Читать книгу: «Выбывшие», страница 2

Кира продолжала взирать на Германа, не отрывая глаз.

– Конечно. О замене подумаем позже и…

Он не успел договорить, громкий стрёкот дверного звонка раздался из прихожей. Бенефициар уже было развернулся, вложив в массу своего тела возможности потенциальной скорости, когда услышал повеление Адвоката, заставившее его своей мощью остановиться.

– Я их встречу. Так будет правильнее. Поверьте, я знаю, о чём говорю.

Бегичев метнул в сторону Киры ещё один, какой-то задумчивый взгляд и вышел из комнаты, температура в которой с его уходом стала заметно выше, а воздух стал легче проникать в альвеолы лёгких.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПОНЕДЕЛЬНИК

Санкт-Петербург. Лиговский проспект

Сентябрь 02, понедельник, 10:04

«…Иногда текст её произведений казался мне похожим на вишнёвое варенье. Вязким, липким, тягучим. Он оставался на пальцах и губах при перелистывании страниц, на нёбе при проговаривании фраз и лексем, в мыслях при впитывании смыслов. Чтобы смыть его душистый вкус, мне нужно было прочесть много, много «воды», выполоскать этот словесный сахар изнутри себя, разбавить его насыщенную подтекстами консистенцию, разводя до скупой бледности пигмент метафор и аллегорий. Её рукописи я заглатывал резко, но смаковал медленно, отправляя вглубь своего восприятия сначала жидкую сиропную часть описаний, а затем, с нескрываемым удовольствием надкусывал упругую проваренную плоть характеров, укрытых в пропитанной сладким елеем вишне. Заканчивая лакомиться историей, я обсасывал, словно деликатес, костяные ядра идеи, терпкость духа которых добавляла в литературное блюдо неповторимый, незабываемый изыск. Сочинения Иды Ланг не были гладкими и ровными, они, сродни десерту винного оттенка проникали в душу порционно, урывками, расталкивали её комками ягод и лишь потом неторопливо переваливались в хрустальную креманку сознания. И я ехал своим мышлением по роману: сосредоточенный и внимательный, боясь упустить из виду детали и сбиться с дороги, ухабистой и сложной, но от этого не менее интригующей. Я всё хотел увидеть конец пути, понять его цель, узнать, что же там?»

О творчестве Иды Ланг. Жила бы она дольше, если бы писала лучше?

Автор статьи Одоевский В.Ф. литературный обозреватель «Рантье».

Еженедельный журнал Рантье, №09/01.

«Лучше бы ты этим прекрасным языком книги писал, а не эпитафии и разгромные рецензии!» –огрызнулась про себя Кира, отложив свежеотпечатанный альманах в сторону, и уставилась в окно. Её злорадные размышления были прерваны тихими звуками шагов, которые она в своей задумчивости могла бы и не услышать, если бы не скрипнула планка паркета. Обернувшись, Кира увидела замершую Майю, с виноватым выражением на припухшем от сна лице.

– Прости, – тихо сказала она, робко улыбнувшись. – Не хотела тебя напугать. Ты как?

Зам осторожно подошла ближе, заглядывая Кире в глаза.

– Зла. Очень зла. – Кивнув на столешницу, подставившую свою каменную спину недавно прочитанному печатному изданию, Кира заметила:

– Все литературоведы и полемики внезапно воспылали любовью к Иде, узнав, что её талант скоропостижно канул в лету. Интересно, да?

Майя с видимым облегчением выдохнула.

– Это хорошо, что ты злишься. Я рада. Так дело быстрее пойдёт. А что до злопыхателей изящной словесности, то не переживай, лицемерие – часть их работы. Ты же знаешь.

Кира усмехнулась.

– Знаю. Знаю.

Она рассеянно наблюдала, как Майя подошла к широкому кухонному острову из светлого мрамора с вычурным рисунком венозных прожилок угольного цвета, и, раскрыв еженедельник, застыла на несколько минут, углубляясь в его изучение. Закончив это занятие, она, как и Кира, отложила молочные, пахнущие типографской краской листки на край стола.

– Написано красиво. Не поспоришь. – Майя улыбнулась. – Кофе?

– Непременно.

Сейчас они: Кира, Майя и Макар находились в Петербургской квартире Германа, настойчиво предоставленной им в качестве их временной обители. Он долго доказывал, что решение снять номера в отеле не выдерживает никакой критики и что здесь им будет много лучше и удобнее. Северная резиденция Бенефициара была не очень большой, но стильной и уютной. Две изолированные комнаты: кабинет, занятый Кирой, и спальня, в которой расположились полковник и Зам, а также огромная кухня-столовая-гостиная, окружавшая их с Майей этим утром. Стены и потолки дома, выкрашенные в светло-серый цвет с жемчужным подтоном, были украшены молдингами и широкими плинтусами. Высокие полуциркульные арочные окна с мелкой расстекловкой вливали в комнаты струи природного эфира, делая пространство лёгким и воздушным. Камень, дерево, бархат, шифон, зеркала: от декора интерьера веяло смесью чопорного английского дворянства и интеллигентных французских буржуа. Сам хозяин квартиры нашёл приют в апартаментах своей дочери Евы, проходившей курс обучения в местном университете по классу дизайна.

Кира была благодарна Герману за всё, что он сделал: за помощь с ночлегом, за его присутствие вместе с ней в её доме во время проведения обыска и за поиск адвоката. А Майе с Макаром за то, что смогли приехать, да ещё и так быстро. От осознания того факта, что она оторвала своих друзей от их занятий, а Юста с Замом от их долгожданного отпуска, Кира злилась больше прежнего. На того, неизвестного, кто убил Иду Ланг или в её квартире или принёс убитой туда, заставив теперь разбираться с этой проблемой. Кире было искренне жаль, что писательницу постигла такая страшная смерть, но сейчас собственные чаяния волновали её больше. Нужно было подумать, как выбраться из этой топи. Как обезопасить будущее сына. И своё. Своё будущее, в недавно светлый лик которого вторглось незваное прошлое. Бегичев. Как же так угораздило Германа, среди всех возможных адвокатов Города, выбрать именно его?

Вопрос, ответ на который получить сейчас не представлялось возможным, затих в голове Киры, заглушенный звуком закряхтевшей кофемашины. Ароматные зёрна, раскрутившись в воронке навстречу жерновам, перемололись, утрамбовались и отправились дальше, готовясь к своей последней высокотемпературной метаморфозе, перед тем как предстать перед подругами в виде любимого напитка. Майя взяла чашки с кофе и, поставив одну перед Кирой, села рядом с ней за стол. Отпив глоток, она прикрыла глаза от удовольствия.

– Ммм. Отличный сорт. – И чуть не поперхнулась, услышав за спиной бодрый голос Макара:

– Доброе утро!

Санкт-Петербург. Лиговский проспект.

Сентябрь 02, понедельник, 10:44

Низкий рваный ритм выхлопа, извергаемый железной гортанью стих, едва центр тяжести мотоцикла по инерции сместился на его переднее колесо, увеличивая при резком торможении площадь контакта протектора шины с асфальтом. Японский нейкед, с открытым трубчатым скелетом рамы и спрятанным в стальном контейнере механическим сердцем в брюшине под седлом, заблестел хромированными деталями на солнце, смущенно выглянувшем из-под низко нависающих сизых облаков. Быстроходный азиат был выполнен в ретро-стиле. Шестидесятые годы прошлого века прекрасно угадывались в его округлых формах, мягкой кожаной выделке чёрного сиденья, спицованных колёсах, классических выхлопных трубах. Старая школа читалась и в отсутствии обтекателя и ветрозащиты. Сняв тёмный матовый шлем и перчатки, всадник, перекинув ногу через седло с левого бока железного зверя, ловко соскочил с него и выдвинул подножку. Свободной от удержания защитной экипировки рукой он вытащил ключ из замка зажигания, достал из небольшого бокового кофра сумку с ноутбуком и прошёл в парадную дома, рядом с которым припарковался.

Добравшись до двери нужной квартиры, он расстегнул оказавшуюся вдруг тесной куртку из гладкой перфорированной кожи и надавил на звонок. Следуя по коридору апартаментов за встретившим его Германом, Ларс оказался в большой комнате, с расположенным в дальнем углу кухонным гарнитуром и массивным мраморным столом, поглотившим почётное место перед анфиладой окон необычной формы.

Все были в сборе. Бегичев оглядел собравшихся. За столом сидели: Майя с небрежным пучком на голове, судя по выражению её лица, смущённая его появлением; бородатый крепкий мужчина, возраста Ларса, с интересом разглядывающий его, с такой же, как и у Воронцовой, причёской, что делало их удивительно похожими друг на друга; только что опустившийся в серое кожаное кресло напротив косматого незнакомца Герман, представленный Бегичеву вчера, и Кира, устроившаяся дальше всех, у окон, отчего светивший ей в спину свет, затенял лицо, делая затруднительным чтение мимики и выражения глаз. В тишине гостиной Ларс снял куртку, повесил её на спинку кресла, и сухо проговорил:

– Начнём. Это, безусловно, несколько опрометчиво со стороны моей подзащитной, пригласить всех вас на эту беседу, но, надеюсь, вы сохраните информацию, озвученную здесь в тайне, и приватность её не будет нарушена. Для тех, с кем я не знаком, – он бросил быстрый взгляд на спутника Майи, – меня зовут Ларс Бегичев. Я Адвокат. И, волею судеб, муж Киры.

Полковник вопросительно поднял брови, переглянувшись с Замом, словно задавая ей немой вопрос: «Это он всегда так разговаривает?». Она фыркнула в ответ, пожимая плечами. Герман улыбнулся уголками губ. Кира закатила глаза. Все эти мизерные комичные реакции не укрылись от Ларса. Касательное напряжение, нагружавшее ось пружины его нервов всё утро, вдруг уменьшилось, зазоры между витками спиралей стали меньше и Бегичев, наконец, расслабился, ощутив обычную холодную уверенность в себе.

Юст приподнялся и протянул Адвокату руку в приветственном жесте.

– Макар. Макар Кандауров. Полковник юстиции. В отпуске, – представился он.

Ларс пожал крепкую ладонь.

– Рад знакомству.

Он обернулся к Бенефициару.

– С господином Елагиным мы знакомы.

Герман утвердительно кивнул головой, то ли подтверждая этот факт, то ли вновь приветствуя Ларса.

– Майя. Как поживаешь? – обратился теперь Адвокат к Заму.

Она скосилась на Киру и тихо ответила, с сомнением в голосе:

– Всё хорошо Ларс, благодарю.

– Кира. – Бегичев взглянул в её сторону, но не получив никакой реакции, всё же немного наклонил голову к левому плечу, на секунду, не больше, а затем, решив, что утренний церемониал учтивости этого собрания завершён, сел, наконец, в кресло и положил руки на столешницу, сцепив их в замок перед собой.

– Ну что ж. Я озвучу факты, известные мне на текущий момент, касающиеся вчерашнего … ммм… происшествия, потом подзащитная расскажет свою версию событий прошлого утра, ознакомит с тем, какие отношения связывали её и жертву. Далее, мы определимся со стратегией защиты и поиска доказательств непричастности к совершённому правонарушению. Согласны?

Получив одобрительные кивки со всех сторон, Ларс начал:

– Вчера, первого сентября, в квартире номер пять на Большом проспекте Васильевского острова была найдена, с признаками насильственной смерти, Мария Софронова, известная также как Ида Ланг – автор детективных романов, публикующийся под псевдонимом. Её тело было обнаружено около девяти часов утра Кирой Ключевской, собственницей указанного недвижимого имущества. Поездом ноль двадцать два А «Ночной экспресс», прибывшим на конечную станцию согласно расписанию в шесть часов сорок минут Ключевская приехала из Москвы в Петербург на рассвете минувшего дня. На такси она добралась до своих апартаментов и, зайдя внутрь, обнаружила в комнате убитую Софронову. Причастность к преступлению отрицает. Кира утверждает, что ключи от дома ни Иде, ни кому бы то ни было другому не передавала, о встрече с жертвой в тот день не договаривалась и причин желать смерти Марии не имеет. Алиби Киры на момент убийства, произошедшего по предварительным данным в промежуток времени с двадцати трёх часов тридцать первого августа до семи часов утра первого сентября, подтверждается проездными билетами, показаниями водителя такси и файлами его видеорегистратора, а также геоданными телефона Киры. Придомовые камеры по адресу нахождения убитой не установлены, ни с фасадной стороны дома, ни с внутренней дворовой части, определить время её прибытия по месту смерти возможным не представляется. По сведениям опрошенных свидетелей, проживающих в соседних апартаментах выше и ниже этажами, посторонние люди ими замечены не были, как в день убийства, так и в предыдущие несколько дней, шумов и криков, доносящихся из пятой квартиры, они не слышали. Следователь сообщил, что смерть Иды Ланг предварительно расценивается как насильственная, наступившая в результате резано-колотых проникающих ранений, нанесённых неизвестным лицом в область сердца и солнечного сплетения, видимо вызвавших обширное кровотечение вследствие повреждения мягких тканей. Пока это всё. Я верно изложил твою позицию? – Ларс обратился к Кире, задержав на ней взгляд.

Она кивнула и продолжила сидеть с опущенной головой и прикрытыми веками за стёклами очков, отчего издалека казалась недорисованным портретом: с оформленными бровями, носом, губами, но без глаз.

– Всё так и было, – прокашлявшись начала она. – Более того, смерть Иды навредила мне. И с точки зрения финансов, и с точки зрения моего дальнейшего карьерного роста. – Кира сделала двумя пальцами обеих рук в воздухе движения, имитирующие кавычки и опустила ладони на колени, замолчав.

– Что ты имеешь ввиду? – уточнил Бегичев. – Вчера ты сказала, что была литературным агентом Иды и вела её бухгалтерию в соответствии с договором оказания услуг. Есть ещё что-то, чего я не знаю? Что-то, что вас связывает с ней?

Кира продолжала упрямо молчать, игнорируя вопрос.

– Послушай, мне лучше знать все нюансы ваших отношений, чтобы иметь возможность подстраховать, если полиция попробует использовать факты, о которых мне неизвестно, против тебя. Итак? – С нажимом произнёс Ларс.

Ответа не последовало.

– Кира, он прав. – Вмешался Герман. – Однажды, я был под следствием и… скрыл некоторые обстоятельства от своего адвоката. Эта ошибка стоила мне времени и денег. Я дольше был под арестом и больше заплатил за защиту.

Майя, дотянувшись до ладони Киры, мягко сжала её.

– Хочешь, я расскажу? – поинтересовалась она.

Кира отрицательно покачала головой, глубоко вдохнула и прошептала на выдохе:

– Ида была моей куклой. В переносном смысле, конечно. Мы так её называли между собой, – продолжила она после паузы.

– Куклой? – Озадаченно обратился к ней Бегичев.

– Настоящий автор детективов Иды Ланг – я. Это мой псевдоним. Я писала все книги. – Кира передёрнула плечами, произнося эти слова.

– Но, почему на всех обложках и … – Начал возмущённо Бенефициар, но не успел закончить предложение, услышав твёрдый голос Киры, обломивший его речь пополам.

Она расправила плечи и посмотрела прямо в глаза Герману:

– Я не хочу быть узнаваемой. Мне не нравится публичность. Я предпочитаю спокойно ездить туда, куда захочу, передвигаться без охраны и не бояться быть пойманной в ловушку фотоаппарата в неприглядном виде. Я не хочу, чтобы обсуждали мою внешность или личную жизнь, чтобы беспокоили моих родственников или друзей с просьбами рассказать обо мне. Пусть мой сын будет свободен от такого внимания, от сплетен и зависти за его спиной. Я не люблю светские сборища, мне не нравится душевно обнажаться во время интервью, я ненавижу толпу. Я хочу просто делать то, что мне доставляет удовольствие. Писать свои истории. Мария, наоборот, упивалась этим ажиотажем вокруг Иды Ланг. Так что мы обе получили то, что хотели. Она – славу и деньги, я – деньги и свободу.

Кира выпалила эту тираду на одном дыхании и, закончив, судорожно спустив из лёгких воздух, уже более спокойным тоном пояснила:

– Три года назад, вместе с моим издателем, мы решили найти женщину, готовую выдавать себя за Иду Ланг. Продажи шли в гору, нужно было представить писателя широкой публике. Мария нам подошла. Ей нравилась эта роль. И она хорошо оплачивалась. Мне не было никакой нужды её убивать. Теперь встанет вопрос о том, как дальше мне печататься? Одну, две, ну три книги нам удастся выдать за оставленные Идой после смерти неизданные рукописи. А дальше? – Кира досадливо покачала головой.

Герман поочерёдно посмотрел на сидевших за столом людей.

– Я один, видимо, не знал об этом? – В его голосе сквозила обида, обращённая, судя по его взгляду, на полковника.

– Не смотри так на меня. Майя мне только вчера сообщила эту новость, да и то, вынужденно, – оправдался Юст.

– Потрясающе, – резюмировал Елагин и поджал губы.

– Герман, я… – торопливо начала Кира.

– Всё в порядке, – отмахнулся Бенефициар. – К тебе у меня нет претензий. Сюжеты у тебя великолепные. Я почти всё прочитал. Моё почтение. – Уже мягче проговорил он.

Бесстрастный голос Адвоката напомнил о себе:

– Ты сказала «мы так её называли». Кто ещё знал о том, что она подставное лицо?

Кира нахмурилась, словно подсчитывала в уме количество посвящённых в её тайну. Когда она, наконец, посмотрела на Ларса и заговорила, отблеск линз её очков, пробежав по стёклам, на миг ослепил его, сбив ритм дыхания.

– Родители, Майя, пару человек в издательстве и Мария, конечно. Теперь вот Макар и Герман. Тебе, насколько я могу судить, это уже было известно, – съехидничала, не удержавшись, она.

Бегичев не отреагировал на её выпад и задал следующий вопрос:

– В каком издательстве? И кто конкретно?

– Мы…я… сотрудничала только с одним. «Парафразъ» отсюда, из Петербурга. Главный редактор, он же генеральный директор – Самсон Рочдельский и его заместитель – Эстер Осипова, только они были в курсе подмены. В начале нашего партнёрства мы вчетвером: Самсон, Эстер, Мария и я, подписали соглашение о неразглашении сведений, составляющих коммерческую тайну. Только на таких условиях я согласилась работать. Им всем, как и мне, крайне невыгодна смерть Иды Ланг.

– Услышал. Сейчас следствие начнёт детально изучать подноготную Софроновой. Её связи в бизнесе, в личной жизни, её прошлое. Скорее всего, эта информация также раскроется. Для тебя это скорее плюс. Хорошо ли ты её знала? Есть ли у тебя предположения, кто хотел её убить?

– Нет. Мы встречались в основном в издательстве, перед публикацией новой книги, проведением рекламной компании или тура. Решали, как лучше презентовать, на чём акцентировать внимание. Я поясняла ей некоторые непонятые места в романах, слова и обороты. Это были разговоры по работе, ничего личного. Общение по финансовым вопросам происходило исключительно по переписке, в мессенджерах и почте, – объяснила Кира.

– Кто вас познакомил?

– Эстер. Она её нашла. Самсон проверил Марию по своим каким-то каналам. Она ни в чём подозрительном замешана не была. – Кира, в поисках поддержки посмотрела на Майю.

– Мы тоже, что смогли, проанализировали. – Вступила та в разговор. – Социальные сети помогли. Обычная женщина. Любила покрасоваться, но это не порок. Ни мужа, ни детей у неё не было. Жила одна. Про родственников не упоминала. Она подходила по всем параметрам.

Бегичев с недоверием покосился на Зама.

– Ну, хорошо. Я направлю в издательство официальный запрос по поводу продолжительности и условий твоего и Софроновой сотрудничества. Правильно ли я понял, что посредничество в литературной среде и консультации в области финансов – это твои главные источники доходов? И у тебя был единственный клиент – Ида Ланг?

Кира утвердительно мотнула головой.

– Ты индивидуальный предприниматель?

– Да.

– Мне нужны копии твоей отчетности за все годы работы с Ланг, и расшифровки доходов. Пришли мне на почту, у Германа есть мои контакты. Это косвенно подтвердит твою незаинтересованность в её смерти. Сегодня вечером будут известны результаты вскрытия тела Иды. О результатах я сообщу. Я попробую узнать больше о том, как жила Софронова, чем дышала, и кто желал ей зла. – Ларс бросил взгляд на циферблат дорогих наручных часов.

– Пока тебя ни в чём не подозревают. Ты можешь спокойно перемещаться по Городу. Но, если захочешь покинуть его, ты должна сказать мне – я предупрежу следователя. Он не стал пока назначать тебе меры пресечения. С тебя взяли только обязательство о явке. Это – форма принуждения, не ограничения.

– Всё, как я люблю, – саркастически усмехнувшись, буркнула Кира.

– Увидимся завтра. Господа. – С этими словами Адвокат поднялся, пожал руки мужчинам, кивнул Майе и удалился из комнаты.

Герман отправился провожать гостя. Кира же, как только шаги Бегичева стихли, вскочила из кресла, запустила руки в свои медного цвета волосы и, повернувшись к окну, запрокинула голову к потолку.

– Ну, дорогая, не так уж всё и плохо, – утешила её Зам.

– И правда, Кира, ты же только свидетель, не переживай, всё скоро выяснится, – заметил полковник.

Кира тоскливо простонала что-то нечленораздельное и посмотрела на проспект, с сонно двигающимися по нему в этой предполуденный час авто. Она следила, затаив дыхание, за тем, как Ларс, уже в шлеме, положив ноутбук в багажный кофр, быстро сел на мотоцикл и с рёвом тронулся с места, сверкнув напоследок стоп-сигналом, светящимся красным огнём прожигающей его изнутри злости.

Она отвернулась, и задумчиво провела указательным пальцем по дубовому подоконнику. Герман же, наблюдая за ней, стоя со сложенными на груди руками, тихо спросил:

– Кира, почему вы расстались?

Она вздрогнула, как от удара, разобрав его слова, и испуганно посмотрела на Бенефициара.

– Я…я, – голос её, казалось, пропал, его было почти не слышно.

– Я ему изменила, – закончила она через несколько секунд.

Герман вскинул брови.

– А он?

– Он? Он посадил в тюрьму того, с кем я это сделала.

Санкт-Петербург. Большой проспект В.О.

Сентябрь 02, понедельник, 14:54

Много ли вы знаете видов ветров в Петербурге? Герман отчётливо различал пять. Он второй год приезжал в Северную столицу почти каждый месяц и хорошо изучил эти царствующие в воздухи эфиры. Первый был ласковым и тёплым, он обнимал и ластился, словно младенец. Петруша. Лёгкий и невесомый, он бережно касался вас своими прозрачными ладошками, обтянутыми абрикосовой на ощупь кожей. Нежное, бархатистое, замшевое прикосновение. Он дотрагивался едва ощутимо, мягко обволакивал собой, словно вуалью и летел со смехом дальше, по каким-то своим легкомысленным ветряным делам, неуловимый, ускользающий. Петруша оставлял после себя запах молока с пенками и печеного яблока с корицей и мёдом, он, как и мадленки Пруста, возвращал в детство, в молодость, в те времена, когда казалось, что всё возможно, всё достижимо, стоит только захотеть.

Второй, Петрарка, огульник и пройдоха, кружа юркими восьмёрками вокруг прохожих, плутовски подмигивая и хохоча, срывал с голов шляпы и шапки, уносил с собой газеты, бесстыдно оголял коленки, бёдра и ягодицы попадавшихся ему на пути мадам и мадмуазель, задирая подолы их платьев и юбок, трепал полы и шлицы пальто, разматывал шарфы, создавал пыльных дьяволов, кружа в них как в центрифуге песок, траву и листья. Петрарка рушил с трудом созданные заботливыми руками цирюльников причёски, отпускал волосы дам на волю, и они метались вместе с ним в фривольном воздушном канкане. На него трудно было злиться. Просто хотелось крикнуть ему: «Довольно, отстань!» И пойти с улыбкой дальше, сетуя со светлой завистью о беззаботности отроческих проделок.

Третьим был Петер. Герман прозвал его именно так, по-невски сухо и коротко. Петер отличался, как многие представители северных народов, склонностью к меланхолии. Он был бледен и обезвожен. Его тревожность проявлялась в монотонном, постоянном воздушном напоре, без резких порывов и взмахов. Река этого ветра текла инертно, подавленно, неторопливо и однообразно, сопровождая своё течение тоскливым, жалобливым постаныванием и сиплым присвистом, что проникали в сердца встреченных на его пути незнакомцев, вызывали какое-то грустное томление, проигрывая на струнах души мелодию отчаяния и безнадёжности, подгоняли быстрее идти в тепло, в уют, в общество. Он раздражал слух своим скорбным гулом высоких нот, подавлял унынием, хладил будущим тленом. Герман не любил его занудство.

«Гнев Петра» обрушивался на Город без предупреждения, он бил под ноги и в спину, громыхая и ревя, ударял в грудь, да так, что перехватывало дыхание от его холодного остервенелого натиска. Он гнул деревья, раздувая свои лёгкие в безумной ярости, выдыхая из них воздух с бешеной, непреодолимой силой. Он бушевал и неистовствовал. Но, к облегчению Германа, это безумство не длилось долго. Пётр был отходчив. С ним только не нужно было спорить, сопротивляться и противостоять ему. Просто дать этому свирепому явлению исступлённо излиться, не прерывать его, замереть в средоточии его чудовищного экстаза. И тогда он, махнув на прощанье уже смягченным, слабым дуновением, улетал прочь, сам удивляясь этой своей несдержанности, позволительной такой благородной особе и потому простительной ему.

Самой безжалостной была «Царская месть». Эта невидимая сущность лупила наотмашь, оставляя на лице красные следы от ледяных оплеух и синеву на конечностях от болезненных щипков. Глаза слезились, бронхи жгло, кожу покалывало от хлёстких затрещин и рубящих ударов по корпусу, опаляло едким инеем шипящих завихрений, пронизывало насквозь пустошью холода до точки отсчёта собственного «Я». Пространство заполнялось прозрачной преградой, тормозящей ход, не пропускающей вперёд, заставляющей терпеть наказание, неважно было ли оно заслуженным или нет. Сам движение – ветер сковывал других, не пускал, не щадил. Месть освобождала из плена только после завершения демонстрации своих сил и значимости, когда природное превосходство было достигнуто и искупление завершено.

Сегодня верховодил воздушными войсками Петрарка. Он ловко обогнул Германа, вышедшего из такси, забрался ему под куртку, раздул её, словно монгольфьер и взъерошил волосы, пока Бенефициар придерживал открытой дверь для Зама и Киры. Майе, появившейся первой из тёмной утробы автомобиля, проказник вертопрах смахнул капюшон с головы, трепля пучок, а Кире чуть не сбил с носа оправу, сдув её на бок. Закончив свои дурачества, оставив улыбки на лицах троих пассажиров, Петрарка, хихикая, испарился.

Они приехали к дому, в котором располагалась опечатанная квартира Киры, для того чтобы она смогла забрать несколько вещей. Следователь, ведущий дело об убийстве Иды Ланг, по ходатайству Адвоката, предоставил Кире временный доступ в её жильё. Под цепким подозрительным взглядом капитана полиции, сунувшим им под нос своё удостоверение, что поджидал их у входной двери, троица прошла в апартаменты. Суворов, вроде бы так его звали, был небольшого роста, среднего возраста, с выделяющимся под формой брюшком и блестящими своей кожаной гладкостью в свете жёлтых ламп залысинами. Он был напыщен и важен, словно маленький император, ратующий о своих владениях. Капитан прошёл вслед за гостями и принялся внимательно следить за Кирой, в спешке собирающей необходимые предметы из шкафчиков ванной комнаты и ящиков письменного стола в привезённый с собой бумажный пакет. Герман с Майей осматривали место убийства, расположившись в углу. Труп уже давно был увезён, но следы крови ещё блестели на паркете, застыв в них бордовыми карамельными жгутами. Остатки дактилоскопического порошка и отпечатки подошв ботинок полицейских прилипли к полу вмести с ними. Майя, передёрнув плечами, отвернулась и ушла на кухню. Герман усмехнулся про себя, наблюдая за метаниями капитана, не решавшегося оставить ни Киру, ни Майю без присмотра. Он встал в проёме и словно раскормленный гусь, вытягивал шею то в направлении кухни, то кабинета, прозорливо всматриваясь в его глубину. Суворов нервно притоптывал ногой, готовый, если заметит что-то подозрительное в действиях женщин, тут же рвануть к одной из них. Бенефициар, оставаясь равнодушным к страданиям полицейского, обошёл помещение по периметру и осмотрел расставленную вдоль стен мебель: антикварный резной платяной шкаф рядом с дверью, небольшой, видимо, раскладывающийся пузатый диван с приставленным к нему торшером в ретро-стиле по другой стене, и дубовый письменный стол у окна, за которым сейчас копошилась Кира, склонившись над ним из кожаного кресла кирпичного цвета.

Только последняя стена оставалась пустой. Она вся представляла собой коллаж из старых антикварных дверей, плотно прижатых креплениями друг к другу, выкрашенных в основной цвет квартиры. Воплощением этой объёмной сливочной гризайли служил стройный ряд из пяти отреставрированных деревянных полотен. В прошлый свой визит у Германа не было возможности рассмотреть нюансы этого панно. Оно являло собой историю города, смену эпох в декоративных предпочтениях современников. «Интересная находка дизайнера» – восхитился Бенефициар. Резные детали, застеклённые фрамуги с травленым орнаментом, фацетированные стёкла, глухие и открытые филёнки, узоры, розетки, венки, гирлянды, ликторские связки, пики и кресты, арочное завершение у центральной двери – все эти символы олицетворяли собой характерные черты разных стилей: классицизма, ампира, ренессанса, петровского барокко и, конечно, модерна. Это разнообразие форм и художественной отделки придавало неповторимость, ламповую уютность комнате, и Герман был согласен с автором проекта, оставившим не заставленным мебелью эту часть апартаментов. Он подошёл ближе, рассматривая изысканное убранство.

– Потрясающе, – пробормотал он.

– Мне тоже очень понравилась эта идея декоратора, – отозвалась Кира, вставая рядом. – Ты знаешь, вот эта дверь настоящая, – она показала на вторую от окна створку. – Раньше она вела в бильярдную. Как рассказывал мне агент при покупке, квартира в дореволюционное время была огромной, богатой, в ней было не меньше семи комнат. И только в советские времена она была разделена на две.

Они вдвоём молча любовались летописью веков, принявших столь неординарную форму, встроенную в современное бытие таким странным образом.

– А это что такое? – неожиданно окликнул Киру Бенефициар, указывая пальцем не небольшое, едва заметное отверстие в верхней раме на подлинной двери.

Она приподнялась на носках, чтобы лучше разглядеть точку, о которой говорил Герман. Сквозь маленький лаз, словно залепленный чем-то с обратной стороны, виднелся свет. Казалось, дерево было просверлено насквозь, и это свечение отражало внутреннее содержание соседних апартаментов.

– Господин Суворов! – окликнул капитана Бенефициар.

Маленький уполномоченный тут же оказался рядом, проследив за рукой Германа, он, как и Кира, привстал на цыпочки, силясь разглядеть блестящее пятно.

– Что это? – строго спросил капитан.

– Это я у Вас хотел узнать, – усмехнулся Герман.

– А Вы что скажете? – повернулся Суворов к озадаченной Кире.

– Не имею понятия, – пожала она плечами.

– Что там, за этой стеной?