Читать книгу: «Три ноты на самом краешке Земли», страница 24

– Нет, Вася, ракетчика отыскал командир, чтобы корабль пулял «голубок» не хуже наших «пирожков». Такие люди кремень. И с женой юной у него крепко, слава Богу, и не надо каркать! «Выбирай жену не в хороводе, а в огороде». Увы, остались грядки да млядки… Но суть работает, выбирай не по круглой попке, а по склонности к труду, к семье.

Лейтенант коротко рассказал о «кронах» Снайпера, которыми сближается Пара по-настоящему, в одну плоть.

– Способна она взять твои проблемы, а ты ее – вот о чем бы думать надо, Вася! Сложно? И без Бога, наверное, невозможно. Поэтому и разводов много. Расти в крону, а не только в корень – и жена будет любить тебя и в спальне, и опальным.

Экран станции таинственно переливал памятью, в которой отказано людям, мертвый будто экран, а в нем можно увидеть уходящие колонны бойцов – в никуда, тонущие корабли – в пучину… Слишком велики были жертвы, чтобы морякам так легко играть судьбой и любовью. Проиграют тем, у кого карты кроплены.

– Тут кричи не кричи, товарищ Лейтенант… – робко сказал старший матрос Сафиуллин, будучи неробким человеком. – Вся цивилизация заточена на развитие тяги к сексу и прикладным потребностям. Кто устоит в одиночку? Исподволь навязвают, чтобы «свободно» выбирал «свободную любовь»…

Умницу не успели оценить в тесном отсеке, глубоко замурованном в чреве корабля… Во входной лючок над головами раздался грубый стук начальственной ногой и старпомовским почерком. Лейтенант подал знак открыть, напутствуя:

– Отвечайте твердо, подняв подбородок и глядя в глаза испытующего вас. Вы знаете все свое, вы – Моряки, и зря корабельный хлеб не едите!

6. «Цусима-Хиросима»… Уходим, чтобы вернуться!

I

Экипаж «пытали» до самого обеда. Играли учебные тревоги на разные темы и аварийные с десятью вводными… На «адмиральский» послеобеденный час покуситься не решились, и альбатросы после кают-компании тащились по коридору, вожделенно мечтая о тех же жестких коечках за темно-вишневыми занавесками… Но их нагнал Мамонтов и напросился на послеобеденный кофе. Такое бывало не раз, и Лейтенант согласился, зная, что чашечки будут маленькие и только по одной. Да и разговор о пожаре с новым соседом хотелось закончить, а секретов особых от особиста не было. И вчерашнюю свадьбу вспомнить, она по-своему сблизила всех троих…

– Итак, Петя, включенный «Пассад» – крутящий момент пожара? – едва переступив порог, спросил Лейтенант тоном следователя, доставая свой чудо-кофейник.

– Конечно. Чтобы так выгореть, нужна работающая вентиляция – на несколько минут…

– Проживающие и эвакуированные из отсека говорят, что «Пассад» был выключен сразу, как побежали… Аварийщики ввалились в отсек быстро, и уверяют, что они отключили «Пассад» и обесточили отсек… Не сходится!

Петр собирался улечься и, не скрывая раздражения, бросил:

– Будет расследование, все узнаем, Коля!

Лейтенант печально улыбнулся, заправляя кофейник, и посмотрел на особиста, прося помощи. Мамонтов устраивался в кресле-вертушке и дежурно пояснил:

– Жертв не было, все спишут на недисциплинированность и необученность экипажа, неисправность проводки…

– А, у вас так… – равнодушно протянул Снайпер, вытягиваясь во всю койку. – Вы богатые, ремонтные заводы рядом… На островах в таких случаях долго спят на палубе, поэтому виноватых находят обязательно и быстро. Кто-то же побывал в каюте до аварийщиков, лючок в двери выбил… Мы покроем своих, штабные – своих, найдутся тысячи причин для снисхождения, как бы по-человечески…

– Детали нужны нам, экипажу, и больше никому. Чтобы знать людей в опасный момент…

– Коля, я вспомнил его, лысого! Технарь Касьянов! Три кубрика выгорело на одном корабле, когда он решил проветрить корму после небольшого возгорания… Помню, его по штабу соединения… На Сахалине мне поручили зайти туда, выписать комплектующие для ИПов… Как он на меня набросился: «Торгуете ими, что ли?!» И не дал, гад, ни одного! А потом я узнал, что он сам ими торгует и конкуренция ему – нож в горло… Я ни на что не намекаю, но… между прочим на эту каюту при желании можно списать средства, как на хорошую квартиру…

Кимыч говорил и отдыхал смачно, руки за голову, ноги раскинув… Под шумок закипающего кофейника вспоминал свои далекие острова.

– У нас замкомбригом по ЭМЧ был Кулишов, капитан 2 ранга… Чудак – вроде тебя. Только у него была уже должность!.. и некий простор деятельности. Сделал УТС – учебно-тренировочное судно. Работало на грани реальной опасности! Может быть, единственное такое на флоте. Всех пропускал через огонь и дым! Как некий обряд творил. Вместе с комбригом лично обеспечивали явку ста процентов экипажей. ИПы не жалел. Зато мы включались в них, как автоматы, в огне и дыму… В штабах его не любили – много материала просил и всякого расходного имущества для учебы, высмеивали за примитивность вводных на УТСе…

Лейтенант уже разливал кофе и ни один из гостей каюты в такой момент не мог оторвать взгляда от серебристого пузана, извергающего тонкую струйку, волшебного цвета и запаха. Вчерашний жених в релаксации молчал недолго.

– Но пожаров-то в бригаде не было! И возгораний не было ни у стенки, ни в походах… Секрет прост – любой моряк, видевший открытый огонь на корабле, пусть и учебном, – он взведен, знает, как важны первые секунды после возгорания… Прозевал, засуетился, не сумел – огонь не догонишь! Сожрали и Кулишова, куда-то задвинули… А жаль. Специалист – золото! Я часто его воспоминаю, когда нужно что-то сделать, а не получается.

К ужасу обожателей пузатого кофейничка Снайпер от кофе отказался, Мамонтов с искренним недоумением спросил «трезвенника:

– Ты легко схватываешь подоплеку, интересы… По таким данным вполне мог быть одним из них… карьерных. Советские все, а устаиваемся порознь…

– Брось, не притягивай за уши… – не повернув головы, оборвал Снайпер. – Дельфины не хотят на сушу, а древнее, мудрее нас… переживут не одну цивилизацию. Поезжай на острова вулканов – юная Земля, там ответы… Подставлю лицо под струю водопада на склоне вулкана, и… замкну цепь жизни. Выше не бывает! прикасаюсь ко всему живому разом… Пояснил или запутал? И вот дожил: могу еще поверить другому человеку как себе. Ее это потрясло. И меня… У меня – жена, ребята!

Но «абвер», на то и «абвер», чтобы понимать все.

– Напомнил мне вчерашний Колин тост: «За праздник одоления эгоизма!». И получилось вполне логично, что жених и невеста не главные на нем лица… Может быть, самый главный на свадьбе тот, который «в проекте»… Только так! А иначе – зачем праздник? Фундамент закладывают, когда есть проект дома.

– А мы с Викой в восторге и от твоего, Сережа, тоста: «страшна не разлука, страшна – неизвестность. Пусть молодые до самой старости знают о своей половине, как одна рука знает о другой. Пусть их дети всегда знают, где их папа и мама…» – Петр несколько раз вздохнул, потом сонно спросил:

– Что ждет нас сегодня?

– БЧ-5 получила «неуд», до вечера их будут гонять, а после ужина – подведение итогов лично зам начальника штаба… Они настроены, вывернуть корабль от рундуков до клотика…

Слышал ли Снайпер продолжение разговора, никто не знает. Со стороны койки не раздалось больше ни звука.

– От следователей есть что, Сережа? Улику же получили…

– Ни-че-го. Видимо, полюбилась своя версия.

– С Африканского Рога?

Мамонтов любовался крошечной чашечкой японского фарфора, тонкой, как бумага, и ответил нехотя, сделав маленький глоток:

– Были выстрелы с берега, неприцельные… Наверное, снимутся, уйдут наши…

Лейтенант медленно поставил свою чашку на стол, выпрямился и улыбнулся своей странной улыбкой, гримасой внутреннего взрыва.

– А нам можно сливать керосин, так? Это многое объясняет в происходящем с нами! Получается… и я здесь не нужен, и он. Умеем стрелять, а нас вяжут к берегу…

– Коля, не накручивай, и не учуди чего-нибудь, на тебе клейма негде ставить…

Кофейный «послеобед» был свернут досрочно, продолжение отложили на итоги после итогов. Проводиы гостя, Лейтенант упал ничком на койку, зарывшись носом в подушку…

* * *

…Кают-компания набита до отказа – весь офицерский и мичманский состав экипажа, плюс куча штабных… Премьера спектакля под названием «разбор полетов», или «подведение итогов того, чего не было!» Лейтенант нашел баночку пониже, примостился за спинами товарищей, ни на кого не глядя. Разве «смотры» нужны сейчас кораблю – «ученик начинается с дневника, а матрос с рундука»…

Адмирал спрашивал мало. Зато его клерки пели соловьями, каждый свою арию, убедительно, строго по партитуре… Что и говорить – штабная культура! Школа! Адмирал стрелял спокойными глазками по лицам корабельных офицеров, кивал в такт своим дроздам да удивлялся будто: отчего не восторгается никто из плавсостава классной работе спецов: разложили все по полочкам, объективно… Это был седовласый старик, худощавый, пожалуй, через чур. Его руки постоянно играли трубкой, инкрустированной дорогой штучкой, и Лейтенант никак не мог понять, зачем она ему. Свита имела иную физиономию, до безобразия жирную.

– …Автоматика котлов неисправна, необходима замена масла, есть неисправности холодильных камер для продуктов… Серьезные замечания по живучести…

Это все о БЧ-5… Единственная боевая часть, работающая без условностей, как мини-завод с непрерывным производством. И вот, оказывается, она не готова к походу. А остальные к войне готовы? Получается, так. Потому что их всерьез интересует только БЧ-5, чтобы корабль ходил туда, куда им надо.

– Время устранения – сутки, максимум – трое…

Командир корабля в свою очередь отметил, что в комплектовании экипажа допущен перекос: если через сутки техническая готовность корабля будет восстановлена, то все другие виды готовности – под вопросом, и только потому, нужны практические учебно-боевые упражнения, чтобы обучение имело какой-то смысл и осязаемый результат…

Ответом командиру – тишина и рассеянная игра трубкой адмирала, будто не слышавшего трагическое резюме о бессмысленности очередного «аврала» у стенки… И вдруг от низких столиков раздалась реплика тихим, но твердым голосом:

– Цусима – только в квадрате!..

Тишина стала гнетущей, непривычной для кают-компании, тем более переполненной людьми с большими и малыми звездами… Адмирал стрельнул глазами в сторону клерков, и те замерли, как сторожевые псы.

– Вы закончили, командир? Уже вопросы? Какая Цусима? Кто сказал? – адмирал с интересом озирался, он захотел познакомиться с экипажем поближе.

Лейтенант встал, представился и, не дожидаясь ни вопроса, ни приглашения, скрипучим голосом, совершенно исключающим всякую субординацию, отчеканил:

– Мы уже на войне!.. теряем людей. Экипаж встревожен воровством ЗиПа и АСИ, а заказчики вне корабля… неясность задач. Цусима – по курсу!

Адмирал помрачнел. Свита его имела одну кривую рожу – высокомерно-брезгливую и одновременно испуганную. Но старик вдруг хитренько улыбнулся и с ехидцей спросил командира:

– Инженера-то, ракетчика, приняли? Новенького?

– Так точно.

– Припоминаю и его… Цусима-Хиросима… – адмирал взял трубку в кулак и, будто пистолетом погрозил перед собой. – Что это значит? Для того вас и учили, чтобы вы учили!

Лейтенант вдруг искривился, и громко объявил, как о великой радости:

– Простите, мне в гальюн бы… – повернулся и быстро вышел.

Смешки негромкие, положил трубку адмирал, желчно улыбаясь…

– На звание, небось, послали?

– Послали давно, товарищ вице-адмирал.

– Мне кажется, рановато ему… третья звездочка.

И надо было видеть, какой довольной ухмылкой расцвела компания береговых моряков, оценивших «юмор» шефа. Движения рук адмирала, игравших трубкой, стали более мелкими и суетливыми.

…Лейтенанта все эти чины – большие и малые – интересовали еще меньше, чем он их. Две маленькие пригоршни воды, забортной, холодной, видимо, из свежей доставки приборщика, вернули его к тому, что на самом деле волновало и о чем хотелось думать. В его ушах звенело, заглушая все: «Семь футов под килем!» Маленький человечек пожелал ему выжить… А что будет с ней? Как смешны эти походы кораблей – куда, зачем? Оставляя детям взрослые дела. В угоду «реалистам» превращают в иллюзию семьи и отцовство, отнимают способность понимать детей и дать им счастливый билет из страны Смерти в страну Жизни. Миры нарождаются с каждой душой, миры гибнут – но кто знает о них? В глазах ребенка все вокруг – реальность Бога. Но сам ребенок не всегда и не для всех реальность – здесь, на цветущей пока Земле…

Уже без кителя, в тельнике, он листал «Книгу Моря» и там нашел созвучие своему состоянию. «Как стремительно меняется мир детей, как стремительно отдаляется от него мир взрослых… Ты считаешь это впечатлением от плохого настроения? Но оглянись: в той же пропорции уменьшается поле жизни и увеличивается поле смерти. Ничто не искупает вины рожденных Жить, но почитающих Смерть…»

Вернувшийся в каюту Снайпер, несколько раз взглянул на соседа, будто видел его впервые. Упав на койку с ногами, прикрыл глаза:

– Послушай, Ник, ты спорил с трубкой адмирала, а я его вспомнил тоже! Тогда он был рангом пониже и без трубки. Он руководил ракетной стрельбой, когда одна из ракет потопила МРК, был пожар и много погибших… Надо же! Думали, его задвинут, а он еще выше прыгнул. И трубкой обзавелся. Корреспондента, который пытался докопаться до причин, обвинили в шпионаже в пользу Японии…

* * *

В динамике корабельной трансляции прозвенели пять длинных и будто радостных звонков, означавших, что адмирал покинул борт по своим важным делам. Развеселила команда, последовавшая за звонками: «Произвести малую приборку!»

– Да, именно приборка нужна после такого смотра корабля, может быть, даже большая…

Лейтенант, не поднимая головы, показал большой палец согласия и одобрения.

– Слушал тебя и адмирала, вспоминал нашу драку в бараке с бандой Лысого…Ан, замутилось до самого верха? Шальные люди, шальные деньги пускают по краю… Очертания ловушки все яснее, а казались бредом пьяной Кассандры. Так сказануть о боевом корабле… Родители Вики растеряны, говорили о гораздо более страшном, чем ты. Шальные деньги колбасят наперво молодых. Тонет берег, забывший море…

Лейтенант быстро свернул свой пасьянс, чувствуя перемену внутреннего жала интереса и внимания.

– Диане нужно верить, Петя, она – рентген… Видел, как высокомерно небрежны при работе на боевых постах штабные чины высшего звена! Еще год назад такое и не приснилось бы. Ни одного моряка до конца не выслушали, не испытали!

– Я не увидал «пожарника» Касьянова на подведении итогов… Был другой клерк из техупра… Но смотрятся… новая каста, а?

Ответить «бунтарь» не успел. В каюту, как на салазках, влетел Шульцев:

– Слышали? Проводили! И как теперь говорить о Службе? Они службу… видели в одном месте… Бросились на сходню минута в минуту по рабочему дню!

Лейтенант поморщился, хотя появление Шульцева, как ни странно, добавило света в его настроении – чуть-чуть.

– Хватит киснуть! Михалыч просил не опаздывать на ужин, а сразу после… Он пригласил на «сбор» морпеха Озерцова! Охлаждать наши горячие головы…

– Сам-то он как?

– Хмур. Только непонятно, от твоей джигитовки или от пинка кораблю. Допер народ смотреть в корень с твоей подачи! Держись, выпустил теорию из бутылки!

II

Ужин сдвинулся на полчаса, что не добавило настроения морякам. Хмурым на «сборе соборе» выглядел не только Михалыч. Начхим раскис непривычно, до брюзжания: «Нам указали на свое место… о нас просто вытерли ноги…» – слышалось из угла кровати. Он отказался от шахмат, чем чрезвычайно огорчил хозяина каюты: шелковые фигурки ласкают, как двести грамм хорошего вина.

Капитан Озерцов был усажен поближе к столу, где чаще всего сидел Лейтенант. Поэтому он со Снайпером разместились у телевизора, где всегда было больше баночек и кресел. Михалыч тяжело прохаживался по каюте, и иные не без радости отметили, что цепочки с серебряной нудисточкой в его руках нет. Мимоходом выключил телевизор, к большому огорчению Шульцева, вернулся к столу и уже спокойнее сказал:

– Я понимаю, о чем вы зажурились… Мы подневольные, военные… но в мыслях у нас свежий ветер… А паруса нет! А без паруса ничего попутного и путного не бывает, – Михалыч остервенело ткнул пальцем вверх. – И поводок короток. Не по мне!

– Ну, Михалыч, – тихо заговорил начхим Орефьев, откинувшись к переборке и выставив лоб, блестящий как бильярдный шар. – Мы можем что-то противопоставить… помочь командиру обнулить игру старпома, и тех, кто за ним. Коля оказался прав на все сто, есть серьезные люди на берегу, которые имеют… тормознуть корабль.

– Вы с Лейтенантом такие умные, да… сесть куда? Мне вот новичок-ракетчик подсказал, что каста рисуется новая… Морское чванство некое, – Михалыч оглянулся на телекружок-галерку и окликнул Лейтенанта, уступая ему свое кресло за столом, а сам переместился на койку рядом с Орефьевым. – Иди поближе, Николай Владимирович! Ты обеспечил себе «лейтенантство» еще на пару годков – это я понимаю. Но мы присвоили тебе сразу большую звезду. Отправить в гальюн адмирала с его музейной трубкой – это, брат… Но все остальное давай, объясняй нам, тупорылым… В церкви, я слышал, побывали, с батюшками секретничали, чай… И чего?

Лейтенант сухо поведал всем о встречах в храме, об иезуитском всеведении молодого Иоанна, готового к контактам хоть с инопланетянами…

– Храм полупустой… Только песня двухголосая из двух слов запросто вынимает душу проветриться, как «Заря» крейсерского горниста тремя нотами останавливает время. Но… клир сиротит мир… Они не видят, или не хотят копаться в грязи: пришел в церковь – прощен, принес дар – оправдан. О каком спасении душ мечтают, если опять бульдозер пошел по судьбам…

Даже Михалыч молчал долго, а потом повторил, как сквозь стиснутые зубы: «И чего?». Лейтенант усмехнулся, сжал кисти в замок до бела, оглядывая товарищей как обреченных.

– А ты сам ответил, и другие, небось, додумались… Сесть некуда! Песня заканчивается, зарю сменяет день, а кругом все та же хрень… Церковь и воровство хорошо ужились, брат. А государство взасос целует казнокрадов. Они воевать с ними не будут даже ради кораблей и мореходов. Трещина идет глубже, воришка-ветер вьет гнезда в госструктурах все выше и выше… Петр Кимыч! расскажи подробнее, какими загадками встретила тебя праздничная бухта… А то подумают друзья, завидую трубке адмирала…

Снайпер вставать не стал, предупрежденный, что на «соборах» не принято вскакивать и выскакивать. Устроился на баночке, как в кресле, прислонившись спиной к экрану телеящика. Его красочный рассказ о банде Лысого, о явном интересе к грузу корабля, который Марсюков защитил ценой жизни, о предсказании Кассандры из бедного барака – потрясал своей очевидной правдой.

– Старшина, застреленный прямо передо мной, достоин награды, но кто сегодня верит, что она будет? Разве подпишет представление начальник политотдела Чавкин, пускающий налево со склада все, от ковров до цветных телевизоров с помощью клерков махниных, мухниных и прочих.

Михалыч встал, прошелся, разведя руками… Но вдруг звонкий голос бросил ему ниточку:

– Салаге первое слово, Михалыч, традиция… – Шульцев встал, весь подавшись вперед, было видно, что готовился…

– Вот! Сейчас поймем, где мы, – Бакин обрадовался и зачем-то оглянулся на «штаб» на койке, потом с минуту тряс пальцем молодому офицеру, как опытный дирижер перед короткой, но важной партией флейты. – Именно ты скажешь, какая каша у молодых! И моим детям что предложат хлебать, пока я в морях изображаю святого.

– Нет проблемы! Зарплату раза в… два-три увеличить, и воровство из крупного плана уйдет в мелкий, а мы под любую планку выровняемся, всех штабных-береговых полюбим и простим! Как они… – и Шульцев кивнул на темный экран телевизора, – цветы будем топтать с большим удовольствием!

Глумится корабельный балагур? Но здесь смелость в общении поощрялась. Посверлив глазами физиономию «западенца», «Илюша Муромец» взял маленькую баночку, присел, едва помещаясь на ней, рядом усадил старлея.

– Радуешься, будто счастье замаячило… Откуда в тебе это желание? Ты равняешься на воров крупного плана, плод незаконной любви властей. На запад смотрите, где ворье давно легализовалось и в законе? Объясни нам, несмысленышам, откуда в трудовой стране взять такую зарплату? Не лучше ли подать тонущему сразу новенький пистолет…

Кто знал Михалыча, понимал, чего стоит ему этот спокойный тон, подбор слов и выражений. Гена Шульцев, шутник и весельчак, в котором признавали недюжинный артистический талант, не смутился, ответил. Не поднимая глаз от палубы, мягко и вкрадчиво, подделываясь под тягучие ноты в голосе КБЧ-2, напомнил обреченно:

– Воруют же. Не в западниках дело, а в нас. Свои проблемы валим на них. Воровать деньги есть, а мне голую кость? В остальном мы с ними очень схожи. И у нас растут оторвилы, готовые топтать любую поляну. У нас на корабле молодняк обучают изворачиваться за большим куском… Мы схожи! Только там платят служивым достойно, и тогда воровство только по норам, где ему и место всегда.

– «Схожи»! Рожей, что ли? – Ребров повернулся к Шульцеву, и тот оказался меж двух «бычков». – У них стандарты жизни – любовь по времени, полное брюхо, два кило дерьма в унитазе… Шаг в сторону – чужой! Не будешь в стандарте – по башке факелом Свободы, и ты уже не американец. У них в идеале – иметь много любой ценой… А у тебя?..

«Шульц», забыв о веселости, огрызнулся, как затравленный зверек:

– Стандарты здоровья, крути ни крути… Что пенять…

Михалыч печально смотрел на них, потом встал и пошел на свое место, отказываясь от роли дирижера: «Евсеич, зафиксируй: дрейф идеалов с сторону больших денег… Или достойного кошта? Каша. Начало…Так и пиши».

Неожиданно Шульцева поддержал командир БЧ-4 Кипчалов. До сих пор он сидел, склонив к палубе плечи и голову – то ли стесняясь своего роста, то ли демонстрируя отстраненность от темы. Он неодобрительно посмотрел на пылающего гневом Реброва:

– Не вижу предмета спора. Толковые бабы давно склонны к Западу…Там умеют добыть по-крупному, а у нас мечтают о мелочи, стыдясь своей тени…

Ребров пошел на двоих напролом:

– Откуда ты взял, что нужно нашей бабе? Конечно, убогость быта унижает и давит чувства, но это не значит, что она не мечтает о любви в гнездышке! Везут фильмы и вбивают в голову стандарты «любви»: "длится кайф и длится…" Прощай душевное равновесие. Надо быть ослом и забыть обо всем остальном, – Ребров запальчиво оглядел всех, но никто даже не улыбнулся его словам. – О каком здоровье вы говорите? Их здоровье – смерть природе… Или нравственное здоровье не в счет?

– А разве не бывает так… долго? Это и есть здоровье.

Ребров с раздражением глянул на упрямого Шульцева:

– Не тужься! Для них здоровье, над тобой игла… Здоровье животного, озабоченного только успехом в естественном отборе. Попробуй, лиши его «здорового» удовольствия – убьет, не задумываясь. И прав будет: ты знаешь грань порока, а он не знает. Ты ему мешаешь.

– Нет, одним миром мазаны! – Шульцев опять улыбался! – Поиски смысла, справедливости, душевного равновесия – следствие недостойной платы за труд слабости и физического нездоровья,…

– Спасибо, Гена! – раздался из угла азартный отклик, и начхим ткнул в Шульцева изогнутый палец. – Просветил явочным путем. Жирующие на воровстве помогают выбрать потребности тела как высшую реальность, заразительное «жизнелюбие», игру в «жизнь»… Выглядит прилично: у нового поколения свои доводы! Даже Михалыч дрогнул. Но вопрос остается: в здоровом теле здоров ли дух? Или здоровый дух умеряет тело? давит болезни и пороки, управляет физикой… Где реальность?

– Да! – вскинулся Михалыч. – Почему-то от их физического здоровья куча проблем по миру… От их свинства!

– Сначала все-таки живи телом! До – а не после поисков, – сходу возразил командир минно-торпедной части Маренов, и его светлые с красными прожилками глаза выражали недоумение. – Умничанье, та же игра…

– Нет, – с усмешкой возразил Евсеевич, – найдешь только корыто, потому что у тебя пятачок вместо носа…

Маренов выпрямился и притих. Никогда еще в этой каюте не было так взрывоопасно. Шульцев и не думал сдаваться. Его пухлые щеки горели как гроздья калины. Возможно, сказалась повышенная температура, но он лез на рожон, как заводной солдатик, оставаясь сидеть верхом на стуле, и опустив голову низко, как к брустверу окопа, а голос его стал жалобным и обиженным:

– Маленькие человечки, нам известны наши слабости… Зачем замахиваемся на поиски общего смысла. Вы… соблазняете, будто он нужен для счастья и долгой жизни. «Верх-низ, свет-тьма»… История смеется над всеми теориями! Что вчера справедливость, сегодня оборачивается лютой жестокостью… На что замахиваетесь, яко боги? Неизвестна настоящая цель похода корабля – и точка. Чего нам ерепениться, доказывать, что мы не американцы и способны на невозможное в одиночном плавании!

Кто-то прошипел негромко: «Думал, он по кафе и ресторанам спец, а он чует запах паленого…». Снайпер вдруг обнял рукой «раскаленного героя».

– Ген, неужели ни разу не чувствовал в себе промысла свыше…

– Голосов не слышу, я простой специалист… неплохой. Меня не нужно вести свыше, если кошт достойный…

Опять чья-то злая реплика: «Первые ласточки достойной жизни…». А Ребров похлопал Шульцева по плечу:

– Старпом в твои годы так же говорил, пока не встретил тех, кто любит яхты до самозабвения. Ищи волю в себе, пока чужая воля не подломили под свой кошт. Сколько об этом говорено… В какую компанию нацелился, маленький человек? Они рядом с богами, не меньше! Какие спектакли ставят над бедными душами… Им оглядывать себя из космоса можно, а нам уяснить, где свет, где тьма, – нельзя и даже вредно. Этак до Сохлака корабль не дойдет на радость таким линейным, выставленным старпомом…

Начхим Орефьев все-таки расставил шахматы для партии, и они сверкали стройными рядами фигурок, готовых ринуться друг на друга ради никчемных замыслов игроков. Но ничего нового не было для Евсеича в нудном споре. Он уже не раз с раздражением посматривал на «первооткрывателя» красивых благ, пахнущих воровским общаком «цивилизации».

– Пора итожить, хлопцы! Невеселы выводы Лейтенанта и… ракетного новичка. Опять же Геннадий прав, материальная природа берет свое… Крысиный уровень. Глядишь, а иной исусик пристраивается на берегу, будучи еще на корабле и подавая надежды в плавсоставе…

– У человека один сугубо земной ориентир, – вкрадчиво возразил Шульцев, не обращая внимания на то, что Ребров, да и все остальные открыто усмехались хмурому упорству всегда веселого старлея. – Не лезьте в божьи дела, и будет вам явлено духовное. Оно растет из материального…

– Во-во!.. Далеко ты глянул, Геннадий, но прав на миг, – монотонно и спокойно, видимо, пытаясь уйти от резких слов, ответил начхим. – Ты любишь легкую красивую жизнь – вот и вся твоя затея, подсмотренная по телевизору… Духовность на этом пути, что вору псалтырь на ночь. Когда похоть да живот самоцель, то красота и духовность – зонтик, игра воображения все о тех же похоти и жратве. Нудит многих иудин стандарт: за измену иметь все и сразу…

– Факты упрямая вещь! Именно американцы, обладая уникальной техникой, нашли, что эмбрион человека кричит, когда к нему приближается скальпель в чреве матери! Разве не духовная высота, связанная с материальными возможностями? Нам такое и не снилось…

– Тебе не снилось, Гена. Там есть, кто ищет Смысл… попутно с барышом. Человеку компьютеры не нужны, чтобы слышать свое дитя. Если он хочет слышать, Гена! Но если оно… побочный продукт, то никакие компьютеры не уберегут его от убийства.

Шульцев резко поднялся и вышел из каюты, не сказав ни слова.

III

Лейтенант откинулся в широком кресле хозяина каюты, шарил по подволоку своими серыми глубоко посаженными глазами…

– Очередной… Возжелавший достоинства, забыв о душе… Лесоповал какой-то… Нас просто раздирают и разделывают, как лесорубы дерево – ствол, ветви, крона, пень с корнями… И нет целого, что соединяло бы. Командир в строю, старпом как бы на месте, боевые посты в готовности, а стрельб нет, и… умеем ли с молодью? С чертом в одной лодке – факт древний… но терпеть его у руля!.. Нет сил, братцы, честно скажу…

Лейтенант, тиская кисти, словно сжимая невидимую пружину, повернулся к «шахматитстам»:

– Итог на лице, докладываю… Корабль, Михалыч, в паутинах чиновных ворюг, тех, кто и в церковь ходит. Евсеич, фиксируй крутящий момент двух главных общественных сил власти и церкви – девятый вал. Плохие дороги и дураки – следствие! На самом деле одна беда во все времена – умыкание добра, в поте нажитого, благословляемое дураками-чиновниками… спускаемое по течению «модными» попами. В экипаже ее отроги и роги. Многие догадываются: загруженный ЗиП будет разворован, возможно, под присмотром старпома и его людей… Прошу расписаться.

Бакин, бурча сердито, медленно поднялся, чувствуя пик «соборных» терзаний: «У нас дверью не хлопают, как посмел…». Ему дружно возразили, что молодой офицер вышел тихо…

– Нет, громко хлопнул. Сегодня все меня достают… Не ходите вокруг да около, как заколдованные золотой трубкой адмирала! Приговорили, распяли, пригвоздили… Столько пролито крови, столько жертв за справедливость – и снова у дырявого корыта!? Чего бы ни строили тыщу лет, а… Лезут из щелей феномены, оправдать воцарение ворья? Думаете, моя боль, что на зарплату не могу купить сынам, что покупают чиновники, дельцы всякие?.. Нет. Учить перестали делу, нигде не умеют. Поневоле ворью и выгоде кланяются все, как… в любимом экране Шульцева.

Зорко вглядывался в каждого, будто ища тех, кто его не понимает. Остановился напротив начхима, и даже шаг к нему сделал, грозно разведя руки: мол, не отвертишься, и шахмат не будет…

Каюта будто опустела. Корабельный Ключник вздохнул и перевернул доску шелковых фигурок, не дождавшихся внимания умных пальцев, скрючился, подпер голову ладонью, криво усмехнулся: «попросили детки показать дорогу в рай, сидя на обмаранных пеленках»…

– Михалыч! в дерьме придется ковыряться. Слушай, нос не вороти, долгая песня. Я не сильно верю Коле, что мы на крючке и старпом брат черту… Но сегодня признаю, что теоретически Коля прав. К сожалению. Почему? Спросите у Вяземского – недавно перечитал. Дело даже не в декабристах, а в глубине раздрая, которую не оценили вовремя… Мы потомки и продукт абсолютизма! Даже мелкий чиновник на своей территории теперь божок, а наверх сам смотрит рабски, и внизу видит рабов. Такие в бога не верят и воруют безбожно. Мзда – воровство, потому на классических воров чин смотрит как на собратьев, а те, как рыба в воде… Восточный мудрец нарек им: не можете служить людям, не будете угодны и богу, яко бесы! А мы крайние, пытаемся служить честно…