Читать книгу: «Клод», страница 6

Жюли остановилась и развернулась к нему.

Клод подошёл к ней, взял за руку и сказал, опустив глаза:

– Мне нужна твоя помощь, Жюли.

Она долго смотрела ему в глаза и, в конце концов, её строгий взгляд смягчился лёгкой улыбкой.

– Хорошо. Я помогу тебе. Но не сегодня. Сегодня я очень устала. Было два разворачивания прошлого. На третье я сейчас просто неспособна.

– Разве ты во мне ещё не всё развернула? – усмехнулся Клод горькой усмешкой.

– Я ещё даже не начинала.

– А то, что я тебя вспомнил?

– Это ты сам.

– Сам? – задумался Клод. – Значит, я молодец! – просиял он. – Тогда давай пройдёмся. Вон туда. – Клод указал рукой вслед удаляющемуся трамваю. – Там в это время никого не бывает.

– Прогулка? Это хорошо, – согласилась Жюли.

Они шли молча. Клод то крепко, то нежно сжимал руку Жюли, совсем как тогда, когда называл её Джульеттой. Когда они взошли на небольшой мостик над прудом и остановились, Клод обнял её. Она немного отстранилась – посмотрела в его глаза.

– Я хочу поцеловать тебя, – говорил его взгляд.

– Здесь? Сейчас? – спрашивали её глаза.

– А почему бы нет? Тебе ведь тоже хочется этого.

– С чего вдруг нам с тобой целоваться?

– Но мы же любили друг друга.

– Да, любили, когда-то, – сказала Жюли всё также одними глазами и отвела взгляд.

Клод прервал молчание:

– Жюли.

– Что? – спросила она, не поворачивая головы.

– Джульетта, – ласково позвал Клод. – Моя Джульетта.

Она подняла на него удивленные глаза, и Клод поцеловал её.

Поцелуй был долгим, страстным, но осторожным. Клод несколько раз во время поцелуя нежно кусал нижнюю губу Жюли.

– Ты зачем кусал меня? – спросила она по завершении.

– Чтоб ты запомнила этот поцелуй.

– Это не у меня плохая память.

– Ну хочешь, укуси меня в ответ, – смеялся наконец-то расслабившийся и даже радостный Клод.

– Нет, не хочу. Прогулялись – и хватит. Мне пора домой, – сказала Жюли и направилась в обратную сторону.

– Тебя там кто-то ждёт? Мадам Дампьер?

– Кто именно, существенной роли не играет. Главное, что ждёт. Не провожай меня, – сказала Жюли и ушла.

А Клод остался стоять на мостике, вглядываясь в воду, и, увидев в ней отражение звёздного неба, запел:

– Цветы роняют лепестки на песок.

Никто не знает, как мой путь одинок.

Живу без ласки, боль свою затая.

Всегда быть в маске – судьба моя.*

Он был очень рад, что сумел снять эту маску, побыть собой и насладиться этим состояние хотя бы полчаса.

Дома его ждала жена и дочки.

– А где Николя? – спросил Клод у Люсьен.

– Кажется, на свидании.

– Так поздно?

– Он уже вырос. И, наверное, влюблён. Поэтому не следит за временем. Кстати, Безмане, он сказал мне, что ему предложили участвовать в новой программе в номере канатоходцев, но ты своего согласия не дал и хочешь взять его под своё крыло?

– А если и так?

– Но почему ты не посоветовался со мной?

«С какой стати? – подумал Клод. – Николя же не твой сын. Я и с его матерью советоваться не собираюсь. Пускай и дальше занимается устройством своей личной жизни». Но вслух сказал:

– Это наши мужские вопросы и принимают решение в них только мужчины.

– Но у Николя ты его мнения не спросил.

– Сейчас в этом вопросе главный ответственный я, поэтому и решение принимаю я.

– А если он с тобой не согласен?

– А он не согласен?

– Я не знаю. Мне кажется, он старается тебе угодить и готов делать так, как решишь ты, – начала Люсьен.

– Пока его это устраивает, да, – перебил её Клод. – Но у него ещё будет возможность проявить характер. Пусть научится подчиняться. Только пройдя это, человек становится способен руководить другими.

Клод понимал, что работать в одной связке с сыном, это трудно, но в то же время это возможность быть больше времени рядом, научить его многому, как в ремесле, так и в жизни.

– Безмане, я надеюсь, наших девочек ты не заберёшь к себе в цирк? – продолжала беседу Люсьен.

– Ты хочешь забрать их в свою винную лавку?

– Она не моя. Принадлежит не мне.

– Вот именно! А учитывая, сколько времени ты ей отдаёшь, это ты принадлежишь ей. И ты хочешь, чтобы девочки пошли по твоим стопам?

– Мне это кажется более безопасным. В вашем цирке такие нравы! – сказала она с упрёком, подразумевая Элен и то, что там дети могут познакомиться и подружиться с Кати, если та станет цирковой артисткой, как и её мать.

Клод как будто услышал её мысли и улыбнулся этой идее. Ведь это прекрасная возможность познакомить и подружить его младшую дочь со старшими детьми, нужно только сделать так, чтобы все они оказались в одном цирке. Например, позвать их на представление и посадить на места рядом.

– Жизнь всё расставит на свои места, – вслух ответил Клод жене.

* * *

Клод сидел на кухне и вспоминал прошлое, беспокоясь о сыне.

Они были в турне, и в предоставленные три дня выходных им предложили прекрасное мероприятие – сплав по реке.

Николя тогда был на каникулах, и Клод взял его с собой в турне. И на этот сплав тоже взял.

Только мужская компания. Свежий воздух. Испытания. Приключения. Адреналин. Мужские разговоры. Мужские решения.

– С женщинами всегда так сложно! – говорил Клод своему другу Паку, сидя на берегу речки.

– Сложно, – подтвердил Паку.

– Они хотят, чтобы с ними советовались по всем вопросам, – продолжал Клод. – Ну, почти по всем. Как будто я сам не могу принять решение! А я могу! И не хочу ни с кем советоваться. Я всё-таки мужчина или нет?

– Конечно, мужчина! – соглашался с ним Паку.

– Но тогда начинаются женские обиды и капризы, угрозы и ультиматумы. А я этого не люблю.

– И я не люблю! – подтвердил Паку.

– Но я видел, как ты слушаешься свою жену, дружище, – положив руку другу на плечо, сказал Клод.

– Я?! – возмутился тот.

– «Паку, принеси то. Паку, сделай это. Паку, где дети? Почему они без присмотра?», – передразнил Клод, видимо, жену своего друга. – И ты бежишь всё выполнять и ещё оправдываешься перед ней.

– Не всегда.

– Не всегда. Но часто.

– А ты не такой?

– На людях я никогда не позволю женщине командовать мной. Дома, на кухне или в каких-то бытовых вопросах она имеет право гнуть свою линию, если считает нужным настаивать. И я, может, прислушаюсь к ней. А приготовит вкусненькое, так буду благодарен, – усмехнулся Клод. – И буду ласков и нежен – потом, в постели. Но делать из меня подкаблучника на людях не позволю!

– А меня ты считаешь подкаблучником?

– Да.

– Ты не прав, друг.

– Прости, Паку, но я с тобой честен. Я так считаю. И у тебя растёт сын, и ты подаёшь ему плохой пример, дружище.

– А ты своему подаешь хороший пример? – с обидой в голосе спросил Паку.

– Конечно. Я взял его с собой в поездку. Хоть ему нет десяти ещё, но я решил: пусть хлебнёт взрослой жизни, почувствует, что это такое, когда мамки нет рядом. Я не балую его, ты же видишь!

– Вижу. Но твоему скоро десять, а моему всего три, – заметил Паку.

– Тем лучше! – Клод похлопал друга по плечу. – Ты успеешь изменить линию поведения и станешь для сына хорошим примером.

В ту поездку Николя, действительно, стал как будто немного взрослее, и в его взгляде стало больше серьезности и решимости в принятии решений, но сейчас, спустя четыре года, Клод не хотел водружать на плечи сына такой важный вопрос.

«Будет так, как я решил», – сказал сам себе Клод. И в новом сезоне Николя выступал с ним в одной программе.

Глава 10. Будущее

Сегодня был трудный день. Мальчику не всё удавалось. Один раз он чуть не сорвался с каната, и у Клода до жгучей боли сжалось сердце. Но Николя сумел удержать баланс и закончить номер.

После представления сын спешил на встречу с юной особой из труппы воздушных гимнастов. Клод не задерживал его, а сам не спеша готовился

идти домой.

– Клод, – в гримерку заглянул Паку. – Пойдём пропустим по стаканчику.

– Нет, дружище, спасибо, я обещал девочкам провести вечер с ними.

– Что-то ты совсем растаял, Безе.

– Я не растаял. Я зачерствел. Как и положено безе.

И вечером, играя с детьми, Клод думал о Кати и о том, что в его прошлом развернула Жюли.

Это было странное действо. И Клод помнил его обрывками.

Они находились в комнате, отгороженной большими ширмами с четырёх сторон. Она, как и тогда в кафе, велела ему сесть на стул и закрыть глаза. Как и тогда, Клод отказывался закрывать глаза. В этот вечер Жюли была в другом платье, и была в нём притягательна и красива: оно облегало фигуру, оставляя открытыми плечи и декольте, а ноги были закрыты свободно струящейся тканью. Волосы забраны в узел на затылке, а значит лицо и шея полностью открыты.

– Ты так оделась, и просишь меня закрыть глаза? – спросил не относящийся серьезно к происходящему Клод.

– Я могу его снять, но от этого тебе не станет легче проходить весь процесс.

– Смотря, о каком процессе ты говоришь, – усмехнулся Клод.

– Я говорю о том, о котором ты меня просил: о разворачивании твоего прошлого. Тот процесс, о котором ты подумал, ждёт тебя ночью, – Жюли прищурила глаза. – И утром тоже.

Она посмотрела куда-то в потолок и добавила:

– Утром тебе даже больше понравится, потому что ты услышишь искренние счастливые женские стоны, и от этого испытаешь невероятное наслаждение.

– И каково тебе предвидеть всё это? – у Клода расширились зрачки.

– Ужасно.

– Почему?

– Это же будет не со мной. Давай работать. Расслабься. Закрой глаза, иначе я тебе их выколю раскаленным жалом, – угрожающе улыбнулась Жюли.

– Ты серьезно? – напрягся Клод.

Жюли выждала паузу, предоставляя ему возможность начать её бояться. Потом улыбнулась и сказала:

– Нет. Я просто тебя пугаю.

– Сперва возбуждаешь, а потом пугаешь, – заёрзал на стуле Клод.

– Это чтобы сбить твои защитные механизмы.

– Зачем?

– Они держат прошлое под замком.

– То есть всё это, – Клод указал пальцем на декольте Жюли, – и твои угрозы – это часть плана?

– Именно.

– Значит, мы уже приступили.

– Конечно.

– Я спокоен.

– Закрой глаза и дыши. Я сожму твою голову, как тогда. Ты уже знаешь, как дышать.

– Знаю.

Опять были тёплые руки Жюли на лбу и затылке, лёгкие сжатия, ощущение пустоты в голове, ощущение расслабленности и надежности. Лёгкий, теперь уже узнаваемый запах.

В этот раз Жюли производила все манипуляции, стоя сзади. Это немного огорчило Клода, но он решил, что наверстает упущенное позже, после «спиритического сеанса», как он называл происходящее для себя.

Жюли что-то говорила ему, разжимая уши, потом сжимала их снова, а Клод только вдыхал и выдыхал воздух, вдыхая всё глубже, а выдыхая всё медленнее.

В какой-то момент он увидел себя маленьким мальчиком. Увидел родителей и ещё каких-то взрослых. Мама была очень красивой, а папа невероятно сильным и большим.

«Боги», – пронеслось в голове маленького Клоти. Потом, как цветные слайды, стали сменяться картинки.

Вот Клод о чём-то спрашивает отца, а тот смотрит на него с презрением и не даёт ответа.

Вот мать угадывает мысли Клода, совершенно не замечая этого.

Вот он не может что-то поделить с братом. А потом – играет на улице с ребятами.

Вдруг одна из картинок ожила. Это был тот раз, когда мать впервые обманула Клода. Ребята звали его гулять, но он болел, и она сказала им, что он спит и потому не выйдет. Но он не спал и всё слышал, а она ему даже не сказала, что ребята звали его.

«Она сделала это из заботы и любви», – пронеслось в голове взрослеющего Клода. Но другой голос в голове будто спорил: «Но ты уже никогда не сможешь доверять ей как прежде. Родители не боги, они всего лишь люди».

Вот падение с каната. «Куда же без него?!» – успел подумать Клод. Но он увидел, что это падение спасло его от более страшного в жизни. Как ответвление, как новый дубль, он увидел, что, пройдя успешно в тот раз по канату, в следующий раз он упал бы так, что больше не смог бы ходить. Дубль был коротким, но задержавший вдох Клод, чуть не задохнулся. Жюли пришлось стукнуть его по лопаткам, чтобы он выдохнул воздух и восстановил дыхание.

Вот взрыв ящика с пиротехникой. Дни в больнице. Они научили Клода ценить жизнь. Да нет же! Нет. Они показали ему, что он в этой жизни очень ценен. Что его оберегают. Что в тот момент он сдружился не с теми, а взрыв их хорошенько напугал: это они подмешали что-то в виски дрессировщику, и тот полез в драку с револьвером и выстрелил. Эти ребята боялись показаться в больнице, боялись разоблачения (Клод знал про их выходку, но никогда не соединял для себя эти два момента) и последствий, и перестали дружить с Безе. Это именно они прозвали его так: «Клод стал похож на безе! Лежит там весь в белых бинтах – это его взбил венчиком ящик с хлопушками», – зло шутили они. Настолько зло, насколько им самим было страшно.

Затем он увидел Жанет. Совсем юную Жанет. И свою плоть, рвущуюся к другой плоти. Если бы она позволила поцеловать себя сразу, потрогать, изучить всю, он бы не влюбился в неё. Насытился и не влюбился. Но они долго переглядывались, разговаривали, гуляли. Что-то ещё неизведанное кипело внутри каждого из них и искало выход. И нашло. Это была страсть. Юношеская незрелая страсть. И влюбленность. А влюблённость проходит. И страсть проходит. Но вместе они могут перерасти в любовь. Однако так бывает не у всех. У Клода прошла влюбленность. У Жанет – страсть: страсть к Клоду. Ей захотелось других рук, других объятий, других ощущений – огня тела и чувств. А ему было мало утоления плотской жажды. Но всё уже сложилось. Жизнь глазами родителей и окружающих людей ожидала от них продолжения. Всем это казалось таким закономерным. И Жанет тоже так казалось. Она чувствовала, как и многие женщины, что может потерять Клода. Он не так был ей важен, как было важно не быть брошенной, ведь «однажды брошенная никому не нужна». Позже она доказывала себе, что она нужна и другим тоже, а тогда… Тогда в её лоне зародилась новая жизнь – продолжение её и Клода.

Клод почти телесно ощущал у себя на руках маленького Николя. И разорванные на разные куски части целого сошлись вместе. Они не срастались в единое полотно, но образовали что-то общее, хоть и с разодранными швами, но этим можно было укрыться от непогоды и укрыть новорожденного малыша.

Дальше в живых картинках это полотно опять рвалось и металось на ветру, било по лицу и оставляло ссадины на теле. Но появились Клэр, затем довольно скоро Мари, сшивая разодранные части нежными нитками отцовского счастья.

А потом всё рассыпалось.

Клод увидел пустой дом. Свой дом – пустым. Без детских голосов, с полупустыми шкафами. Увидел окна, зияющие пустыми зеницами. И пустоту – и внутри дома, и в собственной душе. Черную пустоту, душащую и злую.

Но на смену ей пришла пустота освобождения. И из этой пустоты была соткана Кати. Ещё один ребенок на руках Клода.

В живых картинках этот ребенок рос слишком быстро – от встречи к встрече, пока не спрыгнул с рук и не побежал. Кати побежала в другие руки – материнские. А Клоду осталась пустота.

Но в этот момент образ сменился.

Клод стоял в поле, обдуваемый ветром с четырёх сторон. Но за одну руку его держала Клэр, за вторую Мари, а сзади ему на плечи положил свои руки Николя. И чем сильнее дули ветра, тем сильнее дети жались к Клоду. На отдалении стояла Кати. Одна. И протягивала к нему руки.

Клод хотел сделать шаг к ней, но не мог. Хотел протянуть руки, но те были заняты другими детьми. И тогда Клод одними губами шептал: «Я люблю тебя, Кати». «И я люблю тебя, папочка», – отвечала она.

Постепенно ветра успокоились. Под ногами появились дороги. По одной пошёл куда-то Николя. По другой Клэр. По третьей Мари. И тогда Кати подошла к Клоду. Он взял её на руки и увидел четвертую дорогу.

– А это моя, – сказала ему Кати.

– И ты уйдёшь? – спросил её Клод.

– Я пойду своей дорогой, но она идёт рядом с твоею, видишь?

Клод опустил глаза и увидел у себя под ногами тропинку, поросшую бурьяном.

– Ты просто давно шагаешь куда-то не туда, не по своей дороге, папочка. А наши дороги рядом. И дорога Клэр, и Мари, и Николя. И даже – видишь в воздухе тонкая дымка – ещё чья-то тропинка может лечь с нами рядом. Если ты будешь идти своей дорогой. Николя идёт вслед за тобою. Нужно не увести его с пути. Я побегу. – Кати спрыгнула с рук Клода. – Мне пора идти дальше. Догоняй меня.

Клод стоял в поле один. На него дули ветра, но теперь он видел под ногами свою дорогу.

– Что это было? – спросил ошеломлённый Клод, когда всё закончилось.

– Управляемый транс. А в нём информация для тебя, частично – в знаковой системе.

– Управляемый транс? И кто же им управлял? Ты?

– Нет. Управлял ты сам. Твоя душа. Я лишь отключила систему безопасности сознания, которое живет по заданной схеме и воспринимает её нарушение как вторжение, как угрозу. Я лишь направляла тебя, снимая защитные блоки. Их у тебя много. Ты живешь по заданной другими программе. Думаешь, что делаешь то, что хочешь сам, но только латаешь дыры, сделанные другими. Не с той мотивацией вступаешь в отношения. Не завершаешь их должным образом, а уже завязываешь новые – так и формируются узлы. Не с той целью производишь на свет новую жизнь.

– Не с той?

– Нет. Дети не должны заполнять пустоту и снимать боль. Дети не принадлежат своим родителям. Дети приходят, чтобы мы могли наполнить свои сердца нашей любовью к ним. Чтобы подарить нам счастье быть родителями. Это дар. И за него нельзя торговаться.

Клод вспомнил, как ему пришлось жениться ради Николя и как пришлось отговаривать от аборта матерей Клэр и Кати.

– Но торговался не я.

– Ты принял условия игры. Значит, ты в сделке.

– И что, я никогда не буду вместе со всеми своими детьми?

– Будешь. Обязательно будешь. Только для этого нужно идти своей дорогой. Одной дорогой. Не пытаться пробежать две дистанции одновременно: и за того, кто ты есть, и за того, кем ты стараешься быть. Если путь к цели не приносит тебе радость, значит, ты идешь не к своей цели.

После этого странного сеанса, оставившего противоречивый след в душе Клода, он не смог сразу идти домой. И пришёл в цирк.

На входе его встретил старый Коле. Они разговорились. Коле хорошо знал Элен и историю их отношений с Клодом.

– Ведь я предлагал ей тогда переехать жить ко мне, – объяснял Клод старому Коле. – Когда остался в доме один. Без жены, без детей. Но она отказалась!

– Правильно. Она же умная девочка. Она понимала, что расплата неизбежна: если увести мужчину из семьи и стать его женой, то рано или поздно кто-то уведет его у тебя. Это же из-за неё от тебя ушла жена?

– Из-за неё.

– Ушла. Но вы не расстались.

– Сначала расстались. Я только приезжал к детям.

– И она перестала быть твоей женщиной?

– Нет.

– Значит и ты не перестал быть её мужчиной. Поэтому Элен была права, что не спешила занять чужое место.

– Так что же мне делать?

– Выбери ту, с которой ты хочешь быть, а с остальными любовь заверши.

– Любовь?

– Конечно. Каждая из них тебя любит. Или думает, что любит. И думает, что ты любишь её, поэтому и борется за тебя. Я знаю, что говорю. Я большую жизнь прожил. И у меня было пять жён. Но никто из них зла на меня не держал. Потому что каждой, расставаясь, я говорил «Спасибо».

– За что?

– За любовь. За потраченные на меня годы, за заботу, ласку. За детей, если они у нас были. За дни и, главное, за ночи, мальчик мой. Я благодарил и уже не возвращался.

– А как же дети? Если я буду только с одной, все дети не смогут быть со мной.

– Они сами придут к тебе, когда смогут это решать. Сейчас за них решают их матери, поэтому тебе нужно разобраться с их матерями.

– Легко сказать – разобраться.

– Легко! – подтвердил Коле. – Хочешь, скажу ещё раз? А хочешь, попробуй сам. Не будь как безе! – смеялся Коле. – Твоё имя Клод – «великолепный»!

* * *

Спустя несколько дней была еще одна встреча с Жюли. И тоже странная.

– Ты развернула моё прошлое. А заглянуть в будущее можешь? – спросил он её, сидя напротив за столиком всё тех же «Кулис».

– Могу. А зачем?

– Но это же так здорово: знать, как нужно поступить, чтобы всё шло хорошо.

– Это очень относительное понятие. Что одному «хорошо», то другому «плохо». И порой мы оцениваем происходящее как негативное, даже не подозревая, какие блага оно нам несёт. Что конкретно ты хочешь знать?

– Я хочу знать, что будет со мной дальше. Как лучше поступить. И как всегда поступать правильно.

– Слишком много.

– Много вопросов?

– Много неверных желаний.

– Да? Что же в них неверное.

– Всё.

– Неужели? – возмутился Клод. – Это еще почему?

– Потому что только от тебя зависит то, что будет дальше. Твоё будущее непосредственно зависит от каждого твоего поступка. И от того, что ты считаешь правильным.

– И ты видишь это будущее?

– Вижу.

– И каково оно?

– Оно вариативно.

– Что за странные слова? Когда ты разворачивала моё прошлое… Там были мои дети. Там была моя младшая дочь, будто выросшая. И она показала у меня под ногами дорогу. Сказала, что мне нужно найти свой путь. И я хочу его найти. Найти свое лучшее будущее! Так как же оно может быть… как ты это назвала? Вариативно?!

– В каждую минуту своей жизни мы находимся в пути, в дороге – от рождения до смерти. И как это ни странно, чем чаще мы останавливаемся, тем ближе мы к концу. Жизненная дорога сжимается гармошкой с каждым нашим неверным шагом: мы часто укорачиваем себе жизнь, не замечая того. Но также мы можем в любой момент это изменить. Если будем идти на встречу к себе самим.

– Ты говоришь непонятно.

– Разве?

– Да.

– Ты живешь не свою жизнь.

– Это я уже слышал.

В этот момент подошел официант:

– Ваш заказ.

Он поставил перед Жюли стакан с уже знакомой Клоду серо-коричневой жидкостью с пенкой, а перед самим Клодом чашку крепкого сладкого кофе. И эклер.

– Спасибо, – улыбнулась официанту Жюли.

А когда тот ушел, спросила у Клода, указывая на стол.

– Что ты видишь?

– Принесли наш заказ.

– Ты сам его выбрал?