Холодное золото

Глава 3

Режиссер Юрий Княжевич жил на Моховой, в старом доме, построенном сразу после войны. Войдя в подъезд, Егоров обратил внимание на то, что в доме не было лифта. Правда, режиссер жил на третьем этаже, не так высоко. «Но как же обходятся пожилые люди, живущие на шестом?» – подумал оперативник. Он не знал ответа.

На звонок в дверь долго никто не отзывался, и Егоров позвонил снова, а затем в третий раз. И только после этого услышал за дверью медленные, неуверенные шаги. А затем услышал и голос, говоривший:

– Сейчас, сейчас… Зачем так трезвонить?

Заскрипел поворачиваемый ключ, лязгнул замок, и дверь открылась. Егоров увидел человека, когда-то высокого, теперь же согнутого годами. Глаза у Юрия Княжевича слезились, однако смотрели зорко, внимательно.

– Что-то я вас не узнаю, молодой человек, – сказал режиссер. – Вы не из нашего театра?

– Нет, Юрий Германович, я не из вашего театра, – ответил капитан Егоров. – Я вообще не из театра, я из милиции, из уголовного розыска. Вот мое удостоверение.

– Зачем мне ваш документ? – проговорил режиссер. – Я и так вижу, что вы имеете отношение к охране порядка, ко всем этим расследованиям. Меня, знаете ли, трудно обмануть. Проходите, проходите. Расскажете, какое у вас может быть ко мне дело. Даже не представляю, что за дело…

И, говоря все это, режиссер повернулся и медленно двинулся в глубь квартиры. Егоров вошел, закрыл дверь и пошел вслед за хозяином. Было видно, что он попал в жилище человека искусства. Коридор, по которому они шли, украшали фотографии знаменитых артистов, а также несколько картин. Приглядевшись, Егоров заметил, что все они были с дарственными надписями. Они миновали дверь в кухню и вошли в богато обставленную комнату. Сразу бросался в глаза большой письменный стол, кресло перед ним и ряды книжных шкафов. Видимо, это был кабинет режиссера.

Княжевич указал гостю на стул, а сам опустился в кресло.

– Итак, что же вас привело ко мне, товарищ из уголовного розыска? – спросил он. – Давайте попробую угадать. Может быть, у кого-то из моих соседей украли велосипед? Или старушку Зинаиду Авдеевну с пятого этажа покусала собака красавицы Ирины, живущей на шестом?

Судя по этим словам, у старого режиссера было хорошее, даже отличное настроение, он был склонен шутить. Было жаль огорчать старого режиссера, но у Егорова не было выбора.

– К сожалению, у меня более печальный повод для визита к вам, – сказал он. – Дело в том, что…

– Подождите! – попросил собеседника Княжевич. – Я понимаю, что вы хотите сказать! Кто-то умер, кто-то из близких мне людей. Кто?

– Виолетта Игоревна Леонидова, – ответил Егоров. – Прошедшей ночью она была убита в своей квартире.

Он замолчал, понимая, что для его собеседника эта новость имеет особое значение. Нельзя спешить с обычными для его профессии вопросами, выуживать из хозяина квартиры на Моховой информацию. Юрий Княжевич должен оправиться после такого удара судьбы.

А для старого режиссера это был действительно удар. Он закрыл глаза, побледнел.

– Виолетта! – произнес он, открывая глаза. – Кто бы мог подумать? Самая живая, самая веселая из всех, кого я знал, кого учил! Вы говорите, убита?

– Да, убита этой ночью, – повторил капитан.

– Как это несправедливо! – режиссер покачал головой. – Как неправильно! Было бы понятно, если бы нож убийцы был направлен на меня. Ведь мне, в сущности, уже незачем жить, длить это постылое существование. Но она… Так вы, значит, ищете убийцу? Это нужное дело. Только не понимаю, чем я могу быть вам полезен. Я ведь давно не видел Виолу. Правда, мы иногда общались по телефону…

– У нас есть основания полагать, что убийство совершено с целью ограбления, – начал объяснять капитан. – В театре мне рассказали, что Виолетта Игоревна собирала коллекцию драгоценностей. И я хотел у вас узнать, так ли это. Также мне хотелось получить представление, насколько велика была эта коллекция, какие предметы туда входили. Вы что-то знаете об этом?

– Ее бриллианты! Ну конечно! – воскликнул Княжевич, всплеснув руками. – Знал ли я о ее коллекции? Конечно же, знал. Об этом знали все, кто с ней был близко знаком. Она все время говорила об этом своем увлечении. Она жить не могла без этих своих стекляшек.

– Насколько велика была эта коллекция? – спросил Егоров. – Какие предметы в нее входили?

– О, это было довольно обширное и очень ценное собрание, – проговорил режиссер. – Я помню диадему, которая относилась к эпохе Екатерины Великой, бриллиантовое колье, серьги в тон этому колье, алмазную заколку… А перстни? В коллекции имелись две дюжины колец и перстней, и все золотые, украшенные изумрудами. Ну, и вещи попроще – жемчужные бусы, серьги…

– Как Виолетта Игоревна приобретала драгоценности? Где находила продавцов? – спросил капитан.

– О, это тоже была целая история, и довольно увлекательная, – проговорил режиссер. – У Виолы постепенно сложились обширные знакомства в среде людей, которые интересуются антиквариатом, в том числе старинными драгоценностями.

– Так она старалась купить не просто дорогие, ценные вещи, но вещи старинные? – уточнил капитан.

– Да, конечно! – последовал ответ. – Виолетта была человеком очень любознательным и тщеславным. Ей льстило, что она носит вещь, которая принадлежала знаменитым людям, может быть, самой императрице… Она знала историю каждой своей вещи, могла ее рассказать…

– Мне в театре говорили о ее последнем приобретении – каком-то необыкновенном ожерелье, – сказал Егоров. – Вы не видели это ожерелье?

– Нет, не видел, – режиссер покачал головой. – Я вам уже говорил в начале нашей беседы – я давно не виделся с Виолеттой. Когда-то мы были близки… очень близки. Но все же сказывается разница в возрасте – ведь она на двадцать лет моложе меня. И интересы у нас тоже в значительной степени разные. Я никогда не мог разделить ее интереса к этим драгоценностям. Так что я не видел ее, наверное, уже три месяца. В последний раз мы виделись в июне. И тогда не было речи о новом ожерелье.

– Значит, вы не знаете, у кого она могла его купить?

– Понятия не имею.

– Скажите, а еще кто мог знать о коллекции Леонидовой, кроме ее коллег по театру?

– Кроме людей театра… – произнес Княжевич и задумался. Потом тряхнул головой и произнес: – Пожалуй, это были люди, причастные к музыке. Музыканты филармонического оркестра, известные исполнители, дирижеры… Да и просто любители хорошей музыки и сольного пения. Знаете, я припоминаю одного такого страстного почитателя Виолы. Он ходил на все спектакли с ее участием и всегда преподносил ей огромные букеты цветов. Ему разрешали входить за кулисы, он даже стал в театре, так сказать, своим человеком. Виола даже несколько раз ходила с этим человеком в рестораны…

– А кто этот страстный почитатель? – заинтересовался капитан. – Вы его знаете?

– Да, мы несколько раз виделись в театре, – сказал Княжевич. – Его звали… сейчас, одну минуту…

Режиссер встал, с трудом дошел до своего письменного стола, открыл один ящик, потом другой… Наконец он нашел то, что искал – старую записную книжку. Полистал ее и нашел нужную запись.

– Вот, записывайте, – сказал он. – Этого человека зовут Борис Маркович Шварцман. Его адреса у меня нет, но есть номер телефона, сейчас я вам его продиктую.

И режиссер продиктовал номер домашнего телефона меломана. Егоров записал эти данные, после чего спрятал блокнот и поднялся.

– Большое вам спасибо, Юрий Германович, – сказал он. – Вы мне очень помогли. Выражаю вам свои соболезнования в связи с гибелью Виолетты Игоревны.

– Да, спасибо за теплые слова, – ответил старый режиссер. – А вам я желаю обязательно найти этого негодяя, который убил Виолу. Он должен получить справедливое наказание!

Выйдя от режиссера, капитан Егоров на минуту задумался. Куда идти в первую очередь? Следует ли немедленно заняться страстным почитателем таланта Виолетты Леонидовой Борисом Шварцманом или сначала нужно повторить осмотр ее квартиры? Шварцман, как человек, постоянно общавшийся с певицей, мог знать о ее знакомых, о человеке, который продал певице роковое ожерелье. Поэтому поговорить с ним капитану очень хотелось. Но, с другой стороны, он ведь так и не знал: действительно ли певица была ограблена? Вдруг при повторном обыске бриллианты найдутся?

После недолгого колебания капитан сделал выбор и поехал на квартиру убитой.

Поднявшись на площадку третьего этажа, где жила Леонидова, он внимательно осмотрел печати, которые сам же сегодня днем наложил, а затем открыл дверь, запертую на этот раз на оба замка. При этом он пользовался ключами, которые забрал у домработницы Петровой.

Повторный обыск он начал с того, что обошел всю квартиру и внимательно ее осмотрел. А затем постарался представить, где такой человек, как Леонидова, мог прятать самое дорогое, чем владел. Он сразу исключил разного рода тайники в удаленных местах, таких как сливной бачок в туалете или мусорное ведро с двойным дном. Нет, такой человек, как Виолетта Леонидова, ни за что не станет прятать драгоценности в подобных местах! Бриллианты для нее – прежде всего предмет искусства, нечто прекрасное, и только после этого – богатство. Она ими постоянно пользовалась, надевала то ожерелье, то серьги. Значит, драгоценности должны храниться где-то под рукой у певицы, в таком месте, куда всегда есть доступ. Но в то же время она вряд ли стала бы хранить их в гостиной, где могли сидеть ее гости. Скорее всего, надо искать в спальне. И капитан направился в спальню певицы.

Здесь он также не спешил осматривать полки шкафа, где хранилась одежда и белье, не стал открывать ящики прикроватной тумбочки. В эти места во время уборки могла заглядывать домработница, и в них нельзя было держать сокровища. Капитан встал посреди спальни и попытался представить себя на месте погибшей певицы. Общаясь с коллегами певицы в театральном буфете, беседуя позже со старым режиссером, он успел уже кое-что узнать о погибшей, составить себе ее психологический портрет. И теперь он старался использовать это знание, чтобы понять, где ему нужно искать бриллианты.

Так Егоров стоял некоторое время, затем еще раз медленно оглядел комнату – и шагнул к старинному трюмо. Разумеется, домработница протирала этот предмет каждый день. И все же капитану казалось, что этот предмет, сам воплощение старины, воплощение мебельного искусства, как нельзя лучше подходил для того, чтобы стать тайником для сокровищ.

Егоров провел рукой по раме, погладил ее. Одновременно он искал на ней какой-то выступ, что-то, что могло привести в действие пружину. Нет, на раме такого выступа не оказалось. Тогда он присел на корточки и стал проделывать то же самое с подзеркальником. И когда он провел рукой по нижней стороне подзеркальника, то нащупал не выступ, а, наоборот, углубление. Он опустил туда палец, надавил – и вдруг что-то щелкнуло, и из подзеркальника сбоку выехал небольшой узкий ящик.

Егоров встал, попробовал взять этот ящик. Это получилось без труда: ящичек просто стоял на подставке, которая свободно двигалась, выезжая из подзеркальника и уходя обратно, если нажать. Ящичек, который капитан держал в руках, сам был драгоценностью – он был сделан из янтаря. Егоров открыл крышку. В ящичке было два отделения – побольше и поменьше. «Скорее всего, в большом хранились крупные вещи, – подумал капитан. – Ожерелья, диадема, колье и тому подобное. А в другом, маленьком, лежали серьги, броши, перстни, кольца…» Увы: сейчас там ничего не лежало. Оба ящика были пусты.

Глава 4

Итак, Егоров установил причину, по которой было совершено убийство Виолетты Леонидовой. Это было ограбление, убийца унес с собой всю коллекцию, собранную певицей. Перед оперативником сразу вставало несколько вопросов. Каким образом грабитель собирался распорядиться награбленным? «Вряд ли убийство совершил такой же коллекционер, каким была сама Леонидова, – размышлял капитан. – Что-то я не слышал о таких преступлениях».

Значит, убийца постарается похищенное продать. Где он будет это делать? Тут есть два варианта. Либо он понесет свою добычу в комиссионный магазин, либо у него есть знакомый скупщик. У сотрудников МУРа имелись сведения о сотрудниках комиссионных магазинов, которые были склонны брать на реализацию краденые вещи. В частности, имелись три ювелирных магазина, которые могли взять такой товар, не задавая лишних вопросов. Все эти магазины следовало немедленно посетить и побеседовать с их сотрудниками.

Также в милиции знали четверых людей, которые могли купить драгоценности. Не для себя, конечно, – для дальнейшей продажи любителям «камешков». Эти же люди занимались и продажей. А может быть, услугами этих перекупщиков пользовалась и Леонидова? Капитан взглянул на часы: шел одиннадцатый час. Ювелирные магазины сейчас, конечно, закрыты, обращаться туда нет смысла. А вот перекупщики – люди деловые, ложатся спать поздно. Есть смысл поговорить с кем-то из них на сон грядущий. И Егоров направился к телефону.

Вначале он позвонил в родной МУР, в отдел, который занимался мошенниками – именно по этой статье проходили люди, занимавшиеся незаконной скупкой и продажей драгоценностей.

– У телефона капитан Егоров, – сказал он, когда на другом конце телефонной линии сняли трубку. – С кем я говорю?

– Здесь лейтенант Кузнецов, – ответил сотрудник, находившийся на дежурстве.

– А, привет, Игорь! – сказал Егоров, хорошо знавший молодого лейтенанта. – Слушай, мне нужны данные скупщиков. Я помню, у нас их числится четыре человека. Дай мне их адреса, а если у кого-то есть телефон, то и номера дай.

– Ты каких скупщиков имеешь в виду? – спросил лейтенант. – А то у нас разные имеются: машин, драгметаллов, мехов…

– Нет, мне нужны скупщики драгоценностей, – объяснил капитан. – Понимаешь, мне поручили расследовать убийство певицы Леонидовой, а это дело связано с хищением бриллиантов.

– Теперь понятно, – ответил Кузнецов. – Значит, дело обстоит таким образом. Таких скупщиков у нас действительно было четверо. Но буквально неделю назад одного из них, Константина Кибрика, осудил суд, и он отправился отбывать срок. Таким образом, их осталось трое. Телефон имеется только у одного из них – у Славы Кабукия. Сейчас я тебе дам его данные, а также остальных двоих. Записываешь?

– Сейчас запишу, – отвечал Егоров. – Но почему твой обладатель телефона имеет такое детское имя – Слава? А полное его имя как звучит?

– Никак, – отвечал лейтенант. – Он с Кавказа, а там странные представления об именах. Он и по паспорту так именуется – Слава Джумбатович… Так ты готов? Диктую.

И лейтенант продиктовал Егорову данные скупщиков. Капитан их записал, положил трубку – и тут же снова ее снял. Теперь он звонил тому единственному торговцу драгоценностями, у которого имелся домашний телефон. Ведь это средство связи имелось далеко не у всех москвичей, а только у избранных счастливцев.

Трубку на другом конце провода сняли далеко не сразу. «Спит он, что ли? – удивился Егоров. – При его профессии вроде рано ложиться. Тем более восточному человеку».

Но вот на другом конце провода сняли трубку, и капитан услышал низкий голос, который произнес с легким акцентом:

– Я слушаю.

– С вами говорит капитан Егоров из отдела по расследованию убийств, – представился оперативник. – Скажите, Кабукия, вам сегодня приносили какие-либо драгоценности? Только не говорите мне, что вы в глаза не видели никаких бриллиантов и изумрудов, что вы целыми днями трудитесь на заводе. Мы знаем, чем вы на самом деле занимаетесь. И если будете играть в молчанку, я вас быстро отправлю туда, куда только что отправился один ваш коллега по фамилии Кибрик.

– Зачем же сразу думать о человеке плохое? – с легким упреком произнес кавказец. – Я еще ничего не сказал, рта не успел открыть, а меня уже обещают за решетку отправить. Ты так меня напугал, капитан, что я уже успел забыть, что ты, собственно, спрашивал. Повтори, если тебе не трудно.

Егоров глубоко вздохнул, чтобы унять нарастающее раздражение, и повторил вопрос:

– Вам сегодня приносили для продажи какие-либо драгоценности?

– Ну, кое-что принес один человек, – со вздохом произнес скупщик. Как видно, это признание далось ему нелегко, но он не хотел конфликтовать с милицией, тем более с сотрудником такого грозного отдела.

– Что значит «кое-что»? – стал допытываться Егоров. – Бриллианты, жемчуг, изумруды?

– Нет, что вы! – воскликнул Слава Кабукия. – Какие бриллианты? Я давно не видел бриллиантов, только подделки. Нет, этот человек принес цыганское золото – знаете, низкой пробы. Я и брать не хотел, но мне уже давно ничего не приносили, а ведь надо на что-то жить…

– Жить, Кабукия, надо на зарплату, – сурово произнес капитан. – Значит, вы утверждаете, что ни от кого не получали в последнее время ожерелий или других изделий с драгоценными камнями?

– Нет, гражданин капитан, никаких ожерелий я давно в руках не держал! – воскликнул перекупщик. – Я понимаю, что вы мне не верите, думаете, Кабукия врет как сивый мерин, а сам драгоценные камни в бочках держит. Можете проверить, можете ко мне приехать, всю квартиру перерыть – ничего не найдете, кроме того самого цыганского золота.

– Тогда скажите мне вот что, – все так же сурово произнес Егоров. – Кто, по вашим сведениям, мог вчера продать одной женщине драгоценное ожерелье восемнадцатого века?

– Старинное ожерелье? – переспросил Кабукия. – Это интересно! Очень интересно! Я бы сам такую вещь купил, никаких денег бы не пожалел, но купил. Потому что старинные вещи в цене никогда не падают – они только растут. Вы мне вот что скажите: а кто была эта женщина, которая купила эту замечательную вещь?

– Зачем вам это знать? – нахмурился Егоров.

– Я скажу зачем, – ответил перекупщик. – Если я буду знать, кто купил, я, может, смогу догадаться, кто продал. Ведь в нашем мире все связано…

– Хорошо, я скажу, – кивнул Егоров. – Ожерелье купила одна известная певица.

– Ага, вот оно что! – воскликнул перекупщик. – Если певица, то… Знаете, есть один человек, его зовут Петр Петрович, а фамилии я не знаю. Вот точно не знаю, хоть убейте меня! Ведь в нашем мире не положено интересоваться фамилиями, адресами и подобными данными. Но насчет Петра Петровича я знаю три интересные вещи. Во-первых, что он живет где-то в Сокольниках. Точного адреса не знаю, я никогда там не был. Просто однажды, когда мы с ним общались, он проговорился, что ему от меня далеко ехать, в самые Сокольники. Во-вторых, что время от времени он продает очень редкие вещи, очень дорогие – серьги, броши, кулоны. Скорее всего, они ему по наследству достались, от родственников. А в-третьих, я знаю, что Петр Петрович очень любит музыку и собирает коллекцию редких пластинок. Вот что я об этом человеке знаю, а больше мне ничего не известно.

– Нет, вам еще кое-что известно, – настаивал капитан. – Чтобы получить все эти сведения, вы должны были с этим человеком общаться. Как давно вы встречались? Что он вам продавал?

– Ну, встречались мы, встречались… – признался перекупщик. – Когда было? Весной дело было. Он ко мне приехал, чтобы купить пластинку Клавдии Шульженко. Понимаете, он не соглашался ничего мне продать, пока я не предложил ему кое-что у меня купить. А именно редкую пластинку Шульженко. Так что это была как бы и не торговля, а обмен.

– Значит, этот Петр Петрович знал многих музыкантов, так я понимаю? – спросил Егоров.

– Да, он разбирался в музыке, знал музыкантов, – согласился Кабукия. – Потому я вам и сказал, что он мог продать этой вашей певице какую-то серьезную вещь.

Теперь капитану Егорову многое стало ясно.

– Хорошо, Кабукия, обыск я у вас проводить пока не буду, – сказал он. – Но пообщаться нам, скорее всего, еще придется.

И, не слушая ответа этого жулика, он положил трубку. Теперь у него была наводка на человека, который, возможно, продал Виолетте Леонидовой старинное ожерелье – ту вещь, из-за которой ее, может быть, и убили. Следовало как можно скорее повидаться с этим Петром Петровичем. И Егоров снова поднял телефонную трубку и снова позвонил в МУР, дежурному лейтенанту Кузнецову.

– Слушай, Игорь, какое дело, – сказал он. – Мне еще один адрес нужен. Правда, это уже не совсем по твоей части, этот человек, который меня интересует, не занимается перепродажей. Но, может быть, он у вас когда-то проходил по какому-либо делу?

– Хорошо, поищу, если очень нужно, – согласился Кузнецов. – Что за человек, какие у нас есть данные?

– Данных немного, – сказал капитан. – Зовут его Петр Петрович, живет он в Сокольниках, а еще известно, что он меломан, коллекционирует пластинки с редкими записями. Например, недавно приобрел пластинку Шульженко.

– Хорошо, поищу, – повторил свое обещание лейтенант. – Только тебе придется подождать. Перезвони мне через часок.

– Через часок? – разочарованно протянул Егоров. – А раньше не получится? Ведь сейчас уже половина двенадцатого…

– Что, спать хочется? – рассмеялся на другом конце провода лейтенант. – Ничего не поделаешь, придется подождать. Ты мне сложную задачку задал, буду решать. У меня все равно ночное дежурство, мне что полночь, что три часа ночи – все равно. Так искать или нет?

– Ищи! – твердо сказал Егоров. – Как найдешь – звони вот по этому номеру, я по нему буду.

И он продиктовал лейтенанту номер телефона Виолетты Леонидовой. После чего достал блокнот и стал заносить в него уже полученные данные, а также составлять план работы на ближайшее время. Ему уже было ясно, что даже если лейтенант Кузнецов найдет адрес неизвестного Петра Петровича, ехать в Сокольники сегодня уже не придется. «Ничего, займусь этим Петром Петровичем завтра с утра, – решил Егоров. – А если Кузнецов его адрес не найдет, пока оставлю дело Леонидовой и займусь теми двумя. У меня же не одно дело, а целых три! Надо будет с утра идти к Храпченко и Пчелинцеву, забрать то, что они уже успели собрать».

Ждать капитану Егорову пришлось почти сорок минут. Наконец раздался телефонный звонок, и лейтенант сообщил:

– Нашел я твоего Петра, представляешь? Сам не верил, что найду, но нашел. Записывай адрес.

И он продиктовал обрадованному Егорову фамилию и адрес загадочного меломана. Тот записал полученные данные, положил трубку на рычаг и направился к двери – предстояло снова закрыть и опечатать квартиру, в которой произошло убийство. Егоров уже открыл внутреннюю дверь квартиры (здесь было две двери), когда услышал телефонный звонок. Кто-то звонил ныне покойной певице. Звонил почти в час ночи. Конечно, в Москве мало кто знал о трагической кончине Леонидовой, и, конечно, такой человек, как она, мог иметь очень необычный распорядок дня. Но все равно – в этом ночном звонке было что-то крайне тревожное. И Егоров решил на него ответить. Он вернулся к телефону и уже протянул руку, чтобы снять трубку, когда аппарат вдруг перестал звонить.

Капитан еще минуту постоял над молчавшим телефоном, ожидая, не зазвонит ли он снова, а потом опять направился к выходу.