Читать книгу: «Птичка, успевшая улететь», страница 2

– За жопу можно ущипнуть?

– Издеваешься?

Он смеется искренне, склонив голову. Скрещивает руки на груди и самодовольно сообщает:

– А если сама попросишь потом?

– Блин, Руслан! Надо будет – попрошу! Но смирись, этого никогда не случится.

– Посмотрим, птичка.

Он подмигивает и протягивает мне руку. Я тут же вкладываю свою ладонь в его и крепко сжимаю пальцы. Это мой гарант спокойной жизни на ближайшие четыре недели. Если, конечно, все пройдет так, как нужно. И, чтобы это проверить, я решительно иду вперед и толкаю дверь перед собой.

А Рус тихо проговаривает за моей спиной:

– Соглашаюсь только на сегодня. Вечером еще раз обсудим.

Затормозив на пороге, отстраненно наблюдаю, как трудовик снова скидывает флягу в ящик стола, и спрашиваю через плечо:

– Какая у тебя фамилия?

Руслан наклоняется и вкрадчиво шепчет мне в ухо:

– Капралов. Хочешь себе такую же?

Игнорируя дрожь, которая охватывает тело, я заставляю себя двигаться. Запускаю руку в волосы и сжимаю пальцы у корней, чтобы больно стало и голове, и рукам. Он просто шутит, а мне стоит вернуть себе самообладание. Боль никогда не подводила.

– Дядь Миш, – говорю с укоризной, – ты бы хоть дверь запирал.

Он улыбается и разводит руками:

– Да я че-то…

– Угостишь? – тем временем спрашивает Капралов.

– Малой еще, – отрезает трудовик и добавляет, спохватившись, – и это… мне нечем! И давай-ка на «вы» ко мне, такие привилегии только у Даньки. Все, идите! Ходят, ходят, работать мешают.

Рус ухмыляется, но на секунду мне кажется, что скорее скалится. Оторопь берет оттого, как от него иногда фонит враждебностью.

Я тяну его за руку и в коридоре сообщаю примирительно:

– Он пьяница, но добрый. Очень мне помогает. Я думаю, что в этой школе он вообще самый светлый человек.

Капралов пожимает плечами отстраненно и смотрит куда-то вперед. Выглядит напряженным, и я думаю о том, что иногда парень напоминает мне какого-то зверя. Не подросток, а волчонок.

Конечно, я таких и раньше видела. Но интуитивно всегда держалась от них подальше. Напоминаю себе, что однажды Рус мне помог, да и теперь согласился на странную авантюру, а значит, он хороший человек. Скорее всего.

.-. .– –.. .– .

Мы снова выходим в холл, который теперь почти пуст, потому что вот-вот прозвучит звонок.

– А в каком ты классе? – спрашиваю, спохватившись.

Боже, если уж решила притворяться, что мы встречаемся, стоило хоть что-то о нем узнать, кроме имени и фамилии!

– Одиннадцатый «Б».

Чувствуя искреннюю радость, я выпаливаю:

– Так это мой!

– Тогда веди, птичка. Какой у нас там за первый урок?

– Ты не видел расписания?

– Были дела поинтереснее.

Я фыркаю:

– Ну разумеется!

– Дань, – он с ходу переходит на короткую форму моего имени, – спокойней будь.

Сдвинув брови, смотрю на него хмуро. Очередная говорящая формулировка! Может, не так уж плохо, что в конце дня мы еще раз обсудим мою сумасбродную идею. Вдруг мне и самой это все не так уж нужно. Месяц изображать любовь с законченным хамом – удовольствие ниже среднего.

Ощутимо прикусив нижнюю губу, молча тяну Руслана за собой. Посмотрю на реакцию одноклассников, а потом уже решу.

Пока мы поднимаемся на третий этаж, из динамиков орет наитупейшая обработка детской песни. Только взрослые, которым нет дела до детей, могли подумать, что это хорошая идея.

– Первая химия.

– Вообще в ней не шарю, – отзывается Капралов безо всякого сожаления.

Отмахиваюсь:

– Я тоже. Учитель нормальный, просто делай хоть что-нибудь, он оценку вытянет.

– А голубки тоже там твои?

– Да не мои они! – рявкаю, остановившись на лестничном пролете.

Руслан приоткрывает рот и ленивым движением проводит языком между нижней губой и зубами. Сообщает безмятежно:

– Да мне насрать.

– Кому почитать не мешало бы, так это тебе, – выдаю критично, – речь просто как у Эллочки-людоедки!

Он неопределенно приподнимает плечи:

– Не нравится – гуляй.

А потом отпускает мою руку. Мне вдруг кажется, что я стою на каком-то узком подвесном мостике, который нещадно раскачивается над обрывом.

М-да. Чернышевская, просто пять баллов. Десять сопящих песиков из десяти. Именно так надо разговаривать с парнем, которого пытаешься заманить в отношения, которые ему не нужны. Пусть и фиктивные.

Тогда я пытаюсь умаслить его эго. Склоняю голову и бормочу:

– Прости, Рус, больше не буду. Просто нервничаю.

– Фальшивишь жестко, – хмыкает он.

– Давай просто сходим на урок, ладно? – протягиваю ему руку. – Пожалуйста.

Он скашивает губы в сторону, недолго раздумывая, а потом обхватывает мою ладонь. У него такая горячая кожа, как будто внутри Капралова какая-то батарея работает.

Снова смутившись, я иду вперед. Уже на подходе к кабинету меня начинает потряхивать. Как они отреагируют? Вдруг каким-то образом поймут, что я соврала? А если Руслан решит, что ему эти проблемы не нужны, и отцепит меня прямо сейчас?

Придется проверить, других вариантов нет.

Мы останавливаемся на пороге, все также держась за руки. Я деликатно откашливаюсь, чтобы привлечь внимание учителя, а Капралов снова растягивает губы в неприятной гримасе. Произносит громко:

– Здрасьте.

Против воли вцепляюсь в его руку, ожидая реакции. Химик поднимает взгляд от ноутбука и рассеянно оглядывает нас.

– Чернышевская и…

Отвечаю вместо него:

– Капралов.

– Верно, – кивает учитель, хмурясь в экран ноутбука, – Капралов. Садитесь, пожалуйста.

Я же сосредоточена на другом, ловлю реакции одноклассников. Смотрю за тем, как они переглядываются, как начинают шептаться, как некоторые роняют издевательские смешки. Но все это – очень тихо. И в мой адрес не летит ни одного комментария. При обычном раскладе они бы уже отвесили мне парочку унизительных шуток.

Пока я занята анализом ситуации, Рус берет инициативу на себя. Замечая ближайшую свободную парту, движется к ней и увлекает меня за собой.

А, когда мы садимся, вдруг наклоняется и звонко целует меня в щеку. На секунду замираю и смотрю на него исподлобья. Про такие поцелуи речи не было, и я, конечно, понимаю, для чего он это делает, но мне все равно неловко.

Капралов шепчет громко:

– Не смущайся, птичка, – и, подмигнув, добавляет, – я же твой парень.

Подобно ветерку, который заставляет шелестеть листья деревьев, на весь наш класс налетает какое-то дуновение сплетен. Склонив головы друг к другу, они принимаются обсуждать нас. Раскрывая новую тетрадь, я напряженно застываю над ней. Жду привычных издевательств. Но… они молчат.

Повернувшись к Руслану, ловлю его нахальный взгляд. Растерянно пожимаю плечами, а он наклоняется ко мне и шепчет:

– Не боись, Данька. Вывезем.

Я с сомнением поджимаю губы и записываю за химиком тему урока. Войну мы еще не выиграли, но эта битва определенно за нами. Один спокойный день – не так уж много. Для кого-то, но точно не для меня.

Глава 4

Руслан

– Да-ни-я, – произношу по слогам задумчиво, когда мы с ней сидим на лавочке около школы, – а это что за имя вообще?

С громким характерным щелчком открываю банку энергетика. Девочка раскошелилась, отблагодарить хотела, воробушек.

Она неодобрительно смотрит на то, как я пью, вздыхает, садится на лавку с ногами, подтягивает колени к подбородку. Говорит:

– Татарское.

– Татарочка, значит?

– Наполовину. – Дергает плечом, как будто ей не очень приятна эта тема.

Я хмыкаю. Высокомерная птичка. Думает, что ее книжки умнее делают, но по факту это я читаю ее на раз-два.

– Папка татарин? – спрашиваю, снова отпивая энергетик.

– Да…

– Имя дал и свалил?

Поворачивает ко мне изумленное лицо. Брови подняты, губы приоткрыты, вздыхает и таращится на меня.

Отвечает осторожно:

– Не сразу.

– Чуть наследил еще? – беспечно уточняю.

– Мы в битве экстрасенсов?

Я ржу. Смешная девчонка. Беру ее завитую светлую прядь и перебираю в пальцах. Нравится мне.

Говорю:

– Я, может, и говорю как Эллочка-людоедка, но не тупой. Улица тоже учит, Чернышевская.

Она смущенно отворачивается. Спрашивает тихо:

– Так что ты решил?

– Насчет чего? – забавляюсь, заставляя ее проговорить то, что кажется неудобным.

– Будешь моим парнем?

– А?

– Блин, Руслан!

– Да я не расслышал просто. Что ты там воркуешь?

Даня поворачивает голову, щеки чуть тронуты румянцем, зеленые глаза блестят возмущением.

Спрашивает нарочито громко и отчетливо:

– Согласен ли ты на то, чтобы встречаться со мной? Не по-настоящему.

– А тебе это реально надо? Сегодня не заметил, чтобы кто-то тебя травил, птичка.

– Думаешь, я соврала, чтобы тебя, такого обаятельного и привлекательного, завидного жениха, заполучить? – спрашивает ядовито.

– Ауч. – Делаю оскорбленное лицо. – Дворовая гопота для тебя не годится, я уже понял.

Она снова смущается. И так весь день. Сначала обидит, потом краснеет. Мне в целом по хрен. Девочка не из моей лиги, я это понимаю. Мне с такой не по пути. Я знаю, кто я. Всегда знал.

Дания говорит тихо:

– Извини. – Потом берет телефон, что-то ищет и передает его мне. – Можешь вниз полистать.

Судя по названию, это чат класса. Я читаю и уже через пару сообщений удивленно присвистываю. Гнобят ее нещадно. Скидывают какие-то фотки, видео. Комментируют, вообще не смущаясь. Любительница порнушки, подстилка книжных мужиков, шалашовка со стажем. И это только самое цензурное.

– Они знают, что ты это читаешь?

– Да. Кажется, им это даже нравится.

Отдаю Чернышевской смартфон. Дальше читать желания нет, я начинаю беситься. Очевидно, что чуваки просто самоутверждаются. Я подобное много раз видел, но мне такой мув не по душе.

Встаю, отряхиваю джинсы, говорю:

– Ладно, птичка. До конца недели повстречаемся, а дальше посмотрим. Пойдем провожу.

Иду вперед, и она догоняет только спустя какое-то время. Бормочет торопливо:

– Почему до конца недели? Ты ведь спросил, а я сказала – месяц.

– Я ненадежный, Дания. Через неделю могу быть в тюрьме или в аду. Давай пока так.

Беру ее за руку и в ответ на удивленный взгляд поясняю:

– Мы около школы. Если играть, так на полную.

– Звучит сомнительно. Может, обговорим какие-то правила?

– Какие? Так боишься, что сделаю вот так?

Разняв наши ладони, я щипаю Даню за ягодицу. Она взвизгивает и бьет меня в плечо кулачком.

Кричит:

– Капралов, ты с ума сошел?!

Я хохочу искренне. Хорошая упругая попка у злой хозяйки. На все провокации ведется так, как я и рассчитываю. Чудо, а не девочка.

Говорю примирительно:

– Понял, Дань. Больше не буду. – В последней фразе передразниваю ее же интонацию и добавляю. – Дай свой телефон. Можешь подумать и вечером выкатить мне список правил.

Она смотрит на меня с недоверием, видимо, везде привыкла подвох искать. И не могу сказать, что это неправильно.

Чернышевская спрашивает:

– И ты со всем согласишься?

– Не-а. Но можешь попробовать.

– Какой же ты придурок.

– Ага, – вздыхаю сочувственно, – непонятно, как ты с таким встречаться начала.

– Капец.

Дания качает головой, словно не верит в происходящее, а я снова беру ее за руку. Мне нравится ощущение. Я даже рад, что в ближайшую неделю так можно будет делать регулярно.

Потом провожаю злую птичку до дома, на прощание пытаюсь поцеловать ее в губы, но она уворачивается. Меня, конечно, это только веселит. На успех и не рассчитывал.

.– – … .–. – – .. -. .– -. .. .-.-

Чернышевская по удачному стечению обстоятельств живет не так далеко от кофейни, в которой я все лето отбывал свое наказание. Затем началась осень, но каторга моя не закончилась, а только сменила график.

Кто-то мог бы сказать, что мне повезло вырваться из прежней жизни, но я об этом не просил, и не хочу чувствовать никакую благодарность. Это ослабляет. Не было бы ничего такого, с чем я не мог бы справиться сам. И мне непонятно, почему мой двоюродный, мать его, дядя считает иначе.

Я толкаю стеклянную дверь и смотрю на него поверх голов посетителей.

– Опоздание, Русик, – говорит, даже не отвлекаясь от кофемашины. – Сегодня моешь полы.

– Я каждый день мою.

– Потому что каждый день косячишь. За стойку, – командует он.

Стиснув зубы, я слушаюсь.

Толкаю боковую дверь и протискиваюсь мимо холодильника. Скидываю рюкзак в угол на ступеньку пожарного выхода, который у нас не используется. Мою руки, надеваю рабочий фартук и сразу включаюсь в работу. Делаю долбаные латте и капучино, передаю дяде. Только бы он не просил рассчитать людей, я этот процесс ненавижу всей душой.

Делаю все на автомате, за лето набил руку, а по началу тупил, конечно, страшно. Теперь могу позволить себе воткнуть в одно ухо наушник, чтобы пацанский рэпчик скрасил мою работу.

Слушаю музыку, варю кофе, иногда, предугадывая движения дяди, подаю ему то сахар, то сироп.

По лицу вижу, что доволен, но полы я все равно сегодня буду мыть.

Когда поток людей прекращается, он вытирает руки полотенцем и спрашивает:

– Почему опоздал?

– А я, на хрен, в дремучем рабстве? – интересуюсь, поднося к губам бумажный стаканчик.

– Да, – подтверждает дядя, поглаживая внушительную бороду, – рад, что ты понял.

Я хмыкаю. Святой, блин, Николай. Иногда кажется, что вывести его из равновесия практически невозможно, но я очень старался, и несколько раз у меня даже получилось.

– С девушкой был, – отвечаю, внимательно наблюдая за реакцией Коли.

Взгляд его загорается любопытством, темные брови удивленно поднимаются. Тут, в этом городе, девчонки у меня уже были, но я никогда не говорил о них дяде. И сейчас мне интересно… что, если эти отношения и мне могут быть выгодны?

– С девушкой? С центра?

– Не, со школы.

– Сегодня первый день, ты реактивный, что ли? – недоверчиво уточняет он.

– Да, Коль. Я – ракета.

– Не сомневался, – бормочет он, снова приглаживая бороду.

Потом потягивается в разные стороны, от чего рубашка на его теле жалобно натягивается. Как будто знает, бедняга, что может треснуть в любой момент. Мой дядя на внешность, конечно, чистый викинг. Сам темный, а борода с рыжеватым оттенком, мощный, плечистый. Я однажды видел сборную по регби, там шкафы, а не мужики. Вот Коля запросто мог бы с ними играть.

– А что за девочка?

В любой другой ситуации хрен бы он от меня дождался подробностей, но сейчас я решаю проверить свою теорию. Прислоняюсь плечом к стене и говорю:

– Дания. Татарочка. Красивая, книжки любит. Я провожал ее, вот и опоздал.

Помедлив, Коля кивает. Кажется, это вписывается в его картину той жизни, которую он сам для меня выбрал. Еще один пункт на светлом пути моего исправления. Святой Николай все хочет починить меня. Вот только я не сломан.

Спрашиваю:

– Будешь отпускать меня на свидания?

– Не много хочешь?

– Нет. Только с девушкой время проводить.

Специально зову Данию именно так, это слово моей речи не свойственно. Дядя это знает, вижу, что отмечает, но и поддаваться не спешит. В принципе, я сам основательно постарался над тем, чтобы доверия между нами не было.

В кофейню заходит женщина, и мы возвращаемся к работе. Коля дежурно улыбается, я достаю «рожок», вытряхиваю из него кофе в мусорку и протираю тряпкой.

– Флэт, – командует мне дядя коротко, а потом делает шаг ближе и быстро проговаривает, понизив голос: – Подумаю про свиданки, но сначала я должен на нее посмотреть.

Я только усмехаюсь и врубаю кофемолку.

Может быть, и стоит задержаться в этих «отношениях» на месяц. Даня точно ему понравится. Затрет Коле про свои книжки, обронит пару витиеватых фраз, посмотрит высокомерно-ангельским взглядом. Конечно, он посчитает, что она сможет меня перевоспитать. И, может, отвалит.

Господи, как же хочется, чтобы меня просто оставили в покое.

-. . / . -.. .. -. … – .– . -. -. –

Сегодня святой Николай дорабатывать смену меня не заставляет и, забыв про мытье полов, отпускает пораньше, чтобы я сделал уроки. Как будто мне не на что больше потратить свободное время.

Честно говоря, еще месяца три назад я бы радостно свалил к пацанам из социально-реабилитационного центра, но надо признать, что некоторые приемы дяди все-таки увенчались успехом. Потому что я устал, как собака, и просто хочу спать.

Поэтому действительно иду домой. А проходя по темному участку улицы, вспоминаю, как первый раз встретил тут Даню. Интересно, она уже составила список правил, согласно которому я не должен трогать ничего на ее теле, кроме ладони? Мне вдруг хочется написать ей.

Но я эту мысль отодвигаю. Почему-то кажется, что Чернышевская снова будет кусаться, а вечерами у меня повышенное чувство уязвимости. Если я трезвый, меня легко обидеть. Если пьяный – еще проще.

Так что я добираюсь до дома, принимаю душ и, не разогревая, ем рагу, которое приготовила девушка Коли. Вот кто прикольный, так это Даша. Мне даже кажется иногда, что мы могли бы подружиться. Если б я не был на миллион процентов уверен в том, что все, что она услышит от меня, обязательно сольет святому Николаю.

Иду в комнату, которая с недавних пор считается моей. Дядя поселил меня в отдельной спальне, а сам переехал в проходную комнату. Благородно? Ну разумеется. Бесит ли это меня? Просто до одури.

Я падаю на кровать и накрываюсь пододеяльником. Вообще-то Коля купил мне новое одеяло, пухлое и шуршащее, но у меня какой-то странный организм, мне вечно жарко. Ночью все равно скидываю с себя все, но засыпать мне нравится, когда что-то накрывает тело, так кажется… безопаснее.

Закрыв глаза, снова думаю про Даню. Спит? Вряд ли, еще слишком рано. Это я сегодня почему-то двигаюсь на минимальном заряде батареи.

Потом беру телефон и все-таки пишу ей сообщение. Она не проигнорирует, почти уверен. Потому что я ей пока нужен. Торгово-рыночные отношения гораздо понятнее обычных личных.

Руслан: Что читаешь, птичка?

Даня: Ты реально экстрасенс?

Руслан: Чернокнижник.

Руслан: Так что?

Даня: Зачем тебе знать, что я читаю?

Руслан: Интересно.

Даня: Любовный роман про хоккеиста.

Руслан: У тебя фетиш на хоккеистов?

Даня: У меня фетиш на хороший текст.

Руслан: Понял.

Откладываю телефон и снова прикрываю веки. Чернышевская ответила и даже почти не кусалась, но чувствую я себя все равно погано. Не надо быть охренеть каким начитанным, чтобы догнать, что она меня отшивает.

Когда растешь в семье, где вынужден быстро понимать – в каком настроении родители, сколько выпили, уснут ли, сидя за столом, или позовут друзей и будут гудеть до утра, то как-то учишься читать людей. Даже через строчки, даже через расстояние, даже по минимальным признакам. Это гарант выживания.

Но иногда случается ошибаться. Поэтому я уже успеваю провалиться в сон, когда телефон коротко вибрирует. Сощурив один глаз, я смотрю на экран и позволяю уголку губ скользнуть наверх.

Даня: А ты что делаешь, Рус?

Глава 5

Руслан

– Сегодня после уроков сразу в центр, – говорит Коля за завтраком.

Точнее, это я давлюсь бутербродом с сыром, а дядя пьет кофе из огромной кружки. Ест он обычно, когда приходит на работу.

Отвечаю с набитым ртом:

– Девушку провожу до дома и поеду.

– Точно. Дания?

– Хорошая память, Коль.

В открытую я не грублю, но тон насмешливый, и дядя, шумно вздохнув, качает головой. Всего на секунду, но мне становится стыдно. Коля много для меня сделал и продолжает делать. Но я так зол, что иногда мне просто физически плохо рядом с ним.

Хотя это я ему позвонил, когда нашел маму. Сначала, конечно, набрал 112. А потом сразу дяде. Мы почти не общались, но он оказался единственным, о ком я подумал в тот момент. Вообще мне казалось, что я просто расскажу ему о том, что случилось, ведь других родственников у них с мамой не осталось. Но святой Николай прыгнул в машину и через несколько часов уже пришел к соседке, чтобы забрать меня. Помню, как сидел на чужой кухне и пил, наверное, сотую кружку чая. Тетя Наташа все время ставила чайник, а я не отказывался. Наверное, она просто не знала, как еще меня поддержать. А потом появился Коля. В маленькой прихожей он казался еще больше, чем есть на самом деле.

Дядя все решил, быстро организовал и оплатил похороны, оформил опеку. Плохо помню тот период, и уж тем более не понимаю, почему дядя меня забрал и так рьяно взялся за мое воспитание. Я об этом не просил.

– Проводишь и дуй в центр. Мне сообщение, как обычно.

– Маячок на меня повесь, – буркаю, заталкивая в рот остаток бутера.

– А ты думаешь, почему я купил тебе новый телефон?

Недоверчиво смотрю на дядю, потом на свой смартфон, и только тогда слышу, как он смеется. Блин, почти подловил.

– Даже не знаю, радоваться тому, что ты в кои-то веки поверил в мои слова, – говорит он, – или расстраиваться из-за того, что ты посчитал возможным, что я слежу за тобой.

Пожимаю плечами:

– Вышли в ноль, получается.

– Да. С девушкой познакомишь?

– А ты будешь отпускать? У меня свободных вечеров – один на неделе, это слишком мало.

– Сначала мне надо ее увидеть, – отрезает Коля.

Закатываю глаза и принимаюсь за второй бутерброд. Видимо, реально придется их познакомить.

Говорю:

– Конечно. Она тебе понравится.

– Тебе откуда знать? Сам ее один день знаешь. Или…

– Ага, – киваю, – мы познакомились чуть раньше.

– Серьезно? А как? – спрашивает дядя так, словно ему и правда интересно.

– Да там… странно вышло. Защитил от хулиганов. – Я кладу бутер на стол и карикатурно демонстрирую бицепсы.

Коля смеется:

– Круто. Не ожидал.

– Что я могу за кого-то вступиться?

– Да нет. Это как раз логично. – Он отпивает кофе и улыбается. – Даже у хулиганов есть градация. Я знаю, что ты из светлых. Не ожидал, что кто-то может тебе серьезно понравиться.

Я молчу, чуть нахмурившись. Если ему надо, пусть так и думает, мне это только на руку. Чернышевская подвернулась неожиданно, но, кажется, не только я могу ей помочь.

Встаю и ставлю в раковину грязную посуду, потому что для дяди это охренеть как важно. Говорю:

– Познакомлю.

– Супер, тогда жду. Мое расписание ты знаешь.

Киваю и ухожу. В комнате переодеваюсь в джинсы, футболку и зип-худи. Вещи все новые, их мне купил Коля, как будто старые были так сильно испорчены моей прошлой жизнью, что даже трусы пришлось приобретать другие. А может, это я с собой ничего не взял, говорю же, не помню ни хрена.

.-. . .– .-.. -..– -. -.– . / .–. .-. .. –.. .-. .– -.– ..

Я собираю рюкзак и иду в школу, но по пути сворачиваю во двор, потому что мы вчера договорились с Даней встретиться на детской площадке.

Присаживаюсь на качели и достаю из кармана пачку сигарет. Курить мне никогда не нравилось, если честно. Пробовал, баловался, но конкретно с этой вредной привычкой у нас как-то не сложилось. Я их купил уже тут, потому что в один момент вдруг захотелось приходить к Коле, воняя всем подряд – табаком, алкоголем, безысходностью.

Маленькая ладошка легко касается моего плеча, и, обернувшись, я выдаю нарочито нахально:

– Привет, птичка.

– Привет, Рус. Как дела?

Вопрос почему-то ставит меня в тупик. Я широко улыбаюсь, а сам думаю – а как у меня дела? Кажется, последние лет семнадцать не очень.

– Лучше всех, – отвечаю уверенно. – А у тебя?

– Видимо, чуть хуже, чем у тебя. Идем?

Встаю с качелей и протягиваю Чернышевской руку. Она замирает, глядя на мою ладонь, как будто размышляет о чем-то. Да, девочка, думай дольше. Я же недостаточно хорошо понял, что для тебя лимита подзаборная.

А потом Даня вдруг быстрым, но каким-то нежным жестом обхватывает кончики моих пальцев.

Смотрю на нее, почему-то растерявшись от этой мягкости.

– У тебя кожа очень горячая, ты знал? – спрашивает птичка с улыбкой.

Пару секунд изучаю ее открытое выражение лица. Странная девочка. Наверное, слишком сложная все же для меня. В некоторых реакциях очевидная, но иногда как выдаст что-то, чего я совсем не жду…

– Поэтому так долго думала? Боишься обжечься?

Чернышевская хмыкает и вздергивает подбородок:

– Хочешь, чтоб боялась?

– Не, – мотаю головой.

Перехватываю ее руку поудобнее и веду за собой. Конечно, она мне нравится. Славная фарфоровая куколка. Нос вздернутый, локоны светлые, вся какая-то… чистенькая. Не в пример мне.

Подавив волну раздражения, оборачиваюсь к Дане:

– Познакомишься с моим дядей?

– Чего?

– Ну ты же слышала.

– Зачем? – Она ускоряет шаг и заглядывает мне в лицо.

– Я помогаю тебе, а ты – мне. Сделай так, чтобы Коля решил, что у меня самая замечательная девушка, и тогда будем встречаться месяц. Как ты хотела.

– Это что еще за новые вводные?

Мы идем дворами, а потом сворачиваем на бульвар, который ведет к школе. Тут гораздо больше людей и непрерывный поток детей и подростков, которых в лицо я пока не знаю. Но, глянув на Данию, замечаю, что она навешивает на лицо улыбку и двигается ближе ко мне. Актерское мастерство – пять, Чернышевская.

– Договор мы не подписывали, – говорю ей тихо, – могу новые правила на ходу выдумывать.

– Ну ты и засранец.

– Благодарю за лестный отзыв, – произношу деланно-вежливым тоном.

А встретив удивленный взгляд Дани, цокаю языком:

– Да не совсем же я тупой! Ты каждому нормальному слову от меня будешь удивляться?

– Извини. Да, конечно, я познакомлюсь с твоим дядей. Потому что… – Она делает паузу, а потом вскидывает на меня хитрый взгляд. – Это значит, что не только я тебе обязана, но и ты мне.

– Добро, – заключаю, громко шмыгнув носом.

Она морщится и качает головой, отворачиваясь, а я освобождаю ладонь Чернышевской, чтобы закинуть руку ей на плечо и притянуть ближе к себе. Смачно целую в макушку и говорю тихо:

– Следи за своими реакциями, птичка. Твое пренебрежение слишком читается.

А потом отпускаю ее и сую руки в карманы худи. Мне на хрен это мероприятие не сдалось, если придется хавать все ее придирки и высокомерие.

– Рус, – выдает растерянно, трогая за предплечье, – я не специально. Больше не буду.

– Я это уже слышал.

Честно говоря, просто пользуюсь тем, что нас все видят, и Даня не может мне нормально ответить. Иногда грязная манипуляция – даже лучше самого четкого болевого.

– Капралов, блин, ну что ты обижаешься на ерунду?

– Я? Что за бред, – фыркаю насмешливо.

Хотя на самом деле обидеть меня примерно так же просто, как трехлетку, если отобрать у него машинку или сказать, что зубная фея решила не прилетать за его молочными сокровищами.

Юркой ладонью Чернышевская ныряет мне под локоть и все-таки цепляется за руку, потом придвигается совсем уж близко, склоняя голову мне на плечо. Она теплая и пахнет вкусно. Наверное, как и все девочки.

Говорит мягко, словно заговаривает:

– Руслан, никакого пренебрежения, честно. Просто… ну, ты иногда разговариваешь так… непривычно для меня. Ты ведь не отсюда?

Окутанный ее ласковым тоном, я неохотно произношу:

– Я из города, где футболку с надписью «Paris» носят люди, которые этот Париж даже по телеку не видели.

Чернышевская ведет головой по моему плечу, чтобы снова наградить удивленным взглядом. Я что, внешне совсем упырь, раз она так поражается каждой связной мысли из моего рта?

Вздыхаю, но все равно снова беру девчонку за руку.

Бабушка научила меня читать, но умерла, когда я еще в школу не пошел. Через месяц дед отправился за ней следом, и я снова переехал к маме. Тут все мои книжки и кончились.

Как бы я сам себя охарактеризовал? Не знаю. Иногда кажусь себе безнадежным, но не люблю, когда так думают окружающие. Особенно если это симпатичные начитанные девочки.

Мы подходим к школе, поднимаемся на крыльцо, я распахиваю дверь перед Чернышевской, и уже в холле она мне говорит:

– Если хочешь, ты можешь тоже придумать какие-то правила для меня.

– Тоже?

– Да, – она смущается, – я… эм… кое-что набросала. Всего пару пунктов.

Я усмехаюсь, глядя на птичку сверху вниз. Набросала она, надо же.

– Ну? И что там?

– Давай позже? – говорит Даня, исподтишка бросая взгляд на наших одноклассников.

Тут двое, которые трепали ее тогда на улице, и с ними еще один олень. Артур, Игорь и Илья. Последний, кажется, просто вознесется сейчас на силе собственного бешенства. Стоит, дыру во мне взглядом прожигает.

– Нет уж, давай сейчас. Весь день впереди. Вдруг я сделаю что-то… – приподнимаю брови, – из списка.

Даня придвигается ближе, снова обдавая теплом своего тела, и, задрав голову, тихо перечисляет:

– Не целовать. Не приставать. Не унижать.

И если первые два пункта вызывают у меня смех, то на последнем я буксую. Внутри как будто короткий импульс проходит, сжимая все внутренности. Становится как-то больно за нее.

– Насчет последнего не волнуйся. Нет в привычках.

Даня сначала серьезно кивает, а потом спохватывается:

– А остальные?

Я хмыкаю. Поверх ее головы смотрю на парней, вопросительно дергая подбородком. Че, пацанва, за взгляды? Просмотр скоро станет платным.

Потом наклоняюсь к уху Чернышевской, которая значительно ниже меня, и шепчу:

– А остальные обещать не могу.

И быстро прижимаюсь к ее губам.

Я собирался просто чмокнуть, но Даня не сопротивляется, и я задерживаюсь чуть дольше. Выходит неожиданно приятно. Я даже улавливаю едва заметное движение навстречу от нее, но не совсем уверен, чем оно продиктовано.

Отстранившись, смотрю на птичку тяжело. Она на меня – ошеломленно.

Говорю:

– Хейтеры твои палят.

– Это для них? – уточняет едва слышно.

Я ничего не отвечаю. Это не для них, и даже не для нее. Просто мне так захотелось, но озвучивать это я не собираюсь. Культурная девочка взвоет и убежит, если такое услышит.

Снова беру ее за руку и спрашиваю:

– Куда нам?

– Снова не смотрел расписание?

– Не.

– Геометрия. Нам на четвертый.

Иду к лестнице, слишком уж сосредоточенно глядя себе под ноги. Честно говоря, не понимаю, как оказался в этой точке. Мне оно вообще надо? Вот этот цирк с конями? Месяц за ручки держаться будем, дай бог чмокаться напоказ, и все? С другой стороны, в центре ведь про мою «девушку» не знают, а значит, я могу делать, что захочу.

Мысль эта ободряет, и я, наконец, отвлекаюсь от изучения школьной плитки.

Дядя познакомится с Чернышевской и ослабит контроль, а я смогу отдохнуть. Да и держать ее за руку довольно приятно. Кажется, я в любом случае в плюсе.