Читать книгу: «Кирпичики», страница 3

Москва из прежней «большой деревни» превратилась в густонаселенный торгово-промышленный город. С Воробьевых гор уже видится иная панорама. Вместо златоглавых церквей выделяются небоскребы. Но, даст Бог, если возродятся храмы общими усилиями, то мы снова обретем сорок сороков в былом великолепии и радующем душу малиновом перезвоне колоколов. Восстановив храмы, восстановим и остальное!

Градоначальника Ф. В. Ростопчина сменил А. П. Тормасов, служивший в свое время ближайшим сподвижником и заместителем М. И. Кутузова. Новый московский генерал-губернатор написал для Комитета министров доклад: «Относительно устроения Москвы и вспоможения на обустройку потерпевшим от разорения и пожаров жителям оной». Комитет министров направил доклад А. П. Тормасова на утверждение Александру I, который, ознакомившись с его содержанием, добавил еще 2 млн. 250 тысяч рублей на уплату компенсаций тем москвичам, чьи дома попадали под снос в процессе реконструкции города, и более 1,5 млн. рублей ассигновал на нивелирование городской территории и дорожное строительство. Дополнительно были выделены в качестве рабочих солдаты 4-х пехотных полков, 2-х саперных рот и еще 2-х батальонов. 5 млн. рублей, выделенных на восстановление города, было приказано использовать на отделку погоревших каменных домов, находящихся «на примечательных и видных местах, дабы оные дома не делали городу безобразия».

Ремонтом Петровского театра (будущего Большого) и перепланировкой площади перед театром занимался О. И. Бове, а позднее – архитектор Высочайшего двора Альберт Катеринович Кавос, венецианец по происхождению, который впоследствии восстанавливал Малый театр и строил Мариинский в Петербурге.

К 1819-му году основные работы по восстановлению Москвы были закончены, хотя окончательно Первопрестольная обновилась только к 1830-му году. В 1830–1835 годах, уже в который раз, Москва-река сильно обмелела, и резко обнажились берега. По фарватеру не могли разойтись встречные суда и баржи. Речной транспорт в то время был наиболее экономичным, особенно при перевозке кирпича и камня – наиболее тяжелого основного строительного материала. Да и по объему перевозок грузопоток не имел равных. Москва в черте города обнажала и свои язвы. Открывалась весьма неприглядная картина разлагающихся отбросов и нечистот, стекающих по коллекторам, сточным канавам, по руслам ручьев и речушек. Особенно сильно загрязнялись места сброса промышленных отходов с кожевенных фабрик, химических заводов, хлопчатобумажных и шерстопрядильных, свечных и чугунолитейный предприятий, скотобоен, общественных бань и т. д. Текстильные фабрики, кирпичные заводы, хлебопекарни и другие заведения, который требовали большого количества чистой воды, задыхались…

Постепенно Москва становилась изящней и стройнее. В 1837-м году в своей записке о Москве к приезду наследника престола будущего императора Александра II профессор-историк М. П. Погодин писал: «Москва, перестав быть средоточием истории со времен Петра Великого, осталась средоточием русского могущества, просвещения, языка, литературы, промышленности, торговли, вообще русской национальности… Вот почему она называется представительницей Святой Руси. Вот почему всякий русский питает сыновнее благоговение к этому первопрестольному граду своих предков. Здесь покоятся останки великих основателей и благодетелей России. Здесь цари принимают венец свой и клянутся блюсти уставы Отечества. Если Петербург называется Главою России, то Москва, без сомнения, есть её Сердце».

В декабре 1848 года уже новый генерал-губернатор Москвы Арсений Андреевич Закревский составил записку о запрещении строить в Москве новые промышленные заведения и расширять старые ввиду ухудшавшейся из года в год экологии в черте города. Комитет министров 28 июня 1849 года подвел окончательный итог: «запретить строительство в Москве бумажных, шерстопрядильных, чугунолитейных, кирпичных, стеариновых, сальных и химических заводов, а другие промышленные заведения учреждать только с разрешения Московского генерал-губернатора и создать Особый комитет по надзору за фабриками и заводами».

Кирпичные заводы Москвы в большинстве своем уже вырабатывали сырьевые ресурсы и стали, как и многие другие фабрики и заводы, формироваться на окраинах Москвы и в Московской губернии. В первую очередь переместились текстильные фабрики, так как для промывки тканей требовалось большое количество чистой и мягкой воды. Стали интенсивно изыскиваться возможности в использовании залежей глины на старых или заброшенных карьерах бывших мелких кирпичных заводов. При геологических изысканиях залежей необходимой глины для новых кирпичных заводов выбирались такие места, где сама глина, вода, песок и дрова или торф, были бы под рукой. Землю арендовали на долгосрочной основе только в том случае, если запасы глины были достаточными для ее использования не менее 10 лет. К этому времени уже определились и финансовые затраты: для строительства кирпичного завода по выработке и обжигу 1-го миллиона кирпича в год требовалось вложить в дело 10 000 рублей первоначального капитала, для выработки 2-х миллионов – 20 000 рублей…

К середине XIX века кирпич уже доставлялся в Москву с окраин: преимущественно из-за Серпуховской заставы, включая смежные земли за Калужской заставой и с Воробьевых гор; из-за Семеновской заставы и с Введенских гор. С других мест кирпич поступал в незначительных количествах. Многие заводы были маломощными и порой не учитывались регистрационной Палатой, так как работали на разовый заказ или на собственные нужды.

За Серпуховской заставой располагались кирпичные заводы княгини Кропоткиной, Китайцевых, Перелыгина, Протасьева, князя Енгалычева, Хлебникова, Нарского и Андреева. У Калужской заставы и на Воробьевых горах – заводы Байдакова, Мамонтова, Бодрова, Шмелева, Фескина (Конькова), Бронзова, Поленова, Степанова. За Семеновской заставой – заводы Колкунова, Гусарева, Милованова. У Тверской заставы – заводы Донскова и Смирнова, Карепина. У Рогожской заставы – заводы Рюмина (в селе Кучино), Теряева и Афанасьева. За Крестовской и Бутырской заставами – заводы Прорехова (в Лихоборах). Заводы Головина в Мытищах. У Андрониева монастыря на берегу Яузы – завод Алексеевых. Вниз по течению Москвы-реки располагался завод Мокеева. За Преображенской заставой – еще один завод Гусарева и завод Битюгина.

Весьма любопытен один из фактов истории реконструкции Москвы тех лет. В 1856 году начались хлопоты о восстановлении старинной палаты Романовых, которые уцелели в 1812 году. Историк И. К. Кондратьев писал: «Государев двор уцелел от огня и разрушения, так как старинная палата была занята французским провиантмейстером, бывшим прежде на русской службе. А после ухода французов в них некоторое время жил архиепископ Августин, поэтому они устояли и от разорения». 25 февраля 1857 года палата была передана в дворцовое ведомство, и начались реставрационные работы. Позднейшие пристройки к старинной палате были снесены, остались только старинные стены основного здания, оставшиеся еще с 1668 года. В этих стенах археологами были обнаружены кирпичи с клеймом двуглавого орла с опущенными крыльями, без корон. Оттиск клейма один к одному соответствовал такому же клейму в кладке храма Василия Блаженного, что подтверждало неизменность клейма в течение 100 лет.

Далее Кондратьев тщательно записал само событие: «31 августа 1858 года состоялось освящение момента закладки первого нового кирпича. Прибывшего государя Александра II встречал митрополит Филарет с напрестольным крестом в руках – вкладом матери царя Михаила, великой княгини Марфы. В приготовленное место для закладки государем и августейшей фамилией были заложены новые и древние монеты (золотые и серебряные), поднесенные членами комиссии по постройке в знак свидетельства, что здание это было построено при Иване Грозном. И что настал момент действительного начала работ по реставрации дома, в котором родился и вырос государь – первый из поколения Романовых. Председатель комиссии князь М. А. Оболенский поднес государю медную позолоченную доску с подобающей надписью. Архитектор Федор Федорович Рихтер поднес государю, государыне и митрополиту Филарету кирпичи, серебряные молоток (каменотеску) и лопатку (мастерок), раствор извести для закладки первого кирпича. После ектении и молитвы митрополит сказал подобающее слово. После чего он поднес в благословение государю св. икону Спасителя, а государыне св. икону Знамения Божией Матери… Палаты были восстановлены 22 августа 1859 года – ныне это едва ли не единственный такого рода памятник во всей России – образец стародавнего боярского быта, дающий возможность достоверного понятия о тогдашнем образе жизни бояр, их домашнем быте и обиходе».

Палата состояла из 4-х ярусов: подвальный (погребье) с ледником и медушей; нижний (подклетье) с людской, кладовой и приспешней (поварней). Средний – это жилье с сенями, девичьей, детской, крестовой с молельной и боярской комнатами; четвертый – чердак (терем) с вышкой и светлицей. Все покои соединялись проходами и потаенными лестницами. Двери, как правило, однопольные, из дубовых плах, с тщательной подгонкой в пазах. Крестовая комната была в каждом боярском доме. В эту комнату приглашались священнослужители, в ней осуществлялись всевозможные требы для православных хозяев. Здесь пели молитвы и служили панихиды.

Вот как описывал внутреннее убранство восстановленных палат историк М. М. Снегирев, который сам был членом комиссии по реконструкции и лично подносил Александру II серебряные золотые монеты, чеканенные 1856-м годом в память коронования государя: «В палате свод стрельчатый, с расписанными подлинными грамотами царя Михаила Федоровича. Окна с древней слюдяной оконницей. В переднем (святом углу) древний образ Спасителя. Посреди палаты стол, покрытый богатой персидской тканью, рядом два кресла. Вдоль стены деревянные лавки. У свободной стены горка или постав за стеклами с золотой и серебряной посудой, принадлежавшей боярам Романовым: золотые и серебряные блюда, ковши, кубки, чарки для водки, братины, стопы, сулеи, достаканы и, наконец, серебряная с кровлей солоница патриарха Филарета Никитича Романова. Такая посуда переходила от отца к сыну и хранилась как святыня. На парадных обедах посуда на столах выставлялась горкой и пирующие пивали из нее меды и вина, от того и произошла поговорка: «Пир горой».

К середине XIX века реконструкция Москвы заканчивалась, но заводы продолжали вырабатывать кирпич, и создавалось перепроизводство, цена на кирпич снижалась с 28 рублей до 18 рублей за 1000 шт. Теряли в заработке все, в том числе и хозяин. Если продавать кирпич по себестоимости, то быстро «вылетишь» через трубу собственного завода, как тогда говорили. Чтобы успеть перестроиться на выпуск другой продукции, надо было оперативно добыть новый вид сырья, освоить новую технологию, найти новые заказы и опередить конкурентов. В эти переходные периоды экономить можно было только на еде, поэтому рабочие выражали свое недовольство через забастовки. А некоторые переходили на другие, более благополучные заводы, где хозяин был расторопнее. На тех же обжиговых печах при наличии нужной глины можно было вырабатывать огнеупорный кирпич для металлургических заводов, для термических печей и кузнечных горнов, изразцы и керамическую отделочную плитку. Переломным этапом для существования кирпичных заводов явилось расширение переместившихся на окраины Москвы фабрик и заводов. Началось строительство железных дорог.

Новый подъем кирпичного производства пришелся на последнюю треть XIX века. Именно в это время начинают свою историю Мытищинские заводы, имевшие большие и еще неизрасходованные запасы добротной глины. Кроме заводов Головина в Мытищах открываются кирпичные заводы Гусарева, Романова, Челнокова, Воронина, Герасимова. В ближайших деревнях и поселках – в Вешках, Новосельцеве, Хлебникове, Осташкове. Устраиваются небольшие заводы для собственных нужд у деревни Зимине – завод Чернышевых («Товарищество Пелагеи Чернышевой сыновей» в Пирогово).

Большинство заводов продолжало работать по старинке. Но некоторые стали работать уже по новой технологии, с применением машин внедрение которых производилось с трудом. Порядовщики, сушники и обжигальщики никак не хотели мириться с тем, что машина сможет заменить людей в таком тонком деле, да и по затратам выходило почти одинаково. И все-таки с чего же начинался завод? Устроение кирпичного производства не требовало таких больших затрат как строительство машиностроительных, металлургических или текстильных предприятий. Подавляющая часть рабочих-кирпичников – это сезонники. Для них, как правило, не требовалось жилья, но баня и прачечная устраивались в обязательном порядке…

Сначала строилась обжиговая печь с дымогарной трубой. Для кладки трубы приглашались специалисты по этому делу. Материалом для устройства обжиговой печи служил хорошо обожженный кирпич-клинкер, изготавливаемый из тугоплавкой глины и обжигаемый при температуре 1000…1200 С° до полного спекания, но без остекленения поверхности. Название клинкер происходит от немецкого слова klingeln (звонить). При соударении такой кирпич издавал чистый ясный звон. Из такого кирпича выкладывались своды оконных и дверных проемов, своды всевозможных арочных перекрытий, термических печей и кузнечных горнов, тротуары (слово заимствовано из французского trottoir и происходит от trotter – «семенить»). Как указывает Г. М. Щербо: «…В Западной Европе в XVII–XVIII вв. клинкер широко применялся для устроения мостовых. Наиболее широкое распространение такие мостовые имели в Голландии в XIX веке. В 1820–1830 гг. этим материалом были выстланы тротуары большинства городов США. В 1880 годах его применили в Чернигове и окрестностях, где был построен первый, а затем и второй клинкерные заводы. Позднее подобный завод появился в районе Киева, а в 1918 г. в окрестностях Гомеля. Однако еще в 1779–1789 гг. клинкер производили и на одном из московских заводов. В конце XVII в. в России были напечатаны первые рекомендации по устройству тротуарных клинкерных покрытий при укладке кирпича «на ребро» и «в елочку». В 1928 г. на Ленинградском шоссе, ныне Ленинградский проспект, появился опытный участок мостовой, в 1929 г. на 3-й Мещанской, в 1939 г. на Пушечной улице.

В галерее Мытищинского водопровода первой очереди (1779–1804 гг.) свод выложен из клинообразного клинкера. В Медвежьих Озерах (Щелково), недалеко от военного городка, была устроена подъездная дорога к взлетной полосе аэродрома, на котором совершал свои опытные испытательные полеты Валерий Чкалов, а во время Великой Отечественной войны этот аэродром сохранялся как резервный. Такая же дорога была построена у аэродрома в Монино…

К середине XIX века в Европе и Америке уже широко применялись кольцевые и туннельные обжиговые печи вместо напольных печей-времянок, внедрялись в производство ленточные прессы, глинообрабатывающие машины: бегуны, вальцы, глиномялки и другое оборудование. В России преобладало ручное производство строительного кирпича, при котором добыча глины велась лопатами, подвоз осуществлялся тачками; перетаптывание замоченной глины – быками или лошадьми, а то и сами рабочие месили ногами глину. На один замес требовалось около 3-х часов. По мере окончания замеса рабочий ногами чувствовал вязкость замеса. Он брал глину в ладонь, сжимал пальцы в кулак, следил за тем как глина выдавливается сквозь пальцы и говорил: «Ну, теперь шабаш, готово!». Заказы сыпались со всех сторон, а до механизации кирпичного производства руки не доходили.

В 1861 году была издана небольшая, но очень интересная книга «О кирпиче и московских кирпичных заводах» И. Ржанова. Книга с первых же строк обнаруживает любопытные сведения: «Известно, что многие говорят: «в старину все не так бывало, было прочно, крепко, на век; а ныне как бы сделать всё поскорее да полегче, только бы с рук сбыть, да денежку нажить…» Такое же говорят и о кирпиче. Старинный кирпич громадный, весом 22 фунта (1 торговый фунт = 409,56 гр.; аптекарский и английский фунты имеют другие показатели) и так крепок, что едва разобьешь; а нынешний уже не тот: хорошо, если 10–12 фунтов, да и то по весу расходится; а форма – одна другой мельче. Все хотят повыгоднее сделать, да и поскорее продать; горячий кирпич из печей возят, так что верхи телег у извозчиков загораются».

О свойствах современного кирпича и говорить не приходится. Телевидение часто демонстрирует, как молодые лихачи разбивают кирпич ребром ладони или ударом кирпича об голову. Попробовали бы эти «герои» разбить о свою голову кирпич, выработанный на дореволюционных Мытищинских заводах И. П. Воронина, И. Г. Герасимова, династии Челноковых!?. Можно только представить себе, какой же прочности был кирпич, выработанный на заводах их предшественников: Гусарева, Романова и Головина. На эту тему было много разных споров, но разбить кирпич еще никому не удалось! Мытищинская глина, из которой изготавливался кирпич, относится к минералу Юрского периода. Это значит, что возраст глины 150–140 млн. лет. Именно в этот период формирования земной коры сформировались так называемые жирные глины.

Глава 2. Первые кирпичные заводы Мытищинской волости

Кирпичный завод представлял собой обжиговую печь под навесом от дождя. Рядом располагались сушила для сырого кирпича. Это длинные сараи, крытые тесом и открытые со всех сторон с приставленными лесинами (щитами из хвороста) для защиты сырого кирпича от чрезмерных сквозняков. На некоторых заводах обходились и без щитов. Для рабочих и извозчиков устраивались легкие бараки без отопления.

Принадлежности простые: деревянные или металлические формы по размеру кирпича (станки-пролетки), машинки для зачистки и правки сырого кирпича, ушаты, шайки, лопаты, резаки для глины и т. д. Основной материал: глина, песок и вода. Топливо – торф, пни или трехполенные дрова.

Копачи заготавливали глину и подвозили ее на тачках к навесам. Порядовщики приготавливали глину и формовали сырец; сушники смотрели за просушкой кирпича под навесами, правили его вальками или дощечками и наблюдали за перестановкой или откидкой щитов (лесин). Обжигальщики загружали сырец в печи, обжигали, высаживали, сортировали и ставили в клетки. Извозчики доставляли и складывали готовый кирпич на место доставки.

Но примитивное на первый взгляд производство кирпича требовало тонких навыков и интуиции. Трудности и особенности заключались в том, что не было в то время еще никаких приборов для измерения влажности воздуха и самого кирпича-сырца, находящегося в процессе сушки, не было и приборов для измерения температуры в процессе обжига. Так что на ответственных операциях работали только опытные мастера-сушники и обжигальщики. Опыт же приходил с годами. За работой и технологией выработки кирпича следил, как правило, распорядитель работ или «старшой».

В упоминавшейся книге у И. Ржанова можно прочитать: «Порядовщик должен плотно набивать в пролетку порцию глины, ровно сглаживать ее и, с проворством вынимая сырец из формы, искусно ставить его на ребро стоймя, близко один к другому, чтобы не покривить и не помять. Сырец устанавливается рядами, с небольшим промежутком для свободного прохода воздуха и постепенной просушки. Худой порядовщик, у которого выходят дурные углы кирпича, заминки по бокам или недостаточные куски порции глины образуют провалы. А добавлять глины уже нельзя, так как не будет спая. Такой порядовщик всегда останется без заработка Взгляните на хорошего порядовщика: любо дорого смотреть как у него вынимается и становится сырец. Каждый кирпичик словно брусок, обтесанный машинкой: ровный, гладкий, прямой; а у дурного – совсем не то и косоват кирпич, и угла прямого нет, постоянные заминки, сколы на углах и прочие недостатки…

Тепловая предварительная сушка кирпича

Исправлять худую работу порядовщика приходится только одним средством: браковать и не брать в счет, а бракованный сырец побросать в глиняную массу и вновь перемешать. Хороший порядовщик всегда подспорье сушнику».

Способы формовки кирпича применялись различные: подпятный кирпич формовался в деревянных формах пяткой рабочего и считался наиболее прочным, так как масса глины подпятного кирпича приготавливалась более крутой и уминалась плотнее; столовый и поддонный кирпичи формовались на столе и глина уминалась руками. Если форма была без дна, то такой кирпич назывался склизовой, а если форма была с донышком, то поддонный. Покупатели прекрасно знали возможности заводов и самих мастеров. Поэтому для особых заказов просили только подпятный кирпич и деньги платили загодя. Дело сушника заключи лось в том, чтобы своевременно выправить кирпич, который коробится во время сушки. Но и нельзя было допускать, чтобы кирпич слишком пересох, так как он после обжига становился очень хрупким. Однако вся тонкость была еще впереди: нельзя было править кирпич, если он еще мягковат и довольно сырой.

Процесс естественной сушки зависел не только от погоды, но и от состава и свойства глины. Сушник должен успевать обойти навесы и убедиться: нет ли чрезмерного сквозняка. Влажность воздуха измерялась самодельными психрометрами (психрос, в переводе с греческого, влага). Для этого выстригались 5–10 женских волос длиной 30–40 см. Такой пучок закреплялся на двух гвоздиках, образуя горизонтально натянутую струну (подобие волос скрипичного смычка). В средней части подвешивалась деревянная метка (щепка). Человеческий волос довольно гигроскопичен: при сырой погоде длина волос увеличивалась, и метка опускалась; при сухой погоде длина волос сокращалась, и метка поднималась. По каждому положению метки делались засечки в нужном месте. И, таким образом, определялась влажность воздуха при естественной сушке. Но в процессе сушки необходимо было еще и регулировать влажность, поэтому сушники то прикрывали навесы с боков щитами, то раскрывали их в зависимости от показаний самодельных «приборов». Кроме этого, необходимо было измерять влажность самого кирпича, чтобы определять его готовность перед обжигом. Для этого рабочий-сушник пальцем надавливал на плоскую часть кирпича с определенным усилием. Наиболее оптимальной влажностью обладал тот кирпич, который не оставлял вмятины от пальца, но оставалась бы царапина от ногтя.

Формовка кирпича на горизонтальной машине

Продолжительность естественной сушки сырца составляла не менее 10 дней, чаще 2 недели. Но в сырую погоду приходилось сушить и целый месяц. Окончание сушки узнавалось по излому пробного кирпича. Кирпич разламывался на половинки, рабочий нюхал излом, так как глина имела знакомый ему запах. Затем он внимательно рассматривал внутреннюю структуру: хорош ли промесс. Затем рабочий прикладывался влажной частью нижней губы к излому, чтобы определить по прилипанию: достаточно ли просох сырец и готов ли к обжигу? Опытные и знающие дело сушники ценились на всех заводах. А искусство сушников приравнивалось к искусству дегустаторов. Доброкачественность кирпича в первую очередь определялась равномерностью промеса глины и правильной последовательностью естественной сушки. Хорошо сработанный сырец мог подаваться на обжиг или оставаться на складе всю зиму до следующего сезона и не терять своих прочностных свойств.

«В обжиге кирпича также дело мастера боится, – продолжал И. Ржанов, – а потому обжигало на заводе играет также важнейшую роль. В первые дни, по насадке печи сырцом, огонь пускается чрезвычайно слабый в течение 4–10 дней; этот период обжига называется «на парах», потому как выгоняется пар из сырца. Когда же пар равномерным, легким огнем освободится, что узнается по сухости теплого воздуха, выходящего сверху печи (обжигальщик нюхал воздух у смотрового отверстия), тогда пускается в течение 2–3 суток сильный, ровный огонь, который под конец обжига пробивается до самого верха печи (колпака) и раскаляет кирпичи докрасна, как железо в кузнице. Эта операция называется «взваром».

При интенсивном обжиге влага, находящаяся в химически связанном состоянии, разлагается на кислород и водород. Водород, как горючий газ, при сгорании давал свой оттенок в пламени, его-то и улавливал опытный глаз обжигальщика. По мере выгорания водорода и исчезновения оттенка в пламени определялось время обжига.

«Потом дают печи остынуть в течение 4–5 суток и тогда начинают высаживать кирпич, раскладывая его по сортам: от железняка, до печного. Чем больше выходит красного или алого кирпича, тем выгоднее. Такой кирпич дороже ценится, и более идет для работ в кладке лицевых стен строения или для сводов. Однако у обжигал часто случаются неудачи: кирпич выходит бледный, и при том дресвяный (с глухим надтреснутым звуком) или с «запаром». Такой кирпич идет только для кладки отопительных печей, поэтому он назывался печным. Последнее время опять кирпич стали делать мельче. Такой кирпич часто хвалят каменщики и мастера по приготовлению известковых растворов. Первые потому, что легче носить и счетом больше пойдет в стройку, а вторые потому, что больше извести потребуется, если на поставку ее ставится условие оплаты с 1000 кирпичей. Мелкого кирпича и возчик уложит больше, и он тоже похвалит. Кому на чай дадут, и тот похвалит кирпич, с какого придется завода. Нить такой похвалы при постройка идет непрерывно».

Невольно возникает вопрос: почему же у обжигальщиков случались неудачи?.. Необходимо вернуться к технологии обжига. Как точно измерить температуру в печи в процессе обжига? Температура и, соответственно, обжиг не могут быть равномерными для всего количества загруженного кирпича из-за неравномерного теплообмена на большом пространстве печи. Для ориентировки на заданную температуру вместе с загружаемым кирпичом устанавливались пирометры Веджвуда, так называемые плавни: керамические трубочки, палочки или кругляки величиной в указательный палец, которые расплавлялись при определенной температуре. Кирпичные клетки с установленными плавнями пододвигали ближе к смотровому отверстию, чтобы обжигальщик смог наблюдать за их оплавлением. Для различной глины требовалась разная температура обжига: 800–1200; 1200–1500; 1500–17200 С°. Поэтому температура пламени поддерживалась с большим разбросом от ее заданного значения, да и не всегда удавалось подобрать необходимые плавни. Обжигальщики по-своему сетовали: раньше топили трехполенными дровами, прошлый сезон топили углем, нынче топим торфом, а на следующий сезон будем переходить на мазут или газ, а глаза уже не те. Таким образом, мастера-обжигальщики температуру в печи в большинстве случаев определяли «на глаз». В каждом конкретном случае выручали только интуиция и зрительная память. Это один из примеров своеобразного искусства: уметь определять температуру в печи по оттенкам пламени. Обжиг – это последняя операция, поэтому она самая ответственная.

Горизонтальная машина – тоншнейдер

При составлении калькуляции себестоимости кирпича хозяин всегда включал непредвиденные расходы. Согласно новым установленным правительством Правилам кирпич должен был иметь длину 6 вершков, ширину 3 вершка и толщину 1,5 вершка. Общие требования сводились к тому, чтобы можно было оценивать основные достоинства кирпича: «кирпич должен быть хорошо обожжен, крепок, плотен и мелкослоен; звон должен быть как у крепкого, хорошего горшка». Периодически осуществлялся контроль. Кирпич опускали на десять дней в воду, затем взвешивали, чтобы убедиться в его допустимой гигроскопичности. Далее – замораживали и размораживали до нескольких циклов, давили грузом или прессами до появления первой трещины или до полного разрушения. В кирпиче не должно быть комочков известковых включений (с опокой), так как в зимнее время эти известковые включения (меньше спичечной головки) впитывают влагу, а в морозы, образовавшиеся кристаллики льда в этих местах разрывают кирпич. Форма кирпича оговаривалась своими особенностями: поверхность должна быть ровной, с целыми и правильными углами; при кладке такого кирпича шов в стене получается ровным (с расшивкой), тонким и красивым.

Доставку кирпича в эти годы осуществляли сами заводы гужевым транспортом, поэтому непременным условием было: наличие конюшни, каретника, кузнеца и ремонтного мастера, ночлега и питание для извозчиков. На 5–6 телег укладывалась 1000 кирпичей, в среднем 200–250 штук на подводу. Извозчики укладывали кирпич так, чтобы с лицевой стороны был только хороший (сортовой), а снизу подсовывали бракованный, печной, а то и битый. По этому поводу случались и скандалы. Дело иногда доходило до того, что весь караван возов с кирпичами заставляли «съезжать со двора». Принятый кирпич строители опрыскивали известью, чтобы не было путаницы с тем, который еще разгружался. Но извозчики народ дошлый, умудрялись-таки подсунуть бракованный кирпич или маломерный. Во что же обходился кирпич по себестоимости в 1860–1870-х годах в России из расчета затрат на 1000 штук?

Порядовщику за выработку партии сырца платили 2 рубля. За рабочий день он вырабатывал 1000–1500 шт. Выбраковку в счет не принимали (в среднем 150 шт. с каждой 1000 изготовленного сырца) из-за дефектов: окрайка, ветряиица затечки, кривизна. Это так называемая отбойка. Однако кирпич все равно обжигался отправлялся на продажу. Как сказали бы сегодняшние наши предприниматели – это заначка на «черный нал»…

Вертикальный пресс для формовки кирпича

Сушнику устанавливали 40–50 копеек с 1000. Обжигальщик получал 1 рубль. Щиты прислонные (лесины) обходились в 25 копеек; песок и вода 25–50 копеек; глина 70 копеек и 1 рубль. Аренда земли 25–75 коп., непредвиденные и страховые расходы принимались из расчета в 1 рубль. В среднем получалось около 7 рублей. Экономия за счет всяких скидок и вычетов составляла не более 15 % (еще около 1 рубля). Таким образом, остается 6 рублей.

Обжиг трехполенными дровами обходился в 7 рублей, подвоз дров – 4 руб. 50 коп. и до 7 руб., когда случались дальние рейсы до дровяного склада. Весь расклад по затратам составлял 16–17 рублей за 1000 шт., не считая убытков при неудаче в процессе обжига и других случайностей от непогоды. Если всё шло гладко, то хозяин получал в среднем от 2-х до 4-х руб. с каждой 1000 шт. Однако хозяин надеялся на то, что вложенные им в производство деньги должны окупиться за 2–3 года. Реально же, исходя из производительности завода в 1 млн штук в год и получаемой прибыли, затраченные деньги на первоначальные изыскания и организацию производства окупались за 3–4 года. Это было не выгодно. Поэтому приходилось либо открывать несколько заводов, либо объединять капиталы и создавать акционерное общество, закупать более производительное оборудование и расширять заводы, если позволяли запасы основного сырья-глины.