Читать книгу: «Петр Первый», страница 3

Глава 4

– Мы тебе подсказывали.

– Вот именно, а не надо было. Вы даже не знаете, что больше Стрит или Три плюс Два.

– Фул-Хаус? – спросил Алекс, – я знаю.

– Ну, что?

– Да какая теперь разница, что, если ты проиграл все наши деньги.

– Наши?

– Да, – подтвердил Петр, – теперь я вижу, что ты не жулик, поэтому всё будем делить на троих.

– Да? Ладно, тогда, если что, я поддержу тебя со своим полком.

– С Семеновским? – решил уточнить Алекс.

– Естественно, а с каким еще?

– У тебя его еще нет.

– Так будет, когда вы привезете картину из Роттердама.

– Амстердама, – сказал Петр.

– А разница?

– Не знаю, наверное, есть какая-то.

– Такая же, как между Ледой и Лебедем?

– А! Так эту картину привезти, что ли?

– По крайней мере, надо взять несколько, – сказал Степан – Семен.

– Вообще, я думаю, – поддержал Степана Алекс, – надо там прикинуться ведрами без коромысла.

– В каком смысле? – не понял Петр, а если понял, то решил узнать об этом способе по подробнее.

– Надо ехать двоим, но как будто мы не знакомы, – сказал Алекс, – будем конкурировать. Ты скажешь пятьдесят рублей за картину, я приду…

– Так выйдет еще хуже, – перебил Петр, – мы только набьем цену.

– Почему? Я скажу меньше, сорок пять рублей.

– По пять рублей будем снижать?

– Да хоть по сколько, но важно, что они отдадут тогда дешевле.

– Я не понимаю почему? – удивился Петр, а Степа его поддержал:

– Действительно, вы будете снижать, а они также естественно, повышать!

– Ни хрена не понимаю, почему так должно быть, – обиделся Алекс, и сказал, что поедет сам и покажет, как надо сбивать цену на картины.

– Ты когда-нибудь покупал картины?

– Нет, но я покупал другие вещи, как-то: впрочем, это не важно.

Действительно, не очевидно, что при вашей игре на понижение, контрагенты тоже будут играть на понижение. Гораздо логичнее, что они поведут обратную атаку: на повышение цен.

– Тем более, если будут знать, что мы – это российские лохи, и в картинном деле ни бум-бум.

– Почему мы ни бум-бум? – спросил Петр сейчас, когда они стояли в темноте, перед границей. Предположительно немецкой, как они думали, но не сомневались, что она вполне может быть и:

– Шведской.

Никто не пришел, и они проспали до утра прямо на траве под кустом. Точнее, под двумя пышными кустами, которые нагнули один к другу, как два берега у одной реки.

Но утром Алекс проснулся и увидел, что другого берега практически нет.

– Можно, конечно, вообразить, что берег есть, но как?

Алекс выбежал из шалаша – никого. Реки поблизости тоже не было, и он решил, что, скорее всего, они заблудились и попали не туда.

Петр вышел раньше, и пошел направо, а там как раз была река.

На берегу девушка полоскала бельё, и заметив ее заинтересованный взгляд, сказал:

– Я вернулся.

– Вот из ит? – пропела она. И можно было подумать, что, да:

– Я согласна.

Она бросила еще не до конца прополосканную простыню, и по мосткам пошла к нему навстречу. На ходу она сказала:

– Сейчас проверим, ты ли это на самом деле.

И не успел парень открыть рот, спросила:

– Где ты был?

И так как Петр побоялся глубоко задуматься над вопросом, точнее, над ответом на ее вопрос, то и высказал то, что уже давно лежало мертвым грузом на его душе:

– Вернулся из Крестового Похода, в конце концов.

Думал, она тут же сядет на смесь прибрежного песка и травы, но леди только ускорила шаг, а под конец своего нелегкого пути в гору:

– Побежала.

– Май диэ чайльд! ты вернулся, несмотря на то, что вчера, наконец, пришла похоронка, что ты пал в неравном бою за Гроб Господень, с этими, кто у нас там, я забыла – напомни?

– Я так устал от многих лет боев с этими берками, что не хочу даже вспоминать имен всех, кого уложил там навечно в горячий – что можно яйцо сварить за полчаса – белый, белый, как простыня песок.

– Простыня? Или пустыня?

– Конечно пустыня, дорогая. И да: несмотря на неумолимое для всех время – но только, видимо, не для вас – вы прекрасны, как только что расцветающая роза.

– Правда? Я тебе все еще нравлюсь? Докажи! Маятник на стрелках еще тикает?!

– Хорошо, где?

– Пойдем в воду. Кстати, у тебя огня нет?

– В душе?

– Я имею в виду, прикурить не найдется?

– Прошу прощенья: вот из ит прикурьить?

– Забы-ыл-л! Все забыл на свете, а меня не забыл! Так любишь? Еще хочешь, я могу тебе еще дать раза два.

– Так я не понял, а один-то уже был, что ли?

– Нет, это был проверочный вопрос, значит, действительно, если и помнишь что, то только очень немногое. Так и говори всем.

А между прочим, это что? – она подергала его за низ живота.

– А-а! Понял, понял, – Петр снял с пояса трубку и подарил даме, чтобы не считала его первым встречным.

– Спасибо, дорогая, наверное?

Камни для высекания огня есть? – наконец добралась она до сути того, что очень просит.

– Это не нужно, – ласково ответил Петр, и вытащил из-за спины аршинную подзорную трубу.

– Надо навести ее на солнце? – спросила леди.

– Естественно, не на Луну же.

– Тогда как мы будем курить ночью?

– Ночью тоже надо курить?

– Самый кайф после этого дела. Бывали случаи я выкуривала по мешку табака за ночь.

– Это немного.

– Почему?

– Мешки, наверно, были маленькие.

– Да, в принципе ты прав – небольшие.

И так в обнимочку они двинулись к хутору, который был за горкой. Белье же, к счастью вез осел, которого сначала Петр не заметил, и боялся, что его она и заставить переть на себе. А ведь царям такие вещи делать не положено. Бабу Здоровенную нести на себе – еще куда ни шло, но не осла же, тем более:

– Вместе с бельем после стирки. – И хорошо, если его достирали до конца, а можно привезти по запарке грязное, и самому же в рожу бросят со словами:

– Зла на тебя не хватает.

– Кто это? – сразу спросил ее старик. Он стоял в воротах конюшни и рассматривал снизу морду гнедого коня.

– Их бин…

– Что?

– Это мой муж.

– Откуда он взялся, если давно уже ушел в крестовый поход? – не поворачиваясь спросил пожилой мужчина и поправил на голове кожаную шапочку.

– Дак, вернулся!

– Да?

– Вот, сам посмотри.

– Я уже не настолько хорошо вижу, чтобы разглядеть неправду.

– Тем не менее, это мой муж, Карл Двенадцатый.

– Почему ты так решила?

– Просто сделала вывод: если ты Одиннадцатый, то он Двенадцатый.

– Логично, только я не Карл 11.

– Почему?

– Потому что не Карл 11 – и всё.

– Ты сам не помнишь, кто ты, поэтому, пожалуйста.

– Что, пожалуйста?

– Не отказывайся от своего счастья.

– Какого счастья, умереть в качестве отца Карла 12-го?

– Именно, именно, дорогой мой друг.

– Хорошо, – сказал старик, – давайте снова сыграем свадьбу.

– Зачем?

– Ибо даже если это не он, то все равно будет твоим мужем.

И тут подъехал отряд на разукрашенных серебром и золотом могучих лошадях.

– Кто это? – спросил Петр.

– Наш новый король, Карл 12, хочет, чтобы она стала его женой.

– Почему именно она?

– А почему нет? Впрочем, изволь, я открою тебе тайну: ему нагадали, что именно она, – старик кивнул на девушку, – принесет ему первую победу при Нарве.

Ты должен отстоять свое право.

– Какое право? – спросил Петр.

– Право первой ночи.

– Да, скажи ему, что ты вернулся, наконец-то, – поддержала старика девушка.

– Окей, – сказал Карл, выслушав сбивчивое требование пришельца, – если ты действительно крестоносец, сразимся в праздничную субботу на поединке. – И нагло подмигнув девушке, как будто уже считал себя победителем, повернул свой отряд к заливу.

– Куда это они? – спросил Петр.

– Да хрен их знает, – сказал старик, а девушка добавила:

– Искупаться. Чего и тебе настоятельно советую.

– Хочу в горячей бочке.

– Изволь, я разведу под ней костер.

– Не сваришь?

– Фирма гарантирует качество.

– Да? Как это?

– Я сама буду мыться заодно с тобой. Мы же все равно с тобой поженимся, так какая разница: раньше или позже?

– В принципе, да, а то я, знаешь ли, до спины никак не достану.

– У тебя лапы длинные, почему не достаешь?

– Дак, руки-то назад не поворачиваются, как у орангутанга.

– Да?

– Так ты потому решила выйти за меня замуж, что думаешь:

– Я орангутанг?

– Так, естественно, как будто ты сам не знаешь!

И как это ни удивительно Алекс вернулся один. Думал посадят. Так как даже Семен не знал, что так сказать:

– Перед самой поездкой в польский город Будапешт, – ребята решили сходить на рыбалку за:

– За русалкой.

Бывшая – но еще законная жена Петра Дуня Тонкопряха сказала своему Степану:

– Наш Семеновский полк, конечно же, еще не готов?

Так-то бы ответить:

– Како не готов, если мы еще и не начинали, можно сказать, его так называть. Ибо:

– Деньги еще не пришли по почте. – Но это было бы грубо, без любви, практически. Поэтому он ответил:

– Надо чё-то делать.

– А именно?

– Может, мне пока побыть Петром, ну, чтобы мы жили очень счастливо с тобой, как будто всю оставшуюся жизнь:

– Жених и невеста.

Ева – Евдокия попыталась соблазниться этим предложением своего Адама, но к своему удивлению:

– Не смогла даже слова сказать.

– Вижу, что ты боишься, – сказал Семен.

– Немного да, поэтому надо посоветоваться с Натальей.

– В том смысле, что, признает ли она его за сына?

– Кого его?

– Я подумал, может быть, первым послать к ней Александра?

– Алекса?! Если мы его допустим, то уж не оторвать будет от этой сиськи.

– Тогда, может быть, кого-нибудь другого?

– Кого?

– У меня есть знакомый племянник в деревне, мечтает поехал в город.

– Зачем?

– Ну, как зачем, баб трахать и…

– Если только для этого – пусть так и остается в своей деревне и кует лошадей.

– Он не конюх.

– А кто?

– Да, так, никто, просто баб – слово на букву б.

– Не понимаю, кто тогда в вашей деревне работает, если все баб – слово на е?

– Не все, кто-то работает, а кто, так сказать:

– Не только. Но у него есть шпага, не хватает денег только на коня.

– Хорошенькое дело, – тяжело вздохнула Дуня, – значит, он очень беден, а ты хочешь подсунуть его Наталье Кирилловне.

– По крайней мере он будет доволен конем и снаряжением к нему, а также званием сержанта.

– Сержанта?

– Да, как будто при рождении он был записан в мой полк уже сержантом.

– Так он, как и вы, мой друг, дворянин природный?

– Естественно, если вы пожелаете его записать в гвардейский Семеновский Полк.

– Был бы гвардии он завтра ж капитан! Того не надобно:

– Пусть в армии послужит!

– Да вы что, дорогая, оттудова нет пути наверх порядшному человеку.

– Пусть там совершит подвиг и через месяц мы переведем его в гвардию.

– Нельзя.

– Почему?

– За ним всю жизнь будет тянуться этот шлейф дурака-неудачника, служившего, может быть, даже сто лет назад в гарнизоне. Нам нужен человек – птица, человек – удача.

– Н-да, ну хрен с ним пусть приезжает. Купи ему хорошего коня здесь.

– Так-то бы да, но не могу.

– Почему?

– Дак проиграл всё намедни.

– Намедни – это когда?

– Они меня заманили в казино, а оказалось, что у них денег нет, поэтому я все проиграл.

– Поэтому ты всё проиграл, – повторила, как эхо Дуня. И добавила: – Но не все же на самом деле пятьдесят рублей серебром?

– Ну, не знаю, может и не все, только в карманах я больше ничего не нашел.

– Плохо искал, где твои штаны?

– На мне, дорогая.

– Снимай.

– Опять?

– Не опять, а:

– Опять – двадцать пять.

– Боюсь, как бы у меня не началось истощение организма.

– Никакого она-низ-ма. И знаешь почему?

– Почему?

– Если не можешь дотерпеть до меня – трахай первую попавшуюся служанку – я пойму.

– Я если вообще нет никакого порядошного человека поблизости?

– Это действительно вопрос, я имею в виду, не тебя одного, а.

– А?

– А весь мой Семеновский полк.

– Не знаю, что тут можно придумать. Если держать специальный привилегированный штат их крестьянок, не сумевших найти мужей в своих деревнях, то, думаю, это будет стоить дополнительных капиталовложений, а пока их мало, если не сказать точнее:

– И пока вообще нет.

– Вот пусть умом заработает себе должность корнета в моем полку. Честно тебе говорю: вместе с дворянской грамотой получит. Будет первым, кто получил это дворянское звание в новой России.

Будущий сержант – корнет – пока неизвестно, в какой полк попадет:

– Сразу в гвардейский по блату, – или:

– Только в армию салагой, где сержант не даст ему даже права на кратковременную свиданку с любимой девушкой.

Тем более, если она дочь капитана, а для уже немолодого сержанта – скоро тридцать лет – капитан это все равно, что майор, а еще точнее:

– Генерал-майор, – звезда, близкая по своим связям с вышестоящими богами, с Полярной, указывающей путь всему человечеству:

– Где можно спастись, даже находясь в бушующем море – океане жизни в деревне, несмотря на то, что она почти Подмосковная.

Он посмотрел в щель, но ничего не увидел, зато услышал разговор внизу:

– Где они?

– Они?

– Ты что думаешь, я проститутка?

– Хорошо, – сдай нам одного, этого, как его, Залетного из соседней деревни.

– Кого именно?

– Ну, этого, как его? – спросил парень в кубанке, сын самого богатого мужика в этой деревне Василий Мелехов.

– Пусть выйдет твой напарник.

– Это мой двоюродный брат.

– Всё равно, пусть уйдет.

– Почему? Мы сейчас проверим, кто там есть на сеновале. А для этого нужны двое. Второй страховать будет, если там, – он кивнул наверх, – кто-то действительно есть.

Дама этого деревенского дома наклонилась к Василию Мелехову и прошептала ему на ухо:

– Я те сделаю сюрприз, если он уйдет, ты понял?

– Нет.

– А че ты не понял?

– Не понял: точно, или точно-точно?

– Последнее.

– Точно-точно?

– Да.

– Хорошо, Иван выйди пока.

– Не пока, а пусть уходит домой.

– Что мне там делать? – обиженно спросил Иван.

– Иди, пей дальше самогонку.

– Не могу больше.

– Почему?

– Не лезет, обпился.

– Чего же ты хочешь?

– Хочу, как все.

– А именно?

– Трахнуть кого-нибудь.

– Ты еще слишком мал, – встрял наконец Василий Мелехов, – после козу трахнешь.

– Я хочу сейчас.

– Я не знаю, что с ним делать, – сказал Василий.

– Хорошо, ты иди.

– А он.

– И его возьми с собой. И да: чтобы вообще я вас больше не видела. Обоих! – разозлилась Бани. Так она себя называла, остальные просто:

– Баня.

Тем не менее, Василий прежде чем уйти, все же сделал несколько шагов по приставной лестнице наверх.

– Я сказала, что там никого нет.

– Надо пошевелить сено, – сказал парень.

И он уже сделал следующий шаг, только не успел его закончить:

– Лестница потеряла нижнюю гравитацию.

Она поднималась все выше и выше – так казалось ему – хотя Бони только ударила ее снизу ногой, и лестница покатилась своими задними ногами от стены, оставляя передние на стене, и они скользили все ниже и ниже, как будто на дно морское. Василий закричал и упал к ногам Бани, а потом и вообще выкатился из сарая.

И на свое счастье увидел спрыгнувшего с другой стороны сарая Владимира. Хотел уже его догнать, но поскользнулся, и обрадовался. Обрадовался тому, что нога:

– Кажется, не сломана, а только имеет небольшой вывих.

– Я тебя из-под земли достану, сукин сын, нахлебник на наших девушек. – Потом добавил:

– В городе даже найду.

Далее, Владимир прибывает в Москву.

Москва, как много в этом звуке для сердца русского слилось. Как много в нем отозвалось.

Владимир так и ответил на собеседовании на вопрос:

– Чё те здесь надо:

– Всю жизнь мечтал жить в Москве.

– Кем ты хотел здесь стать?

– Думаю…

– Ученым, писателем, может быть, как все юристом – нотариусом по ведению личных дел царей и цариц русско – татарского – немецких?

– Да, все они хороши, все прекрасны, и немцы, и татары, и даже русские.

– Продолжай, продолжай, пожалуйста.

– Так, мин херц, мушкетером хочу стать.

– Вот из ит, мушкетером? Пушки хочешь таскать на себе?

– И не только, как вы выразились пистолеты, но главный образом шпагу, преданную спутницу любого порядошного человека.

– Зачем?

– Ну вот, если бы вы, мин херц, были леди – дамой – женщиной:

– Дрался бы за вас на дуэлях.

Ибо, понимаю, отбоя от поборников вашего ума и красоты будет много.

– Так уж, как написано в Евангелии: уже были, были, были.

– Это были только цветочки, поверьте мне.

– Так ты, что, сукин сын, понял, что я девушка, и решил взять измором своего благосостояния?

– Ни первого, ни второго. А именно, вы не девушка, ибо я сказал:

– Если бы, например, так сказать.

А тем более: у вас нет состояния. Более того:

– Я и прибыл сюда затем, чтобы его приобрести.

– Хочешь выйти замуж – прошу прощения – жениться на богатой здесь.

– Лучше всего, это было бы именно так.

– Из грязи, да – в князи!

– Именно, именно, мин херц.

Парень приехал из деревни, поэтому не боялся лошадей. Ибо думал:

– Все они по природе своей деревенские, что значит:

– Любят людей не меньше, чем люди лошадей.

И, как это часто бывает:

– Попал под неё, под эту именно лошадь.

И что еще более замечательно:

– Разукрашенную не сильно с виду, но видно, что богато и знаменито.

В этой карете передвигалась в это время дня очень знаменитая дама, но была она в мужском платье. Зачем?

Она хотела заменить зазнайку Петьку, ибо ее тайные регистрационные комиссии – считать в православии, как и во всем остальном христианстве:

– Не рекомендуется, – можно сказать, почти однозначно, – доносили – докладывали:

– Имеет популярность в кабаках и игорных заведения. – Более того:

– Не только Москвы, – и её окрестностей, вплоть до села Преображенского, и даже до самого Павлова Посада, – большую.

И сейчас репетировала эту первую в истории роль Петра Первого не только перед самой собой и своей скромной тройкой вороных, но перед первым попавшим ей под лошадь:

– Хомо Сапиенсом. – Осталось только узнать:

– Как его теперь называть:

– Ослом, покойником, или мушкетером, – как он просит.

– Значит, ты приехал сюда искать счастья без рекомендательных писем? – спросила она. И тут же успела сказать:

– Я дам тебе рекомендательное письмо.

– В обмен на то, что я не подам на вас в суд? – спросил Владимир.

– Вот из ит, суд? – я чё-то не поняла тебя Хомо Сапиенс.

– Ну-у, я в том смысле, что если я не пострадал, то благодаря не только случайности, но и своей приходной способности обходить подводные камни, как рыба-меч.

– Ни хрена ничего не понимаю, – сказала леди. – Не понимаю, несмотря на то, что здесь не только я, но практически все, считают – думают:

– Я – самая умная, так как имею почти интимную связь с Сириусом.

– Скажу тебе, мин херц, чтобы не давил на меня своим межконфессиональным приоритетом:

– У меня есть…

– Дак, это естественно, что есть, но как говорится:

– Не в одном члене честь!

– Как-как?

– Вот так! А ты думал, как?

Парень посмотрел вокруг себя и констатировал:

– Почему окон-то нет?

– Чтобы не сбежал, – был дан простой и ясный ответ.

– Небось, небось, – услышал он не только слова, но и шуршание сбрасываемого шелка, похожее на шепот змеи Медузы Горгоны, понявшей – как ей казалось:

– У него нет отражающего меча, чтобы убить меня раньше времени.

И Владимир действительно на несколько минут потерял сознание не только от неожиданности, но и вообще от блеска её доспехов в виде толстых ляжек, длинных-длинных волос и почти таких же – как ему спервоначалу показалось – грудей.

Хотелось сказать с природной любознательностью – наблюдательностью – изобретательно-сть-ю:

– Я те придумаю, как надо делать, чтобы не падали со временем, а наоборот держались, как гуси, улетающие на юг стройно-прекрасной стаей.

– Давай, – сказала она, подползая именно, как змея, что Владимир испугался, но постарался превратить свой испуг в шутку, – я те тоже сделаю, чтобы стояли.

И он не подумал ничего плохого, так как сказано было:

– Во множественном числе.

Не может же она думать, что их есть у меня два, ила больше? Естественно.

Глава 5

– Зачем ты переоделась мужчиной? – наконец догадался он спросить на девятый день.

– Ловлю шпионов, – сказала она.

– Зачем?

– Чтобы переманить их на свою сторону.

– А ты кто?

– Лопух.

– Да?

– Абсолютно.

– Тогда у меня к тебе письмо.

– Письмо? Какое письмо?

– С предложением о сотрудничестве.

Это было письмо Степана, командира Семеновского полка Василию Мелехову с предложением – повелением явиться к Дуне, с припиской:

– Дульсинее Семеновской, – для выполнения неординарных поручений.

Коим, как известно, было предложение – приказание:

– Внедриться в доверие в царице Наталье Кирилловне в качестве советника, и само собой, любовника намбе ван.

Медиум:

Отъезжающему За Рубеж, в Голландию – Данию:

– Ты не гонись, как все будут стараться:

– Приобрести побольше, – а достань, чтобы был, как:

– Как живой.

– Как живой?

– Ты понял, что надо делать? – спросила она за первым завтраком из яичницы с ветчиной, круасанами с творогом и персиковым соком и кофе на десерт вместе с трубкой из слона и табаком оттуда же:

– Из Индии.

– Ты чему удивляешься, я не поняла?

– Да нет, всё нормально, – ответил Владимир.

– Может самогонки не хватает? – Нет, я не каждый день ее привык не пить.

– Ч-что?

– Мне вот то, что здесь – нравится больше.

– Думаешь, ты случайно родился – где там, в Петушках? – а на самом деле граф или князь, в младенчестве подброшенный в простую семью, чтобы спасти тебя от преследований около-престольной камарильи?

– Ну, а почему тогда мне нравится все, что есть здесь у тебя – в том числе и ты сама – а не моя бывшая последний раз на сеновале, на ступеньках одного дома на отшибе, п потом в бане Баня?

– Так ее зовут?

– Да.

– Хорошая?

– Дрался за нее с двумя оглоедами вот с такими плечами, – Владимир показал на финский шкаф из голубого дерева.

– Но здесь тебе нравится больше.

– Больше чего? Лучше, чем трахаться ночью в бане или на бабушкином крыльце?

– Да.

– Почему?

– Здесь больше романтики.

– Гут, я сниму тебе дом в Слободке, если кто спросит, скажешь:

– Я посыльный графа Миниха.

– Но я по-немецки говорю слабо.

– По-английски?

– Тоже.

– Будешь говорить, если что:

– Учу здесь русский способом полного погружения в первоисточник.

– Хорошо.

– Хорошо?

– Да. И да: когда мы теперь встретимся?

– Никогда.

– Почему?

– По кочану и по морковке во все места.

– Да?

– Да, ты мой тайный любовник.

– Да? Я думал, мы теперь поженимся.

– У вас делают так в деревне: трахнул – значит женись?

– Нет, но всё равно все на это именно и надеются в душе.

– Я не запрещаю тебе надеяться. Впрочем, не так, а наоборот:

– Оставь надежду всяк сюда входящий!

– Прости, но мне страшно.

– Ничего, это пройдет на время. А теперь бери свое Рекомендательное письмо и иди туда, куда шел.

– Ты имеешь в виду, опять раздевать, что ли?!

– Да. Но не здесь. Иди туда, куда шел, к Дуне Тонкопряхе.

– Она здесь живет, в Москве?

– У тебя на конверте написан ее адрес.

Владимир очень удивился, но не поверил, и спросил:

– Если вы не она, – он похлопал по письму в грудовом кармане, то кто?

– Я? – И не задумываясь больше, девушка ответила: – Я твоя Судьба.

– Но тем не менее: как мне теперь вас называть?

– Зови просто: Софья Алексеевна.

– Софья э-э Алексевна? Из двух слов я имена запоминать не умею, – сказал Владимир Бровкин. И добавил: – И вообще не понимаю их смысла.

– Ты сам догадаться не можешь, как из двух слов сделать одно имя?

– Не обучен пока ишшо.

– София – запомни эту древнюю мудрость.

И вот только тогда Владимир покачнулся на стуле и упал к её ногам.

По пути к дому Лопухиной он зашел на рынок, чтобы решить точно мучивший его вопрос с помощью эманации с натуры:

– Что лучше ей купить в первое свидание: помидоры крупные, сочные, очень вкусные с луком, маслом, солью и укропом, или просто цветы какие-нибудь? – Непонятно.

Может быть, вообще лучше просто купить бутылку хорошего вина? И торт тире пирог с малиной. Может сказать, что малина еще не поспела, а прошлогоднюю есть:

– Не буду.

– Но это здесь не поспела, а там, в нашем пригороде уже рвут ее в лесу, можно сказать, в драку.

Вообще с ночи некоторые занимают очередь в ближайшем лесу. Рядом, километров десять-пятнадцать всего. Рукой подать. Если, разумеется, рысцой бежать за ней.

Таким образом, оказавшись мысленно перед этими тремя дорогами:

– Бутылку шампанского ей купить, помидоров со сметаной, или пирог с малиной в подарок из деревенского приволья, – столкнулся он с ней самой носом к носу, и до такой степени, что у обе-обо-их из носов пошла кровь.

Как говорится:

– Как ни загадывай дома на сеновале, что:

– Культурно постараюсь себя вести в городе-то. – Бесполезно!

Обязательно даже не нарочно, а просто с дуру, можно сказать:

– При поиске одного ответа сразу на три вопроса, – кого-то да придется избить всё равно. – Вот те малина, вот те помидоры с лучком, сольцой и маслицем, а вот и шампанское с его Ниагарским водопадом, – дама начала бить Владимира зонтиком, взятым ей непонятно для какого в такую солнечную погоду, – а слова про спелую, вкусную, очень сочную малину, и большую бутыль браги, по этой запарке перепутанную с благородным шампанским от одной богатой Вдовы Клико, и помидоры из Сочи, где теплые ночи, что только в это время суток лучше всего и купаться вместе, что тем более:

– Все так делают, – поэтому скучно ночью и на море:

– Не будет, – найдутся люди добрые, если что:

– Спасут.

И точно, за леди тут же заступились два бугаеметра, а сзади них просматривались еще трое.

– Скотина, – с улыбкой, но мягко сказал один из них, и добавил: – Скотина деревенская, заплати даме наличными за увечье носа, или повесим за ноги прямо здесь на базарной площади.

Владимир, поняв, что спастись трудно, обратился к леди с убедительной просьбой:

– Избавьте меня от этих особей двуного пола.

– Что-о-о?!

– Что ты сказал-л-л?

Спросила сначала она, потом и ребята, посмотрев внимательного друг другу в лицо, как будто пытались там, на лицах друг друга прочесть расшифровку обозначения:

– Двуногий пол.

Один из них вынул шпагу, которой у Владимира не было, но он вынул ее из ножен второго, Федора Шакловитого, и сильным ударом выбил шпагу, направленную уже ему в грудь.

Трое пособников вынули шпаги и, разбрасывая толпу в виде мирных покупателей мяса, рыбы, картошки и других овощей, и помидоров с малиной, появились, как истуканы перед Владимиром, из носа которого еще продолжала сочиться кровь, как из спелого надрезанного помидора, али малины в перегруженном от ненасытности коробе, а может быть, как сказала леди, которую он оскорбил вроде бы своим соприкосновением носами:

– Мы встретились, как не заметившие друг друга в темноте свадьбашного стола два фужера Бордо.

– Так вы не сердитесь на него? – спросил один из фехтовальщиков.

– Думаю, я прощу его. – И добавила: – После собеседования.

Но второй фехтовальщик оказался князем – боярином Василием Голицыным, и потребовал немедленной:

– Сатисфакции, – хочу.

– Я тоже хочу, но молчу, – ответил Владимир.

Они начали биться.

Первый развязал язык Владимир:

– Я этим делом занимаюсь больше пятнадцати лет. – И добавил: – С тех пор, как родился и зимой, и летом, отстаивал горы и равнины империи Покровской.

– А ты из Покрова? Я тоже оттуда, но тебя не помню. Или ты этот, как его?

– Да, если вы меня узнали, спасибо, я пойду?

Василий опустил шпагу, но сказал на прощанье:

– Ей скажи спасибо, что заступилась, а я, мил человек, в Покрове никогда не был, а если и был, то на таких, как ты оборванцев не обращал никакого внимания. – Сказал, но в лице его было сомнение:

– Авось и встречались, – али:

– Ишшо встретимся, – ведь разница между прошлым и будущим не так велика, как это кажется в первого взгляда.

И Дуня Тонкопряха повела его к себе, еще не представляя себе:

– Ее-то он и добивался – пробивался встретить, – ибо:

– Забыл адрес:

– Толи: Акулине Петровне Курочкиной, в Москве, напротив Алексеевского монастыря, в доме медника Савельева, а вас покорнейше прошу доставить письмо сие А. Н. Р.

Толи:

– Вообще в кремле, – ему было все равно, – и он так и сказал этой благородной даме, подавшей ему батистовый платок своей служанки – камердинерши, ибо свой постеснялась:

– Он и так был весь в крови ее собственного носа:

– Хорошо, я пойду, доставлю вам удовольствие, но, извините, ненадолго.

– Почему?

– Меня ждут, – и сунул ей письмо-то, правда, уже не за завтраком, и не за обедом, а только за ужином из огромного цыпленка с гречкой и черносливом, и еще какой-то очень вкусной хренью. Да хрен, наверное, и был. В качестве неосновного блюда он же очень вкусный. Правда:

– Редьки – не слаще.

– Ну, рассказывай, кто ты, зачем явился пред мои темны очи, сокол ясный? – спросила Дуня Тонкопряха.

– Да, конечно, спасибо, большое спасибо за трех-четырехразовое питание в течение этого прекрасного дня незабываемой встречи с вами.

– Да, да, продолжайте, пожалуйста.

– Честно?

– Только честно, это обязательно.

– Если честно, то забыл.

– То есть, как?! Совсем забыл, или утром можешь и вспомнить? У меня у самой так иногда бывает: то вроде бы, да, а кажется, что и:

– Нет, – хотя, конечно, в принципе-то было, но:

– Как-то не так.

– Я согласен: утро вечера мудреней.

И как это водится в истории государства российского:

– Легли спать в разных палатах, а проснулись в одной. – Более того, Владимир вообще спал в отдельном гостевом домике, придуманным с большими удобствами, как-то:

– Приставная лестница на балкон – была.

Веревка с другой стороны дома на случай, если реципиент заблудится в гром и молнию, тоже, – есть.

Подземных ход, естественно, тоже, – в наличии.

Но Владимир по своей старой привычке залез на сеновал в сарае-бане, где тем не менее, был всё равно:

– Найден.

Но а утром всё равно, или как некоторые говорят:

– Опять за своё:

– Тугаменты, пожалуйста, можно? – Что означало претензию на склонность с официальной государственной деятельности, а не только, так это:

– Поймать какого-либо шпиона и пытать его всеми доступными способами, не исключая и самый крайний, применяемый сейчас:

– Ласки и даже немалые – на сеновале.

Владимир отдал рекомендательное письмо леди за завтраком после душа, ужаснувшего ее, ибо парень просто облился холодной водой у колодца во дворе.

– Почему ты не подогрел воду? – спросила Дуня.

– Думал, солнце ишшо недостаточно высоко для это дела. – И вот этими словами:

– Это Дело, – сбил даму с толку, ибо:

– Толи перебор уже, а можно думать, что и мало ему было и Этого.

Поэтому обратилась к нему просто, по-дружески:

– Вась, а Вась, передай мне, пожалуйста, соль.

И он, решивший начать этот трудовой день с большой кружки пива с пирогом с сыром и купленными вчера на рынке вкусными помидорами и петрушкой с укропом, – укусил себя не за то место, а именно:

– За палец, поддерживающий свисающий, но на вполне допустимую величину радиуса дуги, – а не саму эту дугу.

– Ай! Ая-яй! – вякнул он непритворно, но своего, как говорится, не отпустил, а подставил палец с капающей с него кровью под пивную кружку, точнее:

– Наоборот, – его над ней.

Хотя и после того, как понял:

– Надо, наконец, заняться делом и сосредоточиться на всей цели приезда в этот город невест, и не просто невест, а:

– Очень-очень богатых невест.

– Я перевяжу, – сказала Дуня, и оторвав кружево от нижней рубашки, наложила бинт на его палец предварительно пососав его как следует от истекающей крови.