Читать книгу: «Матрос», страница 3

***

⁃ Рота подъем!

Я услышал громкий противный крик сквозь сон, и в следующую секунду матросы начали спрыгивать со своих коек, как будто и не спали вовсе, а всю ночь ждали эту команду и готовились к ней. Я подорвался вместе со всеми и, продирая сонные глаза, начал шарить ногами по полу в поисках своих тапочек. Солдаты делали то же самое, творилась полная неразбериха: на все помещение стоял топот матросов, сквозь который разносились крики неумолимого дежурного по роте:

⁃ Бегом! Встали, построились в центральном проходе! Че телитесь! Быстро давайте! – орал он так, будто всю ночь копил в себе голос, настраивался.

Мы выбежали в центральный проход и кое-как построились. На распределителе нас будили так же, поэтому нельзя сказать, что это был мой первый такой армейский подъем, но здесь он ощущался как-то по-особенному. На распределке я ещё не воспринимал армию всерьёз, все-таки там мы даже толком ещё не служили, а здесь все реально походило на службу. Как же тяжело вот так вставать в первый раз.

⁃ Форма одежды – роба без гюйсов, прогары. Все на выход, строиться на плацу! – сказал дежурный по роте.

Он был таким бодрым, как будто гнал по венам крепкий кофе.

Форма на мне ещё не морская, а общевойсковая, быстро напяливаю её на себя и бегу на плац. На улице душно, солнечно, все роты построились на своих местах. От каждой из них выбирается матрос, который будет проводить зарядку. У нас – это наш баталер (тот самый крепыш, который вчера проверял наши вещмешки)

⁃ Сперва пробежимся 10 кругов, огибая часовню, затем вокруг плаца, спортплощадки и снова к часовне, – сказал баталер.

Сколько?! Да ты что, офонарел, что ли? Смерти моей хочешь? Я забыл, когда бегал в последний раз. Впоследствии выяснилось, что баталер с его десятью кругами вокруг часовни не входил ни в какое сравнение со старшинами с наших кораблей, которые гоняли нас до седьмого пота в любую погоду, но на второй день службы даже такая зарядка показалась нам чем-то совсем уж изуверским.

Кстати, «баталером» на флоте называют каптерщика, то есть матроса, отвечающего за имущество роты. Ну это так, лирическое отступление. Кажется, я уже говорил об этом.

А тем временем нас ждал утренний марафон. Это кошмар, скажу я вам. Баталер, видимо, был парнем спортивным и бегать очень любил, чего не сказать об остальных, в особенности, обо мне. После второго круга у меня начало покалывать в боку, и перебило дыхание.

Ещё через круг потемнело в глазах, и я потихоньку мысленно начал прощаться с мамой. В эту секунду я сильно пожалел о своём решении пойти в армию. Чего ради я все это затеял? Сидел бы себе спокойно дома, сейчас бы уже работал, зарабатывал бабки. Нет же, потянуло меня на приключения. Говорил мне папа: «Давай купим военник, сына, зачем тебе год жизни терять?» Это и стоило бы не таких уж больших денег, как может показаться. Да я бы даже сам их заработал. Эх, сейчас бы все отдал, чтобы вернуться обратно. Пятый круг, тут должны быть уже церберы, или что там было у Данте, хотя, там про Ад говорилось. Ну и что, здесь тоже Ад. Шестой круг, Господи, дай мне сил это вытерпеть.

Ноги окаменели и не слушались, кровь кипела в жилах, но я продолжал бежать. Мы замедлили шаг как раз в тот момент, когда я уже увидел ангелов. И в этот момент мне показалось, что ещё чуть-чуть, и я рухну на землю без сил. Но этого не случилось, мы просто закончили бег и плавно перешли на шаг, сбавляя скорость. Тут я понял, что никакие это были не ангелы, а всего лишь блики от утреннего солнца. Конечно же, бег – это просто разминка, и нас ещё ожидали упражнения. В принципе, здесь уже было полегче, простая школьная зарядка: повороты головы, круговые вращения кистями, приседания. В армии хватает садистов, известных своими изощренными приемами доведения личного состава до изнеможения, но обычно все вписывается в рамки простых, но крайне утомительных приседаний и отжиманий. Много же пришлось мне и моим сослуживцам постоять в позе «полтора в упоре лёжа». Более изнурительной пытки и не представить, а ведь речь идёт всего-навсего о согнутых руках в локте.

Итак, первая зарядка выстрадана, отлично, осталось не так много, ещё 362. Фигня вообще, раз плюнуть, подумаешь, блин, это для меня вообще не задача.

Завтрак был получше, чем вчерашний ужин. Каша и хлеб с маслом зашли как надо, даже кофе дали, ну это, конечно, был не латте с карамелькой, а суровый русиано, который варят в огромных пятидесяти литровых кастрюлях и разливают поварешкой по советским граненым стаканам. И да, все это делают здоровенные бабищи в возрасте, прямо как в садике.

Утреннее построение с поднятием флага. Дежурный по части и комбат, отдавая воинское приветствие, маршируют друг другу навстречу. Это выглядит забавно. Ведь ладно, когда маршируют солдатики, это как-то мило, даже трогательно, но взрослые мужики при этом выглядят странно. Но ко всему привыкаешь и к этому тоже, через месяц другой это, как и все остальное в армии, кажется нормальным. Матросик поднимает флаг гюйс, играет гимн, и, конечно же, нам предстояло его петь, причём целиком. Что интересно, текст знали далеко не все, я бы даже сказал, что полностью им владели очень немногие. Я был из их числа. Не сказать, что я патриот, но текст гимна, как и молитву Отче наш, знал наизусть, причём никогда целенаправленно не учил ни то, ни другое. Такие вещи как-то вот въедаются в тебя, впитываются вместе с молоком матери, они в тебе, что называется, установлены по «умолчанию». Когда поешь гимн, то волей-неволей закрадывается то самое светлое патриотическое чувство. На секунду я даже загордился, что служу, что не откосил, правда, это из меня моментально улетучилось, и осталась лишь ненависть ко всему живому. Но момент был и он был приятный.

***

⁃ Кто хочет колы? В соседнем корпусе стоит автомат, там всякие шоколадки и прочее, – сказал стармос, зайдя в курилку.

Он был высоко роста, держал в руках блокнот и карандаш.

Я в этот момент уже докуривал сигарету. Старшого сразу обступила матросня, выкрикивая заказы. Тут же зашуршали купюры. Тогда я впервые узнал, что в армии можно ещё и зарабатывать. Схема была достаточно банальна: в офицерском корпусе стоял автомат со всякого рода сладостями, но доступ туда был только у офицеров, мичманов и нескольких стармосов. Они собирали с молодняка деньги за шоколадки и газировку (естественно, больше, чем реальная цена всего вышеперечисленного) и шли покупали товар, ну а разницу клали себе в карман. С одной такой ходки матрос зарабатывал в среднем тысячу.

⁃ Запиши-ка и меня, хочу бутылку колы и Сникерс, – сказал я стармосу.

Я не против малого бизнеса, да и сладкого хочется.

В курилке бегали огромные крысы, которые совершенно не боялись людей. Они шныряли туда-сюда в поисках еды. Крысы теперь у меня прочно ассоциируются с армией, и, в частности, с флотом. Они преследуют матроса всю службу, грызуны не боятся людей, они заботятся о выживании. Кстати, неплохая аналогия с людьми, почему так иногда называют людей? Крысы – это те, кто не готов жертвовать, кто не хочет терпеть лишения. Такие люди (хотя, я бы даже не назвал их людьми) хотят личного комфорта и думают только о своём благополучии, поэтому они залезают даже в самые мерзкие места, где нормальному человеку не позволит быть его совесть.

Я в армии меньше недели, но кажется, что я очень давно здесь, такое ощущение, что все это было, дайте чего-то нового. Подъем, зарядка, завтрак, подъем флага, строевая, курилка, обед, строевая, курилка, ужин, прогулка, вечерняя поверка, отбой. Неужели это ждёт меня всю службу? Господи, за что?

***

Утром после всех мероприятий нас строят и приказывают пройти в подвал здания. Я спускаюсь по старой бетонной лестнице и думаю о революционных подвалах, где проходили расстрелы.

⁃ Построились, бл***! – мичман орал так, что штукатурка отлетала от стен, – подходим по одному, говорим громко и чётко свой размер! Не мямлить, как бабы! И быстро! Кто будет телиться, получит в лоб!

Казалось, этот старый потертый мужик не умеет тихо говорить, он просто разговаривает криком, он так привык, это у него такой голос. И маты, которые сыпались на нас из его рта, вовсе не воспринимались таковыми, они настолько искусно вплетались в речь мичмана, что даже придавали ей какой-то шарм. Армейский язык – это язык матов. Он не может существовать без них, ведь теряется весь смысл, не воспринимается всерьёз. Как-никак между «построились» и «построились бл***!» есть колоссальная разница, я бы даже сказал, пропасть. И если первое не производит должного впечатления, то второе заставляет ноги двигаться. Это словно заклинание, мантра.

Как вы уже поняли, нас привели переодеваться из общевойсковой формы в военно-морскую. Эта форма одежды номер два или просто двойка. Синяя роба, синие штаны, уставной гюйс, тельняшка, прогары, портупея и чёрная пилотка, на которой красуется кокарда. Свою «зеленку» мы сняли, упаковали и отдали на склад. И слава Богу, потому что она мне не особо-то и нравилась. Синяя форма теперь – моя вторая кожа, и с ней я не расстанусь целый год.

Первые минуты в новой форме вызывают гордость. Чувствую себя моряком, правда, пока без моря.

***

Утро нового дня не сулит ничего хорошего, главное – держаться, ведь другого выхода все равно нет.

– Рота, подъем! – заорал дневальный, что есть мочи, как будто от этого крика зависит его жизнь.

А мы в своём репертуаре: вскакиваем с коек, одеваемся так быстро, как только можем. Рядом шконка, со второго яруса которой свисают две ноги с окровавленными мозолями на сухожилиях. Бедный матрос, ещё недели не служит, а ноги уже сгнили к чертям собачьим. Обувь неудобная, ещё и новая, жесткая. Это вам не фирменные итальянские ботинки, которые идеально облегают ваши ножки, а говнодавы, способные стереть до основания все, на что они надеты.

– Что-то совсем плохо себя чувствую, – говорит охрипшим голосом один из парней, с которым я приехал.

– Сходи в медпункт, а то вообще сляжешь, – ответил я ему. Признаться честно, мне было совершенно до фонаря на проблемы сослуживца. Наоборот, то, что он начал жаловаться, меня несколько раздражало. Че ты тогда пошёл сюда, знал же, что здесь будет нелегко.

Я попытался быстрее от него отвязаться под предлогом того, что мне надо умываться. Мало мне, что ли, своих проблем, ещё чужие переваривать. В армии, несмотря на то, что вокруг тебя все время люди, чувствуешь одиночество, как никогда.

Где-то в середине дня привезли ещё партию новобранцев. Я поймал себя на мысли, что чувствую некое превосходство над этими запуганными щенками (как будто я уже не такой щенок). Баталеры приказывают им, чтобы те складывали в кучу все еду, которую привезли с собой. Минуты через три гора всякой жратвы выросла на глазах от пола до пояса. И чем только не нагрузили заботливые мамы своих сынулек.

– Сигареты есть? – спрашиваю я полушепотом, подбегая к одному из «зеленых».

– Не, все скурили, ты че, тут сигу достать даже нельзя, сразу чайки налетают.

И то верно, в армии пачка сигарет – это девятнадцать «спасибо» и одно «покурим».

Новобранцев выстроили в коридоре залитой солнечным светом казармы, и так же как и нас, заставили вытряхивать свои вещмешки. Нас же посадили в ленинской комнате за парты и на каждую парту положили устав РФ, мол, изучайте обязанности солдата/матроса. Чтиво, скажу я вам, так себе, это вам не остросюжетный детектив, минуты через полторы начнёте засыпать.

– У кого высшее образование? – спросил старший лейтенант, вошедший в комнату.

Все подскочили как ненормальные.

– У меня, – выпалил я, но через секунду пожалел.

Совет по выживанию в армии №1

Инициатива еб** инициатора.

Никогда не высовывайся, если не хочешь огрести, можешь нарваться очень жестко. Лучше вообще себя вести тише воды, ниже травы.

Тем не менее я почему-то как-то не задумался о последствиях (а зря) и решил вставить свои пять копеек. К счастью, мне повезло, ничего страшного со мной не случилось. Оказывается, старшему лейтенанту нужны были писари. Дело в том, что огромное количество новобранцев – это ещё и огромное количество документов, которые надо заполнять. С этими бесполезными тушами пришли ещё и их бесполезные военники. Да-да, та самая заветная красная книжулька, ради которой в большинстве своём мы все и приперлись сюда. Каждый призыв льется этот поток бумажной писанины, и офицерам приходится его разгребать, а делать они это страшно не любят (они вообще ничего не любят делать, тем более работать), поэтому, зачем заполнять документы самому, ведь куда проще найти пару образованных карасей, у которых красивый почерк, и заставить их перелопачивать сотни военников. Теперь у меня было занятие. Я сидел и заполнял военные билеты новобранцев. Они были новые, пахли типографской краской и издавали характерный треск при открытии. Моей задачей было заполнить строчки с номером военной части, в которую прибыл новобранец. Ничего сложного, но сделать это надо было аккуратно, за помарки старший лейтенант обещал отправить нас на дючки, поэтому мы сидели и выводили часами одни и те же письмена. В этой рутине пролетело два дня с перерывами на сон, зарядку, все построения и еду.

***

Поначалу я с интересом разглядывал военники и фотографии матросов в них, имена и фамилии, отмечал наиболее причудливые. Русская земля богата на забавные, порой несуразные фамилии. С именами вот все четко: это всегда Андреи, Саши, Ильи, Вовы, Миши, Юры, все как всегда.

Пока я был занят, в ленкомнату приходили и уходили разные офицеры, что заставляло меня автоматически бросать работу и вставать по стойке смирно. При этом офицеры так по-отечески показывали мне жестом, мол, садись, и добавляли «занимайся». Это слово в армии используют повсеместно, то ли оно входит в какой-то обязательный армейский сленг, то ли уставом прописано, но я слышал его на протяжении всей службы во всех частях и кораблях, на которых мне довелось побывать. Услышав это слово, я спокойно садился и продолжал работу. Офицеры всем видом показывали, что можно было и не вставать, но…

Правило выживания в армии №2

Попробуй только не встать по стойке смирно, когда в комнату входит офицер. Это надо делать всегда, вне зависимости от его настроения.

Если у офицера оно хорошее, встав, ты его не испортишь.

Ну а если оно плохое, встав, ты спасёшь свою жизнь.

Вообще, в армии все эти правила вначале могут показаться немного абсурдными и какими-то даже неуместными. Ведь если задуматься: зачем постоянно вставать, итак ведь понятно, что ты уважаешь офицера, но нет же, подпрыгиваешь как ненормальный. Потом до тебя со временем доходит, что армия таким образом муштрует и тренирует в тебе полное повиновение. Примерно так же, как натаскивают собак на команды. Собака знает: если выполнит команду, то не получит по щам. С солдатом, в общем-то, то же самое. Сперва в нем возникает недоумение, и этакий дух бунтарства берет своё, солдат чувствует некую несправедливость происходящего, и сформированная гражданкой гордость не даёт военному войти в это состояние полного подчинения. А если задуматься, то только полное подчинение может сформировать того самого воина, который без раздумья кинется с гранатой под танк. Это же не может сделать здравомыслящий человек, верно? Он же не дурачок, инстинкт самосохранения это не позволит сделать. Поэтому первоначальная задача армии – уничтожить личность, сделать ее винтиком огромного механизма. Это такая метаморфоза, превращающая человека в патрон в обойме. Может, звучит жутко, но на самом деле логично – солдат не должен думать, он должен выполнять приказы.

Ещё в армии здорово обнажается человеческая натура, все самые низменные качества, потому что приходится столкнуться с огромным количеством людей всех социальных слоёв. Если угодно, то армия представляется этаким срезом общества, иллюстрацией поколения, в котором ты существуешь в настоящий момент времени.

Как сказал отец одного из моих друзей, тоже прошедший ещё ту, советскую службу: «В армии ты встретишь тысячу еб**** характеров и к каждому из них придётся искать подход». Тут я, черт возьми, подпишусь под каждым словом. В армии за одним столом с тобой будут сидеть как интеллигентные ребята из хороших семей, так и откровенные гопники, которых ты на гражданке предпочитаешь обходить стороной. В армии человек может получить реальную власть над людьми. И это место, как никакое другое, очень быстро выявляет лидерские качества человека. Причём именно здесь понимаешь, что такое быть лидером и какие лишения придётся из-за этого нести. Офицерам всегда нужны два типа людей, и первое, что офицеры делают, когда пополняется личный состав, выявляют эти типы. О ком идёт речь? Конечно же, это стукачи и быдланы. Совсем идеально, когда эти качества соединены в одном конкретном солдате – такой просто на вес золота. Ему обеспечены и звания, и привилегированное положение на службе. Но такие бывают крайне редко.

Офицеров совершенно не интересуют и даже раздражают принципиальные засранцы, которые не хотят стучать на своих товарищей, радеющие за коллектив и прикрывающие сослуживцев в разных ситуациях. Иными словами, чем ты говнистее по натуре своей, тем лучше из тебя получится лидер. Сами посудите: ведь офицер, чтобы эффективно управлять своим личным составом, должен быть в курсе всего, что происходит у него в роте в любое время. Для этого ему нужен свой засланный «казачок» в рядах солдат, иначе офицер просто не сможет никого ничем ни запугать, ни занять. Тяжело контролировать, не зная ситуации.

Удивительные вещи творятся с человеком, когда он получает даже самую маленькую капельку власти.

Все то время, пока я сидел в ленинской комнате и заполнял военные билеты, я был не в одиночестве. Туда же приводили партии матросов, которых было нечем занять, и давали им читать устав. Они, естественно, ни черта не читали, только делали вид, и то под присмотром. Пока не было офицеров, солдаты устраивали балаган, шумели, галдели и смеялись.

Внезапно в ленкомнату заходит здоровый парень в одной тельняшке, штанах и тапочках, руки в карманах, походка вразвалочку, всем своим видом он показывает, кто тут папа.

⁃ Встать! – рыкнул он на матросов, и все, как один, подскочили, я тоже, по инерции.

⁃ Сесть! – крикнул он снова.

Парень был опасный, тестостерон переливался через край. Матросы не стали спорить с ним и сели.

Зашедший матрос повторил эту операцию несколько раз, затем сел рядом со мной.

⁃ Ты можешь не вставать, работай, – обратился он ко мне.

Я кивнул и продолжил заполнять военные билеты. В течение следующих минут 20-ти, если этот парень слышал, как матросы шушукаются, он кричал на них и заставлял садиться и вставать десятки раз, пока те не замолкали. В конечном счете матросы сидели тихо, потому что любому надоест такая глупая физкультура. Когда пришёл офицер и увёл всех обедать, я повернулся к этому «начальнику» в тельняшке и спросил:

⁃ А вы сколько служите уже?

⁃ Неделю, – усмехнулся он.

Вот те раз, я-то думал, что это либо какой-то прожженный дед, либо сержант, или хотя бы старший матрос. А он оказался обычным новобранцем, как и мы все, просто со стороны начальства ему были разрешены некоторые шалости, и у парня снесло крышу.

Должен сказать, жизнь канцеляра имеет свои преимущества: пока все маршируют и занимаются прочей солдатской ерундой, ты тихонько себе сидишь и заполняешь какие-нибудь бумажонки, особенно, я думаю, это актуально зимой. Эта должность дает много плюсов: например, можно выйти в туалет, когда захочешь, сходить с такими же «неприкасаемыми», как и ты, отдельно покурить. У канцеляров обычно хранятся все телефоны, так что при желании можно позвонить, пока не видят, и никто не будет шмонать. Заполняя бумаги, ты приобретаешь особый статус, дневальные обращаются к тебе «товарищ канцеляр», а не просто «эй ты, как тебя там!»

Простые солдаты начинают чувствовать твоё влияние и испытывают к тебе уважение и зависть. Можно пойти в запретный для смертных блок и достать в автомате банку газировки. Я понимаю, что, может, это прозвучит немного смешно, но чего уж тут говорить, в месте, где нельзя даже сходить в туалет без разрешения, все эти мелочи кажутся какой-то нереальной свободой. И я с первых дней в армии стал пересматривать свои взгляды на многие, казалось бы, очевидные вещи.

Например, оказывается, можно кайфовать от того, что ты просто вышел покурить не в строю, ведь 90% времени солдат видит бритый затылок стоящего спереди и ничего больше.

Но, как и во всем, в такой службе есть и недостатки. Самый серьезный среди них – дикие объемы работы. Макулатуры так много, что за день просто физически не успеваешь всю ее перелопатить. Приходится задерживаться после отбоя. Пока все солдаты спят, ты сидишь ночью в ленкомнате или отдельном кабинете и пишешь, пишешь, пишешь… А ведь подъем-то у тебя будет как у всех, для канцелярских крыс нет поблажек в виде пары лишних часов сна.

И тут неизвестно, кем быть лучше: простым солдатом, который живет по распорядку дня и вовремя отбивается, или блатным, который имеет кучу поблажек, но нормального сна ему не видать. Конечно, не все так однобоко, и далеко не каждый день много работы, нередки случаи, когда и писари ложатся вовремя, но служба так себе.

Спустя почти четыре дня такой босяцкой жизни я к ней попривык и уже стал думать, что все у меня так дальше и пойдёт, что просижу я весь год за бумажками. Меня такая перспектива, в принципе, устраивала. Ребята, которые работали со мной, красочно описывали, что, мол, будут часто отпускать в увалы, будем по вечерам сидеть в баталерке и бухать, что жизнь будет райской. В какой-то момент я подумал, что мне повезло, ещё армия толком не началась, а уже такая малина. Я успокоился, а зря…

Тогда я ещё не знал, что служить мне в этой части останется всего один день.

Совет по выживанию в армии №3

Никогда не строй планов в армии и не думай о будущем.

Потому что здесь все может измениться в любую минуту, и ты никак и ни на что не сможешь повлиять. У любого начальника, наобещающего с три короба, обязательно есть другой начальник, который все одним словом может поменять. Поэтому в таких закрытых экосистемах как армия и флот нужно быть готовым ко всему и, что называется, «сидеть на чемоданах», тут уж как Родина прикажет, так и будем действовать.

Утром нас построили в центральном проходе и стали по одному заводить в кабинет. Я пытался сказать, что у меня куча работы в канцелярии. Дежурный по роте ответил, что ему было приказано построить здесь всех новеньких. Когда до меня дошла очередь, я вошёл в кабинет, в котором за двумя разными столами сидели офицеры, самый младший среди них – капитан третьего ранга.

⁃ Фамилия? – жестко и сухо спросил меня один из них, не отрывая глаз от своих бумаг.

Я назвал фамилию, офицер покопался в разных стопках с документами и нашёл мое личное дело.

⁃ Образование? – таким же тоном спросил другой.

⁃ Экономист, – ответил я.

Офицеры оторвались от бумаг и подняли на меня глаза, затем переглянулись, усмехнулись.

⁃ Экономист, говоришь, нахрен ты тут сдался. 477, свободен, – выпалил капитан второго ранга и отложил мое дело в сторону.

Я вышел из кабинета немного озадаченный: что это за магические такие цифры мне сказали, надо срочно узнать.

⁃ 477- это Кронштадт, поедешь туда сегодня, – сказал мне с некоторым сожалением один из писарей, – жаль, мы к тебе тут уже привыкли.

⁃ А что там, в Кронштадте? – мой интерес не угасал.

⁃ Учебка, такая же, как и эта, их всего три: Питер, Кронштадт, Ломоносово. Был ещё Выборг, но его расформировали, – ответил писарь.

Вот так, только я себе представил интересную службу, как меня куда-то переводят, причём прямо сегодня ночью. Надо было заканчивать писательские дела, готовить вещмешок. Я попрощался с писарями, стрельнул у них пару сигарет и отправился в расположение роты готовить свои вещи.

Вечером после ужина нас выстроили на плацу, началась муторная процедура проверки вещмешков на наличие прописанных уставом «принадлежностей солдата». Особое положение в этой вещевой иерархии занимал насессер, так называемая «косметичка солдата». Он представлял собой небольшую сумку с принадлежностями для личной гигиены. Качество их было так себе, как и все в армии, да и офицеры требовали от нас, чтобы мы не вздумали распечатывать эти сумки. Их выдавали в основном для галочки, чтобы до конца службы такая «косметичка» хранилась у бойца не распечатанной, а после окончания отдавалась другому бойцу. Этакий талисман, чушь, короче. Нас выстроили в две шеренги. Вдоль них ходил офицер и зачитывал по списку вещи, которые должны быть в вещмешках. Весь этот процесс я описывал подробно ранее, так что не будем тормозить здесь. Все это заняло около получаса, затем нас погрузили в зеленые военные автобусы и отправили в Кронштадт.

Автобус рассекал ночные улицы Петербурга, словно корабль морские волны. Я смотрел на залитые тусклым светом фонарей улицы и думал о том, что меня ждёт дальше. В эту минуту я вспомнил, как перед самым перроном, когда трясся в поезде, я стоял один в тамбуре в зеленой форме и тихо молился. Просил, чтобы Господь дал мне сил и терпения пережить службу и сделать это достойно, не потеряв себя.

Сейчас уже, конечно могу сказать, что зря я так переживал, не так страшен черт, как его малюют, но вот уже после службы, если мне приходится видеть на гражданке молодых ребят, которые нервничают и переживают по поводу армии, я их понимаю. Понимаю весь страх этой неизвестности, того, что с тобой будет. Этот страх испытывал и я, когда ехал в автобусе в Кронштадт.