Читать книгу: «Мудрость птиц и зверей»

Заносчивый воробей

Раз воробей весеннею порою –

Когда с клыкастой крыши падает капель, –

Он лужу расплескал собою,

Был весел, что гадюкой уползла метель.

Он посмотрел вокруг и возгордился:

«Я море расплескать – таким родился,

Не говоря о том, – какой-то там затон.

Как я могуч, силён!»

И закричал тут: – Звери, птицы,

От орла могучего до маленькой синицы!

Даю вам слово, как зарок,

Я жизнь свою на подвиг всю обрёк!

Вы увидите здесь не сон –

Затон грозился расплескать им он!

И собрались тут стар и мал –

Кто в перьях, кто без них,

Знали – воробей тут жизнью рисковал.

Смотреть, как будет умирать, –

Для многих сладкий миг.

И воробей – крутых поступков гений,

Из лучших в мире природных он творений.

Он был тут на вершине славы,

Блажен, кто не хлебнул сладкой той отравы.

И он нырнул, как та оляпка,

Стал сразу мокрым, словно тряпка.

Он «караул, тону!» – кричал на ряби

И мокрым камнем шёл ко дну.

Как говорится, тут разверзлись хляби,

И был бы труп в ту распрекрасную весну.

Но гусь – душа воды, шагнул он в воду,

Он проявил отвагу – глубоко нырнул,

Дал жизни – воздух и свободу –

И просто к жизни воробья вернул.

Струёй из клюва воробей его облил,

Гуся грудь слезою измочил:

– Не буду делать, что не по плечу,

Обсохну и к детишкам полечу.

Теперь, когда звучит капель,

С клыкастой крыши струйка льётся,

Ручей звенит, как цепью мой кобель,

И течёт он, извиваясь, гнётся,

Там воробей враз под стреху забьётся

И на подвиг не ведётся.

ВОЛК И ЛЕВ

Пришёл к гривастому волк и говорит:

– Ох, Лёва, у меня душа горит.

Все о тебе гутарят: лев да лев,

А у меня в душе же, как хлев.

Скажи, что мне бы сделать,

Чтобы великим львом здесь стать?

Иль мне о том тут не мечтать?

С моей осанкой мне не стать?

Лев посмотрел и рассмеялся:

– Львом надо так родиться,

А не душой метаться,

И надобно собой всегда гордиться.

– А я-то думал… Больше не хочу.

Какой по жизни я чудак!

Судьбу с собой я прихвачу –

Львом может тут родиться и дурак.

ЛЕВ И ЗВЕРИ

Созвал лев совет зверей,

Речь держал насчёт своих идей,

Но грозна речь его была,

Она тут демократию на нет свела.

Одно лишь слово там – «согласен»,

Кричали все там «да».

Такой тут для него был не опасен.

Знали: на расправу быстр он, как всегда.

Неизменно была тишь,

Лишь поднялась раз мышь:

– Я скажу о том слова,

Хоть может полететь голова…

Все быстро разом закричали

И чуть ногами бить не стали.

– Спокойно, вы, спокойно, господа!

Она совсем ведь маленькая, молода,

А мы – такие все большие,

Пусть разберутся с ней меньшие.

Да и нельзя так – демократия у нас…

Позволяю засветить ей в левый глаз!

За демократию у нас не судят,

И от неё же не убудет.

ВОЛК И ПОРОСЕНОК

Волк тащит в лес поросёнка,

Визжит тот до свиста.

Тащил его туда, где растёт сосёнка,

Там не видна тропа туриста.

– Что, поросёнок, ты визжишь

И нарушаешь безмятежную ты тишь?

И разве мама так тебе не говорила? –

В костях у слабых всегда есть сила.

Были б кости –

Мясо нарастёт,

И смело ты иди хоть в гости

К тем, кто тебя сожрёт!

– Позволь сожрать мне, волк, тебя.

Не жалей ты себя.

Ты знаешь, были б кости –

Земли они все долгие же гости.

И пока они все долго не гниют –

Мясом враз обрастут.

Так что рискни ты, серый,

Ты же со слабыми смелый!

Волк: – Попробовать мне недосуг.

И многие мне предлагали тех услуг.

Но времени нет у меня,

Я съем тебя, костями звеня.

И сказал тут волк: – Философия проста.

А сам доедал поросёнка у куста.

НАДЕЖДА ЗМЕИ

Ходит всё змея в больницу

Каждый день в станицу.

Раз встречается ей ёж,

Он с колючками ко всем был вхож.

– Что, змея, тебя туда потянуло?

Что радость – думаю я, вряд…

Чтоб, как ноги, ты тело гнула?

– Отдаю в больницу я врачу свой яд.

– И зачем ему он нужен?

– Я не знаю, он обещал мне ноги.

Знаю, что он с ложью дружен,

Он ведь обещал их многим,

Да вот большая ведь беда –

Этих ног никто не видел никогда.

Да, я знаю: тело хоть разбей,

Не видать мне ног, как тут своих ушей.

Знаю, мне умом ещё тут зреть,

И как хочется мне зареветь,

Зная, что их не будет…

Но как хочется мне те ноги иметь!

Может, врач мне всё-таки добудет?..

ОБЕЗЬЯНА И ЗМЕЯ

Говорит раз одна обезьяна так другой:

– Слышишь, ты, подруга, мой муж достиг высот.

Не достиг бы их, идя ногой,

Пресмыкаясь, – как на шаре прёт.

Рядом, тут недалеко, змея лежала,

От обиды чуть не зарыдала:

– Пресмыкаюсь я целый век,

А как жаль, что я не человек.

Пресмыкаться лучше всех умею,

Какой бы власти я достигла – немею…

ГОРОХ И КАМЕНЬ

Плавает раз в озере горох –

Без рук, без ног, но он это мог.

Он лежит и быстро набухает,

О земле он тягостно вздыхает.

Видит – камень на дне,

Поднырнул к нему тут он –

Тот лежит – так, как во сне.

Слышит камня стон.

– Ты послушай, что прячешься в воде,

Словно жизнь прожил в беде?

Ты лежал бы где-нибудь бетоном -

Люди мимо шли б с поклоном.

– Нет, меня в том ты уволь…

Я давно понял ту жизни соль:

Нет, не по мне без ног куда-то бечь,

На одном ведь месте камень мхом обрастает.

Да, под камень не идёт воды же течь.

Горох ему отвечает:

– Это ведь известный факт.

Съедят – такой мой фарт.

Живу, чтобы не прятаться, как ты.

И когда так в землю втопчут – не реву:

Знаю – вырасту и дам цветы,

И на помощь никого я не зову.

Но буду я жить лишь один сезон.

Ну что ж, люди всё мне отдают поклон.

– Что ж, каждому ведь в жизни тут своё,

А мне в воде лежать – моё.

И что ж – камень зеленеет,

Но на больше силы не имеет.

ПАУК И РЫБЫ

Ставил сети паук в воде.

И смеялись рыбы: «Не быть в беде.

Ну кто заплывёт близко к берегу так?

Разве только чудак…»

Тут крик: «Помогите!

Скорее ко мне бегите!

Засетил меня коварный злой паук!

Сцапал – много у него ног-рук!»

Тут судак – он самый смелый,

Он отец семейства оголтелый,

И любил он маленьких икринки,

И рванул, как по рельсам на дрезинке.

В пасть паук к нему попал –

Сети больше не видал.

А что ж хилый тот малёк?

О беде тут криком всех привлёк.

Любопытство своё проявил –

Чуть пауку в рот тут не угодил.

Не будь в жизни самоуверен,

Любопытен или глуп –

Можешь враз надеть из дерева «тулуп».

ВЕРБЛЮД В ЧИНЕ

Раз верблюд – в мундире с орденами,

Инспекцию зверью проделал он.

С важным видом он шагал меж ними,

Словно сам Наполеон.

– Ой, Горбуша, как высоко ты взлетел! –

Каркала ворона. – Всё колючки кушал,

А теперь – давай тебе шашлыка вертел.

Тут верблюд молчал, как будто и не слышал.

Он инспекцию провёл,как мог.

Раньше он без устали шагал по сушам,

А теперь прошёл чуть – занемог.

Каждый в свите стон его тут слушал.

– Как же угодил царю ты льву?

Иль на смерть за Родину ходил?

Ты во имя Родины моря избороздил?

Ради чина ты пустыне изменил?

– Нет, хорошим плясуном я слыву –

Услужил я льву.

Да судьба слепа –

Делаю ногами плохо па.

И судьба тут выбрала меня.

И, крестом себя осеня,

Я рискнул: знал, что танцор совсем я плох.

Видно, бог мне дар дал –

Я в пляске от смеха льва чуть не оглох,

Я для эффекта головой мотал.

У меня ведь заплетались ноги,

И мешал плясать песок,

Да губа пробила к чину мне дороги,

Рюмкой угостил меня лев «на посошок».

Он после пляски отсмеялся

И сказал: «Меня чуть не уморил»,

И снова в смехе, как ребёнок, пал, брыкался –

И чин, и звание забыл.

Сказал: «Губа у тебя не дура.

Хоть ты и плохой танцор,

У тебя губа – фигура,

Прыгала умело пляске той наперекор.

Это ж надо – так ловко подражать,

Не упустить музыки там тон

И своим искусством так меня сражать,

Я в искусстве далеко не моветон».

С тех пор на службе я у льва.

Лучший я танцор – идёт молва,

А губе моей в пляске нет равных.

Чтоб льва мне так развеселить,

Так и плясать приходится средь славных.

Лишь бы льву мне быстро угодить…

ДВА ВОЛКА И ЛЕВ

Волку одному раз сильно повезло,

Другому тоже – как ему назло.

Подбежали разом к пище двое –

Не до трапезы в покое.

Волк один кричит: – Моя овца!

А другой: – Нет – моя, а не твоя!

Слушай, рай ты хочешь здесь заполучить?!

Я вчера так льва порвал –

Он от боли вон сейчас рычит.

Слышишь – рык и стон

Громом со всех идут сторон?!!

– Не пугай меня ты дракой с львом!

Со слоном я виделся вчера,

И был я таким там молодцом –

Зубы ведь мои – те в драке мастера!

Хобот бьёт – оглобля.

И где тут твой могучий лев?

Драться с ним попробовал бы я,

Даже смерть свою презрев!

Вновь раздался недалёко рык –

Сразу оба прикусили свой язык.

Подошёл гривастый – в теле сила, стать,

И не стал овцу от них таскать.

«Вы туда!» – лишь взглядом указал.

Дал такой обоим он приказ–

Каждый тут затрясся враз:

– Я ем, а вы по-львиному рычите,

И быстрее – не молчите!

Вы бегом разминайте члены.

Я займусь своей тут гигиеной…

Отбежали оба покорно,

Есть хотели мясо – не до корма.

– Ты по-львиному рычать умеешь? –

Так просил один другого.

– Что слова о том ты сеешь?

Что тут хитрого такого?

Хоть мы не умеем, но дадим

Так ему нужный здесь концерт.

А то будет белый свет не мил,

Это ведь не слабый мясоед.

И они по-своему начали,

Как умели, по-львиному рычали.

За глаза ругаем сильных, въявь – цветы,

И несём за ними платьев мы хвосты.

ЛЕВ И МЫШКА

Говорят, хотела мышь загрызть раз льва,

Во дворе сказали страшные слова.

Украла мышь клочок той львиной шерсти,

Это ведь, конечно, далеко не перстни,

А всего-то волосинку там одну,

И чуть не пошла, как говорят, ко дну.

В этом «органы» увидели намёк:

Сперва шерсти клок,

А потом всё, что льву всласть,

А там саму и львиную власть!

Словом, все её так осуждали,

Мыши в страхе на показ все спали.

Пустельга была там в сини и не видала мышь,

Лишь гулял дух, благодать и тишь.

Тут она как закричала разом:

– Не вижу мышь хоть одним я глазом!

И враз тут на неё поклёп.

За решётку её! – и дверцей хлоп.

Пустельга кричала:

– Не я голодаю – дети! Вам то мало?

О крамольной мысли сделали донос,

С пристрастием вели допрос.

Сильнее льва все мыши,

Да, надо за ними следить.

Больше грома – и не надо тиши!

Рвётся каждый: лишь бы льву угодить.

ЛУЖА И ОБЕЗЬЯНА

Подошла раз обезьяна к луже,

Увидала отраженье.

Она мечтала о хорошем муже.

Можно ведь войти в её положенье.

Не понравилась ей та –

Не обезьяны маята.

Её плевок там приняла вода,

Не подумала она, что сама – беда.

Замуж очень ей хотелось,

И о том в душе её всё пелось.

И внимания не обращали никогда,

И считала так себя красавицей всегда.

Тут она зашагала смело

И решила взять в свои руки дело.

Подняла в тени самца тут криком.

О, это было самым сладким мигом!

– Слушай, шерстяная вся твоя душа!

Посмотри ты на меня, как я хороша.

Ты женись, не то я мигом замуж выскочу,

Если только захочу.

И достанется, которую видала я в луже,

Ведь страшнее я нигде не видала, хуже.

Тут толпа самцов захохотала –

Этого ей было мало.

Лишь сказал один: «Люблю.

Я женюсь – и миг удачи тут словлю».

Не родись красивой,

Но родись – счастливой.

СОЛОВЕЙ И ДЕРЕВО

Присел однажды соловей на ветку,

Он был вылощен и мил,

Он оттого покинул клетку,

Что это дерево полюбил.

Запел во весь талант он

И щёлкал, делал те коленца!

И был не просто тут трезвон –

Так песней рвал всем сердце.

Закончил и обратился к стволу:

– Как тебе я пел? Лучше петь я не могу!

Ствол повёл такую речь –

И услышал он то, отчего можно только лечь:

– Дам тебе я умный тут совет:

Не берись пленять ты песней тот свет.

Там, где слуха не было и нет, –

Не появится хоть через сотни лет.

ЯСТРЕБ И УТКА

Говорил речь ястреб всем птицам –

Голубям, воронам и синицам:

– Вы – моя еда, и от судьбы ведь не уйдёшь.

Утка сказала тут: «Врёшь!»

И кинулся он за ней:

– Я тебя тут смертью накажу,

Желудок тобой я наслажу.

Слопаю без всяких я затей.

Утка стала от него кидаться

И туда-сюда метаться.

– Ну что делаешь ты, утка?

У тебя жизнь – только шутка.

Сильный я и умный воин,

Хорош собой и ладно скроен.

Утка тут сообразила –

Сходу в воду тело погрузила.

Удержал её за водоросли нос –

Взять её ястреб не дорос.

А утка думала про себя:

«Пусть ждёт судьба тебя,

Пусть явится смерть сама,

Всё изменится за счёт ума».

КРЫСА И УЖ

Возле зеркала пруда лежал там уж,

Для всего живого – смерти муж.

У воды – цветными камушками лягушки,

Разные враги и все подружки.

Волной мочились, солнцем грелись

И к верёвочке-ужу стремились.

Надо же так, на свою беду –

Он искал себе еду –

Крыс бежал по плотине кое-как,

Тем и сделал жизни своей табак!

Так спугнул лягушек у воды –

Он не хотел себе беды.

Уж поднял голову и тело, как гусак,

Злобно он на крысу зашипел:

– Зачем ты сделал так?

А шипеть на всех – то змей удел.

– Что здесь делаешь ты, волчий сын?!

С маслом, что ль, принёс мне блин?

Как можешь ты лягушек лишать их счастья –

В день счастливый делать им несчастье?

Ведь когда я мог тут слопать всех их,

Ты лишил их счастья и родных.

Ведь они все с песней прыгали мне в пасть.

Чтоб тебе везде пропасть!

И откуда ты подвернулся?

Чтоб ты в тине грязной захлебнулся!

– Я просто мимо здесь бежал, -

Тот в испуге пропищал.

– Берегись! – злобно звук уж издал,

Высунув раздвоенный язык.

Показалось крысе – издал он львиный рык.

– Больше бегать я никогда не буду!

– Конечно, ты готовься к блюду.

Я не буду тут голодным жить,

Радуйся, что счастьем я сумел тебе удружить…

Как часто думают иные,

Что счастлив умереть за них любой же ныне.

О, как тем обманывают себя!

Помни ты – не все любят тебя.

ВОРОНА И ОЛЕНЬ

Спросила раз ворона у оленя,

Видно, языком трепать не лень,

Говорила – это высшего ума сужденье,

Расспросила так рогатого в тот день:

– Ты ж олень – ведь зверь могучий,

Ты в лесу, как в небе тучи,

Ты силён, и бег твой летуч.

Видела один я с тобою случай –

Ты огромного врага поверг:

Бык бежал, горнил, как в небе стерх.

Тут от волка ты бежал,

Самого себя не уважал.

А ведь мог волка – и на рога!

И зачем тебя выручила нога?

– Эх, каркуша, твоими устами мёд бы пить,

И не надо так меня во всём винить.

Видела ты яростный рогатый бой,

Счастье и удача там были со мной.

Ты заметила, что рога

Покидают меня иногда?

Но всегда выручает нога,

Копыта не покидают никогда.

В жизни, друг, бывает так:

Тому, кто хоть раз солгал,

Уже веры не будет никак.

КАБАН И ТОТ ОСЕЛ

Однажды увидел кабан осла –

Он жирен – не видно мосла.

А ослу он лишь кивнул

И с усмешкою подковырнул:

– Умная ты голова,

«Иа-иа-иа» – великие слова.

А известны они на весь наш мир,

Средь профессоров по уму кумир.

– А насмешек – мне не надо так.

Я не такой, как некоторые, чудак.

– И к чему, осёл, ты клонишь?

Докажи мне это или голову уронишь.

– Тут доказывать не нужно –

Землю рою я копытом, если нужно,

А ты роешь её носом – так же дружно,

Но голоду в угоду послушно.

Часто в глупости других мы обвиняем,

Их с собой мы даже не равняем.

Разобраться коль смелее,

Мы поймём – другие не глупее.

ЧЕЛОВЕК-ПЕНЕК

Раз пришёл в лес человек,

В нём не был он целый век.

Увидал высокий дуб –

Рот раскрыл – и дыра меж губ.

Птица в рот ему тут залетела,

Чуть язык ему не съела.

Но пернатая своё дело туго знает –

Вылезла и перья отряхает,

Говорит: «Наш дятел дело бает –

Свеж пенёк, но он воняет».

Человек, когда ты видишь чудеса,

Раскрывать тут нельзя рот.

Разные есть в мире чудные телеса,

А то во рту заведётся огород.

Каждая в лесу пичуга знает –

Гнилое дерево ведь дятел долбает.

И принять враз могут за пенёк,

Многим людям то намёк.

ЛИСА И ВОРОНА

Вечер, в небе месяц,

А в воде бодаются его рога.

Через перелесец,

У реки деревья, как стога.

Лиса лежала

И поесть мечтала.

Думала: «Ума мне не занимать.

И когда мне подвернётся пища,

Надо всё всегда нам знать:

И зверей, и птиц – их тыща.

Вот она, пища, на помин легка,

И явилась, как мысль, мягка.

А над ней ворона тут летала,

Она ворону хорошо знала.

– Лисонька, что здесь кукуешь?

И какие тут дела маракуешь?

– Да вот, жалко – тут такая весть –

Нечего мне стало есть.

Сыра круг я от судьбы раз получила,

Помыть хотела, да в воду уронила.

И теперь он плавает, как та луна,

Я тоской о нём полна.

Я б сама, да у меня болит спина –

Молодые же ушли те времена.

Ты слетай, возьми и принеси,

Пополам поделим, ты смотри – не коси.

– Хорошо, я мигом обернусь,

Заодно в водичке окунусь.

Летит и думает: «Что я, дура?

Умная лиса – она надутая фигура.

Сейчас я сыр схвачу –

На тот берег улечу.

Всё до крохи съем,

И что лису я обманула,

Будет о том много поэм,

Хоть она свою тут линию всё гнула,

Но, как в народе говорят, Федула.

Не то что там басню написали,

Как у моего предка крали,

Говорить теперь все будут: «Обманута лиса»,

Хохотать все горы эхом и шептать леса.

И поднимется у родичей всех голова,

И какие будут мне хвалебные слова…»

И она нырнула в воду –

Потеряла воздух и свободу.

И намокла – стала там тонуть,

Но сумела прежде всем шумнуть:

– Караул! Спасите вы меня!

И в воде – плеск и возня.

– Говорили, что, вроде бы, поумнела –

Любое сделает дело.

Прежде чем каркнуть, лапой сыр берёт,

Как пророк, знает всё наперёд.

А мне, с моим умишком,

Не разгуляешься слишком.

Но хоть в теле боль и ломота,

Плыть придётся к ней – какая скукота!

Хотела мне отомстить,

Лучше то ей забыть.

Обмануть лису – меня!

Лучше бы боялась, как огня.

ОБЕЗЬЯНА И КРАБ

Раз сидела у моря обезьяна,

Жизнь она вела свою так рьяно.

И сейчас тут взирала на волны –

Счастьем груди были полны.

А тут краб её узрил,

Подполз к ней и заговорил:

– Ты завидуешь мне, что панцирь есть,

И горишь от зависти, как в огне.

Ты завидуешь мне даже во сне.

Да, завидна для тебя эта весть,

Тут она его легонько оттолкнула.

Задремав, чуть не уснула.

И снова подполз краб к ней.

– Завидуешь, что у меня есть десять ног, –

Речью удивил своей,

Только это и мог.

Она сильней его тут двинула,

Непечатный же сказала слог,

Далеко его откинула –

Он не устыдился, хоть чуть не оглох.

Третий раз направил к ней свой путь,

Разозлил её тем, и не чуть-чуть.

– Ты завидуешь, что у меня есть клешни

И глаза навыкат, как вишни?

Та схватила краба в ярости –

Появилась сила в старости!

Отшвырнула – совершил он полёт,

Только не гудел, как вертолёт.

– Вот, теперь в полёте млею,

Пусть завидует, что я летать умею.

Есть же люди в этом мире,

Конечно, так умны и далеко не сиры,

Считают, что завидуют все им,

Даже если белый свет не мил.

ЛИСА И СЫН

Невесёлая идёт лиса с базара

И несёт увесистую сумку в лапах.

Сын идёт – ест пирожочек с пыла – с жара,

Мать – от тяжести вся в сапах.

– Мама, ты маленечко повремени,

Шаг убавь и отдохни,

Перекинь авоську ты в другую руку –

Пусть не испытывает эта муку.

Мать послушала совет –

Слова не дала в ответ.

Молча перекинута авоська –

Донесёт и не развалится небось-ка.

Тут спросил родной тот сын,

И вопросом разогнал ей сплин:

– Что, маманя, легче стало? –

– Сынок, сердце… Воздуха мне мало,

Дожила – мне выросла отрада,

Это за труд мой награда.

Матери тебе не жаль,

У тебя не сердце – сталь.

Оттого на сердце тяжело

И печально – невесело.

Лучше нам таких и не рожать,

Кабы всё то можно было знать...

ГОЛУБЬ И ГАЛКА

Раз мужичок с базара вёз кувшин,

Он упал – разбился.

На телеге ведь не было шин,

Он слышал звук – не остановился.

А в кусках кувшина было там вино,

И не первой свежести оно.

Недалеко птицы все летали –

Голубь и галка увидали.

И они подлетели к черепку –

Повезло им так на их веку!

И голубка – носом в черепок,

И тянула то вино, как насос,

И свалилась на бочок.

Галка же пила не в засос,

Так она по глоточку пропускала.

Хоть и выпила не мало,

Но лишку не допускала

И голубке о том пеняла:

– Что ты выпила всё разом?

Не дыхнула, не моргнула глазом…

Пьяная лежишь ты на боку,

Песни пьяные орёшь.

Лучше б ты сидела на суку,

Ведь умрёшь, ядрёна вошь!

Посмотри ты на меня –

Я не падаю от пьяного огня.

Так пьют культурные все в свете.

Был такой друг у меня на примете.

Что, умней людей ты хочешь быть,

Иль тебе их не по нраву быт?

Галка: – А причём здесь люд?

– А то – не закусывают из блюд,

Пьют не отрываясь, как верблюд.

И чем на человека не похожа тут?..

Их обычаи, традиции, мир людей не хрупок,

Поступают плохо – говорит им их рассудок.

Человек, так поступай, как велит разум.

Ты стыдись, чтоб не моргать тут глазом.

ЛИСА И ЛИСОВИН

Раз с охоты пришёл в дом лисовин,

А лисы ведь нет.

И он кинулся к себе в овин –

Там лежит с лисой енот, он господин,

И тот любил её в азарте.

Закричал лис: – Что ты там делаешь, лиса?

Вы ведь не базарьте!

Чтоб разверзлись небеса!

Возмущённо кричал жене своей:

– Ты всегда была моей!

– Лисовин, голубчик мой!

Ты свихнулся головой?

Веришь ты своим глазам?!

Лучше поверь моей ты совести.

Разве я такое дам?!

Мы всегда живём в скорости.

Ничего между нами не происходит,

Только вверх-вниз телом водит.

Ты же в жизни верь своим ушам,

А не верь своим глазам.

ВОЛОСЫ И МОЗГИ

Говорили волосы и мозг головы.

Мозг сказал: – Волосы, вы ей нужны,

А не только для красоты.

Волосы и мозг всегда должны быть дружны.

Меня в черепе укрывать,

Согревать, спасать, как мать.

Было мне комфортно чтоб, любо,

Не коснулся жар иль холод грубо.

Вы становитесь порой короче,

Покидаете вы голову порой,

Словом, нас порочите.

Не равняться шапке тут с горой.

– Слушай, – сказал мозгу волос, -

Я всегда выслушивал твой голос.

Не к лицу тебе ко мне упрёк,

Это ты меня с себя сволок.

Ведь хозяин в теле ты всему,

Так пеняй себе ты самому.

Без вины находя виноватого,

Винят кого-то речью витиеватою.

ЦАПЛЯ И ЛЯГУШКА

Цапля раз схватила есть лягушку,

Захватила с головы.

Можно проглотить так только мушку,

Ты еду такую не лови.

Лягу смерть припёрла,

Она схватила лапой цаплю за горло –

Не может та её проглотить,

Сжали горло лапки-ноги.

Не говорить ей, не дышать, не выть,

И не может позвать подмоги,

И скоро ей мёртвой быть.

Ляга же не хочет дальше рта соваться,

Думает: «Мой принцип – не сдаваться!»

Махнула головою цапля –

Ляга в воду шлёпнулась, как большая капля.

В любой беде ты не сдавайся,       

Надо ли соваться нам в беду?..

Сам собой всегда оставайся,

Свободу береги, хоть в бреду.

.

МЕСТЬ ЛЬВЕНКА

Раз дрались два львёнка –

То вам не два котёнка,

Дрались будущие ведь цари,

Помазанники, как ни говори.

Большой так малого побил,

Что тот едва-едва ожил.

Но львёнок по своей натуре

Добр сердцем был, но в буре

Сказал: – Тебя всё ж подсижу

И местью накажу.

– Что сделаешь ты мне, малёк,

А хочешь, я порву тебе ушей кулёк?

А к вечеру они легли там спать,

Земля для них была кровать.

Спал лев большой –

Не спал меньшой.

Вдруг замахал тот лапкою-кацапкою,

Трясётся, сонный, в страхе,

Рвал грудь, как пьяные – рубахи.

Он рычал, скулил во сне.

А младший – радовался, как весне.

Когда увидел сонные он муки,

Не протянул ко льву он лапы-руки,

Чтоб тут толкнуть и разбудить.

Ему бы месть свою забыть.

Но он тихонько злобно хохотал

И чуть от радости не заплясал:

«Ну вот, тебе я отомстил,

И мучайся ты из последних сил».

Вот, наконец, большой проснулся,

Вокруг он оглянулся.

Весь мокрый был от страха –

Во сне приснилась не плаха,

То были не огонь и не небес геенна,

Во сне напала на него гиена.

Для нервов потрясающая та сцена,

И может лопнуть сердца вена.

Львёнок весь обмяк, лицом слинял:

Что он отомстил ему, лев понял.

Если на тебя затаил кто-то месть,

Она опаснее, чем лесть.

А мстители всегда ведь есть –

И их не счесть!

ПИЩА ДЛЯ ХУДЕЮЩЕЙ ЛИСЫ

Пришла лиса раз с лисовином –

Накрыли им, как говорится, враз полянку.

И сжарили им на дровах осиновых

Шашлык и сделали солянку.

За обе щеки ест лисовин,

Лиса ж облизывается – губа суха.

Тут подошёл официант один

И говорит: «Есть диетическая уха».

Лиса: «Неси, что за вопрос?!»

Пошёл, принёс.

В тарелке чуть воды и вилка,

В ней были плавники – не рыбка.

– С вас три, с неё – пять, – сказал он мужу.

– Как столько ей – за эту лужу?

– А для худеющих уха незаменима,

Поэтому цена у ней необозрима.

Идёт своим всё в жизни чередом,

Сейчас же голодает каждый дом.

Не потерять бы им здоровье потом,

А то будет жизни всей залом.

ОРЕЛ И ОБЕЗЬЯНА

Поймал орёл раз обезьяну –

Весёлый, словно покурил кальяну.

– Ты, орлик, дорогой, – она ему кричит, -

Меня ты отпусти – я же стара.

– А мне тебя не варить

И не рубить на тебя дрова!..

– Эх, уважаемый, у меня одышка…

– Не волнуйся, всё равно же будет крышка.

– Я болезнями больна, яд приняла.

– Не волнуйся и не трать слова.

– Умрут от яда ребятишки,

Яд – то ведь не пышки.

– Ну ладно, доживай свои денёчки,

Мечтай, что принесут тебе веночки.

И бросил – перестала ныть

И приземлилась ловко там на ветку.

Такую проявила прыть –

Прыгнула так, словно бы на сетку.

Орёл то увидал, кричал он ей:

– Ты ожила и стала здоровей?

А где болезнь твоя и стон?

Стонала, словно потеряла миллион.

Ты в беге – чемпион, всех обгоняющий!

– Эх, орлик, коготки твои исцеляющи!

От них я разом исцелилась,

Болезни сердца все забылись.

ЗЕБРА И ЛЬВИЦА

Однажды зебра так сказала львице,

Не как родной сестрице:

– Ты заруби себе же на носу,

Тебя я на копытах пронесу!

Предупреждаю, оставь меня в покое,

А то тебе я сделаю такое!

Копыта у меня, как камень,

И выбью из глаз искры, пламень.

– Что? Угрожаешь мне?

Да чтоб гореть тебе в огне!

Умрёшь без покаянья у меня,

Я – львица, а не размазня.

Она издала смерти рык –

Тот задрожит, к нему кто не привык.

Но зебра же не прикусила свой язык:

– Умею лягаться, хотя не бык.

– Ах, ты так! Ну держись!

Недорого же стоит твоя жисть!

Она от злости задрожала,

К ней кинулась, но та не побежала,

И – визг, когда хотела свалить лапа.

Она – не будь в бою тут косолапа –

Лягнула львицу в две ноги.

Сказала львице: – Трогать не моги!

Ударила она ей в пасть так, в зубы.

О подвиге трубили все слоновьи трубы,

И львица сразу уронила в землю пасть,

Шептала: – Зебра, да чтоб тебе пропасть!

Ах, как же быстро понимает голова,

Когда копыта говорят опасные слова.

ГОРБ ВЕРБЛЮДА

Одногорбый жил верблюд,

Ходил везде, не выбирая там аллеи.

Неприхотлив был насчёт он блюд –

Ел колючку, и гнул длинную он шею.

«Не хочу идти», – речей не рёк,

Покорно он тянул свою долю.

Барханы, бури и песок –

Он проявлял на них свою всю волю.

И раз был он на водопое.

Не стал он жить в покое,

На горб внимания не обращал,

Плевался – то плохое сам себе прощал.

Но горб бросил в голову тут мысль:

Как много он работал и тратил сил,

В работе он душою не кривил,

И у хозяина он пенсию раз попросил.

А лишь от работы получил он горб.

И лежал он, как песчаный сугроб.

СТРЕКОЗА С СОВЕТОМ

Однажды стрекоза летала

И рыбе всё она пеняла:

– Ну что живёшь всегда в воде

И в страхе – быть большой беде?

И холод, голод, каменистое то дно…

Так мало доставляет радости оно.

Или рыба хищная, её малёк,

И все о смерти делают намёк.

А я теперь летаю,

И по цветкам росистым я порхаю.

Тут комары да мошки –

Для еды совсем не крошки.

Я тебя направлю на истинный путь,

Только надо глубже нырнуть

И рыбьи силы развернуть.

А чтоб тебе не утонуть, –

Скорость большую набрать –

И будешь в воздухе, как я, летать.

И рыба послушала той стрекозы совет:

Нырнула – вынырнула в свет.

Явилась, как торпеда иль как нож –

По виду он на судака похож.

Нет стрекозы – она же в пасти рыбы!

И словно по воде ударили там глыбы…

Когда кому даёшь ты умные слова,

Смотри, осталась чтобы целой голова.

ДВЕ ОБЕЗЬЯНКИ

Раз жаловалась обезьяна так соседу:

– Всегда в ворота я зайду, заеду.

Но иногда бывает же не то,

Как не всегда выигрываешь в лото.

Ворота до того порой сужаются,

Выпью – тело боком не влезает.

Меня ли быстро распирает?

Со мной ворота дурака валяют…

– Пойми, что виноваты не ворота, –

Идёшь ты пьяный и не видишь поворота.

Во всех домах углы ты посшибал,

На карачках шёл и шишки собирал.

Ведь так могу я выйти из ресторана вон –

Прохожий мне наступит на ладонь.

С тобой очень жизнь сложна–

Лучше б ты не пил вина.

ОБЕЗЬЯНА И ИНТЕНДАНТ

Вдали от родных мест

Раз обезьяны страшный бой вели –

Послали их туда на страшный крест.

Пустые были животы те – кошели.

Но раз в еде они дошли до точки -

Использовали бабушкин тот аттестат.

Такая-то еда – то не родные дочки,

От этакой еды они могли не встать:

Пришёл раз тыловой командир –

Сверкал весь орденами и медалями мундир.

Он, полный важности, отваги,

Сказал: – Есть надо травку, не пить браги.

Крапива – травка целительна,

Здоровье укрепляет, хоть и мстительна.

Другие ведь солдаты варят суп из топора,

Едят его и в бой идут, крича «ура!».

– То-то ты от травы такой весь пухлый

И не спрячешь свой живот.

Иль ты бываешь на крапивной кухне,

Траву ты вместо мяса жрёшь?

Возьми – поешь крапивы,

Глаза ведь станут добрые, как сливы,

И будут все торчать везде мослы,

А на лице все щёки будут так кислы.

Мы знаем – ешь ты почки бычьи.

И не дай бог – попадёт трава в навар, -

Всё выкинешь – в тылу такие ведь обычаи,

Чай пьёте – не один вы самовар.

Сытый голодному не разумеет,

Счастлив тот, кто всё имеет.

МЕЧТЫ ЗМЕИ И СОРОКИ

Сидела раз на дереве сорока,

А хвост трубой, в яичко – крылья.

С зерном прилетела издалёка,

Внизу – змейка, губы-брылья.

Она только что мышь поймала

И, проглотив её, верёвкою лежала.

А птица думала о тефтелях из риса,

Зло сверху глядела на змеи спаньё:

«Не принесла зря камень – бросила б в неё!

Как повезло этой глупой верёвке!

Поела – месяц ползай без сноровки,

Ведь полгода почти сыта.

И зуб – клык, не подковки.

И не нужна о пище маета,

Едят они ведь мясо – не морковки».

Змея же думала, глядя на птицу:

«Счастливая, как ей везёт!

Съест что угодно – даже там синицу,

И много в сутки раз сладко ест и пьёт.

Язык и тело пищей услаждает,

Счастливая, не ползает – летает.

И за сорочье счастье – не жаль и жизнь отдать,

Сейчас бы хоть мгновенье полетать!»

Не думали все те живые –

Природой это решено:

Кому есть редко – тому мясо,

Другому, хоть часто, но пшено.

ЛИСА И ДВЕ СОБАКИ

Бежит лиса-ракета,

И рыжий хвост – как пламя,

И две собаки, каждая – комета.

Закат в волнах – так полыхает знамя.

По полю там собачий лай,

И всем от них хоть уши затыкай.

Всё в природе тут – зелёный край.

У собаки мокрый нос. – Меня ты слушай:

Вы, что ли, спятили с собачьего ума?

Так сделайте кульками ваши уши.

Я от вас схожу с ума сама.

Всё носитесь, как стрелы.

Я не пойму: хотите что поймать?

В любом вы деле очень смелы,

И в беге храбрости не занимать.

Вам досадили волки?

Могу вам показать.

Они в лесу – там, где растут иголки.

Хотите – можете поймать.

– Нет, нам бы воробья загнать!

– Как воробья? Зачем ловить его?

Ведь он летает – только и всего.

– Да, но нас двое, – речь они вели, -

Вдвоём воробушка нам загонять

Пословица велит, а она же мудрости ведь мать.

Вот мы решили – будет это верно.

А может, и поймаем мы, наверно…

Научи так дурака молиться –

Во сне ему то будет сниться.

Лоб он в молитве расшибёт,

Но что он глупый – не поймёт.

ЛИСА И БЕЛКА

Бегает белочка по ветке, верещит,

Лиса раз мимо тут бежит.

А за белкой – по дереву – куница,

И сразу хвост прижмёт лисица.

Но белка так была ловка,

Проворна и, как воздух, легка.

Вот и подумала лисица тут:

«Такое тоже я смогу.

Вон для меня – большой есть дуб.

Есть лапы, когти, и хвостом я помогу!»

Она тут к дубу – мигом вверх.

Упала – белку тем ввела лишь в смех.

– Я дам тебе один совет:

Ведь у тебя той ловкости тут нет,

Ты волка раздразни –