Читать книгу: «Соно Вероника. Пьячере!», страница 2

Шрифт:

– Соно Верóника. Мольто пьячéре! – повторяю свою персональную мантру.

Рядом пара девчонок, уже заметно подвыпившие, танцуют, дергаются в конвульсиях. Изящнее надо! Как я. Ловлю ритм и, не обращая на них внимание, плавно двигаюсь, цепляю на себя со столиков взгляды.

Внезапно кто-то подхватывает меня со спины и кружит.

Никита, дурак! Ну что не понятно?

Удерживая моё брыкающееся тело, он ставит меня на ноги и в мгновение оказывается впереди, улыбается, тупица, во весь рот. Это уже раздражает. Чувствую себя бешеным драконом, но Никита не унимается и снова обхватывает меня, стиснув тело с руками, поднимает и крепко сжимает руки, что вырваться невозможно. Наши лица в нескольких сантиметрах друг от друга.

– Отпусти! – рычу на него.

На нас все смотрят, я чувствую взгляды, но этот дурак мотает головой и жадно впивается в губы.

Я брыкаюсь, пытаюсь вырваться, но он так крепко держит и все, что я могу – укусить.

Никита вскрикивает, отпускает руки, а в бешенстве отталкиваю наглеца в сторону.

Санта Клеопатра!

У барной стойки, замечаю Ромку. Облокотившись, он, смотрит, не отрываясь, а на входе – моя сестра, влюбленная в Никиту Карина. Только не это! Будь у неё копьё, она бы в гневе запустила мне в грудь, а так лишь молнии сверкают из глаз.

Так глупо и нелепо бывает только в турецких сериалах, которые любит смотреть наша ма! Никита прикрывает рот, и надвигается, кажется, хочет что-то сделать в отместку, но я снова отталкиваю его от себя и бегу за сестрой. Карина демонстративно, даже театрально, разворачивается к выходу.

Глава 3

Выбегаю за ней на улицу.

– Карина! – кричу, чтобы остановилась, но она быстрым шагом сворачивает за угол бара в сторону чёрного хода. – Да, стой же! – скольжу до неё и хватаю за плечо.

– Как же я тебя ненавижу! – сестра цедит сквозь зубы и оборачивается.

Она злится больше, чем утром.

– Карина, я тут не при чем! Он сам… пьяный!

– Вот почему ты такая? – она не слышит меня. – С самого детства всё портишь! Сперва родителей у меня забрала, теперь его! – машет в сторону бара.

– В смысле забрала? – имею в виду родителей.

– Любишь к себе внимание привлекать! – у неё глаза на мокром месте, а я трясусь от холода. Колготки прилипают к ногам. – Лучше бы тебя никогда из детдома не забирали! Ненавижу тебя!

– Ты сейчас злишься, да? Про детдом – это же неправда?!

Но она смотрит, растопырив ноздри, как будто хочет что-то сказать, но не решается.

– Неправда? – повторяю и чувствую, как слезы подбираются к глазам.

– А ты думаешь, что тебя в детстве все соседи подкармливали? Печеньки, конфетки! – она шмыгает носом и смотрит с такой ненавистью, словно я – не я, не еë сестра, а самый чужой человек на свете. – Потому что жалели! Потому что ты – жалкая! Жалкая ворона!

Остолбенев от ее заявления, смотрю, и впервые не знаю, что сказать. Уверена, она говорит со злости и всë неправда!

– Я – Верóна! – от холода дрожащим голосом правлю, а сама уже не знаю, кто я.

Щиплет глаза. Наверное, потекла тушь и, возможно, она уже права – я похожа на ворону. Карина напоследок травит взглядом и, вытерев слезы, поворачивается ко мне спиной.

– Ненавижу тебя! – она кричит и убегает прочь.

Холодно, но стою, соображаю, что мне делать. Стираю змейки проступивших слез. Зубы стучат, и тело трясётся с такой силой, что с трудом держусь на ногах, чтобы не поскользнуться. Карина растворяется в темноте, а шаги за спиной пробуждают во мне невиданную ранее злость.

Они хрустят всё ближе. Рядом пролетает окурок и, ударяясь о накатанный снег, уголёк отскакивает в сторону.

Только Никиты здесь не хватает для полного «счастья». Когда же, если не сейчас поиздеваться надо мной? Не хочу его видеть, и чтобы видел меня, что я подавлена. Жмурюсь от злости и сжимаю замерзшие пальцы. Хочу двинуть ему снова, но уже с такой силой, чтобы встать не смог.

– Ну, давай, что ты там хотел? Отодрать меня, как львицу?! – мой голос дрожит и, шмыгая носом, говорю громко, специально, чтобы точно услышал.

Когда чувствую, что Никита уже за спиной, я резко разворачиваюсь, занося в ударе кулак.

– По-твоему мне этого сейчас не хватает?! – кричу и бью со всей силы в грудь, но второй кулак он ловко ловит ладонью, что приводит меня в большее бешенство, и хочется выть от бессилия.

Глаза слезятся. Не могу понять, кто передо мной. Всматриваюсь.

Это не джемпер Никиты, а чья-то светлая рубашка под черным пиджаком.

Поднимаю взгляд.

Ромка, насупившись, смотрит мне в глаза и крепко сжимает мой кулак своей горячей ладонью:

– На львицу ты сейчас не очень похожа! – он делает попытку улыбнуться. – Скорее, на замёрзшего сфинкса. – Ромка отпускает мою руку и быстро снимает пиджак. – Накинь, а то заболеешь!

Он протягивает пиджак с какой-то жалостью во взгляде.

– Ты всё слышал, да? – ищу в его глазах то самое равнодушие.

– Нет. Только то, что ты Верона, – он пытается накинуть пиджак мне на плечи. – Но это я и так знаю!

Я отстраняюсь, препятствую жесту внезапной доброй воли, а у самой зубы не сходятся.

Не нужна мне его жалость! Ни его, ни чья-либо ещё!

– Зачем ты вообще вернулся? – брезгливо морщусь и смотрю с презрением в глаза.

Я отталкиваю Ромку. Хочу вернуться за сумкой и пальто, сбежать куда-нибудь подальше, но от резкого движения нога предательски скользит на ребро. Хруст. Каблук сворачивает на бок и резкой болью отдает в лодыжке. Вскрикнув, заваливаюсь назад.

Санта Клеопатра!

Ну почему я такая неуклюжая, постоянно падаю на него? Ромка успевает поймать. Как всегда, как в детстве.

Теперь точно, всë! Вечер испорчен.

Окончательно!

Совсем!

Отдалённо слышу, как люди визгом приветствуют мою любимую группу. Но я не там, а здесь: на холоде, в объятиях того, кого презираю последние семь лет.

Это последняя капля.

Вжимаясь ему в грудь лицом, меня разрывает плачем от собственной никчёмности. Он быстрыми движениями накидывает пиджак мне на плечи и кутает, но это совсем не греет.

– Пойдём! Тебе надо в тепло.

Стирая влагу под носом, я отстраняюсь и мотаю головой.

Его пиджак на мне, как пальто. Маленькое чёрное пальто.

– Куда я в таком виде? – стараюсь смотреть не на него, а на сломанный каблук, который торчит, повёрнутый набекрень.

Носком ботильона касаюсь земли, чтобы хоть как-то держать равновесие.

– Через чёрный ход, – Ромка взглядом указывает на широкую дверь в углу здания. – Приведёшь себя в порядок, пока я делаю «Глинтвейн».

Обречённо вздыхаю. Хуже уже не будет! Согреюсь и поковыляю домой, сдаваться судьбе. Моя любимая песня уже вовсю играет, слышу знакомые слова.

Киваю Ромке, соглашаясь, и он помогает просунуть руки в рукава, а затем почему-то разворачивается, приседает на корточки:

– Цепляйся, донесу!

Что? Я не решаюсь.

– Давай, пока совсем не замёрзла! – настаивает Ромка.

Помедлив, холодными руками обхватываю шею, от чего Ромка ёршится, а я прижимаюсь к его спине. Такой горячий. Лежала бы так вечно. Рубашка слабо пахнет табаком и вкусным одеколоном.

Ромка подхватывает меня за коленки и осторожно встаёт. Даже думать не хочу, как всë это выглядит со спины. Надеюсь на пиджак, что спрячет то, что нужно.

– Тоже додумалась… надеть капронки в такой минус, – Ромка ворчит, ссылаясь на ледяные ноги в своих руках.

Хочу съязвить и колко ответить, но не могу – мои зубы не сходятся.

Холодно. Я лишь мычу в ответ, а Ромка осторожно ступает по накатанному снегу. До двери несколько шагов и я сильнее прижимаюсь к его спине.

– А помнишь, как мы лазили по гаражам, и ты неудачно спрыгнула, подвернула лодыжку, и я тащил тебя до дома на горбушке?

Он смеётся, а я улыбаюсь. Никогда и не забывала!

– Моя мама тебя сильно ругала, – стучу зубами, а Ромка открывает тяжёлую металлическую дверь и заносит меня внутрь.

Тепло мгновенно укрывает спину.

– Потом я ругала её, что к тебе несправедлива, – вспоминаю, как обиделась на маму в тот раз и два дня с ней не разговаривала.

Ромка останавливается ненадолго и поворачивает голову, а я все ещё прижимаюсь. Кажется, что руки примерзли к его шее.

– Ты меня сейчас задушишь, ослабь немного хватку, – он хрипит и подходит к одной из дверей в коридоре.

Ромка открывает её и заносит меня в небольшую комнату, в которой горит яркий свет. Прямо напротив входа, у стены, стоит потёртый кожаный диван неожиданного зелёного цвета. Возле него царапанный журнальный столик с бумагами, а них грязная кофейная чашка. С постеров на стенах смотрят зарубежные группы.

Ромка опускает меня на диван и распрямляет спину, заправляет выбившуюся рубашку с пятнами от моей туши на груди.

Я кутаюсь плотнее в пиджак и смотрю на Ромку снизу-вверх. Трясусь.

Спаситель отодвигает столик и садится у ног. Он берёт в руки мою стопу со сломанным каблуком, а затем, расстегнув молнию, поглядывая на меня, стягивает с ноги ботильон и обхватывает ладонями лодыжку, не спеша шевелит.

– С–с! – я кривлюсь от боли.

Рома смотрит в глаза и тоже машинально морщится:

– Больно?

Киваю и грустно смотрю на открытую дверь, играет уже четвёртая песня. Еще немного и я всё пропущу.

– Не вставай, я сейчас.

Ромка поднимается, убирает с лица чёлку и направляется к выходу.

– Там моя сумка и телефон за баром, Лёшка приглядывает, – уже спокойным голосом прошу, останавливаю у выхода. Рома оборачивается. – Можешь принести? Меня, наверное, подруга обыскалась.

Он кивает и выходит.

Я наклоняюсь к стопе, растираю. Ботильоны можно выбросить, смотрю на них с тоской. Вряд ли получится починить каблук. Вздыхаю. Они мои любимые. Были.

Я снимаю второй, осторожно встаю на ноги и, разглядывая комнату, останавливаюсь на середине. Приподнимаю лацкан его пиджака, чтобы послушать Ромкин запах: вкусный, очень вкусный одеколон. Грустная музыка доносится из коридора. Грустная, такая же, как я.

Поправляю пиджак и медленно двигаюсь в ритме, с улыбкой превозмогая боль. Закрываю глаза. Все там веселятся, а я здесь. Ни автографа, ни внимания. Никакого праздника!

Несправедливо!

Вдобавок не знаю, как возвращаться теперь домой? Без каблуков и с чувством вины. Сестра меня ненавидит. Мама, наверное, тоже. Уже, наверное, знает от Крины, что произошло и презирает меня больше, чем в прошлый раз. Предчувствую неприятный разговор. Может напиться, чтобы было всё равно, а утром сказать, что я ничего не помню?

Нет!

Потом эти вертолёты и здравствуй белый друг. Не хочу больше! Как я вообще могла во всё это вляпаться? Чувствую себя камбалой, раздавленной, плоской. Или это температура?

Стою на цыпочках, трогаю лоб – вроде нормальный, но присутствует слабость.

– Вы классная публика! – слышу красивый голос солиста. – Продолжаем!

Люди радостно кричат в ответ.

Классная…

Видел бы он меня, от такой публики точно бы стошнило.

Никита, наверное, счастлив, что испортил мне вечер.

В дверях появляется Рома с большой кружкой в одной руке, под мышкой у него моя сумка, а в другой руке резиновые тапочки, сложенные один в один.

Он опускает взгляд на мои ноги:

– Я же просил, не вставать! – недовольно ворчит и подходит к журнальному столику, ставит кружку.

– Мне уже терпимо, – взглядом ищу в его руках мобильный.

– Телефон в сумке, – будто прочел мои мысли, он кладёт её на диван. – Вот, тапочки, – он протягивает. – Зачем встала, ещё и босиком? Здесь же грязно.

– Мне уже всё равно! Хуже, чем есть уже не будет! – изображаю равнодушную улыбку. – Хоть так потанцевать, раз в зале не суждено.

Прихрамывая, я на носочках подхожу к дивану, сажусь и, сочувствуя ботильонам, забираю тапочки. Но их не надеваю, а кладу рядом с обувью и достаю из сумки телефон.

От Ленки пять пропущенных, от мамы больше десяти.

Санта Клеопатра! Я не решаюсь перезвонить. Всё равно уже ничего не изменится, остаётся только принять.

Я включаю камеру на фронтал и выставляю перед собой руку, разглядываю отражение.

Так и есть – я не Верóна, а ворона.

Щеки в туше, глаза – красные и нос туда же. Сегодня день позора или позорный день! Скорее бы закончился.

Я нахожу в сумке влажные салфетки и тру под глазами.

– Выпей! – Рома берёт со стола кружку и протягивает.

Кладу грязную салфетку и телефон на диван, и с лицом благодарного гостя, я забираю кружку. Пахнет корицей.

– Надеюсь алкогольный? – нюхаю глинтвейн.

– Размечталась! – улыбается. – Тебе еще нет восемнадцати!

Он садится рядом и ждёт, когда сделаю глоток.

– Мне почти! – отпиваю немного.

Имбирь согревает, и тепло растекается по телу, а я от блаженства прикрываю глаза.

– Почти не считается, – он касается моей руки, подталкивает, – Давай, не останавливайся! – Ромка хмурится. – Как тебя вообще пропустили?

– Военная тайна! – пытаюсь шутить и не выдать Сашку, но вспоминаю про подругу.

Я делаю ещё один глоток и отдаю Ромке кружку. Набираю Ленкин номер, но она не отвечает. Наверное, не слышит.

Конечно, она там веселится! Не то, что я....

Песни я уже не считаю. Бессмысленно.

– А чья это комната? – рассматриваю стены. – Персонала?

Он кивает:

– Моя каморка!

– Ты здесь работаешь? Охранником? – удивляюсь.

Рома хоть и стал высоким, но для охранника маловато мышц, не то, что у Сашки – по сравнению с соседом он, и правда, шкаф.

Солист объявляет предпоследнюю песню, ещё одну мою любимую.

– Я здесь – управляющий, – Ромка отвечает так, будто совсем неважно.

Важно и очень неожиданно!

Неожиданно горда за него и презрение куда-то исчезает.

Ромка поднимается и смотрит на меня, а я с тоской на дверь.

– Мне нужно в зал, посмотреть, что к чему, а потом их проводить, рассчитаться и всё такое. Подождёшь? – он спрашивает с надеждой в голосе. – Я вернусь и отвезу тебя домой.

Но потом он хмурится, что-то вспомнив и, помедлив, спрашивает:

– Или тебя твой парень проводит? Забыл про него, … а он, похоже, про тебя.

– Парень? – пустым взглядом смотрю ему в глаза, пытаюсь понять, о чем он, и до меня доходит, что Ромка про Никиту. – Он мне не парень! – возмущаясь, раскрываю глаза. – Он думает, что мой парень… самовлюблённый кретин! Но Никита – просто друг детства.

Зачем-то оправдываюсь.

– Как я? – Ромка улыбается, и, смутившись, переводит взгляд на кружку.

Меня смущает другое. Ещё чуть-чуть и всё!

Всё закончится!

– Потанцуй со мной! – я подрываюсь на месте, забыв про больную лодыжку, и тут же вскрикиваю, цепляюсь за Ромкину руку, чтобы не упасть.

От резкого движения, остаток глинтвейна из кружки выплескивается прямо мне на платье, и брызги, коричневой жижей, оставляют на его рубашке кляксы.

Я замираю и Ромка тоже.

Хорошо, что напиток немного остыл.

Ромка брезгливо двумя пальцами оттопыривает мокрую ткань от тела, и недовольно надувает щеки, а потом громко, как сдувающийся шарик, испускает воздух.

– Ты… какая-то… ходячая катастрофа!

Смотрю на него взглядом провинившегося ребёнка.

А я как будто не знаю?! И без его замечаний сегодня в этом убедилась.

Пожимаю плечами, потому что другого ничего на ум не приходит.

Рома закатывает глаза и трясет головой, словно не знает, что со мной делать.

– Ладно, пошли! Есть идея получше. Надевай тапки! – указывает взглядом на них. – Идти сможешь?

Киваю неуверенно и наспех залезаю в резиновые шлепки.

– Вещи оставь, потом заберешь.

Он выходит в коридор, а я ковыляю следом.

– А куда? – еле за ним поспеваю.

Ромка останавливается возле туалетов, ждёт, когда догоню:

– Не отставай, кетчуп!

Я дохожу до него и, как закон подлости, из мужского выруливает Никита с друзьями.

Он расплывается в улыбке, подтаявшей от горячительного:

– О, заяц! Я думал, ты сбежала!

Опять заяц? Серьёзно?!

Я машинально хватаю Ромку за руку.

Он ловит мой взгляд, а потом вскользь переводит на Никиту и снова на меня, будто спрашивает – тот самый кретин или нет? По моему недовольному лицу, наверное, понимает, что да.

Тогда он отпускает мою руку, хватает Никиту за грудки и рывком вжимает его в стену.

– Э! Чувак, ты чего? – друзья Никиты активируются, но не решаются влезть.

– Ещё раз к ней приблизишься, я тебе прикус испорчу! Понял? – Ромка скалится на него и замахивается кулаком, но останавливает прямо у челюсти Никиты.

Тот щерится и смотрит на меня, потом на друзей, снова на меня, ожидая, что я заступлюсь. Но я распрямляюсь и с гордо поднятой головой буравлю его взглядом. Пусть знает, что за меня есть, кому заступиться, хоть я в этом и не уверена до конца.

– Ты понял? – снова спрашивает Ромка.

– Да понял! – брезгливо кривит губы Никита.

Ромка убирает руки, берёт мою и тянет за собой.

Солист в микрофон благодарит присутствующих гостей за внимание.

Опять этот Никита всë испортил! Из-за него я всë пропустила. Что за невезуха!

Мы заходим в зал. На сцене любимая группа собирает вещи, чтоб уйти.

Ромка помогает мне залезть на барный стул, а сам направляется к сцене. Рыскаю взглядом по залу, ищу подругу, но ни еë, ни Сашки не видно. Фоном играет музыка, и гости снова шумят.

Никита за своим столиком на втором этаже косится в мою сторону и в сторону сцены. Уже всë равно на его чувства, ему же плевать на мои.

– По просьбе нашего друга мы споём ещё раз, любимую многими и Верóны-Вероники, – солист группы делает акцент на моëм имени, отчего я чувствую, как вспыхивает лицо, – песню! – Солист улыбается и пальцем стучит по микрофону. – «Еле дыша!» – объявляет громко умопомрачительным голосом. – Специально для Верóны.

Я плавлюсь, как сыр в микроволновке, и снова подбираются слезы к глазам. Но это слезы радости! Ловлю Ромкин взгляд. Сосед, спустившись со сцены, уверенным шагом, под музыку как в фильмах, идет ко мне.

Это так мило с его стороны! Мы будто снова в поле копаем картошку, а Ромка где-то нарвал цветы: ромашки, одуванчики, и тащит их мне через весь огород, чтобы подарить.

Тогда мне было лет десять. Глупо, я знаю, но я всë помню. Пусть по-детски и смешно. Но…

Прячу взгляд и улыбку, отвернувшись в сторону. А Ромка становится так близко, что, кажется, он слышит моë сердце, колотится, как тогда, и сжимается до приятной боли.

– Танцевать не предлагаю, я на работе, – он произносит громко из-за музыки. – Как-нибудь в другой раз и, может, в другом месте.

Улыбаюсь сквозь слëзы и просто киваю. Он стоит рядом, и мы оба смотрим на сцену. Тапочки на моих ногах качаются под музыку. Я подпеваю, изредка поглядывая на Ромку. А он будто не замечает, и задумчиво смотрит вперёд.

Я счастлива, здесь и сейчас, и совсем не важно, что будет потом.

Даже если потом – наступит конец света.

Глава 4

Последний аккорд под радостные крики публики. От этого немного грустно. Ленок похоже меня бросила, подруга называется! И Сашки не видно. Не мог же он сбежать с работы вместе с ней. Или у них здесь позволительна такая безответственность?

Ромка наклоняется ко мне:

– Я сейчас рассчитаюсь с ними и вернусь, помогу дойти, – он машет бармену, а я, кивнув, смотрю на Лешку, который обслуживает двух людей и ставит перед ними разные напитки.

Может он знает, где подруга?

К Ромке подходит другой бармен.

– Сделай для девушки Глинтвейн, пожалуйста, – Ромка просит и, направив взгляд на меня, добавляет. – Безалкогольный!

Абьюзер!

Алкоголь бы мне не помешал, хотя бы капля, чтобы немного расслабиться и не переживать насчет дома.

Бармен кивает, принимается за дело, а Ромка мечется взглядом между мной и группой на сцене.

– Подождешь? Я тебя отвезу.

– Ты можешь взять у них автограф для меня? Я ради этого и пришла сюда с подругой. А я тебя в комнате подожду, может смогу ей дозвониться.

– Без проблем, – он подаёт мне руку и помогает слезть со стула. – Сама найдешь или попросить, чтобы проводили? – он снова озирается на сцену. – Мне правда нужно ненадолго сбежать! Работа.

– Сама, – с пониманием киваю.

– Отлично! Не торопись, я где-то на полчаса, – он окликает бармена. – Принесёшь девушке в мой кабинет?

Бармен кивает и внимательно меня сканирует.

Ромка, подбадривая, касается моего плеча. Он уходит к группе, а я, шаркая тапками, направляюсь к гардеробу.

Никита делает вид, что меня не знает. Он проходит мимо, специально так близко, что задевает плечом.

Дурак! Видит же, что хромаю. Я могла упасть!

Провожаю его недовольным взглядом и показываю женщине в гардеробе бумажный браслет на запястье со своим номером. Она его рвёт и отдаёт пальто. Прихрамывая, я шлепаю в сторону туалетов.

Уже всё равно, как я выгляжу, но думаю не очень в этих жёлтых резиновых тапочках. Не хватает такой же шапочки на голове для полного краха и приглашения в программу: «Снимите немедленно».

У туалетов компании обсуждают концерт, а я стараюсь на них не смотреть, притворяюсь, что я – не я, пялюсь на тапки и шуршу мимо.

«Соно нон Верона, соно пиккола ворона»5.

Хотя им всем всë равно, кто я – Верона или ворона с раненым крылом.

Захожу в Ромкин кабинет и, отодвинув здоровой ногой свою обувь, устало опускаюсь на диван. Беру телефон в руки.

От мамы снова пропущенные. Разблокировав экран, набираю подругу. Долгие гудки и, о чудо, она берëт трубку.

– Ну, наконец-то! – с кем-то хохоча, Лена отвечает моей заготовленной фразой.

Я молчу. Хочется столько ей всего рассказать, но боюсь, что Ромка появится в дверях и услышит.

Ленкин голос внезапно становится взволнованным:

– У тебя все впорядке? Ты где, Верон? С Кариной?

– Нет, она ушла домой, потому что я.... – усталым голосом бормочу, хочу снова назваться вороной, но что-то слишком много сегодня чёрных птиц. – Ходячая катастрофа!

Ромкино определение звучит не так обидно.

– А я счастливый пельмень! – шепчет в трубку и хихикает. – Так ты ещё не дома?

– Нет, я еще в баре, а ты где? Бросила меня… – хочется плакать, вспоминая свой вечер.

– Я с масиком, но если что – у тебя ночую!

– А как же его работа? – удивляюсь, почему его отпустили.

Слышу на заднем плане нетерпеливый голос Сашки.

– Он отпросился, и мы уехали. Я тебе звонила… а теперь мы катаемся по городу, – она снова добавляет шепотом, повизгивая. – Я так счастлива!

Сашка ворчит и подруга, извиняясь, спрашивает:

– Мне пора, Верон. Ты же не обидишься?

Я молчу.

– У тебя точно всё нормально? Сама доберешься?

– Да, – отвечаю сухо.

Не хочу портить ей вечер и ночь своими проблемами. Пусть хоть у кого-то сегодня будет радость.

– Отдыхай, я тебя прикрою, моя лучшайшая.

Вздыхаю и отключаю телефон, не дождавшись ответа. В дверях появляется бармен с глинтвейном. Улыбаясь, он ставит стакан на столик, и лезет в карман, достает пачку «Скиттлс».

– Вот, от Романа, – парень кладет упаковку рядом с кружкой.

В детстве я обожала «Скиттлс», его разноцветные кислые камушки, но похоже переела. А может, просто внезапно выросла, когда наша с Ромкой дружба закончилась.

– Спасибо, – грустно улыбаясь и смущаясь, убираю прядь от лица.

Бармен уходит, а Ромки всё нет. И маме боюсь звонить. И домой боюсь. Но если не приду, то она будет волноваться. Наверное.

А если то, что сказала Карина – правда, и на самом деле я никому не нужна? Меня просто все жалеют и делают вид, что любят?

Слезы просятся наружу.

Почему слова, брошенные в гневе, всегда ранят больнее, чем физическая боль? Рассматриваю лодыжку, которая немного припухла.

Возможно, завтра Карина остынет, переспит всё, а я буду страдать, но делать вид, что забыла, простила. Потому что я – хорошая. Или хочу ей быть. Выпрашиваю так к себе любовь.

Её.

Родителей.

Всех!

Боже, я, и правда, жалкая!

Беру остывшую кружку, нужно выпить, отвлечься, пока сама себя не похоронила.

– Мальчик, водочки принеси! – пародирую проститутку Мерлин, побитую судьбой.

… или что там притупляет боль?

Нет сил больше ждать Ромку, иначе совсем расклеюсь от жалости к себе.

Я ставлю кружку на столик, убираю телефон в сумку и надеваю пальто. Чувствую слабость и почему-то морозит. Глинтвейн должен был согреть, а меня снова трясет от холода. Посижу немного и пойду домой, сама. Не буду Ромку ждать. Залезаю на диван с ногами, прижимаю их к груди и кутаюсь в пальто. Конечности будто во льду. Накрываюсь с головой и, оставив снаружи только нос, прикрываю глаза, пытаясь согреться.

Всего пять минут и я пойду.

***

Кто-то щёлкает меня по носу. С трудом разлепляю веки. Ромка сидит на корточках и машет перед лицом ладонью.

– Э! Ты чего? Яйца высиживаешь?

Он усмехается, но мне не смешно.

– Почему так холодно? Ты проветриваешь? – Щурясь, смотрю на открытую дверь, на сумку, на диван, столик. Губы сушит и во рту Сахáра. – Дай попить! – прошу его, мечтая о воде.

Ромка хмурится, всматривается в мое лицо. Он вытягивает руку к столику за кружкой и подносит ко мне, а я, высунув кисть из-под пальто, беру остывший глинтвейн.

– Ну-ка, дай посмотрю! – Ромка привстает и, как моя мама, подносит губы ко лбу. – Всё ясно! Ты горишь!

– А который час? – спрашиваю так, будто это важнее моей возможной температуры.

Вынув телефон из заднего кармана, Ромка активирует экран:

– Начало первого.

– А-а-а! – разлепляю квелые глаза. – Это не простуда, – тяжело вздыхаю. – Я просто превратилась в тыкву!

– Похоже, ещё и бредишь! – он улыбается и снова трогает лоб, но ладонью.

– Мне надо домой, Ром. Мама, наверное, сильно волнуется.

– Да, она звонила, когда зашёл, но ты дрыхла, – он чешет кончик носа, – и я ответил, прости! Сказал, что ты у меня.

– Ты совсем?! – в ужасе распахиваю пальто и опускаю ноги на пол. – Она итак думает, что я шлюха! Ещё и тебя в еë списке моих ухажеров не хватает! Зачем?

Смотрю испуганно в его синие, океанские, и снова начинаю презирать.

– Успокойся! Я же пошутил! – он смотрит так, будто оценивает меня по проститутошной шкале, какая я – элитная или не очень. – Я просто сказал, что всë с тобой в порядке, чтоб не волновалась. Обещал привезти через полчаса. И, похоже мне снова за тебя влетит от тети Светы, потому что ты – явно не в порядке!

– Но ты же не виноват, что я катастрофа! – успокоившись, вяло шевелю губами. – Я Ленку прикрою и тебя тоже, раз меня некому… всë равно мне сегодня светит большая звездюлина!

Пытаюсь улыбаться и снова кутаюсь в пальто, смотрю сонными глазами. Раздражает не только яркий свет, но и его красивая улыбка.

– Я возьму пуховик, прогрею тачку и поедем, хорошо? – Ромка поправляет мне пальто и, постоянно оглядываясь, выходит из своего кабинета.

Допиваю остатки напитка и терпеливо жду Ромку. Пешком я точно не дойду. Из коридора до сих пор доносится музыка, голоса. Бар работает до двух.

Ромка появляется в дверях с объемным жёлтым пуховиком в руках.

– Снимай пальто и надень пуховик, будет теплее.

Ромка подходит и помогает сменить шкурки. На моём лице блаженная улыбка, но слабость присутствует. И правда, теплее.

– Ты похожа на Пикачу! – он смеётся и снова щелкает легонько меня по носу.

– Пика-пика! – изображаю вялого покемона и с трудом улыбаюсь.

Ромка поправляет на мне тапочки, сворачивает пальто и, подняв ботильоны, помогает встать с дивана.

– Держи.

Я просовываю кисть в ручку сумки и прижимаю к себе объемный коричневый комок плотной ткани. И вдруг Ромка, обхватив, поднимает меня на руки, и смотрит в глаза с какой-то давно забытой мною нежностью.

Моë сердце, как взбесившийся метроном, чеканит ритм.

– Домой? – он вскользь улыбается.

– Может я ногами?

Спрашиваю больше из вежливости. Может, я и не такая лёгкая, как о себе думаю. Хотя готова температурить чаще, если он будет брать меня на ручки.

– Ага, в тапочках?! Пика-пика?

И ничего я не сумасшедшая… разве что чуть-чуть.

– Ладно, неси меня… раз тебе охота таскать тяжести, – прижимаюсь к нему сумку и опускаю голову на плечо. Он выходит в коридор и быстрым шагом движется к выходу. – А ты не замерзнешь в рубашке? Давай я отдам тебе хотя бы твой пиджак?

Хочу поднять голову, но слабость в мышцах не даёт, и поэтому носом утыкаюсь ему в шею.

– Ты кипятковая, не переживай, я не успею! – Ромка смеётся и боком толкает тяжёлую дверь чёрного хода.

Я не чувствую мороза в его куртке, но уверена, его спина замерзла. чувствую. Вытягиваю свободную руку и, пока он несет меня до машины, касаюсь его спины, растираю там, где могу дотянуться.

– Не надо… щекотно! А то вместе распластаемся.

Ну и ладно! Не хочешь, как хочешь…

Мог бы и воспользоваться моей слабостью, потому что это первый и последний раз, когда я такое могу себе такое позволить.

Ромка подносит меня к тарахтящей машине, снимает сигнализацию, и открывает пассажирскую дверь, ставит меня на ноги.

– Садись быстрее и не забудь пристегнуться, – Ромка забирает у меня вещи и кладет их на заднее сидение, закрывает двери.

Я послушно выполняю его просьбу, пристегиваюсь и слежу за ним, как спереди обходит машину, а затем садится за руль.

Бросив на меня короткий взгляд, Ромка переключает передачу и машина трогается с места.

– Можешь вздремнуть пять минут, пока едем.

– Хочу… но не хочу, – обвожу взглядом его правильный профиль. – Ты надолго вернулся?

– Насовсем, – он отвечает сухо и следит за пустой дорогой. – А что?

– А я, наоборот, хочу уехать отсюда.

– Куда? В столицу?

– В Италию! – произношу с гордостью за свою мечту. – Там всегда тепло, море и солнечные парни.

Он смеётся и поглядывает на меня, но внимательно следит за дорогой.

– И что манит больше? Море или парни?

– Солнце, краски.

– Ну, этого и у нас полно! Летом.

– Всего лишь три месяца в году, а там почти круглый год!

Мечтательно говорю и вижу наш серый двухэтажный барак. Мечты сразу лопаются, как мыльные пузыри, и остаётся пресное ощущение предстоящих люлей.

Ромка паркуется на обочине напротив нашего подъезда и с сочувствием мне улыбается:

– Пошли, проигрывать бой? Выше нос, Пикачу!

Я тяжело вздыхаю и открываю дверь, поднимаю взгляд на наши окна.

В спальне родителей горит ночник и вижу, как мамин тёмный силуэт подходит к окну. Лучше бы это был папа. Он не такой страшный в гневе, как мама и Карина. Поворчит, а потом обнимает и, вроде, и не ругал совсем. Мама же может несколько дней распиливать осуждающим взглядом.

Санта Клеопатра, пошли мне побольше мужества и пофигизма!

– Подожди, я тебя до подъезда донесу, – Ромка открывает свою дверь.

– Лучше я сама… Там мама шпионит в окне.

Глянув на окно, он улыбается:

– А. Ну, ладно. Но всё равно провожу.

– Если не сложно, – шепчу в ответ. – При тебе она не будет на меня кричать. Ну, может, разве что, подзатыльник прилепит.

Теперь Ромка смеётся:

– Весело у вас.

– Угу… обхохочешься!

Он берет мои вещи с заднего сидения и, протянув свободную руку, помогает выйти из машины. Мышцы ломит и слабость в теле.

Придерживая меня за локоть, Ромка помогает доковылять до подъезда. Я подглядываю за нашим окном: силуэт мамы исчезает – наверное, уже возле двери караулит!

Мы заходим в подъезд и поднимаемся по нашей кошмарной лестнице, и тут у меня начинается приступ истерического смеха. Похоже, это нервы или чувство безысходности сковырнуло пробку печали. С каждой ступенькой я вспоминаю своë грандиозное падение на Ромку, его испуганное лицо и свои душераздирающие вопли.

– Тише! Ты чего? – Ромка не понимает, что со мной происходит и сам заражается смехом. – Ты сейчас всех разбудишь!

5.Я не Верона, я маленькая ворона.
Бесплатно
199 ₽

Начислим

+6

Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.

Участвовать в бонусной программе
Возрастное ограничение:
16+
Дата выхода на Литрес:
17 мая 2024
Дата написания:
2024
Объем:
240 стр. 1 иллюстрация
Правообладатель:
Автор
Формат скачивания:
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,1 на основе 22 оценок
По подписке
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 5 на основе 10 оценок
По подписке
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,9 на основе 16 оценок
По подписке
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,3 на основе 16 оценок
По подписке
Текст
Средний рейтинг 4,2 на основе 6 оценок
По подписке
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,7 на основе 127 оценок
По подписке
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,8 на основе 9 оценок
По подписке
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 5 на основе 20 оценок
По подписке
Текст
Средний рейтинг 4,9 на основе 24 оценок
По подписке
Текст
Средний рейтинг 4,8 на основе 47 оценок
По подписке
Текст
Средний рейтинг 5 на основе 43 оценок
По подписке
Текст
Средний рейтинг 4,9 на основе 14 оценок
По подписке