Читать книгу: «Свободное падение, или Cон, приснившийся в ночь с четверга на пятницу», страница 16

новые фамилии. Он поднял голову и посмотрел Николаю в глаза. И

в его взгляде было столько злости, что Николаю стало как то не по

себе. Промелькнула даже мысль. Приедет это полковник к себе

домой, сядет в истребитель, и полетит с полным боекомплектом

обратно, к ворам армейским, справедливость восстанавливать. И

разгрузится он там на головы этих воров с чувством выполненного

перед Родиной долга. А последним снарядом сам кому-нибудь из

высоких чинов в кабинет влетит».

– Если ситуацию нельзя поменять, к ней надо

приспособиться. – Николай отвёл взгляд и разлил коньяк в

стаканы.

– Приспособиться! – Полковник опять ударил кулаком по

столику. – Я же не проститутка на вокзале, которая

приспосабливается под нового клиента. Я же боевой офицер! У

меня Афган, две Чечни за спиной! Я ни одного литра керосина не

взял с аэродрома! Приспособиться? Меня всю жизнь учили Родину

любить! А ты – приспособиться? В карман к ней залезть? К своей

матери? – Он говорил тихим, вкрадчивым голосом, глядя Николаю

прямо в глаза.

Николай поднял стакан и негромко сказал:

– Да… были бы наши руководители такими патриотами…

– Патриотов в девяностых разогнали… Кого посадили, кого

отстрелили, кто сам уехал… Остались люди-деньги. Сейчас же

воровать – это правило хорошего тона. Слово такое появилось –

успешный. Это что, смена ценностей? Ну, знаю такие слова, как

патриот, герой, храбрец… А это – успешный. То есть сумевший

наворовать. Есть у тебя деньги – ты успешный, герой нашего

времени. А то, что они ворованные – это уже неважно. Ты –

успешный. Неважно, у кого ты их украл. У государства, у отца, 243

брата, друга… Ты – успешный. Ведь ты смог украсть! – полковник

говорил с дрожью в голосе. – И я успешным становлюсь. Мне моя

Люська сколько говорила: «Аркаш, вон смотри: тот тянет, этот

тянет. Как люди живут». А я ей рот всё затыкал. А теперь, получается, и я вор. Вор! – Он опустил голову. – Вот суки…

сломали. И я… сука я после этого последняя… И это ещё не всё…

Приказ на перебазирование уже вышел: «Начинайте», – говорят. Я

докладную, что, мол, двадцать пять самолетов неподъемных, то

есть взлететь по разным причинам не могут. Мне директива –

расстыковать и буксировать по земле. Мы добросовестно

расстыковали самолеты, перетащили их на новый аэродром. А

когда стали состыковывать, блин, не получается симметрию

поймать. Мы к начальству… Прислали нам представителя из

конструкторского бюро. Тот глянул и говорит: Мудаки вы, ребята.

Самолёт же можно только на одной поверхности расстыковать и

затем собрать. А вы их двадцать километров по ухабам да ямам.

Сейчас это уже металлолом». Двадцать пять самолетов, Коля!

Двадцать пять! Я начальству докладывать. А они мне на ухо: «Не

паникуй. Всё равно они неподъемные, простоят так ещё с десяток лет.

Всё равно на металлолом пойдут». А это боевая техника, Коля. И это

уже серьезное преступление. И я в этой шайке по самое не могу завяз.

Вор я. А вор должен сидеть в тюрьме. И как жить с этим… Я тебе

больше скажу. Сейчас положение в войсках примерно как перед

Великой Отечественной. Армию развалили… как в конце сороковых.

А потом, брат, война была. Чуешь, к чему клоню. Не знаю кто, но

армию целенаправленно разваливают. И меня эти ворюги сломали.

Сломали, суки! Как жить с этим? – Полковник опустил голову и

закрыл лицо руками. Сквозь пальцы показались слёзы.

Николай достал пачку сигарет и негромко сказал:

– Не надо так расстраиваться, время всё расставит на свои

места. – И, прикрыв за собой дверь, вышел из купе. Ему стало

неловко оттого, что полковник заплакал. И он понимал, что виной

не выпитый алкоголь, а та безвыходная ситуация, в которой

оказался честный, преданный Родине человек. Он вышел в тамбур

и закурил. Настроение было тягостным. Откровения полковника

вернули его в прошлое, когда он был в Чечне.

Он сам видел, как один и тот же мост сначала

восстанавливали, а потом свои же вертушки повторно бомбили.

244

Потом опять восстанавливали, списывая огромные деньги. А

сколько оружия захватывали на поле боя, которое с наших складов

продавалось «чехам». Ведь по номеру каждого ствола можно найти

концы: откуда продавалось, с какого склада. Но никакого

расследования. Мало того, то один, то другой большой

военноначальник

вдруг

становился

председателем

совета

директоров какого-нибудь холдинга. Или владельцем завода, банка. И главное, что про это знают все. Но почему-то никаких мер

не предпринимается. Как будто какая-то неизвестная сила

специально разваливает страну. Налетай, народ, грабь Россию-матушку. Николай докурил сигарету и открыл дверь в вагон.

Только он сделал несколько шагов по качающемуся полу, как его

чуть не сбила с ног проводница.

– Убили! Убили! – орала она не своим голосом. При этом она

схватила Николая и стала его трясти за плечи, продолжая орать:

«Убили! Убили!»

Николай разжал её пальцы и с силой сдернул её руки со

своих плеч:

– Кого убили, что ты орёшь?

В это время из разных купе стали выбегать люди.

– Полковника убили! Соседа вашего! – Она ревела как

сумасшедшая. Николай оттолкнул её в сторону и рванулся вперед.

Вбежав в открытое купе, он увидел Аркадия Петровича, откинувшегося на стенку. Голова была откинута назад, сильная

рука безжизненно сжимала пистолет. На рубашке, в районе сердца, было тёмное пятно от крови. Николай подскочил к полковнику и

пощупал сонную артерию. Пульса не было. В это время в купе

вбежали люди. Николай остановил всех рукой.

– Не подходите, нужна милиция… – голос его дрожал.

Вокруг все галдели, кто-то пытался вызвать врача, кто-то

возмущался пьяными выходками военных. У Николая всё слилось

в один сплошной шум. Дальше всё было как в тумане, прибежали

милиционеры. Полковника куда-то унесли на носилках. В купе

остались два милиционера и Николай. Один из них стал рыться в

сумках. Сначала полковника, затем Николая. Второй достал бумагу

и стал допрашивать Николая. Он задавал какие-то вопросы, а

Николай отвечал, стараясь собраться с мыслями. В это время

второй раскрыл сумку с деньгами и громко воскликнул: 245

– Вот это сумочка! Не из-за этой ли сумочки у вас спор вышел?

– Эта сумочка моя, товарищ капитан. – Николай попытался

забрать её. – Это деньги на покупку рыбы.

–А как вы докажете, что это ваши деньги, а не полковника? И

что это неворованные деньги? – Милиционер подмигнул напарнику.

– В кармане документы мои. Там, внутри. – Николай показал

пальцем.

Милиционер порылся и скоро вытащил паспорт Николая.

Так, ну, допустим, что деньги твои. А откуда они? Знают ли

налоговики об этих деньгах? А может, это деньги полковника и ты

их у него украл? А?

Николай понял, что его разводят. В голове закрутились

мысли: «Далеко от дома, да ещё с трупом в одном купе… Могут

вмиг дело пришить». Он решил договариваться с ментами:

– Ну вы что, пацаны, зачем нам нужны налоговики? Давайте

я вас отблагодарю. – Он достал пачку денег и бросил их на стол.

– Это, конечно, меняет ход дела… но у вас ещё и труп. А это, как минимум, задержание до выяснения… а там как дело пойдёт. –

Милиционер лукаво взглянул на Николая.

– Капитан, сколько, говори. – Николай стал нервничать.

Милиционер поднял вверх четыре пальца.

– Что четыре, – не понял Николай.

– Четыре таких пачки, – сказал негромко милиционер.

– Пацаны, мне же денег на рыбу не хватит. Может, обойдёмся двумя?

– Слышь, кореш, ты что, не понимаешь? Мы что, на базаре?

Мы на тебя труп повесить можем, а ты жмёшься! – откликнулся

второй.

– Ладно, пацаны, не нервничайте… Будь по-вашему. –

Николай достал из сумки четыре пачки денег и положил на столик.

Милиционер быстро схватил их и спрятал в своей папке.

– Ну, теперь другое дело, товарищ Зацепин. Теперь к вам

никаких претензий. Мы вас даже в протокол не будем включать, –

заулыбался напарник, возвращая Николаю паспорт.

Он открыл дверь купе и, высунув голову из купе, крикнул

проводнице:

– Наумовна, посели человека в другом купе, мы здесь ещё

долго будем работать.

246

– Хорошо, хорошо, – засуетилась подбежавшая проводница,

– пойдёмте, у меня последнее купе пустое… Доедете один, а то вам

уж и так досталось, – причитала она по дороге. Николай вошёл в

купе и устало огляделся. Сил не было даже раздеться. В голове

стоял шум. Он закрыл дверь купе на ключ и, одетый, упал на

полку. В его голове роем кружились мысли, перед глазами всё

плыло. Через минуту Николай спал. Колеса отбивали свою чечётку, убаюкивая и успокаивая нервы. Люди разошлись по своим купе.

Через пару часов все успокоилось и заснули. Смерть полковника, настоящего офицера и патриота своей Родины, осталась рядовым

событием в памяти пассажиров. Как, впрочем, всё, что происходит

рядом… Главное – чтобы в холодильнике была колбаса и не было

очередей за водкой…

5

– Муранск, поезд прибывает в Муранск, – проводница

гнусным голосом объявляла о прибытии. – Сдаём постельное

белье, собираемся! Муранск, Муранск!

Николай сидел в темноте. Уже одетый. Вещи были уложены

в сумки, которые стояли рядом. Он тупо смотрел в окно. Мимо

проплывали дома Муранска. Поезд медленно приближался к

вокзалу. Часы показывали полдень, но на улице было непривычно

темно. Стояла полярная ночь. Город сверкал огнями. Яркие

вывески слепили своими красками, раздражая надоедливой

рекламой. Люди спешили по своим делам, кутаясь в воротники от

пронизывающего ветра. Свет фар автомобилей периодически

освещал купе, ослепляя Николая. Он сидел, подавленный

случившимся вчера ночью. Нелепая смерть полковника не давал

ему покоя. Почему честный человек пустил себе пулю в лоб?

Почему те, кто воруют деньги из казны – процветают. Что за

время? Что за порядки? И как в этой ситуации жить дальше?

Вагон резко дёрнулся и остановился. Прибыли. Николай

понялся и, взяв сумку, пошёл на выход. Выйдя из вагона, огляделся.

По телефону он договорился, что Васька Расторгуев встретит его у

вагона. Но пассажиры и встречающие быстро разошлись, и он

остался один у вагона. Николай поставил сумку и закурил. Он

набрал номер Васьки Расторгуева, но оператор металлическим

247

голосом отвечал, что абонент отключил телефон. Набрав для

верности ещё раз Васькин номер, Николай спрятал мобильник и

продолжал курить.

– Что грустышь, камандыр? – услышал он голос за спиной. –

Нэ встретылы?

Николай обернулся и увидел кавказца, который крутил

ключи от машины на указательном пальце.

– В рибный порт? Поехали нэ дорого. Слышь, камандыр? Э?

– Он продолжал нагло смотреть на Николая.

– Какая ж нужда загнала тебя сюда, в такой холод, кавказский человек? – Николай посмотрел на кавказца.

– Какая нужда, зачем нужда? Это дома нужда. Дома работ

нэт, дэти много, все жрать хотят. А здес нужда нэт, работ валом, дэты школ ходят, я работаю. Всем хорошо. Поедэм рибны порт? Э?

– Хрен с тобой, поехали. – Николай подхватил сумки, пошёл

вперед. Кавказец засеменил рядом, болтая на ходу. Через

несколько минут он лихо вел машину по городу, нарушая правила

дорожного движения и постоянно сигналя.

– Порт сорок километр от город. Через полчас будэм на

мэсти. – Кавказец периодически поглядывал на Николая через

заднее зеркало.

– Тяжело, наверное, на чужбине? – Николай приоткрыл окно

и закурил.

– Э-э-э, нэмножко, эмигрант, всё так. Но мой дэти уже не

эмигрант. Малик тут родылся, Индира тут родылся. Скоро

Магомед будэт, седмой месяц жена ходыт беременный. У нас

много дэты, мы любим дэты. Эт ви, русаки, не любит деты. Жена

один ребенка рожат и говорыт, хватыт. Дальше сам рожай. А

русский Иван не умеёт жена содержат, поэтому скоро твой деты

здэс будешь эмигрант, а мой деты будет моного-моного. Прэзыдент

молодэц, пособиий дал за много дэты. Нам помогает. Твой баба

одын ребенка рожает, мой – сколько я хочу. – Кавказец улыбнулся

через зеркало широкой улыбкой.

– Да… похоже, ты прав. – Николай выпустил облако дыма в

окно. – Твоя правда, не хотят русские бабы рожать, да и мужики по

большей части пьяницы. Так что не учи русский язык, не надо.

Скоро я буду твой язык учить.

248

– Ха-ха-ха! – рассмеялся кавказец, – русский Иван уметь

шутить.

– Да, – грустно заметил Николай, – в каждой шутке есть доля

шутки.

Машина неслась по скользкой дороге, тусклым светом

освещая дорогу.

За подъемами следовали спуски, повороты сменялись

небольшими прямыми участками. Скалистые сопки, крутые обрывы

сменяли друг друга. Невысокого роста деревья местами занесены по

самые макушки. Навстречу проносились машины, ослепляя фарами.

Далеко за сопками показался светившийся разноцветными огнями

рыбный порт. Неожиданно машина несколько раз дернулась и

заглохла. Прокатившись метров сто по инерции, она остановилась.

– Бэнзин кончался. – Кавказец повернулся к Николаю, широко улыбаясь. – Скоро напарник будэт ехать, у него папрашу. –

Было видно, что это обстоятельство его нисколько не расстроило.

Николай несколько минут сидел молча. Остановились в лесу, на самой вершине сопки. Машины проносились мимо, но кавказец

сидел неподвижно, что-то напевая на своём языке. Николаю стало

как-то не по душе.

«Что за чертовщина? Почему он не попросит бензин у

проезжающих машин? – Внезапно резанула мысль. – Неужели

менты передали сюда информацию местным бандитам, что он едет

с деньгами? Так и есть, ведь кавказец сам подошёл к нему. Он сам

предложил ему ехать в рыбный порт. Откуда ему знать, куда мне

надо ехать?» – Сердце тревожно забилось. Николай снова достал

сигарету и закурил.

– Пожалуй, на улице покурю. – Он открыл дверь машины и

взял сумку с деньгами.

– Зачэм вэщи, пусть будут тут, я постаражу. – Кавказец, также широко улыбаясь, смотрел на Николая.

– Всё свое ношу с собой, – сказал Николай и вышел из

машины, крепко сжимая ручку сумки в руке.

– Хрен вы меня так просто возьмёте, чурки сраные, – сказал

он негромко, закуривая. Глубоко затянувшись, огляделся. Мимо

пролетали машины, ослепляя фарами. Решение пришло

неожиданно. Он выскочил на дорогу, широко расставив руки.

Попутная машина резко затормозила, уткнувшись носом в кювет.

249

Николай рванул переднюю дверь и буквально ввалился в машину.

За рулём сидел испуганный очкарик лет двадцати.

– Гони вперёд, на меня нападение! – заорал Николай.

Очкарик испуганно завертел баранкой и, включив заднюю

передачу, выехал из кювета. Он понесся по дороге на бешеной

скорости, искоса поглядывая на Николая. Обернувшись, Николай

увидел, как кавказец выскочил из машины и стал звонить по

мобильному телефону. Он облегчённо вздохнул. – Не дрейфь, прорвёмся, – сказал он, улыбнувшись, и похлопал очкарика по

плечу. – До порта подбросишь?

– П-п-подброшу, – пробормотал тот, заикаясь.

– Не бойся, я сам испугался… Кавказец остановился в лесу, хрень какую-то про бензин понес… Я подумал, что ограбить меня

хочет.

– Случается… – очкарик, похоже, успокоился. – П-п-понаехало их тут. Б-б-беспридельничают.

– А ты что заикаешься? От испуга? – Николай, улыбаясь, взглянул на очкарика.

– Д-д-давно испугали. В д-д-детстве… с-с-собака на даче. А у

нас Л-л-ленку Виноградову, с-с-соседку по лестничной к-к-клетке, год назад изнасиловали д-д-двое кавказцев. Молодые. Л-л-лет по

двадцать. Из богатеньких. Р-р-родители одного рынок г-г-городской держат, по-моему даже д-д-депутат какой-то. Х-х-хотя

приехали из своего Ч-ч-чуркестана совсем недавно… А уже

избранник н-н-народа. Только к-к-кто его избирал?

– Да наши бабы сейчас сами виноваты: шляются с чурками.

На бабки ведутся, а потом слёзы льют горючие… Помогите, изнасиловали, – сказал Николай.

– Не-е-е, Ленка не т-т-такая, была… Ни с кем… Мы за г-г-глаза её Целкой з-з-звали. Всё д-д-дома сидела, уроки учила.

Десятый класс з-з-заканчивала. В мед м-м-мечтала поступить. А

тут мамке её п-п-плохо стало на д-д-дежурстве. Астма у н-н-неё.

Ну, Л-л-ленка и выскочила н-н-на улицу тачку ловить, за мамкой

ехать. П-п-подъехали эти д-д-двое, чебуреки, на к-к-крутом

мерине. Л-л-ленка и прыгнула к ним с перепугу… Они её сутки на

б-б-батиной даче… по очереди… А в с-с-суде адвокат доказал, что

Л-Л-Ленка проституцией з-з-занималась. За д-д-деньги. Купюры к-к-какие-то нашли помеченные у неё. В общем, проституткой её

250

сделали. Прилюдно. Адвокат, с-с-сука, мент бывший. Его работа.

Да и с-с-судья тоже. Теть Таня, подруга м-м-мамкина, говорила, что два л-л-лимона ему отвалили ч-ч-чурки за это. Она в суде с-с-секретарем работает. Г-г-город маленький. Ничего не утаить. А

Ленка п-п-повесилась после с-с-суда… Дома, на б-б-бельевой

веревке…

– Тебя как звать-то?

– Юрок.

– Так вот, Юрок. А знаешь ли ты, что было бы с тобой, если б

ты их бабу изнасиловал у них в ауле? Сначала яйца отрезали, а

потом горло перерезали. И висел бы ты на площади трое суток, а

они в тебя камнями… И если б судья их тебя отмазал, он бы рядом

висел. Вот такая, брат, толерантность получается. Как игра в одни

ворота.

– К-к-какие ворота? – не понял Юрка.

– Ну, типа, только русских ебут за толерантность. А

остальных народов это нет касается.

– А-а-а… – понимающе протянул Юрка.

– Они, кавказцы эти, баб своих берегут. Потому как

женщина, Юрок, это продолжатель рода. Хранитель семьи, нации.

И должна она быть чиста, и перед богом, и перед мужем. Оно как

получается… мужик гуляет в деревне, ну и бог с ним. Вроде бы

плохо, но для семьи не смертельно. А бабу как застукают хотя бы

раз, так она уже блядь сразу. И жить с такой бабой мужику

западло: вся деревня будет пальцем показывать. И семья

разваливается. Пьёт мужик, алкаш конченый, а на жене семья все

одно держится… Бабе стоит на стакан присесть – семья рушится

как карточный домик. Вот и получается, что на бабах род

человеческий держится. А наши, русские бабы, все о равноправии

базарят больше. О демократии гребаной. Рожать не хотят. И нас, русских, всё меньше и меньше. И пройдет, Юрок, лет эдак

пятьдесят, и не останется нас вообще. И будут твои внуки пахать

на этих кавказцев, как рабы. Ну как примерно на Кавказе. Там

давно русских за рабов держат. И по телеку показывают про

рабство, да и я многих освобождал, когда в Чечне воевал. А мы то

перестраиваемся, то перезагружаемся, то толерантностью

занимаемся… А в итоге в свободном падении.

251

– Это к-к-как, в свободном падении? – Юрка тайком

поглядывал на Николая. Было видно, что тот пользуется у него всё

большим уважением.

– Ты с парашютом прыгал когда-нибудь? Так вот, когда ещё

парашют не раскрылся, летишь в свободном падении. И такой

кайф, скажу тебе. Тела своего не чувствуешь, радость, эйфория. Но

если парашют долго не раскрывать, то так можно и до матушки–

земли долететь. А там такой удар. Вот и мы… Колбасы нажрались

из говна, на потрепанных иномарках катаемся, и счастливы. А то, что грохнемся скоро, не думаем. А земля всё ближе и ближе… –

Николай замолчал, задумчиво уставившись в окно.

Старенькая «шестерка» лихо неслась по извилистой дороге.

Юрка то и дело переключал скорости, выдавливая из машины

остатки мощности. Из-за очередного поворота неожиданно

показался порт. Огромные корабли стояли у причалов. Стрелы

портовых кранов постоянно вращались в разные стороны. Все это

напоминало танец огромных птиц фламинго, которые на длинных

ногах постоянно вертят своими длинными шеями. Порт

переливался разноцветными огнями. Периодически раздавались

пронизывающие звуки сирен и сигнальных звонков.

– А вам кто нужен в порту? – Юрка посмотрел на Николая.

– Расторгуев, охранная фирма у него. Знаешь такого?

– В-В-Василия Ивановича? З-з-знаю… да я работаю у него.

Сейчас прямо к офису подкину. А что он вас не встретил? У него

большая фирма… мог бы кого-нибудь прислать.

– А кто его знает… Может, занят…

– Да-а-а, он з-з-занятой человек… не последний в городе… С

м-м-мэром часто по местному телеку показывают. А я у него на

объекте… в охране работаю… Сутки через трое. П-п-платит

исправно….

Машина подкатила к красивому зданию и остановилась.

– П-п-прибыли, второй этаж, с-с-спросите, вам покажут кабинет….

– Сколько я тебе должен? – спросил Николай, доставая

бумажник.

– Н-н-нисколько, вы же к шефу. С-с-считайте, что я вас

встретил, – улыбнулся Юрка, поправляя очки. – А на кавказцев вы

ему пожалуйтесь, он их жутко сам не любит. Я, думаю, найдет и

задницу надерёт.

252

– Ну, тогда спасибо тебе, Юрок. Береги себя. – Николай

хлопнул дверью. А Юрка лихо рванул с места, обдав Николая

облаком едкого дыма из выхлопной трубы.

Николай постоял минуту, оглядываясь вокруг. Затем

поднял сумку с вещами и быстрым шагом направился в здание

администрации.

Поднявшись на второй этаж, он увидел большую вывеску –

ООО «Вымпел». Вооружённые люди на плакате говорили о

гарантиях безопасности. Открыв дверь с надписью «Приёмная», он

несмело вошёл.

– Разрешите? – Николай прошёл к столику, за которым

сидела молоденькая секретарша. – А Расторгуева можно увидеть?

– Василий Иванович на сопровождении. Когда будет, не

знаю. А вы по поводу работы?

– Вроде бы как, – ответил неопределенно Николай.

– Лучше приходите завтра, он должен быть с утра. Хотя

может и сегодня появится. – Секретарша стучала большими

ногтями по клавишам компьютера, не поднимая головы.

– А можно мне его здесь подождать? – спросил Николай, поставив сумку на пол. – А то мне всё равно негде остановиться.

– Подождите. – Секретарша пожала плечами. – Только

пройдите в комнату для гостей. Там диван… пресса.

Николай пошёл в комнату напротив. Поставив сумку в угол, он сел на диван. Машинально взял какой-то журнал и принялся его

листать. Глаза стали слипаться. Он сильно устал. Столько событий

за короткое время. Смерть полковника, откровенный рэкет ментов, случай по дороге в порт… Николай закрыл глаза и сразу же уснул.

6

– Четвёртый, четвёртый, я – «Акация»! Вертушек прошу!

Пусть по сорок второму квадрату поработают! – Николай орал в

рацию, стараясь перекричать автоматные очереди. Кругом шёл бой, боевики теснили их к ущелью, и если не придёт помощь с воздуха, быть большим потерям.

– Четвёртый, четвёртый, прошу помощь вертушек. Сорок

второй квадрат, сорок второй квадрат. Пусть зачистят как следует!

253

– Но в наушниках только треск и шум. Наконец в этой трескотне

послышался едва слышный голос четвертого:

– «Акация», я четвёртый. Вертушки выслать не могу. По

законам толерантности запрещается. Слышите меня!?… По

законам толерантности запрещается работать вертушкам.

– Какие ещё законы! Вы что, охренели совсем! У меня уже

пять «двухсотых», ещё немного, и нас в ущелье скинут! Пришлите

вертушки!

– «Акация»! Вертушки не пришлю. По законам

толерантности не положено. Стрелять только холостыми, ни в коем

случае не причинять вреда боевикам! Это осложнит наши

отношения с мирным населением!

– Какие отношения! Вы что, ебанулись там совсем!? Нас

перестреляют! Вертушки пришлите!

«По законам толерантности, по законам толерантности…» –

трещало в наушниках.

Дверь в приёмную резко открылась, и в комнату вошёл

высокого роста мужчина, в дорогом костюме. Чёрные, как смоль, волосы, густой шевелюрой лежали на голове. Спортивная фигура.

Крепкие, мускулистые руки. Он был похож на актёра из

американского боевика.

– Василий Иванович, здравствуйте. – Длинноногая

секретарша

подскочила

и

доброжелательно

улыбнулась

начальнику. – Ваша корреспонденция. – Она протянула ему пачку

бумаг.

– Кто звонил? – коротко спросил Василий Иванович.

– Из городской администрации, просили вас зайти завтра.

Ещё из УВД, Горбач какой-то, звонил. Потом из ФСБ, Виноградов.

– Хорошо, полчаса не соединяй меня ни с кем, я поработаю с

бумагами. – Мужчина направился в кабинет.

– Да, Василий Иванович! К вам ещё какой-то

ненормальный… в комнате ожидает. Заснул и орёт во сне как

сумасшедший. Всё какие-то вертушки ему подавай. Что за

вертушки? – секретарша недоуменно пожала плечами.

Тот резко остановился и негромко переспросил:

– Вертушки? Ну-ка, где этот ненормальный? – он

решительно направился в комнату для посетителей. Войдя, сразу

254

увидел Николая. Остановившись в дверях, он опёрся о косяк. Затем

улыбнувшись во весь рот, негромко протянул:

– Колян! Колян! Приехал, родной! – Он стоял не двигаясь, улыбаясь во весь рот, ошалевший от счастья. Ничего не

понимающая секретарша стояла сзади. – Этот ненормальный жизнь

мне спас в Чечне, – сказал Василий Иванович тихо, обернувшись к

секретарше. – Так… принеси ему плед и укрой его. Он мне дороже

родного брата.

Секретарша послушно принесла плед и бережно укрыла

Николая. Тот что-то пробормотал во сне и, перевернувшись на

другой бок, мирно засопел.

Василий присел на краешек дивана и, поглаживая Николая

по плечу, негромко сказал:

– Колян… «Акация»… дружище… приехал… не забыл…

Секретарша любопытно поглядывала на друзей сквозь

незакрытую дверь. Василий так и остался сидеть на краешке

дивана, видимо, о чём-то вспоминая. Его рука продолжала лежать

на плече Николая.

Вечером Николай и Василий сидели в дорогом ресторане

Муранска. Тусклый свет, негромкая музыка. Молоденькая певица

на сцене пела какой-то блюз. За столиками публика в дорогих

костюмах. Друзья расположились в ложе, в углу помещения.

Василий постоянно улыбался, пристально вглядываясь в лицо

Николая:

– Колька, «Акация»! Не верю, что ты приехал! А встречать

тебя мы завтра собирались. Ты же сказал, что двадцать восьмого

приедешь. А сегодня двадцать седьмое.

– Точно. Сам не пойму, как ошибся. Ну да ладно, рассказывай, как живёшь, чем занимаешься?

– Да что рассказывать, давай выпьем. За встречу! Я ужасно

рад тебя видеть. Помнишь, как ты меня на себе тащил?

– Да… сейчас бы не вытащил. – Николай посмотрел на

слегка располневшего друга. Друзья выпили и принялись

закусывать.

– Я после госпиталя уволился сразу. Легкое прострелено, контузия… Приехал домой, потолкался среди знакомых… Работы

нормальной нет. В общем, сначала просто крышевал. На

бандитские разборки ездил, пострелять пришлось… Потом фирму

255

организовал… Охранную. Сейчас vip-персон местных берегу, в

основном «слуг народных». В сущности, ничего в работе не

поменялось, да и люди те же. Раньше бандитами были – сейчас в

думе сидят. Не женат, некогда… Да и не на ком… Бабы какие-то

пошли нынче… Все на деньги ведутся. А таких, чтоб и шалаше

рай, уже, наверное, не найти… Перестройка, ети её мать… Смена

ценностей…

Василий на минуту задумался и затем снова принялся

орудовать ножом и вилкой.

– А я с приключениями добрался… Сначала в купе

полковник застрелился, потом по дороге к тебе чуть не ограбили.

– Ни фига себе! Что за полковник? Напился, что ли?

– Ну… выпили… А вообще он честный человек… Не смог

воровства и развала в армии вынести.

– Дурак он, твой полковник. Не стреляться надо, а моментом

пользоваться. Бумагами жопу свою прикрыть и тащить под

шумок… Как сейчас все и делают, – Василий говорил, тщательно

пережёвывая кусок мяса.

– Вась, ну ведь мы же были когда-то патриотами своей

Родины, даже воевали за неё. Почему ты так говоришь? Ведь

страна падает в пропасть. Скоро упадёт и развалится на кусочки. –

Николай перестал жевать и посмотрел на друга.

– Да, падает. Да, разваливается. А что мы можем изменить?

Если ситуацию нельзя изменить, к ней надо приспособиться. Смена

ценностей. Ты посмотри что творится? Народ в говне, а у власти

рейтинг – шестьдесят процентов. Это значит, что из десяти человек

в этом кабаке шесть поддерживают власть. Больше половины.

Значит, народ так устраивает. Им колбасы дали из дерьма, потрепанных иномарок, вот они и довольны. Как поросёнку…

каши в корыто плеснули. А то, что за время новой власти ни

одного завода крупного не построено, ни одной электростанции…

А старое, что коммуняки понастроили в свое время, плавненько

разрушается. И скоро старые самолеты падать начнут, пароходы

тонуть. И все мы превратимся в какую-нибудь Республику

Слоновой кости. С соответствующими порядками. Я во власти, как

в говне. Тут, брат, такое воровство! И соревнование – кто больше

денег из бюджета стащит… Кто больше спёр – тот герой! Смена

256

ценностей… Вот такие, брат, дела… А ты патриот, патриот… –

Василий говорил, одновременно пережёвывая мясо.

Мимо их ложи прошли двое мужчин в костюмах, небрежно

кивнув Василию. Тот тоже кивнул в ответ.

– Вот, пожалуйста, заместитель городской головы и местный

олигарх… поужинать приехали. Сейчас водки выпьют и схемку

отработают, как очередной миллиард вытянуть из бюджета.

Сначала по телеку всем мозги промоют, что без очередного

какого–нибудь говноперерабатывающего завода город задохнётся.

Экологов, санврачей, пожарников подключат. Те, по заказу, какую

хочешь экспертизу напишут. Потом через Думу протащат, там

тоже все свои. Потом, когда бабки пойдут на строительство, всем

понемногу отстегнут. Ну, ментам, ФСБ, налоговикам и прочей

нечисти… как говорится, всем сестрам по серьгам… И всё! Под

звуки оркестра разобьют шампанское, заложат первый кирпич и

забудут. А через два года спишут как недострой. Вот такая, брат, простая схемка.

– А что, нет людей, которые против скажут?

– Как же, есть… только кто им даст сказать? Между собой

пусть говорят. На кухне. А если залупаться станут… ну, для этого

есть менты, те же санврачи, пожарники. Это раньше мочили

конкурентов с помощью киллеров. Сейчас все цивилизованно…

Прислала прокуратуру, дрюкнули за несвоевременную выплату

зарплаты. Потом ветеринары за несвоевременный вывоз мусора.

Ну и так далее. А ещё проще – наркоты подкинут. Проверенный

способ. Человека так затрахают, что свет будет не мил. Это, брат, власть. А у неё сила. И сила эта – на службе у неё же. Замкнутый

круг, солнце вокруг. А многие думают, что на службе у народа…

Так что, дурак он, полковник твой, хапать надо было… как все.

Смена ценностей. Кто больше спёр – тот герой! – закончил

Василий весело, наливая коньяк Николаю.

Тот, задумавшись, закурил:

– Вась, ну а как же народ, люди русские? Они же всё видят…

– Народ? А народ сам себе выбрал судьбу, когда в девяносто

первом под танки лез Ельцина защищать. Или все хотели

олигархами стать? Помещиками? Нет, батенька, надо было Маркса

читать в свое время. Помнишь, за прибыль в триста процентов

капиталист пойдёт на любое преступление? Так вот, все местные

257

воротилы по уши в крови… и в говне. Вот смотри, даже в этом

кабаке… Вон столик у окна, там Коржик сидит. Лысенький такой, в дорогом пиджачке? Он лучшего друга своего грохнул, завод у

него забрал. А сейчас депутат, каким-то комитетом заведует.

Дальше в углу Семён Мясник, на нём только по моим данным

восемь трупов. Сейчас Думой городской руководит. И так далее…

И ты хочешь, чтобы эти люди соблюдали закон? Они же урки! По

сути своей. И на народ им посрать с высокой колокольни. Им бы

урвать побольше и свалить из этой тонущей подлодки под

названием Россия. Страна наша – это большая дойная корова, которую надо доить, пока она даёт молоко. А потом где-нибудь в

Швейцарии писать мемуары, как делать деньги. А народ?..