Читать книгу: «Время жить», страница 3

Глава

V

– Сколько? – строго спросила Ангелина.

– Тридцать семь и три, – промямлил Леша, не высовывая носа из-под пледа.

– Ничего страшного. Тебе пропускать нельзя, сам же знаешь. Пей противовирусное и мигом в колледж, – сказала женщина, протягивая стакан с сомнительной желтой жидкостью студенту.

– Не хочу.

– А я хочу брать выходной и с тобой сидеть? Не хочу. Вот и все, не помрешь. Пей, я сказала.

Романов пожмурился, но выпил, затем даже сам не понял, как оказался в колледже. Он поздоровался с Савелием, когда увидел его в коридоре, но тот будто от мира сего, проигнорировал друга. Леша фыркнул.

В коридоре одногруппники говорили что-то про политику, будто больше тем для обсуждения не нашлось. Один из них был курносый, с позолоченной цепочкой на груди и в свитшоте². Романов сел на красный диван возле них и посмотрел на одну из картин, висящих в коридоре. Там была изображена девочка в шляпе с наивными голубыми глазами, ни разу не видящими ужас жизни. Да и Леша ни разу его не видел. Хотел бы он рисовать такие картины. А температура тем временем нагревала разум студента.

– Да что Третьев? Он сам ни на что не способен, только на министров все спихивает. А они на простых рабочих, – сказал курносый парень с совиными глазами.

– Тем других нет? – встрял Леша, поворачивая голову к компании.

– А тебе какое дело? Небось, сам этому Третьеву ноги целуешь.

– К чему это? – Леша свел вместе брови.

– К тому, что ты ему уже как сыночек. Всем в колледже известно, как ты сюда поступил.

Романову отчего-то стало страшно. Бросило в жар.

– К твоему сведению, я поступил без спросу родителей. Хотя, для чего мне перед тобой отчитываться? Мы даже не друзья.

– А я не хотел бы дружить с таким щенком. Только и можешь под плащ президента прятаться, даже спорить нормально не хочешь.

– А какой толк от этого? Ты все равно ужасно ведешь себя и даже не пытаешься слушать.

– Ты посмотри, – парень толкнул друга, стоящего рядом, в плечо, – Решает, как мне нужно себя вести. Точная копия Третьева.

– Не правда, – еле выдавил из себя студент. Откуда-то появилось чувство, словно его облили из ведра холодной водой.

– Ой-ой-ой. Еще зареви здесь. Чего трясешься?

Леша взглянул на свои руки. Они действительно тряслись, будто студент замерз. Вместе с руками в ту же секунду начало трястись все тело, вплоть до скул, которые не могли этого. Романову стало еще страшнее. Он встал на ноги и пошел в сторону уборной, чтобы умыться холодной водой. Ему уже было плевать на то, что могли подумать одногруппники. «Что происходит?..» – думал студент. Он дошел до туалета и закрыл за собой дверь, оставшись наедине со своими мыслями. К горлу подступил ком, а дрожь в теле все не унималась. Она, напротив, становилась все сильнее. Хотелось крикнуть громко-громко, но что-то будто начало душить. Леша схватился руками за горло и зажмурил глаза, чувствуя слезу, ринувшуюся вниз по щеке. Появилось чувство, что происходит что-то очень страшное. Что-то, из-за чего он в эту же секунду умрет.

Одна мысль перебивалась другой. Он думал, что сам Третьев схватил его за горло и теперь не дает сделать вдох. Он начал кашлять, упал на колени. В туалет стучали, но Леша не слышал этого из-за шума в ушах и биения собственного сердца. Казалось, что секунда длится вечность. Дальше он помнил смутно.

– Вот оболтус, вы поглядите, что он устроил! – возмущенно говорил хорошо знакомый женский голос.

Студент лежал на койке и приоткрытыми глазами смотрел в потолок. Кажется, он был в медпункте. Не помнил, как попал сюда.

– Чего разлегся? Хорошо уже всё, быстро вставай, – говорила мать.

Леша молчал, вяло глядя на нее.

– Ой, ну не прикидывайся. Это тебе от температуры плохо стало? – она обратилась к медсестре, – А я говорила ему в колледж не идти. Простыл вчера, болван.

– Женщина, можно тише? Это не от температуры, успокойтесь, – медсестра повернулась к Леше, – Как ты себя чувствуешь?

– Нормально.

– Тебе нужно идти на пары, раз ты лучше себя чувствуешь. Скажи, пожалуйста, у тебя раньше случались панические атаки?

– Что? – спросил Романов, изгибая бровь.

– У тебя раньше были панические атаки, Леша?

– Нет.

– В этом нет ничего страшного, с этим просто нужно жить, делать дыхательные упражнения. Я дам тебе листочек, на нем написано, что нужно делать.

Леша сел на койке, будто в прострации. Он только начал осознавать происходящее. Из-за чего могла случиться паническая атака? Неужели, потому что его сравнили с президентом?

Оставшиеся пол дня он был исключительно в своих мыслях. Он все не мог отойти от этой…атаки, но Борис Дмитриевич – тот самый преподаватель с холодным взглядом – вновь рассказывал что-то о цвете:

– Таким образом, цвет – это одна из составляющих художественного образа. Цвета в картинах гармонизируются по принципам дополнения и контраста, пропорционального соотношения, звучности и глухоты, – говорил преподаватель, невесомо касаясь кистью холста, стоящего посреди мастерской, где сидели студенты. Это было светлое помещение с белыми стенами и бежевыми стульями. В одном углу стояли мольберты, на которых должны были рисовать студенты, в другом была большая коробка, в которой лежали разные гипсовые формы. От простого шара до цилиндра. На окнах были старые жалюзи, которые давно надо поменять, но никому это было не нужно. – Цвет, как характеристика, имеет собственные и субъективные, обусловленные восприятием свойства цвета.

Прозвенел звонок. Борис Дмитриевич отпустил всех, легко улыбнувшись, и сам ушел.

А у Леши впереди ещё был вечер. Тяжелый вечер, когда приходится ужинать с семьей. Он не любил ужины. И вообще не любил проводить время дома, что очевидно. Хотя были моменты, когда можно было порисовать. По пятницам, к примеру, у отца был футбол. Он садился его смотреть еще днем и так до позднего вечера. Он ел разную нездоровую еду, пил кофе всегда без сахара и молока и чавкал, но вся семья привыкла к этому. По средам, в час дня у бабушки начинался онлайн-сериал. Она садилась на бежевый кожаный диван в гостиной и смотрела его, параллельно решая судоку³ в планшете. К ней подсаживалась тетя.

Еще к Романовым часто приходили гости. В основном, какие-то известные и важные люди. «Ни минуты свободного времени» – говорила мать, давая роботу задание. Они сидели в гостиной, а иногда обходили квартиру целиком, чтобы дать свою оценку и в сотый раз спросить, почему Романовы не живут в своем загородном доме. А в загородном доме плюсов не было. Вокруг искусственные деревья, а чем они лучше домов и электромобилей? Верно, ничем.

– Ну, ты хоть по оценкам за другими успеваешь, а? – спросил дедушка Максим, пережевывая салат. Студенту в глаза всегда бросались его седые густые брови, которыми он забавно дергал, когда жевал.

– Успеваю. Почти лучший в группе, – ответил Леша, ковыряя вилкой мясо по-французски.

– Вот молодец. Сразу видно: мой внук.

– Конечно, пап. Как же без тебя, – добавил Николай, – А что с тобой в колледже сегодня случилось?

– Да ничего особенного, – ответила за сына Ангелина. – Медсестра сказала, что с этим можно жить. С температурой сегодня убежал, представляешь? Вот от нее плохо и стало.

– Как ты учиться хочешь, внучек. Молодец, – сказала бабушка Леши. Ее звали Юлия. Она была такая же седая, как её муж, но с крашеными концами. Они были угольно-черные, из-за чего в тени казалось, что волосы у женщины немного короче, чем есть на самом деле. Глаза немного косые, но смотрела она точно в душу.

– Ага, – буркнул студент, – Мам, – он поднял голову. – Медсестра сказала, что это не от температуры.

– Ой, да какая разница? – спросила мать. – Главное – ничего серьезного.

– И хорошо. Будущий президент здоровым должен быть, – сказал Николай.

Леша резко воткнул вилку в мясо, но промолчал.

– Кстати, он в гости не собирается? – с набитым ртом спросила сестра Николая, – А то все вы к нему, да вы.

– Точно, Зой. Спасибо, что напомнила, – ответил Николай. – Он собирался к нам на этой неделе. Приготовил подарок для Леши.

– Мне не нужно, – пробубнил под нос студент.

– Ты еще даже не знаешь, какой подарок, дорогой, – сказала Ангелина.

– Верно, ангел. Этот подарок тебе точно понравится, сын.

– Может быть. Спасибо, я наелся, – сказал Леша, положив вилку и встав из-за стола.

Наконец-то этот кошмар закончился. Взрослые продолжали о чем-то говорить, бабушка как всегда странно хихикала, а отец чавкал, но студент не хотел это слышать. Он закрылся в комнате, не впуская даже сестру и сел за стол, включив ноутбук.

Он мог бы надеть очки виртуальной реальности и поговорить с кем-то (несколько лет назад были придуманы очки, которые могут «возродить» кого-то с семьи и дают возможность виртуально поговорить с этим человеком), но он не любил это. Просто не было человека, с которым можно было так поговорить.

Леша всегда находил занятие в своей комнате. Он рисовал, играл на компьютере, слушал музыку или просто лежал. Но ему никогда не было скучно.

– Леша? – послышался детский голос за дверью, – Зайцы прячутся под деревом.

Леша встал на ноги и подошел к двери, отрыл ее. Сестра стояла с большим зайцем в руках.

– Я не могу уснуть. Мне кажется, что под кроватью кто-то есть.

– Глупости какие. Это всего лишь твой страх.

– Не правда. Там правда кто-то есть.

– Мышка?

– Мышка?! – испуганно переспросила Алиса.

– Ладно, не мышка. Там никого нет. Это просто ветер.

– Но мне страшно, Леш. Там сидит тетя, – прошептала девочка и прошла в комнату брата.

– Какая ещё тетя? – тихо посмеялся Романов, закрывая дверь.

– Тетя, которая читала книгу, – шепнула Алиса так, будто начала рассказывать страшную историю.

– Кто тебе про книги рассказал? – спросил Леша, присаживаясь на диван.

– Мама. Она рассказывала мне историю про тетю, которая однажды решила ослушаться президента и прочитала книгу.

– Слышал я эту историю. Мне тоже ее в детстве рассказывали. Потом эта тетя сошла с ума, потому что книги вызывают галлюцинации. И вообще мозги они засоряют.

Всем в детстве рассказывали эту историю, передавая ее из поколения в поколение. А все с годами, точно дети, продолжали верить в эту сказку. Непонятно, кто первый её придумал, но всем эта история со временем начала казаться чистой правдой.

– Да. А разве нет?

– Нет, – ответил студент, удивляясь самому себе. Только недавно он сам как огня пугался книг. Что произошло?

– Но мама говорит…

– Мама много чего говорит. Не всем словам нужно верить.

« Да я ведь сам не прочел ни одной книги. Откуда такие выводы? Неужели я больше верю сказкам двух людей, нежели себе?» – подумал Романов.

– Ладно. Ложись у меня. А мамины страшилки на ночь больше не слушай.

– Хорошо, – кивнула девочка, обняв крепче плюшевого зайца. Она забралась с ногами на синюю кровать и начала разглядывать рисунки на стене, будто ни разу их не видела, – Красиво. А кого ты здесь рисовал? – спросила Алиса, указывая на аккуратный портрет парня с горбинкой на носу и русыми волосами.

– Это Савелий. Друг мой.

« Был когда-то другом» – пронеслась мысль в голове.

– Помириться с ним нужно…– вздохнул он.

– А почему вы поругались? Я могу помочь вам помириться?

– Не думаю, зайчонок. Мы из-за книг поругались.

– А почему? – не унималась девочка. Детский ум так спокойно реагировал на слово «книги», что становилось даже непривычно.

– Потому что мне, как и тебе, в детстве рассказали страшилку про тетю, которая читала книгу.

– А ему не рассказывали?

– Не рассказывали, судя по всему.

– Люди такие странные, – задумчиво сказала Алиса.

– Почему?

– Не хотят мириться. Всегда ждут чего-то.

– Ты права. Сейчас же ему позвоню.

Глава

VI

Домой Савелий зашел шумно, слегка испугав бабушку. Он положил шоппер⁴ в угол комнаты, а сам громко сел на кресло, надув щеки. За окном стояла жара, которая совсем не хотела соглашаться с дождливым настроением парня.

– Что случилось, Сева? – спросила старушка, откладывая планшет.

– Он сжёг листок, – как робот выдал парень.

– Ох, – вздохнула Василиса, ближе подсаживаясь к внуку, – Но это не означает, что нужно опускать руки, верно? Что он сказал?

– Он говорил о галлюцинациях и зле, которое распространяют книги. Сказал, что они промывают мозги.

– А ты что?

– А я пытался доказать, что это не так.

– Так чего расстраиваешься?

– Потому что Леша сжег листок, на котором я писал.

– Но он прочитал?

– Да.

– А сколько еще людей не читали то, что ты написал?

– Сотни. Тысячи.… К чему это?

– Люди начнут читать. Незаметно это должно войти в привычный обиход, тогда люди поймут, что опасности в книгах нет. Леша прочитал, сам этого не понимая. А ведь так можно сделать со многими. Рассказывать сюжет книги, как историю, произошедшую с твоим знакомым.

– Верно, – под нос себе ответил Савелий.

– А чего ты книжку спрятал-то? Прочитать не хочешь?

Парень промолчал, хмыкнул, затем тихо буркнул, что хочет. Теперь ему хотелось доказать свою правоту всему миру. Он встал на ноги и пошел к сундуку, достав оттуда всю ту же старую книгу. Он сел в кресло и раскрыл её, с легкой улыбкой решив читать про себя.

– Если не поймешь – ничего страшного. Достоевский не для всех, тем более ты ни разу не читал книг, – сказала старушка, включая телевизор и тут же переключая канал, – Опять этот театр показывают. Неужели все действительно верят в то, что наш президент – ангел? Кошмар.

– Пойму, – ставит себе цель парень, упуская остальные слова. Он заинтересован как никогда. А книга читается медленно, неторопливо. Внутренний голос почти по слогам проговаривает каждое слово, а иногда приходится перечитывать предложения или слова по несколько раз. Он пока мало что понимает, а больше всего непонятны эти многочисленные описания. Но это временно, да? Со временем это уйдет и он все поймет.

Через пару часов у Савелия устали глаза. Он закрыл книгу и восхищенно продолжил смотреть на обложку.

– Я прямо начинаю представлять Раскольникова.…Всерьез как галлюцинации.

Он мог представить себе все вплоть до мелочей. Видел глаза Раскольникова, полные гнева и ужаса, дрожащие руки старушки, а потом окровавленный топор.

– Нет же, Сева. Это фантазия.

– Я хочу писать, баб.

– Так пиши, – посмеялась бабушка, – Я буду только рада, если тебе нравится это.

Парень угукнул, встал с кресла и сел за стол, стоявший у окна. Он достал старенький ноутбук и создал новый документ. Он не знал, про что хочет написать, но написать он точно хочет. Что-то грустное и интересное. Что-то про девочку или про мальчика. Что-то про человека с добрыми глазами.

Жила на свете маленькая девочка. Ее звали Варя.

Парень смог выдавить из себя одну строчку. Она далась ему тяжело, но мотивация не пропала. Да, пускай он не пишет на уровне Достоевского. Пускай допускает ошибки и иногда ему сложно формулировать предложение. Это пустяки. Главное – он верит в то, что все получится. И со временем, с годами придет и мастерство. Он облокотился о спинку стула и задумался: сможет ли он? Однозначно. Бабушка будет рядом. Она сказала, что это не так сложно. Просто нужно сделать так, чтобы люди начали слушать то, что он рассказывает. Он вернулся в прежнее положение.

Жила она со своей мамой. Она была просто чудесная. Добрая, заботливая, ласковая. Варя считала, что с такой мамой даже друзья не нужны.

Савелий решил, что будет проще, если он нарисует девочку. Не зря ведь он поступил на дизайнера, верно? Он достал какой-то лист со стола, взял из пенала карандаш. Через пару минут было готово лицо: курносый носик, веснушки, широкая улыбка и большие глаза. Парень был доволен работой. Он повесил рисунок над столом и сел думать. Думать, что можно сказать о её судьбе. В голову приходила только помощь людям. Савелий думал, что написать про помощь и поддержку – это самая лучшая идея. Когда-то давно он потерял маму. Она просто ушла от него, и теперь он понятия не имеет, где она прячется от сына.

Она очень любила людей, а люди любили её. Было такое чувство, что Варя не сможет без людей, а люди без Вари, хотя она была всего лишь маленькой девочкой. Не супергероем, не мэром, не важной тетей в узкой юбке. Простой девочкой, которая могла спасти людей от такой страшной беды как «грусть».

Эта история началась, когда ей было одиннадцать лет. Она тогда пошла в четвертый класс. Было первое сентября, она шла по тротуару, как увидела маленького черного котенка в кустах. Он был напуган. Мяукал, а взгляд метался из стороны в сторону.

Савелий улыбнулся. Начало положено, он справился. Останется после написания рассказать людям эту историю, дать прочитать. Он верил, что у него получится вернуть книги в жизнь людей. Это не так сложно, как кажется. Просто нужно дать понять, что этот огонек не обожжет пальцев.

За ноутбуком он просидел до позднего вечера. Бабушка несколько раз бурчала и говорила, чтобы он хотя бы покушал, приносила ему чай и печенья. Они так и остались нетронутыми.

– Сева, может быть спать? У тебя вся жизнь впереди, чтобы закончить этот рассказик.

– Не могу, баб. Так и хочется писать. В голове слишком много всего, нужно это выплеснуть.

– Только не погружайся с головой, ради бога. Это опасно.

– Опасно?..– спросил Савелий, поворачиваясь к бабушке, – Но ты ведь говорила, что книги не опасны. Что они развивают фантазию.

– Да, это очень хорошо. Но погружаться с головой не стоит, ты можешь потеряться.

– Где?.. В книге?.. Почему?

– Я не знаю. Просто так кажется. Старческий бред, извини, Сева.

– Ты никогда не говоришь бред, глупости. Разве мне стоит бояться книг?

– Я не знаю.

Савелий испугался слов бабушки и больше в тот вечер не сел писать. И в следующий тоже. Было страшно, что сбудется сказка, которой детей пугают в детстве. Что он сойдет с ума. Но «писать» и «читать» ведь разные вещи, да? От письма еще никто не сходил с ума. По крайней мере, сказки такой нет.

Парень сел писать только на следующей неделе. И писал опять весь день, опять игнорируя еду.

– Сева, скушай один бутербродик. Я же не заставляю тебя есть суп, хотя надо бы. У тебя вот, часы трезвонят.

Он посмотрел на экран часов. Леша…Леша? Почему он звонит? Он хочет извиниться? Встретиться? Скорее всего, Савелий слишком утомился и уже спит на ходу. Он не стал брать трубку и продолжил писать, поглядывая на портрет, висящий на стене.

Девочка получилась очень живой. Такой живой, будто прямо тут стоит. Рядом с парнем. Словно она может выбраться с листа, подойти к Савелию и обнять его.

«Привет» – послышалось, когда он перевел взгляд на текст.

Глава

VII

Савелий так и не взял трубку. Леша уложил сестру и немного расстроенный сел играть. Опомнился только через несколько часов, а лег спать только тогда, когда стрелка часов перевалила за четыре.

– Леша, Леша! – послышалось сквозь сон.

– Что?..– бубнил он.

– Вставай! К нам дядя Кирилл приехал! – радовалась Алиса, прыгая по кровати в ногах брата и подбрасывая плюшевого зайца над своей головой.

– О боже…– начал причитать он.

Все-таки пришлось встать. Он быстро оделся, причесался и умылся. В гостиной был включен телевизор. Хотя от телевизора здесь осталось одно название. Это был скорее прозрачный гелевый коврик, висящий на бежевой стене. Леша зашел в гостиную и увидел всю семью за столом, а посередине Третьева.

Оказалось, что студент проснулся уже в час дня. К этому времени приехал долгожданный гость вместе с подарками.

– О, а вот и Алексей проснулся. Ну и поспать Вы, молодой человек. Уже вечер скоро, а ты все спишь, – сказал президент, – Подойти сюда.

«Прямо дед мороз, – подумал Леша, – И нос такой же. Картошкой».

Он подошел к мужчине. Тот достал из-под стола большой бумажный пакет и протянул его студенту.

– Держи. Это тебе от меня небольшой подарок. Никого не слушай только.

Романов взял в руки пакет и, не раскрывая при госте, ушел в свою комнату. Сначала он совсем не понял фразу Третьева. Он и так никого не слушает. Да еще и это ему говорит сам президент, которого нужно слушать. Получается, его тоже слушать не надо? Тогда не надо слушать и то, что он сказал, а сказал он не слушать никого. Замкнутый круг.

Леша поставил пакет на заправленную синюю кровать и раскрыл его. Глаза вмиг засияли. Там были масляные краски, которыми сейчас никто не рисует. Они были старые, точно из двадцатых годов, пахли рыбой и спиртом. В комнате сразу встал этот противный запах, но студента это не волновало. Он был до безумия рад подарку. Странно даже, что он так рад подарку человека, которого недолюбливал. Может, Третьев не такой уж и плохой? Леша тут же пошел к двери в гостиную, не успев разглядеть подарок. Оттуда через дверь был слышен разговор:

– Он не хочет. Говорит, что будет дизайнером.

– Он мальчишка ещё, – говорил Третьев, – Годик-другой и одумается. Я уже переписал на него все.

– Что? Зачем же так рано? Может, еще жена появится, – сказала Ангелина, – Вам же не восемьдесят лет.

– Болен я. Конечно, все не так серьезно, но больше пяти лет не проживу.

Кто-то подавился. А Леша продолжал стоять, слушать и смотреть в одну точку. Уже не хотелось идти и благодарить президента. Настроение упало. Неужели всё решили за него? Почему нельзя просто взять и оставить престол кому-то другому? Почем именно он? Будто он его сын.

Почему не слушать никого? Может, он врет? И на самом деле совсем не болен, а просто устроил этот цирк для Романовых. Не зря ведь он подарил Леше краски. Значит, он хочет, чтобы студент рисовал.

– Леша, ты подслушиваешь? – прошептала Алиса, сзади подобравшись к брату.

– Да, – таким же шепотом ответил он.

– А зачем?

– Затем, чтобы узнать кое-что.

– Ладненько. Пустишь меня туда?

– Конечно, но ты молчишь о том, что я стою здесь. По рукам?

Девочка приложила палец к губам и кивнула, улыбнувшись. А Леше надоели эти басни нынешнего «царя» и он пошел к себе, перед этим открыв дверь сестре. На время он подумал, что перед ним хороший человек, который относится к нему как к сыну, но перед ним тот, кто хочет спихнуть на студента всю ответственность. Править ведь не так легко, как кажется родственникам. Это не только сбор денег с людей, которые этого не заслуживают. Это законы, встречи, полный порядок в голове для того, чтобы контролировать каждую ниточку.

Романов зашел в свою комнату. Он вновь посмотрел на пакет с красками и в его глазах второй раз что-то загорелось. Хотелось рисовать прямо сейчас. Он достал краски из пакета, не так резво как пару минут назад, конечно, но достал. Опять запахло рыбой и будто какой-то мазью. Леша взял из угла комнаты ватман, подумал немного, затем убрал его обратно. Нужно что-то масштабнее. Он взглянул на стену.

«Бинго» – подумал он и улыбнулся. Затем взял краски в руки пошел к выходу из дома. Ему нужна была стена.

– Леша, ты куда? – спросила бабушка, которая, как назло, решила выйти и прогуляться по коридору, – Что это у тебя?

– Ничего. Я прогуляться хотел.

– Это что? Краски? Откуда они у тебя, внучек? – возмутилась Юлия.

– Мне.…Это не краски, это…еда.

Леша сам не понял, что только что сказал, но он надеялся, что его оппонент не блещет умом.

– Какая еда? В таких тюбиках еда только у космонавтов.

– Я к другу иду. Савелию. А он космосом увлекается. А это для атмосферы, так скажем, – он был абсолютно спокоен.

– А я-то думаю: откуда рыбой пахнет? Ну, иди, я отцу твоему скажу.

– Ага, – сказал студент и вышел в подъезд. Он быстро спустился с самого верхнего этажа на новом серебристом лифте и вышел на улицу. На улице сегодня свежо. Конечно, ведь на дворе осень. Искусственные деревья у обочины пошатываются от ветра, но ни один лист не выпадет из их кроны. На улицах чистота, на плакатах Третьев с новым законом о том, что нельзя шуметь по воскресеньям, а во дворах мамы с колясками. Последнюю площадку сносят, чтобы построить магазин. Ничего нового, обычная среда. Он идет куда-то к гаражам, несколько раз сворачивает и находит стену, исписанную граффити.

– Вау…Жалко даже.

Леша достает краски и понимает, что не взял из дома кисти. Ничего. Разбавитель есть, а эта рубашка не такая уже и нужная.

Он был в майке и вельветовой рубашке. Ключевое слово здесь «был». Пришлось снять рубашку и оторвать один рукав. Студент открыл разбавитель, окунул туда импровизированную тряпочку и выдавил на неё краску.

Леша не знал, что будет рисовать. Ему просто хотелось, вот и всё. Хотелось оторваться от мира, потеряться. И он потеряется. Он брызнул на стену краской и замер. Только что он испортил чьё-то граффити. Для чего? Ради забавы? Нет. Ему это необходимо. Он брызнул ещё и ещё. Он бил стену тряпкой, размазывал краску руками, набирал краску вновь, снова брызгал. Живот тянуло от адреналина. Было неважно, что скажет автор граффити. Теперь здесь новая картина. Новый глаз, который следит из-за каждого угла.

– Что ты…делаешь? – послышался знакомый строгий голос за спиной.

– Цвет – это одна из составляющих художественного образа. Цвета в картинах гармонизируются по принципам дополнения и контраста, пропорционального соотношения, звучности и глухоты, – ответил Леша, резко брызнув краской на стену. Он посмотрел через плечо на отца, возмущенно сложившего руки на груди.

– Все хорошо? Ты хоть головой подумал?

– Как никогда хорошо, – ухмыльнулся студент, поворачиваясь к стене, – Уйди, иначе краской забрызгаю.

– Кто дал тебе в руки этот ужасный материал? Кто разрешил рисовать?

– Третьев дал. Третьев разрешил, поэтому сейчас ты мне не указ.

– Он дал тебе краски в надежде, что ты будешь тихонько рисовать в комнате, а не по дворам шастать.

– Значит, зря дал. Пускай заберет! – крикнул Леша, взял тюбик с краской и с размаху брызнул им на нарисованный глаз. Он был резким, ярким, горящим. Таким же, как глаза студента. Он посмотрел на краски, лежащие на асфальте, и пнул их ногой в сторону Николая. Затем Леша продолжил говорить, но так тихо, будто сорвал голос, – Они мне больше не нужны.

Через пару часов он зашел в дом, обходя возмущенных родственников. Третьев уже уехал. Рубашка была порвана, майка в пятнах от краски, дурно пахла. Но ему было все равно. Он потерял себя. Потерял того себя, какого знал все это время. И обрел нового. Леша зашел в спальню, включил сиреневую подсветку над потолком и подошел к зеркалу. Нужно было переодеться. Он взглянул на себя и вздрогнул. Нос картошкой, полноватое круглое лицо, узкие губы и глаза…глядящие точно в душу. Третьев. Нет, нет, нет. Он не Третьев. Он не мог быть Третьевым. Он Леша. Романов Леша. Родился двадцать пятого декабря две тысячи семьдесят шестого года. Почему-то перед глазами всплыл образ медсестры. Кто-то плакал, а Леша смутно видел только свою крошечную руку с биркой «Третьев Алексей».

Перед глазами плывет, а сердце, будто сейчас вырвется с груди. Будто грудь – это клетка, о которую головой бьется птица. Будто он бежит куда-то. Быстро-быстро и не может остановиться. Но если не остановится – умрет. Леша схватился за горло. Ком подступил к нему, дышать стало трудно. Он закашлял, на глазах навернулись слезы. Было страшно. Страшно, что он умрет. Что он опять умрет или это состояние никогда не закончится. Он навсегда останется в этой комнате, с этим комом в горле, с этими часами, которые пищат, чтобы напомнить выпить витамины для памяти.