Читать книгу: «Веселые рассказы», страница 2

– Черта лешего, я хочу умереть уже год и боюсь, а он-то точно откажется, хотя я знаю, что ему жить не надо и надоело давно.

– Вы этого не можете знать.

В телефоне слышится звонок в дверь.

– Ну ладно, до свидания.

– Подождите пожалуйста, я хочу…

– Нет уж, поздно. Жалеете, что не сказали, во что одеты? А надо было раньше думать.

Вот улица, по которой она идет, закрывает лицо от колючего множества. Все же, последний разговор на нее подействовал угнетающе, раз диспетчер телефона доверия забыла перчатки. Ее плеер наполнен хоровыми сочинениями церковной музыки, особое место среди них занимает Окегем, но музыка кончается Бёмом. Бах ее нервирует. Все, следующее за Бахом – ужасает. Красота действует на оператора так сильно, что она избегает ее. Только наблюдение за гармонией, полной благочестия придает ей сил и терпения нести свою часть с тихим веселием. Так она идет (вот, смотрите, я иду), полная пустотой (пустота – это свобода), если ли что-то, что способно пошатнуть этого человека (в одном только утвердиться, и тогда – цельность), она будет такой до последнего вздоха, незаметная и никем не увиденная, но она видит и замечает. (Что толку в том, что тебя увидят? Кто может тебя увидеть?).

– Девушка, помогите…

Поначалу она не замечает. Эта груда тряпок, рвотно-зеленых оттенков сидит на железной коляске, запах такой густой, что бомжа трудно разглядеть. Она и не хочет глядеть, замечает только свисающую с его головы длинную копну черных волос.

Она стоит только секунду, отходит назад. Он не может подняться на своей коляске по пандусу вверх.

– Вот тут ручки.

Она стоит неподвижно, делает было движение чтобы взяться за ручки, но не может, они кажутся ей сальными. Мгновенно ей чудятся блохи, которые должны перепрыгнуть на ее руки, хотя эта мысль и не оформляется полностью в ее сознании, погруженном в созерцании истин.

На полпути до магазина, она оборачивается – какие-то другие люди помогли бомжу на коляске. Она заходит в магазин и успокаивается, когда видит чистые полки с аккуратно разложенными упаковками еды.

Девушка, в которую пророс шиповник

Началось все с мелочи. Она съела много ягод шиповника. Потом она стала очень любить варенье из шиповника. Она стала срывать ягоды шиповника и есть прямо так.

На самом деле, она перестала вообще что-то есть, кроме шиповника, но нисколько не похудела, хотя мы думали, что это какой-то экстремальный вид веганства. В волосах она начала находить ветки и листики.

Клитор ее по вкусу напоминал барбариску. Так это началось, а закончилось тем, что ее суставы были вывернуты наружу, ветки проходили сквозь печень и вырывали артерии со всеми сосудами, вены, бледно-розовые, лежали на ней, как паутина. Она не могла дышать, потому что в трахее у нее распустились цветы. Зато ее освободили от занятий физкультурой. Мы старались держаться от нее подальше, особенно я, потому что я терпеть не могу барбариски.

Но она ходила за мной. Представляете какое зрелище, за тобой носится вывороченное кустом тело, которое с трудом дышит и булькает вместо разговора. Я много раз пыталась с ней порвать. Я говорила ей:

– Послушай, нам было весело и все такое, но я не готова к серьезным переменам в жизни.

Ответом мне были только бульканья. По ночам я стала запирать дверь, но она забиралась по стене и открывала окна тонкими, гибкими ветками. Вскоре весь мой подоконник походил на цветник старой сумасшедшей.

Все говорили мне, что я слишком помешана на внешности и не замечаю внутреннего. Но я видела ее внутренности, точнее, не хотела их видеть.

– Сами то вы с ней не тусите, почему я должна сидеть и придавать форму ее листве?

– Потому что ты хороший человек.

В конце концов я сдалась. Она сидела у меня в комнате – из своей комнаты ее выгнала соседка. Я занималась своими делами, она готовила мне чай из шиповника.

Я как-то сказала ей, чтобы она хотя бы убирала проклятые ягоды за собой, но она не слушала. Она обнимала меня всеми своими ветками.

В своих волосах я стала находить листики. Она трогала меня постоянно, и я чувствовала, какие у нее крепкие ветки, и в конце концов она проросла и в меня.

– Ну вот, я же говорила, этим все и кончится, – жаловалась я своим друзьям.

– Но зато теперь она не чувствует себя одинокой.

– Так то оно так, но лучше бы я ее убила, – вздыхала я и обматывала бинтом дырку в руке, через которую росла ветка. Это было очень больно, но тут уже ничего не сделаешь. В кишечнике моем поселились птички-синички. «Пожалуй, в этом что-то есть», – подумала я, когда легкие стали покрываться зеленью.

В конце концов двери нашей комнаты не открывались из-за зелени. Мне говорили, что это романтично. Что мы образец идеальной пары, ведь мы все время вместе. Любовь, говорят они, это всегда быть вместе. До конца жизни.