Дрозды: Лейб-гвардии поручик

Глава 10
Баронесса и корнет
Сентябрь, 1918 год

Окрестности города Екатеринодар.

Штаб дивизии Дроздовского.

7 сентября. 1918 год.

Войска Добровольческой армии заняли Екатеринодар. Дивизия Дроздовского еще даже не вошла в город в полном составе, как был получен приказ из ставки верховного.

Дроздовскому приказано сразу переходить на левый берег Кубани, наступать в направлении Армавира и взять его в самый короткий срок. Михаил Гордеевич собрал свой штаб по этому поводу.

Он понимал, что значит приказ ставки для его дивизии. Офицерские полки понесли тяжёлые потери. Люди не спали по нескольку суток.

Прибыли полковники Туркул и Витковский. Эти явились прямо с позиций своих частей. Присутствовали начальник штаба дивизии полковник Петров, начальник контрразведки дивизии подполковник Вольский, начальник артиллерии и начальник квартирмейстерской части. Прибыл командир бронедивизиона подполковник Нилов.

Дроздовский зачитал приказ генерала Романовского подписанный Деникиным.

–Итак, господа, – начал командир дивизии. – Части Добровольческой армии взяли Екатеринодар. Командующий Антон Иванович Деникин благодарит нашу дивизию за проявленное мужество. Офицерские полки показали себя как сплочённые и боеспособные части, готовые решать задачи любой сложности. Но нам отдали приказ немедленно сниматься и выступать на Армавир.

Офицеры с удивлением посмотрели на Дроздовского.

–Я хочу слышать ваше мнение по поводу этого приказа, господа. Прошу вас.

Начальник штаба дивизии полковник Петров взял слово первым и не скрывал своего раздражения:

–В дивизии громадные потери личного состава. Пехотный офицерский полк потерял только убитыми 35% своего состава. Много раненных. Но в полевых лазаретах не хватает самого необходимого. Дивизия обескровлена. Нуждается в пополнении. К тому же наш боезапас исчерпан. Часть наших госпиталей занята солдатами и офицерами других частей Добровольческой армии. Наши раненные из-за этого не получают должного ухода. Хотя мы единственная дивизия в армии, что создала полноценную медицинскую службу. Наша гаубичная батарея передана временно в состав 1-й дивизии. Наши бронеавтомобили в составе 2-й дивизии.

Нилов сказал, что скоро бронеавтомобили будут в распоряжении Дроздовцев. Свою задачу на участке 2-й дивизии они выполнили.

Полковник Витковский подержал начальника штаба:

–Полностью согласен, господа, с полковником Петровым. Мне был так необходим наш бронедивизион! Я потребовал его вернуть на наши позиции, но мне ответили отказом. Генерал Романовский считает, что броневики подполковника Нилова были нужнее на ином участке фронта. Но из-за этого мой первый батальон понес потери до 50 процентов личного состава! Общие же потери полка, как верно сказал полковник Петров, доходят до 35 процентов! Наша госпитальная команда была переведена в подчинение Ударного Корниловского полка, вследствие чего наши раненые не получили помощи и многие умрут из-за этого! А сейчас нам приказано перейти реку Кубань! Но это смерть для всей дивизии!

–Генерал Романовский желает уничтожить дивизию, – высказался подполковник Вольский. – Нам не следует выполнять приказ ставки! Мы можем не подчиняться в этом случае. Хватит того, что они на костях наших людей вошли в Екатеринодар!

–Поддерживаю, – сказал полковник Петров.

–Поддерживаю! – сказал полковник Туркул.

–Я полностью разделяю ваше мнение, господа, – сказал Дроздовский. – наши люди нуждаются в отдыхе. Полки необходимо пополнить добровольцами.

Все приглашённые поддержали это решение. В штаб армии была отправлена докладная записка с перечислением причин отказа выдвинуться на новые позиции.

Но уже на следующий день пришел еще один приказ Деникина с требованием выполнить приказ и двинуться к Армавиру. Сам Михаил Гордеевич отправился в ставку для встречи с главнокомандующим…

***

Подполковник Вольский, провожая Дроздовского, сказал:

–Генерал Романовский бедствие для нас, господин полковник.

–Я буду говорить с командующим. Деникин поймет.

–Деникин весьма ценит Романовского, Михаил Гордеевич. Он станет на его сторону.

–Антон Иванович боевой генерал.

–Возможно, что нам стоит самим предпринять меры против Романовского?

–Вы о чем, подполковник?

–О мерах по спасению нашей дивизии, господин полковник…

***

Екатеринодар.

Ставка главнокомандующего Добровольческой армией.

8 сентября. 1918 год.

Начальник штаба Добровольческой армии генерал Романовский был у Деникина и убеждал его не доверять Дроздовскому.

–Мы столько сил потратили на восстановление дисциплины в армии, ваше превосходительство. И вот находится этакий атаман, который считает, что ему все дозволено. Он может принять решение не выполнять приказ главнокомандующего.

–Дроздовский уже едет сюда. Он сам все объяснит.

–Чего ждать от монархиста, ваше превосходительство.

–Вам не стоит затрагивать этой темы – политических убеждений Дроздовского.

При разговоре приуставал и генерал Алексеев, который хоть и подчинялся Деникину, но формально, по своему чину был здесь старшим офицером.

–Я должен вам сказать, господа, что полковник Дроздовский талантливый офицер. Именно такой и должен стоять во главе дивизии. Он пользуется авторитетом у подчиненных, ибо они сами изъявили желание служить под его началом. И не стоит вам слишком строго судить его. Разве это плохо, что Дроздовский переживает за своих людей?

–Идет война, генерал! И сейчас нам не до переживаний! – ответил Романовский. – Вот возьмем Москву, разгромим большевиков, спасем Россию, и тогда будем переживать! Большевики не считаются с потерями. Они стремятся к победе любой ценой. В этом нам стоит брать с них пример!

Адъютант командующего доложил о приезде полковника Дроздовского.

–Пригласите! – сказал Деникин.

Дроздовский вошёл и доложил командующему:

–Ваше превосходительство, командир 3-й дивизии полковник Дроздовский. Прибыл по вашему приказу!

–Прошу вас, Михаил Гордеевич. Прошу. Я думаю, что мы сможем выяснить все разногласия здесь и в дальнейшем избегать подобного.

–Я прислал докладную записку о состоянии моей дивизии после штурма Екатеринодара, ваше превосходительство. В 1-ом перхотном офицерском полку полковника Витковского потери составили 35 процентов личного состава.

–В Марковском полку потери еще больше, Михаил Гордеевич. Что делать. Это цена победы, – сказал Деникин.

Дроздовский продолжил:

–Перейти на левый берег Кубани сейчас – значит потерять до 75 процентов личного состава дивизии. У нас нет сведений о противнике! Мы не знаем точного местоположения его частей. И наступление на другой берег вслепую приведет к ужасным потерям.

–Михаил Гордеевич, – примирительно сказал Деникин. – Обстановка на фронте тяжёлая и то, что мы взяли город, пока не делает нас победителями.

–Это я хорошо понимаю, ваше превосходительство. Но переправляться на другой берег можно только после получения исчерпывающей информации о противнике. Мне же приказано осуществить лобовой удар на Армавир.

–Но сейчас у нас не времени воевать по правилам, полковник. Если мы ослабим натиск, то Таманская группировка красных лишит нас всех преимуществ, которые мы завоевали такой кровью. А Таманская группа уже идет на помощь Сорокину. Это еще 27 тысяч штыков и 3.5 тысячи сабель.

–Вы вчера сорвали наступление, полковник, – сказал Романовский. – А ныне, когда важен каждый час, это настоящее предательство!

–Господин генерал!

–Я называю вещи своими именами, полковник. Нравится вам это или нет. Мы выступили против большевиков и наша цель Москва! Но я не думаю, что мы дойдём до неё, если так станем воевать.

–Если уничтожать войска так, как приказали вы, то мы и до Орла не дойдем, генерал! – парировал Дроздовский.

Деникин понял, что разговор идет не так, как нужно и вмешался в спор:

–Господа! Я прошу вас! Нам нужно думать о победе, а не сориться друг с другом. Михаил Гордеевич! Я лично вас прошу, выполнить боевую задачу. Если кто и сможет это сделать в таких условиях, то это вы.

–Хорошо! Мои офицеры и солдаты выполнят приказ, ваше превосходительство! Разрешите идти?

–Идите, Михаил Гордеевич. Готовьте дивизию к переправе. Я поддержу вас в нужное время!

–Сейчас нужно оказать помощь моим раненным, ваше превосходительство. Я занял под госпиталь здание гимназии. Но тех врачей, что пришли в город не хватает.

–Я уже отдал распоряжение отправить к вам профессора Плоткина и трех его ассистентов. Все они военные хирурги, господин полковник. Ваши раненные в надежных руках!

–Благодарю вас, господин генерал!

***

Екатеринодар.

Тюрьма.

13 сентября, 1918 год.

Петр Лабунский и штабс-капитан Штерн все еще сидели под арестом, когда дивизия Дроздовского с боями заняла Армавир. Сейчас армейской контрразведке было не до разбирательства дела. Тем более что городская тюрьма после отступления красных опустела. По приказу генерала Деникина всех, кто там содержался по политическим мотивам, отпустили на свободу.

Начальником тюрьмы был назначен поручик Иванов-Второй. Тот самый, с которым они вместе сидели в тюрьме ЧК в Ростове. Он выделил офицерам отдельное помещение и часто заходил в гости, помогая им скоротать время и сообщить новости.

Двери камеры отворились, и вошёл поручик.

–Господа! Я принес вам свежие новости с фронта.

С поручиком в камеру вошел солдат и поставил на стол корзинку, накрытую вышитой салфеткой.

–Свободен! – приказал поручик и солдат вышел.

Двери камеры захлопнулись.

–Из тех надзирателей, которые здесь были при красных, – сказал поручик. – Власти меняются, а тюремные надзиратели только меняют знаки на фуражках и гимнастерках.

–А чего удивляться? – спросил Штерн. – Тюрьма она при любой власти нужна. Вот нас и посадили. Должен же здесь кто-то сидеть, раз других выпустили.

Иванов сдернул салфетку с корзины. Внутри была бутылка коньяка, хлеб, колбаса, свежие овощи.

–О! – вскричал Штерн. – Такое великолепие! Откуда!

–Мне доставили свежие овощи сегодня. А колбаса и коньяк из запасов красного командарма товарища Сорокина, которые мы захватили.

Штерн посмотрел на коньяк.

–Шустовский! Довоенный. А товарищ Сорокин имеет вкус! С чего этот пир? Новая победа?

–Налейте коньяк в кружки, штабс-капитан.

–Охотно. Вот такие приказы я готов исполнять всегда!

–Выпьем господа за вашего командира полковника Дроздовского! – предложил тост поручик.

Они выпили и с минуту молчали.

–Что под Армавиром? – спросил Лабунский.

–Как вы знаете, два дня назад Дроздовская дивизия взяла город с большими потерями. Но на помощь Сорокину пришла Таманская армия.

–Что наша дивизия?

–Отошла из города. Только что получено сообщение. В Армавире снова красные.

–А мы здесь сидим! – сказал Штерн. – Они там, а мы здесь. Самое время!

–Не говорите ерунды, капитан! Что бы вы вдвоем сделали? Что дала бы ваша гибель? Вам стоит радоваться, что о вас пока забыли. Погибнуть вы еще успеете.

Поручик снова наполнил кружки.

–Я понимаю ваше состояние. Но не ваша вина в том, что вы не на фронте. Сколько раз я обращался в контрразведку по поводу вас. Им ныне некогда этим заниматься. Идет наступление. Если это можно назвать наступлением, господа.

–А что такое? – спросил Лабунский.

–Раненые с той стороны идут сплошным потоком. Не нужно быть большим стратегом, чтобы понять – Дроздовскому задачу не выполнить. Больше того, господа. Я предвижу разгром 3-й дивизии.

–Этого не будет! – в один голос заявили Штерн и Лабунский.

–Я не умаляю мужества вашей дивизии, господа! Но сила силу ломит. Красные тоже умеют воевать. Не стоит недооценивать врага.

–А когда же решат хоть что-то по нам? – спросил Штерн.

–Сейчас не до вас, господа. Командующий и штаб не спят сутками. Идет передвижение войск. В городе твориться черт знает что. Никто не станет вами заниматься.

–А что наш начальник контрразведки Вольский? Его не интересует судьба офицеров, которых он сам отправил на задание? Или он тоже на другой стороне?

–Нет, – ответил Иванов-Второй. – Подполковник Вольский здесь в Екатеринодаре. И я посылал к нему солдата с запиской по поводу вас, господа.

–И что?

–Ответа нет. Но вами, корнет, интересуется другая особа.

–Кто? Неужели контрразведка армии?

–Нет. Прапорщик фон Виллов. Она уже дважды справлялась о вас.

–Баронесса? – удивился Лабунский. – Она разве не на том берегу с дивизией?

–Баронесса теперь служит при штабе генерала Эрдели. И она в городе. Недавно вернулась.

–И она желает меня видеть?

–Вы счастливчик, корнет. У вас такие знакомые. Баронесса красива даже в том виде, что имеет сейчас. В гимнастёрке, галифе и сапогах. А какова она в дамском платье, господа! Могу лишь представить.

–И когда же состоится наша встреча, поручик?

–Пока это невозможно, корнет.

–Запрещено?

–Будь она вашей женой, я устроил бы вам встречу без одобрения начальства. Но баронесса не ваша жена. Могут возникнуть вопросы по цели свидания. Хотя я думаю, что свидание это не имеет отношения к армейским тайнами и тайнам контрразведки. Но сами понимаете, порядок есть порядок.

–А с чего вы взяли, что это личное, поручик? – спросил Лабунский. – У меня нет отношений с баронессой.

–Нет, так будут, – засмеялся Штерн. – Видеть то она желает именно вас, корнет. Чего тут не понять?

–Но я не думал…

–Так начинай думать! Время военное. Завра уже может так статься, что и думать нечем будет. Если поручик Васильев не найдется, то нас с тобой и наши к стенке могут поставить.

–Капитан! В нашей контрразведке не большевики. Мы сидели в тюрьмах хоть и недолго, но разницу могли ощутить.

–И это большая неблагодарность по отношению ко мне, господа, – сказал Иванов Второй. – Я ли не старался скрасить ваше сидение здесь?

–Простите меня, поручик. Я вам премного благодарен. Ваше общество мне чрезвычайно приятно. Тем более что вы накрыли нам такой стол. Большевики кормили нас сущей бурдой.

–И не давали Шустовский коньяк из погребов самого господина Сорокина…

***

Екатеринодар.

Городской сад.

15 сентября, 1918 год.

Подполковник Вольский между тем не забыл ни о Штерне, ни о Лабунском. Он не мог понять, как они оказались на стороне красных. Потому решил лично переговорить об этом с прапорщиком фон Виллов. Но этот разговор состоялся не в помещении контрразведки, а в городском саду, открытом ныне для гуляний.

Вольский был в цивильном костюме и подарил баронессе розу.

–Прошу меня простить, госпожа баронесса, за это приглашение. Но дело касается ваших знакомых. Корнета Лабунского и штабс-капитана Штерна.

–Я и сама хотела с вами о них говорить, господин подполковник. Они до сих пор в тюрьме.

–Я знаю. Но там им не так плохо. Я выяснил это обстоятельство. Господа офицеры недурно проводят время. Начальником там ныне стоит их приятель поручик Иванов Второй.

–Но отчего они там? Отчего не в бою? Или вы все еще не доверяете им?

–Нужно прояснить все обстоятельства дела, баронесса. Вы же сами захватили их в степи. Они были в красной форме. Перешли на сторону врага.

–Но обстоятельства…

–Я знаю, что они рассказали в контрразведке армии, баронесса. Что послал их на задание я, и они вынуждены были сделать то, что сделали.

–Но вы сами с ними не говорили, подполковник?

–А зачем? – спросил Вольский. – Чтобы снова услышать их историю, которую они уже рассказали? На это времени тратить не стоит.

–Но вы сами их отправили на задание!

–Однако командир их группы, поручик Васильев не вернулся. Его нет в городе. Я проверял. И никто не знает где он. Жив ли? А два наши героя живы и здоровы. И это после застенков ЧК, где через одного ставили к стенке, а через двух калечили на допросах?

–Вы подозреваете, что они агенты красных?

–Так получается.

–Это полная ерунда, подполковник! Лабунский большевик? Смешно!

–Возможно, один из них агент. А подозрения начет Лабунского у меня были давно. Это его знакомства с Губельман наводит на эту мысль.

–Но и я знакома с Анной.

–Вы иное дело. Вы просто вместе учились в гимназии. А у корнета, вероятно, была с ней более близкая связь. Вы понимаете, о чем я, баронесса.

–На этот вопрос я не могу ответить, господин подполковник. Возможно, что связь и была в 1914 году. Но потому она прервалась.

–Откуда вам знать, баронесса? Возможно, что в Ростове они эту связь возобновили.

–С чего вы взяли, господин подполковник?

–С того, что я допросил двух надзирателей местной тюрьмы. Они служили здесь и при царе и при красных. И они в один голос твердят, что некие товарищи Кравченко и Шаламов содержались здесь. И господина Кравченко вызывали на допрос к товарищу Губельман. Шаламова нет. А Кравченко вызывали.

–И какое отношение какой-то Кравченко имеет к Лабунскому?

–Документы на имя Кравченко, как раз получил господин Лабунский.

–Но что это доказывает?

–Возможно, что связь между Губельман и Лабунским возобновилась. И хорошо если она только интимного свойства. А если нет?

–И что вы хотите от меня, господин Вольский?

–Вы же хотите встретиться с корнетом, баронесса? Не так ли?

–Так. Вам доложили?

–Я начальник контрразведки дивизии, баронесса. И я могу обеспечить вам эту встречу.

–Вы хотите, чтобы я шпионила для вас?

–Нет! Что вы. Но в ваших интересах узнать, враг ли он или друг?

–Я ему верю.

–Вера это хорошо, баронесса. Тогда тем более вам бояться нечего. Вы только подтвердите факт, что корнет честный и храбрый офицер которому можно верить.

– Но что вы хотите знать конкретно?

– Все что с ними произошло в тылу у красных. Это очень и очень важно, баронесса. Как они попали в город? С кем встречались? Почему были арестованы? Кого арестовали первым? Почему им дали возможность поступить в красный полк? И с кем, как не с вами, корнет будет откровенен.

– Малопочетная роль.

– У многих из нас ныне роли малопочетные. Но нужно делать свою работу, баронесса. Итак?

– Я согласна вам помочь, господин подполковник…

***

Екатеринодар.

Тюрьма.

16 сентября, 1918 год.

Поручик Иванов Второй был удивлен визитом подполковника Вольского.

– Господин подполковник? Давно ждал вас. Но у вас не было времени на посещение ваших подопечных.

Подполковника покоробил фамильярный тот поручика. Но формально Иванов Второй ему не подчинялся. Тюрьма была в ведении 1-го генерал- квартирмейстера генерал-майора Плющевского, а не управления контрразведки. Тем более что Вольский был начальником контрразведки Дроздовский дивизии, а не контрразведки Добровольческой армии.

– Вы написали докладную записку о двух офицерах, что содержатся под вашей опекой, поручик.

– Штабс-капитан Штерн и корнет Лабунский.

– Я прибыл сюда ради них, поручик.

– Желаете с ними побеседовать, подполковник?

– Нет. В этом нет необходимости, поручик. Мне нужно устроить встречу корнета Лабунского и прапорщика фон Виллов.

– Вот как? А, позвольте вас спросить, зачем?

– Это дело не вашего ведомства, поручик. Зачем вам чужая головная боль? Дело контрразведки.

– Встреча мужчины и женщины? – усмехнулся поручик.

– Иногда это самое действенное средство, поручик. Но вы совершенно напрасно играете в благородство. Ныне это вредно для нашего общего дела. Идет война с большевиками. И если Штерн или Лабунский большевики, то мне нужно это знать.

–Вы шутите, подполковник? Как можно предположить такое?

–Нельзя недооценивать противника. Большевики имеют опыт подпольной и агентурной работы. Этого у них не отнять. Итак, поручик, мне нужно чтобы баронесса встретилась с Лабунским…

***

София Николаевна фон Виллов вошла в камеру корнета. Тот был один. Иванов Второй заблаговременно удалил из камеры штабс-капитана Штерна.

–Здравствуйте, Пётр Владимирович. Простите мне мою настойчивость.

–Здравствуйте, София Николаевна. Рад вас видеть. Простите, что принимаю в таком месте.

–Это ничего. Я в последнее время отвыкла от великосветских гостиных. Сейчас меня занимает только война.

–Вы в дивизии генерала Эрдели?

–Да. Я перешла в его дивизию. Эрдели более деятельный командир. А кавалерия Дроздовского, по моему мнению, оставляет желать лучшего. Но я пришла к вам говорить не про это. Скажите, вы верите в победу Белого дела?

–Я сражаюсь на его стороне. Хотя сейчас мы со Штерном не имеем такой возможности.

–Но верите ли вы в окончательную нашу победу?

–Сейчас я не могу ответить на этот вопрос, баронесса. В тюрьме у меня есть время на раздумья. И победа зависит от многих факторов. Революция в России уже произошла. Это свершившийся факт. Пролилась кровь и этого никто уже не изменит.

–Но против большевиков поднялись части чехословацкого корпуса. Советскую власть свергли в Поволжье, на Урале, в Сибири. В Омске сформировано антибольшевистское Временное Сибирское правительство. У нас здесь многие уверены, что большевикам конец. Мы не одни! Казачий Дон с нами! Сибирь с нами!

–Дай бог победы Белому делу, баронесса. Но что зависит от меня? Я всего лишь корнет. На нынешней войне я рядовой Дроздовского офицерского пехотного полка.

–И я рядовой конного офицерского полка. Не могу ручаться за свой завтрашний день. Буду ли жива? Завра мне выступать с конным эскадроном на фронт. Там требуются свежие силы.

–Уже завтра?

–А послезавтра мы вступим в бой. Мы с вами, Пётр Владимирович, только пылинки на этой воне. Что изменится если завтра меня или вас не станет? Кто заметит это?

–Я был на германской войне, София Николаевна. Там я видел многое. В 17-ом году солдаты отказывались воевать с немцами и говорили, что не хотят воевать за царя. Им было плевать на Россию и на её имперские амбиции.

–Такие люди и украли у России победу в 1917 году. И они ввергли страну в войну еще боле страшную. Но мы снова с вами говорим не о том, Пётр. У нас есть час или два. Я пришла не для разговоров. Просто не знала, как вам сказать.

–Я тоже растерялся, Софья. Зачем нам эта дискуссия о судьбах страны?

–Ты ждал меня не для этого?

–Нет. Хотя я не верил, что нам позволят встретиться.

Она вдруг спросила прямо:

–Ты ведь не любишь меня, Петр?

–Я сижу в камере. В последние несколько месяцев я сидел в тюрьме Ростова при красных. Затем в тюрьме Екатеринодара при красных. Теперь сижу в той же тюрьме при белых. Думаю о разном, но главное, чего мне хочется. Это обладать женщиной. Такое простое желание. На германском фронте у меня никого не было.

–А с Губельман? – спросила она.

–Я не видел её на германской войне.

–Но ты видел её здесь.

–Ты знаешь?

–Мне сказали. Твой подполковник Вольский сказал, что между вами могут быть отношения личного свойства.

–Их не было, – сказал Лабунский.

–У меня еще вообще ничего не было ни с кем. И я подумала, стоит ли умирать, не познав это? Мне, очевидно, не суждено стать матерью и выполнить основное предназначение женщины. Я не смогу продлить род баронов фон Виллов. А поскольку я последняя в этом роду то он прервется. Мой отец говорил, как важно продлить род. Но теперь я не думаю, что сейчас в годы таких потрясений это важно.

–Сейчас важно только одно – ты и я в этой камере. Мы одни и нас никто не побеспокоит.

–Час у нас есть.

–Целый час! Иногда это вечность!