Читать книгу: «Искривление пространства», страница 16

Шрифт:

Незабудки на память

Уже почти не помню тех, других.

Как будто не мужчины, а фантомы

скользили в декорациях картонных.

(И пьеса сыграна от сих до сих).

Светлана Гольдман

На диване, застеленном тёмно-коричневым покрывалом, занавешенной наглухо плотными шторами из того же самого материала, что и накидка на диване, сидела с потерянным бледным лицом женщина.

В её глазах блестели искорки проступающих слезинок. Повлажневшие, они смотрят на экран телевизора, где идёт кинофильм “Большая перемена” и ничего не видят.

Кто ошибётся, кто угадает – разное счастье нам выпадает. Часто простое кажется вздорным, чёрное – белым, белое – чёрным. Мы выбираем, нас выбирают, как это часто не совпадает! Я за тобою следую тенью, я привыкаю к несовпаденью. Я привыкаю, я тебе рада! Ты не узнаешь, да и не надо! Ты не узнаешь и не поможешь, что не сложилось – вместе не сложишь! Счастье – такая трудная штука: то дальнозорко, то близоруко. Часто простое кажется вздорным, чёрное – белым, белое – чёрным.

Она сентиментальна и очень чувствительна. Слова и мелодия песни пробудили в памяти вихрь воспоминаний.

Картинка в телевизоре расплывается, сквозь неё неясными контурами проступают силуэты танцующей пары… она и Павлик – смешной, несуразный, рыжий… совсем рыжий. Смешной. И совсем неинтересный.

Во всяком случае, тогда это виделось именно так.

Сколько же лет прошло!

И было-то всё это лишь мимолётным эпизодом: маленьким незначительным событием, не затронувшим казалось бы ни одной душевной струны.

Подошёл мальчишка, пригласил танцевать.

Робел, откровенно стеснялся, боялся даже руку на плечо положить. Отводил взгляд в сторону, стоило только Яне на него посмотреть, и краснел.

Представляете, красное от смущения лицо на рыжем фоне?

Он выглядел ошпаренным.

Это было очень смешно, но трогательно.

Девушка едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться.

Тогда отчего эти несколько картинок раз за разом всплывают в памяти, когда ей становится плохо: одиноко, тоскливо, тревожно или грустно?

Танцевальный зал городского клуба. Возбуждённая молодёжь толпилась и переговаривалась полушёпотом, стоя возле стен.

Разноцветные девочки в кримпленовых и шёлковых платьишках, закрывающих коленки, с бантиками и косами, (короткие волосы считались неприличными), стояли тихо, неприметными стайками, стараясь не привлекать внимания.

Мальчишки в это время прихорашивались в туалете, причёсываясь всей командой одной расчёской, пили из горлышка “Агдам” и “Кавказ”. Для храбрости, чтобы не робеть при виде весьма недурных ровесниц, ждущих, когда их пригласят на медленный танец.

Шейк и твист тогда танцевали все. Прыгали, обливаясь потом, кривлялись, кто как умел, подражая самым активным выдумщикам, потому, что весело и можно слегка хулиганить, извиваясь, крича и прыгая вразнобой, чувствуя свободу. На то и танцы.

Квалификация танцующего, его умение, не имели значения. Главное эпатаж, способность привлечь внимание противоположной стороны ловкими движениями.

Все с нетерпением ждали медленный танец, дающий возможность и шанс прижаться, ощутить живое тело партнёра в танце, слиться с ним в едином дыхании, ощутить прилив энергии и чего-то ещё, наполняющего эмоциями.

Не имеет значения, вальс это, танго или нечто иное. Главное, чтобы была возможность потоптаться, обхватив партёра, прижаться к нему как можно теснее, войти в разговорный контакт.

Непременно хочется чувствовать его тепло, пульсацию разгорячённой крови и некое единение, способное вскружить голову.

В танце можно вести себя относительно вольно, например, поцеловать в щёчку. Это допустимо – все так делают.

Зазвучала очередная мелодия, приглашающая к парному танцу. Мальчишки зашевелились, спешили пригласить приглянувшихся девочек.

Отказывали редко, по большей части с удовольствием соглашались. Не так много возможностей в те годы было развлечься и отдохнуть.

“Оглянись, незнакомый прохожий, Мне твой взгляд неподкупный знаком. Может я это, только моложе, Не всегда мы себя узнаём. Ничто на земле не проходит бесследно, И юность ушедшая всё же бессмертна. Как молоды мы были, Как молоды мы были, Как искренне любили, как верили в себя… “ – прочувствованно пел Александр Градский.

Рука партнёра уже не на плече, другая прижимает к себе, по-хозяйски устроившись чуть ниже спины, вспотевшими от вожделения руками.

Сопротивления нет, зато есть некие неосознанные желания, не вполне оформленные, но яркие.

У мальчишек мечты. Размытые, неосознанные.

Девчонки тоже грезят, но в несколько ином направлении. Им хочется любви и галантного обхождения.

– Генка дурак, взял и поцеловал, я его просила, – заливается слезами Света, – давайте уйдём отсюда,

– Мальчишки совсем совесть потеряли. Не дай им отпор – на глазах у всех под блузку полезут, – вторит ей Верочка.

– Да будет вам, девочки. Не нравится – не танцуёте.

Яна стояла в сторонке, выделяясь невесомостью силуэта и необычным покроем платья – объёмного, расклешённого, украшенного вытачками и сборками. Она сшила его сама.

Кажется, начни она сейчас кружиться, и платье взлетит бабочкой.

Лицо девочки откровенно светилось счастьем.

Яна стоит неподвижно, однако создавалось впечатление, будто девочка порхает. Две длиннющие толстые косы – одна сзади, другую она теребит то и дело, покусывая за кончики волос. Причёску её дополняет огромного размера бант из того же материала, что и платье. Не девочка – куколка.

Мальчишки, кучкуюшиеся неподалёку от стайки девочек, показывали на неё пальцами, но никто не решался подойти и пригласить.

Яне всего пятнадцать лет. Она ещё не может похвастаться рельефными формами и очарованием зрелости. Пришла посмотреть, а не принимать участие в шумном мероприятии. На внимание к своей персоне она не рассчитывает.

Не так много интересного в малюсеньком провинциальном городишке, чтобы отказаться от возможности побывать в центре весёлого шумного сборища.

Как же здесь весело. И подружки, они тоже рядом. Стоят, сбившись в тесный круг, шепчутся, смотрят во все глаза, мечтая, что их тоже пригласят и обнимут. Ведь и они скоро станут взрослыми.

Очень уж хочется поторопить долгожданное событие.

Отчего их никто не замечает!

Яночку пригласили. Неприметный стеснительный мальчишка, немного старше и выше её, рыжий, конопатый.

Правда у него удивительно яркие, почти синие глаза, но бледная кожа и совсем нет ресниц. Во всяком случае, их не видно. Веснушки танцуют по всему лицу, особенно под глазами. Фигура вполне спортивная: мышцы на руках и шее отчётливо бугрятся. И движения ловкие.

Танцует мальчишка легко. Не просто топчется – кружит по периметру зала.

У Яночки дух захватило от его темперамента. Платье её развевается, взлетает до самой талии, обнажая коленки и стройные ножки.

Двигается мальчишка усердно, но смешно закидывает назад ногу, словно прыгает на скакалке. Яне смешно и неловко в паре с таким шустрым кавалером. Она то и дело придерживает подол, чтобы зрителям не удавалось узреть трусики. Увы, других парней, желающих её развлекать, не было.

На самом деле подружки ей завидовали. У них и таких кавалеров не было, а если кто и приглашал, прилипали похотливо и сопели, топчась на месте – не танцевали, а ощупывали и оглаживали дрожащими потными руками.

Павлик, так мальчик представился, не отпускал Яну весь вечер и вызвался её провожать. Более того, у подъезда, когда пришло время расставаться, вдруг обрёл уверенность и заговорил.

– Яночка, я завтра ухожу в армию. Дождись меня, пожалуйста.

– Я же не знаю тебя совсем. Зачем мне тебя ждать? Да и рано ещё о таком думать.

– Это неважно. Ты мне очень нравишься. Только я раньше подойти к тебе, стеснялся. А завтра в армию ухожу. Времени уже нет знакомиться. Что мне делать? Мне кажется – это любовь, слышишь, как стучит моё сердце?

– Мне пятнадцать лет. С чего ты решил, что я, школьница, буду тебя ждать! Ты мне неинтересен. Во всяком случае, не сейчас. Мне об учёбе думать нужно. Какая любовь после пары танцев? И вообще, у меня есть парень. Да-да! Красивый, сильный. Между прочим, он музыкант. И любит меня, по-настоящему.

– Зачем ты тогда со мной танцевала, отчего, не отказала? Я бы не надеялся. Дождись, прошу тебя! Я терпеливый. Буду ждать, пока не подрастёшь. Яночка, милая, не говори ничего такого. Ты ещё маленькая, я понимаю. Когда я приду из армии, тебе будет семнадцать. Во всяком случае, будешь способна принимать решения. Осталось-то всего ничего. Только помни обо мне. Можно, я письма писать буду, можно?

– Кто тебе не даёт, пиши.

– А ты, ты мне напишешь?

– Откуда я знаю. Свалился как снег на голову и вопросы всякие задаёшь.

– Приходи провожать меня в армию.

– Ну, уж, нет, ещё подумают чего-нибудь дурное.

– А насчёт любимого, правду сказала или пошутила?

– И да, и нет. Женился любимый мой. Сдулся, словно воздушный шарик, который иголочкой укололи. Только ты ничего не подумай. Мы даже не целовались. Просто он за мной два года ухаживал. Жениться обещал. Тоже рассказывал, что подождёт, пока вырасту. Он намного старше меня. Не пойму, чего это я тебе исповедуюсь, ты что, священник? Так я в бога не верю. Сказки всё это. Собрался служить, ну и пожалуйста, чего тебе от меня нужно?

– Спасибо, обнадёжила. Теперь я спокоен. Жди меня. Я тебя люблю! Честно-честно.

Прошло два долгих года.

Сколько всего произошло – не упомнить. Яночка выросла. Теперь это не та воздушная девочка-подросток.

У неё замечательная стройная фигурка, осиная талия, рельефный бюст. Вместо кос модная причёска. Движения и жесты обрели женственность и плавность, граничащие с кокетством. Взгляд, излучает уверенность.

Десятый класс. Вот уже и последний звонок отзвучал, опечалив и обрадовав одновременно. Осталось только выпускные экзамены сдать и свобода. Яночка уже подала документы в медицинское училище.

Неожиданный звонок в дверь и на пороге он, Павлик.

– Я вернулся, любимая! А ты повзрослела. Красивая, стройная. Настоящая фея.

– Вижу, что вернулся. И чего тебе!

– Мы же договорились, что ты будешь ждать. Я ещё у родителей не был, сразу к тебе. Не представляешь, как рад тебя видеть!

– Три года пропадал, вдруг вспомнил, вернулся. Ну, здравствуй! И прощай. Некогда мне. К экзаменам готовлюсь. Сдам, тогда приходи. Будет настроение, поговорим. А обещаний я не давала.

– У тебя кто-то есть… я имею в виду юноша, друг.

– Мне подружек достаточно. Мальчишки – все-все предатели.

– Ты ошибаешься. Я однолюб. Кроме тебя мне никто не нужен. Вот с документами вопросы решу и в Москву поеду, деньги на свадьбу зарабатывать. У меня там друзья, сослуживцы. Они помогут устроиться. Если хочешь, бросай всё и давай со мной. Я справлюсь, вот увидишь.

– Жениться-то на ком собрался?

– На тебе, Яночка, на тебе. Ты мой единственный цветочек. А это тебе на память. Именно такой я тебя представлял все эти годы. Только тем и выжил, – Павлик протянул малюсенький букетик незабудок.

Девушка машинально протянула руку, засунула в букетик нос. Аромат весны вызвал приятные ассоциации. Яна улыбнулась, но следом изобразила серьёзность.

Разговор не клеился. Вскореони расстались.

Яна села за учебник, но никак не могла сосредоточиться. Она долго не выпускала из рук незабудки, затем засунула их в томик стихов Фета, захлопнула книжку и поставила её на полку.

– На память, ну-ну!

Через несколько дней, после сданного удачно очередного экзамена, мальчишка пришёл, пригласил Яну на озёра, загорать и купаться.

Июнь начался по-настоящему летним зноем. Дома было душно и неуютно. Девушка согласилась, приоделась, сделала причёсуц. На всякий случай. Женщина всегда должна быть во всеоружии. Это не обсуждается. Так нужно.

Павлик ждал на такси с полной сумкой съестных припасов.

Место он отыскал уединённое, желая обсудить совместное будущее, о котором он мечтал. Обещал любить и обеспечить всем-всем. Сказал, что будет очень стараться.

Увы, Яна не разделяла его фантазий. Она так ему и сказала.

Девушка была с Павликом довольно груба и категорична.

Парень вёл себя серьёзно, очень корректно. Ужасно расстроился её холодности. Однако надежды не потерял. Сказал, что устроится в Москве и приедет за ней.

Потом они разделись и побежали купаться.

Юноша предстал перед девушкой стройным, атлетически сложенным, с набухшими на руках венами и узловатыми, налитыми силой мышцами. Только совсем белокожим. Девушка засмотрелась.

– А он ничего… и улыбка…

Первым в воду вошёл Павлик. Вся его спина была испещрена прыщами. Яночку передёрнуло от созерцания неприглядного зрелища. Она остановилась как вкопанная, секунду подумала и пошла одеваться.

– Ты чего, Яночка? Вода совсем тёплая.

– Расхотелось что-то. Купайся, и поехали обратно.

– Такси только через четыре часа вернётся.

– Значит, пойдём пешком. Я устала.

В Москве Павел устроился основательно. Сослуживцы не обманули, помогли с работой и с жильём.

Немного погодя, накопив денег, юноша приехал за Яной. Она уже училась в областном центре на фельдшера.

Отыскал её, засыпал подарками, звал с собой.

Тщетно. Презенты Яна не приняла, от предложения отказалась. За заказанные в кафе кушанья заплатила сама и ушла, оставив ему на память лишь лёгкий запах духов и пустоту равнодушия.

Даже не обернулась, чтобы посмотреть на реакцию Павла.

А он плакал.

Сильный мужчина, два года смотревший в глаза смерти на войне в Анголе, куда занесли его обстоятельства, вынужденный выживать и выживший вопреки всему, потому, что мечтал о ней, своей Яночке.

В одном из боёв он попал в плен. Боевики привязали его к дереву на болоте, обмазали спину чем-то тягучим, сладким. Почти сутки его грызли москиты. Спасли друзья-однополчане. Думали, не выживет. Справился. В беспамятстве бредил Яночкой – хрупкой, невесомой девочкой, в которую влюблён был без оглядки.

Обо всём этом Яна узнала случайно от его друга.

Вспомнила про засушенные незабудки, подаренные “на память”.

Погрустила, расплакалась, даже хотела отыскать этого настырного Павлика.

Кто же мог знать?

“Я за тобою следую тенью, Я привыкаю к несовпаденью…” Эта фраза и сама мелодия, крутились у неё в голове, словно звук на заезженной пластинке, не отпуская.

Она тоже выбирала. Несколько раз ей казалось, что это любовь.

Первый её принц оказался алкоголиком и абсолютным альфонсом. Это открылось спустя годы, когда повязала себя с ним основательно.

Освободил он Яну от каторжного образа жизни фактом трагической смерти.

Погоревав, женщина остановила свой жаждущий любви взор на латентном ловеласе. Он основательно разжёг её чувственность, влюбил и тут же окунулся в мир тотальных измен.

Годы переживаний сделали Яну старухой. Удивительно, но и этот избранник ушёл из жизни трагически, решив свою судьбу в неудачной автогонке, когда показывал свою лихость очередной зазнобе.

Несколько лет уже живёт Яна в одиночестве и постоянно вспоминает Павлика – рыжего-рыжего, доброго, сильного. Любящего.

Иногда ей на глаза попадается тот томик стихов, где засушена мальчишеская чистая любовь, то стихи, напоминающие о том же.

Теперь пронзительная песня. “ Мы выбираем, нас выбирают…”

Кто бы научил, как определить, что настоящее, а что только кажется таким.

влюблён был без оглядки.

Обо всём этом Яна узнала случайно от его друга.

Вспомнила про засушенные незабудки, подаренные “на память”.

Погрустила, расплакалась, даже хотела отыскать этого настырного Павлика.

Кто же мог знать?

“Я за тобою следую тенью, Я привыкаю к несовпаденью…” Эта фраза и сама мелодия, крутились у неё в голове, словно звук на заезженной пластинке, не отпуская.

Она тоже выбирала. Несколько раз ей казалось, что это любовь.

Освободил он Яну от каторжного образа жизни фактом трагической смерти.

Теперь пронзительная песня. “ Мы выбираем, нас выбирают…”

Кто бы научил, как определить, что настоящее, а что только кажется таким.

Неодолимое влечение

Знаешь, милый, ведь будет здорово,

Если все это – не в бреду!..

Это я, твоя помощь скорая.

Вызывай меня. Я приду…

Алёна Сократова

Наивная, знаете ли, иллюзия, что можно изжить проблему, намертво зависшую в черепной коробке с помощью примитивных манипуляций с совсем другим предметом и местом, даже стыдно признаться с каким.

Спасаясь от депрессии и гормонального стресса в необратимой стадии мужчины, впервые познавшие неодолимое влечение, неожиданно и вдруг превращаются в пугливых романтиков, не думающих о грядущих последствиях.

Не все, конечно не все.

Сначала они думают, что попали в сказку. Наркотический гипноз любовного транса дурманит всерьёз. Иногда надолго. Но жизнь меняет местами приоритеты.

Евгений Данилович на беду ли, на радость влюбился без памяти в Регину Валентиновну, руководителя отдела консалтинга, непосредственного руководителя.

Дама была горда и неприступна, знаков внимания не замечала или делала вид, что ей таковые безразличны.

Полгода, даже больше смотрел он на желанную цель оленьими глазами, намекал, старался быть полезным, нужным.

Конечно, она не была единственным объектом вожделения, но сопротивление, нежелание понять очевидное предпочтение, степень желания обладать, подогревали агрессивный эгоизм, мечтающий о реванше.

У него ведь тоже кое-какие достоинства имеются.

Он был молод, умён, амбициозен. Она – успешна, элегантна, респектабельна, ненавязчиво привлекательна.

Этого было недостаточно для воспламенения чувств, но капризность и строптивое тщеславие выдвинули неоспоримые аргументы – желание доказать, что он тоже азартен и дерзок.

Регина Валентиновна сдалась. Если быть точнее – взяла мятежника в плен, только он по молодости и неопытности этого не заметил.

Она позволила самую малость вольности – лишь прозрачный намёк на возможный контакт, отчего у парня мгновенно снесло крышу. Его с головой накрыло болезненное ощущение отчуждения, изъятия из собственного тела, когда сознание испаряется бестелесным облачком, взмывая над самим собой, и плывёт в сторону яркого света.

Евгений завис над самим собой и наблюдал, гадая – что будет, если…

А ничего в принципе не было. Медленный танец впритирку, изумительный интимный запах – земляничная поляна в июльский полдень или нечто подобное.

Ни до, ни после ни с одной из женщин Костин не чувствовал даже подобия пережитого транса.

Это позже красиво и чувственно как ускользающие в перспективе бесконечного до самого горизонта пространства корабельные паруса, проплывали в тишине неразрывного единения минуты, часы, даты в календаре, рождая немыслимые, мелькающие в разноцветном мареве насыщенные азартом лихорадочного возбуждения эмоции.

Беззвучно, обозначая своё присутствие лишь едва уловимым ароматом греховных импульсов, передвигалась она по комнате, с лёгким шелестом ныряла под одеяло. Устоять было невозможно.

Её нежная плоть изнывала от любви. Она была удивительна, волшебна.

Лишь однажды.

Больше Регина Валентиновна не подпускала к себе достаточно близко, практически перестала его замечать.

Евгений Данилович не мог понять – что сделал не так.

Всё было сложно и одновременно просто – разница в возрасте лишала её шанса на серьёзные отношения.

Время остановилось, кружа голову, как случается, когда теряешь сознание. Неожиданно и вдруг ниоткуда выросла стена отчуждения, за которой была пустая, туманная бесконечность, лишённая света и воздуха, а по эту сторону – ворох неразрешимых проблем: равнодушие, апатия и жестокий холод.

Возможно, это была стратегия, но скорее всего тактика, потому, что короны и триумфальные регалии победительница не демонстрировала. На службе она была боссом, вне стен заведения – одинокой женщиной.

Поход в ресторан Регина решительно отвергла, но театральную постановку посетили рука об руку.

Юный воздыхатель надеялся на пикантное продолжение, но на выходе её ожидало такси.

Поцелуй в щёку и благодарный взгляд были наградой за проведённое совместно время.

Евгения Даниловича трясло. Он был весьма впечатлителен: сценарий романтического рандеву был отрепетирован и поминутно пережит в воображении. Подобный облом невозможно было предвидеть.

Регина Валентина не хотела привязываться, хотя чувствовала не просто симпатию. Она ступала по краю пропасти, почти поддалась очарованию страсти, преодолеть которую необходимо немедленно, пока не накрыл девятый вал.

Что с Евгением творилось, как его ломало – не передать словами.

– Что о себе возомнила эта старуха, она вдвое старше меня – бессильно орало его эго, – я целовал и ласкал её исключительно из сочувствия! Соблазнительных девчонок, мечтающих провести со мной время, вагон и маленькая тележка. А она… так бездарно провести целый вечер, который мог посвятить… хотя бы Верочке из планового отдела, юной малышке, готовой для него на всё.

В понедельник Евгений Данилович набрался смелости, пришёл в её кабинет, – что это было, Регина?

– Остыньте, юноша. Учитесь укрощать эмоции. Вы в моём кабинете. Прежде чем предъявлять претензии, необходимо усвоить правила хорошего тона. Я вам чем-то обязана? “Мне всё равно – вы просто спите или с кем-то. Мне всё равно. Я всё равно не сплю”. Стихи Катеньки Горбовской. Ты озабочен единственным случаем, когда наши интимные колебания случайно вошли в резонанс? Считаешь, что приобрёл бессрочный абонемент на интимное обслуживание? Я тебя разочарую. Это такая свобода – дышать ничьей. Найди более подходящий объект для соблазнения. Будь реалистом – ты не Апполон.

– Тебе не понравилось, не верю! Твоё тело сводила судорога. Ты кричала, билась в экстазе.

– Не рефлексируй. Наверно у меня слишком долго не было мужчины.

– Допустим. Но в кино я тебя сегодня могу пригласить?

– У меня другие планы. Зачем я тебе? Пригласи Верочку.

Евгений Данилович вспыхнул, – вот ещё! У меня нет денег на подгузники.

– Любишь старых тёток? Теперь это модно.

– Не понимаю! Ты дашь фору многим и многим.

– А потом, потом, что, юноша! Через десять лет что… впрочем, к чему эта дискуссия? Покиньте помещение. Вы мне не интересны, юноша.

Вечером, рассчитав поминутно время, достаточное для появления её в собственной квартире, Евгений позвонил, – слушаю, – ответила хозяйка.

– Я внизу, у подъезда.

– Мальчишка, наглец! Впрочем… ладно, заходи.

Сердце выпрыгивало от счастливой возможности доказать – это не блажь.

Беззвучно прошелестев навстречу влажной простынёй, Регина обозначила своё присутствие едва уловимым запахом греховных импульсов, – ополоснись.

Евгений с остервенением намыливался, предвкушая зажигательную феерию. Всякое терпение имеет предел. Он буквально изнемогал от желания.

Регина Валентиновна встретила его из ванной причёсанной и одетой, – извини, ты слишком долго купался, настроение пропало. Если не хочешь чая – тебе пора.

– О-кей, шалунья, о-кей, – закричал Евгений, – ты меня разозлила. Я женюсь, между прочим! Как бы тебе не пожалеть.

– Так я и думала. Дай угадаю. Верочка. Определённо она. Тебе не откажешь во вкусе. Тонкая, звонкая. Возможно девственница. Поздравляю!

– С тебя поцелуй. Отеческий.

– Дерзай, папочка. Только не увлекайся.

Казалось бы, ничего особенного не произошло: лёгкое, почти невесомое соприкосновение губ, а по жилам заструились чувственные ручейки непонятной природы электрических импульсов, ускоряющих бег времени и биение сердечной мышцы.

Он торопился, боялся, что Регина передумает, потому изобразил чрезмерный, несоизмеримый с её и своим желанием избыток страсти, который не соответствовал силе возбуждения, хотя одно её присутствие насыщало воздух терпким ароматом грешных мыслей.

Не был Евгений готов к страстной схватке сию минуту. Или испугался фиаско.

– Брэк, юноша, – прервала неудачную попытку любовника Регина, – ты сегодня не в форме.

– Дрянь, ты специально всё испортила, намеренно это подстроила!

– Ты переневничал, устал. Так бывает. Дрянь на первый раз прощаю.

Лучше бы она устроила истерику. Как после этого смотреть Регине в глаза, как!

– Давай полежим. Просто так. Расскажи мне про Верочку. Ты её любишь?

– Нечего рассказывать. Знаешь ведь – я тебя люблю.

– Глупости. Сам-то веришь в эту чушь? Сравни моё тело и её. Успокойся.

Спустя час или около того секс случился. Теперь Регине не в чем было упрекнуть любовника. Она провалилась в гипнотический транс, была вполне счастлива, но не могла в этом признаться Евгению. Слишком велика цена возможного разочарования: рано или поздно любимый поймёт, что опытность – не приз, скорее имитация праздника.

Он звонил, она решительно пресекала желание встретиться, отвергала попытки поговорить.

По ночам женщина плакала – почему он раньше не встретился!

Евгений в пылу нахлынувшего негодования отправлялся к Верочке, иногда к другим безотказным подружкам.

Регина смотрела на него холодно, безучастно.

– Ты меня любишь, – то и дело вопрошала счастливая невеста.

Евгений Данилович отвечал размыто, неопределённо, используя двусмысленные формы речи, предоставляющие лукавую возможность думать что угодно.

Девушка не чувствовала подвоха, она была влюблена без памяти.

Все-все, даже родители, знали, что у неё есть жених.

Беременность никого не удивила. День бракосочетания был назначен.

Верочка бредила предстоящим торжеством.

Евгений избегал встреч с Региной Валентиновной на работе, но каждый вечер звонил.

– Почему, – спрашивал он, – я хочу тебя. Люблю! Тебя хочу, понимаешь! Только ты мне нужна.