Первый из пяти

Ирриче

Когда через пару часов после моего рождения стало понятно, что глаза моей матери, Эритеи Брао, закрылись навсегда, и ей больше никогда не суждено увидеть источаемый тремя звездами на небосклоне свет, мой отец, сенатор Крэн Брао, за волосы выволок во двор матушкину повитуху и на глазах у всех отрубил мечом ей голову. Затем спокойно поднялся в свои личные покои и начал собираться, словно на праздник: облачился в пурпурную тогу, предназначенную для присутствия в Сенате, подпоясался золотым кушаком и надел сверху кожаный колет с титановыми вставками. Вложив в ножны свой огромный меч, все еще измазанный кровью несчастной акушерки, отец прошел в детскую и, вынув меня из колыбели, засунул к себе за пазуху, распластав между твердой поверхностью колета и мягким шелком тоги. Все родственники и домочадцы следили за его действиями, боясь вымолвить хоть слово. Он решительно прошел по подвесному мосту, спустился во двор Южной башни, уселся в рутьер и завел двигатель. Стальные крылья, позволяющие машине взмыть в воздух и парить, начали медленно вращаться. Никто из присутствующих уже не сомневался в его намерениях, но ни у кого не хватило смелости вмешаться.

Лишь только двигатель заработал в полную силу, и лопасти, закрутившись в единое целое, приподняли рутьер над брусчаткой двора, моя сестра Альма кинулась что было сил к поднимающейся в воздух машине и, уцепившись за поручни, запрыгнула в кабину. Отец, казалось, не обратил на нее никакого внимания. Когда рутьер взмыл высоко над землей, он повернулся к Альме и выдохнул без всякого выражения в голосе:

– Надеюсь, ты умеешь водить? Потому как тебе придется возвращаться самой.

В потоке встречного ветра руки опытного пилота развернули машину прочь от города, и вскоре вдали показалась величественная гора Ирриче. Огромная черная пирамида с тремя идеально ровными и гладкими гранями. Лишь небольшое плато на самом верху нарушало гармонию.

Теперь Альма поняла, куда направляется отец.

Гора Ирриче с далеких времен считалась местом, где смертные общаются с богами, приносят жертвы. Приемная божественной канцелярии, куда можно добраться только по воздуху. И лишь летающие кони или машины способны доставить страждущих и молящихся. Говорят, иногда боги нисходят до общения с людьми.

Рутьер опустился на край плато, и отец, стремительно выскочив, быстро зашагал по ступенькам к вершине, на ходу доставая из ножен меч. Альма едва за ним поспевала. Поднявшись на самый верх, сенатор остановился. Небольшая базальтовая плита – место для молитв и жертвоприношений – оказалась занята. На абсолютно ровной черной поверхности лежала женщина в белой тоге. Руки вытянуты вперед, черные волосы спутаны в космы. Услышав тяжелые мужские шаги, она вздрогнула, словно очнулась, поднялась, но не сдвинулась с места. Сердито посмотрела на отца, узнавая. Он подошел к ней, остановился рядом.

– Лаасе? Что ты тут делаешь?

Она еле слышно прошептала:

– Матео в плену у стреттов. Я молюсь о нем.

– Полк Отто Шрая угодил в засаду. Больше ничего неизвестно. Видимо, им живыми не выбраться. Еще никому не удавалось удрать от стреттов, – мрачно согласился отец.

Лаасе горько расплакалась.

Он не произнес ни слова утешения. Пронять сенатора Брао слезами – совершенно бесполезное занятие.

– Уходи отсюда, – приказал он и кивнул в сторону Альмы: – И уведи мою дочку.

– Что происходит, сенатор? – встревожилась Лаасе, вытирая слезы.

– Убирайся, – прорычал отец. – Твои мольбы уже ничем ему не помогут.

Лаасе Маас вгляделась в мрачное лицо, потом перевела взгляд на сжимающий рукоятку меча крепкий кулак и складки местами мокрой тоги.

– Тебя кто-то облил, Крэн? – осторожно осведомилась женщина, называя сенатора Брао по имени.

– Это описалась маленькая дрянь, убившая Эритею, – полным ненависти голосом пророкотал отец и снова повторил приказ: – Убирайся.

– У тебя там ребенок? – изумилась женщина. И, желая убедиться в своей правоте, указала на колет: – Девочка?

Отец нехотя кивнул.

– Что ты задумал, Крэн? – осторожно спросила Лаасе, заподозрив недоброе.

Сенатор молчал, подтверждая самые страшные догадки.

– Отдай ее мне, – потребовала женщина. – Если Матео погибнет, то я останусь совсем одна.

Он не пошевелился, только еще сильнее сжал рукоятку меча.

– Умоляю тебя, Крэн. Я никогда не попрошу ни единого кроннинга на ее содержание. Ты о ней даже не услышишь, если сам не пожелаешь. Умоляю.

Лаасе опустилась перед отцом на колени. Он постоял минуту, задрав лицо к небесам, словно пытаясь найти там ответ. Потом резко опустил голову и зло посмотрел на преклоненную женщину.

– Вечно ты ломаешь мои планы, – в сердцах пробурчал отец, тяжело вздохнул и начал расстегивать ремни. Но прежде чем Лаасе успела ему возразить, достал меня и словно щенка вместе с мокрой пеленкой передал женщине.

– Забирай, пока не передумал, – угрожающе бросил он.

Лаасе Маас протянула руки, бережно принимая меня в свои объятия. Потом, откинув мокрую тряпку в сторону, завернула в край тоги.

– Спасибо тебе, Крэн.

– Убирайся, – снова повторил отец.

Женщина кивнула и осторожно спустилась, придерживая меня на своей груди. На последней ступеньке она остановилась и, зажав два пальца между губами, коротко свистнула. Раз, другой. Сверху послышалось ржание, и, размахивая крыльями, на плато опустился огромный вороной конь.

– Друм, – одними губами прошептал отец. – Ты сохранила моего коня? – изумленно крикнул он вслед.

– Я не продаю друзей и любимых, – отрезала Лаасе и, ударив пятками по бокам животного, унеслась прочь, одной рукой прижимая меня к себе.

Так в первые часы после рождения я потеряла мать, но обрела Лаасе Маас, мою любимую и единственную матушку.

По словам Альмы отец, совершенно забыв о ней, просидел на горе всю ночь. А она боялась даже двинуться с места, дабы его не потревожить. Все три звезды, освещавшие Трезариан, закатились за горизонт, давая считанные часы передышки от удушливого зноя. С нижних ступенек, на которых примостилась Альма, хорошо был виден отец, сидевший на самом верху. Широкие плечи поникли, круглая коротко остриженная голова упала на руки, державшие меч. Сколько часов просидел он так, не меняя позы, Альма не знала. Но с первыми лучами Роа сенатор Брао тяжело поднялся с базальтовых плит и направился к рутьеру, окликнув старшую дочь:

– Поехали домой, Альма.

И только, когда машина набрала высоту, сестра позволила себе обратиться к отцу.

– Мы должны вернуть домой нашу маленькую девочку, – храбро заявила она. – Пожалуйста.

Крэн Брао покосился на нее и устало вздохнул:

– Вернем, Альма. Сейчас заедем к госпоже Маас и заберем малышку.

– А ты точно знаешь, где искать эту женщину? – недоверчиво спросила сестра.

Отец кивнул. До самого города воцарилось молчание. А когда показались купола Сената и шпили ратуши, Крэн Брао направил рутьер в другую от дома сторону. Паровой вертолет завис около небольшого особняка из серого квирина самого дешевого строительного материала. Отцу удалось приземлиться прямо на улице. Перешагивая через ступеньки, он уверенно взбежал на крыльцо и застучал дверным молотком. Дверь открылась. На пороге появилась Лаасе Маас.

– Я ждала тебя, Крэн, – печально проговорила она.

– Спасибо, что уберегла, – поблагодарил отец, входя в дом без приглашения. Привычно наклонившись, он слегка коснулся губами щеки хозяйки.

Госпожа Лаасе Маас промолчала, а увидев за спиной отца Альму, обратилась к ней:

– Ты, верно, хочешь повидать сестричку? – произнесла она ласково.

Альма кивнула.

– Плунге, – позвала матушка.

На зов явилась крупная женщина. Широкая сутулая спина придавала ей большое сходство с медведем. Плунге подошла ближе и враждебно зарычала. Альма заметила, как отец медленно убрал руку с меча, болтавшегося в ножнах, и демонстративно показал пустые ладони.

– Я пришел с миром, – спокойно проговорил он. – Мне нужна только моя дочь. Лаасе присмотрела за ней.

Женщина-медведь снова зарычала, обнажая клыки.

– Прекрати рычать. Ты пугаешь нашу гостью, – приказала Лаасе и повернулась к Альме: – Не бойся, онане причинит тебе вреда. – И вновь обратилась к Плунге: – Отведи, пожалуйста, девочку к нашей Ирриче. Это ее старшая сестренка.

Та вопросительно глянула на свою госпожу.

– С Крэном я в безопасности, – уверила ее Лаасе Маас.

Альма, в глазах у которой все еще стояла сцена казни несчастной повитухи, посмотрела с тревогой на новую знакомую. Своим большим мечом отец способен разрубить пополам эту красивую женщину, или взять в рабство и продать подороже. Только Плунге и способна спасти жизнь своей хозяйке. Альма в страхе попятилась. Сенатор Брао положил меч в прихожей на мраморную столешницу, не церемонясь прошел в просторную комнату и уселся в кресло с потертыми подлокотниками.

– Ирриче? Ты уже дала имя моей дочери? – недовольно поинтересовался он.

– Я дала имя своей дочери, Крэн, – отрезала Лаасе, сложив руки под грудью.

Лицо сенатора ничего не выражало, но Альма понимала, что отец еле сдерживается. Он повернулся и, заметив, что дочка стоит на месте как вкопанная, велел:

– Иди, детка. Мне нужно поговорить с госпожой Маас без помех.

Уходя, моя старшая сестра услышала насмешливый вопрос отца.

– Полагаю, Лаасе, без контракта мы не обойдемся?

Вечером того же дня сенатор Брао вернулся домой с двумя дочками и новой женой. Мой дед по материнской линии начал было возмущаться, но отец холодным тоном велел ему перечитать брачный договор и найти там два пункта. Первый – где был бы указан срок, в течение которого он не может купить себе новую жену после смерти прежней. Второй – где написано, на каком основании бывший тесть и его супруга смеют находиться во дворце Брао, если контракт с их дочерью завершен.

В соответствии с традициями ровно в полдень на третий день после смерти тело моей матери сожгли, а прах развеяли над ущельем.

Во время поминок, на которых каждый из присутствующих подходил и зачерпывал серебряным ковшиком вино из огромного дубового чана, пришло известие, что Матео Маас бежал из лагеря стреттов. Он добрался до расположения регулярной армии и вызвался провести по тайным тропам военный отряд, дабы спасти оставшихся в живых пленников. Имя пятнадцатилетнего адъютанта полковника Шрая было у всех на слуху. Мои братья, шести и восьми лет, заявили, что собираются покинуть дом и пойти добровольцами в армию, чтобы сражаться со стреттами и фрагганами.

– А вы умеете читать, писать? – поинтересовалась у них Лаасе.

– Это не обязательно, – возмутился Принселллиус. – Разве Матео Маас умеет?

– Конечно, – возразила Лаасе.

– Откуда вы знаете? – полюбопытствовал Гвенцепс.

– Я сама его научила. Он же мой брат.

Принс и Гвен побежали к отцу и, получив утвердительный ответ, как заведенные начали крутиться вокруг мачехи, выспрашивая интересующие их подробности из жизни Матео. И самой Лаасе, как сестре героя, тоже досталось немножечко обожания.

Никто больше в доме не задавался вопросом, почему в день похорон первой жены сенатор Брао подписал брачный контракт во второй раз? Так же никто не посмел поинтересоваться, что прежде связывало отца и Лаасе Маас? Сенатор был суров и сдержан и не допускал никаких вольностей. А матушка считалась женщиной мудрой.

Ближе к зиме, когда верхушки гор начали покрываться снегом, и загустевшие масляные озера затянуло плотными пленками, навестить сестру приехал Матео Маас. За героический поступок мальчика произвели в лейтенанты и наградили золотой лентой Республики. Куда бы ни пошел юный герой, за ним чуть ли ни строем шагали мои братья, а сестры Альма и Сельма строили ему глазки и хихикали. Он не обращал ни на кого внимания. Единственной девочкой, с которой он соизволил пообщаться, была я. Лаасе дала ему подержать меня всего лишь на несколько минут. Матео улыбнулся и поцокал языком. Я весело засмеялась и напустила слюней на его темно-синий лейтенантский мундир. Но больше всего досталось золотым эполетам, которые я попробовала распушить маленькими проворными пальчиками.

– Забери ее, Лаасе, – взмолился Матео. – Она испортит мой мундир.

– Подумаешь, мундир лейтенанта, – рассмеялся отец, сажая меня к себе на руки. – Наша Ирриче обычно предпочитает сенаторские тоги.

Матео

Наконец-то этот день заканчивался, одно за другим все три светила устремились за горизонт, озаряя город, лежавший у подножия гор, нежно-розовым светом. Из огромных окон гостиной моей сестры открывался потрясающий вид на Алленчаазе, столицу Трезарианской республики. Даже представить трудно, что примерно сто лет назад здесь находились ядовитые болота, рифы и лес, а воздух кишел смертоносными микробами. Сейчас внизу простирался современный мегаполис: построенные из квирина дома переливались цветными бликами, длинные пешеходные улицы подвесных мостов соединяли воедино все части Алленчаазе. В поисках стоянки над городом кружили рутьеры и летающие кони: с наступлением темноты любые полеты строжайше запрещались.

Подсвеченный с трех сторон лучами Роа, Артауса и Снеи ярким пятном выделялся купол Сената, округлый, с толстыми золотыми ребрами, разрезающими его словно пирог на тарелке. Там в Сенате заседал мой зять. Должность сенатора являлась пожизненной, доставшейся ему по праву рождения. Крэн принял этот пост после смерти отца, и когда он сам уйдет к звездам, его сыновья, Принселлиус и Гвенцепс, тоже станут сенаторами, как и остальные отпрыски древних семей, основателей Республики. Можно только догадываться, какие законы издаст любой из них, никогда не нюхавший пороха, не знающий тягот и лишений.

Но к счастью для страны над Сенатом стоял Совет Пяти. Карающая длань. И именно пятеро Дожей совместно принимали решения и вершили правосудие. Пять самых достойных мужей из числа граждан Республики выбирались Сенатом открытым голосованием. Казалось, все пятеро имели одинаковую власть, отличаясь друг от друга лишь порядковым номером. Но все в стране прекрасно понимали, чем больше номер, тем меньше власти в руках. Последние десять лет Советом единолично управлял Первый Дож Трезариана генерал Отто Шрай, другим оставалось лишь вовремя поднимать руку в знак согласия. С генералом нас всегда связывали теплые отношения. Старик заменил мне отца. А я в свою очередь вытащил его из стреттского плена, где ему уже готовились снять скальп и вырезать кишки. И когда все газеты страны кричали о моем подвиге, мало кто из взрослых понимал, что у меня, тогда еще пятнадцатилетнего мальчишки, не оставалось иного выхода. Даже сейчас, через двадцать лет, потерять Отто Шрая, проводить его в иные миры, было для меня невыносимо. Лучше порубать десяток фрагганов в бою, чем получить известие о его смерти, мчаться всю ночь по воздуху на взмыленном скакуне и не успеть. Я вспомнил, как несколько часов назад рухнул на мраморную скамью во дворе Совета Пяти и положил руки на еще теплую погребальную урну. Сколько так просидел, не знаю. Лишь только чувствовал странное ощущение – ни одной мысли голове. Полное отупение. Я очнулся, когда увидел перед собой красные мягкие сапоги, какие носит охрана Сената или Совета. Нехотя поднял взгляд на стоящих полукругом охранников и их капитана.

– Мы едины в твоей скорби, генерал Маас, – произнес стандартные слова соболезнования капитан охраны. – Совет и Сенат в полном сборе настаивают на твоем присутствии в Геральдическом зале.

Я кивнул и тяжело поднялся со скамьи.

– Следуйте за мной, генерал, – объявил капитан и шагнул к зданию Сената. Двое других охранников пристроились сзади меня. Ничего хорошего это не сулило. Гулкие шаги отдавались эхом в голове. Каким нужно быть недоумком, чтобы явиться в столицу одному? И хотя я выехал из лагеря с Тришем, Вайнсом и другими приближенными, мне удалось ускакать далеко вперед. Надежда повидаться с генералом в последний раз гнала без устали. Теперь на смену ей пришли скорбь и горе. Я огляделся по сторонам. Ничего не выйдет. Кругом вооруженная стража. Даже пытаться не стоит. Лучше встретить приговор с высоко поднятой головой. Я подозревал, что Отто Шрая отравили. Не мог же он умереть просто так? Слишком быстро все произошло. Арест подтверждал мои подозрения. Только я до сих пор не смог понять, какая из сторон стремилась к власти. Кто же еще арестован? И когда производились аресты? Я перебрал в уме все кланы и партии, но так и не догадался.

Около высоких дверей охрана остановилась, и снова капитан выступил вперед:

– Соблаговолите сдать оружие, генерал.

Я отстегнул меч от портупеи и передал капитану. Тот от радости расплылся в широкой ухмылке. Пришлось немного умерить его пыл:

– Головой отвечаешь, – мрачно предупредил я и сделал шаг к открывающимся дверям.

В Главный Геральдический зал Сената набилось множество народа. В высоких креслах восседали сенаторы, все до единого. Во главе собрания сидели четыре Дожа. Пятое кресло сиротливо пустовало без своего хозяина. Боль утраты захлестнула меня с новой силой. Место Первого Дожа Трезарианской республики. Генерала Шрая. Моего друга и названного отца.

Со своего места меня приветствовал глава сената Экк Хорт, седой как лунь старец в пурпурной тоге.

– Знаешь ли ты, генерал Маас, зачем мы тебя пригласили? – осведомился он добродушно, и морщинистое лицо расплылось в широкой улыбке.

«Чтобы арестовать и обезглавить», – подумал я, но промолчал, лишь только передернул плечами. Меня не могло сбить с толку такое приветствие. Сколько подлостей и убийств совершалось с улыбкой на лице…

В зале на своем обычном месте сидел Крэн. На долю секунды я встретился с ним взглядом. Слава богам, Лаасе не будет пребывать в неведении о моей судьбе, если меня казнят или отправят на рудники, доступ к которым, по иронии судьбы, открылся благодаря мне и моим солдатам.

– Генерал Шрай оставил нам четкие инструкции по поводу своего преемника, – продолжил сенатор Хорт, и дальше последовал довольно обстоятельный панегирик сначала ушедшему генералу Шраю, а затем и мне самому.

Старый Экк замолчал всего лишь на секунду, а потом предложил перейти к голосованию. Захлопали крышки открываемых лунок, по желобам покатились шары. Стоявший около сенатора Экка огромный прозрачный куб из полированного архонта, начал наполняться белыми шарами, лишь изредка из отверстия падал красный. Но вскоре красные шары вообще исчезли из виду. Со своего места я видел явное превосходство белых. На электронном табло высветились итоги: двадцать шесть против четырех.

Это означало только одно. Мне предстояла пытка славой, как будто мало пели фанфары над моей головой. Но все меркло с предстоящим испытанием, которое растянется на долгие годы и сможет прерваться только моей смертью. Испытание славой и властью, ибо с этого момента мое имя навсегда связано с самой высшей должностью страны. Первым Дожем Совета Пяти.

На конституции Трезариана, толстой книге из телячьей кожи, я поклялся в верности Республике и ее гражданам, потом, преклонив колени, позволил водрузить мне на голову черную парчовую шапку – главный атрибут власти в стране.

После церемонии, пройдя сквозь расступающуюся толпу, ко мне подошел Крэн.

– Хочу украсть тебя, господин Первый Дож, – скупо улыбнулся он и торжественно обнял на правах близкого родственника. – Лаасе вовсю готовится к балу в твою честь. Правда, времени у нее в запасе слишком мало. И я обещал привести тебя после инаугурации, – предупредил он, чтобы я не вздумал удрать.

– У меня нет желания праздновать, – поморщился я. – Только что умер мой старый друг. Пепел в урне едва остыл. – Я старался сохранять спокойствие, хотя прекрасно понимал, что граждане Республики уже забыли о прежнем Первом Доже, им интересен новый, хочется праздника. И семья моей сестры не исключение.

Крэн кивнул соглашаясь.

– Мне жаль Шрая. Его смерть обезглавила Республику. Хорошо, что Отто успел назвать своего преемника. И хвала Богам, что не началась свара за кресло Первого Дожа. Это и нужно отпраздновать, равно как и твое назначение. Поехали, Матео. Лаасе мне не простит, если ты сейчас сорвешься с крючка. Перед балом у тебя будет время отдохнуть и принять ванну. В твоем доме сейчас идет уборка и все перевернуто вверх дном.

Я стоял, пребывая в оцепенении. Слишком быстро развивались события. И за всеми навалившимися событиями этого долгого дня я совсем упустил из виду, что у меня есть собственный дом в Алленчаазе, построенный Крэном рядом с дворцом Брао, в оплату кула-тау за мою сестру.

– Если себя не жаль, то хоть коня пожалей. Все-таки потомок моего Друма, – привел последний довод Крэн.

– Ладно, – нехотя согласился я. – Смыть с себя дорожную грязь не помешает.

Довольный сенатор Брао ткнул меня локтем в бок и повел к своему рутьеру.

Во дворце царил переполох, в котором Лаасе чувствовала себя превосходно, словно наслаждаясь каждым мигом суеты сумасшедшего дома.

В бальном зале слуги и рабы устанавливали помост для музыкантов и обтягивали ограждения балкона парчовыми лентами. Вокруг сновали люди. И как заправский дирижер моя сестра руководила всей этой суматохой.

Увидев меня из другого конца зала, Лаасе разулыбалась, на щеках появились ямочки. Я степенно прошествовал к ней, а хотелось подбежать, крепко обнять и закружить.

– Соскучился по тебе, – выдохнул я вместо приветствия.

– И поэтому почти восемь лет не приезжал к нам? – Лаасе посмотрела с укором и сама бросилась мне на шею. Я прижал ее к себе. Единственного родного человека во всем Трезариане.

– Иди отдыхай, пока есть время, – прошептала сестра. – Твоя комната уже готова, ванна тоже. Или сначала хочешь поесть?

Я мотнул головой.

– Настоящий солдат, – сказала Лаасе и, подмигнув, добавила: – Тут еще помнят твои привычки.

Я довольно хмыкнул, догадавшись, и отправился в спальню, где меня ожидали горячая вода в ванной, кровать с жестким волосяным матрасом и мягкая податливая девушка скрасить часы, отведенные на сон.

Не дойдя до своей комнаты несколько шагов, я увидел ее. Она стояла около окна эркера и задумчиво смотрела на подвесной мост, связывающий между собой Северную и Южную башни замка. Залюбовавшись, я остановился. Длинные каштановые волосы, высокая грудь – по моим меркам девушка уже казалась прекрасной, хотя я еще не видел ее лица. На звук шагов она повернулась. Настоящая красавица. Я в полшага преодолел расстояние между нами, подошел почти вплотную и сразу обнял, прижимая к стене. Она задохнулась от неожиданности, попыталась отстраниться. Но я не дал ей такой возможности. Мой язык уже раздвигал ее губы и вторгался в рот. Я провел пальцами по изящной шейке, огладил ключицу и двинулся дальше, убирая в сторону мешавшуюся ткань сорочки. Тяжелая белая грудь полностью поместилась в моей ладони. Девушка не пыталась помочь и била маленьким кулачком. Это заводило еще сильнее. Я подмял ее юбки из серого сукна и со страстью завоевателя устремился к заветной цели, обеими руками проведя по покатым бедрам. Легким движением коснулся живота. Округлого и тугого. Живота беременной женщины. Я отстранился, понимая, что обознался. Моя сестра не могла прислать ко мне эту красавицу. В замешательстве мы пару секунд смотрели друг на друга не отрываясь. Затем тонкая ладонь, описав дугу в воздухе, со всей силы ударила мне по щеке. Женщина вырвалась и побежала.

– Не беги, госпожа, – крикнул я в след. – Я не стану тебя преследовать.

Понимала ли она, что только что влепила пощечину Первому Дожу Республики?

«Хорошее начало первого дня правления», – подумал я и, тихо посмеиваясь, направился в отведенную мне спальню.

Ирриче

От подвесной галереи до колоннады в центре дворца я бежала со всех ног. Только недалеко от лестницы Южной башни, где располагались мои покои, остановилась и перевела дух. Погони не было. Мне удалось отдышаться и неторопливым шагом пройти в свою спальню. И хотя внешне я выглядела спокойной, внутри каждая поджилка тряслась от страха. Еще немного и случилась бы беда. Огромный незнакомец с грязными черными волосами напал на меня около переходной галереи подвесного моста. И не где-нибудь на улице, а в доме моих родителей. Хорошо, хоть поняв, что перед ним замужняя дама, отпустил. Сказать родителям, мужу? Будет скандал. Даже Плунге говорить нельзя. Старая медведица возьмет топор и с ревом побежит искать моего обидчика. Я попыталась отвлечься от омерзительной сцены, участницей которой только что стала. Но, как ни силилась представить Плунге убивающую незнакомца, ничего не получалось. Мысли предательски переносились к рукам воина, его поцелую. Я отогнала от себя видения и, почувствовав сильную тошноту, наклонилась к серебряному тазу.

Видимо, кто-то из слуг заметил, что мне нездоровится, и доложил моей матери. Лаасе, словно Друм, влетела в мою спальню.

– Что случилось, милая? – Матушка с беспокойством присела рядом на кровать.

– Ничего страшного, – я попыталась ее успокоить. – Просто вырвало. Полежу немножко, к торжеству все пройдет. Прости, что побеспокоила, у тебя сейчас столько хлопот.

– Матео приехал, – радостно воскликнула матушка. И не слишком довольно добавила: – И его свита.

Брат матери, генерал Маас, воюя в дальних странах, редко радовал своими визитами. Последний раз он заезжал повидаться, когда прибыл в столицу для доклада Первому Дожу, и провел в нашем доме менее часа. Помню, как меня вызвали с занятий в кабинет отца. Генерал разговаривал с родителями, и почти не обращал на меня внимания.

– Здравствуй, Ирриче, – рассеянно проговорил он и снова вернулся к разговору.

Будучи самым младшим и любимым ребенком в семье, я наивно полагала, что меня должны любить все без исключения. Но в данном случае даже мне стало понятно, что боевому генералу не о чем разговаривать с двенадцатилетней девочкой.

Матушка окинула меня внимательным взглядом, пытаясь понять причину внезапного недомогания.

– Я велю найти твоего мужа, – ласково предложила она, погладив меня по руке. – Пусть его любовь облегчит твои страдания.

– Он играет в роли-поли с Принсом и Гвеном, – недовольно заметила я. – Хорошая идея позвать его ко мне. Пока он не проиграл все наличные.

Через пять минут прибежал Эшт, мой супруг.

– Может пригласить врача? – нахмурился он. – Я слетаю туда и обратно. Сейчас же велю запрячь коня.

Я посмотрела в его красивое лицо. На лбу залегла глубокая поперечная складка. Муж явно встревожился.

– Не нужно, я не заболела, – остановила я его. – Просто побудь рядом.

Эшт не стал спорить, плюхнулся на кровать и, крепко обняв, прижался ко мне сзади.

– Твои братья снова обыграли меня в роли-поли, – тихим шепотом пожаловался он моему уху.

– Не играй с ними. Принс – математический гений. В любой игре, требующей вычислений, он просчитывает ходы наперед и никогда не проигрывает, – недовольно пробурчала я не оборачиваясь.

– А Гвен? – осторожно поинтересовался муж.

– У него нет таких талантов, он просто очень умный. Иногда мне кажется, что братья владеют каким-то своим тайным языком. Прошу тебя, не играй с ними.

– Ладно, – согласился Эшт. – Тем более, что тебя ни на минуту нельзя оставить одну.

– Не оставляй, – обиженным тоном заявила я.

Муж провел руками по моей груди, потом по животу, попробовал залезть ко мне под юбки.

– Перестань, Эшт, мне плохо, хочу подремать перед балом, – отмахнулась я.

Эшт послушался и тихонечко притянул меня в свои объятия.

– Поспи, дорогая. Я буду рядом.

Сон не шел. Я думала об инциденте, об ужасном человеке, поймавшем меня в галерее, понимая, что нужно сказать отцу. Он, конечно, придет в ярость. О его безмерной любви ко мне, самой младшей дочери, знают все. Кто же осмелился напасть на меня? Наверняка, кто-то из свиты генерала Мааса. Неотесанные солдафоны, вернувшиеся с войны и изголодавшиеся по женщинам. Этим все и объяснялось. Нужно после бала рассказать обо всем дядюшке Матео и потребовать наказания. Да, так и следует поступить.

Довольная, что нашла выход из сложившейся ситуации, я закрыла глаза, намереваясь поспать, но вместо сна снова и снова видела синие глаза незнакомца, ощущала его жадный рот на своих губах, а его руки на моем теле. Почувствовав, что между ног стало влажно, я повернулась к притихшему мужу и попросила:

– Займись со мной любовью, Эшт, пожалуйста.

Матео

Сзади раздались шелест платья и стук каблуков. В гостиную вошла Лаасе, в черном бальном платье расшитом золотым шнуром и украшенном белым жемчугом и красными кораллами. Очень красиво и дорого. Сразу понятно, что Крэн ничего не жалеет для жены.

– Как же тебе идет мундир, – проговорила она, обнимая меня.

– Это должны быть мои слова, – усмехнулся я, прекрасно понимая, что созерцание панорамы вечернего города закончилось. – По этикету мне полагается похвалить прическу, платье и… Что еще?

Лаасе рассмеялась.

– И так достаточно, – улыбнулась она. – Мне даже не верится, что мой маленький брат стал Первым Дожем Республики.

Она разгладила на моем плече невидимую складку и продолжила:

– Теперь тебе нужно найти хорошую девушку и заключить с ней кула-тау, полный контракт. Я так хочу, чтобы это был союз по любви.

– Как у вас с Крэном?

Сестра, улыбаясь, кивнула.

– Лаасе, – пробурчал я устало, – сказки о вечной любви рассказывай своей ненаглядной Ирриче. А я давно вышел из этого возраста.

– Матео, – с грустью в голосе произнесла сестра, – сегодня ты стал самым завидным женихом Республики. И я очень беспокоюсь о тебе…

Она тяжело вздохнула и добавила:

– А Ирриче уже нет смысла рассказывать сказки. Полгода назад подписали контракт.

– Полный, конечно? – усмехнулся я, уверенный в положительном ответе.

– Нет, – сестра снова тяжело вздохнула. – После того, что случилось со старшими девочками, Крэн отказался подписывать полный контракт. Только половинный, сула-тау. Право собственности на Ирриче принадлежит пока нашей семье. И они с мужем живут здесь, с нами.

Я понимал Крэна. Он никогда не считал своих дочерей товаром. И подписал их контракты с очень известными семьями. Но Альма исчезла при странных обстоятельствах. А Сельму семья мужа после его смерти вышвырнула за дверь, не дав даже попрощаться с детьми. И все происходило в соответствии с брачным законом. Семья Брао даже не смогла подать жалобу или обратиться в Совет Пяти.

– Идем, до начала бала осталось около часа. Мы хотим поздравить тебя, пока не стали прибывать гости. – Лаасе потянула меня за собой из комнаты.

В парадном кабинете сенатора собралась вся семья. Многих я узнал сразу. Принселлиус, Гвенцепс, Сельма – старшие дети Крэна – радостно приветствовали меня, будто я приходился им родным братом, а не сводным родственником. Я огляделся по сторонам. В комнате находилось еще несколько дам, видимо жены Принса и Гвена. Две из них болтали между собой и смотрели на меня с любопытством. А третья, самая молодая, лет двадцати… Третьей оказалась девушка из галереи. Только теперь она надела бархатное зеленое платье под цвет глаз, а густые каштановые волосы собрала под очень знакомую сетку. Золотая и серебряная нити искусно переплетались друг с другом, образуя замысловатый узор с нашитыми сверху жемчужными бабочками. Стоила эта сетка свыше тысячи кроннингов и я лично покупал ее в ювелирной лавке для любимицы моей сестры. Ирриче.