Читать книгу: «Камень небес», страница 2

4

Назавтра я не улетел. И через день аналогично. И на третий. Просвета в мою сторону не было, над посёлком висела низкая облачность. Охотники тоже не летали. И самолёты не садились, но Олега в аэропорту я встречал каждый день и соболезновал, что некого ему штрафовать. Он только посмеивался. Диспетчеры менялись: после Пети появился Евгений Степанович, бывший лётчик, его сменила Людмила, женщина лет тридцати пяти. Узнав, что прогноза хорошего нет и вряд ли будет, я возвращался в наш домик и тосковал от безделья и от того, что время идёт, а я никак не могу сменить Андрея.

Стас так и не смог наладить передачу, к тому же у него вдобавок и аккумулятор сел, и теперь не было ни передачи, ни приёма. Матвеич с плотниками всё таскался на рыбалку. Тем более что связь не работала и ему не надо было отчитываться перед руководством, как идут дела. Но у него ловилось так себе, а плотники улов уносили домой. Стас, убедившись, что рацию отремонтировать не сможет, влился в рыбацкую компанию. Водитель Гуреев с утра стал куда-то уезжать на весь день.

От нечего делать я обошёл весь посёлок, разузнал, где почта, где магазины и прочие нужные учреждения. Между прочим, выяснил, что здесь и геологи, кроме нас, есть: разведочная экспедиция и наука из академгородка. Но просто гулять по улицам скоро наскучило, это ведь не в городе. Посмотреть абсолютно не на что. А валяться на спальнике и читать журнальчики я не мог. Всё думал, какой же ход предпринять, чтобы хоть на час завладеть вертолётом. И не находящая реализации кипучая мозговая деятельность стала трансформироваться в нарастающую неприязнь к Матвеичу. Щиты который день лежали на снегу, их понемногу заметало, а он, радуясь, как пацан, приносил к вечеру пару хвостов и долго рассказывал, как и в каком месте он дырявил лёд, как сидел и мёрз на ветру, как вытаскивал каждую из рыбёшек, и обещал уж завтра-то обязательно поймать столько, что хватит нам и на жарёху, и на уху. Стас был ненамного успешнее его, но хоть ничего не обещал.

Поскольку связи по радио не было, я решил заказать телефонные переговоры с нашей конторой, чтобы как-то проявиться, а то из города улетел, а на участок не прибыл. Номер я взял у Матвеича, при этом будто бы случайно назвал его Ипполитом Матвеевичем, на что он, как мальчишка, обиделся. Сам он записал телефон на всякий случай, но ни разу пока не звонил, видимо, держа в уме, что чем меньше о тебе начальство знает, тем крепче будешь спать.

В небольшом зальчике междугородней связи было всего две кабинки, а единственная телефонистка сидела тут же, за барьером, и даже стекла никакого не было. Перед ней стоял громоздкий пульт, куда она то и дело втыкала наконечники проводов. От пульта через барьер доносилось:

– Алё!.. Алё-о!.. Дежурненькая, дай мне Кумору… Ну, дежурненькая, он уже второй раз приходит, и никого…

– Да! Да, межгород. Обождите минутку… Тонкошкурова вызываю… Иркутск, говорите!

– Алё! Да, слышу… Ну так чё сделаешь, если у них тяму нету. Ну опять вызову, ждите…

Минут через сорок подошла моя очередь. Я объяснил Вадиму Семёновичу, что у нас сломалась рация, Стас починить не может, поэтому нужно прислать опытного радиста для ремонта. А также аккумулятор. Обрисовал ему ситуацию с вертолётами. Начальник партии сказал, чтобы я был понастойчивее в аэропорту, потому что Андрей очень нужен в городе. Конечно, я пообещал, хотя и не знал, как этого добиться. Голодовку им там объявить? Напоследок он спросил, как дела у Матвеича. Я начал отвечать что-то вроде «дела идут», и тут закончились мои три минуты. С облегчением я подумал, что соврал не сильно, потому что часть домиков он же всё-таки привёз, а всю правду я просто сказать не успел. Хотя, честно говоря, и не собирался. Пусть Матвеич сам про свои дела говорит. А ябедничать на него я не буду.

Вечером, понукаемый жаждой хоть какой-нибудь полезной деятельности, я решил организовать производственное совещание. Матвеич, неискушённый в геологической субординации, слава богу, не собирался выяснять, кто из нас тут главнее, и молча признал за мной право такое совещание проводить. Первым делом я спросил у него, когда он закончит рыбачить.

– Толку с вашей рыбалки, Иван Матвеич, всё равно мизер. Да мы и без рыбы проживём, на консервах. Или вон налимов можно в магазине купить. А жильё не строится. Через полтора месяца люди из города станут приезжать, к сезону готовиться. Где им жить?

– Да я все хитрости у местных разузнал, – обиделся Матвеич. – Просто не везёт мне. Косяк, может, через день-два уйдёт… А дома́ собрать из щитов за пару дней можно.

– Ну, за пару вряд ли, – отозвался один из плотников, Сергей. – Пара дней только на сборку одного домика нужна. А потом стыки утеплить надо, окна вставить да печки сложить. А стекла-то пока нету. Да и кирпича тоже.

Матвеич, не ожидавший, что в бригаде созрела оппозиция, что-то невнятно буркнул и замолчал.

Ободрённый поддержкой, я повысил голос.

– А куда машина каждый день уезжает? Видите, тут и кирпич, и стекло надо привезти, да и, наверное, много чего.

– Пакли тоже нет, – добавил Сергей.

Гуреев молчал, будто это его не касалось. Матвеич, помявшись, сказал:

– Тут такое дело… Мы позавчера с Николаем выпили немного и поехали в посёлок. За куревом. Нас гаишники засекли. Права отобрали. Теперь вот Николай к ним ездит, отрабатывает.

– Учти, Матвеич, я ехать не хотел, – подал звук Гуреев. – Пусть геолог знает. А то пойдут разговоры – Гуреев алкаш, то да сё…

– Ну, Матвеич, ты прямо как ребёнок. – Я незаметно для себя назвал его на «ты». А как иначе, если он, действительно, хуже маленького. А ведь мужику за сорок. – За куревом мог бы и пешком сходить. Самому-то не смешно?

– Да ладно, Фёдор, завтра начнём, – сдался Матвеич. – Поедем за остальными домиками. Всё будет нормально.

– Куда я без прав поеду? – вскинулся Гуреев. – Не раньше чем через неделю. Тут или штраф мне платить, да ещё в контору сообщат. Или вот батрачить, пока всё не сделаю.

– А чего им надо-то? – спросил я.

– Да они же вечно побираются! То бензину им дай, то дров привези. А тут придумали брус да доски с пилорамы возить, собираются пристрой себе делать, расширяются. Как вывезу всё, так и отдадут права, обещали.

Тогда я переключился на Стаса.

– А ты, Стас, чем на рыбалку бегать, попробовал бы в посёлке радистов найти. В том же аэропорту. Или в ПОХе, у них же должна быть связь с охотниками. Может, там и аккумулятор можно зарядить.

– А где этот ПОХ?

Я начал закипать.

– Тебя за ручку отвести? Сам найдёшь, не маленький. Связи нет, а ты развлекаешься тут…

Когда всё обговорили и высыпали на двор покурить, ко мне подошёл Сергей.

– Фёдор…

– Можно без отчества, – разрешил я.

– Я давно вижу, что хреновиной он занимается, – начал он про Матвеича. – Но как я ему об этом скажу? У нас всё равно повремёнка, мы своё получим. А он с этой рыбалкой… А ловить не умеет, тут же крючки без засечек, самодельные. Из иголок швейных мы делаем, сами гнём над свечкой. Я ему показывал…

– Ладно, Серёга, давайте завтра домики начинайте строить.

– Да я думаю, что он и не знает, как их собирать. Вот и оттягивает. А я их ставил, где сейчас мехколонна сто тридцать седьмая. В конце посёлка.

– Пусть он у вас и поучится. Вдвоём-то справитесь?

– Ну конечно. Мы с Витюхой вместе у бамовцев и работали. Только иногда надо, чтобы третий помогал. Вы ему сами скажите.

5

До армии я думал, что два года из моей жизни будут бесполезно вычеркнуты. По складу характера человек я вовсе не военный, командовать не умел, да и стеснялся, а огороженная со всех сторон уставами армейская жизнь, усугублённая самодурством некоторых тупых начальников, претила мне до самых печёнок. И во время службы, мотаясь по льду Аргуни между заставами с колоннами машин на зимнем завозе или строя мосты и дороги в тайге летом, я постоянно считал дни, оставшиеся до увольнения в запас, вычислял, сколько процентов срока прошло и сколько осталось. Но к концу службы мне удалось немного освоиться в этой специфической среде. Выработал у себя командирский голос, научился добиваться подчинения «дедов» и водку привык пить часто и помногу – без этого, оказывается, невозможен быт офицера. По крайней мере, на уровне от прапорщика до капитана, на более высший уровень мне заглянуть не удалось. В общем, перед самым дембелем мне добавили на погоны по звёздочке, и я щеголял по части старлеем, с видом бывалого вояки просвещая молодых лейтенантов, только что прибывших из училищ. А начальник штаба майор Паламарчук предлагал мне остаться служить и дальше, обещая дать в подчинение роту. Конечно, я категорически отказался.

Всё, что ни делается, к лучшему, сказал кто-то, и это действительно так. По крайней мере, мне пригодился благоприобретённый командирский голос. Видимо, во время устроенного мной совещания он произвёл впечатление и на плотников, и на радиста, и даже на Матвеича. Во всяком случае, когда я установил распорядок дня и расписал очерёдность дежурств по приготовлению еды, никто не пикнул против. До этого, вернувшись из аэропорта где-то около десяти часов, я заставал Стаса и Матвеича ещё в спальниках. Продрав глаза, они начинали соображать что-нибудь насчёт покушать. Гуреев уезжал на барщину к гаишникам голодный, перекусив что-нибудь всухомятку. Плотники, видя такое дело, являлись из посёлка ближе к обеду.

Теперь же, с неожиданной лёгкостью наладив трудовую дисциплину, я понял, что сам на этом бурлящем деятельностью фоне выгляжу как-то нехорошо. Все с утра были при делах, даже Стас. В том же ПОХе, как я и говорил ему, он познакомился с радистом, за бутылку тот ему наладил рацию (там чепуховая неисправность была), за вторую бутылку зарядил аккумулятор, и мы через оживший эфир отменили приезд радиста из города. А я так и не мог дождаться своей очереди на вертолёт. Придя утром домой после визита в аэропорт, я не знал, чем заняться. Помогать плотникам? Они и сами справлялись, Матвеич только изредка выходил что-то поддержать или подпереть. А больше придумать было нечего. Хотя Стас бездельничал от сеанса до сеанса, а Матвеич большую часть дня тоже был не при делах, оба держали себя так, будто работали не покладая рук. И я начинал страдать от собственной бесполезности.

Надеясь на какое-нибудь чудо, я стал наведываться в аэропорт и днём. Попытался поговорить напрямую с пилотом «двойки» Хитренко, он посмотрел, где это на карте, но сказал, что, пока не выполнит заявку ПОХа, к другим заказчикам не полетит. Я никогда бы не подумал, что в тайге всю зиму живёт столько охотников. И когда погода наконец наладилась, они всё летели и летели в посёлок, а Павел Сергеевич, встречая с машиной садившийся вертолёт, на меня и внимание обращать перестал. Иногда, правда, вертолёт мог неожиданно улететь в какую-нибудь дальнюю деревушку за больным. Рейсы по санзаданию выполняются без очереди. Конечно, какая там очередь, если человеку врач нужен. А летом, оказывается, так же без очереди летает авиалесоохрана. Чтобы патрулировать с воздуха тайгу, засекать, где горит, а потом забрасывать людей тушить пожары. Хорошо, что пока не лето…

Как-то раз Евгений Степанович посоветовал мне поговорить с Мухиным, командиром Ми-восьмого, большого вертолёта.

– Он на Даван за опорами ЛЭП летает, потом несёт их на подвесе в сторону Кичеры. Вот пока на Даван идёт, может к тебе завернуть.

– Сейчас взлетать будет, – добавил он.

И я подумал – почему бы и нет? Конечно, час его полёта по стоимости раза в три дороже, но главное для меня – всё-таки добиться наконец результата, а там… Победителей, как говорится, не судят. А если по пути, то, может, и платить за рейс не придётся.

Но я сделал большую тактическую ошибку. Вместо того чтобы дождаться, когда «восьмёрка» вернётся из очередного рейса и не спеша поговорить с командиром, я тут же выскочил из диспетчерской и побежал к вертолёту, уже запустившему двигатели. Пилот отодвинул стекло кабины, и я совершил вторую ошибку, ляпнув:

– Вы на кого сейчас работаете?

– А вам-то какое дело? – сурово спросил Мухин.

Ну, неправильно я задал вопрос! Конечно, чего это он будет передо мной отчитываться? Поняв, что дело моё пропащее, я всё-таки прокричал:

– Мне продукты надо на участок завезти…

– Некогда, – ответил командир и задвинул стекло. Стрекозиные лопасти винта слились в один полупрозрачный круг, потом вообще исчезли, машина поднялась прямо надо мной и, накренившись прозрачным носом пилотской кабины вперёд, ушла в небо.

После такого фиаско обращаться к Мухину в другой раз не было смысла. Да и вряд ли бы он вообще согласился. Тут стройка века, ЛЭП надо тянуть, и чего ради он будет отклоняться от маршрута, чтобы садиться с подбором площадки где-то в снегах из-за одного паренька и полусотни килограммов груза?

Потом опять пришла непогода. Серые тучи залепили весь окоём, не оставив ни малейшего просвета, и то и дело сплёвывали на посёлок мокрый снег. Лёд на озере потемнел, от некогда обширной «камчатки» сохранилось всего с десяток фанерных сооружений, в которых продолжали надеяться на фарт самые упёртые рыбаки. Прочие растащили свои будки по дворам до следующей зимы. Гуреев выручил наконец у гаишников свои права, и Матвеич за три рейса привёз остальные домики. Два дома были полностью собраны, плотники расчищали снег под третий. Сделать остекление и сложить печки решили после, когда все домики будут поставлены.

Днём я находил себе занятия: колол дрова, топил печку и часто, нарушая собственноручно составленный график дежурств по кухне, варил обеды и ужины. А вечерами ничего общественно полезного совершить было нельзя. И мы с Матвеичем и Стасом играли в карты. Сначала в «дурака», потом я обучил их игре в «храп», которую узнал на практике в Забайкалье. Играют в неё на деньги, причём первая ставка совсем безобидная: по копейке. Но банк растёт в геометрической, или какие ещё там бывают, прогрессии, да к тому же случаются обязаловки без возможности паса, поэтому быстро можно проиграть десятки рублей. Или выиграть. Очень щекочет нервы. В армии я однажды за один вечер выиграл у своего ротного, капитана Кизеева, сто двадцать рублей. А он сказал, что это солдатское довольствие, и я ему эти деньги вернул. Хотя капитан, конечно, меня обманул, просто ему жалко было столько проигрывать. Это раньше карточный долг был долгом чести, люди даже стрелялись из-за него…

Потом карты наскучили, и мы разобрали упавший с подоконника будильник, который всё равно больше не ходил, вытащили какую-то шестерёнку и крутили её на столе, как волчок, засекая время: у кого дольше? Сначала рекорд был пятьдесят семь секунд, потом дошли до восьмидесяти одной. Гуреев только головой качал.

В непогожие дни я в аэропорт не ходил, а придя в ясный день, узнавал, что охотники до сих пор не все вылетели. Павел Сергевич и сам начал нервничать, потому что ко всем прочим помехам – нелётной погоде и санзаданиям – добавилось известие, что кончается керосин для вертолётов. Наливники застряли в снегах где-то на Даванском перевале, и когда они доберутся до посёлка, было неизвестно.

Однажды я посчитал, сколько дней прошло с момента моей первой попытки улететь. Оказалось – кончается одиннадцатый. Вадим Семёнович сам на связь приходил редко, но я подозревал, что он очень недоволен. Составление проекта работ сильно застопорилось, ведь и я уехал, и Андрей не появился. И я начал подумывать о том, чтобы попробовать обойтись без вертолёта. До бамовского посёлка Гоуджекит можно доехать с Гуреевым, а оттуда, судя по карте в диспетчерской, до участка всего четыре километра. Правда, на местности придётся идти не прямо, а по изгибающимся распадкам, да ещё и подниматься метров на четыреста в горы, по глубоким снегам, так что лёгкой прогулки не получится. Если бы с кем посоветоваться…

Но на следующее утро Андрей сообщил по рации, что он решил выйти завтра с участка в Гоуджекит на лыжах, если с вертолётом ничего не получается. А мы должны отправить туда машину и встретить его. И я подумал: ну, он словно мысли мои прочитал.

– Сорок восьмой, я полста пятый! Андрей, а может, я тоже приеду? Лыжи у тебя возьму и по твоему следу поднимусь на участок. Продуктов, правда, много не смогу взять, но хоть что-то. А потом Матвеич остальное отправит.

– Ну, правильно решил. Только давай тогда встретимся пораньше, а то не успеешь засветло дойти. Приезжайте часам к десяти. А я выйду рано утром, до связи. Встретимся у почты, это прямо на трассе.

– Всё, договорились.

– Спальник можешь не брать, я тебе свой… – успел сказать Андрей, и эфир стал трещать и завывать от какой-то налетевшей помехи. Стас пытался подстроиться, но не мог.

– Да не надо, Стас, всё и так понятно. – Я передал ему наушники и прямо-таки возликовал от того, что наметился хоть какой-то сдвиг в моем беспросветном существовании. И тут же начал собираться – отложил из коробок, стоявших в углу, с десяток банок тушёнки, скумбрию в томате, чай, сахар, макароны, сигареты для Альберта и папиросы для себя, упаковал всё в рюкзак, взвесил на руке – килограммов десять-двенадцать. «Ладно, дотащу, – подумал я, – поменьше курить буду, почаще отдыхать».

– Дорогу-то знаете? Бывали там? – спросил я Гуреева, озвучив за ужином наше с Андреем решение.

Гуреев усмехнулся.

– В прошлом году. Так вдоль БАМа одна дорога. Не заблудимся, поди.

Он допил чай и сказал:

– Поеду заправлюсь. А то Эльвира в восемь домой уходит. А утром у неё очереди большие. Время потеряем.

6

Утром Гуреев задолго до рассвета разогрел машину, я тоже встал пораньше, мы с ним попили чайку с бутербродами и тронулись. За пределами посёлка я ещё не был, и теперь в бледном утреннем свете с любопытством поглядывал то вперёд, то в боковое окошко. Сначала, виляя, долго тянулась поселковая улица, потом мы переехали по длинному деревянному мосту через какую-то речку и скоро спустились по пологому съезду на лёд Байкала. У берега лёд был очень неровный, бугристый, а кое-где и с торосами, машина тряслась, Гуреев только успевал руль крутить туда-сюда. Но на гладкий лёд, простиравшийся мористее, дорожная колея не выходила. Я спросил Гуреева, почему не ездят там.

– Опасно. Можно в щели становые попасть. Они вдоль всего берега тянутся. Так что туда лучше не соваться.

Справа высились скальные утёсы, отвесно обрывавшиеся прямо в Байкал.

– Как же тут рельсы-то будут класть? – недоумевал я. – Неужели под скалами насыпь сделают?

– Я слышал, здесь собираются тоннели пробивать мысовые, – отозвался Гуреев. – Сквозь утёсы. А между тоннелями будут склоны взрывать и выравнивать. Внизу насыпь под рельсы тоже сделают, только временную. Пока тоннели не построят.

Проехав километров двадцать пять, мы выбрались со льда снова на берег. Дорога шла по просеке среди тайги. Но скоро машина выехала на длинную прямую улицу, образованную двумя рядами сборно-щитовых домов.

– Здесь город будут строить, – сказал Гуреев. – Только название пока не придумали.

Он остановил машину, вышел и попинал скаты, потом присел на корточки, заглянул под передок.

– В прошлом году здесь только три дома стояло, – сообщил он мне, залезая обратно в кабину, и завёл мотор. – Ну что, двинем?

– Давайте. Сколько отсюда ехать?

– Километров сорок.

– Времени почти девять. А нам к десяти надо. Успеем?

– Дорога длинная, – уклончиво ответил Гуреев.

Было видно, что ему не понравился мой вопрос. Шофёры – люди суеверные. Как, впрочем, большинство из нас. Но чёрная кошка, пустые вёдра, число «тринадцать» – это понятно. Тёмное наследие прошлого. А вот почему, например, космонавты, люди вроде отважные и без предрассудков, перед полётом тоже всякие ритуалы соблюдают? По понедельникам не стартуют. Накануне обязательно смотрят фильм «Белое солнце пустыни». В полёт берут бутылку водки, на которой всем экипажем расписываются, и после удачного приземления выпивают её. И все писают на колесо автобуса, который везёт их к месту старта. А то, мол, полёт будет неудачным. И ведь все прекрасно понимают, что тут никакой связи нет, но вот поди ж ты… Что там говорить о Гурееве, у которого, как только мы отъехали от будущего города, вдруг заглох мотор.

– И надо было вам про время спросить! – в сердцах сказал он, несколько раз безуспешно повключав стартёр.

– А что такое?

– А то. – Он вышел из кабины и откинул створку капота сначала с одной, потом с другой стороны.

Я тоже вылез.

– Искра есть? – спросил я и тут же замолк. Потому что в армии в подобных ситуациях какой-нибудь майор-политработник, ехавший в моей колонне пассажиром читать лекции на заставах, обязательно задавал водителю этот же вопрос, хотя сам ничего не понимал в двигателях. Но ему вот непременно надо было как старшему по званию возглавить процесс поиска неисправности. Со стороны это выглядело смешно.

Гуреев молча копался в моторе. Потом выругался и сказал:

– Бензонасос крякнул.

Он вытер руки ветошью, походил около машины и сказал, глядя в сторону:

– Дорога – она дорога и есть. Куда надо, туда и приведёт.

Я молчал. Гуреев тоже помолчал и закончил:

– И чего спрашивать? Это же дорога.

Я чувствовал себя виноватым, вот только не знал, в чём. Ну ладно, не надо было спрашивать. Чёрт бы побрал все эти приметы… Но разве сам Гуреев не мог вовремя заметить, что бензонасос у него скоро выйдет из строя? А если даже и не мог, то при чём здесь я? Это же техника, она имеет обыкновение ломаться иногда. И потом, у хорошего шофёра всегда должен быть запас под рукой.

И я спросил:

– Запасного-то нет?

– Да откуда. – Гуреев закурил. – Ремкомплекта – и то нет… Я в прошлом году завгару говорил: дайте хоть немного запчастей. А то ни трамблёра, ни карбюратора… Две свечки всего на запас. Ключи – и то не все… Хотя, если запчастей нет, зачем тогда и ключи.

– Бардак, – сказал я. – И что теперь делать?

– Снять штаны да бегать, – ответил Гуреев. Он докурил папироску и посмотрел на меня. – Здесь на БАМе я что-то ни одной «ступы» не видел. Сплошные «Магирусы». Ну, КрАЗы встречаются.

– Что это за «ступа»?

– Так вот она и есть, – хлопнул Гуреев по двери кабины. – «Трумэн», «ступа», а ещё «бабай», «колун», «крокодил»… Хорошая машина. Руль только тяжёлый, без гидравлики.

Он закрыл капот и укутал его стёганым утеплителем. Потом снова закурил.

На дороге из «города» показался легковой уазик. Гуреев, махнув рукой, тормознул его и поговорил с водителем. Вернулся ко мне.

– Тут сейчас вроде есть одна, – сказал он. – Лесхозовская. Деляну там лесники отводят, вырубать под следующую улицу. Вдруг у них запасной насос найдётся?

– Так шофёр же не даст. Сам-то с чем останется?

– Ну, может не дать, конечно. Если только хорошо попросить… – Он пристально взглянул на меня, потом под ноги и сдвинул шапку на затылок. – Да нет, самому мне надо. У вас деньги какие-нибудь имеются?

– Сколько?

– Без бутылки не обойдёшься. У меня рубля два с собой. Трёшку дадите? Потом Матвеич отдаст. Оформит как-нибудь.

Я полез в карман.

– Только вы, Николай, не очень там. А то снова без прав останетесь.

Гуреев возмутился:

– Да я вообще за руль выпивши не сажусь. Это с Матвеичем тогда бес попутал. Вот пристал он ко мне: поехали да поехали…

Он взял в кабине рукавицы, потом достал из кузова топор и бросил на дорогу. Спросил меня:

– Спички есть? Костёр разводите и ждите меня. Машина-то остынет скоро.

– Так воду же надо слить, наверное.

– Не надо. Часа три она простоит, а я-то всяко-разно за это время вернусь. Да и где потом воду-то брать? Снег топить?

Он остановил проезжавший мимо «Магирус» и скрылся в его большой кабине. Самосвал пыхнул в меня чёрным соляровым дымом и покатил в сторону «города».

Я подобрал топор и шагнул с дороги в снег по колено. Да, стыковка с Андреем, кажется, сорвалась. Даже если часа через три Гуреев вернётся «со щитом», надо будет снять старый бензонасос и поставить новый. Сколько на это нужно времени, я понятия не имел, но наверняка не пять минут. А потом ещё ехать до Гоуджекита. И выходило, что до условленной почты мы сможем добраться только к вечеру. Не будет же Андрей околачиваться там всё это время. Тогда где его искать?

Ладно, сначала костёр зажгу. Нашёл тонкую сухую лиственницу, невдалеке другую такую же. Парочки штук мне пока хватит. Размахнулся, рубанул раз, другой и посмотрел на лезвие. Типичный шофёрский топор: тупой, зазубренный, с топорища слетает, а само оно чёрное, как головёшка, всё в мазуте. Кое-как свалил один ствол, обкорнал ветки, разрубил дерево на метровые поленья. Содрал кусок бересты и через пять минут грел руки над разгорающимся пламенем. Простое дело – разжечь костёр, но я, городской человек, долго не мог это освоить. Однажды на практике вообще опозорился. Выпало нам с одной девчонкой из томского универа по кухне дежурить. Встали мы пораньше, я принёс воды, она начала рис промывать или там гречку, а я стал огонь добывать. Вернее, добыть я его добыл, со спичками-то, а вот костёр не загорался. Чего я только ни делал: и стружки строгал, и лучинки тонкие щепал, и крафт-бумаги для обёртки образцов с полкило извёл, и дул в появившиеся угольки – только в саже испачкался да дыму наглотался. Из глаз слёзы текут, стал я их протирать – засорил чем-то, смотреть не могу. Побежал на ручей промывать. А возвращаясь, издалека увидел, что костёр горит, вёдра над ним висят, а моя напарница смотрит в мою сторону с нехорошей усмешкой. Я пролепетал ей что-то про свои глаза, она издевательски покивала и склонилась над вёдрами. Но хорошо, что никому она не рассказала, какой у меня вышел конфуз. Я же с тех пор стал уходить один в лес и там тренироваться. Не сразу, но стало получаться, однако всё лето я заранее переживал, когда выпадало мне костёр разводить: загорится или нет?

Пару раз возле меня останавливались машины, и водители спрашивали, не надо ли помочь. Я отвечал, что всё нормально. День стоял пасмурный, мороза большого не было. Интересно, летают ли сегодня вертолёты? Хотя зачем теперь мне это. По земле доберусь.

Если всё сложится… Ну, добудет Гуреев эту железяку, приедем мы в Гоуджекит. Хорошо, если найдём Андрея, тогда вместе переночуем где-нибудь, и он покажет, где начинается его лыжный след. А вдруг мы где-то разминёмся? Лыж у меня нет, а без них идти в горы бесполезно. Значит, надо будет возвращаться обратно. Скорее всего, Андрей, не дождавшись нашей машины, будет искать попутку, чтобы добраться до базы… А если у Гуреева ничего не выйдет, и он вернётся ни с чем? Тогда придётся отбуксировать машину хотя бы до «города», там просить кого-то присмотреть за ней, а самим ехать к себе в посёлок, заказывать бензонасос по рации и ждать, когда привезут… В общем, по-любому большая предстояла морока. И кто знает, может, быстрее мне будет всё-таки вертолёта дождаться.

А там Альберт в одиночестве остался… Это охотники могут в тайге всю зиму сами по себе жить. Да и скучать им некогда. Надо каждый день путики обходить, проверять капканы и самоловы, потом вечером в зимовье ужин варить себе и собакам, шкурки снимать, на правилки натягивать. И много у них всяких прочих забот. А тут городской паренёк, один в горах зимой. Одному вообще плохо быть… На той же практике начальник нашей партии взял на работу старшеклассников, которые хотели в каникулы подзаработать. Помогать геологам в маршрутах, пробы на канавах отбирать, всякие хозработы в лагере делать. И был среди них такой Лёха Данилов. Однажды вся партия уехала километров за десять от лагеря «на выброс» – картировать отдалённую часть площади. Лёху оставили сторожить. Дня через четыре возвращаемся – где Лёха? Покричали. Молчание. Ещё покричали – отозвался. Оказывается, спал на дереве, привязанный. Кто тебя привязал? Сам. Что ты там делал? От медведя прятался. А что, медведь приходил? Нет, но я подумал, что, если придёт, лучше я буду на дереве сидеть… И ведь так и просидел он там с первого дня, спускаясь только в туалет сходить. Ничего себе не варил, ел тушёнку, сухарики грыз да чай холодный пил. А Альберт-то года на три всего старше…