… Ждала ли я что-то от этой встречи? Нет. Надеялась ли на что-нибудь – тоже нет. За эти несколько дней до назначенного дня я вновь переворошила те давние события.

Всем известно, что любовь, прерванная на самом своем пике превращается в легенду. И быть может это и не любовь к Серёже, а вообще тоска по любви, которой меня судьба обделила. Возможно, встретившись с ним, я вообще ничего не почувствую, и пойму, что время смыло и унесло безвозвратно те чувства, которыми я когда-то была переполнена.

… Выйдя из подъезда, я замерла на месте. Он стоял, облокотившись на машину и задумчиво смотрел куда-то вдаль.

И сейчас, вот в эту минуту, вдруг вспыхнула и загорелась давно забытая ослепительная искра жизни, сильнее которой я так и не испытала за все последующие годы. Он, видимо, что-то почувствовал, потому что вдруг резко повернулся и посмотрел в мою сторону.

Мы стояли на небольшом расстоянии, около десятка шагов, и будто застыли во времени. Ни улыбки, ни приветственных жестов руки. Я не могла сдвинуться с места под потоком нахлынувших эмоций. И очнулась, когда кто-то из соседей хлопнул входной дверью. Даже подойдя к нему, не смогла промолвить ни слова.

Удивительная странная немота охватила нас, просто стояли и молча смотрели друг на друга. Так могут смотреть лишь те, чьи жизни без их ведома, крепко, сильно переплелись, сплелись в единое целое.

Я смотрела в изумительную зелень его глаз, в которых когда-то тонула и захлебывалась от счастья. Его тёмные волосы уже были прорежены сединой, и лучистые морщины появились возле глаз. Всё такая же спортивная, подтянутая фигура.

Серёжа молча открыл мне дверцу машины и мы поехали. И вдруг я услышала мелодию – времён моей юности – знаменитую песню Рафаэля – Balada de la Trompeta. Кто слышал эту песню в его исполнении – тот прожил жизнь не зря.

Все песни Рафаэля, которые мы тогда слушали, навсегда запали в душу. Yo no tengo a nadie – (У меня никого нет). Desde aquel dia – (С того самого дня). Cuando tú no estás – (Когда тебя нет).

Когда Рафаэль приехал к нам, достать билеты на его концерты было невозможно. Мы с Серёжей каким-то чудом пробрались в битком набитый зал. Люди стояли, сидели на ступеньках и даже приютились на полу. Два с половиной часа мы, стоя, слушали его, вцепившись друг другу в ладони и лишь временами перекидывались, быстро перехлестывались восторженными взглядами от пьянящей нас божественной песни Balada de la Trompeta и его чудного исполнения. Каждую песню он исполнял как в последний раз в своей жизни. Он не пел, он умирал на сцене и мы… мы вместе с ним.

Через несколько лет, я вновь пошла на его концерт, теперь уже одна. Не хотела ни с кем делить те волшебные воспоминания. Серёжи уже не было в моей жизни. Я сидела в удобном кресле, на самом лучшем месте… Но это уже был не тот Рафаэль. Юный Рафаэль был совсем другой. Не было того божественного фантастического исполнения. Не было уже чарующих оттенков, дивных вибраций в голосе, которые тогда наполняли нас трепетным волнением и заставляли сжимать кулаки от восторга. Это был уже просто хороший профессионал. Но может быть мне это показалось?

И вот, сейчас, спустя десятилетия я слушала именно ту раннюю запись, и те же оглушающие эмоции вновь всколыхнулись в душе.

… Мы подъехали к известному ресторану, поднялись на второй этаж, где для нас уже было приготовлено отдельное помещение.

Зрелище было впечатляющим: всё было утончённо и изящно обставлено. Роскошные белые диваны с красивыми маленькими подушечками. Стол, покрытый белоснежной скатертью, был накрыт на две персоны и сервирован серебряными приборами. Уютно потрескивали дрова в камине. Приглушённый свет, бесчисленные огоньки мирно горящих свеч, море живых цветов, а на стенах висели картины в изящных раззолоченных рамах. Из глубины зала тихо лилась ненавязчивая приятная мелодия. Здесь всё шептало о триумфе, празднике жизни, умиротворении. Сто лет не была в таких местах.

И только сейчас Сергей заговорил:

– Лена, я всё заказал по твоему вкусу, давай сейчас покушаем, выпьем по бокалу вина́ и вспомним наши молодые годы.

… Напряжение вскоре спало и я первая начала разговор.

– Серёжа, я не ожидала, что Рита придёт к тебе. И ничего про тебя не знаю. Твоя неземная любовь всё ещё с тобой?

Он с некоторым, странным удивлением посмотрел на меня.

– Я три года, как один живу. Сыну семнадцать лет. И в моей квартире и у жены, для него приготовлена отдельная комната, причем обставлена одинаково, до мельчайших подробностей. Мы так решили, чтобы он не почувствовал перемен в своей жизни.

– Семнадцать лет? Это твой второй ребёнок? – В голове прозвенели колокольчики лёгкой тревоги.

– Нет, у меня единственный сын. И женился я через пять лет, после нашего расставания.

Тревожный перезвон колоколов усилился. Что означают эти приближающиеся беспокойные звуки?

– Подожди. Но ведь твой ребёнок должен быть старше моего Сашки. Ему никак не может быть семнадцать. Я же видела твою жену, когда она была на шестом месяце беременности.

Сергей встряхнул головой и недоумённо, пристально посмотрел на меня.

– Наш разговор, кажется, приобретает загадочные и таинственные оттенки. Ты никак не могла видеть мою жену. Она родила сына в Новосибирске, это потом мы переехали сюда.

Теперь уже в голове зазвучала барабанная дробь, извещающая о чём-то важном. "Нет, я что-то не так поняла. Сыну – семнадцать… Через пять лет после… Этого никак не может быть… как такое возможно".

– Но я же видела её, разговаривала с ней, – уже вслух, растерянно произнесла я, – ведь твою жену зовут Света? Разве нет?

– Почему Света? Галина.

Я с ужасом смотрела на Сергея. Церковный колокол уже бился и рыдал в груди, оповещая о чём-то трагическом, нереальном. Я поняла, что вот сейчас, вот в эту минуту я сделаю шаг к раскрытию какой-то тайны, которая выжжет, всю мою прошлую, да и нынешнюю жизнь.

– Лена, у тебя такое лицо, будто чудится что-то страшное.

– Мне чудится, что мы оба сейчас перешагнём порог тайны, несовместимой с жизнью, – я обхватила его ладони и сильно сжала.

Он тревожно, зорко всматривался в моё лицо.

– Да что нового мы сейчас узнаем? – грустно и тихо спросил Серёжа. – Всё и так ясно. Правда, я уже десятилетиями мучаюсь, как могло такое произойти, что ты влюбилась в моего лучшего друга. Встречалась со мной, спала с ним…

– Что? Что ты сказал? – тысячи ядовитых жал вонзились в мою голову, у меня потемнело в глазах. Я вскочила, снова села. Паника, страх перед неведомой тайной овладели мной. Неловко сдвинув бокал с вином, ухватилась за край скатерти и всё находящееся на столе опрокинулось на пол.

Как мне заглушить нарастающий шум в голове, чтобы я могла пережить, переосмыслить только что услышанное.

Обслуживающий персонал бросился всё убирать, и через десять минут мы вновь остались одни.

– То, что ты сейчас сказал это просто чудовищно, непостижимо, нелепо.

– Что я такого сказал? Я же следил за твоей жизнью.

– Начни, пожалуйста, ты, первым… – прошептала я.

Глава 31

Серёжа вытащил из нагрудного кармана маленькую красную коробочку, раскрыл её. Там лежали тоненькие обручальные кольца, купленные, видимо, ещё в советские времена.

– Накануне того дня, когда начались до сих пор непонятные для меня события, – начал Сергей, – я купил обручальные кольца. И первым с кем поделился этой новостью, был мой лучший друг, Вячеслав.

– Слушай, давай завтра втроём посидим в ресторане. Я решил устроить что-то вроде обручения. Свадьбу сыграть мы ещё не можем, но надену кольцо на пальчик, чтобы все знали, что она моя.

– А во сколько ты это собираешься сделать? – с улыбкой спросил меня друг.

– Да вот после пары, дождусь её и пойдём, я даже столики уже заказал. Но пусть будет сюрпризом для неё.

Славка крепко обнял меня и как-то странно и быстро распрощался.

– Завтра поговорим, а сейчас мне надо бежать. Ты же знаешь, я тебе всегда желаю счастья.

А назавтра произошли события, которые до сих пор не могу переварить и понять. Я ждал тебя возле университета, чтобы мы вместе поехали в ресторан, А тебя всё нет и нет. И тут ко мне подходит Славка и так смущённо, отводя глаза, сообщает:

– Ты не жди Лену. Она не придёт. Понимаешь… Всё никак не решался сказать об этом. Но теперь… уже бессовестно молчать… Я и так виноват перед тобой, что скрывал от тебя.

Он всё мялся, с трудом выжимал из себя слова и даже покраснел.

– Что случилось? С Леной всё в порядке?

– Ты мне, как брат, – опуская глаза, сказал он. – Так вот, Лена просто не знает, как тебе… рассказать. Мучается, переложила всё на мои плечи.

– Рассказывай быстро, не тяни.

– Ты обратил внимание, что она ходит какая-то задумчивая?

А ты действительно была в последнее время отрешённая, без настроения. Когда я у тебя спрашивал в чём дело, говорила, потом всё объяснишь. Помнишь?

– Дело в том… – будто с усилием, будто стыдясь, продолжил он. – Дело в том, что у нас с ней уже интимные отношения.

– Врёшь ты всё – я тебе сейчас башку размозжу, – и с ненавистью посмотрел на него.

– Я знал, что ты так среагируешь. Хорошо, пойдём к автомату, позвони ко мне домой. Она вчера ночью у меня осталась.

Мы подошли к телефонной будке, тогда ведь мобильников не было. Трубку взяла мать Славки:

– Ой, Серёженька, ты хотел поговорить с Леночкой? Да, она у меня. Ты знаешь, я так счастлива, что у неё со Славочкой всё хорошо складывается. Такая хорошая невестка у меня. Вот сейчас на кухне хлопочет, готовит для меня еду. Вчера она осталась у нас ночевать… Леночка, подойди сюда.

– И когда ты сказала эту фразу: "Серёжа ты уже знаешь, Славик тебе всё рассказал?" – … будто небо обрушилось на меня, мне уже нечего было спросить, у меня не хватило сил продолжить разговор, слишком неожиданным был удар. Я бросил трубку и сбежал.

Целый день бродил по улицам. Потом предупредив мать, сел в электричку и поехал к маминой сестре. Она жила в сельской местности в пяти часах езды от города. Там я у неё прожил четыре дня, помогал ей по дому, загружал себя физически, чтобы устать, ни о чём не думать. Но потом стал приходить в себя: "Что я делаю? Надо же поговорить, посмотреть ей в глаза".

Когда я вернулся домой, мать так грустно на меня смотрит и успокаивает. Оказывается, он предварительно позвонив и узнав, что меня нет дома, пришел поговорить с мамой, стал плакать, руки ей целовать: "Что же, нам, Марья Александровна, убить себя что ли, ну полюбили мы друг друга. Лена тоже придёт просить у вас прощения. Будьте поласковее с ней. Она ни в чём не виновата. Разве в жизни такое не бывает?"

И когда ты пришла, она просто захлопнула перед тобой дверь, потому что ей тяжелы были все эти разборки. Ей было плохо, что я внезапно уехал, бросил учёбу.

Но на следующий день я всё же решился встретиться с тобой, поговорить наедине.

Но возле университета стоял Славка и на этот раз стал уже давить на совесть:

– Ну ты, мужик или нет? К чему мучить её? Она всю ночь у меня на плече проплакала: "Я Серёжу предала, он меня не простит…". И ты теперь пришёл. Зачем?

В это время ты вышла и подбежала к нам. И я… я увидел твоё заплаканное лицо. – Быть может, я бы ещё отвёл тебя в сторону, поговорил, но тут Славка вытащил из кармана… твоё зеркальце, старинное такое, уникальное. Ты говорила, что там выгравированы инициалы твоей прабабушки. Он протянул тебе его и тихо, интимно сказал: "Лена, ты вчера у меня это оставила…"

Вот эти слова меня и добили, я опять позорно сбежал. Решил ничего не выяснять, вновь уехал к моей тетке в деревню. Учебу я окончательно забросил, год был потерян. Вернулся через четыре месяца. Мысль о том, что надо поговорить наедине, не оставляла меня. Но как это сделать, если ты постоянно с ним, а по телефону ничего не хотелось выяснять, страшился услышать окончательный приговор.

Я наблюдал за вами издали: как Славка тебя встречал, провожал. Вы вместе гуляли, улыбались, он временами нежно обнимал тебя за плечи. И ты почему-то всё время оглядывалась, будто искала кого-то глазами.

А однажды увидел, как вы целовались. И тогда я уже перевёлся в Новосибирск, чтобы забыть: не видеть ни тебя, ни его.

Сергей рассказывал подробно, эмоционально, а у меня в ушах звучала пятая симфония Бетховена: "Когда судьба стучится в дверь". Её финал – могучий, торжествующий, доказывающий, что человек властелин своей жизни. Так ли это? Почему же сейчас надрываются от плача колокола моей судьбы?

Говорят, в день смерти композитора разразилась гроза. В марте, со снежной бурей, молнией, раскатами грома. Он открыл глаза, приподнялся и погрозил кулаком небу. Через минуту его не стало. Он не сдавался до последнего вздоха. А у меня сейчас не хватает сил даже крепко сжать кулаки. И разве только что услышанное, это не навязанная мне судьба?

– Давай выйдем на воздух. Мне душно, – только и сумела я проговорить.

Мы вышли на террасу, и обхватив колонну руками, я молча смотрела на красивую панораму внизу. Это был чудный майский вечер, почти ночь. Вокруг изящных, роскошных фонтанов в форме тюльпана и колокола, за уютными овальными столиками расположились влюбленные пары. Повсюду царила атмосфера веселья, беззаботности, а я стою несчастная, оглушенная раскрывшейся горькой правдой.

Так вот, что означали слова моей свекрови: "Ты свою жизнь профукала, проморгала…". Теперь и эта тайна раскрылась. Я тихо застонала.

– Лена, ну что ты так переживаешь? Я уже давно вас простил. В молодости всякое бывает, – раздался голос Сергея.

Эти слова прощения и примирения были подобно огненному хлысту, опускающийся на мои плечи. Он меня простил… простил.

– Нет, Сережа, меня не за что прощать, не за что. Дай мне ещё несколько минут, прежде чем я нырну в тот… омут…

Глава 32

– Ты даже не представляешь, что я тебе сейчас расскажу, – тихо выдохнула я, когда мы уже вернулись за свои столики. – Ты и не догадываешься, какая ядовитая гюрза крутилась между нами. Как легко она втёрлась к нам в доверие и как угробила наши жизни. Это дьявол, который остро высматривал, выхватывал мелкие правдивые детали, чтобы слепить из них свою чудовищную ложь. "Лена задумчивая, потому что ей стыдно, она не решается выложить правду". "У Лены заплаканные глаза – это она плакала на моем плече". Крупицы искаженных фактов на гнилой ветке лжи. Под полуправдой скрывалась тщательно продуманная интрига. И вот только что раскрылась вся тоскливая безысходная правда, которая поражает своей изощренностью.

– Да что не так, Лена? Ты вышла за него замуж, он отец твоих детей. О чём сейчас можно говорить? Всё уже в прошлом. Через год, когда я приехал повидать маму, ваши отношения со Славкой стали крепче: вы вместе ходили на выставки, вернисажи, театры, концерты, а я тоскливо провожал вас взглядом. Он иногда останавливался, разворачивал тебя лицом к себе и нежно смотрел в глаза. Что ещё я должен был подумать? Разве я мог надеяться на что-либо?

– Теперь моя очередь. Только сначала ответь на один вопрос. К вам в тот период приезжали – то ли дальние родственники, то ли близкие друзья из Новосибирска? Гостила ли у вас девушка по имени Света?

– Да, было такое, – удивлённо ответил Сережа. – Это папины друзья, с дочкой приехали.

– А как она выглядела?

– Да уже и не помню сейчас. Лет пятнадцать ей было, ещё в школе училась.

– Ну вот и всё, Сережа. Все разорванные цепочки сложились и выстроилась целостная картина нашего настоящего прошлого. Я действительно проморгала свою жизнь, как сказала мне однажды свекровь. Теперь держись крепче за стол. Мой рассказ будет потрясением для тебя.

Я перевела свой взгляд на трепещущие сверкающие язычки свечей посередине стола и начала свою исповедь.

… В те дни я ходила задумчивая, потому что в моей семье вдруг начался разлад между папой и мамой. Я их очень любила и, естественно, всё, что касалось родителей, волновало меня. Кто-то начал звонить к нам, на домашний, и если брала трубку мама, то женский голос доверительно рассказывал ей, что у моего отца есть вторая семья, что отец уже давно обманывает её, и даже предлагала увидеть его сына.

Мама, естественно, нервничала, требовала объяснений, предлагала папе уйти, если он влюблён. А отец недоумевал, никак не мог понять о чём речь?

В конце концов всё разъяснилось: папа, наняв человека, сумел понять, кто его так подставляет. Это была женщина, которая строила планы на моего отца и решила с помощью интриг разрушить его семью. Вот она настоящая причина моей задумчивости. Мне не хотелось раскрывать тайны нашей семьи. А теперь я думаю, что от любимых и близких ничего не надо утаивать, даже самую малость, потому что это позже может обернуться трагедией.

Славка тоже ничего не знал. Просто он гениально, цепко выхватывает все мелкие жизненные детали и использует их в своих коварных замыслах. В этом ему нет равных. Он остро, мгновенно обращает внимание на мелочи, на эмоциональное состояние человека и умело, подло вклинивает, вставляет их в придуманную им лживую историю. Лживую от начала до конца.

Дальше. Заплаканные глаза у меня были, потому что я действительно по ночам рыдала в подушку, но не у него на плече. Я не понимала, что происходит, почему ты убегаешь от меня? А этот дьявол и тут преподнёс всё по-своему.

Накануне того дня, когда ты хотел подарить это колечко, твой лучший друг позвонил мне поздно вечером и попросил выйти на минутку. Он выглядел таким бледным, взволнованным, несчастным и дрожащим голосом умолял посидеть с его матерью, она, мол, серьёзно заболела. И так ловко и хитро повел разговор: сначала попросил прийти к нему на целый день и когда я отказалась, он выпросил хотя бы час, чтобы успеть обежать аптеки и достать нужное лекарство. Причем давил на совесть, мол, "неужели трудно помочь, мы же друзья, найду лекарство, которое нужно маме и всё, можешь уходить…". Славка сумел, так изворотливо повести разговор, что мне даже стало стыдно за свою чёрствость.

В тот момент, когда он говорил, у меня внутри образовался мерзкий комок, странное предчувствие. Со мной бывает такое – некое шестое чувство, ощущение, что в воздухе запахло бедой, а какой именно – не понятно. Да и мать его мне никогда не нравилась. Мне претила её фальшивость, неискренность, её попытки стать мне душевной подругой.

Но я всё же согласилась, ведь это был твой лучший друг и просил о такой мелочи: посидеть час с его матерью. Как же я была наивна, Серёжа.

Кошмар начался на следующий день, когда ты позвонил. Я не знаю о чём она с тобой говорила, но, услышав твоё имя, вошла в комнату, взяла трубку и сказала то, что мне казалось естественным: "Ты уже всё знаешь? Славик тебе всё рассказал?" – я имела в виду именно сложившиеся обстоятельства, болезнь его матери и не могла понять, почему ты бросил трубку.

На звонки ты не отвечаешь. Я побежала к вам домой. Увидев меня, твоя мать изменилась в лице, что меня удивило, ведь она всегда ко мне хорошо относилась, а тут устало вздохнула и сказала что-то несусветное:

"Пожалуйста, Лена, не приходите больше сюда, не показывайтесь ему на глаза, не мучайте моего сына", – и захлопнула дверь передо моим носом.

Хлопок этой двери до сих пор вибрирует в моей голове. Эта захлопнувшаяся дверь разбила моё счастье на мелкие осколки. Ты не поверишь, но я минут двадцать, как потерянная сиротка, стояла на лестничной площадке, а потом медленно стала спускаться.

Ты пропал, не появлялся. Я переспросила о тебе у всех твоих приятелей, но никто ничего не знал. И мне пришлось вновь обратиться к Славке, вы же с ним были неразлучны. И то, что он мне рассказал, сводило меня с ума.

К вам приехали друзья из Новосибирска, вместе с дочкой – нашей ровесницей. И ты, влюбился в неё без оглядки, бесповоротно. "Это был удар громом, – рассказывал Славка, – как у итальянцев". Но ты не решаешься мне об этом сказать.

– Врёшь ты всё, – я, тоже как и ты, разозлилась, не хотела этому верить и вновь пришла к твоей матери и спросила только одно: "У вас гостили друзья из Новосибирска, к вам приезжала девушка по имени Света"? Твоя мать молча кивнула…

Глава 33

"Ну вот всё и разъяснилось", – думала я, бредя по улице. Но внутри таилась надежда, не хотелось верить, что это конец нашим отношениям. Славка был единственным, связывающим звеном с тобой, именно по этой причине я и не отталкивала его, думала, может быть ты захочешь встретиться с ним, а я увижу тебя, поговорю ещё раз.

А оглядывалась я, потому что мне казалось, что ты где-то рядом. Я изводила Вячеслава вопросами о тебе. Это его сильно раздражало. Он давил на моё самолюбие, мол, какая же у тебя низкая самооценка, тебя предали, тебя в грош не ставят, а ты расспрашиваешь, думаешь о нём.

Да, он обнимал меня за плечи, якобы, успокаивая, утешая, а однажды, действительно поцеловал, но разве ты не видел, что я его тогда оттолкнула? И предполагаю, что он сыграл в поцелуй, увидев тебя. Он мастер интриг.

Зеркальце о котором ты говоришь? Думаю, он выкрал у меня это и держал при себе для такого случая или попросил кого-нибудь взять у меня из сумочки. А я тогда и не обратила внимание на его слова. Что мне до зеркальца, когда я пыталась понять тебя.

Прошло полгода, я всё ещё надеялась. Но однажды… однажды он привел молодую женщину, беременную на шестом месяце. Она была очень красивой, скромно одетой, представилась Светой и стала просить у меня прощения. Даже прослезилась.

– Я чувствую себя виноватой, – плакала она, – но мы ничего не можем поделать, – между нами вспыхнула такая искра…

– Почему же Серёжа никак не поговорит со мной? Почему он скрывается?

– Если бы вы знали, как он страдает. Ему стыдно, но мы оба не хотим отказываться друг от друга. Это не в наших силах. Поймите нас, Лена и простите.

Вышла я за Славку замуж, только через три года, когда он мне сказал, что вы ждёте второго ребенка. И все эти годы, он каждый день клялся мне в любви и уверял, что такая любовь, как у него одна на тысячу лет. Сейчас мне смешно вспоминать это, но ведь каждой женщине хочется поверить в неземные чувства. И я поверила в иллюзию любви и понадеялась, что со временем его полюблю.

Но это была не любовь. Я вообще сомневаюсь, что он знаком с этим чувством. Для него только одно имеет значение – выгода, расчет. Он получает наслаждение, идя к своей цели зигзагами, одному ему понятными.

Я всё это вспоминала, рассказывала, не глядя на Серёжу, сконцентрировав свой взгляд на пламени свечи. И вздрогнула, встрепенулась от хруста расколовшегося бокала в руках у Сергея. Я со страхом смотрела, как он продолжает сжимать осколки ладонью, и кровь капает на белоснежную скатерть. Весь свой гнев он вложил в бокал, который не выдержал такой жгучей боли.

Я побежала за помощью и через полчаса всё было убрано, смыто, освежено. Стол снова сверкал теперь уже розовой скатертью, цветами и зажженными свечами. Будто ничего не случилось. И лишь наши бледные лица и перебинтованная рука Серёжи говорили о раскрывшейся тайне предательства тех, кому мы доверяли.

Где-то из глубины зала вдруг зазвенела и полилась горестной струей песня без слов. Женский голос с пронзительной, раздирающей душу, высокой тоской оплакивал чью-то несчастную судьбу. Это была страстная мелодия, временами переходящая в невыносимый плач. Быть может эту музыку включили именно для нас, ведь весь вечер обслуживающий персонал наблюдал за нами.

Мы молча смотрели друг другу в глаза, изредка перекидывая взгляд на мирно горящие свечи. Это было тихое, печальное прощание с нашей несостоявшейся счастливой жизнью.

Где наши общие дети, глядя на которых, мы бы подпитывались энергией? Где радость от рождения общих внуков? Сколько пленительных, счастливых минут в жизни, безмятежных вечеров, блаженных ночей потеряно, упущено нами. Где всё это? Кто-нибудь сможет воскресить и вернуть нам?

Наше счастливое будущее кануло в пространстве вселенной, растворилось, угасло, исчезло безвозвратно. Навсегда.

И вновь я первая прервала молчание.

– Серёжа, ты вспоминал меня?

Что произошло? Я только спросила, а он посмотрел на меня долгим взглядом и между нами легла незримая, печальная струна счастья, необъяснимая словами. Блеск глаз Сережи был так выразительно тосклив, что мне захотелось заплакать – громко, навзрыд. Нужны ли слова в волшебном мире чувств, когда есть такой взгляд.

"Может рассказать ему всё. Он поймет, простит, – размышляла я про себя… Но так стыдно… так больно возвращаться к этому".

Я вновь посмотрела на свечи. А ярко-красная бархатная коробочка рядом манила и притягивала взгляд.

– Ты своей жене купил другой комплект?

– Да, эту коробочку я положил в дальний угол письменного стола, а потом, когда у меня появился сейф, там она и пролежала.

– А ты… ты не хочешь… Не можешь надеть мне это…, – мой голос слегка задрожал.

Он молча взял кольцо и попытался надеть его. Не получалось.

– Я видимо купил не твой размер.

– Мой, мой – просто время меняет нас. Надень пока на мизинец. Мне надо скинуть всего три килограмма.

Серёжа протянул свою руку. Кольцо слилось с его пальцем.

"Надо, надо рассказать ему всё, теперь у нас никаких тайн не должно быть. Может что посоветует…"

– Мы можем здесь ещё задержаться? – решилась я, наконец. – Так много хочется рассказать.

– Всё по нашему желанию.

– Только закажем ещё что-нибудь: кофе, сладкое. Хочу раскрыть тебе все обстоятельства моей жизни. Даже если ты будешь презирать меня, я всё равно должна рассказать.

После того как мы подкрепились, выпили кофе с коньяком, я несколько взбодрилась и пересела на его сторону диванчика… Во второй раз в своей жизни я сорвала со своих эмоций все цепи, покровы, замки и они хлынули неудержимым, очищающим потоком.

Я вновь выплескивала из себя долго копившиеся обиды, чувство вины, неуважение к себе. Серёжа внимательно слушал меня.

Это вторая ночь исповеди была не такой тяжелой, как та, но всё же время от времени слёзы скатывались по щекам. В самые острые минуты, он просто прижимал меня к себе и прикасался губами к волосам, будто успокаивая. Я закончила… и вновь наступила тишина, но молчание это было благостным, лёгким для меня.

– Мы ещё поговорим об этом и, быть может, съездим к ней, – медленно и задумчиво проговорил Сережа. – Страшны те ошибки, когда ничего уже не исправишь, а в нашем случае, кажется, есть просвет, есть надежда что-то изменить. Мы ещё подумаем над этим.

"Мы"… "В нашем случае…". Теплый комок давно забытого счастья зашевелился, разбух, разросся и разлился блаженной струей по груди.

– Я все эти годы постоянно следил за твоей жизнью, – тихо продолжил Сергей. – Время от времени наводил справки о тебе, но ты была благополучно и прочно замужем.

Последний раз я тебя видел на свадьбе у твоего сына, меня отец невестки пригласил. Я передал подарок через обслуживающий персонал и издали, долго наблюдал за тобой. Ты была весёлая, радостная и я решил, что видимо правильно сделал тогда, что не встал на вашем пути. А ведь вот оно как оказывается… Если бы я только знал, что ты была несчастна все эти годы. Если бы…

… Уже начало светать и мы стали собираться. Серёжа подвез меня к дому и у подъезда сказал:

– Я виноват во всём, Лена. В любви надо быть диким, первобытным, сумасшедшим человеком, всё сметать на своём пути. А я как интеллигентный хлюпик раскрыл подонку дверь в твою жизнь, и, склонив голову, отошёл в сторону. Мне бы схватить тебя за руку, дать пощёчину…

– За что?

– Хотя бы для того, чтобы услышать вот этот вопрос и может быть тогда мозги бы прояснились и понял бы хоть что-нибудь. Какая, к чёрту, гордость, самолюбие, когда жизнь может быть разрушена.

– Моя дочка недавно прочитала мне сонеты Шекспира. Она влюбилась в своего мужа. Так тоже бывает. И там есть такие строчки:

…но это ли любовь, Когда она покорною осиной
Под ветром клонится, дрожит и гнется вновь…

Я бы ждала тебя до сих пор, если бы не явление твоей беременной жены, которая оказалась призраком, миражом… Я пойду, Сережа, а то сейчас упаду от усталости. И ещё… пожалуйста, перепиши для меня Рафаэля…