Читать книгу: «Косинус судьбы», страница 3

Глава 5
Про свадьбы-женитьбы

Конечно же, сейчас Павел внес в ее жизнь массу неудобств. Привыкшая жить одна, Анна то и дело ощущала напряжение от присутствия рядом другого человека, хоть и поселила его в отдельную комнату. По утрам теперь ей приходилось готовить для мужа плотный завтрак, к которому его приучила заботливая мамочка, к возвращению его из института на плите должен был стоять горячий обед. А совместные ужины и прогулки перед сном вовсе выбивали ее из колеи – изображать дружную семью не было никакого желания, к тому же беседы на исторические темы, которые Павел мог вести часами, ее уже утомили. Те дни, когда он не ездил в институт, стали для Анны сущим адом. Он постоянно находился рядом, и она всякий раз придумывала себе повод улизнуть из дома, то в магазин за продуктами, то внучку навестить. Но Павел тут же увязывался за ней, чем еще сильнее выводил из себя. К тому же, он был совершенно беспомощен в бытовых вопросах и постоянно обращался к ней с мелкими просьбами. И Анне приходилось их исполнять: чинить разошедшиеся по шву брюки, гладить рубашки, стирать его белье. Вся ее жизнь теперь вертелась вокруг него. Раздражение, которое муж в ней вызывал, все нарастало, и она терзалась в сомнениях, как ей поступить. Выгнать его не позволяли элементарные нормы приличия, но и чувствовать себя ущемленной совсем не хотелось. Она так хорошо жила одна, зачем ей все это?

– А давай его женим! – пошутила однажды Марина, даже не предполагая, что попала в самую точку.

Примерно через месяц совместной жизни Павел, смущаясь и краснея, словно боялся обидеть Анну, сообщил, что возвращается домой. И добавил, почти заикаясь, что хотел бы получить развод. Оказывается, он решил жениться. От неожиданности Анна плюхнулась на диван и попросила подробностей, она ведь должна знать, в какие руки отдает своего пока что мужа. В конце концов, она чувствует ответственность за него перед Нинелью Васильевной, царствие ей небесное. И Павел рассказал, что у него давно был вялотекущий роман с одной из аспиранток, которая младше жениха почти на тридцать лет. Но мама ничего не хотела слышать об этом, памятуя историю с предыдущей аспиранткой. Хотя, если уж по совести, то та трагедия произошла из-за нее же самой. Было это лет двадцать назад, Павел был еще мужчиной хоть куда, и студентки продолжали в него влюбляться. Роман с молодой аспиранткой был внезапным и стремительным. Звали ее Соней. Однажды девушка пригласила Павла познакомиться с родителями. Виктор Степанович, отец Сони, встретил его с распростертыми объятиями, засиделась дочь в девках, чего уж там, давно пора ее замуж отдать. А мать, Елена Ильинична, как стояла, так и застыла в первый же момент, едва взглянув на Павла, даже слегка напугала его. Все разъяснилось потом, когда она показала портрет своего мужа, снятый много лет назад. Сходство между Павлом и молодым Сониным отцом было просто поразительным: изгиб губ, форма носа и бровей, открытый взгляд голубых глаз – все было абсолютно одинаковым.

– Ого, видать, покуролесил кто-то из моих предков, – посмеялся Виктор Степанович. – А фамилия-то у тебя какая, женишок? Как теперь моя дочь именоваться будет?

– Лулукян, – с улыбкой ответил Павел. – Софья Лулукян она будет.

Мужчина спал с лица и повторил по слогам:

– Лу-лу-кян?

В первый момент Павел подумал, что тот каким-то образом знаком с Анной, и теперь понял, что женишок-то женатый. Он уже готов был заверить Сонину семью, что скоро оформит развод, но Виктор Степанович вдруг спросил:

– Мать твою как зовут?

– Нинель Васильевна Лулукян, – растерянно ответил Павел.

– А родился ты когда? – вскинул брови мужчина, а услыхав ответ, стукнул кулаком по столу и злобно проговорил:

– Вот ведь зараза Нинка! С дитем от меня сбежала!

Все притихли в недоумении, и в наступившей тишине нервно прозвучало:

– Ты, Павлуха, похоже, мой сынок, и Сонькин, стало быть, брат! А потому не бывать вашей свадьбе!

– Этого не может быть, – попытался возразить Павел, – мой отец – Сетрак Лулукян. Он умер еще до моего рождения.

– Конечно! Года за три до твоего рождения! – снова ударил тот по столу – Ты у мамаши своей документик о смерти ее мужа попроси, пусть покажет.

Соня, бледная и растерянная, едва сдерживала слезы. Павел молча смотрел на нее, не зная, что сказать, а отец громыхнул в сторону дочери:

– А ты не беременна ли?

Та отрицательно замотала головой.

– Ну и слава богу! А то невесть до чего могло дойти! – выдохнул он. – Инцеста нам только не хватало!

Павлу ничего не оставалось, как откланяться в полном смятении.

Зато с мамой он поговорил очень даже серьезно. Гнев его плескал через край, и смущенная Нинель Васильевна вынуждена была открыть сыну тайну его рождения.

Спустя пару лет после смерти горячо любимого мужа, когда боль утраты слегка притупилась, Нинель, поддавшись уговорам подруги, согласилась поехать на воды. Как же это звучало! Поехать на воды! И не какие-нибудь, а Кавказские минеральные. От этих слов веяло неким дворянским шиком. Собирая чемодан, Нинель ощущала себя чуть ли не аристократкой в седьмом поколении. На самом же деле отдых был самый что ни на есть пролетарский. Курсовки в город Железноводск, выбитые подругой в профкоме, давали им право лишь на оздоровительные процедуры и питание. А вот жить пришлось на частной квартире, находившейся довольно далеко от бювета, воду которого им обеим прописала нервная молодая докторица в день их приезда. Ванны, грязи, массаж – все это было у Нинель впервые и воспринималось, как нечто невероятное и к ней, молодой женщине, совсем не относящееся. Вот, например, старички и старушки, что, шаркая ногами, передвигались по тенистым дорожкам терренкура, они да, они заслуживали такого отдыха и лечения. Но Нинель! Она чувствовала себя немного не в своей тарелке, и подруга постоянно тормошила ее, не давая зацикливаться на таких, как она считала, мелочах. Они много гуляли, исследуя местность, ездили на экскурсии в горы и в соседние городки. Ущелья, горные тропы, серпантинные дороги, сочная майская зелень и многовековые каменные пласты. Что может быть лучше этого? Невольно вспоминалась Армения и их неспешные прогулки с Сетраком. Но уже без надрыва и боли, а лишь с легкой грустью. И даже смутное желание перемен шевельнулось в душе. Пожалуй, впервые со дня смерти мужа. Тогда-то и встретился ей Виктор, рабочий парень из далекого уральского города, комсомольский активист, шутник и балагур. На одной из экскурсий завязалась непринужденная беседа, а вскоре подруги уже знали, что парень холост, что живет с мамой в Свердловске. Его интерес к Нинель был очевиден. И вот они уже гуляют вдвоем, потому что заботливая подруга каждый день придумывает новый повод куда-нибудь ускользнуть. Уезжая, Виктор предложил Нинель стать его женой. Она растерялась, не хотелось обижать хорошего человека отказом, но и сделать такой шаг она не была готова, а потому попросила немного времени на раздумья. Три месяца активной переписки и настойчивые предложения переехать к Виктору все-таки возымели свое действие. Да еще и неизменные советы подруги. Как можно упускать такой шанс? Сама она ни за что не отказалась бы. И Нинель решилась. Но прежде необходимо съездить в Армению на могилу первого мужа. Подруга ворчала, уж не за благословением ли покойника она собралась? А хоть бы и так. Хоть бы и за благословением.

И вот молодая вдова уже стоит у могильной плиты. Долго стоит, погрузившись в свои воспоминания. Перебирает в памяти ускользающие моменты прошлой жизни и мысленно разговаривает с Сетраком. По сути, лишь тогда она и жила, когда он был рядом. Даже когда боролась с его смертельной болезнью, когда в изнеможении склонялась к его подушке, когда прислушивалась к его дыханию во сне – жив ли еще? Это все равно были лучшие ее дни. Все остальное и жизнью-то назвать нельзя. Тихие шаги за спиной заставили вздрогнуть и обернуться. Подошел бывший свекор. Нинель растерялась. Она ведь так и не простила его за отказ дать сыну почку и никак не ожидала его тут увидеть. А он как будто даже не удивился ей. Кивнул и молча остановился рядом.

– Ты прости меня, дочка, – неожиданно произнес мужчина голосом, так похожим на голос ее покойного мужа, – непростое это дело – выбирать между близкими людьми. Думаешь, легко мне дался тот страшный выбор? А теперь вот и Мария в больнице, в тяжелом состоянии.

Она промолчала в ответ, просто не знала, что сказать. И тогда услышала невероятную историю, поверить в которую было очень сложно. Но она верила, что все именно так и было.

Саркис родился в начале двадцатого века в небогатой армянской семье на окраине Константинополя. В ту пору в Османской империи проживало немало армян. Когда ему было лет пять, притеснения со стороны турок стали особо ощутимы, и многие соплеменники мечтали вернуться в Россию. Армения в их представлении была чуть ли не землей обетованной. Но это ведь так непросто – стать беженцами, пуститься в дальний путь со всей многочисленной семьей. Но беженцами стать все-таки пришлось, правда, не всем, а лишь тем, кто сумел выжить в страшной резне, прокатившейся по всей стране. Саркис хорошо помнит тот вечер, когда в их дом ворвались турецкие головорезы. Сам он волею случая оказался в это время во дворе и, увидев вооруженных саблями турок, притаился в темноте. Крики его родителей, братьев и сестер, доносившиеся из дома, внезапно обрывались один за другим, и он понял, что никогда больше не увидит свою семью. Подгоняемый ужасом, парнишка бросился прочь, не разбирая дороги, а вскоре примкнул к группе таких же беженцев и несколько дней продвигался в сторону границы. Тогда-то он и познакомился с Марией. После долгих скитаний они оказались в Сирии и попали в приют дядюшки Сурена, богатого армянина из старинного рода. Это было что-то вроде частного детского дома. Дружба с Марией переросла в крепкую привязанность. Теперь они вместе мечтали, как однажды отправятся в Армению и будут там счастливы. Сурен, заметив отличные успехи Саркиса в учебе, решил помочь сироте встать на ноги и отправил его в Кембридж. Но мечта о земле предков так и не оставила парня, и потому, получив диплом, он с молодой женой отправился в советскую Армению. Это был опрометчивый шаг, о котором они не раз потом пожалели, потому что действительность сильно расходилась с их мечтами. Но светлая голова, знание нескольких языков, хорошее образование и организаторские способности помогли Саркису быстро завоевать авторитет. Он шел вперед уверенно и твердо. Конечно же, все это он делал ради своей Марии, единственного человека, связывавшего его с прошлым, с воспоминаниями о семье. И всю свою жизнь он трепетно любил ее и оберегал. А теперь она угасает, и он ничем не может ей помочь. И сына не спас, и ее теряет. Саркис печально вздохнул. Нинель расчувствовалась и робко обняла бывшего свекра. Она его простила. И приняла решение.

Свердловск встретил ее бесприютной октябрьской хмарью и удручающей серостью. Да и Виктор, ожидавший невесту на перроне, теперь показался ей другим. Прежний курортный лоск исчез, а может, его никогда и не было, просто на фоне кавказских красот парень воспринимался иначе. Небольшая квартирка, в которую она вошла с опаской, тоже отличалась неприглядностью. Мать Виктора, невысокая седеющая женщина с перманентом, приняла ее радушно, хоть с этим повезло. Так началась новая жизнь. Нинель быстро нашла работу в местном архиве, а вот дойти до загса они с Виктором так и не успели. Примерно через месяц он стал задерживаться после смен, пропадать на каких-то ночных дежурствах, пока она не поняла, что жених ей не верен. Без лишних разборок и скандалов Нинель съехала в общежитие, с которым ей помогли на работе. И выдохнула свободно. Что за помрачение на нее нашло? Зачем она сюда приехала? И вчерашняя невеста стала строить планы возвращения в столицу. Вот только денег заработает на дорогу и на первое время жизни в Москве, пока работу не найдет. А еще через месяц она поняла, что беременна, и отъезд отменился сам собой. Виктору она решила не сообщать о ребенке, не хотелось иметь с ним ничего общего. А следующим летом родился Павлуша, русоволосый голубоглазый мальчик с армянской фамилией и отчеством Сетракович.

Павел подавленно смотрел на мать и вертел в руках свидетельство о смерти ее первого мужа, которого он всегда считал своим отцом. Нинель вынуждена была рассказать ему все, что помнила об его биологическом отце Викторе Петрове. Но не попыталась даже оправдаться, не попросила у сына прощения за то, что из-за нее он оказался в такой нелепой ситуации. Сам виноват! Прежде чем свататься, мог бы и с мамой посоветоваться. Больше он Виктора Степановича никогда не видел и даже не знает, жив ли он. Нинель Васильевна запретила ему всякие контакты с отцом, да и тот не стремился к новым встречам с сыном. Соня забросила науку, ушла из института и устроилась учителем истории в ближайшую к дому школу. Больше Павел ничего о ней не знает. С той поры он не делал никаких попыток завести новую семью, и вот теперь, когда указующий перст его маменьки уже не был властен над сыном, вновь решился на важный шаг.

Историю своего рождения Павел поведал Анне и сыну в день похорон матери, размазывая по лицу пьяные слезы и стуча по столу кулаком:

– Я не Лулукян! Я Петров! И ты, Серега, тоже Петров!

Глава 6
Бабуля

Ну надо же, Павел съезжает сам, и нет нужды прогонять его! Все вполне удачно для Анны сложилось, и совесть ее будет чиста. Но не тут-то было.

– Анют, мне нужна твоя помощь, – просительно проговорил бывший муж.

Надо же! Наконец она сможет называть его бывшим! – мысленно возрадовалась Анна и вопросительно взглянула на Павла.

– Понимаешь, у меня там… в квартире… не совсем порядок. Много маминых вещей, мебель старая. Не могу же я привести в такой дом молодую жену.

– Стоп! – подняла руку Анна. – Не продолжай! Я ничем не могу тебе помочь. Новую жизнь пусть обустраивает тебе новая жена. С меня довольно! Выгребайте из квартиры старье, тащите его на мусорку, меняйте мебель, шторы, посуду – все, что хотите, в общем, обустраивайте свое гнездышко, как вам нравится, но без меня. Без-ме-ня! – отчеканила она и вышла из комнаты.

На следующий день Павел съехал, а вскоре они развелись.

За всей этой похоронно-свадебной суетой, Анна и не заметила, как осень, уже стыдливо нагая, плавно перешла в предзимье и изящно выбелила все вокруг.

– Бабуль, а как мы теперь в песочнице играть будем? – спросила Ася, растерянно глядя на первый снежок.

– Никак не будем, милая, теперь до весны песочница отменяется.

– А Диана? Где мы встретимся с ней? Она же обещала прийти, а ты так давно не водила меня в парк.

И правда, Диану они давно не видели. Бабуля о ней уже и забыла, чего не скажешь про внучку. Но разве ж Анна виновата, что все так случилось? Внезапно свалившиеся на нее заботы о бывшем муже отодвинули собственные интересы на задний план, да и внучкины тоже. Хорошо, что все уже в прошлом, как и Асин карантин. Теперь малышка ежедневно посещает детский сад и встречается с бабушкой лишь по выходным. Конечно же, Анна по ней очень скучает. Не особо склонная к сентиментальности (все-таки математик, человек, оценивающий мир с позиций логики и точных величин), она как будто переродилась с появлением внучки. Нет, она никогда не была лишена особого, теплого отношения к детям, и сыну отдала столько любви, что дай бог каждому ребенку. Причем, делала она это за двоих: и за себя, и за непутевого отца. Но с внучкой все было иначе. Между ними образовалась какая-то особая связь, сотканная из неимоверного тепла, умиления, любования, открывания таких эмоциональных глубин, что порой бабуля сама удивлялась этому. Девочка моя, сладкая моя, сокровище мое. Подарок небес, божье благословение, главная ценность всей жизни. И неизменно вспоминалась бабушка Зина, в меру строгая, но при этом и добрая, ласковая, все понимающая. Она всегда была рядом. Анна помнила ее слегка шершавые ладони, поглаживающие внучку по голове, ловкие пальцы, умело заплетающие косы по утрам, родные, в лучиках морщинок глаза, с возрастом слегка потускневшие, с наплывающими веками в уголках. Родители улетели в отпуск и не вернулись, погибли в авиакатастрофе, когда Анна училась в выпускном классе. В то время о трагедиях не принято было сообщать в широкой прессе, и она толком не знает, что же случилось на самом деле. Бабуля помогла ей пережить это горе, но сама не сумела одолеть его, сердце стало серьезно пошаливать. Когда Аня училась на первом курсе института, бабушки не стало. Горе накрыло девушку с головой. Острое ощущение своего сиротства, изъедающей душу неприкаянности, наверное, еще долго не отпустило бы ее, если бы не Марина. Решительная и непреклонная, она просто брала ее за руку и вела по утрам в институт, благо, что и сама училась там же, только на биологическом факультете. Временно поселившись у Анны, она то и дело напоминала, что пора поесть, усаживала за учебники, укладывала вечером спать и сама ложилась в соседней комнате на небольшом диванчике. И Аня незаметно оттаивала, оживала, постепенно приходила в себя. А когда на ее пути встретился Анатолий Васильевич, в неожиданно встрепенувшейся душе поселилось такое всеобъемлющее счастье, что боль по прошлому просто не устояла перед ним, отступила окончательно, оставив лишь легкий осадок скорби. Отошла и Марина на второй план, освободив место этим странным отношениям, которые она, конечно же, не одобряла, но мирилась с их животворящей силой. А потом, когда греховная связь рухнула, подруге вновь пришлось вытаскивать Анну из глубокой ямы разочарований и сожалений. На то она и подруга, чтобы вовремя оказываться рядом.

Они дружили с детства, жили в соседних подъездах, ходили в один детсад, потом в одну школу. Маринкиной маме даже к директрисе пришлось обратиться, когда девочки оказались в разных списках, ведь дочь по этому поводу устроила ей настоящую истерику, наотрез отказавшись ходить в школу, если Аня будет учиться другом классе. Так и шли они по жизни рядом, с младых, как говорится, ногтей. И дети их тоже были дружны, молодые матери даже мечтали порой, как однажды Анин Сережка женится на Марининой Аленке, но те вполне серьезно заявили, что братья на сестрах не женятся. А ведь они и в самом деле росли как брат с сестрой. Какие же они были славные в своей детской непосредственности! Так и стоят перед глазами их милые мордахи. А теперь у нее есть Ася, забавная, трогательная и безмерно дорогая.

С рождением внучки Анна сразу оставила работу, ей хотелось чаще видеть малышку, хотелось окружить ее таким же теплом и любовью, в каких росла сама. Той знаменательной ночью позвонил сын:

– Ты спишь?

– Уже нет.

– В общем, бабуля, поздравляю! Внучка у тебя! Три с половиной килограмма!

Какой тут сон! Его как не бывало. Человек родился! Девочка! Внучка! Новость, хоть и ожидаемая, все равно будоражила, крутилась в голове, отгоняя сон. Лишь под утро Анна задремала, ей приснилась любимая баба Зина. Это был знак! Бросай работу, отодвинь все на второй план, отдай малышке всю себя, как когда-то твоя бабушка. И она взяла на себя эту миссию, с первых дней пестовала малышку, став для нее незаменимым другом, наперсницей в играх, хранительницей милых секретиков, любимой бабулей. Как сладко засыпала внучка на ее плече под размеренные напевы колыбельных, как мило подпевала бабуле, став постарше, как смешно морщила носик, нюхая понравившийся цветок, как нежно обвивала ручонками бабушкину шею! Новые ощущения переполняли Анну, обволакивали мягким уютным теплом, теребили в душе неведомые струны. Она бережно хранила в памяти каждый день, проведенный вместе, каждое общее мгновение, периодически просматривая их, как кадры фотопленки. Остановись, жизнь, куда ты спешишь? Пусть внучка подольше будет маленькой. Так хочется растянуть это удовольствие сопричастности, эту наивную радость познания мира, этот милый блеск любознательности в детских глазах. Анна знала, что скоро все уйдет, исчезнет безвозвратно, и очень хотелось замедлить время. Когда рос Сергей, она, как и всякая молодая мать, наоборот, подгоняла дни, радовалась его взрослению, спешила вперед по жизни вместе с сыном. А теперь спешить совсем не хочется. Продлить бы.

Когда Сергей впервые привел в дом свою Танюшку, Анна даже слегка расстроилась, она не хотела видеть рядом с сыном никого, кроме Аленки, настолько привыкла, что они всегда вместе. Но мягкая и покладистая девушка вскоре пришлась ей по душе. К тому же опыт общения с Нинель Васильевной не позволял ей противоречить выбору сына. Это его жизнь, ему и решать. Танюшка (почему-то ее сразу так и стали звать в семье с легкой Серегиной руки, не Таней, не Татьяной, а именно Танюшкой) была хороша собой. Черноглазая, кудрявая, со смуглой кожей и высокими скулами, она в первый момент производила впечатление роковой красавицы, дерзкой и своенравной, хотя на самом деле была абсолютно не такой. Мать растила ее одна и не особо баловала. Отца своего Таня не знала. Ни фамилии его, ни имени. По рассказам матери, та сбежала от жениха накануне свадьбы, неожиданно выяснив, что станет не единственной женой восточного красавца, а третьей по счету в его небольшом гареме, но непременно любимой. Конечно же, своей уникальной внешностью Танюшка обязана именно отцу. И Ассоль родилась похожей на свою мать: те же огромные черные глаза, те же милые кудряшки. В общем, фамилия Лулукян им обеим подходила больше, чем голубоглазому и русоволосому Сергею. Гены Виктора Петрова оказались довольно сильными, ярко проявились и в сыне, и во внуке, но против жгучей восточной породы устоять не смогли, отступили.

Что-то Анна в последнее время все чаще стала обращаться мыслями в прошлое, много размышлять о своих близких. Знамение старости? О старости думать не хотелось. Не такая уж она и старая, внутренне ощущает себя лет на сорок, хоть возраст порой и заявляет о себе то болью в пояснице, то скачками давления. Когда в больнице ее спрашивают, сколько ей полных лет (почему-то врачей всегда интересует не год рождения, а количество лет), она обычно теряется, лихорадочно прокручивая в голове свой возраст – сорок, пятьдесят, шестьдесят? Шестьдесят три! Год рождения она назвала бы сразу, он неизменен, а вот возраст, с ним почему-то сложнее. Вроде, не так уж и много их, этих лет, Павел вон даже жениться надумал, а, как ни крути, шесть десятков за спиной – багаж немалый.

– Слушай, Анька, может, и тебе стоит замуж выйти? – предложила ей недавно подруга.

– Это зачем? Чтобы жизнь себе укоротить? Ты знаешь, что по статистике одинокие бабы живут дольше?

– Знаю, но просто хочу восстановить социальную справедливость. Почему я должна горбатиться на мужика, а ты жить в свое удовольствие?

Анна рассмеялась. Это еще надо посмотреть, кто на кого горбатится. Маринин муж – бизнесмен, не сильно крутой по теперешним меркам, но вполне успешный. Так что семья их живет в достатке. Марина всегда дорого одета, чего не скажешь об Анне, строго следит за своей внешностью и с некоторых пор активно посещает лучший косметический салон города. Алена, ее единственная дочь, на деньги отца открыла цветочный магазинчик, выбрав флористику делом своей жизни. Вышла замуж за молодого, но подающего большие надежды хирурга и родила замечательного малыша, в котором дед с бабкой души не чают. Родительскую квартиру в соседнем подъезде они давно продали и построили большой дом на окраине города. По этой причине подруги сейчас видятся не так часто, как хотелось бы, зато постоянно общаются по телефону, благо, что он теперь прекрасно заменяет живое общение и дает возможность видеть друг друга. В общем, да здравствуют современные технологии и неудержимый научно-технический прогресс!

Именно информационные технологии и стали профессией Сергея. В свои тридцать пять он уже руководит группой айтишников в крупной компании. Там же работает и Танюшка, менеджер отдела продаж. Поженившись, они какое-то время жили вместе с Анной, но вскоре купили квартиру в ипотеку и съехали. Анна осталась одна, хотя одинокой она себя совсем не ощущает, ей вполне комфортно в старой родительской квартире, где некоторые вещи до сих пор хранят тепло рук бабы Зины и мамы с папой. Сергей с Танюшкой часто навещают, да и Ася постоянно рвется к бабушке.

– Бабуль! Давай снеговика слепим! – весело крикнула Ассоль, выдергивая Анну из пелены воспоминаний.

Она топала по свежему снегу, оставляя аккуратные следы, оборачиваясь и внимательно разглядывая их.

– Давай! – незамедлительно согласилась Анна, тут же проникшись энтузиазмом внучки.

Вскоре три огромных снежных кома были водружены один на другой. В куче щебня за домом были выбраны два одинаковых камушка для глаз, руки-веточки тоже нашлись быстро, а вот с носом возникла заминка.

– Давай домой за морковкой сходим! – предложила Анна.

Эта идея была тут же подхвачена малышкой, и они направились к подъезду.

– Девушки! – донеслось им вслед. – Хотите, я подарю вашему снеговику вот такой нарядный шарфик?

Обернувшись, Анна увидела Анатолия, который, подходя к ним, вынимал из пакета серебристую мишуру. Ловким движением он обмотал ею шею снеговика, оставив длинные концы спереди и сзади.

– Это же Диана! – воскликнула Ассоль, радостно подпрыгнув и захлопав в ладошки.

Точно, мишура напоминала странное боа Дианы. Но Анне было уже не до снеговика. Что Анатолий тут делает? Неужели пришел к ней?

– Здравствуй, Аннушка, – произнес он вкрадчиво, и глаза цвета горького шоколада посмотрели на нее в упор. – Вот решил тебя навестить, извини, что без предупреждения, но у меня нет твоего телефона, а дом этот я хорошо помню, правда, в номере квартиры не уверен, но рассчитывал сориентироваться на месте.

– Но я могла и переехать за столько-то лет, – как-то неловко возразила Анна.

– Не уехала ведь! – одарил он ее своей неотразимой улыбкой.

Что-то изменилось в его лице с последней их встречи в зоопарке. Оно как будто осунулось, нос заострился, да и цвет кожи нездоровый. А может, просто день такой хмурый, и потому ей так видится?

– Бабуль! – вклинилась Ася. – Диане шляпку надо надеть, ей ведь холодно. А морковка не годится, у нее нос не такой, лучше камушек вставим.

– Хорошо, милая, поищи камушек, а потом пойдем домой подбирать шляпку, – улыбнулась она внучке и, повернувшись к нежданному гостю, проговорила твердо:

– Извини, у нас дела, срочно нужна шляпка.

– Наденьте любое ведро, – посоветовал мужчина с улыбкой, – или горшочек какой-нибудь.

– Нельзя ведро! Диана ведро не надевает! У нее шляпка красивая, с перьями! – серьезно возразила Ася и тут же спохватилась:

– А где же мы перышки возьмем?

– Мы что-нибудь придумаем, – заверила ее бабуля, двигаясь к подъезду и кивая на прощанье Анатолию.

И зачем он пришел? Только бы не напросился в гости. Анна, как и прежде, теряется перед ним, не знает, как себя вести, о чем говорить. И сердце бешено колотится. Что это? С чего вдруг? Столько лет прошло. И она уже давно не девочка.

Лишь хлопнувшая за спиной дверь подъезда вернула Анне относительное спокойствие, словно отсекла и того, кто остался снаружи, и все, что с ним связано.