Читать книгу: «Секс, страсть и смерть в Париже», страница 2

Дыхание смерти

В самые мрачные дни именно тогда ты поймешь, кто ты на самом деле.

Ночью улочки Франции уже не казались такими изысканными. При свете тусклых фонарей, моросивших дождем, тени приобретали зловещие очертания, сливаясь с вековыми каменными фасадами. Уголки домов таили невидимые опасности, а уличные музыканты, еще недавно играющие на счастье прохожих, замолкали, будто почувствовав приближение чего-то зловещего.

– Убили нашу Мэри, – произнесла белокурая женщина, прищурив голубые глаз. – Мэри, – продолжила она – наша хитрая Мэри, клиенты нередко поднимали на неё руку, а на этот раз она ушла в семь вечера и не вернулась.

Тихий гул барной стойки, как будто отражая её слова, стал постепенно угасать, и все обитатели этого задымлённого уголка города начали переглядываться, участливо кивая в сторону темных улочек, где любила зависать та самая Мэри.

– Даже в самых темных закоулках она умудрялась сохранять своё самообладание, – продолжала женщина, – однако на этот раз, даже хитрость её не спасла. – Белокурая женщина, смотрела холодными голубыми глазами на всех подряд, как бы изучая реакцию каждого.

Она знала Мэри дольше всех и понимала, что к семи вечера Мэри обычно уже проходила свою дозу «веселья», готовая встретить ночь путешествий по злачным местам города, где даже самые храбрые держались подальше.

– Да, Мэри, снова ты попала в новость, – произнес кто-то издалека, и в этом голосе звучал едва уловимый оттенок зависти. Белокурая женщина, подняв бокал с вином, вдруг почувствовала, будто острая боль пронзила её сердце. Она знала, что Мэри заслуживала большего и что этот мир так и не дал ей шанса выйти за пределы своего призрачного окружения.

– Хлоя, – пробормотал мужчина хриплым голосом в тёмном углу, не отрывая взгляда от белокурой женщины. – Может Хлоя знает что-то, я часто видел их вместе на площади. Эта несчастная сумасшедшая женщина часто там бродит. Знаю что Мэри оплачивала ей ночлежку. – Блондинка, слегка пригубив своё вино обернулась к остальным.

– Может, нашёлся кто-то, кому она встала поперёк горла, кто не смог вынести её дерзости? Да уж, жизнь – это игра, где ты не выбираешь правила. – Ухмыльнувшись произнесла она, поднимая бокал с терпким вином.

Тем временем на улице начинали загораться первые огни фонарей, освещая влажный асфальт, по которому некогда прошлась Мэри. Она оставила за собой лишь воспоминания, окутанные загадками и горьким запахом недосказанности. Несколько мужчин тихо покинули бар, каждый погружённый в свои неизвестные мысли.

Хлоя шла, не замечая встречных прохожих, а те, в свою очередь, обходили её стороной, будто боялись заразиться её безумием. Ветер теребил её волосы, словно напоминая о далёких временах, о днях, когда она ещё знала, что значит быть счастливой. Улицы города казались ей пустыми и неживыми, как будто время здесь остановилось давным-давно. Она чувствовала, как каждое здание, каждое окно будто бы шептали ей осколки воспоминаний, оставшихся от прежней её жизни.

Её ноги сами несли её через сизую пелену утреннего тумана, который плыл по мостовым, пряча лица встречных в свою загадочную дымку. Хлоя часто задавалась вопросом, была ли она когда-то частью этого города? Было ли время, когда она с радостью переплеталась с людскими жизнями, или же её участь быть всегда оторванной, чужой, как туман обвивает эти улицы, не касаясь их по-настоящему? Хлоя бродила по узким, извилистым грязным улочкам Франции, её босые ноги ступали осторожно, чтобы не споткнуться, а из темных окон ближайших домов её присутствие наблюдали тени с луной в окружении облаков, что изредка пропускали её бледный свет. Хлоя остановилась у одной из витрин. Отражение показалось ей призраком из прошлого, потерявшимся в лабиринте времени. Шаг за шагом, Хлоя приближалась к краю набережной, где безмятежные воды реки отражали небо, столь же серое и туманное, как и её мысли. Она остановилась и посмотрела на своё отражение. Женщина, смотрящая на неё из зеркала воды, была ею, но в то же время казалась далёкой, непривычной, как будто жизнь, которой она жила, существовала где-то на задворках её разума В кармане у неё был заветный лоскут бумаги – ключ к возможному спасению, к давно забытой жизни. Неожиданно она вздрогнула увидев перед собой невзрачного уличного пса, который с настороженным взглядом смотрел ей прямо в глаза. Его шерсть была грязной и спутанной, а глаза казались слегка воспалёнными, как у существа, давно не знавшего простого человеческого тепла. Пёс беспокойно шевелился на месте, и его ребра отчетливо проступали сквозь потемневшую шерсть. Хлоя вдруг осознала что видит мир глазами пса. Без конца блуждающего по улицам в поисках пищи, вдыхающего городскую пыль и избегающего ударов равнодушных прохожих. Эта боль и голод, видимо, стали неотъемлемой частью их существования, но он, кажется, готов был защищать свое место под солнцем любой ценой.

– Морис, – произнесла Хлоя, смотря на тощего пса. – Пойдём со мной.

Пёс посмотрел на неё умными, но усталыми глазами и они пошли по узкой улочке, мимо старых домов с со временем потемневшими ставнями. Над головой небеса начинали затягиваться вечерними облаками, попеременно сменяясь оттенками розового и оранжевого. Пёс шёл бок о бок с ней, его хвост слегка вилял, сигнализируя о возрастающем доверии.

Хлоя и Морис вошли в таверну, где тени обыденности пытались утащить в глубину любой светлый момент. Подсев к какому-то мужчине, который, судя по его виду, не знал мир роскоши, она произнесла с тоской в глазах и дрожью в голосе:

– Месье, раньше я была богата, король Франции однажды танцевал со мной – Глаза мужчины на мгновение вспыхнули интересом, но тут же прикрылись завесой иронии, он налил себе вина, пробуя вкус жизни в каждой капле, которую, казалось, мог оценить лишь он один.

– Ну конечно, Хлоя, – отозвался он, но его голос звенел, как старая ложь, тщательно отработанная годами скептицизма.

– Но это правда, месье. – Продолжила она, и в её голосе скользила нотка настойчивости, как если бы она желала, чтобы её слова прорезали ворох его сомнений. – Астролог короля однажды предсказал мне тяжёлые времена. – Каждый её слог был ударом по его гордому недоверию, но этот мужчина знал, что Хлою считали сумасшедшей, и её мечты и воспоминания испытали калейдоскоп времени, превращаясь в абсурдную мозаику. Он не верил ей, как не верят в сказки. Пьер сидевший напротив, ухмыльнулся, это он уже слышал от неё много раз. На его лице была надменная усмешка, выражавшая неверие и скуку одновременно. В таверне, заполненной многими разношёрстными завсегдатаями, он всегда считал себя самым умным и много знающим, и рассказы Хлои давно перестали удивлять его. Хлоя бросила быстрый взгляд вокруг, проверяя, не привлекла ли она лишнего внимания. Таверна жила своей жизнью, гул разговоров и карканье вороны над дверью смешивались в единый фон.

Из полутени, в которую она опустилась, раздался голос женщины:

– Хлоя, – сказала женщина с противоположного конца стола, удерживая взгляд и не давая уловить свои эмоции, – нашу хитрюгу Мэри убили.

Её слова повисли в воздухе тяжёлым облаком. Мужчина замер и, забыв о своем скептицизме, уставился на женщину. Хлоя, поколебавшись мгновение, произнесла еле слышно и как будто себе под нос:

– Мэри убили?

– Да, – продолжала женщина, её голос стал более грубым и громким.

– Думаю это тот высокий мужчина с гладко уложенными волосами, явно из знати, он часто подолгу стоял возле её дома, он следил за ней. Такие люди как он, эти господа, любят уединённые мрачные гулянья при луне, и всегда остаются в тени своих ночных похождений. Может он ей и хорошо платил но за фасадом его привилегий скрывается темная душа. – Закончила женщина и повернулась на мужчину сидящего в углу. Мужчина в углу, мрачный и угрюмый, потягивал вино, не сводя с нее взгляда. Было ли это безразличием или скрытой тревогой – понять было невозможно. Атмосфера сгустилась, будто воздух стал вязким, и каждый из присутствующих ощущал на себе тяжесть слов женщины.

– Я знаю что Мэри боялась за свою жизнь. Она долго пыталась скрыть это от нас, но страх был написан у неё на лице. – Женщина ухмыльнулась и продолжила: – Никто не может скрыть ужас, который проникает под кожу. – Перед её глазами возник образ той несчастной, которая когда-то надеялась на лучшее будущее. Пока она говорила, лица вокруг отражали ужас и недоверия. Многие были готовы не верить ей, сочтя её слова за фантазию но опытные знатоки людской природы видели в её глазах не было и тени обмана.

– Мэри клялась что вытащит меня отсюда! – произнесла Хлоя. Её взгляд скользнул по потертым столам и скамьям.

– Я видел женщину! – внезапно произнёс мужчина. – Блондинку в тёмном плаще и изысканной чёрной шляпе, явно не из нашего круга. В тот день, когда убили Мэри, я видел как блондинка свернула к её дому.

– Это твоя пьяная фантазия. – Прошипела женщина глядя на него с презрением.

Мужчина мрачно посмотрел на неё, его глаза были полны тревоги.

– Я не пьян Лулу. Я видел её своими глазами. Она шла, как будто не касаясь земли, и её плащ развевался, словно крылья. А потом, потом Мэри исчезла и нашли её тело с перерезанным горлом только через два дня. – В таверне повисла тяжёлая тишина, нарушаемая только треском огня в камине.

– Жандармы смогут её найти! – произнесла Лулу.

– Найти? – усмехнулся мужчина. – Ты думаешь она позволит себя найти? Если это действительно она, то эти жалкие жандармы обречены.

Лулу вскинула брови, притихнув на несколько мгновений что случалось с ней не часто.

– Да, Мэри, – задумчиво протянула она – ввязалась ты в дела пострашнее чем себе представляла. – Мужчина кивнул и его взгляд утонул в густом темном напитке.

Схватив бутылку вина нервный мужчина с большими карими глазами подсел к Хлои, которая, казалось, искала покоя в глубине своего бокала. Свет ее глаз был потушен, и её сознание странствовало где-то далеко за пределами этого шумного места.

– Я, Марсель, – осторожно произнёс он свое имя, словно это уже могло объяснить его появление. Хлоя посмотрела на него невидящим взглядом, словно пытаясь вспомнить что-то давно утраченное в лабиринте ее памяти.

– Мы встречались с тобой в доме для душевно больных, – продолжил Марсель, пытаясь уловить хоть искру понимания в ее глазах. Мужчина, сидевший напротив Хлои, внезапно повернулся на него бросая настороженный взгляд. Марсель придвинулся ближе к Хлои, в таверне было мрачно.

– Я художник – продолжил он, – я рисовал тебя а потом мы обменивали эти рисунки на выпивку. – Неожиданно он рассмеялся, его бледное худое лицо покраснело а тонкие пальцы слегка затряслись.

– Мы тайком выносили еду и одежду, чтобы обменять их на краски и холсты, – добавил он вспоминая те странные, но по-своему счастливые времена.

Хлоя по-прежнему смотрела на Марселя сосредоточенно, будто пытаясь проникнуть в его мысли. Марсель выдохнул и отвел взгляд в сторону, – больница Сан-Петье – произнёс он.

Обрывки воспоминаний начали складываться в нечто целое. Меж красок старых стен и блеклых окон той больницы, возник образ Марселя: резкий, но своеобразно родной.

– И ты сказал тогда, что каждый может быть художником, – тихо произнесла она, наконец, вспоминая. Он покачал головой. Вдруг озарение пробежало по лицу Хлои, и она улыбнулась, словно освобожденная от какой-то невидимой тяжести. Воспоминания медленно, но устойчиво проникали в ее сознание.

– Я искал тебя Хлоя, когда я опять вернулся в клинику то тебя там уже не было, – быстро шептал Марсель – мне сказали, что начальство сменилось и тебя отпустили. – Хлоя молча смотрела на него.

– Вставай, – вдруг произнёс он глядя прямо в глаза, – пойдём со мной, у меня есть свободная светлая комната, она отдана под мои холсты, ты можешь пожить в ней. – Глаза Хлои опустились на уставшего тощего пса лежащего под столом.

– Морис – с улыбкой прошептала она псу. Марсель присел и радостно погладил пса.

– Пойдём Морис.

Комната художника была наполнена атмосферой творческого хаоса. В одном углу стоял массивный старинный мольберт, на котором покоилась незаконченная картина, обрамленная бесконечными мазками и цветами. Стены окружали полки, на которых беспорядочно, но вместе с тем по-особенному аккуратно, располагались тюбики красок, банки с кистями разных размеров и форм, палитры, покрытые засохшими разноцветными пятнами. Свет мягко пробивался сквозь занавеси на окнах, а в воздухе витал легкий аромат масляных красок, наполняя пространство невидимым облаком вдохновения. Посреди комнаты стоял большой, покрытый краской стол, на котором были разбросаны эскизы, зарисовки и альбомы с недавними работами.

Хлоя молча разглядывала комнату. Её взгляд скользил по стенам с картинами, по углам, где мягко мерцали светильники. В воздухе витали слабые запахи акварели и масла, смешанные с ароматом свежесрезанных цветов. Комната дышала творчеством.

– Я всё время искал тебя, Хлоя, – быстро и нервозно повторял Марсель. Она обернулась к нему. В её глазах сверкнул проблеск удивления. Художник олицетворял прошлое, которое она оставила позади, но его присутствие было так же неизбежно, как и её путь вперёд. Хлоя села на диван и злобно произнесла:

– Мой муж, он приплачивал старому руководству и они меня там держали.

– Я знаю Хлоя, ты мне рассказывала, а потом мы с тобой играли на том старом рояле в центре зала, помнишь? – он рассмеялся, и неожиданно побежал в другую комнату.

– В пятницу моя маман кормит своих котов деликатесами и иногда, иногда – он выглянул из другой комнаты и многозначительно поднял бровь, – если что-то, остаётся, то это что-то она присылает мне. – Он суетился, бегая из одной комнаты в другую размахивая тонкими бледным руками, время от времени закатывая свои большие глаза и раздувая бледные щеки. Хлоя наблюдала за ним с легкой улыбкой на губах. Её глаза следили за ним, восхищённые его радостью.

– А вы месье, – обратился он к Морису – вы будете тушенного мяса?

Пёс смотрел на него словно понимал все его слова, и медленно вилял хвостом, соглашаясь с предложением Марселя. В комнате царила атмосфера домашней обстановки, несмотря на хаос, который Марсель успел создать своими бесконечными перемещениями. Марсель нервно и быстро набросал тушенного мяса с луком в горшочки, поставил две бутылки вина и зажег свечи, создавая уютную атмосферу. В воздухе витал ароматный запах поджаренного чеснока и трав. Он разлил вино по бокалам, наблюдая, как багряные капли стекают по стеклу. Выпив вина, он посмотрел на Хлою и произнёс:

– Кто такая Мэри?

– Мэри… – Хлоя медленно отклонилась на спинку стула, – Мэри – эта та женщина которая хотела мне помочь. – В её глазах мелькнула искра уверенности, которую он заметил. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь тихим тиканьем старинных часов на стене. Он отставил бокал в сторону и опёрся локтями о стол, внимательно смотря на Хлою. Её голос звучал спокойно, но в его тоне чувствовалось лёгкое напряжение.

– И как она планировала это сделать?

Хлоя взглянула на него с лёгкой усмешкой.

– Она выкрала письма у моего мужа. Эти письма могут стоить ему положения в обществе, а может даже и жизни. – Хлоя уверенно взяла бокал и, налив вина, залпом выпила.

– И что ты планируешь с ними делать? – спросил он, прищурившись.

– Для начала, прочитать. – Она громко рассмеялась, словно мир принадлежал ей. Свет лампы выделял её пронзительные глаза и мягкие волны волос, что спадали на плечи. Изящность её движений выдавали в ней женщину с сильным характером.

В комнате повисла напряженная пауза. Он, осматриваясь по сторонам, словно ожидая подвоха, отпил глоток вина и вновь перевел на неё пристальный взгляд. Любопытство разгоралось в его душе, окутанное легким страхом.

– Эти письма могут стать твоей гибелью, – добавил он с лёгкой дрожью в голосе.

– Мне уже нечего терять, Марсель, – спокойно ответила Хлоя, вынимая из кармана несколько писем, перевязанных шёлковой лентой, и уверенно кладя их на стол. – Я не могу их прочитать, слова и фразы все еще смешиваются в моей голове, но Мэри, она их прочла.

– Мэри умела читать? – с удивлением спросил Марсель.

– Да, – кивнула Хлоя – она любила литературу и искусство. Но ей нужно было выживать.

Хлоя придвинула стопку к Марселю. Он неуверенно раскрыл первое письмо. Немного прочитав он спросил не отрывая глаз от письма:

– Кто такой граф Анри де Фуэ?

– Анри? – с ухмылкой произнесла Хлоя. – Это мой муж, животное втершиеся в доверие. – Хлоя отпила вино.

Художник читал письмо за письмом, его большие карие глаза скользили по строкам, в лице чувствовалось напряжение, тонкие почти белые губы на его бледном лице были плотно сжаты. Он отложил одно письмо в сторону и потянулся за следующим. Бумага дрожала в его руке так же, как и его душа.

– Антуа де Бурбон и его брат пишут графу де Фуэ, вашему мужу, – произнёс Марсель и его пальцы дрожали. – Они говорят о короле, хотят предпринять заговор против него. Их слова полны недовольства и недоверия. Антуа описывает собрание, состоящее из пришедших к нему людей, коих тяготит несправедливость текущего режима. Он пишет с пылом, чувствуя ответственность за судьбу страны.

– Граф, пришло время действовать, – быстро читал Марсель тихим голосом. – Этот правитель теряет контроль, его власть истощает народ и ослабляет границы. Его авантюризм крушит надежды дворянства и пренебрегает волей простолюдинов. Настал момент объединиться и показать, что мы сможем исправить ошибки, совершённые Его Величеством. Мы жаждем справедливого, и мудрого. правления. – Марсель замолчал и тишина, воцарившаяся после прочтения, напоминала густой туман, окутывающий комнату. Марсель смотрел на Хлою испуганным взглядом. Его глаза дрогнули, затем опустились, и он несмело положил письма на стол, словно боялся, что даже простой контакт с бумагой может выпустить нечто ужасное на свободу.

– Это он, – произнесла Хлоя твёрдым голосом, в котором слышалась смесь отчаяния и решимости. – Это он убил Мэри. – Её губы дрожали, но не от слабости, а от ярости, пытливой и разящей, словно меч.

– Это животное думает, что я всё ещё в доме для душевно больных.

Марсель почувствовал, как по его спине пробежал холодок, и не мог оторвать взгляда от Хлои, которая превратилась в олицетворение холодного правосудия.

– Что теперь? – его голос звучал глухо, словно из глубины колодца. Хлоя посмотрела на своего пса который вкусно поев уютно спал под столом.

– Теперь, письма должны попасть к королю, Марсель – произнесла Хлоя нагнувшись к Морису и погладив его по морде.

Солнечные лучи в это утро были особенно тёплыми с ярко-жёлтыми золотистыми нотками. Сегодня, выбрав астру, Шарлиз решила, что она станет главным украшением ее наряда. Стоя возле зеркала, Шарлиз вплела в свои золотистые волосы цветок астры, предавая своему образу необычайную свежесть. Лепестки аккуратно рассыпались по мягким локонам, играя на свету тонкими переливами. Она тщательно подобрала платье нежного сиреневого оттенка, которое идеально сочеталось с цветком, украшающим её волосы. Зеркало отражало её профиль, озаренный солнцем, которое игриво пробивалось сквозь занавески, танцуя на прядях её волос. Комната наполнялась ароматом свежих цветов, создавая атмосферу уюта и спокойствия.

Шарлиз ещё раз взглянула на своё отражение и улыбнулась: каждый новый день был как полотно, которое она могла раскрасить по-своему. За окном постепенно оживал город, Париж. Художники расставляли мольберты у набережной Сены, готовясь запечатлеть прелесть города, ловя игры света и тени на водной глади. Выйдя на улицу, она с улыбкой приветствовала утреннюю прохладу и солнечные лучи, ласково касающиеся её кожи. Цветочные ароматы смешивались с влажным воздухом и создавали атмосферу уюта и спокойствия. Прохожие наталкивались на её доброе настроение, словно оно было заразительным. День обещал быть удачным.

На пути в цветочную лавку, где она работала, Шарлиз размышляла о том, как цветы способны преобразить любую серость будней в настоящую сказку. Каждый клиент, покидавший её магазин с букетом, неизменно уносил с собой частичку этой сказки, и в этом Шарлиз видела свою миссию.

Весь день Шарлиз провела в своей цветочной лавочке, клиенты приходили и уходили, каждый со своей историей и особенным настроением. В уютной атмосфере лавочки, где витали ароматы свежих роз, лилий и жасмина, казалось, время замедлялось.

К вечеру Париж уже погружался во мрак, когда цветочница Шарлиз продала последний букет. Нежные розы, разноцветные лилии и благоухающие ирисы, сплетенные ее руками, разлетелись по вечернему городу, чтобы принести радость и доброе настроение своим новым обладателям. Она с улыбкой проводила взглядом последнего покупателя, буркнувшего торопливое «спасибо», и принялась собирать свои вещи. Воздух наполнился прохладой, и Шарлиз, почувствовав легкий озноб, натянула потеплее свой пестрый платок. На улице начали зажигаться фонари, освещая мощеные мостовые и придавая им загадочный, сказочный вид. Париж, уникальный и неподражаемый, медленно входил в свое ночное обличие, превращаясь из шумной метрополии в тихий уголок романтики и тайн. Шарлиз любила это время суток, когда город словно бы сбрасывал дневное одеяние и облачался в мягкий, мерцающий свет. Собрав все, что оставалось после долгого рабочего дня, она направилась к своей небольшой лавке, уютно устроившейся в уголке старинной улицы. Путь пролегал через припорошенные осенними листьями аллеи, мимо уличных кафе, откуда доносились звуки музыки смешанные с вечерним воздухом. В такие моменты Шарлиз часто задумывалась о своей жизни, о тех, кому она каждый день дарит кусочек счастья. Казалось бы, такие простые вещи – цветы, но сколько радости они могут принести! Сколько тайн и городских историй может скрываться за каждым проданным ею букетом. Однако, она предпочитала об этом не думать – загадки оставались загадками, а ее занятие – делом ее души.

Подойдя к лавке, Шарлиз почувствовала чей-то тяжёлый пронзительный взгляд, она обернулась, – перед ней стоял крупный мужчина, его взгляд был пристальным и тяжёлым. Лицо его, обветренное временем и непогодой, хранило следы былых бурь, а шрам, проступавший на щеке, словно рассказывал историю, которую он не спешил поведать. Её сердце заколотилось быстрее, и она попыталась прочитать его намерения по выражению лица, но в его глазах таилась загадка, не намекающая ни на агрессию, ни на дружелюбие, и это смущало её.

Она сделала шаг назад, стараясь не показывать своей неуверенности, надеясь, что может быть это просто случайный прохожий. Однако, взгляд его оставался таким же прицельным и пронзительным. Вдруг он сделал шаг вперёд и заговорил:

– Извините, мадам, но Вы мне кого-то напоминаете, Вы случайно не Мишель с Набережной Франсуа?

– Нет, – ответила она с улыбкой, стараясь придать голосу лёгкость, хотя пульс её ещё барабанил в ушах.

Он подошёл ближе, его глаза были холодными и казалось, будто его взгляду ничто не могло преградить путь. Она почувствовала, как в воздухе повисло напряжение.

– Интересно, – протянул он, будто изучая её до мельчайших подробностей. – Вы, вероятно, часто слышите подобные вопросы?

– И да, и нет, – улыбнулась она всё ещё удерживая маску беззаботности, хотя понимала, что разговор приобретает неожиданный оборот.

Вздохнув, она сделала шаг назад, чтобы немного увеличить расстояние между ними, затем Шарлиз медленно развернулась и пошла дальше по уже темнеющей улице. Париж погрузился во мрак. Мужчина не отставал. Шарлиз свернула в переулок, где часто в это время можно было увидеть блики света, играющие на мокрой мостовой. Она ускорила шаг, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее. Этот переулок всегда казался ей таинственным и немного зловещим.

Из-за угла доносился смех мужчин, стоящих у бара, из которого лился тусклый свет. Шарлиз хотела к ним подойти, но, увидев, что они пьяны, пошла дальше. Она попыталась сосредоточиться на своем дыхании и не поддаваться панике. Переулок становился все уже, а тени – все длиннее.

Его шаги, тихие и неумолимые, подобно эху неотвратимости, вскоре нагнали её.

Схватив её за волосы он с жёсткой силой прижал её к холодной каменной стене.

– Мишель – прошептал он, притягивая её к себе – сегодня ты особенно прекрасна.

– Я не Мишель! – нервно произнесла Шарлиз. Его рука скользнула вниз, словно он не слышал её слов. Её сиреневое платье взметнулось вверх, как крылья испуганной птицы. Она почувствовала, как его прикосновения, затопили её сознание. Цветочница закричала, но звук был глухим, словно запертым в её горле. Её тело напряглось, пытаясь оттолкнуть его, но руки удерживали её, лишая возможности двигаться.

Почувствовав его вторжение Шарлиз вскрикнула, но крик полный ужаса, был заглушён его рукой, грубо зажавшей рот, оставив лишь тишину и отчаяние, разлитые в ночном воздухе. С грубой настойчивостью он двигался внутри и каждый толчок вызывал в ней волну отвращения и унижения. Её слёзы текли по щекам, но он не обращал на них внимания, его дыхание было тяжёлым, а глаза полны мрачного удовлетворения. Она чувствовала, как её сознание начинает затуманиваться, словно пытаясь защитить её от происходящего. Руки, пытавшиеся оттолкнуть его, теперь цеплялись за его плечи, а ногти впивались в его кожу. Его движения становились всё быстрее и глубже, почти животными, а её стоны перерастали в крики. Быстрым движением вынув леску, он намотал её вокруг её шеи и стал с силой затягивать. Тело Шарлиз напряглось, пальцы судорожно впились в его руки, но он не отпускал. Он почувствовал как волны удовольствия, накрывают его, как прилив. Чувствуя как дрожь уже нарастает и захлёстывает его бёдра, последним рывком он отпустил себя, погружаясь в пучину наслаждения. Затем он замер, ощущая, как её дыхание становится всё тише, пока не исчезло совсем. Воцарилась тишина, прерываемая только его тяжёлым дыханием. Он отпустил, её тело рухнуло, голова безжизненно упала набок. Он отступил, оглядываясь вокруг, как будто ища свидетелей, но вокруг был только мрак. Через некоторое время, перевернув мёртвое тело Шарлиз он вошёл в неё сзади, ощущая холодную тяжесть плоти, которая больше не дышала и не сопротивлялась. Его пальцы скользнули по бледной коже, оставляя следы, которые никто уже не сможет стереть. В переулке царила тишина, прерываемая лишь глухими звуками его движений. Его дыхание стало тяжелее, а мысли – туманнее. Он медленно поднялся, чувствуя, как реальность начинает возвращаться. Издалека доносились еле различимые шаги, но они не волновали его. Он знал, что никто не придёт сюда в ближайшие часы, а это значило, что тёмные силы, которые влекли его к действию, могли ещё немного пребывать в этом месте. Он сделал глубокий вдох, стараясь успокоить своё учащённое сердцебиение. Реальность возвращалась неохотно. Звуки города медленно начали пробуждаться к жизни.