Читать книгу: «Дакия в огне. Часть третья. Под небом Перуна», страница 4

Ими по очереди успели побывать и Велес, и Сварог, и Даждьбог, но с установлением княжеской власти стал набирать силу именно бог громовержец и покровитель всех воев – Перун.

Обряд закончился под утро.

А уже следующим днём союзная армия северных племён двинулась на помощь дакам.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

А теперь, читатель, мы вновь вернёмся к Траяну.

Уже пошёл седьмой год, как он перебрался из воинского лагеря на Германской границе в Рим и стал в Палатийском дворце единолично хозяйничать. Следует признать, что престарелый Нерва, лихорадочно подыскивая себе преемника, сделал на редкость удачный выбор. Усыновлённый им Траян, за время своего правления, приобрёл огромную популярность. Причём он пользовался популярностью, как у народа, так и в высших кругах общества, и что немало важно и в государственном аппарате. Ну а об армии я уже и не говорю. Армия его просто боготворила. Траяна считали едва ли не лучшим императором за всю многовековую историю Рима. Так, каждому из последующих правителей, после его восхождения на трон в Палатийском дворце, желали: «Быть счастливее Августа и лучше Траяна!»

Вот как, к примеру, римский писатель греческого происхождения Дион Кассий описывал принцепса Марка Ульпия Нерву Траяна: «Среди всех остальных правителей он выделялся отчаянной храбростью и жаждой справедливости. В привычках же был непритязателен, и его совершенно не прельщало присущее его предшественникам стремление жить в роскоши и неге. Он не проявлял зависти по отношению к другим, никого без веской на то причины не преследовал и не приговаривал к наказанию, и любой достойный человек в нём всегда мог найти участие и поддержку. При нём ни один человек не был по какой-либо прихоти казнён.

Также, принцепс этот никогда не испытывал ненависти или страха перед достойными и талантливыми людьми, и потому старался таковых приблизить к себе.

Рачительно он распоряжался и поступавшими в казну деньгами. А поступление их при его правлении было огромным. Но он не расходовал их на пиры и какие-либо излишества, а тратил поступавшие деньги на благоустройство столицы и провинций. Не жалел он казённых денег и на вооружение легионеров и подготовку армии к новым военным действиям, и при нём армия империи приобрела невиданную до этого боеспособность.»

Каков же у Траяна был характер?

Тут, помимо Диона Кассия, и Плиний Младший, и Павсаний, и Евтропий были единодушны. Вот, что, к примеру, о нём написал другой древний автор, Евтропий: «Принцепс Траян отличался общительным нравом и поэтому находился всегда на виду. Он постоянно пребывал с народом: и на каких-либо торжествах, и в трудное для сограждан время. Часто и без охраны Траян любил посещать дома простых людей. И хотя он не получил хорошего образования, и не предавался каким-то там уж совершенно отвлечённым и заумным рассуждениям, но никто не мог его назвать простофилей или тем более глупцом.»

Я бы от себя ещё добавил: этот принцепс совсем мало тратил денег из казны на себя, но за то не жалел их для улучшения жизни сограждан.

И ещё, вслед за Дионом Кассием, и другими авторами, я добавлю…

Траян, как личность, был очень разносторонен. Он прославился не только своими успешными военными кампаниями, в ходе которых к империи были присоединены огромные территории (как в Европе, так и на Востоке), но и своей строительной деятельностью. Причём настоящая строительная лихорадка при нём развернулась не только в «Вечном городе» и в остальной Италии, но и затронула многие провинции. Как на Западе, так и в Азии, и в Северной Африке.

Проектировал и руководил строительством всех главных объектов в империи при Траяне выдающийся архитектор и личный друг принцепса, сирийский грек Аполлодор Дамаскин.

Только в столице, за двадцать с небольшим лет правления Траяна, были возведены сорокаметровая колонна его имени, ознаменовавшая победы римлян над даками, новый великолепный Форум, роскошные термы, базилики и очередной акведук, протянувшийся на десятки миль и улучшивший водоснабжение двухмиллионного столичного мегаполиса, безмерно разросшегося к тому времени по обоим берегам Тибра.

В тогдашних морских воротах Рима, в Остии, был построен огромный порт, который принимал одновременно десятки судов, ну а в провинциях, помимо храмов, терм и прочих общественно значимых сооружений появились новые мощённые дороги, протяжённостью в двадцать тысяч миль, а также был реконструирован и углублен канал, соединявший Средиземное и Красное моря, и позволивший наладить регулярную торговлю с Аравией, и даже с далёкой и сказочно богатой Индией и с ещё более дальним Цейлоном.

Ну а что сказать о Траяне не как о политике и правителе огромной империи, а как о полководце?

Думаю, что тут опять правомерно обратиться к Диону Кассию.

И вот что этот грек написал: «Среди римских полководцев его ещё при жизни причислили к одним из лучших. Его ставили на второе место после Юлия Цезаря. Ну а если сравнивали не только с римскими, то его включали в пятёрку самых талантливейших. После Александра Великого, Ганнибала, Пирра и Цезаря он замыкал пятёрку великих.

Можно сказать, что Траян был всегда готов возглавить армию и выступить в поход. Потому что ему довольно быстро надоедала праздная жизнь в роскошном дворце. Она ему прискучивала.

За то он редко снимал доспехи и его внешний облик выдавал в нём прежде всего не правителя, а военачальника.

В любом походе он не бросал легионеров, и твёрдой походкой шёл впереди. Вместе со своими легионами он переправлялся через реки и горы, попадавшиеся им на пути. При этом он в походе мог спать даже на земле, завернувшись в плащ. Он никому не передоверял командовать армией в решающих битвах, и нередко в молодости, и даже уже будучи принцепсом, сам возглавлял легионеров на поле боя.

Вот так описывали Траяна римские и греческие писатели, но давайте вновь вернёмся к этому принцепсу, как к политику.

Не стоит забывать, что он продолжил развивать алиментарную систему в империи (так именовалась система государственной поддержки малоимущих). Впрочем, справедливости ради надо сказать, что её начали внедрять ещё при предшественнике Траяна, при Нерве, однако при следующем принцепсе она набрала новые обороты и одним из ключевых её новшеств стало то, что в поддержке бедных граждан приняли участие помимо государства и различные частные фонды, в том числе созданные и поддержанные самой императорской семьёй.

Эти частные фонды тоже стали выплачивать пособия и раздавать бесплатно продукты питания малоимущим, а также детям сиротам и вдовам, ну а ещё они предоставляли и бесплатные зрелища (так, за счёт императорской семьи, устраивались гладиаторские бои и гонки колесниц на цирковых аренах).

При Траяне упорядочили работу и налоговой службы, отныне не сдиравшей с подданных по три шкуры и зачастую раньше обогащавшей самих мытарей. Смещены были с должностей многие халатные и не чистые на руку чиновники, и куда не коснись, везде проявлялись благотворные результаты его деятельности.

Поистине, Траян был великим и самым достойным правителем!

Но даже он, хотя и обладал неиссякаемой энергией и разнообразными талантами, не сумел бы совершить столько успешных дел и во-многом преобразовать империю, если бы у него не было не менее способных и талантливых сподвижников.

И одним из ближайших из них являлся Луций Лициний Сура.

***

Об этом друге Траяна мне тоже следует рассказать…

Сура по происхождению был иберийцем (то есть, не латинянином, а коренным испанцем) и родился в колонии Цельсе, располагавшейся в долине Эбро. Ещё его отец получил римское гражданство и сделал успешную карьеру по большей части на магистратской службе. Ну а вот Сура не пожелал идти по стопам отца. Вначале он проявил себя на юридической стезе, и быстро стал одним из самых знаменитых и востребованных адвокатов в Риме. К примеру, поэт Марк Валерий Марциал вообще его считал едва ли не величайшим оратором своего времени. Но после сорока Луций Лициний Сура надумал всё-таки сменить адвокатскую практику на военную карьеру. И вскоре его назначили легатом I Минервина легиона. Однако командовал он легионом сравнительно не долго и уже вскоре получил должность наместника в ранге консулярия. Вначале его отправили в Верхнюю Германию, а потом перевели в Белгику.

Расцвет карьеры Суры пришёлся на правление Флавиев, однако особое место он занял при Нерве. Именно в это время Сура приобрёл такую силу и авторитет, что во многом уже влиял на настроения различных фракций как в Сенате, так и при дворе. И когда Нерва, опасаясь преторианского бунта, обратился за советом к Суре, что ему делать, чтобы сохранить себе жизнь, то именно Сура и посоветовал престарелому и бессильному старику усыновить Марка Ульпия Траяна. И посоветовал Сура Траяна не только из-за того, что они оба были родом из Испании, но и потому ещё, что уже достаточно близко познакомились и подружились.

Луций Лициний Сура участвовал в обоих походах Траяна на Дакию, и даже при первом из них принцепс поручал ему вести переговоры с царём Децебалом. Примерно за полгода до второго похода, когда ближайший друг и соратник Траяна вернулся из Сирии в Рим, они встретились в Палатии, и у них там состоялся продолжительный и совершенно приватный разговор.

– Ну как тебе Восток? – спросил друга Траян.

Сура был старше принцепса, и это бросалось в глаза. Он был среднего роста, но скорее не коренаст, а сухощав, и виски у него рано поседели. Вид же у него был примечателен, потому что глаза у Суры, как у Александра Великого, были разноцветные. Левый глаз был голубой, а правый – зелёный. И помимо этого, на лбу у Суры часто собирались глубокие морщины, и такие же отходили от крыльев носа. Кожа же на щеках была не чистая, с заметными рябинками.

Сура поправил тогу, и только после этого ответил:

– Я так и не привык к Востоку, и к его нравам, Божественный…

– Из-за климата? Слишком он жаркий и трудно переносимый?

– Не только…

– А ещё из-за чего? Поясни.

– Ну как бы тебе сказать поточнее, Божественный? Восток – это другой мир! Он совершенно не похож на наш! Ла-а-адно, ещё Сирия, Египет, Иудея и другие наши провинции на Востоке… они уже давно и изрядно эллинизировались, и потому там как-то можно нам приспособиться и ужиться, и нас местные не воспринимают как совсем уж чужих, некоторые из них даже поклоняются нашим богам и говорят на нашем языке, на греческом или на латинском, но вот да-альше… Если отправиться за Евфрат…В ту же Парфию… Или в Месопотамию… О-о, там, Божественный, совсем уже другой мир.

Траян в ответ не сдержался и усмехнулся:

– Я тоже успел побывать на Востоке, правда это было давно… И мне не показалось, что он такой уж непонятный, и с нами совершенно несовместим.

– А почему ты меня об этом сейчас спрашиваешь? – немного удивился данному вопросу принцепса Сура.

– А потому, – продолжил Траян, – что я задумал новый поход…

– Неужели на Восток? На Парфию?

– Да! На Парфию!

Сура в замешательстве покачал головой:

– Ну и ну… Божественный, ну а ты представляешь, какие на тебя и на наши легионы выпадут трудности и какие нас подстерегают опасности? Ведь там, на Востоке, безводные пески, полноводные реки, высочайшие горы, огромные и почти безлюдные пространства… И зачастую там будут встречаться совсем дикие племена…

– Представляю! Но я вот что на это скажу… Однажды Александр Великий уже прошёл через всю Азию и достиг Индии, так почему мы за ним не сможем этого повторить?

– Александр Великий? Но он же был гением! Непревзойдённым в военном деле!

– Ну и что? А я его постараюсь превзойти! – произнёс Траян.

В конце концов, Траян убедил друга в том, что грандиозный поход на Восток, сравнимый с походом Александра Великого, вполне осуществим. Но для его начала необходимо было подготовиться, и ещё кое-что сделать.

А что именно необходимо было сделать, Траян тоже Суре при том их приватном разговоре объяснил.

– Ты считаешь, Божественный, что перед походом на Парфию следует разделаться с даками? – переспросил принцепса Сура.

– Разумеется. Именно так я считаю. Это нам необходимо! И я объясню, почему на этот раз мы должны с даками разделаться окончательно! – заявил принцепс. – Перед тем как наступать на Восток, нам следует обезопасить свой тыл, – продолжил Траян. – И поэтому Дакия должна быть повержена! Её не должно быть!

Траян о чём-то задумался, и только после некоторой паузы задал ещё один вопрос самому близкому своему другу, которому он всецело и во всём доверял:

– А вот скажи мне, Сура, насколько царь даков подвержен внешнему влиянию? Он и впрямь вспыльчив? Что, Децебал, как неразумный мальчишка, чрезвычайно вспыльчив и чрезмерно горяч? Ты же вёл с ним переговоры и лично познакомился с царём даков. Мне необходимо это всё знать… Для того, чтобы, в том числе, вынудить его выступить против империи.

Сура обстоятельно ответил на этот вопрос. Он сказал, что царь даков был всегда горяч, и иногда горячность эта приводила его к непродуманным поступкам, а иногда она даже переходила в безрассудство, но в последние годы Децебал стал меняться. Он уже стал сдержаннее и набрался мудрости. Хотя и по-прежнему у него в груди бьётся львиное сердце, и он, как и Траян, прежде всего не правитель, а истинный и бесстрашный воин.

Выслушав Суру до конца, принцепс многозначительно заметил:

– Ну, ничего, ни-и-ичего, я всё-таки сделаю так, что он мне даст повод объявить ему войну… Пусть Сенат пока и против этой войны, но я её развяжу… Потому что без этого я не смогу приступить к походу на Парфию, и к завоеванию всего Востока!

И действительно, Траян сумел спровоцировать нападение дакийского полководца Котиса на приграничные римские укрепления, и после этого развязал Вторую Дакийскую кампанию.

***

Сура возглавил отдельную римскую колонну, которая с некоторым опозданием двигалась к сердцу Дакии немного севернее главной.

Пробиться в лоб к столице даков, через ущелье Бауты, пока не удавалось. Хотя и по всему чувствовалось, что сопротивление даков с каждым днём всё заметнее ослабевало.

Траян поинтересовался у командира своих паннонских разведчиков Тиберия Клавдия Максима:

– Что слышно о Суре и о его легионах?

– Пока что ничего не могу сказать, Божественный, – развёл руками разведчик. – Уже неделю, как мы с проконсулом Сурой не связывались.

– А что известно о Квиете?

– Кажется, он уже занял Орлиное… – ответил Тиберий Клавдий Максим.

Принцепс удовлетворённо покачал головой:

– Это хорошая новость… Я очень надеюсь на трибуна Квиета. Впрочем, он и прежде никогда меня не подводил. Так что он не должен пропустить северных варваров через перевал Орлиный.

***

Ну а что же сейчас происходило на пути к столице Дакии с Юго-Запада, где продвигалась главная колонна имперской армии?

А там происходило сейчас вот что…

Прошло примерно около недели после того, как поверив в слух, что Траян находится при смерти, и решив воспользоваться наступившей сумятицей в стане врага, даки напали на римский лагерь. И после этого нападения они понесли тяжёлые потери. И теперь римляне беспрерывно атаковали Редизона, и силы его отряда, защищавшего ущелье, таяли прямо на глазах.

Скорио взял командование отрядом на себя, а тяжело раненного отца отправил в тыл.

Скорио понимал, что римляне со дня на день их дожмут и прорвут оборону даков, и после этого им уже ничто не помешает пройти до столицы царства, а там… А вот там Децебалу придётся за Сармизегетусу сражаться. И сражаться в невыгодных для него условиях. Потому что помощь с Севера ещё явно не подошла. Да и потому, что царь даков ещё не успел собрать все свои отряды.

И вот, в этом, казалось бы, совершенно безнадёжном положении, Скорио видел только один выход… Необходимо было в ущелье Бауты задействовать главную ударную силу даков, хотя бы половину того отряда, который состоял из наиболее обученных и опытных воинов, вооружённых ромфеями – страшными серповидными двуручными мечами, и которыми эти воины могли сокрушить любого противника.

И вот Скорио послал гонца к царю, чтобы тот направил на подмогу хотя бы часть этого отряда, состоявшего из нескольких тысяч отборных меченосцев, наводивших ужас на всех, и в том числе даже на римлян.

***

На востоке забрезжил рассвет. Скорио его встретил на ногах и уже прошёл по всем постам, проверив, как готовились его воины к очередной атаке римлян. А уже через час с небольшим во всех трёх римских лагерях, устроенных перед ущельем, ожили буцины и тубы, и меньше чем через час римляне вновь выстроились в так называемые «черепахи» и пошли в атаку на даков.

Двигались римляне уверенно и неудержимо.

– Ба-ар-р-ра!

– Ба-а-ар-р-р-а-а!!

– Ба-а-а-ар-р-р-р-ра-а!!!

Вновь разнёсся обычный римский воинский кличь по ущелью и его окрестностям, и эхо охотно подхватило его и разнесло ещё дальше.

Римляне накатывались волнами, одна их волна сменялась другой, и примерно к полудню, после нескольких часов их беспрерывных и упорных атак, даки совершенно выдохлись и обессилили.

Скорио, подбадривая своих людей, сам возглавил отчаянную контратаку. Он успел поразить трёх легионеров, и тут…

Откуда-то прилетела римская стрела и поразила его в грудь. Он еле-еле выдернул её, пошатнулся и упал. Тут же кто-то с боку ударил его мечом. Удар пришёлся на голову, но юношу спас шлём с гребнем. Два воина, бившихся с ним рядом, успели его оттащить от первой линии обороны, где продолжалась беспощадная рубка, и накрыли своими плащами. Голова у юноши кружилась, ему было трудно дышать, и он чувствовал, что уже теряет сознание…

«Не выдержим… Римляне прорвутся… Э-эх, не удалось нам выполнить приказ царя…Неужели всё пропало?» – в отчаянии пронеслась мысль в голове раненного Скорио.

И уже совсем теряя сознание он всё-таки услышал, как из рядов его воинов разнеслись воодушевлённые крики:

– Замолксис нас не оставил!

– Он по-прежнему с нами!!!

– Не сдаёмся, братья!!! Бьёмся!!!

– Славься, Замолксис!!!

– Сла-авься!!!

У Скорио впервые за последние дни на лице появилась слабая улыбка и он понял, что отборные дакийские меченосцы, хотя и в самую последнюю минуту, но успели подойти на помощь к защитникам ущелья, и даки и на этот раз всё же смогли отстоять свои позиции.

Римляне через ущелье Бауты так и не прорвались.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Замок Рамизадава являлся одной из самых впечатляющих твердынь в Дакии и располагался на крайнем Востоке царства. Он был практически неприступным и негласно считался, как бы второй резиденцией дакийских правителей, и именно сюда Децебал отправил свою семью и часть царских сокровищ. Подальше от опасностей, которые сулило неожиданное вторжение римлян.

Замок этот увенчивал отвесную скалу и сложен был из внушительных каменных глыб и представлял в плане неправильный четырёхугольник с семью башнями. Так называемая Дозорная башня, была самой высокой и располагалась на западной стороне этого замка. Здесь же находились и единственные его ворота.

А у подножия этой скалы располагался одноимённый небольшой городок с населением не больше трёх тысяч жителей, и несколько ещё меньших по размеру поселений.

Супруга царя Андрада и его дочь Тиссия уже на третий день по прибытию в замок освоились в нём. Они заняли так называемый дворец, тоже выложенное из камня внушительное здание в три этажа и состоявшее из двадцати восьми комнат, и имевшее внутренний дворик, и даже открытый и достаточно глубокий бассейн, предназначенный для омовений.

Сопровождавшие их слуги расставили любимые Андрадой скульптуры, развесили картины по стенам (в том числе и ту самую копию, обожаемую Андрадой, на которой знаменитый греческий художник Апеллес изобразил «Похищение Зевсом Европы»), поставили привычную мебель.

Рядом с этой резиденцией располагались семь цистерн для воды. В них собиралась так необходимая для обитателей этой твердыни влага, которую – если наступал засушливый сезон – брали из ближайших источников.

Ею заполняли бурдюки, грузили их на осликов, и поднимали по одной единственной извилистой тропинке, которая вела к воротам Рамизадавы.

Охрану замка составляли царские телохранители, хорошо вооружённые и опытные воины. И им приказано было даже даков из близлежащих поселений без особого на то разрешения в Рамизадаву не пропускать.

***

Андраду вновь преследовали ночные кошмары, она из-за этого плохо спала и часто поздно вставала. Так и на этот раз ей опять привиделось нечто… Какое-то чудовище, которое гонялось за ней. Но на этот раз это были не огромный козлище, и не медведь-шатун или кто-то ещё, а внушительных размеров и весь заросший длиной шерстью бык. Прямо какой-то минотавр. Но бык особенный. У него была человеческая голова, увенчанная изогнутыми рогами.

Этот бык, в конце концов, нагнал царицу и начал её бодать.

Андрада в лице этого страшного человеко-быка узнала римского повелителя Траяна, которого изображали на имперских монетах, и которые ходили в Дакии на ряду с местными котизонами. «Да, это был он, этот римский император! Он зловеще при этом улыбался. Даже нет, не улыбался, а скалился. При этом у него показывались внушительные кинжалы-клыки!»

От ужаса Андрада закричала и проснулась.

Тут же появилась Тиссия.

Дочь спала в соседней спальне и прибежала на крик матери.

– Что с тобой? – встревоженно спросила Тиссия. – У тебя опять был плохой сон? Тебя опять донимали кошмары?

– Ничего-ничего, не бери в голову… Всё хорошо… – попыталась Андрада успокоить встревоженную дочь.

– Но ты же та-а-ак громко кричала? – возразила обеспокоенная Тиссия.

– Да-а-а… сон мне приснился… – призналась дочери Андрада. – Не очень приятный…

– Ну что, и опять кошмарный?

Андрада закивала головой.

Тиссия обняла мать и поцеловала её в щёку, и после прошептала:

– Успокойся, мамочка… Всё у нас будет так, как мы ждём… Ведь римляне уже не в первой к нам в Дакию вторгаются, ну и что из того? Мы же всё равно выживали, и будем и дальше выживать. Отец у нас самый смелый, самый умный, и самый сильный! Он самый-самый! И его никто не сможет победить! А римляне… А что римляне? Они уйдут. Я верю в это. И я так же верю, что всесильный Замолксис по-прежнему на нашей стороне! Замолксис нам поможет, он нас обязательно спасёт!

Андрада в свою очередь приласкала дочь и спросила её:

– А тебе что снится?

Тиссия в ответ замялась, но Андрада вынудила дочь признаться, и та, густо-густо покраснев, тихим голосом всё же ей призналась:

– А мне вот снится… один юноша…

– Я его знаю? Кто это? – во взгляде Андрады загорелось неподдельное любопытство.

Тиссия долго отнекивалась, однако Андрада смогла выяснить, по ком вздыхала её дочь.

– Э-это сын военачальника Редизона…– наконец-то, призналась Тиссия.

– Скорио?!

– … Д-да, мамочка… – совсем уже тихим и дрогнувшим от волнения голосом подтвердила догадку Андрады Тиссия.

Тиссия уже который год вздыхала по этому юноше, но Скорио об этом даже не догадывался. Она впервые в этом своём чувстве призналась. Скорио и Тиссия знали друг друга с самого детства, потому что оба они воспитывались в Сармизегетусе при царском дворе. Только Скорио был постарше и поэтому защищал Тиссию, особенно от Котизона, её брата, который вечно пытался обидеть её.

Андрада ещё крепче прижала к себе дочь и прошептала ей на ушко:

– Если тебе так нравится он, этот самый юноша, этот Скорио, то мы с твоим отцом всё устроим… Вы со Скорио поженитесь. Но надо лишь только дождаться окончание этой проклятой войны…Когда к себе уберутся римляне.

На смягчившееся было лицо Андрады внезапно вновь легла тень.

Супруга Децебала произнесла:

– А меня вот тревожит ещё кое-что…

– Что мама?

– Неизвестность… Я не знаю, что с твоими дедушкой и бабушкой? Добрались ли они до безопасного места? Всё ли у них сейчас хорошо?

– А что?

– Уже два месяца мне о них ничего не известно…

И Андрада тяжело вздохнула.

***

А Сармизегетуса тем временем готовилась к предстоящей схватке.

Лишь только Децебал отправил гонца к вождю Северных дайесов Пирусту с приказом разблокировать ущелье Орлиное, и вернулся во дворец в Сармизегетусе, как тотчас же, без какого-либо предупреждения, перед ним появился Регибал.

Регибал сейчас был странным. Он был сам не свой. Брат жены царя ещё с большим трудом передвигался, губы у него заметно дрожали и лицо было совсем бледным:

– Ту-у-ут… тут вот какое дело…– На глазах Регибала навернулись слёзы, и он даже по бабьи не удержался и всхлипнул: – Бе-е-еда… Б-бо-ольшая беда у н-нас! О-о-ой, беда-а-а, царь!

Децебал был недоволен, что Регибал сейчас отвлекал его от важных дел, но он всё-таки согласился выслушать родственника.

Регибал вновь всхлипнул по бабьи и изменившимся голосом, который стал уже почти совсем писклявым, продолжил:

– Я о-отправил недавно наших с Андрадой р-родителей в своё с-самоё удалённое поместье, к-которое находится на с-севере, высоко в г-горах. И-и-и… и только что узнал, что их… Что они… Что они… О-они попали в р-руки…

– Да говори же яснее! – рассердился Децебал на родственника, потому что тот никак не мог толком объяснить, что у него произошло, и всё продолжал мямлить, запинаться и жевать сопли.

– Они з-з…з-за-а… они з-захвачены… И-их схватили… р-римляне…

От услышанного у Децебала заходили желваки. Его эта новость тоже вывела из себя.

Вскоре выяснилось, что Бесистис и Верия, родители Регибала и Андрады, захвачены были действительно римскими воинами, чёрными и похожими на каких-то потусторонних оборотней или, как прозвали их уже некоторые даки, чёрными духами.

Децебал тут же вслед за первым гонцом, отправил к Пирусту второго, с новым приказом: немедленно двигаться не к перевалу Орлиному, а повернуть несколько в сторону, и освободить родителей супруги.

***

Высокогорье есть высокогорье. В нём обычно мало кто появляется. Даже горные козлы здесь бывают редкими гостями. Только орлы в эти края залетают. Да и то, лишь изредка.

И потому поместье Орудава производило впечатление совершенно вымершего места. Но сейчас в этом поместье стало шумно, так как людей в нём прибавилось, и добавилось их весьма значительно.

Квиет, оставляя Цельзия в этом поместье, велел ему не спускать глаз с родителей супруги дакийского царя. Это, конечно же, была очень ценная добыча, и этих ближайших царских родственников следовало по возможности сохранить для Траяна, и доставить их к принцепсу уже в целостности и сохранности, и тогда, когда это станет возможным.

Ну а пока…

Пока же у Квиета для этого не было лишних людей.

Цельзию в Орудаве было скучно, однако он крепился и какое-то время всё же как-то, но держался. Впрочем, делать ему было нечего, и вскоре, найдя в подвалах поместья несколько объёмных амфор с вином, префект алы этому несказанно обрадовался, и сорвался в запой. Уж вино-то он любил, и особенно неразбавленное. А тут над Цельзием сверху никого не было, и никто его не мог удержать…

И вот, на пятый день его затянувшегося запоя, случилось непредвиденное. Три сотни дакийских всадников, которых возглавил лично вождь Пируст, ранним утром подобрались скрытно к Орудаве и напали на неё с разных сторон.

***

Три десятка нумидийцев, мавретанцев и негров Цельзия не представляли для нескольких сот даков какого-либо серьёзного препятствия, и, к тому же, их командир был в безсознательном состоянии, и потому они не смогли долго сопротивляться и вскоре все полегли под мечами и стрелами нападавших.

Самого же Цельзия, который в это время даже не очухался и был по-прежнему вдрызг пьян, нашли в винном подвале и приволокли к вождю Северных дайесов.

Пируст брезгливо осмотрел мало что соображавшего римлянина, и велел его облить холодной водой.

Только с третьего раза Цельзий немного очухался и приоткрыл глаза.

Пируст подозвал к себе дака, который понимал немного латынь, и велел ему спросить у пленного:

– Какого племени вы, пришельцы? И сколько вас?

Дак перевёл слова вождя.

Цельзий удивлённо уставился на Пируста:

– А ты кто? – произнёс не очухавшийся ещё до конца Цельзий. – Ты мне не привиделся, дак? Ты – оборотень?! И-и-или призрак?

– Нет, я не привиделся! И не оборотень! – брезгливо усмехнулся Пируст. И тут же он добавил: – Кто я? Я – дак! И мы все здесь – даки! И это наша земля! А вот вы то, что здесь делаете? Вы что у нас потеряли, римляне?

Пируст велел ещё окатить холодной водой Цельзия. И только после этого тот пришёл в себя окончательно. И уже не на шутку перепугался.

Узнав от Цельзия, что когорта трибуна Квиета в количестве тысячи всадников, перекрыла перевал Орлиный и готовится не пропустить в Дакийское царство армию союзников Децебала, Пируст велел сбросить префекта Цельзия со скалы.

Когда префекта два дака схватили и поволокли к скале, он всё понял и от страха начал кричать и молить о пощаде.

Но Пируст не пожелал захваченному воину Траяна даровать жизнь.

Так бесславно закончил свои дни старый товарищ Квиета.

***

А тем временем когорта VIII Ульпиева основательно готовилась к защите перевала, называвшегося у праславян и у их соседей даков Орлиным (как я ранее отмечал, ныне этот перевал называется Яблонецким).

Но на перевале Орлином пока что было тихо. Однако каждый день Квиет проверял, что сделали его воины, и ждал. Со дня на день отряды северных племён должны были появиться на подступах к Орлиному. И вот, на четырнадцатый день, после того, как когорта Квиета подошла к перевалу, на подступах к нему появились первые разведывательные разъезды северных племён.

Об этом трибуну незамедлительно было доложено.

Перед трибуном Квиетом появился командир разведчиков Гиемпсал.

Они с Квиетом отошли в сторону, чтобы их разговор никто не услышал, и нумидиец произнёс:

– Через день-два на перевале должны появится отряды союзников царя Децебала. В каком количестве они будут, можно только приблизительно сказать. Мои люди за ними наблюдают и с их слов, армия северных варваров не маленькая, она явно превышает тридцать тысяч…

– О-ого-о! – Квиет невольно свёл брови. – Значит их ещё больше, чем мы думали!

– Да, их явно больше, трибун!

– Ну что же, этого и следовало ожидать… – произнёс Квиет. – Всё только-только начинается… Э-эх, надолго ли нам удастся на этом перевале продержаться?.. Хотя о чём я?! Это только одним богам известно… – уже как бы сам с собой разговаривая, произнёс Лузий Квиет.

И дальше о чём-либо говорить он не захотел. Теперь он и вся его когорта были во власти Фротуны. Им предстояло биться за этот перевал на смерть! И другого выхода у них не было.