Читать книгу: «Два тревожных дня майора Ковалева», страница 5

– Погоди, майор, – Шилов сглотнул появившуюся во рту слюну, попятился от разбитой рамы, – не брешешь насчет автоматов? Действительно фуфловые?

В этот непростой момент Шилов пожалел о присутствии в кабинете молодых оперативников, «колоться» при свидетелях не хотелось. Однако выбора не было, он думал сейчас о словах майора насчет ценности именно первой информации. Первая наколка действительно имеет свою особую цену, потому что может подсказать и натолкнуть на правильную версию, стать хорошей зацепкой в других допросах. Правда, его осведомленность о поставщиках оружия не такая уж обширная и конкретная, чтобы на многое рассчитывать, поэтому и нужно воспользоваться правом первого слова.

Майор недовольно пожал плечами, по-прежнему стоя рядом и не давая отойти от опасного оконного проема. Кажется, вопрос «самоубийцы», за которым легко угадывалось желание кое-что сообщить, майора не то что не обрадовал, а даже расстроил. Наверное, для него, как для любого мента, кончина безжалостного киллера была бы гораздо лучшим вариантом, чем его неожиданное решение дать показания.

– Действительно, фуфло, – подтвердил Ковалев. – Ну и что?

И глянул на часы. С момента, когда вдребезги разлетелось оконное стекло, прошло около минуты. За это время «самоубийца» уже давно должен был преодолеть расстояние до асфальтового покрытия и приземлиться, поэтому с каждой секундой дальнейшее его нахождение живым и здоровым в кабинете становилось непозволительным. Затяжка времени могла свести на нет ковалевскую задумку, и повторить ее уже никогда не удастся. А вот объяснений с начальством, а то и с прокурором, если Шилов сообщит адвокату о ковалевских методах допросов, майору не избежать. И разбитая рама будет тому наглядным подтверждением. Майор это хорошо понимает, потому и поглядывает на часы. Он сейчас как в цейтноте, и тянуть уже нельзя, и выслушать подсудимого тоже вроде нужно. Вдруг важное что-нибудь сообщит.

– Автоматы тульские, – коротко молвил киллер, словно спеша подстраховаться от последнего движения майора, – туляки нам оружие привозили…

Ковалев уставился на него снизу вверх непонимающими глазами, даже захлопал ресницами от удивления. И догадался:

– Ты решился на показания, Шилов? Я правильно понял? Или подышать еще хочется?

И от окна не отступил ни на шаг. Не полностью, значит, поверил. Или прикидывается.

– Только у меня условие, майор, – вместо ответа попросил подсудимый, – мое имя ни в какие протоколы не вносить и мои признания нигде не упоминать. От твоих поблажек никакого проку, когда меня сокамерники за стукачество на перо поставят.

После этого Шилов выразительно, прямо-таки строго, глянул на оперативников и решился покинуть опасный подоконник. Ковалев ему не мешал, даже поддержал за стиснутые наручниками руки. Подождал, пока недавний «самоубийца» примостился на стуле, и тоже вернулся на свое привычное место.

Кажется, авантюра сработала… Теперь, главное, не показать вида и даже голосом не выдать внутреннего торжества. Подобные вещи Шилов просечет моментально и опять ощетинится. Еще злее станет от нанесенного оскорбления.

– Проблем нет, – после короткой паузы заверил Ковалев и снова сложил в запястьях руки, подтверждая согласие ничего не фиксировать, – говоришь, туляки сами привозили оружие?

Шилов кивнул:

– Да. На легковой машине.

Значит, привозили небольшими партиями.

– Привозили сюда, в Рязань?

– Нет. Они встречались с нашими на дороге, на границе между областями, и перегружались.

Допрос, кажется, приобретал позитивный характер. Чтобы придать ему подобие разговора, Ковалев даже выпроводил помощников. Он тоже понимал внутреннее состояние Шилова, которому лишние уши наверняка давили на психику.

– Где конкретно перегружались?

Шилов замялся, пожал плечами:

– Не знаю. – Он понимал, что подобными ответами улучшить свое положение не сможет, поэтому поспешил добавить: – Последний раз стыковались в Зареченске. Я потому знаю, что тогда у наших движок застучал, и им на выручку две тачки ездили, одна для буксировки, а в другую оружие перегрузили. И я потом слышал, что машины ездили в Зареченск.

– От кого слышал?

Шилов снова замялся:

– Не помню уже. Времени много прошло, да и значения тогда не придал. У нас ведь чем меньше вникаешь во что-то, чем меньше нос суешь, тем лучше.

– Кто отправлял машины?

Ковалеву показалось, что подсудимый преодолел желание оглянуться на дверь, словно боясь быть услышанным кем-то еще. Сказал негромко:

– Вопросами оружия Хан лично заправлял, а кому поручал доставку, не знаю. Из нашей «бригады» к этому делу никто ни разу не привлекался.

Ковалеву не нравилось, что Шилов не назвал ни одной фамилии, и вряд ли назовет, потому что действительно не знает о чьем-либо конкретном участии в оружейном деле. Однако сведения о Зареченске, если они правдивы, могут кое-что дать. Если повезет, конечно, со свидетелями. Времени и впрямь прошло немало, теперь вся надежда только на неординарность ситуации, все-таки буксируемый от Зареченска до Рязани джип мог кому-то броситься в глаза, кто-то, может, обратил внимание на владельцев, а то и на номера. Хотя бы на одну-две цифры.

– Когда это было?

– Три месяца назад, в июле. Во второй половине, после двадцатого. Точно не помню.

– Ездили днем?

Шилов наморщил лоб, припоминая или соображая.

– Скорее всего, днем, потому что мы вечером в парилке про эту историю услышали. Во, майор, точно! Днем! А паримся мы всегда по пятницам, значит, дело было в первую пятницу после двадцатого. Глянь в календарь – и узнаешь точное число!

Шилов не скрывал радости, наконец-то он сказал что-то конкретное, что может вызвать доверие у майора. И на этой ноте припомнил:

– Покойный Кудрин, помнится, говорил тогда, что «стволов» нам теперь до самых ноябрьских праздников хватит. Прикидываешь, майор?

Шилов намекал, что до ноябрьских праздников осталось меньше двух недель, и очередная «стыковка», как он выразился, может произойти в эти дни. Сообразительный малый и, что важно, рассуждает логично. Не зря, значит, побывал на подоконнике, очень даже не зря. Вот что значит хорошо проветриться, бог даст, еще что-нибудь интересное припомнит.

– Где брали патроны?

Вопрос о патронах вписывался в разговор, однако Шилову этот неожиданный переход почему-то показался слишком резким. Он даже вздрогнул.

– Патроны?.. Здесь, в Рязани.

– Рязань большая, Шилов.

Легкая усмешка на тонких губах подсудимого заставила Ковалева замереть с недобрым предчувствием, он боялся услышать о причастности кого-то из УВД к снабжению бандитов боеприпасами. И облегченно перевел дух, когда Шилов сказал:

– Боеприпасы вэдэвэшники поставляют. Сидит там у наших на крючке один прапор. Не знаю, чем он заведует, но из крутых, «маслята» целыми коробками привозил.

Спрашивать более подробно о крутом прапорщике из дивизии ВДВ было бесполезно, маловероятно, чтоб в хановской группировке информация о столь ценном поставщике получила широкую огласку. Канувший ныне в неизвестность Хан конспирации уделял большое внимание, иначе созданная им группировка не просуществовала бы столь долгое время. С ней до сих пор не покончено. Свыше ста бандитов арестовано, а Рязань по-прежнему лихорадит. И оружие в город завозится не для стрельбы по воробьям.

И все же Ковалев не сдержался.

– И кто он, этот прапор? Имя, приметы, где живет? Только не юли, Шилов, в твоих откровениях пока нет ничего интересного. Сам посуди, ни одной фамилии ведь не назвал, ни одного номера машины. Какой суд сможет такой лепет принять за чистосердечные признания? Суду нужны доказательства твоего раскаяния, а их как раз и нет. С памятью нелады?

Шилов насупился. Не по душе, видать, пришелся жесткий тон детектива, хотя демонстрировать болезненное самолюбие было уже ни к чему. Если уж сказал «а», говори и «б». Однако с крайне низкой оценкой своих слов подсудимый не согласился.

– А Зареченск что, не доказательство? И прапор из ВДВ тоже пустой базар? – вскинулся он. – Да тебе за одну только партию автоматов полковника дадут, когда накроешь. А если еще ящик «маслят» перехватишь, то и вовсе национальным героем станешь. Перед тобой вся ментура шапки ломать будет. Сдались тебе эти фамилии. Вот ментовские замашки, на любом допросе сразу давай вам адреса, фамилии, явки. Как в кино про партизан. Вяжи братков с поличным, вот и будут фамилии. Не успеешь записывать.

Ковалев побарабанил пальцами по столу, не сводя с Шилова недоверчивого взгляда. Чувствовал, что информация о Зареченске имела немалую значимость. Если, конечно, Шилов не врет, и пути-дорожки тульских оружейников и рязанских братков действительно пересекаются именно там, и именно там автоматы из тульской машины перегружались в машину с рязанскими номерами. Шилов абсолютно прав в том, что раскрытие такого дела будет иметь большой резонанс. Однако хановцы далеко не простачки, тоже понимают, чем может грозить провал, и к «стыковке» подготовятся не хуже, чем в свое время российские и американские космонавты. Каждую мелочь учтут, и нет никакой гарантии, что не изменят место встречи. Не говоря уж о дате. А где взять столько людей, чтобы длительное время держать в поле зрения целый город? И незаметно, главное. Это просто невозможно.

Майор вздохнул:

– Легко сказать, накроешь. Для этого нужно знать место, время…

– Место я уже назвал, – бойко вклинился в его рассуждения Шилов, будто спеша закрепить за собой важную информацию, – а насчет времени можно покумекать. Ты прикидываешь, майор, что праздник на носу, и скоро ваша контора на усиленное дежурство перейдет. Так ведь?

Ковалеву ничего не оставалось, как подтвердить. Какой в том секрет, если о принимаемых силовиками мерах в канун и во время праздничных мероприятий знают даже в детских садах. Ход рассуждений подсудимого был ему хорошо понятен, но вмешиваться не спешил. Преобразившийся от потрясения киллер тоже нуждался в слушателе, пусть поговорит. Главное, чтоб не возомнил о себе слишком многого и не перестал считаться с гражданином начальником.

– Так, – кивнул Вадим.

Шилов вальяжно вскинул ногу на ногу и самодовольно произнес:

– Мы в такие дни никогда не «работали»… Так что авторитетно заявляю, что встреча произойдет до перехода конторы на усиленный режим. Просек, майор?

Майор просек и запоздало спохватился о «браслетах» на руках «собеседника». Надо было бы снять, когда Шилов решился на признания. Все-таки доверительный получился у них разговор, не для наручников. В следующий раз нужно быть более внимательным, тем более что Шилов этого заслужил. Опять же, если не врет.

Доверительному разговору вознамерился помешать затрезвонивший на столе телефон, и звонили, как сразу определил по гудкам Вадим, по внутренней линии. Возможно, Шмелев или Быков.

Вадим ошибся, звонил дежурный по УВД. Не ошибся он только в предчувствии услышать что-то жуткое, потому что к дежурному по УВД с хорошими новостями горожане не обращаются.

– Вадим Михалыч, – голос дежурного звучал то ли устало, то ли опустошенно, – на улице Дзержинского двойное убийство, звонок был пять минут назад. Сказали, что генерал распорядился направить на место преступления вас. Подробности нужны?

Ковалев покосился в сторону двери, стараясь не показаться подсудимому встревоженным или обеспокоенным. Елки-палки, не успеваешь с одним преступлением разобраться, а тебе на голову новые валятся.

– Не надо, – бодрым голосом отозвался Вадим и притворно возмутился: – Что за спешка такая? И почему опять я?

– Не знаю, Вадим Михалыч, – удивленно отозвался дежурный, но ответа не дождался, Вадим уже положил трубку. Развел руками:

– Жаль, не дали договорить. Придется еще раз встретиться. Где нам лучше продолжить, в СИЗО или здесь?

Шилов покосился на разбитую раму, пожал плечами:

– Мне без разницы. Ты только не забудь про свое обещание, майор. В наших кругах тоже есть понятие о честном слове, и за гнилой базар мы ответа требуем не только со своих…

– Ты о чем? – Ковалев уже настраивался на двойное убийство на Дзержинке, – чтобы все в тайне? Будь спокоен, я своему слову цену знаю.

– И не забудь застолбить за мной Зареченск и прапора, – напомнил Шилов, окончательно решивший побороться за свою судебную участь, – и что я первый про это сказал…

Шилов еще что-то хотел «застолбить» за собой, но ему помешал появившийся в кабинете сержант-конвоир.

Глава 8

Решение Ковалева поехать к месту преступления на улицу Дзержинского не одному, а вместе с помощниками, воспринято было ими с нескрываемой радостью. Для молодых оперативников кабинетная работа представлялась не более чем рутинной волокитой, и нахождение в тесных стенах воспринималось не иначе как перекладыванием разных бумажек с места на место, проще говоря, бесцельным протиранием штанов. Будто они какие-нибудь старые пердуны пенсионеры. Или, наоборот, стажеры практиканты.

– На чем поедем, Вадим Михалыч? На вашем броневике?

Распоряжение майора стало для рвущихся в бой лейтенантов сродни команде «на старт», настолько резко они заторопились к двери. Спешка объяснялась тем, что каждый хотел первым преодолеть дистанцию от кабинета до служебной автостоянки, чтобы занять в машине переднее сиденье рядом с водителем. По их мнению, в любой машине именно это место считалось командирским, почетным, а задние сиденья предназначались для сопровождающих рангом ниже да для всяких сумок.

Ковалев с напускной строгостью поправил:

– Не на броневике, а на самой лучшей машине. Гордитесь, господа офицеры.

Однако офицеры уже не слушали и стремглав рванулись к выходу, грозя сорвать с петель дверь прямо на глазах у начальника. Кажется, дверь спасло только то, что она быстро распахнулась и стартовому рывку оперативников не помешала. Иначе они снесли бы ее вместе с коробкой. И когда только повзрослеют?

В этот раз более проворным оказался Шмелев, именно он гордо восседал на почетном командирском месте, когда Ковалев подошел к машине. Перед тем как сесть за руль, майор придирчиво огляделся, поинтересовался:

– Машина цела, ничего не сломали?

– Я аккуратно, Вадим Михалыч, – отозвался Быков, – а вот Шмелев летел как баран, он мог что-нибудь сломать.

– Не свисти, – отпарировал тот, – это ты дверцу помял, когда башкой своей дубовой в нее врезался.

– Про какое заявление ты говорил? – напомнил Вадим Шмелеву. – Кто он, этот Бурков?

Оперативники хорошо знали начальника и нисколько не удивились, что тот запомнил фамилию, бегло произнесенную в кабинете во время допроса Шилова. Операм тогда показалось, что майор не придал заявлению никакого значения, что все его мысли крутились только вокруг допроса.

– Честно говоря, я сам не понял, кто он такой, – признался Дмитрий, – пишет, что хочет видеть кого-нибудь из милиции. Сообщить что-то хочет.

– Таинственный мужик, – усмехнулся Вадим, – а что ему мешает самому к нам наведаться?

– Так он же в больнице лежит, Вадим Михалыч, – спохватился Шмелев, – после автокатастрофы, весь на растяжках, как киборг. И померещилось бедному, что аварию спланировали специально. Убрать его якобы хотят.

– На больную голову всякое показаться может, – откликнулся сзади Быков и предложил: – Этого киборга надо гаишникам сбагрить. Пусть задницы свои промнут, а мы и так зашиваемся.

Майор вздохнул. Николай был прав, работы в последнее время хватало. Уголовники словно с цепи сорвались, каждый день норовят преподнести какие-нибудь неприятности, и ужалить ведь стараются посильней, будто мухи перед зимней спячкой. Похоже, тоже чувствуют свой скорый конец, вот и бесчинствуют. Чтобы перечислить все происшествия за одну лишь прошлую неделю, пальцев на руках не хватит, и сегодняшний день не стал исключением. Опять в Рязани гремят выстрелы, и опять средь бела дня, как дерзкий вызов обществу. И как долго звучать будут, никто не знает и не скажет. Даже «гений российского сыска» майор Ковалев.

Не оспаривал майор и предложение помощника насчет гаишников, хотя никогда не забывал мудрый вывод начальника УВД о том, что все преступления в Рязани координируются одним человеком, от силы двумя, и зацепка в одном деле может стать уличающим звеном во всей цепи преступлений. Потяни за одну ниточку, а вытянешь целый клубок. Только где ее взять, эту самую ниточку, знать бы, где она укрыта. Может, как раз в палате у Буркова? Вместе с его бесчисленными растяжками. Вряд ли, конечно, хотя пообщаться с ним нужно обязательно, тем более сам просится.

– В какой он больнице, говоришь?

Шмелев и Быков переглянулись. Почувствовали, что майор не оставит заявление без внимания и кому-то из них двоих придется наведаться в больницу.

– В третьей травматологической, – потухшим голосом поведал Дмитрий, а чтобы у начальника не появилось сомнений в его «лояльности», уточнил: – На Дзержинке, рядом совсем.

Ковалев подмигнул молчавшему Быкову:

– Какое совпадение, а? Неслучайно это. Не знаю, как вы, братцы-кролики, а я чую след.

Вадим выудил из кармана сторублевку, протянул Шмелеву. Тот щедрый жест оценил правильно и сразу воспротивился. Точнее, пожаловался.

– Опять я, Вадим Михалыч, – и по-детски зашмыгал носом, – почему не Быков?

– Деньгами не сори, – предостерег майор Шмелева, словно вручил помощнику не сто рублей, а сто тысяч, – от «козлика» своего отрываю, ему на бензин дадены. Купи яблок, апельсинов, водички какой-нибудь.

– Водочки, может? – прищурился Шмелев, окончательно смирившийся с ролью больничного посетителя, – мигом на ноги встанет.

Шутка, как ни странно, пришлась майору по душе. По крайней мере, не рассердила. Однако включить мощное стимулирующее средство в перечень покупки все же не разрешил.

– В другой раз, – решил Вадим, – может, он трезвенник. Все, приехали, вылезай. Удостоверением там не размахивай, больных людей не пугай. Незачем им знать, что ты из милиции. Сосед, мол. Или просто знакомый.

– Сам поменьше болтай, а побольше слушай, – не сдержался от подсказки Быков, когда Шмелев уже открывал дверцу машины, – может, за умного сойдешь.

Шмелев скривился в усмешке. Другу ничего не сказал, а вот начальнику поведал:

– Вадим Михалыч, а Быков про ваш «козлик» всем говорит, что это не машина, а сарай с железной крышей.

И захлопнул дверцу, лишая Николая возможности для достойного ответа. Последнее слово осталось за ним. С этим победоносным чувством Шмелев пошагал к ближайшему магазину, прикидывая в уме примерный продуктовый набор на командирскую сотню. И даже не взглянул на «уазик», увозивший распираемого от торжества Быкова на место преступления. Тоже мне, Шерлок Холмс надутый.

* * *

На месте преступления Ковалев и Быков оказались далеко не в числе первых, к моменту их приезда неподалеку от троллейбусной остановки было уже достаточно многолюдно. В окружении нескольких милиционеров, образовавших оцепление вокруг красных «жигулей», крутились люди в штатском, среди которых Вадим сразу заприметил невысокую фигуру следователя УВД по особо важным делам Дениса Прошина. За этим Прошиным не угонишься, везде и всюду успевает первым. Нюх у него такой на преступления, особенный. Кажется, ему и сообщать о происшествиях не надо, сам обо всем первым узнает и первым примчится.

Денис тоже не оставил без внимания остановившийся неподалеку подъехавший уазик и, предупреждая намерение милиционера не пропустить двоих незнакомых штатских к «жигулям», распорядился:

– Свои, сержант. Пусть проходят.

Похоже, он был здесь за старшего.

Поздоровавшись, Денис кивнул головой в сторону машины, и отрешенно заметил:

– Видали, что творится? Два трупа… Почти в центре города, средь бела дня, на глазах десятков людей… И так все просто, как железный гвоздь. Убийца подошел к машине, сделал два выстрела и спокойно ушел. Как прикурить попросил. Во, братцы-кролики, до чего дожили.

Ковалев и Быков завороженно уставились на красные «жигули», в салоне которых находились упомянутые Денисом два трупа. Через приоткрытое стекло вглубь салона пялился, стараясь что-то рассмотреть, милиционер с капитанскими погонами. Открыть дверцу машины капитан не решался.

– Участковый, – пояснил Денис, увлекая новоявленных помощников к машине и норовя без промедления подключить их к осмотру, – пошли ближе. На свежий глаз, может, что-нибудь заметите.

Возглавляемая им группа, надо полагать, пока ничего интересного не заметила. И он сам тоже. Однако Вадим достаточно хорошо знал своего давнишнего друга Прошина, чтобы подумать о нем столь критически. Прошин наверняка что-то заприметил, что-то вынюхал, а мнение оперативников хочет использовать как подтверждение или опровержение своих первых выводов. Хитрец тот еще.

– Пистолет убийца оставил вон на том заборе, – «хитрец» показал рукой на забор через дорогу, ограждающий двор от шумной улицы, – повесил «ТТ» на гвоздь, когда уходил в сторону двора. На глазах у всех, представляете? Оставил как ненужную перчатку и ушел во двор.

– Там его ждали сообщники, – не стерпел от реплики Быков, – на машине. Надо опросить всех жильцов того дома, а весь двор обнюхать и прощупать.

Дельное предложение. На влажной земле машина могла оставить четкие следы, да и жильцы дома, ревностно хранившие неприкосновенность своей дворовой территории от посягательства транспорта, должны были обратить внимание на чужаков. С правильностью такого вывода Прошин согласился. Правда, не во всем.

– Жильцов уже опросили, – сообщил он, – один из них подтвердил, что во двор примерно около двенадцати часов заезжала иномарка серебристого цвета. По его словам, водителю лет двадцать пять – тридцать, приезжал один. Вышел из машины, надел кожаную кепку и пошел в сторону улицы. Свидетель докурил сигарету и покинул балкон, поэтому не видел, когда владелец иномарки вернулся, когда уехал. Но отсутствовал он недолго, не более пятнадцати минут.

Ковалев глянул на друга с легкой усмешкой. Прошин действительно не терял времени даром, первичные оперативно-розыскные мероприятия, судя по его сообщениям, были уже почти проведены. Свидетели опрошены, место преступления исследовано, личности погибших установлены, оружие убийства отправлено на баллистическую экспертизу. Кое-что есть. Немного, но для ушлого Прошина вполне достаточно, чтобы зацепиться. И тем непонятней казалось распоряжение генерала вызвать ему в помощь Ковалева. Можно подумать, у майора Ковалева забот меньше, чем у следователя Прошина. Справится и сам.

А Денис, словно подтверждая размышления Ковалева, продолжал:

– Никто из свидетелей, находившихся на остановке, не видел, чтобы в момент преступления во двор напротив заезжала или выезжала какая-либо машина. Скорее всего, преступник выехал со двора через квартал отсюда. Я послал двух человек на места возможного выезда со двора, может, кто-то из «палаточников» заприметил серебристую иномарку. Еще двоих отправил по адресам, где проживали убитые. Людей не хватает, Вадим, поэтому и попросил тебя приехать.

Вадим опешил от такого признания.

– Разве не генерал вызвал меня сюда?

Оперативник готов был возмутиться от такой наглости. Он сразу припомнил разбитое окно в кабинете, требующее немедленного восстановления, кучу дел непочатых, а этот хитрован своевольничать вздумал.

Прошин настроение друга представлял не хуже его самого, и тем вызывающе бесцеремонным выглядело его спокойствие. Судя по виду, вообще ничего не произошло. И спокойно признался:

– Я тебя вызвал. А чтобы не капризничал, сказал дежурному про генерала.

– Ну и мудак, – покачал головой Ковалев, – и зачем я тут? Или сам не в состоянии распутать это дело? Я тебе что, нянька? У меня и без того забот полон рот.

И все же старался изливать возмущение не слишком громко, не пристало друзьям на людях отчитывать друг друга. Тем более дело очень серьезное и сложное, тут свежий глаз действительно не помешает. Правда, целесообразность своего нахождения рядом с Прошиным Вадим полностью так и не представлял. На месте следователя он проделал бы точно такие же оперативно-следственные мероприятия, и ничего нового тут пока не придумать. По крайней мере, на этой стадии, а дальнейший ход расследования предугадать сложно. Все будет зависеть от результатов осмотра места преступления и свидетельских показаний, от полного выяснения личности убитых, их образа жизни.

– Ты не обижайся, – ворковал Прошин, – честно сказать, кое-какие соображения насчет мотивов убийства у меня появились, но иной раз так зациклишься на чем-нибудь, что никакие другие варианты и версии в голове уже не появляются. Тут подсказка требуется. А подсказкой может стать даже какая-нибудь глупая мысль и натолкнуть на правильную версию.

Вывод про глупую мысль Ковалев всецело воспринял в свой адрес. Прошин не только большой хитрец, но и безнадежный наглец. И бороться с этим бесполезно. Вадим, по правде сказать, и не пытался, потому что вся настырность Прошина в раскрутке поручаемого ему дела строилась на непримиримости к преступлениям. Каждая клеточка его тела протестовала против любого правонарушения, не говоря уж посягательства на чью-то жизнь. В раскрытии тяжких преступлений он вообще становился неудержимым.

– Спасибо на добром слове, – усмехнулся Вадим.

– Пожалуйста, – в тон ему отозвался Денис, и прозвучало это настолько просто и искренне, что никому из следственной группы не пришло в голову воспринять короткий разговор друзей за перебранку.

Ковалева многие из группы знали. Поздоровались за руку, уважительно отошли немного в сторону, предоставляя возможность поближе осмотреть тела. Однако майор поначалу остановился взглядом на машине, ставшей местом столь дерзкой и жестокой расправы. Машина как машина, каких по российским дорогам много бегает. Судя по ржавым пятнам, довольно густо облепивших пороги, нижние части дверей и крыльев, «жигуленок» бегал уже лет десять, если не больше. Машина более чем скромная, на таких солидный люд нынче не ездит. Предположение майора о невысоком имидже владельца «жигулей» подтверждали и сами жертвы, молодые, неброско одетые парень и девушка примерно одного возраста, лет двадцати.

– Когда я приехал, движок работал, – сказал Прошин, – они собирались уехать. Но не успели.

По его словам выходило, что появление возле машины незнакомца молодых людей или испугало, или просто показалось нежелательным для общения. Значит, можно предположить, что они встречались раньше. Даже, возможно, были знакомы. Правда, с такой же вероятностью можно предполагать, что они действительно собирались уехать, и появление киллера не имело к этому никакого отношения. Он просто не позволил им этого. Но ведь не случайно же он здесь появился? Заказное убийство? Очень уж непохоже. Непохоже, чтобы два юных создания могли кому-то так крупно помешать, чтобы быть убитыми. Может, случайно оказались свидетелями какого-нибудь преступления? Тоже сомнительно, потому что опасных свидетелей средь бела дня, на виду десятков других свидетелей, не устраняют. Убили в назидание родителям? И такая версия не воспринимается, не похожи они на детей крутых или «новых» русских.

Желая удостовериться в таком выводе, Ковалев осторожно приоткрыл дверцу со стороны водителя и внимательно осмотрел его одежду. Вначале темно-коричневый свитер, забрызганный кровью, потом рубашку, брюки. Намерение майора обследовать изнаночную часть одежды наблюдавшим за его хлопотами оперативникам показалось довольно странным и непонятным, они недвусмысленно переглянулись, а участковый даже пожал плечами. Ковалев это прекрасно видел, однако внимания не обращал. Главное, он убедился в своей правоте насчет имиджа убитых. Одежда на парне была явно не фирменной, а с рынка. И подтверждали это внутренние швы – неровные, кривые, с торчащими кое-где нитками. Да и ткань по составу была вовсе не натуральной, а стопроцентная синтетика. Никакой крутизны.

Такой же скромной была и одежда на его спутнице. Небольшие золотые сережки в мочках ушей да тонкая цепочка на белой шее, вытянувшейся в последнем наклоне упавшей замертво головы, о какой либо состоятельности убитой не говорили.

Не добавляла уверенности склониться к какой-либо версии и жестокость убийства, разве лишь характеризовала хладнокровность киллера. Чтобы расстрелять в упор двоих молодых людей, нужно обладать звериной натурой. Или получить многомиллионную сумму от заказчика. Бешеные деньги могут вскружить голову кому угодно, но вряд ли, опять же, юные жертвы тянули на большие деньги. Чем же они так кому-то насолили, чтобы получить в голову по пуле?

– Машину и убитых мы уже осмотрели, – снова напомнил о себе Прошин, терпеливо дождавшись, пока Вадим обследовал одежду, – в машине ничего интересного не обнаружено, документы в полном порядке, в карманах триста сорок два рубля. Еще сто восемьдесят у девушки. Вот и все богатство.

Такое богатство начисто отметало версию ограбления.

– Документы не украдены?

– Целы. У девушки был паспорт, у парня водительское удостоверение. По ним и установили адреса их проживания.

Вадим повел взглядом в сторону троллейбусной остановки, откуда за оперативниками наблюдали десятки внимательных глаз. Еще трое незнакомых мужчин стояли неподалеку, в компании молоденького милиционера. Свидетели, похоже. Так и оказалось.

– Эти трое сообщили более-менее подробные сведения, – заметил Прошин, перехватив взгляд друга, – согласились задержаться до твоего прибытия. Обязательно потолкуй, может, дельное что услышишь.

Хитрован Прошин все предусмотрел, потому и сослался на генерала. Придется напомнить как-нибудь про универмаг, разорить на коньяк. Пусть немного раскошелится. Осмотрительней, конечно, от такой траты не станет, но наверняка запомнит, чем заканчиваются подобные бесцеремонности.

А свидетели будто признали в прибывшем оперативнике важную персону и смотрели в основном только в его сторону. Молодцы, наблюдательные мужички. Хорошо бы и Прошину обратить на этот факт внимание, чтоб зазнавался поменьше.

– Здравствуйте, – поздоровался Вадим с наблюдательными свидетелями, представился, – старший оперуполномоченный УВД майор Ковалев. Кто из вас видел момент совершения преступления от начала до конца?

Свидетели переглянулись. Один из них, мужчина предпенсионного возраста, пожал плечами и довольно твердо заявил:

– Да вся остановка эту страсть видела. Как он подошел к машине, как вовнутрь наклонился, спросил о чем-то, как выстрелил два раза и пошел мимо остановки к забору. Потом наган на забор повесил и во дворе скрылся. Все мы видели, товарищ майор.

Двое других свидетелей согласно кивнули головами. Видели они действительно все, только зачастую общая картина не дает и тысячной доли того, что может представить следствию одна незначительная, на первый взгляд, деталь. Что они видели? Подошел, наклонился, поговорил, выстрелил, ушел. Калейдоскоп. За что в таких показаниях зацепиться? Не за что. Разве лишь вызывающе дерзкий вояж киллера мимо толпы свидетелей да его пренебрежительный взгляд в их сторону могли показаться интересными, подтверждая хладнокровность и запредельную наглость убийцы. Это как вызов обществу, городу, милиции.