологические факторы влияют на физиологические процессы в организме и животного, и человека. «Второй ряд врачебных мероприятий, направленных на душевную сторону жизни больного, заключаются в том, чтобы окружить больного приятными впечатлениями и удалить всё, что без нужды возбуждало и раздражало бы его» (там же).

Кейс № 1. «Экзистенциальный синдром Сартра»

Михаэль, 39 лет, программист, у него двойное гражданство, живёт сейчас в Канаде, но часто приезжает в Россию, в Новосибирск, где у него осталась большая квартира от родителей, где живут друзья детства, однокурсники, а также есть некоторые «проекты» с новосибирскими программистами. У него жена, двое детей, он в социальном смысле весьма благополучен, ему завидуют «русские коллеги», но ему плохо, у него очень часто возникает тошнота, которая никак не связана с питанием или расстройством желудочно-кишечного тракта. Он лечился у терапевта без результата, прошёл курс терапии и реабилитации в дорогом центре психосоматической медицины, где научился дышать по-даосски, стал разбираться в нервной регуляции функций организма, научился расслабляться и прочее, но, вернувшись домой, вновь испытал тошноту. Какой-то психолог, выслушав его жалобы, посоветовал ему прочитать роман Сартра «Тошнота» в качестве библиотерапии: «У тебя не желудочная тошнота, а философская! Ты не любишь людей, а они тебя. Всё дело в этом». Михаэль внял совету и прочитал Сартра очень внимательно, перечитывая некоторые страницы по нескольку раз. Чтение должно было помочь, ведь он многое понял и был согласен с Сартром, но тошнота не отступала. «Остался последний рубеж, мне надо получить от кого-то толчок», – решил он и пришёл на психотерапию.

М.: Мой симптом – тошнота – не зависит от питания, не зависит от настроения, не зависит от деятельности. Он живёт какой-то своей жизнью. Никто из медиков не может понять его происхождение. Психологи считают, что источник тошноты – отсутствие любви в детстве, вернее, недостаток любви. Я вспоминал свою жизнь, но мне кажется, что меня любили родители, как и всех остальных детей любят родители, не больше и не меньше. Меня спрашивали, бывает ли так, что тошнота переходит в рвоту? Нет, никогда не переходит. У меня вообще не бывает рвоты. Я по совету одной психологини промыл однажды свой желудок: выпил два литра кипяченой воды и засунул два пальца в рот до корня языка. Вода вылилась толчками, но никакого облегчения это мне не принесло. Когда я ей это рассказал, она спросила, боюсь ли я показать миру, людям или хотя бы своей жене свои рвотные массы? Я, конечно, не боюсь, но это же неприлично!

В.Ю.: Психолог, наверное, предлагала вам мысленный эксперимент: представить, что из вас полезет наружу. Помните, как Остап Бендер говорил Шуре Балаганову за обедом, что питание – «это интимное общение человека с природой». Конечно, рвота – это интимное общение с собственным организмом. Я предлагаю вам другую концепцию питания. Питание надо понимать как общий принцип взаимозависимого существования, как говорят буддисты: мы можем существовать только тогда, когда дышим воздухом, пьём воду, едим пищу, используем культурные предметы и «питаемся» идеями и впечатлениями. Мы сами ничего не производим. Всё, что из нас выходит, когда-то в нас вошло. Почему «не прилично» мысленно представить то, что из вас выйдет?

М.: Знаете, я отвечу словами Жан-Поля Сартра из его романа «Тошнота». От чего меня тошнит, от чего мутит? От мыслей! «Они ещё хуже, чем плоть. Тянутся, тянутся без конца, оставляя какой-то странный привкус».

В.Ю.: А помните, герой его романа, Антуан Рокантен, ещё в начале своих дневников подумал, что тошнота не в нём самом, а где-то на стене и на каких-то подтяжках… он наблюдал за картёжниками и размышлял.

М.: Да, да. Я помню это место. Я тогда удивился – как может тошнота, моё интимное, как вы выразились чувство, существовать вне меня?

В.Ю.: Да так же, как окончание тошноты – рвотные массы! Они же вне вас уже. Следовательно, цель тошноты – высвободиться из плена ваших внутренних ощущений и мыслей и во что-то материальное воплотиться!

М.: Никогда так не думал. Но вы правы. Питание – это не только еда, питьё, дыхание. Это впечатления. Впечатления, от которых тошнит. Я ненавижу телевизор, но я его смотрю каждый день. Мне кажется, что телевизор «кормит» меня жуткой правдой о мире и о людях, живущих в этом диком мире. А когда я выглядываю в окно и вижу один и тот же двор, одни и те же деревья, одно и то же небо в облаках, мне кажется, что всё это декорации, которые созданы для того, чтобы отвлекать меня от правды жизни в телевизоре.

В.Ю.: Вы хотите сказать, что в телевизоре не отражается правда жизни, а фабрикуется какая-то своя «правда жизни»?

М.: Да, скорее в телевизоре создаётся или, как вы сказали, фабрикуется некий образ мира, который и вызывает тошноту.

В.Ю.: Но вы же вначале сказали, что ваша тошнота ни от чего не зависит и как бы живёт своей жизнью!

М.: Да. Я сказал, что тошнота в мыслях, а мысли постоянно рождаются в голове. Они мне напоминают «внутренний телевизор», который на всех каналах показывает одно и то же. Я постоянно вижу различные ток-шоу с отвратительными людьми, которые рассказывают о ещё более отвратительных людях, которые, в свою очередь, живут вообще с мерзавцами, а мерзавцами управляют конченые уроды, а над теми стоят супернегодяи. Кругом одни «жлобы» и предатели.

В.Ю.: Всё правильно. Человеческое общество, с какой стороны его ни рассматривай, является иерархией. Это одна сторона жизни людей, негативная, аморальная. А есть другая, противоположная?

М.: Вы намекаете на то, что есть и иерархия положительных героев?

В.Ю.: Да. Ну вот, например, иерархия в духовном мире: Бог-Отец, Бог-Сын, далее апостолы, святые, по житию которых обыкновенные люди брали пример, реальные герои, про которых складывали песни, легенды…

М.: Александр Суворов, Михаил Кутузов, маршал Жуков, герои-комсомольцы… Олег Кошевой, Сергей Тюленин. Да?

В.Ю.: Вы же всё это знаете.

М.: Это всё в далёком советском прошлом. Сейчас наблюдается не массовый героизм, а массовые самоубийства, толпы одиночек, бессмысленное существование. Я вот один из таких одиночек. Как писал Сартр: «Один – и свободен. Но эта свобода слегка напоминает смерть». Это про меня.

В.Ю.: Перед лицом смерти человек совершенно одинок, это так. А перед лицом жизни нет! Вот вы сейчас развернулись лицом к жизни! Предположим, представим. И кто перед вами?

М.: Ну, люди. Мои друзья, моя жена, дети.

В.Ю.: А незнакомые люди какие-то есть? Они существуют в вашей картине мира?

М.: Они, конечно, существуют, но в моей картине мира не запечатлеваются и их нет.

В.Ю.: Хорошо. Напомню вам переживания вашего визави Антуана. Когда он стал слушать музыку, рэгтайм, пела негритянка, тошнота вдруг исчезла, а он сам стал твёрдым, ему показалось, что он танцует. Действительно, тошнота и твёрдость несовместимы. Либо у вас твёрдость духа и тела, либо тошнота и зыбкость, вязкость, нерешительность, текучесть…

М.: Я как-то пропустил этот момент в романе. Припоминаю, что внутри тошноты Антуан находил маленький островок счастья!

В.Ю.: Видите, всё зависит от способа мышления и концентрации внимания: внутри мрачной картины мира – «мир лежит во зле» – есть город Тошнота, внутри города – дом Счастья, внутри счастья – кабинет Раздумий, внутри кабинета… продолжайте!

М.: Скажем так, Стол игры… Сейчас вспомнилось, что в детстве я очень любил играть в разные настольные игры…

В.Ю.: А внутри Игры – Настоящая свобода?

М.: Да, в игре всегда есть свобода.

В.Ю.: Эта другая «свобода»? Она уже не напоминает вам смерть?

М.: Оказывается – другая! Это – «совсем другая история» про свободу!

В.Ю.: Как говорил Сартр, жизнь приобретает смысл только тогда, когда мы сами придаём ей смысл. Но сначала надо за что-нибудь взяться, начать что-то делать. Вот вы сказали, что вам нравилось играть. Это было самым важным делом в вашей юности?

М.: Да. Я был полностью занят игрой. Это было для меня важным делом. Игра – это деятельность, а когда начинаешь размышлять как Антуан, то уже поздно, ты занят делом!

В.Ю.: Вы когда-нибудь занимались очень важным делом, например, спасали людей, попавших в катастрофу?

М.: Да. Однажды в самолёте, в котором я летел, одной женщине стало плохо. Я помогал врачу, который стал её реанимировать. Он говорил, что мне делать, и я делал. Мы возились часа полтора. Она выжила, а я забыл вообще про свою тошноту, хотя до этого только о ней и думал… и жалел себя!

В.Ю.: Однажды Ж.-П. Сартр сказал: «Главное – не то, что сделали из человека, а то, что он делает из того, что сделали из него». Вы в самолёте отвлеклись от восприятия собственной индивидуальности и стали личностью. Личность – это синтез совершенно неповторимого и уникального во мне и общего для всех людей!

Комментарии

Это небольшой отрывок из первого интервью, далее были ещё около десятка встреч, которые происходили в течение 16 недель, после чего краткосрочная психотерапия была закончена по желанию клиента. Михаэлю стало лучше, он уехал в Канаду, через месяц прислал благодарственное письмо, в котором сообщал, что он стал «уживаться с тем настроением, которое называл тошнотой».

Я считаю, что это и есть эффект арете-терапии. Мы с ним с самого начала сосредоточились не на «изгнании симптома», а на поиске смысла этого некомфортного состояния души, на поиске лучшего объяснения симптома (я это называю логикой абдукции, об этом далее в конце главы), на поиске той «великой идеи», которая вытеснит тревожно-ипохондрические переживания. Михаэль был человеком, который действительно переживал экзистенциальный кризис, связанный с вынужденным отъездом за рубеж. На одном из сеансов Михаэль заговорил просто и искренно: он выехал из России по настоянию своей жены. У жены первая беременность закончилась выкидышем. Она сильно переживала. Убедила себя, что во всём виновата экология, поэтому для спасения будущего поколения надо выехать в экологически чистую страну, например, в Канаду. Жена убеждала Михаэля несколько лет, доказывая свою правоту ещё и тем, что у неё беременность не наступала, несмотря на дорогостоящую медицинскую помощь. У жены в Канаде жили родственники. Однажды она поставила вопрос ребром – либо едем, либо развод. Михаэль сдался. «В Канаде главное никого не беспокоить, быть комфортным человеком, никому не доставлять ни малейшего напряжения, и тогда тебе, что надо, всё расскажут, что надо делать и на работе, и дома. Моей квалификации здесь хватило бы для работы во многих компаниях. И особой ностальгии не было, но вот появились муторные мысли, и мне стало плохо», – рассказывал Михаэль.

Итак, я допустил, как призывал В. Франкл, что мой пациент – эксперт своей жизни, что он на самом деле знает, что ему делать, чтобы быть душевно и физически здоровым. Он уже начал самопсихотерапию, самопомощь, используя экзистенциальный анализ Жан-Поля Сартра. Что ему не хватало для окончательного разрешения своей психологической проблемы? Ему нужен был такой собеседник, такой слушатель, которого он не мог бы испугать своей правдой – не мог же он любимой и любящей жене сказать, что выезд в Канаду не был его решением, что он подчинился «воле пославшей мя жены», изменив своей жизненной установке «всегда решать всё самому». Он прекрасно понимал, что его симптом (тошнота) не является признаком соматического или даже психосоматического состояния, а отражает глубинную экзистенциальную тревогу изоляции (конечная данность – экзистенциальная изоляция, по И. Ялому), не одиночества, о чём писал Сартр, а именно глубинный страх своей реальной изоляции [3]. Да, он живёт с женой, с ребёнком, с друзьями, но он совершенно самостоятельное существо, изолированное от всех, от самого мира, и «этого» и «иного»! Есть Космос, но есть и микрокосмос – это он сам. Его ум не является частью «коллективного разума», это не часть «космического Разума», он действует самостоятельно, как военный корабль в одиночном плавании. Вот эту мысль он не мог «проглотить и переварить», поэтому его и тошнило, как оказалось.

Уже на первой беседе появились первые признаки будущего выздоровления, заблистала в глубине его сознания терапевтическая идея: структура сознания повторяет структуру мира, одно входит в другое, малое в большое, внутренне – во внешнее. Это называется красивым научным словом рекурсия^[19], а по простому «матрёшка», так называемая «русская кукла», которую изобрели японцы. Его симптом может и должен существовать, но только как маленькая часть, как компонент защиты от вреда, глубоко внутри его души и организма. Этот симптом должен появляться тогда, и только тогда, когда организму и уму угрожает опасное отравление пищей, неважно какой – обычной едой или духовной пищей. «Терапевтически запрещать» симптом тошноты – это совершать преступление против организма! Поэтому у меня не было даже поползновения как-то «тормознуть» симптом, отвлечь внимание пациента от этого переживания. Мы с ним искали «Великую идею», которая может находиться в его миропонимании, но которая ещё не расцвела в полную силу! И вот одна нашлась – рекурсия, микрокосмос человека структурно подобен Космосу, а в Космосе никаких проблем нет и не может быть: все проблемы и парадоксы человеческого сознания в языке! Другая великая проблема хорошо выражена любимым писателем Михаэля Ж.-П. Сартром: в мире нет готового смысла, его надо создавать самому, через полезную деятельность. А это – одна из аксиом логотерапии В. Франкла: смысл надо искать в деятельности, как и во встречах и в страдании.

Психологический идеализм

В 1986 году Виктор Франкл читал лекцию в Москве. Несмотря на свой возраст (81 год), он выглядел энергичным, остроумным, с ловкими движениями. Казалось, что ему чуть больше 60 лет. Психолог и профессор Ю. Б. Гиппенрейтер попросила Франкла поделиться секретом его молодости. Франкл ответил: «Секрет прост, главное – вовремя ухватиться за великую идею». О какой «великой идее» намекал доктор Франкл? Поскольку он сам об этом не сказал в тот момент, то каждый может догадываться, о чём это, опираясь на все его многочисленные высказывания в книгах, статья и лекциях. Скорее всего, это о «воле к смыслу». До Франкла психологи и психотерапевты говорили о воле вообще или о воле в частности^[20]. Франкл громко заявил, что главное в бытии человека – это смысл жизни, воля к смыслу, а базовое свойство человека – «зачем жить?», а не «как жить?» (идея Ницше, которую Франкл творчески переработал).

Человек – это существо, у которого есть врождённая потребность вести осмысленную жизнь, считает В. Франкл. Если «воля к смыслу» у человека фрустрирована, это может привести к психическим заболеваниям, хотя сам «ноогенный невроз или кризис», «кризис смысла жизни» не является патогенным, а даже наоборот – говорит о духовном здоровье человека.

А. И. Яроцкий писал примерно о том же: если человек, входящий в жизнь, не будет иметь «запаса идеализма», то он не сможет противостоять ни болезням, ни трудным жизненным обстоятельствам, следовательно, сдастся, заболеет и даже погибнет. Надо понимать, что «воля к смыслу» и «запас идеализма» – тождественные понятия в контексте обсуждения смысла жизни. Смысл – это невидимое, внутреннее, что есть в каждом предмете, в каждом явлении. Чаще всего под термином «смысл» понимают некую «истинную природу» того предмета или явления, которую стремятся познать или постичь. Смысл нельзя сконструировать, реконструировать, сочинить и прочее. Смысл обнаруживается, самопроявляется при соответствующей работе ума и чувства. Смысл нерукотворен – так называется моя книга о методологии дианализа^[21]!

В работе А. И. Яроцкого термин «психологический идеализм» имеет много других синонимов и синонимических сочетаний, которые, согласно новым правилам построения логических словарей, надо было бы привести в порядок на манер «синсетов»^[22]. Попытаюсь построить ряд гипонимов к базовому понятию «психологический идеализм» (гипоним – понятие, выражающее частную сущность по отношению к другому, более общему понятию).

Итак:

Психологический идеализм включает в себя по мере убывания объёма понятия:

дух (в психологическом смысле «витальная сила жизни»);

духовный подъём (усиление «витальной силы жизни», или «воля к смыслу»);

альтруистический подъём духа (тоже, но с самопожертвованием);

альтруистическое мироощущение (самопожертвование, но без подъёма духа);

нравственный подъём личности («дух» в узком моральном смысле);

нравственное перерождение личности (окончание подъёма личности);

идеалистическое настроение (разновидность умонастроения);

высшие этические стороны душевной жизни (образцы и идеалы).

Непосредственно о «смысле жизни» А. И. Яроцкий писал мало. Вот цитата из его книги «Идеализм как физиологический фактор»: «У такихъ людей есть смыслъ жизни, который не связанъ съ тѣмъ или другимъ состояніемъ его собственнаго здоровья и его личности, для такого человѣка любовь къ наукѣ, искуству, преданность общественному дѣлу явится однимъ изъ наиболѣе яркихъ стимуловъ жизни, которые дадутъ ему бодрость и необходимую энергію въсамыхъ трудныхъ обстоятельствахъ жизни. Такую же роль, конечно, можетъ съиграть и глубокое религіозное чувство» (с. 104–105).

Ученик В. Франкла, Альфрид Лэнгле в предисловии своей книги «Жизнь, наполненная смыслом: прикладная логотерапия» пишет: «Из всех вопросов, которыми задается человек, самым важным по своим последствиям является вопрос “Зачем?”. В нем сконцентрирована вся суть человека, вся проблематика нашего бытия. Этим вопросом венчаются поиски человеческого духа; ответ, который удается найти, определяет основы поведения человека и его представление о будущем». Он разъясняет, что термин «смысл жизни» имеет два уровня:

1) философский уровень, на котором невозможно ответить конкретно, в чём именно заключается смысл жизни, только абстрактно, вообще;

2) уровень конкретной жизненной ситуации человека, где имеются «три столбовые дороги» открытия смысла: деятельность, встреча и страдание.

По А. И. Яроцкому, смысл жизни (в общем философском значении) не связан с конкретной ситуацией, а относится к некой культурной константе жизни – «наиболее яркому стимулу жизни» (любовь к искусству, преданность общественному делу). Этот смысл не зависит от настроения или сиюминутного состояния. На этом примере сравнения двух подходов и двух языков описания понятия «смысл жизни» можно видеть, что понятия «смысл» и «значение» используются по-разному. В русском языке и ментальности «смысл жизни» имеет общекультурное, не личностное значение, поэтому оно принимается и понимается всем сообществом грамотных и воспитанных людей. А вот личностный смысл конкретной ситуации в жизни имеет два уровня: 1) общепринятое значение и 2) сугубо личностный, часто совершенно уникальный, отличающийся от общеупотребимого значения смысл. Это имеет очень большое значение в практической психотерапии, как я надеюсь показать в описаниях реальных случаев, кейсов.