Протокол 06 «Ева»

Через тысячу лет найду…

Вечерняя метель занесла дорогу к дому. Мужчины тонули в сугробах.

– Скорее, прошу вас! – посыльный графа Валуева едва ли не затащил доктора Петра Балашова на ступени лестницы и сразу дёрнул шнур звонка.

Дверь распахнулась мгновенно. Похоже, лакей дежурил возле неё. Уже через минуту врач был сопровождён в комнату больного. Ещё вчера вечером сын графа четырнадцатилетний Александр почувствовал недомогание, а сегодня ближе к ночи у ребёнка начался жар.

В спальне горничная зажигала новые свечи, на тумбе возле кровати стояла чаша с колотым льдом, лежали полотенца. А на мокрой постели, в насквозь пропитанной потом пижаме разметался юный Александр. Его мать – графиня Валуева, сидела возле него, прижав к груди икону Богородицы, и отрешённо смотрела на сына.

– Пётр Германович, голубчик, помогите, прошу, – произнесла она, обратившись к доктору. Голос графини дрожал.

Балашов положил руку на лоб мальчика. Огонь. От всего худого тела ребёнка поднимался жар. Страшно сказать госпоже Валуевой об этом. Как бы не пришлось приводить её в чувство после.

– Александр Михайлович, слышите меня? – доктор наклонился над мальчиком.

Юный Валуев открыл глаза, а Балашов, приставив к его груди стетоскоп, слушал хрипы в лёгких. Опять. Уже второй раз за год ребёнок переносил пневмонию. Прошлой весной едва не умер на руках у доктора, и вот снова.

– Пётр… – Александр узнал своего врача, но губы совсем пересохли и он не смог договорить.

– Наташа, – Балашов обернулся к горничной. – Дайте чаю.

Девушка поднесла чашку. Доктор приподнял голову Александра, чтобы тот смог сделать глоток.

– Как это вас, голубчик, угораздило снова заболеть? – покачал головой Балашов. – Совсем матушку не бережёте. Пока граф в отъезде, кто же заботиться о ней будет?

На бледном лице мальчика появилась слабая улыбка.

– Чуть-чуть поболею, Пётр Германович, – прошептал он, – совсем чуть-чуть.

– Вот и договорились. До утра вам время даю, – наигранно шутливо согласился доктор.

Часы в гостиной пробили девять ударов. Метель за окном усилилась, и было видно, как бьются о стекло её снежные потоки.

– Тяжёлая ночка у нас с вами будет, Александр Михайлович, – произнёс доктор. – Боритесь изо всех сил. А то одними лекарствами ваш недуг не возьмёшь.

– Помню, – слабо кивнул мальчик. Губы снова пересохли, и он, тяжело дыша, спросил: – Гроза на улице?

Все, кто был в комнате, удивились лишь на мгновение. Видимо, от сильного жара начался бред.

– Нет, что вы, голубчик, – ответил Балашов.

– Что так гремит? – шептал Александр. – И запах… гари… дышать не могу. Так не должно быть… смещение с траектории выхода… Нина…

Темнота окутала сознание, и Александр уже не видел, как плачет матушка у его кровати, слушая бессмысленные слова своего единственного сына, как доктор натирает его грудь касторовым маслом и меняет холодные полотенца на лбу.

* * *

Гул тормозных двигателей стихал, швартовые грейферы наконец уцепили корабль, подтягивая его к шлюзу станции. Повреждения, полученные в результате неправильного выхода из канала отражения ИВП, устраняла автоматика. Запах гари так и стоял, хотя пожар, возникший из-за перегрузки энергосистемы, уже был потушен. Снаружи продолжались удары, и дрожь всё ещё бежала по железному телу корабля.

Вадим с трудом встал с места, держась за спинки соседних кресел. Тупая боль растекалась в груди, и кровь с рассечённого виска текла в глаз. Он никак не мог её убрать, безуспешно растирая веки.

Первый самый мощный удар причинил тяжёлые повреждения пассажирам. От удерживающих устройств многим переломало рёбра. В нарастающем шуме испуганных голосов и стонов боли, сопровождающий офицер группы двинулся между рядами, хрипло говоря:

– Раненым не двигаться! Ждём!

С характерным шипением открылся люк пассажирского отсека, вбежали сотрудники службы приёма и медики:

– Кто на ногах – самостоятельно на выход!

Не было даже секунды, чтобы спросить что произошло. На корабле прибыло почти триста человек, и все они оказались в атриуме станции уже через пятнадцать минут.

Вадим, едва войдя, взглянул сквозь обзорный купол над головой и замер. Один из причалов был полностью уничтожен. Было видно, что навигационное зеркало развёрнуто неправильно. Огромный диск, диаметром почти сто пятьдесят метров на мощной мачте отклонился на десятки градусов, а это значило, что ни один корабль, идущий по каналу отражения искривления времени и пространства, не доберётся до выхода. Или выйдет со смещением и ударится о станцию, как произошло сейчас. Но Вадим замер не поэтому.

За двухметровой толщей стекла всё ещё разваливался на куски другой корабль – прибывший первым в неверную позицию зеркала. Его развернуло при выходе, ударив двигателями о причал. Взрыв уничтожил судно. Это его обломки ударялись о борта второго корабля.

Вадим не верил. Только бешено больно сдавило грудь.

– Нина… – прошептал он.

Сознание ещё боролось со страшной мыслью о том, что она погибла, а слёзы уже потекли по щекам.

Сквозь окружающий шум пробился хриплый голос:

– У вас в группе заявлен навигатор!

Офицер станции, по нашивкам на форме – капитан, подбежал с этими словами к старшему группы.

Тот показал на Вадима и офицер ринулся к нему:

– Младший лейтенант Орлов? Навигатор?

– Да, – прошептал Вадим.

– Специализация?! Космическая или наземная?

– Наземная.

– Чёрт… курс космонавигации проходили?

– Да.

– За мной!

– Я… – Вадим не мог двигаться, ничего не мог.

– Быстро за мной! – офицер дёрнул его с места за руку. – На подходе Ферей!

– Что? – Орлов едва вдохнул через ком в горле. – А это?.

– Разбился Эммел, – капитан уже тащил его из атриума. – Зеркало смещено. Траектории кораблей изменились, Эммел вышел первым, Астрей вторым, Ферей и Пронум ещё в коридоре ИВП.

И Вадим побежал со всех ног.

– Что в командно-диспетчерском пункте? – спросил он. – Что произошло?

– Диверсия, – ответил капитан. – Сработало взрывное устройство в рулевой рубке зеркала, второе в самом КДП. Антиглобалисты чёртовы!

– Мачта повреждена?

– Нет, но все, кто был в рубке, погибли. Терминал управления зеркалом в КДП цел, только наш навигатор получил осколок в шею, не знаю, выживет ли. Вторую смену операторов вызвали, они прибудут с планеты через пять минут. Ферей выйдет раньше. Уже приняли его сигнал. Теперь нужно принять сам корабль!

– Ясно! – с надрывом вздохнул Вадим.

Они разминулись с медиками, вывозящими раненых из командного отсека. Здесь всё было в копоти. Чёрные стены и потолок. Стекло обзорного окна вытирали кусками ткани, оторванными от формы, система очистки не функционировала. Половины зала просто не было. Обломки терминалов управления и мониторов, и кровь повсюду.

Ребята из ремонтной бригады ползали под уцелевшим оборудованием, протягивая аварийные кабели вместо сгоревшей электросети. Операторы диспетчерской, те, кто выжил, остались за своими пультами. На экранах ярко мигало красное сообщение: «ошибка позиционирования».

– Навигатор на месте! – крикнул Орлов и побежал к терминалу управления зеркалом.

Старший офицер смены увидел младшего лейтенанта, кивнул, но не ответил. Они с техниками восстанавливали автоматическую систему контроля прибытия. АСКП надлежало запустить в первую очередь.

Вадим набрал команды протокола приёма по зеркалу, ввёл алгоритмы расчётов, поднял из-под панели консоль ручного управления мачтой.

Старший смены наконец крикнул ему:

– Младший лейтенант, справитесь с навигацией по космическому зеркалу?!

– Так точно. На Ферее моя жена, – ответил Орлов, не оборачиваясь.

– Понял, приступайте, – приказал офицер. – АСКП не работает. У вас меньше минуты.

Вадим отклонял рычаг управления. За стеклом, покрытым копотью, было едва видно, как следуя за рукой оператора, громадный диск разворачивается в правильное положение.

Зажёгся монитор коридора отражения ИВП, вспыхнула отметка движущегося в нём корабля. Отсчёт пошёл на секунды.

– Ферей прибывает через десять, девять…

Ещё пара градусов до установки нужной позиции зеркала. Орлов молился и продолжал.

– Восемь…

Громада диска за обзорным окном встала на место. Показатель угла отклонения мигнул и исчез. Система отрапортовала о замыкании держателей.

– Корректировка курса Ферея!

– Семь, шесть…

Яркая точка корабля на мониторе потянулась к центру канала. Сетка навигации показала выравнивание угла выхода.

– Пять…

– Корректировка курса продолжается!

– Четыре, три…

Вадим не дышал.

– Два, один!

Грандиозная тень накрыла окна диспетчерской. Беззвучно, будто вспышка далёкой грозы во всё небо, корабль образовался в пространстве напротив зеркала всего в нескольких десятках метров от его поверхности. Вибрация инерционных гасителей всколыхнула станцию. Дрожь прошла по всем конструкциям.

Сквозь обзорное окно было видно, как грейферы причала вышли для стыковки и зацепили корабль.

В командный зал вбежали операторы второй смены. Молодой парень с нашивкой космической навигационной службы на плече поднял Орлова с места:

– Всё, дальше я. Навигатор на месте!

Он сел и оглядел дисплеи:

– Отлично сработал! Без автоматики вёл? Вручную? Ну ты молодец!

Парень опустил консоль ручного управления под панель и крикнул техникам:

– АСКП запустили?

– Да!

Последнему прибывающему кораблю повезло больше всех. Станция уже вела его в автоматическом режиме.

Вадим вышел на ватных ногах, держась за стены и оставляя пальцами след на чёрной копоти. Мимо него бежали люди, он видел синие костюмы медиков, серые фигуры офицеров охраны, красные куртки ремонтников, но лица не разбирал. Не слышал и голосов. Всё смазала прозрачная дымка.

Перед глазами открылось пространство атриума станции с обзорным куполом, где от стены до стены расположились прибывшие колонисты. Многие сидели на полу, некоторые стояли, кто-то помогал медикам оказывать помощь раненым. Аэроносилки вывозили особо тяжёлых. Это были пассажиры Астрея – корабля, на котором прибыл Орлов. Среди прибывших на Ферее пострадавших было мало. Корабль вышел на грани между штатным прибытием и катастрофой, но всё-таки удачно.

Вадим искал Нину среди множества людей, медленно шагая сквозь толпу. Он знал, что сейчас она попадётся ему навстречу. Он всегда о ней знал. В тот момент, когда впервые встретил её, сразу понял, что это она – та женщина, которая полетит с ним к далёким планетам, оставив родную Землю. Что она будет его женой. Горячо любимой до последнего дня.

И вот она шла. Растирая слёзы по щекам, ища в толпе своего мужа. Зная, что Астрей ударился о станцию при выходе, что корабль получил повреждения, и был пожар, что много раненых. Она вглядывалась в лица тех, возле кого суетились медики, и вздрогнула, когда парень с лицом в крови, идущий навстречу, поймал её и прижал к груди.

– Вадим… – Нина стиснула его в объятиях.

– Не ранена? – спросил он.

– Нет. А ты?

– Нет.

Нина взглянула на мужа. На его виске и щеке засыхала кровь.

– А это что? Нарисовал? – улыбнулась она.

Орлов не ответил, просто уткнулся лицом в шею жены. Они стояли так ещё некоторое время, пока офицеры станции наводили вокруг порядок.

Раненых увезли. Их транспортировали на планету первыми. Остальные колонисты ждали своей очереди, наблюдая сквозь прозрачный купол за отбывающими и прибывающими пассажирскими челноками. С обзорного мостика открывался вид на другую, не повреждённую сторону станции и голубую планету.

Вадим с женой встали у стекла, вдающегося полусферой в пространство космоса. С этой точки казалось, что ни за тобой, ни по бокам от тебя нет ничего, кроме чёрной пустоты с висящим в ней огромным шаром. За дымкой атмосферы планеты угадывались океаны и границы материков.

– Так похожа на землю, – прошептала Нина. – Помнишь теорию замкнутой вселенной?

Она так и не отпускала мужа из объятий, держала руки сцепленными в замок на его талии.

– Вселенная – это шар, – произнёс Вадим. – Чем дальше и быстрее двигаешься, тем выше вероятность встретить самого себя, догнав исходную точку своего появления.

– Ты в это веришь? – спросила Нина.

Орлов пожал плечами:

– Если речь об энергетическом теле, то… да. Я – энергия, перемещаюсь по круговой траектории и догоняю свой собственный энергетический след. Дежавю, родовая память, сны, в которых видишь себя в других мирах, в прошлой жизни, или в будущем. Что это, если не постоянный поток информации, курсирующий по замкнутым линиям вселенной?

Нина улыбалась:

– Мы стали ближе к самим себе из прошлого или из будущего примерно на двадцать тысяч световых лет. Люблю тебя.

К ним внезапно подошёл знакомый капитан:

– Младший лейтенант, до отбытия на планету зайдите к начальнику станции.

– Есть. Иду. Что случилось? – взволнованно спросил Вадим.

– Ничего, всё хорошо, – офицер улыбнулся. – Вас хотят поздравить с успешным началом службы.

– Иди, мой герой, – отпустила Нина мужа. – Я буду ждать тебя здесь.

Орлов усмехнулся и направился за капитаном, но в какой-то момент обернулся и взглянул на жену. Она стояла, опираясь рукой на перила и скрестив стройные ноги. Форменный костюм облегал её спортивную фигуру, тугая коса гладких волос цвета карамели лежала на груди. А за её спиной томным голубым светом сиял шар планеты.

– Дежавю, – прошептал Вадим.

Так ясно показалось, что он уже видел эту картину. Только тогда в ней не было цвета. Была фигура женщины, тонкий полукруг перил под её рукой и этот шар на пустом пространстве. Будто рисунок на белой бумаге графитовым карандашом…

* * *

– Голубчик! – Пётр Германович всплеснул руками, войдя в комнату своего больного. – Только очнулись и сразу рисовать!

Александр дрожащей рукой водил карандашом по бумаге. Балашов обтёр лицо мальчика влажным полотенцем, подал ему горячее питьё и забрал из рук рисунок.

Молодой граф был одержим странными образами. Особенно в те моменты, когда жизнь его висела на волоске. В прошлый раз после бреда от высокой температуры рисовал летающие экипажи, высокие здания в сто этажей и весьма точные звёздные карты. К удивлению всех четырнадцатилетний Александр понимал астрономию с первых строчек и уже знал астрономическую навигацию не хуже гардемарин морского кадетского корпуса.

А сейчас, пока мальчик делал глотки липового чая с мёдом, доктор присел рядом с ним и разглядывал рисунок, совсем не похожий на другие.

– Милейшая особа, хоть и одета в мужскую пижаму. К тому же она ей мала, смотрите, как обтянула! – пошутил Пётр Германович.

Александр улыбнулся:

– Это моя жена.

– Вот оно как, – усмехнулся Балашов. – А не рано ли вам, Александр Михайлович, о женитьбе думать? Успеете, голубчик. Лучше отдохните немного. Такую лихорадку победили.

Доктор оставил рисунок рядом с подушкой своего подопечного, помог ему лечь и накрыл одеялом. Александр не возражал. Сказывалась слабость после минувшей ночи.

– Вот и славно, – сказал Балашов, уходя и прикрывая дверь.

А молодой граф всё смотрел на девушку, нарисованную его рукой. И в мыслях снова стоял рядом с ней в странном корабле, плывущим в чёрном пространстве среди звёзд и планет.

– Я тебя найду, – прошептал Александр, засыпая, – через тысячу лет найду.

Три холодных лета

Лето первое: юность

Утренний дождь разбудил Сергея. Капли стучали по стеклу, настойчиво разрушая сон. За окнами пустовала тьма, будто глубокой ночью, но Тормаев чувствовал утро. Тёмное, холодное, мокрое утро.

Он потянулся, откинул одеяло и приподнялся грудью к коленям, пробуждая мышцы живота.

– Тор… – голос Володи Горина с соседней кровати нарушил тишину, – прекрати.

– Подъём, – ответил Сергей, – минут пять.

Володя натянул одеяло на нос и захрапел. Но комната постепенно просыпалась. Парни зашевелились:

– Тор, ты, что ли, опять? Чего тебе не спится?

– Утро, – засмеялся Сергей.

– Зараза…

Это было беззлобно. Курсанты отделения вставали по биологическим часам своего сержанта последние лет пять. Подъем периодически объявлялся в разное время с целью застать их врасплох, но Тормаев никогда не ошибался. Так что парни начали вставать.

Сергей натянул спортивную форму и прислушался к зданию. Было без пяти семь, и в это время эхо длинных коридоров передавало редкие звуки очень чётко. Поэтому шаги офицеров, приближавшихся к расположению, звенели в тишине.

– Подъём, – тихо сказал Сергей.

Створки раздвижных дверей мягко поехали в стороны, ярко вспыхнули лампы.

– Подъём! – прогремел хор командиров трёх отделений, входящих в расположение курсантов.

Тишина рассеялась в то же мгновение.

– Доброе утро! – майор Рорин прошёл вдоль кроватей. – Солнца нет как всегда, но я вам посияю!

Благодаря громкому голосу и широкой улыбке командир отделения задавал радужный тон любому серому началу дня. Он окинул взглядом своих парней, которые оделись ещё до первой утренней команды, и довольно кивнул:

– Строиться!

Секунды метаний закончились ровными рядами.

– За мной! – распорядился майор.

Они опередили остальные отделения на несколько минут, возглавили общий строй и все вместе отправились на тренировочную площадку.

Небо неподвижно застыло над ней. Облака сбросили воду ещё ночью и теперь просто взирали на копошащиеся в грязи фигурки людей. Командир курса полковник Котов командовал утренней зарядкой.

– Упор лёжа принять! – звучный голос разносился по всей территории.

Курсанты утонули по локти. Холодная жижа вечных луж затягивала, как зыбучий песок.

– И раз!

Все задержали дыхание, потому что лица погрузились в грязь. Поднялись, выдохнули.

– Два!

И ещё пятьдесят раз почти без усилий. Всего лишь разминка.

– Ещё разок хлебнули супчик! – засмеялся полковник, провожая курсантов глубже в грязь. – Закончить упражнение!

Парни встали, успели отплеваться.

– Отдохнули? Упор лёжа принять!

Несмотря на холод, курсанты сбросили мокрые футболки. Изо рта вырывался горячий пар, щёки горели. Котов сегодня зверствовал, как никогда. Может быть потому, что с балкона кабинета генерала Нечаева смотрело всё начальство учебного заведения. Для ежедневного утреннего совещания было ещё рано, да и командующий всегда наблюдал за зарядкой один, а сейчас рядом с ним стояли все заместители. Такого зрительского состава давно не было.

– Взять утяжеление! – разнёсся по площадке приказ Котова.

Курсанты рассредоточились, на бегу подхватывая белеющие из-под грязи кирпичи.

– В темпе, в темпе! – крикнул Рорин своим, наблюдая за скоростью остальных отделений. – Тор! Разуй глаза, вон под ногой!

Сергей схватил кирпич.

– Приседания по пятьдесят! – уже командовал Котов. – Второе отделение, штраф за Тормаева! Ещё десять приседаний!

– Да ёлки!. – выругался Сергей.

– Тор, без мата!

– Ёлка – это дерево!

– Двадцать приседаний!

Хохот курсантов сотрясал тренировочную площадку.

Отставших в остальных отделениях тоже наказали:

– Штраф десять! Кто там ещё не проснулся?!

Но после этого Котов наконец смиловался.

– Закончить упражнение! – крикнул он.

Курсанты с облегчением бросили кирпичи и выдохнули.

– Учебный бой! – упорно не сдавался сегодня командир курса. – Пары по списку!

– До завтрака не доживём, – констатировал Сергей.

– Тор! Штраф! – последовало немедленно от Котова. – Лично тебе!

– За что?! – возмутился Сергей.

– За подрыв боевого духа!

Курсанты захохотали:

– Сержант, кирпич далеко не бросай, пригодится!

* * *

Руководство воспитательно-учебного центра «Новосеверный» вернулось в кабинет. Командующий Валерий Константинович Нечаев пребывал в хорошем настроении, но остальные офицеры до сих пор находились в размышлениях. Приказ Министерства обороны о проведении мероприятия был открыт на электронном столе у всех перед глазами.

Общая политическая концепция, конечно, была продумана и согласована по всем инстанциям. Сейчас, в период крайнего обострения отношений между Евразийским Союзом и Европейским Альянсом, дружественные визиты двух старейших военных учебных центров могли стать точкой опоры для мирных инициатив. Но Нечаев искренне опасался: как бы это всё не устраивалось для отвода глаз.

– Орлы, – похвалил генерал курсантов. – Жаль, нам их мощь не пригодится.

Заместители только кивнули. Ни у кого пока не прижилась мысль о том, что для совместного мероприятия с Европейским Альянсом выбрана женская военная школа.

– У нас тут будет фурор, – констатировал начальник штаба полковник Орзин. – Я уже и сам отвык от общения с дамами, а парням и вовсе тяжело придётся. Как бы не сорвались.

– Не должны, – возразил кто-то из офицеров.

Но Орзин покачал головой:

– Себя в двадцать два года вспомни.

– Жду предложений, – напомнил Нечаев, поглядывая в сторону шкафа, занимавшего ближний к столу угол кабинета.

– Проведём специальные занятия, – ответил Орзин. – Разъясним курсантам положения приказа Министерства обороны относительно данного визита. Правила поведения в отношении женского… Как назвать-то?

– Контингента, – подсказал кто-то из офицеров.

– Девушки. Как их ещё назвать? – засмеялся Нечаев. – Курсантки.

Орзин и сам улыбался:

– Я же говорю: отвык.

– Ладно, так… – Валерий Константинович открыл файл на рабочем поле электронного стола, отправил копии офицерам. – Министерство нам примерный план мероприятий выслало листов на триста. Давайте решать. Надо ещё раз оценить целесообразность.

Какое-то время все изучали материалы. Физическую часть частично забраковали. Нечаев сам настоял. Соревноваться в отжиманиях и подтягиваниях с девушками не интересно, да и не порядочно. Но рукопашный бой оставил.

– Погодите напрягаться, – смеялся Нечаев, – девки ещё нашим парням жару зададут.

– Да смешно, – заметил кто-то.

– А не факт, – Валерий Константинович всё-таки голосовал «за». – Пусть парни маленько разницу почувствуют. Друг друга-то беспощадно бьют, а тут пусть подумают.

В программе визита значились дискуссии по гуманитарным предметам и круглый стол по политологии. Валерий Константинович ставил рядом с этими пунктами знаки плюс. Лучше обсуждать мир, а не воевать за него.

Последняя война и природные катаклизмы, потрясшие планету после применения сейсмического оружия, уничтожили более половины земного населения. Океаны затопили огромную часть суши. Уцелевшие государства объединились в конфедерации нового типа. Иначе было не выжить. Россия и страны Азии составили Новый Евразийский Союз, уцелевшие страны Европы и некоторые страны Африки – Европейский Альянс. Остальные конфедерации распределились по островам, оставшимся от других континентов.

Когда удалось преодолеть голод и запустить экономику, все объединённые государства посчитали главной целью восстановление хоть какого-то демографического баланса. Поэтому родилась программа спецшкол. Детей, оставшихся без семьи, взяли под опеку воспитательно-учебные центры. С рождения и до двадцати двух лет. Несколько поколений выросло в стенах таких ВУЦев.

Учебный центр военно-воздушных сил в Новосеверном располагался на одном из самых больших островов в регионе – Уральном. Всего сорок лет назад, на карте ранее единого материка Евразия, эта местность носила название Уральских гор. Курсанты специализировались на вертолётах разведывательно-штурмового типа – сравнительно новых боевых машинах тактической авиации, вытеснивших с неба даже штурмовые самолёты.

Министерство обороны России в этом году отправило приглашение воспитательно-учебному центру Европейского Альянса в городе Беране – женскому образовательному учреждению на побережье острова Динар, когда-то бывшему на карте Восточной Европы Динарским нагорьем. В средних классах этой школы преподавался расширенный список общеобразовательных дисциплин и основы современной техники. Старшие курсы готовили командиров различных родов войск, включая разведку. Совсем не институт благородных девиц.

Когда-то похожая дружеская встреча оставила у Нечаева самое дорогое воспоминание. Все эти годы оно действительно согревало его и заставляло пристально следить за отношениями между двумя ближайшими конфедерациями государств. Несмотря на беспрецедентный пример Третьей Мировой Войны, утопившей мир в океане, политическая и военная ситуация вновь раскалялась до крайних температур.

– В общем, сложностей особых нет, – подытожил совещание Валерий Константинович. – Готовимся к обычному визиту, с дополнениями в виде специальных занятий по правилам поведения. Всё на этом. Да, и надо объявить курсантам приятную новость. Делегация ВУЦ «Беране» прибывает завтра днём.

Орзин кивнул:

– Беру на себя.

Офицеры встали из-за стола, а Нечаев нажал кнопку прямой связи с приёмной:

– Антон, зайди.

В дверях появился лейтенант.

– Давай копию видеопротокола совещания, – сказал Валерий Константинович. – И ещё, тряпка влажная найдётся?

Адъютант засмеялся:

– Товарищ генерал, в прошлом веке живете. У роботов уборщиков только полировальные салфетки, и те под корпусом. Сейчас распакую новый пакет. Подойдёт?

– Подойдёт, давай.

Нечаев дождался ухода офицеров, забрал пачку салфеток и закрыл дверь.

Бессонница сегодня принесла пользу. Файл-пакет пришёл на электронный стол в три часа, прямо под чашку кофе. И не заметил бы, если бы не флажок особой важности. Сначала Валерий Константинович не поверил содержанию приказа, потом началось немедленное решение вопросов, а сейчас, наконец, он открыл дверцу шкафчика. На полке, в самом углу стояла бутылка шампанского, обвязанная по горлышку красной шёлковой лентой.

– Ну, сколько лет ждём? – усмехнулся Нечаев.

Уже десять лет, как он командующий ВУЦа, до этого боевой офицер и ещё раньше курсант. И эта бутылка была подарена ему именно в те годы бурной юности. Ручкой на этикетке было приписано: «Будущему генералу Валерию Константиновичу от Адрияны».

Нечаев вытер толстый слой пыли с бутылки, приставил к ней два курсантских бокала. Чистое стекло заблестело отражённым светом, и Валерий Константинович улыбнулся:

– Дождались. Едет наша Яна.

* * *

В ангаре учебных вертолётов началась полётная подготовка. Майор Рорин стоял напротив шеренги курсантов со списком в руках и вполне серьёзно ругался:

– Раз в жизни, мать вашу, разрешил придумать себе позывные, так расстарались! Аланда! Это что? Птеродактиль?! Мать твою… Кто это? Покажи клюв из строя, монстра! Сафронов, ты? Охренел?!

– Товарищ майор!.

– Клюв закрой!

– Есть!

При своих ребятах Рорин в крепких выражениях не стеснялся.

– А это кто? Беркут? Ой, ё! Где эта моль безродная? Фирсов? Тебе только в шкафу шубы лопать!

– Товарищ майор!. – шагнул из строя курсант.

– Поговори мне ещё! В строй!

– Есть.

– Так, это кто? Колибри? Колибри. Вот, нормальный позывной для курсанта. Тормаев опять выпендрился. Кто тут ещё лётчик высшего класса? Горин… Горин, твою мать!

– Да, товарищ майор?

– Это что за позывной?

– Моя фамилия.

Лица курсантов начали краснеть от напряжённых попыток спрятать смех.

– А чего имя, отчество не приписал? Давай уж всю родословную!

– Так я же сирота. А разрешите я вас в качестве отца?.

– Лучше матери! Горин, я тебя сейчас сам назову!

– Тогда «Кречет».

– Не выпендривайся.

– Так точно.

Рорин продолжал идти по списку, выбрасывая соколов, орлов, доисторических животных и остальную буйную фантазию. Дошёл до «Зевса», разорался громче прежнего:

– Ну давайте, боги учебного вертолёта! Обалдели? Максимов, ты чего всерьёз думаешь, я тебе по рации буду орать: «Зевс, Олимп на связи?!»

Курсанты, давящиеся смехом, наконец, не удержались, и по ангару прокатился хохот.

– Горгона будешь! – утвердил Рорин.

– Почему?! – возмутился Максимов.

– Змей в голове много, мозгов мало!

Майор скомкал список:

– «Беркут», «Колибри», «Кречет» – первая тройка! По машинам!

Курсанты побежали к вертолётам, а Рорин, не торопясь, зашагал к вышке аэродрома. Пока ремни затянут, диагностику проведут.

– Одиночные задачи? – встретил майора инструктор полётов в контрольно-диспетчерском зале. – Сегодня воюем с беспилотниками?

– Как догадался? – засмеялся Рорин.

– Чтоб я ещё раз Тора и Гора в бой выпустил? – усмехнулся инструктор. – Никогда.

Лейтенант диспетчерской службы полигона убрал от губ микрофон, чтобы его не слышали в кабинах:

– Вы о том случае? Когда они друг на друга тараном пошли?

– И пошли ведь! – покачал головой Рорин. – Вот скажи после этого, что упрямство не порок.

– Горина на пятый рубеж, – приказал инструктор. – Тормаева на первый.

Он взял с приборной панели два электронных бинокля и протянул один майору:

– Пошли смотреть. Отличники в воздухе, должно быть красиво.

– «Беркут», «Колибри», «Кречет», взлёт разрешаю, – произнёс диспетчер.

* * *

С правого борта ровно ушёл по ветру Горин на отдалённую зону полигона, оставив Сергею всё пространство центрального участка. Тормаев плавно отклонил ручку управления от себя. Чувство взлёта над землёй отсекало от остальной жизни, а мощная учебная машина обращалась частью сознания. И тяжёлое небо вдруг становилось ближе и родней.

Но это только взлёт, а потом неприятно оживал динамик шлема и голос диспетчера напоминал, что свободного полёта не будет.

– «Колибри», учебная задача два шесть. В квадрате замечен неопознанный объект. Найти и уничтожить. Как понял?

– Вас понял, – ответил Сергей. – Есть найти и уничтожить.

Атаки Тормаева были успешны с первого захода. Рорин довольно улыбался, наблюдая за ним. Вертолёт сделал форсированный разворот, пропустив беспилотную машину вперёд и, оказавшись позади, стремительно ринулся на действительный огневой рубеж.

– Есть захват, – доложил диспетчер. – Цель уничтожена.

– Он всё быстрее и быстрее, – заметил майор. – Скоро и наблюдать будет не интересно.

– «Колибри», на базу! – приказал диспетчер, и было заметно, с какой неохотой вертолёт взял указанный курс.

Скорость упала до минимума, высота к самой земле, и нос машины печально уткнулся в камни, раздувая пыль вокруг.

– Ладно, – улыбнулся Рорин, поняв просьбу. – Дай ему поиск наземного объекта.

Диспетчер посмотрел вопросительно.

– В конце полигона, кажется, лужа была, – отмахнулся майор. – Пусть поищет, может, ещё не высохла.

И счастливый вертолёт с номером два на борту полетел до конца центрального участка. Инструктор заметил набор высоты на экранах диспетчерской и покачал головой:

– Опять. За солнцем полетел.

Рорин с пониманием кивнул:

– Иногда нужно.

Вертолёт уже поднимался в низкие облака. Минуты непроглядной серой мглы были долгими и слепыми, но стекла внезапно сверкнули, поймав лучи, и машина вышла на залитое ярким светом пространство…

В такие мгновения Сергей замирал. Чистый голубой купол над тёмным морем облаков завораживал его. Он убирал индикаторы лобового стекла, антибликовые панели, всё, что мешало видеть золото в воздухе, и огненно-жёлтое солнце свободно играло в кабине.

На земле Тормаеву было холодно всегда, сколько он себя помнил. Но не физически. С любым морозом тело справлялось стойко, а вот сознание скучало по ярким краскам, которые можно было увидеть только в солнечных лучах. Без них, всё вокруг сливалось в единую серую массу – безликого неба и чёрной земли, неживых оттенков зелени. Только здесь – над облаками, во владениях солнца, мир становился светлым и тёплым. Живым. Всегда не хватало ещё минуты, чтобы напитаться им.