Нежилец

– Конечно, – сказал Самсонов. – Мы только зададим вам несколько вопросов.

– А-а. Ну, давайте. – Сторож пожал плечами и сунул руки в карманы. Кожа у него на лице была грубая и обветренная, словно он не работал сторожем, а служил на корабле.

– Вы видели, как кто-нибудь въезжает на территорию завода? – спросил Самсонов.

– Не-а. Далеко, да и не смотрю я туда никогда. Зачем? Мне и тута хватает делов. Есть за чем приглядеть. А за то, чтобы я смотрел туды, мне денег не плотють.

– Когда вы заступили на дежурство?

– А?

– Когда на работу вышли, говорю.

Сторож шмыгнул носом. Поежился, недовольно взглянув на серое небо. Ему явно хотелось побыстрее вернуться в будку.

– Вчера.

– Во сколько?

– В восемь.

– Спали?

– Нет. Не положено, – хмуро добавил сторож.

– Что, даже не вздремнули?

– Говорю же, нет.

– Ладно, допустим. Видели подъезжающие к заводу машины?

– Никто туда не ездит, он закрыт.

– Знаю. Так не видели?

Сторож сплюнул сквозь крупные желтые зубы:

– Не-а. Не видал.

– Может, слышали хотя бы звук мотора или еще что-нибудь?

Сторож приподнял бейсболку, потер лоб ладонью и с досадой взглянул на полицейских.

– Ничего такого, – сказал он. – У меня магнитофон работал, я всегда включаю, чтобы не скучно было.

Было ясно, что этот разговор не даст ничего: мужик либо проспал, либо бухал. А может, совмещал одно с другим. В любом случае ему нечего было сказать по поводу того, что происходило по соседству.

– Занятный у вас зонтик, – вдруг насмешливо заметил сторож и шмыгнул носом.

Следующий, кого опрашивал Самсонов, был тощий блондин в зеленом комбинезоне и толстом сером свитере, который не стирался, наверное, лет пять. Звали его Жмыхов Георгий Анатольевич, и было ему сорок четыре года, двенадцать из которых он проработал сторожем склада сыпучих смесей, примыкавшего к заводу с северной стороны. Он заявил, что на работу заступил в десять вечера, вскоре услышал тихое гудение, но откуда оно доносилось, сказать не мог. Около трех сторож заснул, о чем сообщил, ничуть не стесняясь.

– Разве вам можно? – притворно удивился Самсонов, памятуя о предыдущем разговоре.

– А чего нет-то? – не понял сторож.

– Ну, вы же должны следить за всем.

– У нас тут везде сигнализация, – сказал сторож. – Чего себя мучить?

Самсонов понимающе кивнул.

– А машины вы видели? – спросил он. – Хоть какие-нибудь?

– Чтобы к воротам завода подъезжали? – уточнил Жмыхов. – Нет, но если фар не зажигать, то ночью и не разглядишь ничего.

Последний, к кому отправились Самсонов и Морозов, был кругленький узбек в засаленной телогрейке и потертых джинсах. Звали его Мурсанбек, и он с ходу торопливо объяснил, что с регистрацией у него все в порядке, и тут же предъявил, не дожидаясь просьб об этом, целую кипу документов, сверху которой водрузил паспорт. Говорил он с легким акцентом. В России жил уже шесть лет.

– Когда вы заступили на свою смену? – задал вопрос Самсонов, когда Мурсанбек убедился, что по крайней мере прямо сейчас из страны его высылать не собираются.

– В одиннадцать часов, – с готовностью ответил сторож.

– Видели кого-нибудь на территории завода?

– Машина была.

– Какая?

– Марку не знаю, но большая.

– Грузовик?

– Нет, фургончик. Как «Газель».

– Но не «Газель»?

– Может, и она. Отсюда трудно было разглядеть.

– Фары зажигались?

– Нет.

– Как же вы ее увидели?

– Сначала услышал.

Самсонов прикинул расстояние: пост Мурсанбека действительно был ближе к цеху, чем будки других сторожей.

– Так, – проговорил следователь, – и что было дальше?

– Вышел посмотреть. Завод-то закрыт. Вот я и подумал: кто туда приехал, да еще и ночью?

– И что вы увидели? Только подробно.

Мурсанбек взъерошил черные волосы и причмокнул губами, словно пытаясь избавиться от застрявшего между зубами мяса.

– Да ничего особенного. Машина стояла задом к цеху, видна была только кабина. Я постоял минуты две и ушел.

– И никого не видели?

– Нет. А там действительно кого-то убили?

– Да. Почему вы не вызвали полицию?

Мурсанбек всплеснул руками:

– А зачем? Брать там нечего. Все ценное вывезли давным-давно. Ну забрался кто-то, может, металлолом искал. Что он увез бы в своем фургончике? Станок? Он бы его не поднял даже.

– Вдвоем поднять можно, – заметил Морозов.

– Вдвоем можно передвинуть, – поправил сторож. – А поднять на высоту кузова – нет. Я знаю, я восемнадцать лет работал на заводе слесарем.

Опер не стал спорить.

– Вы не видели, как машина покидала территорию завода? – спросил Самсонов.

– Нет.

– Может, слышали?

– Наверное, да. Шум мотора доносился, но я не уверен, что это был именно этот фургон. Из будки я не выходил.

– В котором часу это было, не запомнили?

– Точно нет. Но не позже часа.

– Откуда такая уверенность?

Мурсанбек широко улыбнулся, продемонстрировав два стальных зуба.

– Почти сразу после этого по радио началась передача для тех, кто не спит. Она идет с часу до трех. Я расписание наизусть знаю, – добавил он не без гордости.

– Вы слышали гудение со стороны цеха?

– Да.

– Как вы думаете, что это было?

– Понятия не имею. Может, какой-то генератор. Звук вроде похож.

– Больше ничего полезного сказать не можете?

Узбек пожал плечами:

– Вроде нет.

Когда Самсонов и Морозов вернулись на заброшенный завод, то первым делом нашли в цехе Полтавина. Патологоанатом возглавлял группу криминалистов. Он вышел к полицейским, на ходу протирая очки в массивной черной оправе. В каждом ухе у него было по тоннелю, над белоснежным воротничком рубашки виднелся край татуировки – голова журавля с красным хохолком.

– Что скажешь? – задал Самсонов первый вопрос, обменявшись с ним рукопожатием.

Полтавин водрузил очки на мясистый нос, помигал глазами и ответил, слегка растягивая слова:

– Пока ничего. Там работы на несколько часов. Сплошная кровавая каша. Убийца оставил утилизатор приоткрытым, так что пол и стены словно покрыты фаршем.

– А… вокруг?

– Следы сняли, будем определять марку машины и фирму, изготовившую шины. Мне рисунок незнаком. А все, что мы подобрали, я отдал Дремину, он вон там. – Патологоанатом указал на одноэтажное здание справа от ворот.

– Что вы подобрали? – не двинувшись с места, спросил Самсонов. Он был уверен, что знает ответ.

– Обрезки проводов, изоляции и заламинированный рисунок. Отпечатки мы проверили, анализ поверхностей сделали, так что пользуйтесь.

– Рисунок чего? – проговорил Самсонов, уже догадываясь, каким будет ответ.

Полтавин поморщился, машинально отряхиваясь, хотя на прозрачном пластиковом комбинезоне, надетом поверх костюма-тройки, не было ни пылинки. Как криминалист умудрился не испачкаться, облазав на заводе все вдоль и поперек, было загадкой.

– Не знаю, – сказал Полтавин. – Какой-то четырехрукой тетки. Андрюха говорит, она похожа на индийскую богиню. Я в этом не разбираюсь.

– Значит, у Дремина, – пробормотал Самсонов, глядя на здание у ворот. Ему одновременно хотелось и зайти внутрь, чтобы поскорее увидеть рисунок, и бежать куда подальше, не оглядываясь. Он с трудом перевел дыхание.

– Ага, – кивнул Полтавин. – Отпечатков нет, зато на изоляции имеются следы машинного масла. Я думаю, оно попало с генератора, который преступник устанавливал внутри цеха, чтобы запустить утилизатор.

Криминалист стянул перчатки, расстегнул комбинезон и извлек из внутреннего кармана пиджака аккуратно завернутый в целлофан ржаной хлебец, похожий на здоровенную таблетку.

– Извините, парни, – сказал Полтавин, вгрызаясь в него. – Я должен регулярно есть. Приходится таскать эти штуки с собой, – добавил он извиняющимся тоном.

Все знали, что Полтавин постоянно испытывает на себе какие-то диеты, так что Самсонов не удивился.

– Продолжайте, я еще загляну, – кивнул он. – Пойдем посмотрим, чем занят Дремин. Он обещал сравнить улики.

Оставив Полтавина у входа в цех, следователь и опер направились к зданию, в котором обосновался Дремин.

– Чертов дождь! – сказал Морозов, складывая зонт перед входом. – С чего вообще начался? Хорошая ж погода была.

– А зачем ты зонт таскаешь, кстати? – спросил Самсонов.

– Я не таскаю. – Опер резко стряхнул с зонта воду. – Просто он валяется в багажнике на всякий случай. На такой вот как раз.

– Ладно, пошли, – хлопнул его по спине Самсонов.

Дверь была распахнута и висела на ржавых петлях, слегка поскрипывая. Внутри царил полный бардак: сразу бросалось в глаза, что здание долго пустовало. Окна были забиты досками, и часть из них пришлось высадить, чтобы в комнаты проникал свет. Электричества не было. Пахло сырой землей, плесенью, пылью и кошачьими экскрементами.

Дремин и несколько оперов расположились на первом этаже, где организовали нечто вроде мини-штаба. На столе лежали прозрачные пакеты с уликами. Самсонов сразу нашел глазами тот, в котором находилось изображение четырехрукой богини.

– Такой же, – сказал, глядя на следователя, Дремин. – Кали.

Самсонов поднес рисунок к окну, чтобы рассмотреть получше. На этот раз листок был заламинирован и поэтому слегка бликовал, но все детали были отлично видны.

– Нет, – сказал через полминуты Самсонов. – Не такой же. Это копия. Сделанная от руки. Убийца срисовал с древнеиндийской гравюры, довольно известной.

– Хочешь сказать, он намалевал ее сам? – уточнил Дремин. – Я думал, вырезал иллюстрацию или сделал цветной ксерокс.

– Так кажется из-за пленки, – отозвался Самсонов. – Но на самом деле этот парень нарисовал Кали так же, как и в первый раз. Поэтому есть незначительные отличия. Я много лет всматривался в его первый рисунок и знаю его досконально. Так что можешь мне поверить.

– Куда ж деваться! – буркнул Дремин.

– Заламинировано профессионально, – заметил подошедший к окну Морозов. – И это большая ошибка нашего поклонника Индии.

– Да, для этого ему пришлось обратиться в фирму, – кивнул Самсонов.

– Интересно, сколько таких он заказал, – проговорил сидевший в углу Коровин. Как обычно небритый, он наливал из термоса в одноразовые стаканчики горячий кофе.

– Уверен, что один, – сказал Самсонов. – С первого убийства прошло лет десять, если не больше. – Ему не хотелось считать точно, хотя рано или поздно сделать это придется. – Этот парень не торопится, за количеством не гонится.

– Полтавин сказал, крови слишком мало, – заметил Дремин. – Так же, как… тогда.

Повисла напряженная пауза, все вдруг словно перестали разом дышать. Самсонов понял, что должен высказаться.

– Слушайте. – Он старался говорить сдержанно. – Не надо… щадить мои чувства. Я сам захотел вести это дело, так что я готов к тому, что мне придется столкнуться с призраками прошлого. Называйте вещи своими именами. Да, моя сестра умерла, Хоботов был арестован и погиб в тюрьме. До сих пор я был уверен, что справедливость хоть в какой-то мере восторжествовала, но это новое убийство… Я не знаю, может, это просто подражатель. Хотя, если честно, я в это не верю. А вы? – Он обвел требовательным взглядом коллег.

– Нет, – первым сказал Морозов. В его голосе прозвучало облегчение – видимо, монолог Самсонова разрядил обстановку. По крайней мере присутствующим стала ясна его позиция.

– Я тоже, – кивнул Дремин.

– Ошибки случаются, – изрек, раздавая присутствующим стаканчики с кофе, Коровин. Приземистый и широкоплечий, он походил в этом полутемном заброшенном помещении на горного тролля. – Это не редкость.

– Думаю, нам следует поднять дело Хоботова, проверить собранные против него улики, причем критично. Если будут сомнения, то станем исходить из предположения, что его осудили ошибочно, а убийца на свободе и принялся за старое. Но пока что мы не говорим о серии. По крайней мере официально. Это ясно?

Опера и следаки закивали. Говори не говори, но дело ведет их отдел, а это уже кое-что значит.

Самсонов машинально провел ладонью по ежику русых волос, отхлебнул кофе и посмотрел на раскрытую папку, лежавшую на столе.

– Пока все совпадает? – спросил он Дремина.

– Кроме ламината.

– Ну, в то время такой услуги практически не существовало, – кивнул Самсонов. – Это сейчас полно фирм, которые покроют тебе пленкой все что угодно. Их надо проверить. Займись этим, не откладывая, – сказал он Коровину.

Тот кивнул.

– Сделаю. Вряд ли нам дадут адрес клиента, но по крайней мере описание получить должны. Если, конечно, убийца не заказал рисунок год назад.

– Это маловероятно. Я думаю, он действует по свежим следам, – сказал Самсонов. – Жаль, что такие сложности с опознанием тела. Что сказал по этому поводу Полтавин? Я забыл его спросить.

– Пока ничего, – отозвался Дремин. – Ему нужно больше времени.

– Одежда жертвы?

– Отсутствует.

– Тогда это почти наверняка… женщина. – Самсонов хотел сказать «девочка», но не смог. – Обычно мужчины не любят раздевать мужчин, это у них вызывает ассоциации с гомосексуализмом.

– Если это женщина, то можно считать нашего парня гетеросексуалом, – заметил Коровин. – Уже кое-что.

– Мелочь, а приятно, – хмыкнул Морозов.

– В таких случаях все приходится собирать по крупицам, – сказал Самсонов. – У нас есть еще оно отличие от первого случая, – добавил он, с трудом заставляя себя называть смерть Марины «случаем». Но так было нужно: абстрагироваться, отмежеваться, забыть об эмоциях, затоптать их, чтобы изловить преступника. – В тот раз он оставил одежду, и жертву можно было опознать.

– Куда он девает кровь? – снова поднял эту тему Дремин. – Ее и тогда было слишком мало.

– Забирает с собой, – мрачно ответил Самсонов. – У него есть сосуд, в который он ее сцеживает.

– Но это неудобно, – запротестовал Морозов, доставая сигарету и карманную пепельницу. – Ведь после работы утилизатора кровь оказывается повсюду, и ее нелегко собрать. Куда проще сделать надрез.

– Согласен, – подхватил Коровин. – Как на бойне: подвесить тело вверх ногами и перерезать яремную вену, а внизу поставить тазик или…

– Хватит! – прервал его Морозов, взглянув на лицо Самсонова.

– Извини! – осекся Коровин. Его широко расставленные глаза быстро заморгали. – Занесло.

– Нет, вы правы, – кивнул Самсонов. – Собирать кровь после того, как тело изуродовано утилизатором, действительно неудобно. И возникает закономерный вопрос: зачем убийца так поступает?

– Думаю, ему не нужна вся кровь, – заметил Дремин, поглаживая указательным пальцем тонкие усики. – В прошлый раз пропало четыре литра, и теперь едва ли исчезло намного больше.

– Надо понять, хранит ли убийца ее где-то как трофей или использует, – сказал Самсонов. – Во втором случае она может появиться даже там, где ее увидят люди. Впрочем, это если нам очень повезет.

– Вряд ли об этом сообщат в полицию, – заметил Морозов. – На улице часто бывает кровь. Люди думают, что это результат драки или что у кого-то в носу слабые сосуды.

– А я обычно думаю про размороженное мясо, – вставил Коровин.

Самсонов обвел комнату взглядом. Кроме него, Дремина, Морозова и Коровина в ней сидели еще несколько человек – полицейские из «убойного» отдела, прибывшие первыми, – но они только слушали и не вмешивались. Два опера вообще дремали на дырявом диване. Им не было дела до того, что кто-то умер, что убийца на свободе, – они хотели спать и вообще поскорее попасть домой.

Следователь на мгновение испытал досаду, но тут же погасил это чувство. У него достаточно помощников, а большая часть присутствующих сейчас на территории завода уже завтра отколется от расследования – они приехали в составе опергруппы и скоро займутся совсем другими делами. Поэтому их можно не принимать в расчет.

– Как кровь связана с Кали? – вдруг спросил Дремин.

– А? – Самсонов вздрогнул. – Что ты сказал?

– Я говорю, кровь имеет какое-нибудь отношение к Кали? Ну, там, жертвоприношение, например.

Следователь кивнул:

– Еще какое! Кали – самая кровожадная богиня индуистского пантеона. Это мать убийств и всяческих зверств. Раньше ей регулярно приносили в жертву людей.

– Думаешь, и на этот раз было что-то в этом роде? – проговорил Коровин. – Мы что, должны искать индуса? – Он удивленно поднял брови.

– Если да, то это будет не очень сложно, – заметил Морозов.

– Поэтому я очень сомневаюсь, что это действительно так, – сказал Самсонов. – Тот, кто нам нужен, наверняка просто поклоняется Кали. Не знаю, почему именно ей. Возможно, он как-то связан с Индией. Даже почти наверняка.

– Жил, работал? – вставил Морозов.

Самсонов кивнул:

– Она должна была произвести на него сильное впечатление, если он решил, что обязан приносить ей жертвы.

– А что, индусы пользовались утилизатором? – спросил Коровин. – Я как-то с трудом себе это представляю.

– Я думаю, это нужно уточнить, – ответил Самсонов. – Может, у них было что-то вроде здоровенной мясорубки. Хотя, если честно, очень сомневаюсь.

– Если парень – последователь культа Кали, то дома он должен был устроить подобие храма, – задумчиво проговорил Дремин. – Так?

– Возможно, – согласился Самсонов. – И что?

– А для храма нужны иконы, верно?

– В данном случае – скульптуры Кали, – поправил его следователь.

Дремин нетерпеливо махнул рукой:

– Не важно. В любом случае их надо где-то брать.

– Предлагаешь проверить, в каких магазинах покупали изображения Кали? – спросил Самсонов.

– Думаю, не так уж много лавок, где торгуют индийскими сувенирами.

– А тех, где есть Кали, и того меньше.

– Почему?

– Эта богиня даже в Индии не в почете.

– Серьезно?

– А ты бы любил того, кто требует, чтобы ему каждую неделю приносили в жертву кого-нибудь из твоей деревни?

– Вряд ли.

– То-то и оно.

– Убийца мог заказать скульптуру Кали через Интернет, – заметил Коровин. – Надо проверить и это.

Морозов фыркнул:

– Это нереально!

– Долго, но осуществимо, – возразил Самсонов. – Надо просто выяснить, какие интернет-магазины предлагают изображения Кали. Это редкий товар, вряд ли их закупают десятками.

– Я узнаю, – вызвался Коровин.

Еще час прошел в разговорах. Но все понимали, что, пока криминалисты не закончат работу, делать им особенно нечего. Здесь даже не было Интернета, чтобы начать проверять заказы.

Наконец в дверях появился Полтавин. Вид у него был усталый, на плечах блестели капли дождя. Он вытер комбинезон первой попавшейся на глаза тряпкой, налил себе кофе в пластиковый стаканчик и сел за стол у окна.

– Ну что? – спросил Самсонов.

– Это женщина, – ответил патологоанатом, дуя на и так чуть теплый кофе. – Возраст пока назвать не могу, но, судя по лаку на ногтях, ей меньше тридцати. Впрочем, это только предположение.

– А сразу по ногтям нельзя было понять, что это не мужик? – поинтересовался Дремин.

– Такая мысль у меня возникла, – кивнул Полтавин. – И не только из-за лака, но и из-за крашеных волос. Однако преступник мог попытаться ввести нас в заблуждение.

– Покрасить жертве волосы? – удивился Коровин.

– Точно. И ногти тоже.

– А отпечатки? – спросил Самсонов.

– Есть. Кое-что сохранилось. Правда, нам это поможет, только если девушка занесена в базу данных.

– Это маловероятно, – пробормотал Самсонов.

– Да, – согласился патологоанатом. – Шансы мизерные. Разве что у нее были приводы.

– Проститутка?

– Она стала бы легкой добычей.

– Что сейчас? Забираете останки?

Полтавин наконец решился отпить из стаканчика и тут же сморщился.

– Уже упаковали, – ответил он, брезгливо поставив кофе на стол.

– Значит, сворачиваемся?

– Да. Могу только еще добавить, что не хватает примерно трех литров крови.

– Как, по-твоему, убийца ее собирает? – спросил Самсонов.

– Думаю, тут не так много вариантов.

– Не представляю, как собрать кровь, если человек уже перемолот, – заметил Дремин.

Полтавин уставился на него непонимающим взглядом:

– А с чего ты взял, что он так делал?

– А как еще?

Криминалист пожал плечами:

– Самым простым и логичным способом, я полагаю: разрезал артерию и сцеживал столько крови, сколько нужно.

– А я говорил! – тут же вставил Коровин.

– Зачем тогда перемалывать жертву утилизатором? – спросил Самсонов.

– Откуда ж я знаю? – развел руками Полтавин.

– Есть следы крови, указывающие, что ее собирали именно так, как ты сказал?

– Нет. Крови нет нигде, кроме как на утилизаторе и вокруг него.

– Напоминает алтарь, верно? – заметил Морозов.

– Что? – переспросил Полтавин.

– Для жертвоприношений.

– Хм. – Патологоанатом снял очки и потер переносицу. – Ну, не знаю. Может быть. Это вы из-за рисунка так решили?

– Да, – сказал Морозов. – Это Кали.

– Мне это ни о чем не говорит.

– В Индии ей приносили жертвы.

– Ясно. При помощи утилизатора?

– Нет, наверное.

Полтавин залпом выпил холодный кофе и встал.

– Ладно, – сказал он. – Тут мы закончили. Отчет будет вечером или завтра до полудня. Так что пока отдыхайте.

Через час все покинули территорию завода. Оставили только заградительные ленты и опломбировали ворота.

У Самсонова зазвонил телефон. Это был Фридрих Николаевич Тимченко, психолог. Следователь посещал его некоторое время из-за кошмаров, которые мучили его после смерти сестры. Самсонов нехотя ответил на вызов:

– Да?

– Валера, это Фридрих Николаевич.

– Здравствуйте.

– Извини, что беспокою. Мне звонил твой начальник, сказал, ты занимаешься делом, которое может быть связано с тем… старым.

– Да.

– Не хочешь встретиться?

– Пока нет. Со мной все нормально.

– А кошмары?

– Никаких кошмаров, – соврал Самсонов. – У меня все отлично.

Тимченко помолчал.

– А провалы в памяти? – спросил он.

Самсонов почувствовал волну раздражения.

– Ничего такого не было уже давно, вы же знаете, – ответил он резко.

Кажется, психолог почувствовал его настроение.

– Если что-нибудь… – начал он.

– Я вам обязательно позвоню, – перебил Самсонов.

– Обещаешь?

– Да! Мне нужно идти.

– Хорошо. – Тимченко отключился.

Сев в машину, Самсонов включил радио. Нашел любимую станцию, прибавил звук. Еще не хватало, чтобы с ним носились, как с больным! Его это раздражало раньше, а теперь – просто вывело из себя. И на кой черт Башметов влез со своей заботой?!

Несколько минут, стараясь успокоиться, Самсонов наблюдал за тем, как грузятся криминалисты и опера, затем протянул руку и открыл бардачок. Там лежал пластиковый пузырек с лекарством. Он не принимал его уже давно, но срок годности еще не вышел. Самсонов подержал пузырек в руке, затем открутил крышку и высыпал на ладонь две таблетки. Полминуты неуверенно смотрел на них, раздумывая.

Нет! С ним все в порядке! Самсонов решительно бросил таблетки обратно и сунул пузырек назад в бардачок. Захлопнул его, завел мотор и вывел автомобиль на трассу.

* * *

Самсонов ехал в своем синем «Шевроле», слушая по радио «Welcome to the jungle» и думая о том, что это убийство не может быть подражанием. Он не знал, почему у него такое ощущение, но был готов побиться об заклад, что поклонник Кали снова вышел на охоту. Теперь он, наверное, снова затаится, хотя, скорее всего, на меньший срок. Говорят, когда речь идет о серийных убийствах, то после каждого последующего проходит все меньше времени: преступник входит во вкус и чувствует безнаказанность.

На соседнем сиденье лежала папка с делом Хоботова – Самсонов собирался лично проштудировать ее и проверить, насколько весомы были улики. Расследование тогда вел старший лейтенант Лукин – его фамилия стояла на обложке и вложенных документах. К нему Самсонов и решил направиться в первую очередь – сразу после того, как выяснит все, что касается Кали.

Дождь почти прекратился, но тучи не разошлись, хотя на горизонте виднелся синий краешек неба. Следователь опустил стекло и вдохнул теплый влажный воздух. Скоро он опять станет горячим и сухим и принесет запахи гниения – вечный букет большого города.

В управе полицейские первым делом собрались у Башметова. Начальник был в мрачном расположении духа, лицо у него выглядело помятым, глаза покраснели от табачного дыма. Он курил – на этот раз не сигару, а обычные сигареты. В пепельнице уже лежала гора окурков, вокруг серел просыпавшийся пепел.

– Праздник отменяется, – проговорил Башметов, когда все уселись. – Сами понимаете. Если бы по этому делу не осудили мужика, которого в тюрьме прикончили сокамерники, все можно было бы расследовать в обычном темпе, но сейчас будет скандал. Это точно. Газеты раструбят о том, что у нас в стране сажают невиновных. Может, и по телеку пройдутся. Так что уж извините, но все выходные отменяются. Поймать убийцу надо в кратчайшие сроки! – Башметов несильно хлопнул ладонью по столу, взметнув тучку пепла. – Лучше всего дня за три. Понимаю, зацепок почти нет, особенно если учесть, что опознать жертву вряд ли удастся. Полтавин мне позвонил и сказал, что с этим могут быть серьезные проблемы. Отпечатки он по базе прогонит, но шансов, что девчонка в ней есть, конечно, маловато. Так что делайте что хотите, но преступника мне сыщите! Ясно?! Вопросы есть? Нет? Тогда работайте. Самсонов старший, его группа – Дремин, Морозов, Коровин. Если понадобятся еще люди, говори, Валера.

– Спасибо, Павел Петрович.

Башметов кивнул и отвернулся, давая понять, что совещание окончено. Полицейские начали расходиться.

– Я займусь заказами изображений Кали, – сказал Коровин уже в коридоре. – Как и договаривались.

– А я возьму у криминалистов отпечатки шин и поищу машину, – предложил Морозов. – Думаю, их-то они уже обработали. Это ж минутное дело, если есть компьютер, подключенный к базе.

– А я схожу в магазин и куплю нам всем пожрать, – практично добавил Дремин. – Раз мы работаем в авральном режиме, то будем питаться прямо здесь. А потом займусь фирмами, в которых ламинируют документы.

Расставшись со своими подчиненными, Самсонов направился в кабинет, где были компьютер и Интернет. По пути он позвонил Карине:

– Алло, привет.

– Привет! – Голос был радостный, как всегда.

Самсонов вздохнул: он не любил расстраивать Карину.

– Слушай, тут такое дело, я сегодня никак не смогу.

– Ты шутишь?!

– Да нет, я серьезно. Извини, пожалуйста.

– А что такое? – Голос у девушки сразу упал.

– Работы много.

– Срочно, что ли?

– Срочно, да.

Короткая пауза.

– Жаль.

– Мне тоже жаль.

– А завтра ты будешь свободен? – спросила Карина. – Не забыл, надеюсь, что обещал?

Самсонов надеялся, что она не задаст этот вопрос. Он отлично все помнил, но надеялся по возможности оттянуть ответственный момент. Так что полицейский был даже рад тому, что придется работать с утра до вечера.

– Забыл? – строго повторила Карина, по-своему расценив короткую паузу.

– Нет, – поспешно ответил Самсонов. – Помню, конечно же, но завтра тоже не смогу. Извини, я бы с удовольствием, – тут он соврал, – но такое дело, сама понимаешь. Мы все работаем в авральном режиме. Как только станет посвободнее, так сразу.

– Ладно, так и быть, – отозвалась девушка. – Дам тебе отсрочку. Но, чур, больше не увиливать! Я уже сказала папе, что он скоро с тобой познакомится, так что не подводи меня. А то он решит, что мой парень от него прячется! – Она хихикнула.

– Нет-нет, я не собираюсь от него бегать, – кисло ответил Самсонов. Видимо, Карина уловила его тон.

– Слушай, все нормально? – Голос у нее стал напряженным.

Следователь понимал почему: в последнее время он не задерживался на работе и тут вдруг накануне знакомства с ее отцом все отменяет, потому что неожиданно появилось дело, которое нужно срочно раскрыть.

– Конечно, все нормально, – сказал он как можно увереннее. – Я позвоню вечером.

– Ладно, – отозвалась Карина. – Я тебя люблю.

– Я тебя тоже, – с облегчением сказал Самсонов. – Целую.

Отсоединившись, Самсонов открыл дверь кабинета и вошел. Сразу открыл форточку, чтобы проветрить: воздух показался ему спертым. Затем достал из папки с делом Хоботова рисунок, сделанный убийцей больше десяти лет назад.

Кровожадная богиня танцевала, сжимая в четырех руках орудия смерти. Ее красные губы были раздвинуты, и между ними виднелись белые клыки. На шее висело ожерелье из человеческих черепов.

Самсонов достал новый рисунок, заламинированный. Положил оба на стол и отступил на шаг. Прекрасно выполненные копии древнего изображения. Символы смерти двух девушек, принесенных в жертву темной богине.

Полицейскому пришло в голову, что убийца мог оставить на новом рисунке какую-нибудь подсказку: он читал, что некоторые маньяки именно так и поступают, предлагая следователям поиграть в кошки-мышки.

Самсонов взял листок и поднес поближе к глазам, чтобы всмотреться в детали. Но все линии в точности повторяли те, которые он изучил за прошедшие годы вдоль и поперек. Зато полицейский почувствовал едва уловимый, но приятный запах. Самсонов сильнее втянул ноздрями и понял, что это духи. Аромат даже показался ему знакомым.

Полицейский тут же набрал номер Полтавина: рисунок следовало вернуть на экспертизу и установить, какой именно марки духи остались на поверхности ламината.

* * *

Когда на месте преступления находят улику, прежде всего следователь должен постараться выяснить, что это: часть преступления или часть преступника? Оставил он ее намеренно, и тогда нужно говорить о его почерке, или случайно, по неосторожности?

Например, кусочек мела, завалившийся под тело. Что он означает? Может быть, убийца положил его туда, чтобы намекнуть на то, что… А может, мел выпал из кармана, и преступник не заметил этого. Тогда логично предположить, что преступник – человек, постоянно использующий мел, всегда носящий его в кармане. Скорее всего, он нужен ему для работы. Едва ли это учитель: учителя не таскают мел в карманах, потому что пользуются им лишь в одном месте – у доски. Носить мел с собой приходится тому, кто делает пометки на ходу, все время перемещается из одной точки в другую.

Но что касается рисунка Кали, сомнений быть не могло: преступник оставил его нарочно, даже заламинировал, чтобы с ним ничего не случилось и он наверняка попал в руки полиции. Это был важный элемент почерка убийцы, его подпись.

Самсонов открыл браузер и ввел в строку поисковика слово «Кали». Выпало множество ссылок. Полицейский открыл несколько и стал читать. Параллельно он копировал то, что могло оказаться важным, и переносил в отдельный файл.

Минут через двадцать в дверь постучал Дремин.

– Привет, – сказал он, входя. – Чем занят?

– Да вот, ищу материал по Кали.

– Хочешь сказать, что не делал этого раньше?

Самсонов понял, что имеет в виду Дремин. Конечно, он штудировал эту тему, когда погибла Марина, но прошло столько лет.

– Надо освежить знания, – сказал он.

– И что нарыл?

– Ничего особенного, если честно. Ты вообще что-нибудь знаешь о Кали?

Дремин усмехнулся:

– А сам ты как думаешь? Могу узнать по картинке – не больше того. Да и то только потому, что жена недавно какой-то ужастик смотрела, и там действие в Индии происходило.

– Ясно. Рассказать?

Дремин досадливо поморщился, но тут же мужественно кивнул:

– В самых общих чертах.

– Кали – это темная ипостась Парвати, Шакти и Шивы, она символизирует разрушение, освобождение. При этом она же поддерживает мировой порядок и олицетворяет материнское начало.