Читать книгу: «Развод в 44. Без права на прощение», страница 3

Глава 6

Эдик косится в мою сторону. Смотрит пристально, но никакого сожаления я в его глазах не вижу. Его, наверное, сейчас радует вся эта ситуация – всё-таки дочь на его стороне, мой отец готов заключить с ним сделку, а мать с самого начала хочет, чтобы мы развелись. Никто его упрекать ни в чем не будет. Пол жизни ушло коту под хвост…

Да, от этого брака у нас родилась дочь. Но сейчас она ведёт себя так, что я просто в шоке. В голове полный хаос. Я не знаю, как буду справляться. Сейчас очень пытаюсь выглядеть сильной, однако внутри бушует ураган, который рано или поздно вырвется наружу и снесет все на своем пути. Мне кажется, если еще немного кто-то на меня наступит, я поступлю так, о чем никогда даже думать не могла.

Папа смотрит то на меня, то на Эдика, то на Олю. Вопросительно выгнув бровь, он чего-то ждет.

– Что за тон, Оля? Ты как с матерью разговариваешь? – наконец выговаривает он.

– Я просто устала. Взрослые люди, а ведут себя как дети, дедушка. Столько лет вместе, разве нельзя с уважением отнестись к выбору отца и просто уйти? Молча уйти, не мешая ему работать.

Я усмехаюсь. Внутри все трещит. Как фарфоровая ваза, падающая на кафельный пол, я с каждым днем все больше и больше ломаюсь. Разочаровываюсь в собственном ребенке. Клянусь, если бы мне когда-то сказали, что Оля так со мной поступит, я бы назвала их идиотами, не поверив ни единому их слову. А сейчас, глядя на свою дочь, я хочу, чтобы она исчезла с глаз моих долой.

Столько лет старайся для нее… Столько лет пытайся сделать из нее человека… в итоге я воспитала такого ребенка. Что я сделала не так? Господи, где я совершила ошибку?

– А когда я показывала свое недовольство, вы все считали меня дрянью, – тут же подключается свекровь. – Видите, какая у вас неблагодарная дочь? До недавних пор мой сын делал для нее все, а потом, когда у него появились неприятности, она начала что-то делать для семьи, теперь каждый божий день об этом напоминает, наплевав, что Эдик годами старался, пахал для нас всех. Чтобы мы жили достойно! Чтобы мы ни в чем не нуждались.

Меня буквально передергивает от ее слов.

Свекровь, как всегда, добавляет яда, подливает масла в огонь, с наслаждением давит в самое уязвимое место. Но это уже не ново. Я давно перестала ждать от нее понимания или уважения. Но дочь…

Она смотрит на меня с такой злостью…

Именно она рвет душу в клочья.

Дочь, которая вместо того, чтобы хоть попытаться понять, встала в один строй с теми, кто предал.

Дочь, которую я держала за руку всю жизнь, – теперь этой же рукой выбрасывает меня за дверь, как старую мебель.

Мне хочется закричать. Разрыдаться. Разбить что-нибудь, чтобы хотя бы снаружи зазвучало то, что происходит внутри меня. Но я просто стою. Молча. И только сжимаю пальцы так сильно, что ногти впиваются в ладони. Если я буду молча их слушать, я просто сломаюсь окончательно.

Я опять же задаюсь вопросом, что сделала не так?

Где свернула не туда?

Разве я не старалась? Не любила? Не отдавала все, что у меня было?

А теперь они стоят и рассуждают – как я должна понять, что у моего мужа любовница.

Как я виновата в том, что он ушел.

Как я обязана уйти сама, по-тихому, чтобы не мешать их новому счастью.

Как будто меня можно вычеркнуть, стереть, выкинуть и никто даже не заметит.

Я не знаю, кем я была для них все эти годы. Но теперь вижу, кем я стала: лишней и ненужной.

Но знаете, что самое страшное? Я не чувствую гнева. Нет. Только глухую и ледяную пустоту. Как будто весь мой мир исчез, а я осталась одна – на обломках любви, семьи, доверия.

И на этих обломках мне теперь как-то нужно жить.

– Вы меня с собой путаете, – наконец подаю я голос. – Я никогда не произносила вслух то, что вы сейчас говорите. Но да, сейчас говорю, потому что вы – неблагодарные твари, для которых не стоило делать ничего. Это относится и к моей дочери, – горько усмехаюсь, глядя на Олю. Она сразу отводит глаза, не пересекаясь со мной взглядом. – Видит бог, что я ни разу не пожалела до того, как не узнала, что вытворяется за моей спиной. Но ладно… Бумеранг очень справедливая штука, не забудьте, ладно.

– Ну вот… Смотрите, как она выражается в наш адрес!

Все на удивление молчат. Даже Эдик просто наблюдает со стороны, будто смотрит какой-то нелепый фильм.

– Вам вообще стоило бы промолчать, – качаю головой. – Что вы сделали до сегодняшнего дня для этой семьи, а? Что, кроме того, чтобы создавать проблемы, нервировать, устраивать скандалы? Давайте я отвечу. Ни-че-го. Абсолютно! Папа, – перевожу взгляд на отца. – Не стоит подписывать с ним никаких контрактов, ладно? Я не хочу, чтобы ты с ним сотрудничал.

Отец стоит, молча глядя на меня. Я вижу в его глазах ту боль – он меня прекрасно понимает, но его словно что-то держит и он просто не может рубануть все с корнями. Он сомневается.

– Для начала мы поговорим с Эдуардом, – отвечает родным тоном, глядя на меня в упор. – Нам есть, что обсудить. Потом ты мне расскажешь все подробности. До мельчайших деталей.

Мой муж криво усмехается. Не сводит с меня глаз. Будто только что подписал какой-то важный проект, несмотря на мой порыв все испортить.

Как же он ошибается, посчитав, что победил. Ведь я это дело так не оставлю и так легко не отступлю.

Я киваю отцу, и этот кивок не просто знак согласия. Это доверие. Это немой сигнал: я верю, что ты разберешься, как мужчина с мужчиной. Как человек с совестью – с тем, кто эту совесть потерял. Отец слегка опускает голову, будто тоже мне что-то обещает. Без слов. И этого достаточно. Они с Эдиком направляются в его кабинет. Я провожаю их взглядом, пока за ними не закрывается дверь.

Воздух густой, как перед грозой.

Оля, не сказав ни слова, бросает на меня короткий, мимолетный взгляд, будто я очередная помеха, не больше. Садится на диван, достает телефон, и пальцы мгновенно начинают стучать по экрану. Ни капли волнения. Ни капли уважения. Ни капли сожаления. Просто… Ведёт себя так, будто меня не существует.

Я смотрю на нее, и в груди поднимается тугая, обжигающая волна боли. Хоть бы один намек на сострадание. Хоть бы тень вины. Но нет. Только равнодушие. Только эта холодная дистанция, как будто мы не мать и дочь, а просто две женщины, случайно оказавшиеся в одной комнате.

Свекровь, как всегда перед глазами в тот момент, когда мне хочется придушить ее. Сложив руки на груди, становится передо мной, будто она стена осуждения. На ее лице самодовольная ухмылка. Такая знакомая, такая мерзко триумфальная. Смотрит, не моргая, ожидая, когда я сломаюсь. Когда опущу голову. Когда сдамся.

Но я не сдамся. Не перед ней. Не перед дочерью, которая временно забыла, кто я ей такая. И уж точно не перед мужчиной, который посмел променять всю нашу жизнь на какую-то новенькую «вдохновительницу».

Я медленно, с достоинством выпрямляюсь.

Смотрю свекрови в глаза. Молча. Без слов, без агрессии. Только тишина. Такая гулкая и полная смысла, что даже она теряет уверенность и чуть сдвигается с места, как бы ощупывая почву.

Я больше не собираюсь оправдываться. Не собираюсь ничего доказывать.

– Видишь, даже твой отец не стал тебя поддерживать, зная, что ты за тварь такая, – говорит она, не скрывая злорадства. Совершенно не удивительно. Ведь она только этого и ждала весь день.

Внутри все обжигает, но мой голос ровный, холодный, как лед. Я даже улыбаюсь. Очень спокойно, но зло.

– Вам, наверное, обидно, что хоть кто-то в этой семье вырос не по вашему образу и подобию? – спрашиваю мягко, но с такой сталью, что она непроизвольно делает шаг назад. – Вот вы всё злитесь, копаете, гадости говорите не только за моей спиной, но и в лицо. А все потому, что всю жизнь были на втором плане. Даже у собственного сына.

– Ты… – она резко вдыхает, но я ее перебиваю, даже не повышая голоса:

– А теперь пытаетесь компенсировать это, вставляя ножи в спину тому, кто прожил с ним бок о бок больше двадцати лет. Я вам мешаю, потому что я была там, где вам не нашлось места. Потому что, несмотря на всё, я значила больше. И даже сейчас вы злитесь не потому, что я «тварь» а потому что я не сломалась. Вы же всегда хотели, чтобы Эдик вам поддакивал, поддерживал каждую мысль, каждую выходку. Но этого не было… И да, ваш сын не стал бы относиться к вам с таким терпением, если бы не я.

– Ты ведешь себя… как…

– Как женщина, которая знает себе цену? – перехватываю. – Именно так. А вы ведете себя как… человек, который отчаянно хочет, чтобы я опустилась до вашего уровня. Но увы. Для меня это слишком низко.

Она молчит. Только губы поджала. Глаза бешено бегают, но слов – нет.

– Просто имейте в виду… Даже если Эдуард ещё пять раз женится, ни одна женщина не будет вас терпеть. Жить под одной крышей, а тем более позволять, чтобы вы лезли в их отношения. Вот на такие сцены мне будет приятно смотреть. А ещё приятнее будет наблюдать за вашей реакцией.

Разворачиваюсь и подхожу к окну. Там опять идет дождь. Глухо стучит по стеклу.

А за спиной тишина. Та самая тишина, в которой побеждает не та, кто громче кричит, а та, кто не боится смотреть в глаза правде.

Стою у окна, не касаясь стекла, просто глядя сквозь мутную пелену дождя, за которой все смазано – деревья, припаркованные машины, серое небо. И чем дольше я смотрю, тем отчетливее понимаю: за этим стеклом сейчас отражение моего состояния. Бесконечный ливень, промозглая сырость, холодная тишина, от которой хочется укутаться.

Интересно, в какой именно момент все начало рушиться? Не с измены, нет. Все началось раньше – с безмолвного предательства, с усталости, которую никто не захотел замечать, с одиночества рядом с тем, кто клялся быть рядом всегда.

Я думала, что главное – сохранить семью. Что если отдавать себя полностью, если быть хорошей женой, матерью, не перечить, не жаловаться – то все будет хорошо. Но, оказывается, чем больше ты стираешь границы, тем сильнее по тебе ходят.

И теперь я смотрю на этот дождь и думаю: а может, он смывает не боль, а иллюзии? Очищает? Может, это и есть начало?

Мне больно – да. Мне страшно – безусловно. Но я не сломана. Я просто смотрю вдаль, молча позволяя себе быть собой. Без улыбки для дочери. Без напряжения в голосе для свекрови. Без желания угодить мужу. Никогда раньше не чувствовала такого желания жить для себя, как сейчас.

Не знаю, сколько времени проходит. Отец выходит из кабинета, а следом за ним и мой все еще муж, которого совсем видеть не хочется. Мне тошно от него.

Я буквально застываю, заметив на его лице самодовольную ухмылку.

– Завтра мы подпишем контракт, – проговаривает Эдик, глядя мне в глаза. – Несмотря ни на что.

Глава 7

Я подхожу ближе к ним и останавливаюсь в недоумении, ошеломлённая словами Эдика. Медленно перевожу взгляд с мужа на отца.

У меня замедляется дыхание в надежде, что он повернётся к Эдику и осадит его строгим голосом. Скажет, чтобы тот и думать забыл о контрактах и прочих соглашениях. Жду, что схватит меня за руку и, встав гранитной стеной, заставит этих гадов заткнуться. Мне не десять лет – уповать на защиту отца, но сейчас я нуждаюсь в этом, потому что, как оказалось, живу в стаде гиен. Но всё, что я вижу, – это как мой отец подходит ко мне и торопливо смотрит на свои часы.

– Пап, – сипло зову его. – Это же… Это же несерьёзно? Ты ведь…

В груди нарастает тревога, и боль неконтролируемым потоком начинает просачиваться в моё сердце, парализуя его. Она топит меня изнутри.

Свекровь подходит ближе к моему мужу. Её торжествующий взгляд останавливается на мне и даёт понять, что она выиграла всё, о чём мы спорили. Словно это мой конец. Дочь поднимается с дивана и тоже оказывается с ними рядом. Отрешённая и незаинтересованная, она просто наблюдает, будто ей всё равно. Сам Эдик выглядит надменным и закатывает глаза, фыркнув на моё парализующее состояние.

Я же словно в эпицентре урагана и вот-вот лишусь почвы под ногами.

Торжествующие и горящие взгляды жалят меня со всех сторон, пока я отказываюсь верить. Пока я смотрю на отца и жду. Но он лишь поджимает губы.

– Папа, что происходит? – спрашиваю с нажимом, потому что теряю самообладание.

– Ярослава, мне нужно бежать. Но завтра я вернусь, и мы поговорим обо всём.

– Да о чём тут говорить, – взрываюсь я, до сих пор не веря услышанному. – Ты что, не слышал меня? Нет?

– Мы всё обсудим, и я расскажу, почему так поступил.

На его телефон поступает звонок.

– Яра, просто будь спокойна. Возможно, ты всё не так поняла, – он сжимает мою ладонь и смотрит в глаза. – Жди завтрашнего дня, и мы с тобой обо всём поговорим.

Обида скапливается в моих глазах солёными слезами, несмотря на все его заверения. Я просто хотела здесь и сейчас его поддержки.

Я отпускаю его руку и делаю шаг назад. Возможно, он действительно спешит, но прямо сейчас это не имеет значения.

Он быстро обнимает меня и уходит.

Как только за ним закрывается дверь, в голове пробегают бегущей строкой его слова: «Возможно, ты всё не так поняла». Вселяет ли это надежду? Не совсем. Но я хочу верить, что он не предавал меня и эта фраза что-то значит. Папа бы не смог так со мной поступить. Тем более из-за денег.

Глаза невольно останавливаются на дочери, и горькая усмешка оседает на дне моей души. Но ведь если родная дочь поступила со мной так, невзирая на то, что я её мать, то и отец мог, не так ли?

Однако я отгоняю подобные мысли. Папа был со мной в команде в разные периоды жизни.

«Завтра, так завтра», – заверяю себя мысленно. Тогда я и буду делать все выводы.

Телефон Эдика тоже начинает звонить, и мы все разом смотрим в его сторону. Он улыбается и поднимает трубку, тут же уходя к своему кабинету, ведя стандартную беседу: «Привет», «Как дела?». Но от разговора с кем-то не совсем близким его отличает голос. Слишком мягкий. Слишком сахарный.

И когда он уже закрывает дверь, мы все слышим его мерзкие слова: «Я тоже по тебе соскучился».

Сволочь!

Какие ещё могут быть сомнения? Их и так не было. А теперь совести не осталось вовсе, раз позволяет такое. Ублюдок.

Не успеваю я разойтись в своём внутреннем гневе, как на меня нападает свекровь. Она громко начинает причитать и подходит чуть ближе.

– Смотри, сколько бахвальства было в твоих словах. А теперь стоишь бледная. Что же случилось с тобой, Ярослава? Растеряла весь свой пыл? Или остудил тебя родной отец? Не мудрено, когда всем на тебя наплевать, а ты только это поняла.

Её смех заражает воздух рядом со мной, и я кривлюсь от мерзости к этой женщине, не поддаваясь на её провокацию.

– Была бы ты достойной и нормальной женщиной, тебя бы ценили, а не вытирали ноги. Эдик столько лет тебя терпел, да, как видишь, устал и убежал поскорее к другой.

– Да чтоб вас, – ору на неё в ответ. – Да как вам не стыдно такое говорить? Других оправданий не осталось для этого потаскуна?

Свекровь тут же наступает, но отошедшая до этого Оля тут же оказывается рядом.

– Бабушка, всё, хватит уже. Иди по своим делам. Голова болит невыносимо от этих криков.

Но свекровь тут же набирает воздух, но дочь опять её осаждает:

– Хватит, бабушка. Хватит.

Мать мужа бросает в меня копья своего недовольства и, развернувшись, уходит. Ольга исчезает следом, а я, хмыкнув, смотрю дочери вслед. «Надо же, голова у неё болит».

Даже проскальзывает мысль, что, возможно, дочь притворяется, принимая сторону бабушки и отца. Однако рассыпается эта мысль, как пыль, потому что в этом нет никакого смысла.

Я поднимаюсь к себе в комнату и, приняв душ, ложусь в постель. Я так и не поела, не выпила чаю, но спускаться снова не имею ни малейшего желания.

Мой телефон вибрирует, и я улыбаюсь, увидев на экране имя подруги.

– Привет.

– Такое ощущение, что я позвонила вовремя.

– Даже очень вовремя. Моя жизнь достойна постановки на Бродвее, не меньше.

– О боже, – она стонет. – Всё так плохо?

– Я даже не могу найти правильное определение уровня этого абсурда. Но поверь, «плохо» совершенно не описывает эту ситуацию.

С каким-то лёгким юмором я пересказываю ей всё, что случилось, и зарабатываю гамму её искреннего удивления и злости. Тут есть где разгуляться.

– Слушай, а ведь она всерьёз всё это говорит. Тут уже просто клиника, Яра.

– Попробуй её туда упеки, – смеюсь. – Мне кажется, врачи быстрее с ума сойдут от неё.

– Ну, недолго тебе осталось её терпеть.

– Ты права. Затягивать не имеет смысла. Не брак, а чёрт-те что. Эдик все грани перешёл, отвечает на звонки этой любовницы при всех, говорит, что соскучился. Я такой злой не была никогда.

– Господи, какая сволочь.

В моём динамике раздаются короткие гудки, и я быстро смотрю на экран.

– Свет, мне мама звонит. Наверное, отец ей уже всё рассказал.

– Всё, давай. Спокойной ночи.

– Пока.

Приняв звонок, сразу прикладываю телефон к уху:

– Привет, мам.

– Ярослава, – её голос взволнованный и, возможно, немного злой. – Папа мне всё рассказал.

Она с нажимом указывает на этот факт.

– Мам, я бы тоже рассказала. Мне нужно было время. Я в смятении и… – пожимаю плечами, будто она может видеть это.

Она вздыхает, и в моей груди всё умирает. Мама – мой родной человек. Они оба с папой были на моей стороне всегда. Всю мою жизнь. Наверное, поэтому я не могла понять своего ребёнка.

Я была хорошей матерью, как и моя мама. Я брала пример именно с неё. Потому что это был лучший пример, который был в моей жизни. И я бы ни за что так не поступила с ней. Так почему же моя собственная дочь это сделала?

Слова льются потоком. Бурным. Непрекращаемым. Разрушительным. Пока все слова не исчезают, и горная река превращается в спокойное течение. Тогда я замолкаю.

– Что мне делать, мам? Я держусь и стойко всё принимаю, но это всё равно ломает. Глубоко внутри это рушит меня.

– Знаешь, а ты не обязана быть сильной постоянно и всё сносить. Бей подушку и кричи, рыдай. Вот прямо сейчас, – она повышает голос. – А потом посмотри им в глаза и вспомни, что это они предатели, Яра, а не ты. И это их выбор. Ты не виновата в том, что они слабы.

Я чувствую, как слезы скатываются с моих щёк, а горло сжимается от сильного удушья, и я, не сдерживаясь, плачу. Всхлипываю и не стесняюсь этой боли.

– Если и плакать, Ярослава, то до самого дна. А завтра ты будешь ещё сильнее.

– Спасибо тебе, – осушаю салфеткой мокрые глаза.

– Я твоя гавань. И ты не должна забывать это. Даже если тебе сорок. А мне чуть больше, – её слова заставляют улыбнуться.

Моя мама всегда выглядела гораздо младше своего возраста, и те, кто не знал её, думали, что мы сёстры.

«Моя гавань», – воспроизвожу её слова.

Так было всегда. Мама была моей подругой, опорой, человеком, который знал меня так же хорошо, как знала себя я.

Я не хотела её волновать происходящим в моей семье, но, очевидно, зря.

– Стало лучше? – спрашивает она, выжидая каждый мой срыв в этом разговоре.

– Гораздо лучше. Спасибо, мам.

– Я могу слушать тебя до утра и ждать, пока ты утолишь свой гнев, Яра. Я твоя мама.

Запечатлеваю её слова в своём сердце и улыбаюсь.

– Тебя можно цитировать, ты в курсе?

Она начинает смеяться, резко меняя курс нашего разговора.

– Тогда я буду рада, если мои слова будут жить после меня.

После этой минуты, когда мы наконец отвлеклись, я всё равно меняю разговор в обратное русло.

– Мам, а где папа? Я просто не поняла, он действительно подписал с Эдиком то соглашение или контракт, несмотря на всё, что я ему сказала?

Она вздыхает, и я чувствую, как мне становится плохо. Неужели это правда?

– Дочь, ты не думай об этом. Если папа что-то делает, то так необходимо. Он ничего не делает просто так. Если он сказал дождаться разговора, то лучше просто дождись, хорошо?

– Ты права. Я просто не ожидала этого.

– Лучше подумай о другом. Тебе нужен хороший адвокат по бракоразводным делам. Сама понимаешь, дело не простое. И лучше не медлить.

– Боже, ты права.

В голове тут же всплывает тот мужчина. Иван. И его желание помочь.

Я быстро прощаюсь с мамой и встаю с кровати. Нахожу визитку в сумочке и смотрю на выпуклые цифры его номера телефона.

– Была не была, – бормочу и набираю его номер.

Он отвечает спустя пару гудков. Его голос глубокий и твёрдый, каким я его и запомнила у дороги.

– Здравствуйте, Иван. Я – Ярослава. Позвонила вам по поводу адвоката. Вы говорили, что можете помочь.

Он молчит буквально секунду и отвечает, когда я уже думаю напомнить, откуда у меня его визитка.

– Да, могу. Когда мы можем встретиться?

Глава 8

Просыпаюсь от тихого, чуть вибрирующего звона будильника. Несколько секунд лежу, не двигаясь, глядя в потолок. Сознание медленно выныривает из сна и как только я возвращаюсь в реальность, на меня обрушиваются воспоминания о вчерашнем вечере. Будто тяжелая бетонная плита ложится на грудь. Сердце сжимается, дыхание сбивается. В голове всплывает мерзкий голос Эдика: «Я тоже по тебе соскучился».

Перед глазами лица. Их взгляды. Безразличие. Насмешка. Предательство.

Мелькают сцены, слова, тонкие иглы, воткнутые под кожу.

На секунду подступает желание снова разрыдаться. Закричать. Сбежать.

Но я глубоко вдыхаю.

Нет. Этого не будет.

Сегодня я не покажу, как мне больно оттого, что все отвернулись от меня. Сегодня я не жертва. Сегодня я женщина, у которой все под контролем. Даже если это пока ложь, она поможет мне продержаться, выглядеть сильной. Как же это сложно, когда внутри все превратилось в огромную рану, которая кровоточит каждый раз, когда кто-то напоминает мне о том, что произошло за последние дни.

Я поднимаюсь с кровати и иду в душ. Под горячими струями тело постепенно расслабляется, будто смывая остатки вчерашнего ада. Пусть боль остается там. В прошедшем дня. А сегодня я хочу начать по-другому.

Вытираюсь, сушу волосы, быстро одеваюсь ч строгую, сдержанную одежду. Черные прямые брюки, светлая блуза. Волосы убираю в аккуратный хвост. Ничего лишнего. Все как всегда.

Спускаюсь вниз. Дом пока тих. Наверняка все спят, что логично. Им же все равно на семью, которая разбилась вдребезги. Которую они разбили собственноручно.

Открываю шкаф, достаю кофе, включаю кофемашину. Аромат постепенно наполняет кухню, и я наливаю себе чашку, сажусь за стол. Глоток. Горький, насыщенный. Именно то, что мне необходимо на данный момент.

Тишина, утро, спокойствие. Пусть ненадолго, но все же.

Поеду на работу, отвлекусь, а вечером встреча с Иваном.

Свекровь заходит на кухню, будто специально выждала момент, когда я сяду. Закатываю глаза, чем даю понять, что совершенно не рада ее видеть.

Шаги ее слишком громкие. Лицо – будто высечено из камня, как всегда. Смотрит с тем же высокомерием, как будто не было всех тех слов вчера. Как будто я должна с ней поздороваться, завести светскую беседу.

Я опускаю глаза, но потом снова отрываю взгляд от чашки, смотрю на нее поверх ободка. Спокойно. Холодно. Почти равнодушно.

Женщина явно ждет от меня какой-то реакции. Но я как лед. Как сталь.

– Ты даже не сбежала, – с притворным удивлением говорит она. – Решила устроить спектакль на бис?

Я молчу. Не потому что нечего сказать, а потому что не хочу портить себе настроение окончательно.

Приподнимаю бровь и делаю еще один глоток кофе. Отвожу взгляд в окно.

Пусть она все еще думает, что способна меня задеть. Но я больше не та Ярослава, которой я была долгие годы. Чтобы ни случилось, клянусь вести себя уверенно, сильно.

– Заварите себе чай, Валентина Сергеевна. Я вас не слушаю, – говорю спокойным тоном, глядя ей в глаза.

Свекровь подходит ближе, садится напротив.

– Ой, она же само спокойствие… Прекрати притворяться, Ярослава. Будешь отрицать, что тебя даже не задело, что твой отец встал на сторону моего сына. Видишь, даже он понял, какой он хороший человек. Опытный, целеустремленный. Понял, что с ним обязательно нужно сотрудничать. А ты не оценила. Ты сама отдала его другой, собственными руками.

Я не смотрю на неё. Млегка усмехаюсь. Внутри поднимается холодный интерес – интересно, кого Эдик выбрал вместо меня?

Скорее всего, молоденькую. Неопытную. Ту, что гонится за деньгами. Все стандартно.

Я ничего не отвечаю, а свекровь продолжает, ее голос становится ядовитее:

– Молчи, молчи… Но на лице у тебя все написано. Ты боишься. Тебе неприятно. Все встали на его сторону. Сейчас ты умираешь от ревности и зависти. Ты завидуешь моему сыну! – заявляет она смеясь. – И да, конечно, ты попытаешься убедить своего отца не работать с моим сыном, но… ничего у тебя не выйдет.

– Простите, Валентина Сергеевна, – цежу сквозь стиснутые зубы, вставая с места. – Если я получила образование, поступила на хорошую работу, пробилась вперед – это только благодаря моим знаниям и моему уму. Да, отец меня поддерживал, но большую часть пути я прошла сама. И дальше тоже справлюсь. Независимо от того, рядом он или нет. А сотрудничать с Эдуардом – его выбор, его решение. Его личное дело. Мой вам совет – не суйте нос туда, куда не просят. Иначе вам его однажды оторвут.

Я с грохотом ставлю кружку на стол, разворачиваюсь и уверенной походкой выхожу из кухни. Иду в прихожую, беру сумку, выхожу из дома. Сажусь за руль и уезжаю в школу. Внутри злость и холодное спокойствие одновременно.

Ближе к обеду приходит сообщение от Ивана:

«К какому примерно часу мы встретимся и где? Ты обещала сегодня назначить время.»

«Ресторан на Петровской. Ближе к шести. Если тебе удобно», – отвечаю.

«Да, удобно. До встречи.»

Я откладываю телефон и чувствую, как дыхание выравнивается. Я с ним разговаривала всего два раза, но ощущение будто знаю его целую вечность. И, чего уж скрывать, я почему-то дико волнуюсь, услышав его голос.

Не к добру это. Уверена.

После уроков я еду в ресторан. За рулем стараюсь не думать, не анализировать, не строить ожиданий. Но сердце все равно бьется чаще, чем обычно. Это не паника, нет, а волнение. Просто странное предчувствие. Будто этот вечер что-то изменит.

Захожу в ресторан и сразу замечаю Ивана. Он сидит за столиком у окна. Едва в переступаю порог ресторана, он поднимается. Выглядит впечатляюще – черная рубашка и брюки, пиджак накинут на спинку соседнего стула. Усталый, но в то же время собранный. Ловит мой взгляд, и я на секунду замираю.

Он протягивает руку, которую я сразу же пожимаю. Его ладонь теплая, крепкая, он будто большим пальцем гладит кожу. Всего мгновение, но мурашки рассыпаются по телу. Иван жестом приглашает меня сесть. Опускаюсь напротив, сглатываю. Я не понимаю, по какой причине волнуюсь. Но это точно не из-за того, что я буду вынуждена рассказать все о своем браке адвокату. Меня волнует мужчина напротив, – он смотрит в упор. Взгляд заинтересованный, прожигающий насквозь.

Официант почти сразу приносит меню. Мы делаем заказ молча, хотя вроде бы я пришла не ужинать. Спустя некоторое время я не чувствую волнения, только спокойствие. Непринужденность. И пусть внутри все равно дрожит легкое напряжение – мне хорошо рядом с Иваном. Спокойно. Даже слишком.

– Я, если честно, думала, что вы будете не один, – говорю, глядя на него. – Где адвокат?

Он чуть улыбается.

– Давай без «вы». Просто Иван. И ты – просто Ярослава.

Я тоже улыбаюсь. Киваю.

– Хорошо. Иван. Но тогда, извини, я все-таки жду ответа на свой вопрос.

Он откидывается на спинку стула, смотрит прямо в глаза.

– Сегодня я хотел поговорить с тобой наедине. А завтра приглашу адвоката. Он готов подключиться к делу.

Я вскидываю бровь.

– Это твой знакомый? Наверняка сотрудничает с тобой давно…

Чувствую себя школьницей, которая впервые приняла предложение парня поужинать с ним. Не знаю, о чем говорить.

– Познакомился с ним недавно. Но он очень грамотный. Спокойный и надежный. Думаю, ты будешь в выигрыше, если согласишься с ним работать.

Слишком уверенно он говорит. Слишком быстро все организовано. Неожиданное знакомство с Иваном, не менее странное продолжение…

– А откуда ты его знаешь?

Иван не отводит взгляд. Отвечает спокойно, без паузы:

– Он был адвокатом моей жены, когда мы разводились.

Я моргаю. Переварить услышанное не получается сразу. Даже смеюсь тихо, нервно.

– Твоей жены? То есть… ты тоже развелся?

– Да, – отвечает он просто. – Совсем недавно. Мы были вместе больше двадцати лет.

Я даже не могу скрыть своего удивления. Больше двадцати лет. Это как нож в грудь. Мой брак длился почти столько же.

– Ты так спокойно об этом говоришь. Ну и не могу промолчать про твою откровенность. Не каждый будет докладывать про свою личную жизнь едва знакомому человеку. Ты со всеми такой?

– Нет, конечно. Про мою личную жизнь сейчас почти никто ничего не знает, Яра. Да и вообще, многие знакомые не в курсе, что я развелся.

– А я уже знаю, – усмехаюсь. – И после развода… вы остались в нормальных отношениях? Судя по тому, что ты советуешь мне адвоката своей жены…

– Наш развод рано или поздно состоялся бы. Тянуть смысла не было. Ради детей. Ради самих себя… Не хотели стать врагами. Сейчас она замужем за тем самым адвокатом.

Я не сразу понимаю, что он сказал. Смотрю на него в полном ошеломлении.

– Подожди. Она… замужем за этим адвокатом? Я не ослышалась?

Он кивает. Все тот же спокойный, но сейчас немного печальный взгляд.

Официант возвращается, сервирует стол. Мы молчим, пока он расставляет приборы. Я в шоке. Странная смесь из недоумения, растерянности и… непонятного восхищения.

Когда мы остаемся одни, Иван продолжает, будто знает, о чем я думаю.

– Я совершил ошибку. Много лет назад. Изменил. Это было разово, глупо. Но жена меня простила, однако все было не так, как начиналось изначально. Мы отдалились. Потом, буквально несколько месяцев назад всплыли какие-то слухи, домыслы. Появилась женщина, которая все испортила окончательно. Пришла с ребенком, сказала, что он мой. Врала, но все равно… Даже когда все встало на свои места, исправить что-либо было поздно. Наши отношения давно остыли. Мы стали чужими. Решили, что честнее будет отпустить. Каждый пошел своей дорогой, хоть я и старался ее вернуть. Понял, что она счастлива с ним. Не стал лезть к ней.

Слушаю его, чувствуя, как внутри все сжимается. Потому что я не представляю, как можно пройти через такое и остаться в нормальных отношениях. Я даже не уверена, что смогу когда-либо общаться с Эдиком. Для меня это все еще гнойная рана. Открытая, болезненная. Даже дышать порой тяжело.

– Ты с этим смирился? – спрашиваю я. – И ты рад, что она счастлива?

– Да, – отвечает он. – Не держу зла, потому что сам виноват. Хочу, чтобы у нее все было хорошо. Как и у меня. Как и у тебя.

Я отвожу взгляд. Не могу выносить это спокойствие. Оно давит, потому что я сама вся в хаосе, в боли, в попытках собраться по кусочкам.

Но рядом с ним… Мне кажется, что со временем я тоже справлюсь. И как бы это ужасно не звучало, иногда мне кажется, что я даже рада измене Эдуарда. Потому что… рядом с ним я давно не чувствовала себя как прежде. Это не из-за того, что у него не было денег. Не из-за того, что я обеспечивала семью. Нет, совсем не так. А потому что раньше мы были гораздо ближе. Обсуждали все на свете, он понимал, поддерживал меня. И в какой-то момент мы стали чужими. Я же не заметила, потому что полностью окунулась в работу и не заметила холода между нами.