Читать книгу: «Жизнь», страница 4

– Думаете?

– Да, – он ухмыльнулся, и паутинка морщинок в уголках глаз вдруг стала очень заметной. – Не надо недооценивать способность к адаптации и выживаемость человечества. Не так давно, буквально несколько десятков тысяч лет назад из-за метеорита или чего-то подобного, не помню, человечество, я имею в виду популяцию, сократилось до совсем небольшой группки и оказалось после умеренного климата в жестком ледниковом периоде. И посмотрите вокруг. Они выжили. Так и сейчас. Религии? Они если окажутся достаточно гибкими, то адаптируются, выпустят новые толкования и разъяснения и будут жить дальше. Не окажутся достаточно гибкими – уйдут на периферию и станут уделом сумасшедших и отверженных. Вот хотя бы, опять к примеру, человечество после каждого великого изобретения, паровой машины, электричества, телефона, ядерной энергии, всегда строило какие-то страшилки, какие-то утопии и антиутопии, что будет разделение на касты, морлоки и элои и все подобное прочее. И что в итоге? Ничего подобного. Потому что люди склонны драматизировать и считать, что то время, в каком они живут, оно и является самым центром всего, сердцевиной и апогеем всей истории, и каждое событие, которое они видят лично, оказывает ключевое влияние на все прочее. А это не так. Ничего такого страшного не произошло и не произойдет. Будут ли изменения? Будут, конечно, каждое наше действие влияет на все вокруг, на все, что будет и что окружает сейчас. Будут ли они драматичными и переворачивающими все устои? Нет. Мы гибкие, все новое, все инновации будут вбираться, если они действительно лучше, а все то старое, что проиграет борьбу, будет отброшено. Возможно, в будущем им снова воспользуются, но сейчас оно покидает игровую площадку.

– Это вы глубоко копнули, – с уважением заметил Джузеппе.

– Да нет, молодые люди, – с улыбкой отбил подачу Вадим. – Просто с высоты своего возраста на многие вещи начинаешь смотреть немного под другим углом. Все было, все есть и все будет. И до нас были люди и жили, и любили, и после нас будут. И наше время не является каким-то ключевым и уникальным. Когда поймешь это, то проще начинаешь относиться к жизни.

– Я чуть не забыл про третий свой большой вопрос. Насчет прогресса. Я знаю, что этот вопрос регулярно вставал в самом начале и встает сейчас. Мы бы не стали задавать это вам, это в любой стране считается дурным тоном и уделом сторонников теории заговора.

– Здесь, – Вадим хмыкнул, – мы можем упасть в такие глубины философии, что не выберемся обратно. Если вы хотите мое мнение…

Приятели синхронно кивнули.

Вадим обновил кальян и глубоко задумался.

– Вам никогда не казалось, что мы, человечество, идем по какому-то и кем-то написанному заранее сценарию? Нет? Можем взять с того момента, когда государства более-менее сформировались, появилась письменность и люди стали осознавать себя не как органическую часть всего живого, а как что-то отдельное, что-то отличное от животных. Когда смотришь со времен первых каменных непонятных культовых построек в Малой Азии около десяти тысяч лет назад до сегодняшнего времени, вам не кажется, что вся история складывается слишком гладко? Я поясню вопрос, может, не вполне корректно выразился. Вот империи сменялись, династии приходили и уходили, переселения народов катили по континентам, болезни выкашивали старое население и из маленькой группки заселялись заново. Не было такого, что – раз! – и все закончилось, или вообще ничего не происходило.

– Как раз, если брать какие-то отдаленные острова или сообщества, они точно веками жили и тысячелетиями и у них ничего не происходило.

– Мы не берем оторванные какие-то истории, где люди не могли общаться полноценно. У них ничего и не происходило, потому что никаких сведений не оставалось, и наоборот. Это отдельный аспект, сейчас не будем касаться. Есть два примера, это заселение Америки и Австралии. Если в первом случае население было полностью оторвано от остальных людей, от центрального ствола, и то там развивались свои цивилизации, письменность, государства и родовые особенности, то во втором все совершенно иначе. Да, там тоже оказалось огромное население, гораздо больше, чем думали первые европейцы, но по какой-то причине ни общество не развивалось, ни технологии. Да, можно сказать, что это своя особая аборигенская цивилизация, построенная на охоте и собирательстве, на кланах и прочем, но это спорно. И что мы имеем в итоге? Два почти одинаковых примера. Отделились от основного ствола человечества еще задолго от первых цивилизаций, пришли из таких регионов, где первые робкие попытки к земледелию еще даже не снились, были практически полностью отрезаны от других, и одни были побеждены быстро только благодаря болезням основного человечества, но цивилизации оказались вполне себе, а вторые деградировали. Да, их не покорили и не уничтожили, но только потому, что европейцы не вполне понимали, что с ними делать. Понимаете, к чему я?

– И да, и нет. Как это относится к моему вопросу насчет прогресса?

– А теперь смотрите. В каком случае прогресс имел место? Основного человечества, Америки или Австралии?

– Самый очевидный ответ…

– Очевидный? Ну что же, по своим физическим показателям ацтекские воины были на голову выше любых испанцев. Жесточайший отбор, евгеника в каком-то смысле, постоянные тренировки создали ситуацию, что один на один у завоевателей не было шансов, и когда американцы освоили привезенные технологии, сталь и порох, то оказалось, что победить европейцы могут только за счет организации. Повторяю вопрос, так где прогресс был сильнее? И с какой точки зрения? И теперь закольцовываю свой первый вопрос. Развитие человечества – это одна история, со своими ответвлениями, пустыми ходами и неожиданными поворотами. Но никогда не останавливалось. Ни разу. Даже после Катастрофы бронзового века, даже после Юстиниановой чумы, даже после монгольских завоеваний и прочих башен из черепов – ни разу слитность событий не нарушалась, а люди понимали, к чему стремиться и чего достичь. Вы сейчас это видите?

Повисло молчание.

– Давайте так, – произнес Джузеппе. – Стремление куда-то? Само слово «стремление» значит не то, что пару веков назад. Раньше ведь что хотели? Быстрее заработать, нарожать детей, обеспечить их, а потом поддерживать свое здоровье и продолжительность жизни. Сейчас это нечто иное. – Он неожиданно для всех встал и сделал пару шагов по мягким коврам и застыл в задумчивости. – Люди хотят оставить после себя какой-то след, хоть где. Как мне кажется. Или нет. То, что детей стараются завести как можно позже, да и медицина это позволяет, это общеизвестно. Здоровье? Ну это тоже отошло немного на второй план, сейчас практически все болезни и почти на любой стадии можно вылечить или по крайней мере заморозить. Богатство? Ну в какой-то степени. Но поскольку вопрос продолжения рода и здоровья в большой степени решен, то и деньги уже не такая уж необходимость. Стремление куда-то двигаться человечеству… Оно есть, конечно, но уже не такое первостепенное.

– Все верно, все абсолютно правильно. А теперь скажите мне, это естественный процесс нашего общества или искусственный? И не грозит ли это нам всем окончанием сценария?

После того как два журналиста ушли, глубоко погруженные в свои мысли, Вадим какое-то время еще полулежал на своем диванчике, затем глубоко вздохнул и улыбнулся:

– Надо же, до сих пор действует. Казалось бы, обычная измельченная трава, а языки развязывает, как и раньше. Большие мальчики, а так попались на старый трюк, ну ничего, пусть лучше они выболтают все мне, а не какому-то злодею.

Глава 8

Через несколько часов они сидели в зале аэропорта Копенгагена, направляясь домой. Аэропортом этим развитые гигантские комплексы назывались только по старинке и отдавая дань моде прошлым временам, никакой, конечно, это был не аэропорт, а просто часть города, со всеми возможными сервисами, одной из которых была перевозка людей между различными точками и континентами. Поскольку гиперзвуковой перелет с выходом на орбиту им не грозил из-за огромной цены, да они и не очень куда-то спешили, то условились передвигаться старым добрым воздушным транспортом. Он постепенно отживал свое, но люди почему-то держались за него.

– По-моему, абсолютно бесполезная поездка. Что мы узнали? Ничего. Вадим не подтвердил, не опроверг то, о чем мы думали и что говорил О’Хара, да еще и больше зародил в нас сомнений. Только зря деньги потратили.

– Ну не скажи. – Джузеппе вытянул ноги и покачал мутную жидкость в бокале. – В целом он высказал те же самые мысли, что и доктор, только своими словами.

– Это мы могли взять любого человека, первого попавшегося, и он мог нам вывалить похожие тезисы. Мы ни на шаг не приблизились к правде или хотя бы каким-то ответам, а только потеряли время. Еще пара таких путешествий, про нас все забудут, и можно аккуратно возвращаться к обычной работе.

– Тут ты прав, насчет похожих тезисов.

– Он многие десятки лет и даже больше никак не касался «Жизни», не знает об аппаратном устройстве, не знает, кто там дергает за ниточки и принимает решения. Это человек, который когда-то давно, так давно, что почти никто не помнит, был немного причастен к проекту.

– Кстати, а что он говорил о том, что не единственный, кто стоял у истоков?

– Ты о чем?

– Ну он сказал, что доктор О’Хара не единственный, кто был причастен. И если роль Вадима и его напарника была именно инструментальной, они дали инструмент, то мозгом просто не мог быть один человек.

– И что? Что ты хочешь сказать? Ну, наверное, не только один доктор был мозгом, у него и, извини за каламбур, мозгов бы не хватило, чтобы организовать все аспекты этого дела.

– Мы что-то пропустили… Какого-то человека.

– Какого-то человека. Какого?

– Давай зайдем с другой стороны. Что мы знаем о самом докторе? Я имею в виду семью.

Марко сверился с электронным устройством:

– Дети, внуки, но они больше в сфере недвижимости работают. Имеют очень солидное состояние…

– Кто бы мог подумать.

– Правнуки, боковые родственники. Ничего выдающегося. Новая элита.

– Так, а братья-сестры?

– Была сестра, но давно умерла. Он один.

– Хм… Мы об этом уже говорили, но повторюсь. Не похож он был на человека, который все в одиночку замыслил, а потом осуществил.

Марко что-то лениво искал в электронном устройстве.

– Смотри, вот тут. – Он показал приятелю. – Здесь говорится, что со структурированием больших массивов данных и выделением основных точек улучшения «Жизни» помогал некто Каспер. О нем ничего толком нет, но… Больше не с кем связываться. С тех ранних стадий никого не осталось.

– А он еще жив? А если и жив, захочет ли разговаривать с нами?

– Давай узнаем. – Марко напряженно что-то искал в своем приборе. – Да, в базе данных смертей его нет, значит, жив. А вот где… Тут информация старая. Где-то в Южной Африке.

– И что? – Джузеппе, казалось, потерял интерес к этой затее. – Где мы его будем искать, в какой-то саванне?

– Он нам и скажет. Я нашел, как с ним связаться.

Через полчаса, к немалому удивлению Джузеппе, проныра Марко уже назначил с кем-то встречу через два дня.

– Не удивлюсь, – заметил Джузеппе, – что на том конце провода была команда каннибалов, которые только и хотят полакомиться нашими бледными задницами. Может, все-таки домой?

– Зачем домой? Что ты там будешь делать? Работу пока нам никто и не предлагает, будем деградировать?

– Почему же деградировать? Мало ли сюжетов можно найти прямо здесь? От коррупции, которая всегда была, есть и будет, до бравого полицейского, который спас семью от пожара.

Марко так на него посмотрел, что тот даже немного смутился.

– Да, согласен, глуповато будет. Так что…

– Отправляемся в Африку. Мне кажется, это будет более содержательная встреча, чем прошла с Вадимом.

– Я бы не сказал, что с ним прошла бесполезная встреча, – протянул Джузеппе. – Надо понимать специфику. Он продал отличный, может, лучший инструмент из имевшихся на тот момент, но не был погружен в особенности «Жизни». Это как изготовитель молотка не должен знать, как и какой сарай будет в итоге построен. Он со своей колокольни, с высоты своих лет рассказал нам свое видение ситуации.

– Сказал, да. Только ничего, по сути, и не было. Так, брюзжание старика, что мир уже совсем не тот, какой был при его молодости. А вот этот Каспер был у самых начал и наверняка может больше рассказать, как «Жизнь» изначально задумывалась и кто придал первые импульсы.

– Чем он занимался-то по жизни, Каспер? Не придется нам выслушивать старика-неудачника, который будет вспоминать прошлое и собственные победы?

– Да не похоже. Он довольно состоятельный, занимался маленькими бизнесами и проектами, почти все связаны так или иначе с большими массивами данных. Иногда смежные проекты с «Жизнью».

– А как покинул доктора, что-то сказано?

– Нет, четких сведений нет. Наверное, он сам расскажет. Он продержался гораздо дольше, чем Вадим, но, похоже, доктор и его съел. Никто не должен был затенять свет такого человека.

– Как интересно все-таки. Два человека были рядом с О’Харой в самом начале, и оба быстро покинули все это. И почему они это сделали, нет никаких достоверных известий.

Пока Марко покупал билеты в Африку, Джузеппе отошел с кем-то поговорить по коммуникатору и сообщить, что немного задерживается из-за дополнительного путешествия.

– Что там Фатьма, скучает? – спросил вернувшийся Марко. – Такое сокровище надо оберегать постоянно.

– Скучает. Говорит, что готовила особенный вечер, а теперь она грустит.

– А почему? Неужели особенный вечер нельзя будет потом разогреть на огне?

– Видимо, это какое-то мероприятие должно было быть, и перенести очень сложно.

– А с Мирой поговорил?

– Вчера. У нее сейчас учеба, не хочу часто ее отвлекать.

– И что они в тебе нашли? Курчавый, носатый…

– Обаятельный, – закончил с улыбкой Джузеппе.

– Ну это спорно. Но, так или иначе, две умопомрачительные красотки с тобой. И… они же естественные, верно?

– Не видел их медицинских карт и их медальонов, вернее, видел, но не имел доступа к персональным данным. Может, что-то себе они и сделали, но… Насколько я могу судить, все натуральные. Никаких явных операций, генетических вмешательств и прочего. Хотя, тут не могу сказать точно, сейчас медицина провалилась в сингулярность, каждые несколько лет она делает такие прорывы, особенно в сфере красоты, что просто не успеваешь за всем поспевать.

– Поразительно. Невероятные красавицы. По-белому тебе завидую. И самое главное, они знают друг о друге. И хоть сколько Фатьме? Пятьдесят?

Джузеппе покачал рукой, что можно понять, что Марко примерно угадал.

– И Мира? Чуть за тридцать. И они выглядят практически одногодками.

– Такова жизнь, мой друг. Мне повезло, я и сам не вполне понимаю, как не одно, а сразу два сокровища мне упали в руки.

– И неужели ни у одной нет ни капли ревности?

– Не знаю. Они говорят, что нет, да и я не вижу. Может, это довольно… необычно, но сейчас многие так живут. Общество развивается, что еще было невозможным совсем недавно, сейчас в рамках привычных вещей.

– А как они делят тебя?

– Тут, – Джузеппе загадочно и лукаво улыбнулся, – позволь мне вежливо сказать, что это наше личное дело, могу только похвастаться, что все в порядке. Ну что там, скоро отправление?

– Долго еще, – недовольно отозвался Марко. – Хорошо, что мы заняли кресла, а то бы пришлось в основном зале на скамейках ютиться, а после них все тело болит.

Рядом с ними тяжело опустился мужчина довольно почтенного возраста, сильно больше ста лет, и недовольно стал рассматривать какие-то разноцветные бумажки.

– Сколько же меня да меня будут посылать, – возмущался вполголоса новый сосед Марко. – Мне давно пора на отдых, а как до двойной ставки доходит, так сразу они идут в отказ. Как можно…

Марко глазами поискал поблизости свободное кресло, чтобы отсесть от толстяка, потому что он уже догадывался, что тому захочется общения, но будто специально все было занято. Посмотрел на своего друга, но Джузеппе закрыл глаза и проваливался в сладкую дрему с другой стороны, и надеяться на его поддержку не приходилось.

– Вот почему вы, молодежь, – обратился к Марко толстяк, – не уважаете старших? Мне гораздо больше лет, чем вам, и щепотку почтительности к моим сединам заслуживаю?

Марко сделал вид, что не понимает.

– Нет, скажите мне! – Мужчина придвинулся к нему и навис, как утес над горной речушкой.

От неожиданности Марко выдавил:

– Заслуживаете… наверное. В любом случае ко всем надо относиться учтиво и вежливо.

– Ну знаете!.. – выдохнул толстяк. – Это далеко не всегда. Если человек явно глуп, или злобен, или специально делает так, чтобы заслуженные люди занимались тем, чем обычно промышляют юнцы, то нет такому негодяю ни учтивости, ни вежливости.

– Наверное, – неуверенно отозвался Марко. – Но всем добра хочется пожелать, и в конечном счете это добро вернется к тебе.

– Знаете, молодой человек, я тут с вами не соглашусь. – Толстяк, кажется, начал успокаиваться, и его багровое лицо постепенно возвращалось к нормальному цвету. – Я больше склоняюсь к Ветхому Завету и его око за око. Или нет… Кто говорил о воздаянии и кесарю кесарево?

– Иисус, кажется. Но я не уверен. Кто же вас так рассердил?

– Я не хочу казаться старым ворчуном, но все-таки мне уже больше ста лет, но вам не кажется, что молодежь стала совсем уж несносной? Хотя вы относитесь тоже к молодежи… – словно не заметив вопроса, продолжил мужчина.

– Ну, по правде говоря, так всегда говорили люди старшего поколения. – Марко улыбнулся. Ему начинал нравится разговор, в любом случае избежать его не было никакой возможности, и он решил с вышины своего интеллекта и знаний продемонстрировать глубины философских вод. В любом случае до их рейса еще было столько времени, что Джузеппе мог проснуться и подхватить его эстафету. Или толстяк уйдет на свой рейс. – Так вот. Я не так уж и молод и сам чувствую, что такие мысли подступают все ближе, но нет. Молодежь во все времена казалась совсем пропащей. Если не ошибаюсь, еще Сократ жаловался афинским гражданам, что ему страшно за судьбу своего города, когда эти малолетние дураки и лентяи придут ко власти и греки погибнут. Но, как знаете, греки и погибли. Только гораздо позже, чем опасался великий философ и гражданин, и совсем по другим причинам.

– Тут я бы с вами опять поспорил. – Мужчина посмотрел на часы. – Простите, давайте знакомиться, судя по всему, нам с вами ожидать довольно долго, а друг ваш заснул крепко.

Марко обернулся в другую сторону и обнаружил, что Джузеппе удобнее повернулся на кресле и похрапывает.

«Ишь ты, – мелькнуло в голове у него, – заметил и эту спящую красавицу, и что я надеялся, что он проснется».

– Так ли ошибался Сократ? Греки погибли, это факт.

– Да, но он говорил, что следующее за ним поколение погубит великую цивилизацию, а они просуществовали еще несколько веков. Сначала как македонский, затем эллинистический мир, а потом как часть римского.

– Но не греческий. Нет этих полисов, демократии Перикла, философии и величайшей культуры.

– Пожалуй.

– Так что Сократ был не такой уж и дурак, которым его пытались изобразить и современники, и потомки? А знаете почему?

– Любопытно.

– Он же видел на склоне лет кровопролитную и абсолютно идиотскую гражданскую войну между греками. И понимал, что именно сейчас уходят жизненные силы народа и его слава. Что весь мир с удивлением смотрит, как боги убивают друг друга, очередной узурпатор занимает Олимп, но тратит столько сил, что его свергает следующий, а потом другой, и так далее. И с поистине восточной хитростью это все организовали те, кто не мог победить силой. Они и настроили греков друг против друга, подогревали ненависть и давали деньги, как только кто-то начинал проигрывать. Так что вся великая философия разбилась вдребезги о житейскую хитрость и долгую волю.

– Не вполне понимаю, о чем вы говорите, но, допустим, все было именно так. И что это значит?

– А значит, что Сократ говорил правду, а все высокомерно считали его старым ворчуном и дураком. Он как раз видел дальше и больше, чем все остальные.

– И что, вы думаете, сейчас такая же ситуация? Что молодежь вроде меня тоже губит цивилизацию?

– Я не Сократ и не могу смотреть так далеко. Да и Пифии сейчас нет.

– Простите, мы хотели познакомиться, но так увлеклись беседой…

Толстяк расхохотался, а отдышавшись, приподнял на старый манер элегантную шляпу и представился:

– Зовите меня Бин.

– Бин? – недоуменно повторил Марко. – Это имя?

– Это не имя, а очень долгая и смешная для посвященных и присутствовавших в конкретный момент в конкретном месте история, но можете меня так называть. А вы, простите…

– Марко.

– Очень приятно. Обычно люди в таких ситуациях представляются совершенно случайными именами и рассказывают о себе совершенные небылицы, но я по вашим глазам вижу, что вы не из таких.

Теперь очередь смеяться пришла Марко. «А толстяк-то не так уж и плох», – подумал он.

– Да нет, зачем выдумывать. Набить себе цену? – Он пожал плечами. – Зачем? Ты своего собеседника видишь первый и последний раз в жизни, а кто хорошо тебя знает, перед тем уж точно не стоит изображать павлина.

– Очень мудро рассуждаете, молодой человек, – кивнул глубокомысленно Бин. – Если бы все говорили правду, то сразу бы исчезло очень много проблем и недоразумений. Хотя, с другой стороны, дипломатия вся исчезла бы, не находите?

– Пожалуй. Так что, если брать меня и того храпящего, – Марко ткнул большим пальцем себе за спину, – есть у человечества шанс?

– Его я не знаю, а судить по одному вам не очень правильно. Может, вы именно то исключение, которые только подтверждает правило, что все остальные очень глупы и близоруки.

– Тогда вам остается прожить подольше, чтобы увидеть, как все катится в пропасть. И только вы сами сможете честно сказать, бы ли вы правы, или это все-таки старческое брюзжание.

– Вы знаете, Марко, может, и последую вашему совету. Если перестану игнорировать советы и рекомендации своего медальона. Хотя я пропускаю мимо ушей только те, которые мне не нравятся, например ограничить себя в пище. – Бин похлопал себя по огромному пузу. – А к некоторым я весьма внимательно прислушиваюсь.

– Например?

– Ну не так давно, хотя… – Он задумался. – Нет, уже прилично лет назад обновил себе некоторые органы, кожу. Лицо мне никогда особо не нравилось, казалось слишком каким-то простым, без капельки аристократизма, но все-таки на старости лет менять ничего не стал. Как прожил всю жизнь с физиономией дурака, так и помру.

Марко прыснул и зажал себе рот рукой:

– Извините, я совсем не хотел сказать, что ваше лицо…

– Ничего страшного, я же сам подвел вас к этому, а вы эту шутку точно не ожидали. Так вот, ну зубы, понятное дело, глаза, слуховую систему. Печень и железы пока полностью клонировать не научились, но, думаю, это пока, просто вырастили новые на месте старых. Сейчас только могут радикально их обновлять, однако стоит это – мое почтение…

– Я от этого пока далек, – откликнулся Марко, которому этот толстяк нравился все больше. – Никаких серьезных заболеваний у меня нет, а клетки мои хранятся, как и у всех, с рождения в хранилищах, чтобы, когда они понадобятся, быстро вырастить какой-то орган. Думаю, до этих процедур несколько десятков лет у меня точно есть.

– Вот и славно. Сами подумайте, Марко, вы очень молоды, но уже демонстрируете рассудительность, которой нет и у многих взрослых людей. Все ведь утверждали, что если человек сам по себе дурак, то с возрастом он умнее не станет, будет только дураком с жизненным опытом и обрастет историями, но принципиально не изменится. Так и с умным человеком. Да, в молодости, может, еще набьет шишек, да, не будет знать всех законов взрослой жизни и межличностных и социальных отношений, но быстро научится и сделает выводы. Если ребенок умный – заметьте, умный, а не начитанный или эрудированный, – то он и в старости останется таким. Таковы правила.

– Так что сказать-то хотели, Бин?

– Что?.. А, извините, меня иногда заносит на философию и поучения, все-таки возраст, сами понимаете. Так вот, сами подумайте, многие молодые люди идут против системы, пытаясь кому-то или что-то доказать, проверить себя или… Не знаю… Стать знаменитыми в том или ином смысле.

– Да, есть такое. И часто.

– Почти всегда. Это естественный процесс взросления, ничего не надо стыдиться. Просто у всех разные масштабы, у кого-то – вступить в уличную банду, а кто-то пытается завоевать мир. Так вот, поверьте моему опыту, я старше вас, Марко, значительно. Не надо.

– Я, честно говоря, – непонимающе нахмурился тот, – не вполне понимаю, о чем вы говорите. Я давно уже не мальчик. Да, довольно молод, но ветра в голове давно уже нет, и знаю свое место в жизни. Лезть в глупый риск точно не буду.

– Уверены?

– Вполне.

– Может, даже то, что вы считаете вполне естественным, может быть вызовом всему миру по сути.

Марко не понимал, куда клонит Бин, и ему переставал нравится разговор, который повернул в какое-то не то русло.

– Так, Бин, можно сказать про вообще любое занятие. Что дышать кислородом – это тоже вызов и планете, и экосистеме, и атмосфере.

– Нет, ну это вы хватили через край. – Бин хохотнул. – Не надо все утрировать. Кислород, придумать же… Нет, я об очень простых и приземленных вещах. Которые никому не интересны и уж точно не стоят того, чтобы их раскапывать.

– Вы о чем? – спросил Марко, внезапно почувствовав какую-то опасность.

– Ну зачем вам копать историю доктора О’Хары? Сами подумайте. Какие-то бредни выжившего из ума старика, который от своей значимости, а она неизмерима, действительно, в истории человечества, съехал с катушек.

– Откуда вы… – только смог выдавить из себя Марко. – Вас Вадим послал?

– Нет, меня никто не посылал, тем более этот… Хотя, надо признать, он, несмотря на свой возраст, все-таки осмотрителен и не забыл правила и договоренности. Вадим в определенном смысле давно битая карта, только не в том, в котором он сам думает. Но сейчас не о нем. Так вот, Марко, подумайте еще раз. Нужно ли вам раскапывать ту историю, которая случилась больше века назад? Это случилось так давно, неужели вы не видите, как человечество шагнуло вперед? Столько благ.

– Кто вы?!

– Я же сказал, – спокойно, но слегка недовольно произнес тот. – Меня зовут Бин. Ну что вы растерялись, Марко?

– Кто вас послал?

– Молодой человек, – немного разочарованно цокнул языком толстяк, – мы ходим по кругу. Вы меня начинаете разочаровывать, я был о вас большего мнения. Повторяю, никто меня не посылал.

– Вы из Корпорации.

Бин тяжело вздохнул, и его глаза, еще секунду назад бывшие радостно искрометными, но ворчливыми, мгновенно стали похожими на волчьи, и даже, казалось, в них блеснула желтизна. Хищник не спеша и с ледяным расчетом смотрел на жертву, которая от парализующего ужаса не могла даже пискнуть.

– Хотите считать, что я из Корпорации, считайте. Хотите считать, что я из Ватикана, – бога ради. Решите, что меня послал Вадим, – я не возражаю. Дело ваше. Только давайте спокойно поговорим.

– Я сейчас позову охрану.

– Слушайте, вы! – Бин начинал терять терпение. – Во-первых, не поднимайте шума. Вы привлечете ненужное внимание, а мы хотим просто поговорить. Во-вторых, если придет охрана, то что вы скажете? Случайный собеседник начал беседу о Сократе, а я был не согласен? В-третьих, я могу уйти, но тогда придут те, кто не так красиво говорит и вообще шуток не понимает. И вообще, вы можете их не увидеть.

– Вы мне угрожаете?

Еще один тяжелый вздох.

– Да, видимо, прав был Сократ, молодежь становится все глупее и не слышит старших. Повторяю, никаких угроз нет, если только вы не выкинете какую-то абсолютно идиотский поступок. Просто поговорить.

Марко с надеждой обернулся на Джузеппе, однако тот спал с ангельским выражением лица.

– Не будите товарища. Он еще долго проспит. Почти до вашего рейса.

– Это вы его?..

– Мы будем говорить или продолжим задавать идиотские вопросы? – Бин посмотрел на часы. – У нас вообще не так много времени.

– Что вы хотите?

– Мы знает, что доктор вам говорил. И о чем под кальян шла беседа с Вадимом. Мы хотим знать ваши действия.

– Я не обязан не пойми кому рассказывать о наших планах.

– Не обязаны. – Бин улыбнулся как маленькому ребенку. – Но вы не улетели домой, а куда-то направляетесь еще. Мы очень рекомендуем вам не копаться в старом грязном белье.

– А то что вы сделаете? Убьете нас?

– Мы, в отличие от некоторых других сервисов, не решаем проблемы отниманием жизни. Это такая крайняя мера, что требует утверждения на самом верху. И далеко не факт, что санкция будет получена.

– Даже если попросите вы, пенсионер-философ?

– Представьте. – Бин снова по-доброму широко улыбнулся и развел руками. Только глаза остались ледяными и пустыми, примерно так, как человек выбирает, какую курицу он зажарит до обеда. – Даже пенсионерам-философам требуется разрешение, а руководство у нас очень доброе и гуманистическое. Конечно, нет, никто вас убивать не будет, мы же не дикари какие-то. Фатьма правда последнее время много думает о Мире, в ней просыпается старая добрая ревность и желание избавиться от соперницы. И наоборот. Надеюсь, ничего страшного не произойдет. И слава богу, что ваш приятель спит, а то бы начал волноваться не на шутку.

– Как вы смеете…

– Слушайте, Марко, вы вообще понимаете человеческие слова? Я же говорю, что руководство очень неохотно разрешает такие действия. Я просто пошутил, чтобы вы пришли в себя. Ну как? Готовы к деловому разговору?

Мозг Марко лихорадочно работал, перебирая все варианты действий, отбрасывая одну за другой вероятности и планы.

Он осторожно кивнул, не сводя глаз с Бина.

– Мы знаем, что у вас сейчас определенные проблемы с работой. С вами никто не хочет из серьезных изданий работать.

– Правильно, вы и запретили.

– Марко, вы можете послушать спокойно без своих эмоций? Я немолодой человек в отставке, я правнуков должен нянчить где-то на глухих озерах, а не разговаривать с вами. У меня так и давление может подскочить, и упаду в обморок. Вот будет глупая ситуация, правда?

– Продолжайте.

– Так вот. Все барьеры снимутся. Знаете заведение World Day?

– Заведение? Знаю ли я? Да это же лучшее СМИ планеты! Они там, говорят, дирижируют всеми потоками информации в мире!

– Дирижируют – это вы преувеличиваете, но что-то в этом роде… Неважно. В общем, помните гонорар за интервью с доктором?

Марко кивнул.

– Каждому из вас, – Бин кивнул в сторону храпящего Джузеппе, – будет выплачено в десятикратном размере. А после – пост директора департамента в World Day. Любите спорт?

Марко, не веря своим ушам, кивнул.