Читать книгу: «ХХ век. Как это было», страница 6

Армия – организм хрупкий; вчера она работала; завтра она может обратиться против России. В этих стенах можно говорить о чём угодно, но нужна сильная твёрдая власть; без неё невозможно существовать. До армии должен доходить только приказ министра и главнокомандующего, и мешать этим лицам никто не должен.

Мы все отдаём себя Родине. Если мы виноваты, предавайте суду, но не вмешивайтесь. Если хотите, то назначьте таких, которые будут делать перед вами реверансы.

Скажите здоровое слово, что без дисциплины армия не может существовать. Дух критики заливает армию и должен прекратиться, иначе он погубит её.

Если будет издана декларация, то, как говорил генерал Гурко, все оставшиеся маленькие устои, надежды рухнут. Погодите, время будет. То, что уже дано, не переварено за эти 2½ месяца. У нас есть уставы, где указаны и права и обязанности; все же появляющиеся теперь распоряжения говорят только о правах.

Выбейте идею, что мир придет сам по себе. Кто говорит – не надо войны, тот изменник; кто говорит – не надо наступления, тот трус.

У вас есть люди убеждённые; пусть приедут к нам и не метеором промелькнут, а поживут и устранят сложившиеся предрассудки. У вас есть печать – пусть поднимет она любовь к Родине, и потребует исполнения каждым его обязанностей.

Материальные недостатки мы переживём; духовные же требуют немедленного лечения. Если в течение ближайшего месяца мы не оздоровеем, то вспомните, что говорил генерал Гурко о нашем международном положении. Работать мы будем; помогите же нам и вы.

Князь Львов:

– Мы выслушали слово главнокомандующих, понимаем всё сказанное и исполним свой долг, во имя родины, до конца.

Церетели:

– Тут нет никого, кто способствовал бы разложению армии, кто играл бы в руку Вильгельма.

Я слышал упрёк, что Совет способствовал разложению армии. Между тем все признают, что если у кого в настоящее время и есть авторитет, то только у Совета. Что было бы, если бы его не было? К счастью, демократия помогла делу, и у нас есть вера в спасение.

Как идти вам? У вас могут быть два пути: один – отвергнуть политику Совета, но тогда у вас не будет никакого источника власти, чтобы собрать армию и направить её для спасения Родины; другой путь – это путь верный, испытанный нами, путь единения с народными желаниями и чаяниями.

Если командный состав не объяснил ясно, что вся сила армии, поставленной для защиты страны, в наступлении, то нет такой магической палочки, которая могла бы это сделать.

Говорят, что лозунг "без аннексий и контрибуций" внёс разложение в армию, в массы. Возможно, что он был понят неправильно, но надо было разъяснить, что это – конечная цель; отказаться же от этого лозунга нельзя. Мы сами сознаём, что Родина в опасности, но защита её – дело всего русского народа.

Власть должна быть единой и пользоваться доверием, но путь для этого – разрыв со старой политикой. Единение может быть основано только на доверии, которого ничем нельзя купить.

Идеалы Совета не есть идеалы отдельных кучек; это идеалы всей страны; отказаться от них, значит отказаться от всей страны.

Вам, может быть, был бы понятен приказ № 1, если бы вы знали обстановку, в которой он был издан. Перед нами была неорганизованная толпа, и её надо было организовать.

Масса солдат хочет продолжать войну. Те, кто не хотят этого, неправы, и я не хочу думать, чтобы не хотели они из-за трусости. Это результат недоверия. Дисциплина должна быть. Но если солдат поймёт, что вы не боретесь против демократии, то он поверит вам. Этим путём можно спасти армию. Этим путём Совет укрепил свой авторитет.

Есть только один путь спасения – путь доверия и демократизации страны и армии. Совет заслужил доверие этим путем, и имеет теперь возможность проводить свои взгляды, и пока это так, ещё не всё потеряно. Укрепляйте же доверие к совету!

Генерал Алексеев:

– Не думайте, что 5 человек, которые говорили здесь, не присоединились к революции. Мы искренно присоединились и зовём вас к совместной работе. Я сказал – посылайте к нам лучших людей, пусть они работают вместе с нами. Мои слова звучали горечью, но не упрёком. Не упрёки, а призыв я посылаю вам.

Скобелев:

– Мы пришли сюда не для того, чтобы слушать упрёки. Что происходит в армии, мы знаем. То положение, которое вы описали, действительно внушает тревогу. Достигнуть при всём этом конечных целей, выйти с честью из создавшегося положения, будет зависеть от величия духа русского народа.

Я считаю необходимым разъяснить ту обстановку, при которой был издан приказ № 1. В войсках, которые свергли старый режим, командный состав не присоединился к восставшим и, чтобы лишить его значения, мы были вынуждены издать приказ № 1. У нас была скрытая тревога, как отнесётся к революции фронт. Отдаваемые распоряжения внушали опасения. Сегодня мы убедились, что основания для этого были. Необходимо сказать правду: мероприятия командного состава привели к тому, что за 2½ месяца армия не уразумела происшедшего переворота.

Мы понимаем, что вам нелегко. Но когда нам говорят – прекратите революцию, то мы должны ответить, что революция не может начинаться и прекращаться по приказу. Революция может войти в своё нормальное русло, когда мозговой процесс революции, как верно здесь было определено, охватит всю Россию, когда её уразумеют 70% неграмотных.

Мы отнюдь не домогаемся выборного командного состава.

Мы согласны с вами, что у нас есть власть, что мы сумели её заполучить. Но когда вы поймёте задачи революции, и дадите уразуметь народу объявленные лозунги, то получите её и вы.

Народ должен знать, для чего он воюет. Вы ведёте армию, чтобы разгромить врага, и вы должны разъяснить, что стратегическое наступление необходимо для осуществления заявленных принципов.

Мы возлагаем надежды на нового военного министра и надеемся, что министр-революционер продолжит нашу работу и ускорит мозговой процесс революции, в тех головах, в которых он протекает слишком медленно.

Военный министр Керенский:

– Я должен сказать присутствующим, как министр и как член правительства, что мы стремимся спасти страну, и восстановить активность, – и боеспособность русской армии. Ответственность мы берём на себя, но получаем и право вести армию, и указывать ей путь дальнейшего развития.

Тут никто никого не упрекал. Каждый говорил, что он перечувствовал. Каждый искал причину происходящих явлений. Но наши цели и стремления – одни и те же. Временное правительство признаёт огромную роль и организационную работу Совета солдатских и рабочих депутатов, иначе я не был бы военным министром. Никто не может бросить упрёк этому Совету. Но никто не может упрекать и командный состав, так как офицерский состав вынес тяжесть революции на своих плечах так же, как и весь русский народ.

Все поняли момент. Теперь, когда мои товарищи входят в правительство, легче выполнить то, к чему мы совместно идём. Теперь одно дело – спасти нашу свободу.

Прошу ехать на ваши посты и помнить, что за вами и за армией – вся Россия.

Наша задача – освободить страну до конца. Но этот конец сам не придёт, если мы не покажем всему миру, что мы сильны своей силой и духом.

Генерал Гурко:

– Мы с вами (возражение Скобелеву и Церетели) рассуждаем в разных плоскостях. Главное, основное условие существования армии – дисциплина. Мерило стойкости части, – это тот процент потерь, который она может понести, не теряя боеспособности. Я 8 месяцев пробыл в южноафриканских республиках и видел там части двух родов: 1) небольшие, дисциплинированные, – и 2) добровольческие, недисциплинированные. И вот в то время как первые при потерях даже до 50%, продолжали вести бой и не теряли боеспособности, вторые, несмотря на то, что составлены были из добровольцев, отдававших себе отчёт, за что они сражаются, уже после 10% потерь оставляли ряды и бросали поле битвы; и не было силы, которая могла бы заставить их драться. Вот разница между войсками дисциплинированными, и недисциплинированными.

Мы просим дать дисциплину. Мы всё делаем и убеждаем. Но необходим и ваш авторитетный голос.

Надо помнить, что если противник перейдет в наступление, то мы рассыплемся, как карточный дом.

Если вы не откажетесь от революционирования армии, то возьмите сами власть в свои руки.

Князь Лъвов:

– Цели у нас одни и те же, и каждый выполнит свой долг до конца. Позвольте поблагодарить вас, что вы приехали и поделились с нами.

На том совещание окончилось. Главнокомандующие разъехались по фронтам, унося с собою ясное сознание в том, что последняя ставка проиграна.

9 мая Керенский, отдав предварительно приказ о недопущении ухода со своих постов старших начальников "из желания уклониться от ответственности", утвердил "декларацию".

ПРИКАЗ ПО АРМИИ И ФЛОТУ

Приказываю ввести в жизнь армии и флота следующие, согласованные с п. 2 декларации Временного правительства от 7 марта с. г., положения об основных правах военнослужащих:

1) Все военнослужащие пользуются всеми правами граждан. Но при этом каждый военнослужащий обязан строго согласовать своё поведение с требованиями военной службы и воинской дисциплины.

2) Каждый военнослужащий имеет право быть членом любой политической, национальной, религиозной, экономической или профессиональной организации, общества или союза.

3) Каждый военнослужащий, во внеслужебное время, имеет право свободно и открыто высказывать устно, письменно или печатно, свои политические, религиозные, социальные и прочие взгляды.

4) Все военнослужащие пользуются свободой совести, а потому никто не может быть преследуем за исповедуемое им верование, и принуждаем к присутствию при богослужениях, и совершении религиозных обрядов какого-либо вероисповедания. Участие в общей молитве необязательно.

5) Все военнослужащие, в отношении своей переписки, подчиняются правилам, общим для всех граждан.

6) Все без исключения печатные издания (периодические или непериодические) должны беспрепятственно передаваться адресатам.

7) Всем военнослужащим предоставляется право ношения гражданского платья вне службы; но военная форма остаё0тся обязательною во всякое время для всех военнослужащих, находящихся в действующей армии и в военных округах, расположенных на театре военных действий.

Право разрешать ношение гражданского платья военнослужащим в некоторых крупных городах, находящихся на театре военных действий, предоставляется главнокомандующим армиями фронтов, или командующим флотами. Смешанная форма ни в каком случае не допускается.

8) Взаимоотношения военнослужащих должны основываться при строгом соблюдении воинской дисциплины, на чувстве достоинства граждан свободной России, и на взаимном доверии, уважении и вежливости.

9) Особые выражения, употребляющиеся как обязательные для ответов одиночных людей и команд вне строя и в строю, как, например, "так точно", "никак нет", "не могу знать", "рады стараться", "здравия желаем", "покорно благодарю" и т. п. заменяются общеупотребительными: "да", "нет", "не знаю", "постараемся", "здравствуйте" и т. п.

10) Назначение солдат в денщики отменяется. Как исключение, в действующей армии и флоте, в крепостных районах, в лагерях, на кораблях и на маневрах, а также на окраинах, в тех местностях, в которых нет возможности нанять прислугу (в последнем случае невозможность этого определяется полковым комитетом) офицерам, военным врачам, военным чиновникам и духовенству разрешается иметь вестового для личных услуг, назначаемого по обоюдному соглашению вестового и лица, к которому он назначается, с платой также по соглашению, но не более одного вестового на каждого из упомянутых чинов.

Вестовые для ухода за собственными офицерскими лошадьми, положенными по должности, сохраняются как в действующей армии, так и во внутренних округах, и назначаются на тех же основаниях, как и вестовые для личных услуг.

11) Вестовые для личных услуг не освобождаются от боевой службы.

12) Обязательное отдание чести, как отдельными лицами, так и командами, отменяется.

Для всех военнослужащих, взамен обязательного отдания воинской чести, устанавливается взаимное добровольное приветствие.

Примечание: 1. Отдание воинских почестей командами и частями при церемониях, похоронах и т.п. случаях сохраняется; 2. Команда "смирно" остаётся во всех случаях, предусмотренных строевыми уставами.

13) В военных округах, не находящихся на театре военных действий, все военнослужащие в свободное от занятий, службы и нарядов время, имеют право отлучаться из казармы, и с кораблей в гавани, но лишь осведомив об этом соответствующее начальство, и получив надлежащее удостоверение личности.

В каждой части должна оставаться рота, или вахта (или соответствующая ей часть) и, кроме того, в каждой роте, сотне, батарее и т. д. должна оставаться еще и её дежурная часть.

С кораблей, находящихся на рейдах, увольняется такая часть команды, какая не лишает корабля возможности, в случаях крайней необходимости, немедленно сняться с якоря и выйти в море.

14) Никто из военнослужащих не может быть подвергнут наказанию, или взысканию без суда. Но в боевой обстановке начальник имеет право, под своей личной ответственностью, принимать все меры, до применения вооружённой силы включительно, против не исполняющих его приказания подчинённых. Эти меры не почитаются дисциплинарными взысканиями.

15) Все наказания, оскорбительные для чести и достоинства военнослужащего, а также мучительные и явно вредные для здоровья, не допускаются.

Примечание: из наказаний, упомянутых в уставе дисциплинарном, постановка под ружьё отменяется.

16) Применение наказаний, не упомянутых в уставе дисциплинарном, является преступным деянием, и виновные в нём должны предаваться суду 1). Точно так же должен быть предан суду всякий начальник, ударивший подчинённого в строю или вне строя.

17) Никто из военнослужащих не может быть подвергнут телесному наказанию, не исключая и отбывающих наказания в военно-тюремных учреждениях.

18) Право назначения на должности и, в указанных законом случаях, временного отстранения начальников всех степеней от должностей принадлежит исключительно начальникам. Точно так же они одни имеют право отдавать распоряжения, касающиеся боевой деятельности и боевой подготовки части, её обучения, специальных её работ, инспекторской и хозяйственной частей. Право же внутреннего самоуправления, наложения наказания и контроля в точно определённых случаях (приказы по воен. ведомству 16 апр. № 213 и 8 мая с. г. № 274) принадлежит выборным войсковым организациям.

Объявляя настоящее общее положение, предписываю принять его (как и правила, установленные приказом по военному ведомству с. г. 114) в основание при пересмотре уставов и законоположений, определяющих внутренний быт и служебную деятельность военнослужащих, а равно дисциплинарную и уголовную их ответственность.

Военный и морской министр А. Керенский.

"Пусть самые свободные армия и флот в мире – сказано было в послесловии Керенского – докажут, что в свободе сила, а не слабость, пусть выкуют новую железную дисциплину долга, поднимут боевую мощь страны".

Эта "декларация прав", давшая законное признание тем больным явлениям, которые распространились в армии – где частично, где в широких размерах, путём бунта и насилия или, как принято было выражаться, "в порядке революционном", – окончательно подорвала все устои старой армии.

1 августа 1917 года царская семья была отправлена в Тобольск, а после утверждения в Сибири советской власти император с семьёй был перевезён в Екатеринбург.

25-го сентября место председателя в Петроградском совете занял Бронштейн (Троцкий), сменивший Чхеидзе.

Дополнение:

Отречение царя, вырванное нарушившими присягу генералами, положило начало разложению великой армии, погубившему сотни русских офицеров. И в списке погибших оказались пятеро из семи военачальников – инициаторов отречения императора.

Одним из первых возмездие настигло адмирала А. И. Непенина. 3 марта в главной базе Балтфлота Гельсингфорсе вспыхнуло восстание, в ходе которого были убиты адмирал Небольсин и два офицера. На следующий день матросский митинг на Соборной площади отрешил от командования флотом Непенина, после чего он был арестован на борту флагманского корабля «Кречет». Когда его вели в арестный дом, из озлобленной толпы, окружившей конвой, раздался выстрел, сразивший адмирала наповал.

Вторым в чёрном списке оказался генерал от инфантерии А. Е. Эверт. В марте 1918 года он уволился в отставку. Через несколько недель его убили взбунтовавшиеся солдаты.

Не избег божьего суда и главный предатель – Н. В. Рузский. Выйдя в отставку, генерал поселился в Кисловодске. Судьба отыскала его и там. В сентябре 1918 года, когда начался красный террор, Рузский был арестован в Кисловодске и доставлен в Пятигорск, где включён в большую группу заложников из 83 генералов, адмиралов, офицеров, чиновников, купцов. Генерал-предатель был зарублен заместителем председателя Пятигорского ЧК Г. А. Артабековым (Артабекяном) 31 октября 1918 года на Пятигорском кладбище.

– На мой вопрос, признаёт ли он теперь великую российскую революцию, – вспоминал впоследствии Артабеков, – Рузский ответил: «Я вижу пока лишь один великий разбой!» И я ударил Рузского вот этим самым кинжалом по руке, а потом – по шее». Генерал умер после пяти нанесённых ему ударов.

Генерал Иванов умер в 1919 году от тифа. Генерал Корнилов погиб в ночь перед наступлением на Екатеринодар. Единственная граната, прилетевшая в предрассветный час в распоряжение белых, попала в дом, где работал за столом генерал, один осколок – в бедро, другой – в сердце.

В 1920 году погибли ещё два военачальника, в марте 1917 года принуждавшие Государя к отречению от престола. Командующий Румынским фронтом генерал В. В. Сахаров в декабре был расстрелян в Крыму карателями Б. Куна и Р. Землячки. Десятью месяцами раньше, 7 февраля 1920 года, в Иркутске расстреляли Верховного правителя России адмирала А. В. Колчака.

Двое оставшихся – Брусилов и великий князь Николай Николаевич – хотя и дожили соответственно до 1926-го и 1929 годов, но тоже ушли из жизни при обстоятельствах, дающих основания предполагать насильственную смерть.

Генерал Крымов неожиданно покончил (был застрелен Борисом Савинковым?) с собой в августе 1917 года.

После октября 1917 года бежал на юг и скоропостижно скончался один из главных заговорщиков генерал М. Алексеев. В 1938 году дошла очередь и до тех, кто переметнулся на сторону красных. Были расстреляны основатель военной масонской ложи генерал А. Свечин и бывший шеф жандармов масон и генерал В. Джунковский.

П О Д Г О Т О В К А

«Развитие нашей революции вступило в полосу

кризиса. Война и связанная с ней разруха обостряют

классовые противоречия до последних пределов.

Политика соглашений с буржуазией, политика

лавирования между революцией и контрреволюцией

становится явно несостоятельной. Временное

правительство определённо становится на путь

неприкрытой контрреволюции. Долг революционеров –

теснее сплотиться и двигать вперёд революцию».

И. Сталин

В начале революции Временное правительство, несомненно, пользовалось широким признанием многих слоёв населения. Весь старший командный состав, всё офицерство, многие войсковые части, буржуазия и демократические элементы, не сбитые с толку воинствующим социализмом, – были на стороне правительства. Газеты были полны огромным количеством телеграмм, адресов, обращений, поступавших со всех концов России, от самых разнообразных общественных, сословных, военных групп, организаций, учреждений, конечно и таких, демократизм которых был вне всякого сомнения. Это доверие, по мере обезличения, обессиления правительства и перехода его последовательно к двум коалициям, в этих кругах всё более падало, и взамен не компенсировалось большим признанием революционной демократии, ибо в её среде всё более росли течения анархического характера, отрицавшие всякую власть.

Россия напоминала сплошной огромный митинг. Митинги возникали повсюду. Все хотели говорить. Правительственные чиновники, агитаторы за дело союзников, большевики, анархисты, эсеры, меньшевики – все говорили наперебой.

– Объясни ты мне, за что я воюю, – требовал русский солдат на одном из таких митингов, – за Константинополь или за свободную Россию? За демократию или за грабителей-капиталистов? Если ты мне докажешь, что я защищаю революцию, я пойду воевать и без угрозы расстрела. Когда земля будет принадлежать крестьянам, заводы – рабочим, а власть – Советам, мы будем знать, за что воюем, и будем воевать!

Союзники России – Англия, Франция и США – со страхом ждали неминуемого развала русской армии. Ведь русская армия удерживала на своём фронте 187 вражеских дивизий, т. е., 49% всех сил противника, действовавших на европейских и азиатских фронтах. С минуты на минуту у немцев могла освободиться на Восточном фронте миллионная армия для переброски на Запад, против измотанных многолетней войной войск союзников. Не меньшую тревогу вызывала мысль, что украинская пшеница, кавказская нефть, донецкий уголь и прочие богатства русской земли попадут в прожорливую пасть Германии.

29-го марта Временное правительство ввело хлебную монополию. Весь излишек запаса хлеба, за исключением норм продовольственной, на обсеменение и на корм скота, поступал государству. Вместе с тем, правительство вновь увеличило твёрдые цены на хлеб и обещало установить их и на все предметы первой необходимости, как то: железо, ткани, кожи, керосин и т. д. Это последнее мероприятие, справедливость которого чувствовалась всеми, и которому министр продовольствия Пешехонов придавал огромное психологическое значение, – среди той общей разрухи, в которую была ввергнута страна, оказалось провести невозможно.

Страну покрыла огромная сеть продовольственной организации, стоимость которой определялась в 500 миллионов рублей в год, но которая оказалась бессильной справиться со своим делом.

Деревня, прекратившая внесение податей и арендной платы, насыщенная бумажными деньгами и не получавшая за них никакого товарного эквивалента, задерживала подвоз хлеба. Агитация и воззвания не действовали, приходилось местами применять силу.

Если кампания 16 года (1 августа 1916 года – 1 июля 1917 г.) дала 39,7%, то июль 1917 года дал 74%, а август – 60-90% невыполнения наряда продовольственных заготовок. Только на фронте, в ущерб питанию городов, ко второй половине июня удалось сосредоточить некоторый запас хлеба.

С начала весны 1917 года, усилился значительно недостаток продовольствия в армии и в городах. К лету 1917-го года были установлены официальные нормы— 1½ фунта хлеба для армии и ¾ фунта для населения. Эти теоретические цифры, впрочем, далеко не выполнялись. Города голодали. Фронтам, за исключением Юго-западного, не раз угрожал кризис, предотвращаемый, обыкновенно, дружными усилиями всех органов правительственной власти и советов, самопомощью тыловых частей и… дезертирством. Тем не менее, армия недоедала, в особенности на Кавказском фронте. А конский состав армии весною, при теоретической норме в 6-7 фунтов зернового фуража, фактически падал от бескормицы в угрожающих размерах, ослабляя подвижность армии и делая бесполезным комплектование её лошадьми, которым грозила та же участь.

И русская армия разваливалась. Никто не мог остановить этот процесс. Своего рода естественной пропагандой служило неустройство тыла и дикая вакханалия хищений, дороговизны, наживы и роскоши, создаваемая на костях и крови фронта. Александр Керенский, премьер Временного правительства, совершая поездку по фронту, обращался к войскам с красноречивыми заверениями, что не сегодня – завтра придёт «победа, демократия и мир». Не убеждённые его речами, голодные, озлобленные русские солдаты десятками тысяч уходили с фронта. В грязных, оборванных шинелях они бесконечным потоком двигались по стране, вдоль размокших от дождей полей, по размытым просёлкам, в родные города и деревни.

В тылу возвратившиеся домой солдаты встречались с революционными рабочими и крестьянами. Крестьяне, солдаты и рабочие повсюду создавали свои революционные комитеты или советы и выбирали депутатов, которые должны были передать правительству их требования – мира, земли и хлеба!

Почти каждый день происходили хлебные беспорядки. И в то же время на Волге, на складах гнили огромные запасы зерна, которое нельзя было вывезти за неимением транспорта. При царском режиме продажное руководство совсем развалило транспорт, а Керенский ничего не предпринял для его восстановления.

29 августа правительство обнародовало воззвание, в котором констатировало чрезвычайно тяжёлое положение страны: правительственные запасы беспрерывно уменьшаются; "города, целые губернии и даже фронт терпят острую нужду в хлебе, хотя его в стране достаточно"; многие не сдали даже прошлогоднего урожая, многие агитируют, запрещают другим выполнять свой долг…

Правительство, с целью "предотвратить грозящую родине смертельную опасность", вновь увеличило твёрдые цены, угрожало применением крайних мер воздействия против ослушников, и вновь обещало принять меры к нормировке цен и распределению предметов, нужных деревне.

Но заколдованный круг переплетавшихся между собой политических, социальных, классовых интересов, затягивал всё более тугую петлю на шее правительства, и парализовал его волю и деятельность.

Не менее тяжёлым было положение промышленности, которая быстрыми шагами шла к разрушению. Московская металлообрабатывающая промышленность уже в апреле пала на 32%, производительность петроградских фабрик и заводов – на 20-40%, добыча угля и общая производительность Донецкого бассейна к июлю на 30% и т. д. Расстроилась также добыча нефти на бакинских и грозненских промыслах. Закрывались фабрики и заводы. В стране появился громадный недостаток предметов первой необходимости, и цена на них возросла до крайних пределов. Как один из результатов такого расстройства хозяйственной жизни страны – поднятие цен на хлеб и нежелание деревни давать городу продовольствие.

В результате, – к июню месяцу было закрыто 20% петроградских промышленных заведений.

К августу 1917 года важнейшие производства военных материалов понизились: орудийное на 60%, снарядное на 60%, авиационное на 80%.

Разрушался и транспорт. Систематический захват государственной власти частными организациями, который во всех других областях встречал хоть некоторое противодействие правительства, в министерстве путей сообщения насаждался самим правительством, в лице министра Некрасова. Созданный им «Викжель» стал организацией чисто политической, занимаясь чем угодно, только не перевозкой груза. Уже в июле правительство считало положение железных дорог катастрофическим. Так, к 1-му июля бездействовало на всей сети русских железных дорог 1800 паровозов.

Революция нанесла окончательный удар по финансам. "Она, как говорил министр финансов Шингарев, вызывала у всех сильное стремление к расширению своих прав и притупила сознание обязанностей. Все требовали повышения оплаты своего труда, но никто не думал вносить в казну налоги, поставив тем финансы в положение, близкое к катастрофе". Началась положительно вакханалия, соединившая всех в безудержном стремлении под флагом демократизации брать, рвать, хватать, сколько возможно, из государственной казны, словно боясь упустить время безвластия и не встречая противодействия со стороны правительства. Даже сам г. Некрасов на Московском совещании решился заявить, что "ни один период русской истории, ни одно царское правительство не были столь щедрыми, столь расточительными в своих расходах, как правительство революционной России" и что "новый революционный строй обходится гораздо дороже, чем старый".

В армии Временным правительством была учреждена должность комиссаров. Никаких законов, определяющих права и обязанности комиссара, издано не было. Негласною обязанностью комиссаров явилось наблюдение за командным составом и штабами, в смысле их политической благонадёжности. Цели своей институт комиссаров не достиг. В солдатской среде, как орган принуждения, иногда усмирения, комиссары уж тем самым не могли найти популярности, а отсутствие прямой, разящей власти не могло создать им авторитета силы – наиболее чтимого даже совершенно утратившими дисциплину частями. Это подтвердилось впоследствии, после захвата власти большевиками, когда комиссары вынуждены были одними из первых, с большой поспешностью и тайно, покинуть свои посты.

Таким образом, в русской армии, вместо одной, появились три разнородных, взаимно исключающих друг друга власти: командир, комитет и комиссар. Три власти призрачные… А над ними тяготела, на них духовно давила своей безумной, мрачной тяжестью – власть толпы.

На этом фоне большевистская партия Ленина, которую Керенский объявил нелегальной и загнал в подполье, быстро крепла и завоёвывала популярность в народе.

Бледный Керенский бессильно метался по своему кабинету в Зимнем дворце.

– Чего они хотят от меня? – спрашивал он у служащего разведывательного отдела армии США Рэймонда Робинса, прибывшего в Петроград с секретной миссий, суть которой состояла в том, чтобы не дать России выйти из войны. – Половину времени я должен проповедовать западно-европейский либерализм, чтобы угодить союзникам, а остальное время – российско-славянский социализм, чтобы сберечь голову на плечах!

А тем временем русские миллионеры и англо-французские союзники уже сговаривались за его спиной о том, чтобы отстранить его от власти. Русские миллионеры прямо угрожали, что откроют двери немцам, если Англия и Франция не предпримут мер для борьбы с революцией.

– Революция – это болезнь, – сказал американскому корреспонденту Джону Риду «русский Рокфеллер» Степан Георгиевич Лианозов. – Рано или поздно иностранные державы должны будут вмешаться, как всякий вмешался бы, чтобы вылечить больного ребёнка и научить его ходить.

Англичане и французы сделали ставку на Корнилова. Путч должен был состояться 8 сентября 1917 года. Утром Корнилов в качестве главнокомандующего выпустил прокламацию, в которой призывал к свержению Временного правительства и к установлению «дисциплины и порядка». На улицах Москвы и Петрограда появились тысячи листовок, озаглавленных «Русский герой Корнилов». Эти листовки были отпечатаны на средства английской военной миссии и доставлены в Москву из английского посольства в Петрограде в вагоне английского военного атташе генерала Нокса. Корнилов отдал приказ о наступлении двадцатитысячной армии на Петроград. В рядах её были французские и английские офицеры в русских мундирах.