Читать книгу: «Вне времени и ужасов», страница 3

Но она уже ясно видела, что теперь причины всех ее несчастий скопились в безобразно разжиревшем Толстом Туяне, которого родила безумная Цыцык, когда была Хара Хонин для Жирного Жаргала, начальника ханской отары овец и нескольких рабов.

Люди шепчутся, что дух убитого раба Туругая поселился в ханской юрте и ночами, когда луна заливает степь серебряным сиянием, витает над кочевьями и улусом.

Апрель 1998 года. Новая Заря.

Уодхэ

события XVII века.

Не то, чтобы коня, но и узды-то своей у Уодхэ никогда не было. У него вообще ничего не было, сиротой рос, ел, что подадут, одевал, что дадут. Он обучал диких коней в табунах богатых степняков. Усмирит жеребца, погарцует с месяц, потом снова бродит пешком в рваном тэрлике², грудь смуглая, нараспашку… Был он оборван и худ, как бродячая собака, но силен и жилист, роста высокого. Обритая голова его была похожа на булыжник, вся в шрамах и шишках, коса черная и жесткая, нос криво приплюснут к землистому булыжнику, глаза раскосые и диковатые.

Желудок сироты всегда пуст, и в поступках он не волен. Приоткрыв рот и наклонив свой бугристый булыжник, Уодхэ молча смотрел на людей стойбища, в основном, его родственников, никому не перечил, а если открывал рот, то оттуда вырывалось мычание. Но когда Уодхэ случалось выпить араки, он дрался со всеми встречными и поперечными. Тогда его били плетями и выгоняли из стойбища. Возвращался он еще больше по–худевшим, оборванным и молчаливым.

Никто не считал его равным себе.

Но неведома воля неба человеку, за год разбогател нищий Уодхэ! А теперь живет он с женой в белой юрте, на рассвете идет сквозь туманы по росистым травам к своим лошадям. И лук, и колчан, и чубук, и кресало – все у него украшено серебром и кораллами. Скачет Уодхэ по зеленой траве, где вспыхивают яркие красные пятна сараны, скачет на охоту на белоногом вороном и, кажется, даже не задумывается о том, что с ним случилось за год. Что за бесчувственный и беспечный человек! Никогда бы Уодхэ не разбогател, если бы год назад его не избили плетями на свадьбе в Хойто Хори родственники…

Стойбище, где живут богатые и бедные родственники Уодхэ, на самом берегу Онона. Год назад провожали из стойбища в Ара Халху, в место Хойто Хори, невесту. Отец девушки, богатый Амбагай, взял в дальнюю дорогу и Уодхэ.

– Оденьте его, как подобает, коня дайте. Пусть едет с нами, мало ли, что может случиться в пути. Чем больше мужчин, тем лучше. Ехать далеко, – сказал, вздохнув, своим людям жирный Амбагай.

Говорили, что на Синей Горе появились харшаны.³ Хотя дорога была в стороне от той горы, Амбагай опасался.

Тайга все скроет, там и зверя больше, а в степи не спрячешься. Не зря опасался богатый Амбагай, снаряжая свиту невесты: до Хойто Хори по степи, тайге, горам, через реки много конных переходов, не раз придется ночевать… И луки были у людей, и сабли, и кольчуги, только у Уодхэ за кушаком на спине – узкий нож в ножнах.

Ехали по степи – тарбаган стреляли, пробирались узкой дорогой по тайге – на коз и изюбрей охотились, на вершинах молились духам, угощали их и вымаливали удачу, реки и вброд, и вплавь переходили, малахаи и халаты у костров сушили. Много дней добирались, кони приморились, а людям весело в пути.

Все обошлось мирно, добрались до Хойто Хори. А там ждут их, не дождутся. Стойбище на опушке леса, войлоки в круг разложены, костры горят, вертела люди крутят, всюду мясо. Богато и жирно на стойбище Тумбиная свата Амбагая. Шаман, весь в меди и серебре, камлал, соболем кружился вокруг березы, увешанной шкурками и лоскутками, зайцем прыгал через костер, завыл и запел, задергался судорожно. Страшно и радостно было на сердце Уодхэ! А потом и свадьба грянула… И Уодхэ, как и всем, поднесли араки.

Вскоре все вокруг смешалось и загудело. Там песни поют, там бранятся, брызгая слюнями, там парни и девушки ехор-хоровод водят, где-то играют на лимбе⁴ и бьют в бубны, собаки вьюнами крутятся, грызутся из-за костей и жирных помоев, кони ржут у привязей. А солнце вовсю жарит зеленую землю с голубого полуденного неба. В юртах жара, на улице жара. Вдруг, как и всегда, вспыхнула и понеслась драка. Подоткнув полы тэрликов за кушаки, заработали кулаками мужчины. Кто, кого, за что и зачем? Ничего не понять! Шум, гам, суматоха страшная, уже у многих были выправлены в кровь носы, подправлены так и сяк брови и скулы, когда столкнулись местный силач Буга и Уодхэ.

Запахло серьезной битвой. Вцепившись друг в друга намертво, они покатились по земле, рвали одежды, рычали, как дикие звери, вскочив на ноги, пинали и хлестко угощали головы и бока увесистыми ударами. Все вокруг отлетало от них и ломалось.

Но никогда бы не разбогатеть нищему Уодхэ, если бы на шум не вышли из юрты сваты – Амбагай и Тумбинай в красивых и засаленных тэрликах. Пьяные и жирные хозяева оглядели мутными глазами беспорядок. Не понравилось им такое продолжение свадьбы.

– Всыпьте им плетей и гоните отсюда прочь! Пусть их харшаны съедят! – крикнули, перебивая друг друга, Амбагай и Тумбинай.

Родственники бросились на своих борцов, засвистели плети. Ах, как усердствовали родственники!

Очнулся Уодхэ, прислушался – недалеко люди гуляют, что-то весело кричит пьяный Амбагай. Место незнакомое. Вот этих берез и сосен Уодхэ никогда не видел, степью и Ононом не пахнет. Где он, что случилось? К плетям Уодхэ был привычен, шкура за много лет задубела… Замычал Уодхэ, ощупывая тяжелую голову и понял, что дрался, и его опять выгнали из стойбища. Нельзя ему к людям. Он поднялся и пошел все дальше и дальше в тайгу. В полдень он устал и уснул на мягком мху и проспал до рассвета. Никогда тело Уодхэ так мягко не спало на твердой земле у Онона или в степи.

Проснулся Уодхэ, протрезвел, огляделся – вокруг тайга, ничего не видно за деревьями. Что делать?

Если он будет все время идти туда, откуда выходит солнце, то ни за что не минует Онона, а там и стойбище найдет. Долго придется идти. Ничего, как-нибудь доберется, не впервой. Ощупал Уодхэ кушак – нет ножа. Худо, если зверь попадется. Камней много, всегда можно искру высечь и раздуть огонь, мох повсюду.

Двинулся неунывающий Уодхэ в путь. По ночам жутко рявкали гураны, ухали филины, сотрясая тишину. Уодхэ чутко дремал у тлеющего костра, прислушивался. Он смотрел на подрагивающие звезды, и в его булыжной голове роились смутные думы.

Уодхэ шел много дней, тэрлик, штаны и гутулы⁵ превратились в лохмотья. Амбагай-ахэ будет ругаться, ведь это он одел его в путь. Придется отрабатывать. Голода Уодхэ по привычке не чувствовал, ел корни сараны, смородину, бруснику. Отломив березовую жердь или с увесистым камнем, он несколько раз подкрадывался к диким козам, но чуткие козы стремительно убегали от него.

Одичал Уодхэ, оброс, стал осторожен и чуток, как лесной зверь, за версту чуял опасные запахи. Но однажды потянуло дымком, и возликовало сердце бедного Уодхэ!

Никогда бы не разбогател Уодхэ, если бы небо не вывело его к стойбищу в пять юрт. Он побежал на запах дыма, и за редеющими деревьями стала открываться ему степь. У самого подножия сопки, около стайки берез, стояли, как опрокинутые чаши, высокие белые юрты.

Сел Уодхэ в изнеможении на землю, замычал, затряс головой, и громко рассмеялся. Уодхэ сильный, он нашел людей!

Но почему люди выбегают из юрт и убегают от него? Почему они бросили коров и лошадей? Что кричит эта женщина на коне?

– Уходите, люди! Харшаны идут. Харшаны!

– Нет, это не харшан, он не похож на них.

– Где мой лук? Куда ты подевала колчан и лук?

– Он не похож ни на одного из них!

Смуглые люди собрались у берез и со страхом смотрели на приближающегося Уодхэ. Они пятились от него, лук в руках мужчины подрагивал. Чего они испугались? Это же он, Уодхэ, идет.

– Он не харшан! – вдруг облегченно крикнула женщина.

– Кк-кто тт-ты? – выговорил мужчина, когда Уодхэ до них остава–лось совсем немного. Он оскалился в добродушной улыбке и промычал:

– Я У-ууодхэ, иду домой.

Услышав это и увидев, что он без оружия, люди осмелели. Все с любопытством осматривали его, щупали, нюхали, кто-то потрогал жесткую косу Уодхэ.

Никогда так хорошо не было Уодхэ, как в этот день! Он ел много мяса, пил арсу,⁶ блаженный сон давил его к земле. Люди, обрадованные тем, что он не харшан, что-то наперебой говорили ему у очага юрты, но он только счастливо смеялся и мычал. Круглолицые мужчины, прикусывая кончики кос, задумчиво смотрели на него.

– Он не из наших мест, в Кижинге и Хойто Хори таких нет, – вдруг промолвил один из них. Остальные закивали головами.

– Говорят, что у Тумбиная была свадьба. Не от ононских ли людей он оторвался? – предположил низенький и кривоногий.

Услышав слова Тумбинай и Онон, Уодхэ открыл рот и оглядел людей, сидевших, как и он, поджав под себя ноги калачиками.

– Пусть живет у нас. Ему не надо ходить в тайгу, там харшаны. А у нас мужчин будет больше, – решил высокий, видимо, тут главный. И опять все закивали головами… Уодхэ не видел пожилых и старых, все были молодые и сильные.

Утром мужчины уговаривали Уодхэ остаться, но он показал на восток и заспешил. Тогда люди положили ему в кожаный мешок еду, дали нож и отпустили. Уодхэ надо идти. Амбагай-ахэ будет ругаться за порванную одежду и потерянный нож.

– Видишь высокую Синюю Гору. Возьми от нее на две ладони левее, прямо не ходи, беда будет, – сказал высокий, провожая Уодхэ.

Все люди вышли из юрт и с тревогой смотрели на странника.

Взял Уодхэ на два ладони левее от Синей Горы и пошел. Впереди была степь, дальше темнела тайга… Он понял, что далеко отошел от дороги, по которой ехал с Амбагаем и его людьми. Но солнце по-прежнему поднималось из-за Синей Горы, и Уодхэ не мог отвернуть от солнца, там его стойбище. Он прошел степь, вошел в тайгу, долго там блуждал, снова вышел в степь и увидел две низкие серые юрты.

Духи тайги и степи вели Уодхэ, иначе никогда бы ему не разбогатеть!

На стойбище жили пожилые люди, муж и жена. Они не испугались Уодхэ, как молодые, не расспрашивали его. Только хозяин, больной и немощный человек, спросил его:

– Ты никого не встречал в тайге?

– Я видел медведя, он мял кусты и ел ягоды, я его со скалы видел и обошел, – ответил Уодхэ, удивляясь своему многословию.

– У нас пропала корова. Харшаны, наверное, увели, – ни к кому не обращаясь, сказала худая черная женщина, внося хворост.

Ночевал Уодхэ во второй юрте. Хозяева сказали, что тут жили их родственники, но еще зимой поехали к сыну, кочующему у реки Телемба, и до сих пор не возвращаются. Не случилось ли беды? Сказав это, они тягостно и надолго замолчали.

На рассвете, когда Уодхэ собрался уходить, немощный хозяин напутствовал гостя:

– Обойди Синюю Гору, возьми от нее на три ладони левее и иди. Не ходи прямо. Когда харшаны поблизости, то человек сходит с ума и идет прямо к ним. Они шолмосы.⁷

И снова Уодхэ шагал по степи к синеющей кромке тайги. Уодхэ сильный, он никаких харшанов не боится! Ноги его окрепли, и он не чувствовал усталости. К осени Уодхэ доберется до Онона. Отработает Уодхэ за одежду, увидит Амбагай-ахэ какой сильный и работящий Уодхэ и снова даст ему штаны… Из-за Синей Горы выходит солнце, значит и надо идти прямо туда. Там – Онон, стойбище.