Читать книгу: «Дакия в огне. Часть третья. Под небом Перуна», страница 4

И в самые тяжёлые и ответственные моменты наши предки приносили в жертву языческим богам своих соплеменников. Причём не только взрослых мужчин и женщин, но даже и своих младенцев.

***

– Славься! Сла-авься Перун – бог огнекудрый! Ты посылаешь стрелы во врагов наших! Ты воинам храбрым – честь и суд! Праведен ты! И златорун! – разнёсся зычный голос Богумила над всей округой.

Помощники Богумила поддержали главного жреца. Они, что есть мочи, прокричали вслед за ним:

– Ты воинство ведёшь наше по ратной стезе! Ты наполняешь воев храбростью, волей и стойкостью!

– Придай всем нам своей силы и решимости! – вновь послышался голос волхва и ведуна, Верховного жреца карпского племенного союза.

Все дружинники и остальные воины, собравшиеся на капище и вокруг него, сняли головные уборы и шлёмы, и в едином порыве преклонили колени и повторили последние слова за волхвом Богумилом…

И в заключении все они прокричали:

– Славься, Перун!!! Сла-а-авься, Огнекудрый!!!

Тьма окончательно взяла верх, но её по-прежнему в клочья рвали языки многочисленных костров.

Ну а что же из себя представляло капище Перуна, где всё это драматическое действо и происходило?

О нём я уже неоднократно упоминал, но на этот раз всё-таки хочу кое о чём обстоятельнее рассказать…

***

Это капище, как и полагалось, окружал частокол, и находилось оно на высоком правом берегу Данастрия. Ну а вокруг него раскинулась обширная дубрава.

И это не случайно!

Дуб считался священным деревом, и именно он посвящался богу Перуну, и поэтому карпы и посадили поблизости от своего главного общеплеменного святилища эти деревья. Они специально высадили дубы в виде целой рощи ещё за семь поколений до описываемых событий. Примерно тогда Перун и стал у карпов их главным богом.

Идол Перуна стоял в самом центре капища, и сделан он был из цельного могучего дерева, но голова бога-громовержца была серебряной, а усы и борода отливали жёлтым металлом, особенно ослепительно сверкавшим в лучах заходящего солнца, потому что их сделали из чистого золота.

Идолы Хорса, Даждьбога, Сварога, Стрибога, Велеса, Мокоши и других богов были намного меньше и как бы составляли хоровод, взявший в кольцо грозного повелителя грома и молнии.

Следует сказать кое-что и о самой праславянской языческой религии…

Ей к тому времени уже было много-много столетий!

Первоначально она ничем не отличалась от религии остальных ариев, обитавших от Алтая и до равнин Восточной Европы, но после отделения праславян от основного арийского древа, их религия стала развиваться обособленно и, в конечном итоге, пошла своим неповторимым путём.

Произошло это примерно за II тысячелетия до новой эры.

Теперь главным богом у карпов уже являлся Перун.

Однако им он стал не сразу, а сравнительно недавно. Примерно век с небольшим назад. И встал он во главе праславянского пантеона богов лишь после того, как у карпов и венедов из привычных вождей начали выделяться правители, которых можно было бы назвать по-настоящему первыми князьями, и которые начали вокруг себя собирать дружины, состоявшие исключительно из профессиональных воинов. А для них, для князей и их дружинников, и потребовался свой особый покровитель.

Но вот до этого…

А вот до этого всё было несколько по-иному…

***

Следует знать, что наиболее древним богом у праславян – и поначалу самым главным в их пантеоне – являлся не Перун, и даже не Велес и не Сварог, а… Род.

Именно Род!

Он повелевал всем сущим во Вселенной, и ему подчинялись все остальные боги. Он считался творцом и родоначальником всего. Род влиял на весь жизненный круговорот. А также он существовал повсюду, и не имел ни начала, ни конца.

Род управлял жизнью и смертью, изобилием и нищетой. Его никто никогда не видел, а вот он видел каждого. От него нельзя нигде было скрыться. Корень его имени присутствовал повсеместно в речи праславян: рождение, родственники, родина, урожай, и ещё во многих других важнейших словах праславян присутствовал незримо этот древнейший их бог.

Как я уже сказал, Род на начальном этапе развития праславянской религии был самым авторитетным богом, и не только простые смертные, но и все остальные боги и богини из древне славянского пантеона ему беспрекословно подчинялись. Однако время шло и постепенно положение его стало понижаться. Он по-прежнему считался родоначальником всего сущего, явного и не явного, но постепенно на первые позиции выходить стали более молодые божества.

Ими по очереди успели побывать и Велес, и Сварог, и Даждьбог, но с установлением княжеской власти стал набирать силу именно бог громовержец и покровитель всех воев – Перун.

Обряд закончился под утро.

А уже следующим днём союзная армия северных племён выступила на помощь дакам.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

А теперь, читатель, пора возвращаться к императору Траяну.

Уже пошёл седьмой год, как он перебрался из воинского лагеря на Германской границе в Рим и стал в Палатийском дворце единолично хозяйничать. Следует признать, что престарелый Нерва, лихорадочно подыскивая себе преемника, сделал на редкость удачный выбор. Усыновлённый им Траян, за время своего правления, приобрёл огромную популярность. Причём он пользовался популярностью, как у народа, так и у высших кругов общества, и что немало важно и в государственном аппарате. Ну а об армии я уже и не говорю. Армия его просто боготворила.

Траяна считали едва ли не лучшим императором за всю многовековую историю Рима. Так, каждому из последующих правителей, после его восхождения на трон в Палатийском дворце, желали: «Быть счастливее Августа и лучше Траяна!»

Вот как, к примеру, римский писатель греческого происхождения Дион Кассий описывал принцепса Марка Ульпия Нерву Траяна: «Среди всех остальных правителей он выделялся отчаянной храбростью и жаждой справедливости. В привычках же был непритязателен, и его совершенно не прельщало присущее его предшественникам стремление жить в роскоши и неге. Он не проявлял зависти по отношению к другим, никого без веской на то причины не преследовал и не приговаривал к наказанию, и любой достойный человек в нём всегда мог найти участие и поддержку. При нём ни один человек не был по какой-либо прихоти казнён.

Также, принцепс этот никогда не испытывал ненависти или страха перед достойными и талантливыми людьми, и потому старался таковых приблизить к себе.

Рачительно он распоряжался и поступавшими в казну деньгами. А поступление их при его правлении было огромным. Но он не расходовал их на пиры и какие-либо излишества, а тратил поступавшие деньги на благоустройство столицы и провинций. Не жалел он казённых денег и на вооружение легионеров и подготовку армии к новым военным действиям, и при нём армия империи приобрела невиданную до этого боеспособность.»

Каков же у Траяна был характер?

Тут, помимо Диона Кассия, и Плиний Младший, и Павсаний, и Евтропий были единодушны. Вот, что, к примеру, о нём написал другой древний автор, Евтропий: «Принцепс Траян отличался общительным нравом и поэтому находился всегда на виду. Он постоянно пребывал с народом: и на каких-либо торжествах, и в трудное для сограждан время. Часто и без охраны Траян любил посещать дома простых людей. И хотя он не получил хорошего образования, и не предавался каким-то там уж совершенно отвлечённым и заумным рассуждениям, но никто не мог его назвать простофилей или тем более глупцом.»

Я бы от себя ещё добавил: этот принцепс совсем мало тратил денег из казны на себя лично, на какие-либо свои прихоти, но за то не жалел их для улучшения жизни сограждан.

И ещё, вслед за Дионом Кассием, и другими авторами, я добавлю…

Траян, как личность, был очень разносторонен. И потому он прославился не только своими успешными военными кампаниями, в ходе которых к империи были присоединены огромные территории (как в Европе, так и на Востоке), но и своей строительной деятельностью. Причём настоящая строительная лихорадка при нём развернулась не только в Вечном городе и в остальной Италии, но и затронула многие провинции. Как на Западе, так и в Азии, и в Северной Африке.

Проектировал и руководил строительством всех главных объектов в империи при Траяне выдающийся архитектор и личный друг принцепса, сирийский грек Аполлодор Дамаскин.

***

Только в столице, за двадцать с небольшим лет правления Траяна, были возведены сорокаметровая колонна его имени, ознаменовавшая победы римлян над даками, новый великолепный Форум, роскошные термы, базилики и очередной акведук, протянувшийся на десятки миль и улучшивший водоснабжение двухмиллионного столичного мегаполиса, безмерно разросшегося к тому времени по обоим берегам Тибра.

В тогдашних морских воротах Рима, в Остии, был построен огромный порт, который принимал одновременно десятки судов, ну а в провинциях, помимо храмов, терм и прочих общественно значимых сооружений появились новые мощённые дороги, протяжённостью в двадцать тысяч миль, а также был реконструирован и углублен канал, соединявший Средиземное и Красное моря, и позволивший наладить регулярную торговлю с Аравией, и даже с далёкой и сказочно богатой Индией и с ещё более отдалённым Цейлоном.

Ну а что сказать о Траяне не как о политике и правителе огромной империи, а как о полководце?

Думаю, что тут опять правомерно обратиться к одному из древних авторов, к примеру, к Диону Кассию…

И вот что этот грек написал: «Среди римских полководцев его ещё при жизни причислили к одним из наилучших. Его ставили на второе место после Юлия Цезаря. Ну а если сравнивали не только с римскими, то его включали в пятёрку самых талантливейших. После Александра Великого, Ганнибала, Пирра и Цезаря он замыкал эту выдающуюся пятерку.

Можно сказать, что Траян был всегда готов возглавить армию и выступить в поход. Потому что ему довольно быстро надоедала праздная жизнь в роскошном дворце. Она ему прискучивала.

За то он редко снимал доспехи и его внешний облик выдавал в нём прежде всего не правителя, а военачальника.

В любом походе он не бросал легионеров, и твёрдой походкой шёл впереди. Вместе со своими легионами он переправлялся через реки и горы, попадавшиеся им на пути. При этом он в походе мог спать даже на земле, завернувшись в плащ. Он никому не передоверял командовать армией в решающих битвах, и нередко в молодости, и даже уже будучи принцепсом, сам возглавлял легионеров на поле боя.

Вот так описывали Траяна римские и греческие писатели, однако давайте вновь вернёмся к этому принцепсу, как к политику.

***

Не стоит забывать, что он продолжил развивать алиментарную систему в империи (так именовалась система государственной поддержки малоимущих). Впрочем, справедливости ради следует сказать, что её начали внедрять ещё при предшественнике Траяна, при Нерве, однако при следующем принцепсе она набрала новые обороты и одним из ключевых её новшеств стало то, что в поддержке бедных граждан приняли участие помимо государства и различные частные фонды, в том числе созданные и поддержанные самой императорской семьёй и лично Траяном.

Эти частные фонды тоже стали выплачивать пособия и раздавать бесплатно продукты питания малоимущим, а также детям сиротам и вдовам, ну а ещё они предоставляли и бесплатные зрелища (так, за счёт императорской семьи, устраивались гладиаторские бои и гонки колесниц на цирковых аренах).

При Траяне упорядочили работу и налоговой службы, отныне не сдиравшей с подданных по три шкуры и зачастую раньше обогащавшей не государство, а самих мытарей. Смещены были с должностей многие халатные и не чистые на руку чиновники, и куда не коснись, везде проявлялись благотворные результаты его деятельности.

Поистине, Траян был великим и самым достойным правителем!

Но даже он, хотя и обладал неиссякаемой энергией и разнообразными талантами, не сумел бы совершить столько успешных дел и во-многом преобразовать империю, если бы у него не было не менее способных и талантливых сподвижников.

И одним из ближайших из них являлся Луций Лициний Сура.

***

Об этом друге Траяна мне тоже следует рассказать…

По происхождению своему Сура являлся иберийцем (то есть, не латинянином, а коренным испанцем) и родился он в колонии Цельсе, располагавшейся в долине Эбро. Ещё его отец получил римское гражданство и сделал успешную карьеру по большей части на магистратской службе. Ну а вот Сура не пожелал идти по стопам отца. Вначале он проявил себя на юридической стезе, и быстро стал одним из самых знаменитых и востребованных адвокатов в Риме. К примеру, поэт Марк Валерий Марциал вообще его считал едва ли не величайшим оратором своего времени. Но после сорока Луций Лициний Сура надумал всё-таки сменить адвокатскую практику на военные плащ. И вскоре его назначили легатом I Минервина легиона. Однако командовал он этим легионом сравнительно не долго и уже вскоре получил должность наместника в ранге консулярия. Вначале его отправили в Верхнюю Германию, а потом перевели в Белгику.

Расцвет карьеры Суры пришёлся на правление Флавиев, однако особое место он занял при Нерве. Именно в это время Сура приобрёл такую силу и авторитет, что во многом уже влиял на настроения различных фракций как в Сенате, так и при дворе. И когда Нерва, опасаясь преторианского бунта, обратился за советом к Суре, что ему делать, чтобы сохранить себе жизнь, то именно Сура и посоветовал престарелому и бессильному старику усыновить Марка Ульпия Траяна. И посоветовал Сура его не только из-за того, что они оба были родом из Испании, но и потому ещё, что они с Траяном уже успели познакомиться и сдружиться.

Луций Лициний Сура участвовал в обоих походах Траяна на Дакию, и даже при первом из них принцепс поручал ему вести переговоры с царём Децебалом. Примерно за полгода до второго похода, когда ближайший друг и соратник Траяна вернулся из Сирии в Рим, они встретились в Палатии, и у них там состоялся продолжительный и совершенно приватный разговор.

– Ну как тебе Восток? – спросил у друга Траян.

Сура был старше принцепса, и это бросалось в глаза. Он был немного ниже среднего роста, но скорее не коренаст, а сухощав, и виски у него рано поседели. Вид же у него был примечателен, потому что нос у него был заметно искривлён и глаза, как и у Александра Великого, были разного цвета. Левый глаз был голубой, а правый – зелёный. И помимо этого, на лбу у Суры часто собирались глубокие морщины, и такие же отходили от крыльев носа. Кожа же на щеках была не чистая, а с заметными рябинками.

После Востока Сура даже и внешне изменился. То ли он стал менее резок в движениях и даже в словах, то ли ещё в чём-то он изменился. Но в чём, Траян так и не смог сразу распознать.

Сура поправил тогу, и только после этого ответил:

– Я так и не привык к Востоку, и к его нравам, Божественный…

– Из-за климата? Слишком он жаркий и трудно переносимый, мой друг?

– Не только…

– А ещё из-за чего? Поясни мне.

– Ну как бы тебе сказать поточнее, Божественный? Скажу прямо… Восток – это другой мир! Он совершенно не похож на наш! Ла-а-адно, ещё Сирия, Египет, Иудея и другие наши провинции на Востоке… они уже давно и изрядно эллинизировались, и потому там как-то можно нам приспособиться и ужиться, и нас местные не воспринимают как совсем уж чужих, и с ходу не отвергают, а некоторые из них даже поклоняются нашим богам и говорят на нашем языке, на греческом или на латинском, но вот да-альше… Если отправиться уже за Евфрат…В ту же Парфию… Или в Месопотамию… Ну или в Армению… О-о, там, Божественный, совсем уже другие нравы. Там совершенно другие люди. И там совсем другой мир.

Траян в ответ не сдержался и усмехнулся:

– Я тоже успел побывать на Востоке, правда это было давно… И мне не показалось, что он такой уж непонятный, и с нами совершенно несовместим.

– А почему ты меня об этом сейчас спрашиваешь? – немного удивился данному вопросу принцепса Сура.

– А потому, – продолжил Траян, – что я задумал новый поход…

– Неужели на Восток? Ты хочешь напасть на Парфию? – высказал свою догадку Сура.

– Да, мой друг! Я хочу вторгнуться в пределы Парфии!

Сура в замешательстве покачал головой:

– Ну и ну…

– А что это тебя так удивляет, мой друг?

– Божественный, ну а ты представляешь, какие на тебя и на твои легионы выпадут трудности и какие нас подстерегают там опасности? Ведь на Востоке безводные пески, а кое где и наоборот, самые полноводные реки, высочайшие горы, огромные и почти безлюдные пространства… И зачастую там будут нам встречаться не цивилизованные народы, а совсем дикие племена…

– Представляю! Но я вот что на это тебе скажу… – заметил принцепс. – Был в истории уже один правитель, который преодолел все эти неимоверные трудности…

– Ты имеешь ввиду Александра?

– Да! Однажды Александр Великий уже прошёл через всю Азию и достиг Индии, а ведь по началу от этой затеи его многие отговаривали! И никто не верил, что он победит. Так почему же мы за ним не сможем этого повторить?

– Но ведь Александр Великий был не просто величайшим полководцем, а он был – гением! Непревзойдённым в военном деле!

– Ну и что? Это мне ни о чём не говорит. А я что? Разве я никудышный полководец, мой друг? Я его постараюсь превзойти! – произнёс убеждённо Траян.

В конце концов, Траян убедил друга в том, что грандиозный поход на Восток, сравнимый с походом Александра Великого, вполне осуществим. Но для его начала необходимо было подготовиться, и ещё кое-что сделать.

А что именно необходимо было сделать, Траян тоже Суре при том их приватном разговоре объяснил.

– Ты считаешь, Божественный, что перед походом на Парфию следует разделаться ещё и с даками? – переспросил принцепса Сура.

– Разумеется. Именно так я и считаю. Это нам крайне необходимо будет сделать! И я объясню, почему на этот раз мы должны с даками разделаться окончательно! – заявил принцепс. – Перед тем как наступать на Восток, нам следует обезопасить свои тылы, – продолжил Траян. – И поэтому… Дакия должна быть повержена! И её в дальнейшем не должно быть! – твёрдо подытожил свою речь принцепс.

Траян о чём-то задумался, и только после продолжительной паузы задал ещё один вопрос самому близкому своему другу, которому он всецело и во всём доверял:

– А вот скажи мне, Сура, ты же встречался уже с царём даков на переговорах…

– Встречался, Божественный.

– Так скажи: насколько он подвержен внешнему влиянию?

– А что? – переспросил Сура, не совсем понявший подоплёку этого неожиданного вопроса.

– Он и впрямь вспыльчив? – уточнился принцепс. – И, как неразумный мальчишка, бывает и горячится? Мне необходимо это знать… Для того, чтобы, в том числе, я бы смог его вынудить пересечь границу первым… – прояснил свою мысль Траян.

Сура задумался и через некоторое время обстоятельно ответил и на этот вопрос.

Он сказал, что царь даков был всегда горяч, и иногда горячность эта его приводила к непродуманным поступкам, а иногда она даже переходила и в безрассудство, но в последние годы Децебал начал заметно меняться. Он уже стал сдержаннее и набрался политической мудрости. Хотя и по-прежнему у него в груди бьётся львиное сердце, и он, как и Траян, прежде всего даже не правитель, а бесстрашный воин.

Выслушав Суру до конца, принцепс многозначительно заметил:

– Ну, ничего, ни-и-ичего, я всё-таки сделаю так, что он мне даст повод объявить войну… Пусть Сенат пока и категорически против неё, но я всё-равно эту войну начну… Потому что она мне нужна! И потому что без этого я не смогу подступиться к своей главной мечте… К походу на Парфию, и к завоеванию всего Востока!

И действительно, как мы знаем, Траян сумел спровоцировать нападение дакийского полководца Котиса на приграничные римские укрепления, и после этого вопреки настроению Сената Траяном была развязана Вторая Дакийская кампания.

***

Сура возглавил отдельную римскую колонну, и она с некоторым опозданием продвигалась к сердцу Дакии немного севернее главной колонны, которой командовал уже лично Траян.

Пробиться в лоб к столице даков, через ущелье Бауты, пока что никак не удавалось. Хотя и по всему чувствовалось, что сопротивление даков с каждым днём всё заметнее ослабевало. Траян поинтересовался у командира своих паннонских конных разведчиков Тиберия Клавдия Максима:

– Что слышно о Суре и о его легионах?

– Пока что ничего не могу сказать, Божественный, – развёл руками разведчик. – Уже почти две недели, как мы с проконсулом Сурой не связывались. Я к нему посылал уже двух вестовых. И ни один из них не вернулся. Послать ещё?

– Разумеется! Ну а что известно о Квиете?

– Я думаю, что он уже занял Орлиное… – ответил Тиберий Клавдий Максим.

Принцепс удовлетворённо покачал головой:

– … Будем надеяться на это. Я о-оч-чень надеюсь на трибуна Квиета. Впрочем, он и прежде никогда меня не подводил. Так что он не должен пропустить северных варваров через перевал Орлиный, – заключил свою мысль Траян.

***

Ну а теперь вернёмся к главному театру военных действий этой очередной Дакийской кампании… Так что же сейчас происходило на пути к столице Дакии с Юго-Запада, где продвигалась основная колонна имперской армии?

А там происходило сейчас вот что…

Прошло примерно около недели после того, как поверив в слух, что Траян находится при смерти, и решив воспользоваться наступившей сумятицей в стане врага, даки напали на римский лагерь. И после этого нападения они понесли тяжелейшие потери. И теперь римляне беспрерывно атаковали Редизона, и силы его отряда, защищавшего ущелье, таяли прямо на глазах. Скорио взял командование отрядом на себя, а тяжело раненного отца отправил в тыл.

Скорио понимал, что римляне со дня на день их дожмут и прорвут оборону даков, и после этого им уже ничто не помешает пройти до столицы царства, ну а там…

А вот там Децебалу придётся за Сармизегетусу сражаться. И сражаться в невыгодных для него условиях. Потому что помощь с Севера ещё явно не подошла. И потому, что царь даков ещё не успел собрать всё своё ополчение, так как римляне напали неожиданно.

И вот, в этом, казалось бы, совершенно безнадёжном положении, Скорио видел только один выход… Необходимо было в ущелье Бауты задействовать главную ударную силу даков, хотя бы половину того отряда, который состоял из наиболее обученных и опытных воинов, вооружённых ромфеями – страшными серповидными двуручными мечами, которыми эти бойцы-профессионалы могли сокрушить любого противника.

И Скорио послал гонца к царю, чтобы тот направил на подмогу хотя бы часть этого отряда, состоявшего из нескольких тысяч отборных меченосцев, наводивших ужас на всех, и в том числе и на надменных римлян.

***

На Востоке забрезжил рассвет.

Скорио его встретил на ногах и уже прошёл по всем постам, проверив, как готовились его воины к очередной атаке римлян. А уже через час с небольшим во всех трёх римских лагерях, устроенных перед ущельем, ожили буцины и тубы, и меньше чем через час римляне вновь выстроились в так называемые «черепахи» и пошли в атаку.

Под ногами римских калиг осыпался щебень, но это не останавливало продвижение легионеров. Двигались римляне уверенно и неудержимо.

– Ба-ар-р-ра!

– Ба-а-ар-р-р-а-а!!

– Ба-а-а-ар-р-р-р-ра-а!!!

Вновь разнёсся привычный римский воинский клич по ущелью и его окрестностям, и эхо охотно подхватило его и разнесло ещё дальше.

Римляне накатывались волнами, одна их волна сменялась другой, и примерно к полудню, после нескольких часов их беспрерывных и упорных атак, даки совершенно выдохлись и обессилили.

Скорио, подбадривая своих людей, сам возглавил отчаянную контратаку. Он успел поразить трёх легионеров, и тут…

Откуда-то прилетела римская стрела и поразила его в грудь. Он еле-еле выдернул её, пошатнулся и упал. Тут же кто-то с боку ударил его мечом. Удар пришёлся на голову, но юношу спас шлём с гребнем. Два воина, бившихся с ним рядом, успели его оттащить от первой линии обороны, где продолжалась беспощадная рубка, и накрыли своими плащами. Голова у юноши кружилась, ему было трудно дышать, и он почувствовал, что уже теряет сознание…

«Не выдержим… Римляне прорвутся… Э-э-эх, не удалось нам выполнить приказ царя…Неужели всё пропало?» – в отчаянии пронеслась мысль в голове раненного Скорио.

И уже совсем теряя сознание он всё-таки услышал, как из рядов его воинов разнеслись воодушевлённые крики:

– Замолксис нас не оставил!

– Он по-прежнему с нами!!!

– Не сдаёмся, братья!!! Бьёмся!!!

– Славься, Замолксис!!!

– Сла-авься!!!

У Скорио впервые за последние дни на лице появилась слабая улыбка и он понял, что отборные дакийские меченосцы, хотя и в самую последнюю минуту, но успели подойти на помощь к защитникам ущелья, и даки и на этот раз всё же смогли отстоять свои позиции.

Римляне через ущелье Бауты так и не прорвались.