Читать книгу: «Бей. Беги. Замри», страница 3

* * *

На обратном пути за рулем Юго. Анна привалилась головой к боковому окну. Образ ее сына в наручниках накладывается на образ той женщины, которую три года назад полицейские выводили из здания суда. Анна гонит их прочь. Между двумя этими историями ничего общего, убеждает она себя. Она отказывается анализировать и хочет только одного: чтобы этот абсурд поскорее закончился. В тюрьму? Да это смешно. Лео стукнул полицейского рюкзаком… Ладно, пусть так. Но не посадят же из-за этого ребенка в тюрьму? Особенно такого, как ее сын. Полицейские сейчас, конечно, напряжены, но все образуется. Анна находит в себе силы позвонить Колин и предупредить о своем отсутствии. Она не сообщает никаких подробностей, просто говорит, что ее не будет по семейным обстоятельствам, нужно кое с чем разобраться. С каждой минутой в ней крепнет уверенность, что уже к вечеру с этим недоразумением будет покончено. Вернувшись домой, она направляется в сад. Море вдали кажется неподвижным. Анна чувствует, что внутри у нее тоже все замерло. Она ждет избавления, вдыхая запахи душистых растений. Да, сегодня вечером все закончится. Полиция продержит Лео у себя несколько часов – чтобы преподать ему урок. Если подумать, это не так уж плохо – хороший урок ему только на пользу. Что он делал на демонстрации? Почему так поступил? Это все из-за девушки? Конечно, он виноват. Он вел себя неподобающе и должен быть наказан, уж об этом она позаботится. Вся эта история должна послужить для Лео предупреждением и напоминанием: как ему повезло расти окруженным заботой и как важно не испортить себе будущее. Об этом им всем стоит помнить.

* * *

Она расхаживает взад и вперед, обдумывая, что скажет сыну. Рука Юго ложится ей на плечо.

– Нас ждет адвокат. Она видела Лео, с ним все в порядке.

В прошлой жизни ее звали не Анна Готье, она была Анна Лакур, и как же она ненавидела свою фамилию, которую коверкали все время, пока она училась в школе: Анна Ладура, Анна Лахудра и еще похуже. Эта фамилия заменила, захватила, поглотила ее, – беги, Анна! И она бежала со всех ног, бежала, чтобы спрятаться, чтобы оторваться, чтобы обмануть, запутать врага. В той жизни не было ни передышки, ни отдыха – в поблекших рабочих городках, где когда-то кипела, а теперь замерла жизнь, с прямыми и грязными улицами, с обочинами, заросшими сорняками, – в той жизни Анну часто допрашивали. Охранники и полицейские, и те, что притворялись ее подругами, но не были ими (едва появившись, они тут же исчезли, Анна быстро научилась распознавать таких с первого взгляда), и шайки парней, ее ровесников, которые устраивали карательные акции, – все, кто хотел воспользоваться Анной, использовать Анну.

В четырнадцать лет Анна перестала отвечать на вопросы.

И все, так просто?

Нет, это только кажется простым.

Тем, кто задавал вопросы, ее молчание не нравилось. Ее избивали всеми возможными способами, чтобы заставить издать хоть звук. Те, кто не мог наносить удары руками, ногами или другими частями тела, делали это словами. И некоторые достигли в этом настоящих высот.

Но никто ничего от нее не добился. Анна выскальзывала из себя, и ее место занимала другая Анна.

Адвокат приходит не одна. С ней коллега, брюнетка, с лицом, покрытым морщинами, но на вид ей не больше пятидесяти. Юго думает: «Слишком загорелая». Дама кажется ему несколько вульгарной. Анна замечает уставшую кожу, поплывший овал лица и неожиданно живые глаза, эта женщина явно не купается в золоте или же ей наплевать, как она выглядит, – и оба эти предположения одинаково сильно ее беспокоят.

– Позвольте представить – мэтр Хамади, адвокат по уголовным делам, она будет заниматься делом Лео, если вы, конечно, не решите обратиться к кому-то другому. Я в таких делах не специалист. С Лео я поговорила, он согласен.

– Я не понимаю, – удивляется Анна. – А когда его выпустят?

– Мадам, – вмешивается специалист по уголовным делам, – ваш сын задержан, полицейские следуют процедуре. Лео осмотрел врач и подтвердил, что он здоров. Его подозревают в умышленном причинении вреда при отягчающих обстоятельствах: он напал на сотрудника правоохранительных органов с применением оружия.

– Вы шутите, – перебивает ее Юго. – Это вы о его рюкзаке? Рюкзак – это оружие?

Мэтр Хамади берет стопку газет, лежащую на ее портфеле, и подталкивает к ним.

– Мы имеем сцену насилия, которую без остановки показывают по телевидению и репостят в социальных сетях. Фотография вашего сына на первых полосах большинства газет. Мы несколько месяцев живем в очень напряженной атмосфере, произошло немало инцидентов, и правоохранительным органам неоднократно приходилось вмешиваться. Полицейские профсоюзы на взводе. И потом, есть пострадавший – насколько я понимаю, его здоровью причинен существенный вред. Вы, конечно, понимаете, такую возможность они не упустят, слишком удачный для них случай.

– Когда он выйдет? – повторяет Анна. Она вдруг перестает понимать половину того, что говорит адвокат.

– Для начала его могут задержать на двадцать четыре часа, но, если сочтут необходимым, срок могут увеличить. Я буду присутствовать на допросе. Что будет дальше, решит прокурор.

– Я не должна вам этого говорить, – добавляет мэтр Казо, – это тайна следствия, но, похоже, ваш сын пытался защитить подругу. Она кричала, и он решил, что полицейский ударил ее, и на него будто нашло помрачение – по крайней мере, так он говорит. Что касается остального – у нас пока нет доступа к материалам дела. Но эти кадры только усугубляют ситуацию.

– Он принимал участие в других митингах? Вам об этом что-нибудь известно? Он интересуется политикой? – продолжает мэтр Хамади. – Кто еще с ним был, кроме той девушки? Кстати, вы ее знаете? Можете с ней связаться?

Юго поворачивается к Анне: она должна знать. Именно она в их семье решает проблемы, обходит трудности, добывает ответы.

– Я знаю только, что ее зовут Ноэми, если это, конечно, она. Вы должны знать: Лео очень серьезный мальчик, он хорошо учится, его уже зачислили в высшую школу. У него, конечно, есть какие-то убеждения, но он их никогда не высказывал.

– Насколько вам известно, – обрывает ее адвокат. – Что ж, вернемся к этому позже. Мне пора идти, чтобы успеть на допрос. Рекомендую вам собрать для него все необходимое. При других обстоятельствах я бы сказала, что он будет дома уже сегодня вечером, но в сложившейся ситуации нельзя исключать иного развития событий.

Уже во второй раз Анне советуют собрать вещи для сына.

Адвокат, похоже, не понимает, кто такой Лео, – как и те в черной форме, и капитан, с которым они говорили в отделении полиции. Но она не теряет надежды. Конечно, есть те кадры, но ведь есть и восемнадцать безупречных лет!

В конце концов, есть истина!

Юго подписывает бумаги, которые передает ему мэтр Хамади, и встает.

– Идем, нужно собрать вещи для Лео.

В последний раз Анна собирала сумку для Лео, когда ему было тринадцать или четырнадцать лет: он уезжал в Англию на каникулы для погружения в языковую среду. А до этого – когда он ездил в детский спортивный летний лагерь, где занимался футболом, а потом – теннисом и парусным спортом. Теннис ему не очень нравился, но родители настаивали. Твердо веря, что дружба, завязавшаяся на спортивной площадке, более перспективна, чем любая другая, они записали его в клуб, где был огромный вступительный взнос. Одиннадцать лет Лео играл каждую среду, но, перейдя в выпускной класс, оставил корт, заявив, что должен сосредоточиться на учебе. Но это было уже неважно, цель была достигнута, и даже более того – Анна и Юго использовали тренировки и турниры Лео, чтобы расширить свой круг знакомств. Под сенью бежевых клубных зонтиков, где собиралась большая часть местной элиты, было начато немало проектов и заключено немало контрактов. Юго, журналист, получал там конфиденциальную информацию, а затем и финансовую поддержку – когда начал работать в управлении культуры Городка. Анну приглашали, когда кому-то становилось плохо или нужно было передать ей рецепт на лекарство, что, конечно же, комфортнее было сделать в клубе, нежели в аптеке, если речь шла о средстве для потенции, противозачаточных таблетках, дерматологических препаратах или антидепрессантах. Неутомимо поддерживая полезные знакомства, Готье, сохранившие членство в клубе, даже когда Лео перестал его посещать, по-прежнему оставались в числе постоянных гостей. Две недели назад, на традиционном благотворительном ужине, Юго и Анна, на протяжении десяти лет медленно, но верно продвигавшиеся из глубины зала к помосту, на котором проходил аукцион, наконец оказались за главным столом. Анна не могла забыть атмосферу того вечера. Между сыром и десертом сосед справа, владелец большой лаборатории, занимавшейся производством органической косметики, предложил ей войти в состав директоров и занять должность, на которой она могла бы применить не только свои знания, но и свое влияние.

Анна чувствовала опьянение, как альпинист, когда он, измученный, но ощущающий себя живым больше, чем когда-либо, приближается к вершине Эвереста и смотрит с высоты на изогнувшийся дугой горизонт. Восхождение продолжалось и двадцать пять лет спустя, после того как она сбросила оковы! Однако спешить с ответом она не стала. Ее успех был основан на осторожности и повышенной бдительности, на умении сдерживать свой энтузиазм и противостоять искушениям. Анна решила не торопиться, посетить лабораторию, изучить цифры, оценить имущественные и финансовые риски, ведь ей придется отказаться от работы в аптеке и продать свою долю в ней. Собеседник с готовностью принял ее условия. С ответом можно подождать – он нужен ближе к лету, спешить незачем.

* * *

Ее движения становятся медленнее, тело отказывается подчиняться приказам. Она складывает в сумку носки, трусы, футболки, однако разум будто застыл, сосредоточившись на одном-единственном образе – на ее любимом сыне. Перед ее глазами не тот разъяренный подросток, на которого смотрит сейчас вся страна, а ее Лео – вот он, сидит один, привалившись спиной к стене. Стена – вот что Анна видит снова и снова. Ее терзают краткие вспышки сомнений, но она подавляет их, продолжая гонять по кругу одни и те же мысли: ее сын – серьезный мальчик из хорошей семьи; этот арест – всего лишь предостережение, совсем скоро он вернется домой.

В полицию она поедет одна: Юго должен присутствовать на важном совещании. Так он сказал Анне, и она сделала вид, что поверила. Она догадывается, что так он пытается бороться с чувством беспомощности, убивая время. Она старается не осуждать его, не добавлять новых проблем.

И все же находиться в этом здании с облупившейся краской, зная, что Лео заперт где-то здесь, всего в нескольких метрах от нее, – тяжелое испытание. Сердце Анны забилось чаще, когда она переступила порог. Ей удается сдерживать крик, который рвется из глубин ее тела. Она делает вид, что спокойна. Нужно, чтобы эти люди в форме были на ее стороне, на стороне Лео, он должен понравиться им, пусть они думают так же, как она: это всего лишь ребенок, ему нечего здесь делать, это же не убийца полицейских. Она хочет, чтобы они позаботились о нем. Улыбается, протягивает сумку, будто это подарок, и говорит: «Будьте так любезны, надеюсь, вы мне поможете!»

Анна ожидает, что им удастся поговорить, поладить, как взрослые ладят со взрослыми, но полицейские никак не реагируют, и она начинает чувствовать себя неловко, волноваться, что сделала что-то не то, ухудшила ситуацию вместо того, чтобы исправить ее.

* * *

Юго возвращается к обеду. Мрачно рассказывает, что ему позвонил бывший коллега, который все еще работает в газете: скоро об аресте Лео напишут. Журналисты узнали новости из социальных сетей – половина местных старшеклассников комментирует его подвиги.

– Мне не нравится, как ты об этом говоришь, – останавливает его Анна. – Его подвиги?

Что-то неуловимо изменилось между ними, но они этого пока не замечают.

– Это не я так говорю, – возражает Юго. – Это молодежь так говорит. И это, кстати, проблема. Большинство из них превозносят его до небес. Радуются, что полицейский пострадал.

– А как реагируют твои коллеги?

Деловая встреча была посвящена устройству эстрадного павильона в парке аббатства. Юго наблюдал за коллегами со странным чувством, которое испытывает тот, кому известно нечто такое, из-за чего вскоре изменятся и выражения лиц окружающих, и отношение к нему. До этого проклятого телефонного звонка он надеялся, что арест сына останется их частным, семейным делом. Но теперь все пропало.

– Я пока никому не говорил. А ты? Я раз десять пытался тебе дозвониться.

Анна достает из сумочки телефон. После встречи с адвокатами она забыла отключить беззвучный режим. На экране появляется длинный список уведомлений: Юго, Колин, Аликс, другие имена, друзья, родственники, родители учеников, школа. Анна бросает телефон в сумку, будто он раскаленный.

– Позвони Аликс, – умоляет ее Юго. – Она наверняка уже поговорила с Тимом.

Анна думает о слухах. Половины дня хватило, чтобы они распространились. Она думает о том, что все эти люди повторяют имя ее сына. О сообщениях, которые они отправляют друг другу.

Слышал про Лео Готье? Видел фотографии? Знаешь его родителей? Я слышал, что он то… Мне сказали, что он сё…

Что они себе позволяют? По какому праву?

Ее охватывает ненависть.

В кафе, у автоматов для игры в пинбол. В школьном дворе. В столовой. В коридорах. Между скутерами на стоянке колледжа. На последнем ряду автобуса, в очереди в кинотеатр, в домах и квартирах, в парке, после выкуренной сигареты или бокала пива, выпитого в летний день, на футбольном поле, на скамейках в городском бассейне, в раздевалках тренажерного зала. По телефону или на ухо, на обрывках тетрадного листа, циркулем на желтых деревянных столах, маркером на стене туалета, мелом на асфальте во дворе.

 
Она…
У нее…
Кажется, что она…
Ты видел?
Ты что, не знаешь?
Она же…
Дрянь. Шлюха. Уродина.
Кура-Лакура.
Ее волосы…
Ее шмотки…
Ее жирный зад…
Нет, даже за десятку…
 

Смех, хихиканье, похлопывания по плечу, тычки локтями в ребра, стрелы, копья, кинжалы, штыки, топоры.

Слова, слова, слова.

Она уничтожена.

Тим перезвонил матери, и Анне удается чуть больше узнать о прошедшей субботе. После уроков мальчики встретились с Ноэми и двумя своими приятелями – Матисом и Орелио. Поели в каком-то фастфуде, затем отправились к Матису и часть дня провели у него дома, играли в видеоигры. Потом им захотелось прогуляться по центру города. Никакого плана у них не было, они не знали, что там будет демонстрация. Они вышли с небольшой улицы на площадь перед мэрией в тот самый момент, когда начались столкновения. Рядом упала граната со слезоточивым газом, полетели дымовые шашки, они побежали. Потеряли друг друга из виду, но позже снова встретились. Лео и Ноэми рассказали, как полицейский схватил Ноэми и грубо потащил ее за собой, как Лео бросился на помощь. Они были расстроены, особенно Лео (Анна не удивлена). Они думали, что если залечь на дно, то все обойдется, и решили молчать.

Анна слегка успокаивается: все как она и думала. Импульсивный поступок, спровоцированный случайными обстоятельствами, общей атмосферой насилия. Она благодарит Аликс. Она боялась этого разговора, но теперь ей приятно слышать дружелюбный голос подруги.

– Мне так жаль, – говорит Аликс на прощание. – Не волнуйся, они его отпустят.

* * *

Сейчас 16:30. Лео в полиции уже почти десять часов. Анна ложится на кровать. На стенах спальни черно-белые фотографии: Анна и Юго в халатах, в великолепном гостиничном номере во время свадебного путешествия. А вот они же, совсем молодые, сидят рядом на ужине «Лайонс Клаб»⁷ в Монако – Анна в жемчужном ожерелье, которое одолжила ей свекровь (а после рождения Лео наконец подарила). Крещение Лео, трехлетний Лео в купальном костюме, пятилетний – верхом на пони, двенадцатилетний – стоит между родителями, с ромашкой в зубах. А потом ничего – став старше, Лео отказывался фотографироваться, Анна прибегала к уловкам, неожиданно включала камеру, но результат больше не заслуживал того, чтобы пополнить галерею в их спальне. Следует признать, Лео, как и многие, в подростковом возрасте выглядел довольно скверно: прыщи, попытка отпустить бороду. Примерно год назад к нему вернулись красота и подтянутость, кожа вновь стала чистой, во взгляде появилось больше уверенности. Его матери это принесло большое облегчение. Она знает, как важна внешность, если хочешь преуспеть в обществе.

* * *

– Мэтр Хамади звонит, иди скорее! – кричит Юго с террасы, где он собрался выпить кофе.

Анна вскакивает с кровати, бежит к нему. Юго включает громкую связь, накрывает руку Анны своей.

– Было два допроса, – начинает мэтр Хамади.

Позже они узнают, о чем шла речь, обещает она. Но не сейчас, пока это – опять и снова – секретная информация.

Вот что она может сказать: по требованию прокурора Лео завтра предстанет перед следственным судьей.

По спине Анны пробегают ледяные мурашки.

– Значит, сегодняшнюю ночь он может провести дома, – неуверенно произносит она.

– Конечно, нет, – возражает мэтр Хамади. – Он останется в полиции.

Нельзя ни поговорить с ним, ни даже увидеться. Никаких контактов, никакого общения. Таковы правила.

– А дальше?

– Дальше, по логике, судья примет решение.

И Лео вернется домой. Или нет.

* * *

Весь вечер они перебирают то, что им известно. И каждый раз приходят к одному и тому же выводу. Это какое-то безумие. Они стоят на краю пропасти, но не видят, насколько она глубока. Однако оба понимают, что больше не контролируют происходящее.

Анна отправляет сообщение Колин: пишет, что завтра не выйдет на работу и аптеку придется закрыть на один день «в связи с чрезвычайными обстоятельствами». В среду утром она обещает быть на месте. Колин отвечает: «Поняла, сожалею по поводу вашего сына».

Юго наконец решается позвонить своим родителям; они живут на баскском побережье и понятия не имеют о том, что произошло. Держа одной рукой телефон, другой он включает телевизор, выбирает новостной канал. Сообщение об аресте Лео передают бегущей строкой внизу экрана. Это ужасный удар, но Юго удается держать себя в руках. В разговоре с матерью он старается преуменьшить серьезность того, что случилось.

Анна собирается спать. Она достает из ящика прикроватной тумбочки старую коробочку с лексомилом. Поскольку давно его не принимала, проверяет срок годности, прежде чем проглотить таблетку. Она думает о том, удастся ли ее сыну сегодня заснуть. Напуган ли он? Что ел и пил? Получил ли вещи, которые она принесла? Один ли он в камере? И в камере ли он? Есть ли там кровать или хотя бы матрас, простыни, подушка? Удалось ли ему почистить зубы? Есть ли дверь в туалете?

Столько всего, что она не спросила у адвоката. А теперь уже слишком поздно звонить ей.

Лексомил начинает действовать – и она засыпает, словно отгородившись от всего стеной.

Что Анне понравилось больше всего, когда она впервые оказалась тут (родители Юго еще жили здесь, и это было нечто вроде официального знакомства; Анна помнит все, будто это было вчера: тогда она тщательно выбрала одежду – белую юбку и льняную блузку, – но из надкушенной вишенки брызнул сок, попал ей на юбку, и весь день она умирала от неловкости и мялась, пытаясь скрыть пятно), что совершенно заворожило ее, так это расположение дома – на возвышенности, откуда открывался вид на побережье. Анну никогда не привлекала близость к морю, куда с апреля по октябрь стекались толпы отдыхающих. Но на этом холме она чувствовала себя в безопасности – вдали от всего и от всех. Она видела перед собой не величественную виллу, а укрепленную крепость, которой правили могущественные люди. Когда Готье, устав от южной жары, переехали в Биарриц и предложили Юго занять виллу, у Анны словно выросли крылья. Она понимала, что не она хозяйка этого дома. Знала: все это еще нужно заслужить, и заслужить тяжелым трудом – как тем молодым актрисам, которые за бешеные деньги берут напрокат дизайнерские платья, чтобы пройтись по красной дорожке в ожидании того времени, когда модные дома начнут драться за возможность одевать их. Но каждый раз, останавливая машину у ограды, под тихо колышущимися кронами высоких деревьев, она чувствовала, как крепнет ее решимость. Все теперь казалось возможным, доступным, обещанным ей. Даже сегодня, петляя по шоссе и глядя в зеркало заднего вида на то, как редеют дома, как становится гуще сосновый лес, как приближается вершина холма, она испытывала эйфорию великих побед.

Для Лео все обстояло иначе. В детстве мать повсюду брала его с собой. Они вместе проезжали огромные расстояния – из школы на занятия дзюдо или на уроки музыки (а позже – в теннисный клуб), на прием к педиатру или к стоматологу, на чаепитие по случаю чьего-то дня рождения или к парикмахеру. В тринадцать лет Лео захотел больше независимости. Юго и Анна подарили ему велосипед, но толку от него было немного, ведь подъем от Городка до их дома был очень крутым. Лео начал ненавидеть это место, которое мешало ему общаться с друзьями так часто, как ему хотелось. Иногда он даже ненавидел родителей, которые постоянно твердили, как ему повезло жить в таком раю. Он чувствовал, что его не понимают, в ярости исписывал целые страницы, но потом комкал и выбрасывал их. Что-то удерживало его от прямого столкновения с матерью – что-то, чему он не смог бы дать имя. Он отказывался причинять ей боль. Перейдя в лицей, он потребовал купить ему мопед – на таких ездили почти все местные подростки, не желавшие бесконечно трястись в автобусе. Анна уступила. Ее жизнь и жизнь сына разделились. Закончились их долгие беседы, когда Лео задавал вопросы о том, как устроен мир (садясь в машину, они включали радио и обсуждали услышанное), когда делился с ней радостями или рассказывал о ссорах с друзьями, когда возмущался какой-нибудь несправедливостью или передразнивал ворчливого учителя. Принимая самостоятельность Лео, Анна осознанно отказывалась от маленького, тайного и уютного места, от обитого велюром кресла, сидя в котором она наблюдала за жизнью сына. Они отдалились друг от друга не только душой, но и телом. Лео начал стесняться физического контакта с родителями. Объятия становились все реже, целуя Анну, он едва прикасался к ней губами. Анну это не удивляло, но тем не менее причиняло боль.