Читать книгу: «Метод Бульдозера. Книга 1. Акимыч спасает Зотова»

I

Мой двоюродный дед Иван, со слов очевидцев и членов его семьи, был большим специалистом по разгадыванию загадок и шарад криминального мира, которые порой встречаются на жизненном пути.

Иван Акимович, или просто Акимыч, был потомком славного рода великоросов Кобылиных, которые во все времена верой и правдой служили России. Родился Иван в 1913 году в Туле в семье знатного оружейника и скобяного мастера Акима Кобылина и Марьи Знаменской. После окончания пятилетки поступил в строительный техникум: хотел строить дома, потому что сам, как он вспоминал впоследствии, жил в «длинном бараке, соединённом с мастерской отца». После призыва в армию Иван Кобылин был направлен на курсы погранвойск, где поразил инструкторов спецшколы недюжинным умом и смекалкой. Тогда же и проявился его дар системного мышления и методического подхода к решению головоломок, которые задавали курсантам преподаватели. Но, впрочем, обо всём по порядку.

***

В грозовом сорок первом году Иван Акимович служил старшим оперуполномоченным госбезопасности 3-го отделения СПО Управления НКВД в городе Сталиногорске. СПО тогда называли Секретно-политическим отделом. Это был отдел в структуре ОГПУ, который впоследствии стал одним из отделов НКВД СССР. И надо вам сказать, что в 1931 году Секретный и Информационный отделы были объединены в единый Секретно-политический отдел, который в первые годы состоял из четырёх отделений. Первое работало в городах, «обслуживая» промышленные предприятия и связанные с ними учреждения, а также «антисоветские политпартии» и оппозиционные течения в партии большевиков. Второе отделение работало по сельской местности, уделяя внимание агрономической и иной интеллигенции, а также «террористическим организациям кулацкой молодёжи». Третье отделение, где служил Иван Акимович, выявляло «городскую контрреволюцию преимущественно религиозно монархического толка», а также следило за советским аппаратом и милицией. Четвёртое отделение обрабатывало информационные материалы, учитывало агентуру, следило за режимом секретности и фиксировало умонастроения интеллигенции и студенчества.

В один из жарких июльских дней Акимыч проследовал через проходную Сталиногорского азотно-тукового комбината Наркомата химической промышленности. Тут его окликнули:

– Иван Акимович! Добрый день!

К нему спешно подошел главный инженер ОКСа комбината Гинцбург:

– Что это вы разглядываете у себя под ногами в наших пенатах? – Начальник не спеша вытер пальцы ветошкой, расправил полы рабочего халата и только тогда протянул руку Ивану Акимовичу.

– А, Ефим Львович! Здравствуйте! Да вот, глазом строителя смотрю на всё это. Сапоги-то, видимо, пропадут от вашей химии. Когда же мы от этой опасной жижи избавимся? От цеха к цеху пройти невозможно. Теперь придётся доложить вашему руководству.

– Не спешите, Иван Акимович. Время сейчас грозовое. Комбинат не смокинги шьет, даёт стране продукт сложной химии. Да еще какой! Вот прогоним фрицев, фильтры на трубы поставим, деревья на территории посадим.

– Так-то оно так, но не у всех же обувь теперь надежная. Как только она выдерживает эту едкую жидкость…

– Ты сейчас наверное занят? – вроде бы некстати спросил Ефим Львович. – Но к нам в ОКС можешь заглянуть сегодня.

– Что-нибудь случилось у тебя? Рассказывай?

Иван уже привык: главный инженер порой переходил с вежливого «вы» на доверительное «ты».

–Да нет, – как-то неуверенно произнес Гинцбург. – Пока ещё нет. Но настроение некоторых в отделе и цехах мне не нравится. Заходи. С людьми пообщайся.

– Ох, Львович, темнишь что-то. Ладно. Сегодня не смогу. Завтра после обеда обязательно зайду. Устраивает?

Иван отошел от главного инженера слегка встревоженный. Неспроста кадровый спец приглашает его. Неспроста. Надо будет с ним потолковать на досуге. И, вероятно, он прав, что ничего мне здесь не сказал. Не уличный, видимо, разговор. Но и не очень спешный. Иначе не отпустил бы так спокойно.

– Большому начальнику Сталиногорска – привет!

Иван резко развернулся вправо. Приветствие прозвучало звонким голосом, довольно громко – даже отошедший на почтительное расстояние Гинцбург повернул к ним голову.

– А-а, Олег! Твоя острота сейчас не к месту! – скривился в натянутой улыбке старший опер.

Одно время он достаточно долго возился с этим молодым агентом. Тот много болтал не по делу, чуть под статью не угодил. Иван Акимович потратил немало усилий, пока понял: за душой у парня ничего враждебного нет. Однако чувствовал, что кто-то сбивает его с толку.

Затем Олег исправился, стал приносить важную информацию. Серьёзнее, что ли, стал, осмотрительнее, активнее в общественных делах комбината. Работал он всегда хорошо, за что его ценили, хотя пожилые и считали его шалопаем. Да и знакомые у него водились разного сорта.

Не понравилось, ох как не понравилось опытному оперу такое громогласное обращение у стен заводских корпусов. Тем более, что невдалеке стоял незнакомый мужчина средних лет – в потертом френче, тёмно-синих брюках навыпуск и сравнительно новой хлопчатобумажной панаме цвета хаки. Держался он, пожалуй, напряжённо, но с большим апломбом.

– В следующий раз мегафон возьми и ракетницу, когда со мной поздороваться захочешь! – Старший опер отвернулся и быстрым шагом пошел прочь, унося в голове широкую и глуповатую улыбку Олега.

Переговорив с добрым десятком людей и исколесив изрядную часть территории комбината, старший опер прошёл в небольшой кабинет, расположенный в укромном уголке второго этажа одного из цехов.

***

Уже вечером он, как обычно, решил «погонять извилину». Вычленить главное из всех – и важных, и беглых – встреч и разговоров, припомнить не только смысл услышанного, но и интонацию, выражение лиц, связать все это в единое целое. У него был свой метод логических умозаключений. Во время мозговых штурмов начальник частенько говорил:

– А ну, Акимыч, включай свой Метод Бульдозера!

За это и самого Ивана Акимовича иногда называли Бульдозером. Он умел разгрести ненужный мусор в голове, отделить крупинки истины от плевел, посмотреть на себя глазами окружающих. Крупинки информации из разных источников, соединяясь в его мозгу в единое целое, позволяли старшему оперу быть в курсе почти всех событий – порой даже незначительных. Не раз он удивлял руководство комбината и своё собственное широким спектром понимания проблем и общей осведомлённостью по самым разным вопросам.

В последнее время он ощущал какую-то внутреннюю тревогу, словно находился внутри события, которого еще не знал. У него было такое ощущение будто он танцует в хороводе на глазах у народа и видит себя со стороны. Только интуиция – и ничего больше. Впрочем, и это немало…

– Разрешите? – голос вошедшего прервал его размышления.

Иван Акимович поднял голову.

– Олег!? – не скрывая удивления, произнес он. – Заходи, дружок. Пару ласковых скажу тебе…

– Здравствуйте!

– Вот тебе и раз! Да мы же сегодня виделись. Или забыл? Впрочем, и до семи раз допускается…

– Ну-у, Иван Акимович! Нашли на что обидеться! Да вас ведь на комбинате знают. Или в лицо, или ОБэЗэ.

– Садись-ка, «ОБэЗэ», – передразнил его старший опер. – А ты, однако, обнаглел, парень. Если честно, я от тебя этого не ожидал. Не по-мужски это, Олег.

– Если вы это про встречу у проходной, Иван Акимович, так это я нарочно так.

– Мальчишка! Я же не артист, чтобы рекламировали и привлекали ко мне внимание каждого встречного-поперечного. Кстати, кто это с тобой по лужам шлёпал?

– Не он со мной, а я с ним. Я, может, потому и окликнул вас, чтобы вы его разглядели получше, а не на меня внимание обращали.

– Вот как! – посерьезнел Акимыч. И сердце его неожиданно гулко ударило в груди. Он испытующе посмотрел на Олега, затем на дверь.

– Не бойтесь, Иван Акимович, никто не видел, как я к вам просочился. Пользуюсь вашим опытом и навыками…

– Ну! И кто же был рядом с тобой? – перебивая его, равнодушным тоном спросил старший опер. – И зачем это мне надо было его разглядывать?

– Да затем, что он вас хорошо знает, а вы его – нет. Ну и… меня он тоже знает – как и то, что вы мне «полоскали мозги» в недавнем прошлом.

– Это уже интересней. Продолжай, раз уж начал. – Иван Акимович посмотрел Олегу в глаза. – А ты не мог нас познакомить несколько другим способом?

– Ага. И он так же меня спросил. И тоже соответствующее внушение сделал.

– Серьезно говорить будем?

– Серьезно, Иван Акимович, – Олег посмотрел на старшего опера и не отвел глаз, когда их взгляды встретились…

***

Уже к полуночи старший опер нашел заместителя начальника горотдела НКВД Сергея Зотова и пересказал разговор с Олегом, суть которого сводилась к следующему.

Три недели назад Олега встретил его старый знакомый Степан Осин – тоже работник комбината. Когда-то у них были общие делишки: кое-что доставали, продавали, деньги, как правило, пускали на кутежи. Затем каждый затаился в своей компании, и где-то полгода они не встречались.

И вдруг Осин снова объявил Олега своим лучшим другом, чуть ли не в любви ему объяснялся. Очень уж любил Осин пропустить стаканчик-другой за счёт дружков, а тут щедро делился просто так. Настроением парня очень интересовался. Дружков Олега знал наперечёт. А дружки, прямо сказать, разные – есть и не без греха.

Сначала Олегу, как он потом рассказывал, было невдомёк, зачем это Степан так старательно его обхаживает. Думал, что тот ищет партнёра по выпивке. Но встречи не прекращались, и Олега взяло любопытство.

Осин как работник характеризовался, мягко говоря, никудышно. По натуре был труслив и ненадежен. При случае мог продать и недорого взять. Но становился ненасытным, когда находил очередного мецената или меценатов – без них он, по словам Олега, и жить не мог: «своего ума не нажил».

А сам Олег – парень с головой, работу любил, имел чувство рабочей гордости. Совесть его, если отбросить излишний авантюризм, была чиста. К тому же Олег терпеть не мог трусов и подхалимов, чьи интересы не выходили за рамки мелких воровских замашек, недовольного брюзжания да пересказа старых скабрезных анекдотов. Именно к такому типу людей он относил Осина.

Так что их отношения нельзя было назвать особо дружескими. Люди они были разные, хотя судьбы их случайно пересеклись в прошлом. Олега насторожило то обстоятельство, что Осин чуть ли не идеалом дружбы называл их прежние отношения и всякий раз возвращался к этой теме. Олег стыдился прошлого, а Осин его идеализировал, даже героизировал: мол, только те и есть настоящие люди, кто не боится противопоставить себя власти, а если нужно – то и всему миру.

И вот Осин заявил, что, если Олег готов рискнуть, он по старой дружбе может познакомить его с одним человеком. Тот хорошо платит.

– За что платит? – перебил старшего опера майор Зотов.

– За реальные дела.

– Дела бывают разного сорта, – задумчиво произнёс майор. – Кстати, платит или платят?

– Платит.

– Олег, – продолжал Иван Акимович, – почувствовав, куда клонит Осин, хотел по голове настучать за такое предложение. Но сдержался. Догадывался, что Осин «поёт» с чужого голоса. Решил всё разузнать и вывести этого субъекта на чистую воду. Подпевал ему, где надо и не надо. Осин, в свою очередь, видимо, подумал, что обработал парня.

А сегодня… Сегодня Олега «привлекли», если можно так выразиться. В качестве кого и куда – он и сам не знал.

В роли нанимателя, эдакого «охотника за головами», выступил некий Андрей Петрович – так он представился. Олег видел его впервые; где тот работает, ему было неизвестно. Но Андрей Петрович хорошо осведомлён об Олеге и его дружках – скорее всего, со слов Осина.

Олег выкручивался, даже торговался, спрашивал, что получит за согласие. «Наниматель» серьёзно пообещал хорошие деньги – просил пока поверить ему на слово. Ничего конкретного Андрей Петрович не сказал, ограничивался лишь намёками на будущее. Но держался уверенно. Намекнул, что у него везде свои люди и, если что, Олегу придётся туго.

Тут Олег понял, что шутки кончились. Растерялся. Затем допустил большую ошибку: увидев меня на улице, окликнул – да ещё слишком громко. Хотел привлечь моё внимание к Андрею Петровичу, но сам вляпался и, возможно, меня подставил.

Сразу после этого Андрей Петрович сделал ему серьёзное внушение: у них, мол, так не делается. Как Олег ни пытался объяснить свою выходку бесшабашностью, похоже, ему не поверили. Расстались они сразу после нашей встречи. Андрей Петрович пошёл к выходу с территории комбината, запретив Олегу сопровождать его дальше.

Майор слушал молча. Лишь лёгкое постукивание авторучкой по столу – его давняя привычка – показывало, что он внимателен.

– Включай теперь свой Метод Бульдозера, Иван Акимович?

– Видимо, враг действует. Шпион? Или даже представитель иностранной разведки? Но разве допустимо шпиону так нагло светиться? Шпиону надлежит быть мышью за веником: вся его сила – в незаметности и в помощниках, которые притаскивают ему в нору информацию.

Участок деятельности каждого шпиона обычно узок и мал, так негромок, что сам по себе он – как стекляшка в калейдоскопе: одна ничего не решает. Лишь вкупе с такими же многими стекляшками, сложенными в определённом порядке, она что-то значит. Я думаю, здесь такой вариант: один в поле не воин.

– Подожди… Подожди, капитан. Парню ты веришь?

– Олегу вера есть.

Майор помолчал.

– Шпион? Представитель? А ведь ловили и таких. Помнишь, Акимыч, заброс целой группы этих молодцев под Узловой? Ты же участвовал в их ликвидации. Но тут другое дело. Комбинат режимный. На территории особого завода № 100 изготавливают снаряжение к осколочно-фугасным боеприпасам РС-132 для БМ-13-16. Не твой ли это «зомби» у нас объявился?

– Из тех ни один не ушёл, товарищ майор. Здесь что-то другое. Думаю, кто-то из давно окопавшихся в городе действует. Не чужак, не пришлый недавно. Скорее всего, ещё до войны засел. И людей уже наших знает, изучает исподволь. Рассчитывает действовать чужими руками, чтобы самому остаться в стороне.

– Вербовать сейчас людей – дело очень сложное: надо тщательно соблюдать безопасность, – продолжал Иван Акимович. – Где гарантия, что человек, имеющий доступ к закрытой информации, не работает на два фронта одновременно? Но если такого требуется перевербовать, то это как по острому ножу: в любой момент может заложить. Сдаётся мне ещё, что Андрей Петрович не этим именем раньше назывался.

– Всё-таки ты думаешь, есть и ещё люди в его окружении?

– Уверен.

– Ну, допустим. А на что они нацелились?

– Комбинат даёт фронту военную продукцию для артхимснарядов – очень нужную, секретную продукцию. Остановка комбината, даже кратковременная, весьма заманчива для противника. Особенно сейчас, учитывая близость врага к нашему городу.

– Хорошо. Не будем исключать эту вероятность. Перепроверить всё надо, Иван Акимович. Тщательно перепроверить. Уже недалеко от нас бои, но фронт проходит и здесь, через наш Сталиногорск. В первую очередь отрабатывай версию – связь с врагом. А парня на всякий случай предупреди, чтобы никакой самодеятельности не предпринимал. Твои, Акимыч, отношения с ним – только конспиративные. Это тоже внуши ему строго-настрого. Если встреча с тобой их вспугнёт, на него выйдут. Или… его постараются убрать. Этот случай тоже отметать нельзя. Пусть парень поостережётся. Подстрахуй его, Акимыч. Всякое может быть.

– Андрей Петрович Олега о его связях расспрашивал. Насколько я понял, ему – или им – нужны люди вроде Олега и его окружения. И если им будут нужны ещё помощники, то они будут делать вид, что вовсе их не вербуют, а просто покупают нужную информацию: «Мне, мол, нужна информация, вам – деньги, адью!» А коготок у такого «помощника» уже увяз – он из этого дела, возможно, и не вылезет. И на таких сложнее будет выйти. Олег, между прочим, мне своего приятеля порекомендовал – подходы к нему подсказал. А Степаном Осиным я сам займусь, если возражений не будет.

– Не возражаю. Но главное – не упустить Андрея Петровича. Найти его нужно немедля. А затем сделать так, чтобы он ни на миг не выпадал из нашего поля зрения. Через недельку-другую, Иван Акимович, об этих Осине, Андрее Петровиче – и если есть и другие, то и о них – мы должны знать больше, чем они сами о себе знают.

– Есть. Так и буду действовать.

– А тебе, Иван Акимович… – Майор посмотрел на утомлённого старшего опера, вздохнул, но тем не менее твёрдым голосом продолжил: – ночь на раздумье. Завтра первая половина дня – для уточнения и проверки данных Олега, вторая – для выработки плана и оперативных версий. К вечеру доложишь. На сегодня всё.

Сергей Зотов – сухопарый и высокий, уже заметно лысеющий мужчина с твёрдым волевым лицом. В 1939–1944  годах был заместителем начальника Сталиногорского горотдела НКВД. В органах служил с 1922  года, а с началом Великой Отечественной войны руководил также сталиногорскими истребительными батальонами № 1 и  2. В период временной немецкой оккупации города организовывал диверсионные акции в тылу немецких войск.

***

Звон будильника отозвался в голове старшего опера громом канонады. Не думая – сработал рефлекс, – он сел и выключил будильник.

«Да, очень это негусто – два часа сна», – вяло шевельнулась грустная мысль. И тут же он осадил себя: «Об отдыхе теперь нечего думать. На том свете отдохнём».

Стараясь не шуметь – кругом ещё все спали, – Старший опер начал ежедневную десятиминутную зарядку. Отгоняя все мысли, он целиком отдавался отжиманиям, подъёмам на носки и приседаниям, с удовольствием ощущая, как оживают мышцы. Знал из опыта – эти десять минут окупятся сторицей. Среднего роста, мускулистый, он всегда был в отличной форме, умел контролировать свой метаболизм.

В предрассветный час старший опер уже был на комбинате. Поначалу встретился с нужными ему людьми из третьей смены; вопреки вчерашнему намерению, уже утром повидал старого мастера паросилового цеха, в котором, кстати, работал и Олег. Но, к сожалению, это не дало ожидаемых результатов. Мастера тревожили другие вопросы, которые в данной ситуации могли еще подождать. Проходя через проходную, Иван Акимович задался вопросом: как проникнуть на режимный объект, где несколько тысяч работающих и где действует «военное положение»? И как «проникают» туда сами рабочие, причем трудясь в три смены? Как успевают за десять минут пройти через проходную? Неужели пропуска проверяют у каждого и фото каждого сверяют с лицом? Надо изучить этот вопрос. Да и вообще сколько же вахтеров нужно на эти тысячи людей?

И все же к концу дневной смены Акимыч успел многое. Помимо наводящих разговоров с кадровыми рабочими, в честности и партийной закалке которых у него не было оснований сомневаться, он разыскал мастера и по совместительству преподавателя ШФЗО Грызлова, грамотного специалиста, умеющего сплотить вокруг себя рабочую молодежь, и попросил подобрать группу особо надежных и проверенных ребят. На Грызлова старший опер всегда мог положиться – помог парню реабилитироваться после недолгой тюремной отсидки за аварию на химкомбинате 38-го года не по его вине. Грызлов лишь дежурил тогда во вторую смену и оказался козлом отпущения. С ребятами, отобранными Грызловым Иван Акимович впоследствии переговорил наедине и, не скрывая своего замысла, дал отдельные поручения.

Приглядываясь к работникам комбината, Акимыч вдруг понял: все элементарно просто – форма и цвет головного убора работника, плюс типовой взгляд и говор, плюс некоторое владение гипнозом! Если же изготовить подобие, то и трижды в течение дня можно постараться пройти беспрепятственно.

Используя свои обширные связи и знакомства, он узнал кое-что и об Андрее Петровиче. Оказалось, что тот работает в строительном тресте по делам снабжения, нередко бывает на комбинате. Правда, еще не были известны его фамилия и должность, но это уже было делом техники. Старший опер связался со своим сослуживцем Сергеевым, который знал этот стройтрест как свои пять пальцев, и заручился его содействием.

Впервые за последние сутки Акимыч позволил себе расслабиться. Страсть к сыскному делу проявилась у него уже в шесть лет, когда он помогал отцу искать сбежавшего из дома старшего брата Николая. Вместе со старшим братом Михаилом он смог сочинить алгоритм поиска, заключающийся в опросе и обходе всех многочисленных родственников Кобылиных, очертил отцу круг знакомых, друзей, партнёров по скобяному и оружейному делу. Однако брата так и не нашли, – видимо сгинул в горниле гражданской войны. Так в полудрёме он просидел в кабинете не более получаса, пока не заметил, что Олег, которого он ждал для детального инструктажа, запаздывает. Старший опер недовольно поморщился, встал, разминаясь, подошел к небольшому окну, раздвинул плотные занавески и выглянул на улицу. Темень. Уже наступала ночь. Только кое-где лампочки на столбах выхватывали из темноты рябь на лужах.

Он решил выйти на улицу, встряхнуться, а заодно и встретить Олега на предполагаемом маршруте. Всё ещё было жарко, к тому же парило. Увидев у темной стены третьего цеха небольшую кучку людей, старший опер невольно ускорил шаг. Но, только подойдя вплотную, понял, что случилось непоправимое. Прямо в луже возле открытого канализационного люка без движения лежал человек. Еще не видя его лица, Иван Акимович узнал по потрепанной зелёной робе Олега.

«Не сберёг товарища, – закололо сердце у старшего опера. – Ох как я виноват, занимался непонятными изысканиями».

Он невольно ссутулился, словно только сейчас на него лег весь груз ответственности за случившееся и еще не случившееся, и напрочь отметались все сомнения в ошибочности предположений. Была невидимая пока сила, которой Олег перешел дорогу и жестоко поплатился за это. Его долг – найти эту силу, человека или людей. Найти и обезвредить. Какими бы ни были их цели, несомненно одно – они преступны, опасны для жизни горожан и работников комбината.

– Оступился парень в темноте, ударился о край колодца, голову расшиб, – тронул за рукав старшего опера один из рабочих, – туман был. Тут и средь бела дня не сразу эту дыру увидишь, да еще какой-то разгильдяй крышкой на ночь забыл закрыть.

– Да он жив ещё! – Иван Акимович нащупал редкие и слабые удары пульса. – Быстро за носилками! Отнесём его в больничный барак. И кто-нибудь срочно за врачом в его барак…