Толпа братьев заполонила площадку перед домом. В них стреляли, а они стояли, как самые преданные фанаты перед сценой, на которой выступает обожаемая ими музыкальная группа, и тянули руки к вожделенной цели, несущей им упокоение. Некоторые периодически падали, забрызгивая мозгами ближайших соседей, но ряды моментально смыкались, скрывая упокоенных.

– Штурмовая группа пошла, – скомандовал я.

Давая команду ближайшим к дому братьям расступиться, и пропустить группу к дверям, я вел её к цели.

Я стоял на втором этаже со снайперской винтовкой, добытой в отделении полиции и смотрел на улицу. Сегодня моя очередь стоять на часах. Дождик, с утра нехотя сыпавшийся с неба, к обеду припустил. Я открыл окно и в комнату мягко проник шелест дождя. Возле забора собаки с сытым урчанием драли мертвяков. Вороны сидели на ветвях в ожидании своей доли. Несколько зомби бесцельно шаталось по двору между “кораблем” вдоль Руднева и пятиэтажкой. Они то появлялись из-за листвы, то снова скрывались за ней. Все было как всегда. Утром Алекс, Шмара и Мора, ушли за едой в ближайший “Перекресток”, который находится в квартале от нас. Если им повезет, то скоро они вернутся.

Я взял рацию.

– Алекс, как у вас дела?

Несколько минут рация шипела, затем возник голос Алекса:

– У нас все нормально. Из торгового зала мы уже практически все, что хранится менее полугода съели. Остались консервы, крупы, макароны. Если захочешь сырокопченой колбасы, то надо идти уже на склад.

– Значит жратвы там еще на год хватит?

– В принципе, как ты ешь, Макс, то на меньше, – Алекс хохотнул.

– Иди ты, – я тоже улыбнулся этой его “вечнозеленой” шутке.

– Мы через часок выдвигаемся, проконтролируй проход на базу.

– Ок.

Я отключился. Видимо, мой голос услышали зомби и пошли на него. Двое двинулись к забору как раз напротив меня. “Ничего, сейчас псы их раздерут”, – подумал я, наблюдая как потрепанные уже мертвяки идут к нашему дому. Собаки одновременно подняли головы и, казалось, с некоторым удивлением уставились на приближающихся мертвецов. Немного помедлив, псы с лаем бросились на зомби. То, что произошло дальше меня сильно удивило. Мертвецы, будто испугавшись, развернулись и двинулись к ближайшему подъезду “корабля”. Первый раз за этот безумный месяц, в котором невероятное превратилось в обыденность, я увидел некое осмысленное поведение зомби, которое в принципе было невозможно. Меня передёрнуло от противоестественности происходящего. “Это просто совпадение, они отвлеклись на что-то”, – успокоил я себя. Чтобы немного прийти в себя, я, посветив фонариком, взял первую попавшуюся книгу, стоявшую на полке, открыл наугад. Это оказался “Ветхий завет”. “Доколе ты жив и дыхание в тебе, не заменяй себя никем”. “Н-да, что бы это значило? Вроде и по теме, но не к этому случаю”. Я закрыл книжку и выглянул в окно. Возле закрытой двери ближайшего подъезда неподвижно стояла мертвая девушка. Ни собак, ни тех двух зомби я не увидел. На захламленном асфальте собирались лужи. Невывезенный мусорный контейнер давно выпотрошили вороны, разбросав бумаги, целлофановые пакеты, банки. Ветер щедро разнес все это вокруг. Мы мусор не убирали, даже в голову не приходила такая мысль. Когда возле забора лежат гниющие трупы, рядом ходят голодные зомби, заниматься уборкой кажется, мягко говоря, странной прихотью. Но сейчас, когда дождь усилился, а полное безветрие сделало уличную картинку за исключением изредка скачущих отвратительных ворон практически статичной, в которой лишь иногда крупные капли, прыгая с листа на лист, скатывались вниз, мне очень захотелось, чтобы асфальт был чистый как прежде, и вот сейчас подъехала бы машина к шлагбауму, посигналила, и консьержка, нажав кнопку, впустила бы ее на блестящий от дождя чистый асфальт, а спешащая с пакетами из “Перекрестка” девушка, открыв калитку, побежала бы к подъезду, перепрыгивая через лужи, и встав под козырек подъезда, переложив пакеты в левую руку, чуть наклонившись, освободившейся рукой принялась бы осторожно стряхивать свои темные от дождя волосы, а потом, найдя ключ в маленькой сумочке, висящей у нее на плече, она бы открыла дверь в подъезд и легко взбежала на третий этаж, где в открытых дверях ее уже ждал я, и, взяв пакеты и поцеловав в губы, пропустил бы вперед, чтобы она скорее разделась и пошла в душ, пока я раскладываю покупки по полкам холодильника и шкафов, думая и предвкушая как поцелую ее, влажную, теплую и такую нежную завернутую в небольшое полотенце, и как сниму его, и как мы падаем на диван, где сплетаясь ногами и руками в одно целое, находим древнее как мир счастье познания. От этих мыслей на душе стало совсем мерзко.

Я потерял ее по-идиотски. Мы поссорились, и она пошла прогуляться по теплой белоночной улице, успокаивая нервы, как делала уже пару раз. Через два дня поисков я увидел ее недалеко от дома. Она шла в компании с несколькими такими же существами. Она, конечно, не шла, а брела с противоестественно закинутой назад головой, с обращенным в небо мертвым лицом, растерзанным горлом, в своей любимой белой футболке с большой синей розой на груди теперь залитой кровью. Куда они брели мне совершенно не хотелось знать. Я вскинул винтовку и выстрелил. Или непристреленность оружия, или слезы, застилавшие глаза, мешали мне попасть. Я промахивался пять раз подряд. Зомби собрались под окнами подъезда, из окна которого я стрелял. Наконец она упала, и больше не шевелилась. Кровь не текла из под ее головы. “До свидания, моя любовь”, – сказал я прощаясь. Я никогда не говорил ей так, но теперь это надо было сделать. Обязательно надо было сделать. В разбитое окно ворвался небольшой ветерок, покрутил какие-то бумажки на полу и рассеялся. Я закинул винтовку через плечо, и по чердаку ушел в дальний подъезд, из которого пробрался на улицу.

Мне хотелось умереть, я даже думал выброситься с балкона двадцать пятого этажа, как только доберусь до дома, но что-то меня останавливало. Я и сейчас не нахожу особых причин, чтобы остаться жить. Правда Мора, которая не так давно появилась у нас, своим присутствием привнесла смысл в мое существование. Мы много говорили о жизни до апокалипсиса, о том, что нас ждет дальше. Незаметно между нами возникла симпатия. Мы стали понимать друг друга с полуслова. Но все ограничивалось дружеским общением. У меня пока не было особой мотивации бросать вызов Алексу, который использовал ее как наложницу. Мора догадывалась об этом и ждала.

На самом деле, все эти мои воспоминания, размышления уложились в несколько секунд. Мертвая девушка по-прежнему стояла возле подъезда, беззвучно разевая рот, а мерзкие жирные вороны с ленцой выклевывали глаза медленно вращающемуся на спине, похожему на черепаху, мертвецу с отгрызенными собаками ступнями ног и кистями рук. В воздухе что-то пронеслось, как тогда… Мне стало не по себе от чувства, что сейчас обязательно что-то должно случиться. Я поймал на себе чей-то взгляд. Вернее мне показалось, что из-за листвы деревьев, густо растущих между “кораблем” и “хрущебой” на меня смотрят. Тут раздались выстрелы из противоположной квартиры, где дежурил Сэм, как мы его называли, а он не возражал.

Сэм прибился к нам недавно, после того, как зомби съели его друзей. Высокий, худой, с испитым лицом студента-геймера, он жутко боялся мертвецов. До апокалипсиса Сэм где-то учился, хотя, по его словам, он больше играл на компьютере в разные шутеры, а после дорвался с парой друзей-геймеров до алкогольного отдела ближайшей “Пятерочки”, где их сожрали зомби, когда они сильно перебрав, “пошли мочить вонючих покойников”. Сейчас Сэм следил за второй половиной периметра, переходя из одной квартиры в соседнюю, расположенную в торце дома. Я также патрулировал свою часть периметра, переходя каждые десять минут во вторую торцевую квартиру и обратно. Сэм стрелял из калаша длинными очередями. “Что он с ума сошел, что там такое стряслось?”, – я схватил ручной пулемет, стоявший на кухонном столе, и бросился к нему. Комната уже наполнилась гарью. На полу среди гильз валялось два пустых рожка. Сэм, прижав приклад к плечу, стрелял по зомби, которые плотно облепили забор.

– Ты че творишь?! Кто так стреляет по мертвякам, ты же все наши патроны в десять минут изведешь! Быстро переведи на одиночные!

Сэм не обратил внимания на мои слова. Только через десять секунд, когда патроны кончились, и он отбросил пустой рожок, я в несколько другой форме снова повторил свой вопрос: “Ты охренел?”. Сэм, глядя на улицу, махнул рукой по направлению к забору, через железные прутья которого, зомби жадно тянули к нам руки, и произнес:

– Гадом буду, но эти твари разумные. Они пытаются сломать забор.

Я посмотрел на забор и увидел, что мертвяки раскачивают его, что явилось для меня неприятным сюрпризом. Не раздумывая ни секунды, я поставил пулемет на подоконник и начал стрелять по зомбакам.

– Сходи на мою сторону, посмотри что там, – крикнул я Сэму.

Сэм убежал, и через мгновение я услышал очереди калаша уже оттуда. “Черт”, – выругался я. Моими стараниями количество ходячих мертвяков перед забором значительно уменьшилось, что дало мне возможность переменить позицию. Я схватил свой “Утес” и потащил его обратно. То, что я увидел, вбежав в комнату и выглянув во двор, поразило меня своей неестественностью, если это слово можно применить к мертвым людям, которые видят, ходят и хотят жрать. Волна зомбаков буквально нахлынула на забор, уперевшись в него. Но здесь они не пытались раскачать его. Первые с выбитыми мозгами падали перед забором, создавая пологий склон, по которому следующие мертвяки карабкались наверх и дальше перелезали через забор. Зомби запрудили все вокруг. Откуда в таком количестве они появились мне было совершенно непонятно, десять минут назад я видел только одну девушку и больше ни единого мертвеца, а теперь они шли, шли и шли. Я начал стрелять по ним, но это их не останавливало. Зомби переливались через забор. Сначала тонкой струйкой, словно ползущие муравьи по своей дорожке, зомби брели под окна, из которых мы стреляли, постепенно скапливаясь под стенами дома, растекаясь вдоль стен, и, наконец, заполняя все пространство двора, эти отдельные мертвецы превратились в колышущееся море трупов, крепко окружившее дом. Через некоторое время, когда у меня и Сэма закончились патроны, я сообразил, что надо вызвать наших.

– Алекс, ты меня слышишь?

Я кричал в рацию не замечая этого. Мне сейчас хотелось быть спокойным и уверенным, но страх, владевший мной, заставлял пальцы дрожать, а голос срываться на крик. Пока я вызывал Алекса, внизу появилась группа зомби, которая целенаправленно пробиралась ко входу в подъезд. Тупые зомбаки расступались перед ними, давая дорогу. Это действо никак не укладывалось ни в доапокалиптические представления о зомби, ни в мой уже немалый опыт жизни среди мертвяков. Все это походило на проход поп-звезд сквозь толпу фанатов, которых прикрывает группа телохранителей.

– Сэм! Ты видишь это?!

– Вижу, – подтвердил Сэм. – Смотри, они открывают входную дверь! Бля, что вообще здесь происходит, а! – Сэм истерически тряс бесполезным теперь автоматом.

– Надо наверх уходить. Баррикадировать лестницу на четвертый этаж, пока они не поднялись.

Я выскочил на лестничную площадку. Посмотрев вниз вдоль пролетов, увидел толпу мертвецов, медленно поднимающихся по лестнице. Это было похоже на закипающий кофе, когда черно-коричневая пена поднимается вверх по жерлу турки, расширяясь и заполняя весь объем, а потом изливается наружу. Они шли и шли. Сэм буквально взлетел по лестнице. Я бросился за ним.

Наша база была оборудована на четвертом этаже. Здесь находилась квартира Алекса и Шмары. До апокалипсиса они вместе работали программистами на одну маленькую голландскую фармацевтическую контору, а заодно жили и спали вместе. Нельзя точно сказать любили ли они друг друга, но тихое взаимное удовлетворение от присутствия слышалось в разговорах и, казалось бы, нечаянных, но таких специальных, прикосновениях. Я знал их и раньше, но не так близко, как после апокалипсиса. Когда теряешь любовь, чужая близость вызывает не просто раздражение, а даже ненависть. Я сильно недолюбливал Шмару, считая ее существование теперь незаслуженным. Их квартира меня тоже раздражала: полное отсутствие занавесок, чистой посуды, в противовес отсутствию пыли по углам и залежей застывшего жира на плите в нашей уютной квартирке этажом ниже. Единственное в чем я расходился с моей любимой, это мое полное неприятие телевидения. Смотря телевизор, который оптимистично бормотал у нас на кухне утром, и зазывно мерцая вечером своей прямоугольной лицемерной мордой, я чувствовал фальшивость бытия, которое нам красочно показывали. Теперь у меня ничего не осталось, даже гребанного телевизора. Все забрал апокалипсис.

– Макс, давай вытащим диван, шкаф и бросим это все на лестницу. Быстрее!

Я забежал за Сэмом в ближайшую к лестнице квартиру, и мы начали вытаскивать диван. Страх придал мне силы. Мы вытащили его на лестницу и сбросили вниз. Диван скатился по ступеням и врезался в стену, наполовину уменьшив проход маленькой площадки между лестницами.

– Давай за шкафом, – скомандовал Сэм.

Мы бросились обратно в квартиру. Шкаф оказался тяжелым даже для адреналинового драйва, в котором я пребывал. Сбивая руки о косяки, ломая ногти, мы тащили шкаф к выходу, когда Сэм, находящийся лицом к входной двери закричал, округлив глаза. Я спиной почувствовал холодное движение возникшее в дверях, и бросил шкаф, который с грохотом упал на пол, раскидывая вокруг зеркальные осколки. “К беде”, – пронеслась банальная мысль. Меня будто парализовало. Я стоял, втянув голову в плечи, и покорно ждал когда зубы зомби вопьются в мою плоть. Сэм что-то кричал, показывая свои окровавленные раздробленные пальцы, но я уже его не слышал, полностью подчинившись страху. Как я себе и представлял, через несколько длинных, неимоверно длинных секунд в мою шею вонзились чьи-то холодные зубы. “Возможно они не холодные, но, с другой стороны, откуда им взяться теплым?“ – подумалось мне, когда я уже теряя сознание, смотрел вслед выпрыгивающему из окна Сэму. Страх сразу же ушел, сбежал, оставив меня с небольшой болью и легким недоумением. Боковым зрением я увидел, как мимо меня к окну идут два зомби. Про меня они, видимо, забыли. Очередная странность в поведении мертвецов на этот раз успокоила меня. Желание выброситься с балкона и закончить эту затянувшуюся игру в “русскую рулетку”, было продиктовано не столько тем, что я не хотел превратиться в зомби, в конце-концов, какая разница мертвому, ходит он или гниет в могиле, но моей отчаянной боязнью оказаться заживо съеденным. Теперь я лежал почти довольный тем, как все сложилось. Падая в черную бездну, мое сознание таяло, растворяясь в ничем. В последнюю секунду, мне вдруг безмерно захотелось жить, но распадение моего “я” уже стало необратимым, как слезу, упавшую в море, невозможно собрать заново, так и мою смерть невозможно было остановить. Вселенское сожаление стало моим последним чувством.

После разговора с Максом мы еще немного побродили по магазину в поисках чего-нибудь “вкусненького”, как говорила Маринка. Хотелось хорошей выпивки. Джемесон оказался паленый, Джонни Уокер тоже. Похоже директор магазина “левачил”. Нашлась коробка приличного Бифитера для меня и три коробки Мартини для Маринки. Она моя жена, но мы все мало пользуемся прежними именами, которые ассоциируются со старым, безвозвратно ушедшим в никуда, временем, поэтому остальные называют ее Шмарой. Взяв по три бутылки на три дня, остальное мы спрятали в подсобке. Маловероятно, что сюда зайдут живые, но береженого, как говорится, Бог бережет.

Вот Сэма мы здесь недавно нашли в невменяемом состоянии. “Подарочек” такой нам пришел. Пришел и выжрал весь хороший виски, гад. А еще засрал все туалеты так, что вонь стоит на весь “Перекресток”. Я до сих пор злюсь на него. Правда, здесь вони хватает и от протухших, уже давно сгнивших рыбы и овощей, но говно добавляет “острые нотки” в царящее амбре. Нам повезло, что магазин работал не круглосуточно, поэтому уже на второй день апокалипсиса, прокравшись к магазину, мы удачно заперли на ключ четверых зомбаков, которые до заражения были охранниками, и в ту ночь все вместе что-то смотрели по телевизору в своей каморке.

Вообще механизм заражения зомби-вирусом мы с Маринкой не поняли. Как все могло произойти за одну ночь, и почему мы не заразилась, нам было не понятно. Самое скверное, что почти сразу рубанулось электричество, и, естественно, интернет. Свет выключился примерно в четыре утра. Я и Маринка как раз работали, закрывали “хвост” перед нашими голландцами. Поэтому сейчас мы можем только строить догадки о том, что случилось на самом деле, и обсуждать их с Морой, Сэмом, Максом. Вся наша немногочисленная община сходится во мнении, что случилась жуткая эпидемия. Мы не сильны в медицинских терминах, поэтому считаем, как это показывали в фильмах, причиной всему явился какой-то вирус, который превратил людей в зомби. Но на самом деле, нам похрену из-за чего случился этот гребанный зомби-апокалипсис. Прикольно, что людей нет, и можно делать все, что хочется. Я теперь люблю погонять на Хаммере соседа. Бедолага озомбился прямо у себя в сортире, мне пришлось снести ему башку лопатой, когда я зашел взять ключи. Иногда мы с девками “ездим за покупками”, как мы это называем, в “Мегу-Парнас”. Там, конечно, опасно, но не из-за зомби, которых совсем немного, а из-за живых любителей халявы, которых мне пришлось пару раз отправлять к праотцам, в связи с их чрезмерно активной жизненной позицией, выраженной в неудержимой жадности. Счастливо доставшийся арсенал ближайшего отделения полиции, вовремя перевезенный с Культурки к нам на базу, сделал меня мало восприимчивым к чужим потребностям, тем более претензиям. Мне доставляет удовольствие всадить пулю в живот невоспитанным говнюкам, запереть их в каком-нибудь помещении, и отправиться на шоппинг по моллу, по завершении которого вернуться к уже вполне оформившимся зомби и немного поиграть с ними, уворачиваясь и отрубая мачете их конечности одну за другой пока мертвое тело не лишится последнего своего члена. Все-таки два года занятий кэндо в детстве дали во мне неплохую основу владения мечом. Я получаю удовольствие, вспоминая технику и оттачивая мастерство на движущемся материале. Я не садист и не псих, я не ищу специально людей, чтобы убить, или зомби, чтобы покрошить, мне просто неприятно, что попадаются такие вот жадные, злые говнюки, которые и раньше мне мешали жить, но тогда их нельзя было тронуть, а теперь я волен сам наказывать их за пороки. Свобода, которая раскрыла мне свои объятия, вручила, так сказать, меч и право решать судьбу людей, основанное на врожденном чувстве справедливости. Если излагать не так заумно, как любили говорить в родном “Военмехе”, теперь я могу казнить и миловать по своему скромному усмотрению. Воистину, за такой дар мне надо благодарить зомби-вирус. Две молодые женщины, доступные в любое время по моему желанию, жратва, выпивка, машины и любые квартиры, дома, какие мне понравятся потенциально уже принадлежат мне.

За время пока мы ходили по магазину, я успел один раз трахнуть Маринку, и один раз Мору, причем Мору я взял на кассе, воспользовавшись презиками для жесткого секса. Я толком не знаю кто она, поэтому применяю меры предосторожности. Мора высокая, стройная, сексуальная, сразу, понравилась мне. По какой-то причине она ничего не говорила о себе, но меня мало интересовало ее прошлое, меня интересовал только секс и выпивка. Маринка ревнует меня к ней, но сделать ничего не может, поэтому зло предпочитает срывать на Сэме и Максе. В момент, когда я развлекался с Морой, включилась рация, и дикий крик Макса разнесся по пустому магазину.

– Бля, – выругался я, выключая рацию. – На самом интересном месте.

– Алекс, что там?! – отозвалась откуда-то из рядов с хозяйственными товарами Маринка.

– Не знаю, связь прервалась! – соврал я. – Сейчас попробую связаться!

Мне нужна была еще минута.

Мора равнодушно застегнула джинсы, и пошла в отдел с шоколадками. Я попробовал вызвать Макса, но никто не отзывался. Подошла Маринка.

– Что там у них? – Она неприязненно смотрела в сторону, куда ушла Мора.

– Ты про Сэма с Алексом? Не знаю. Теперь они молчат.

– Пока ты развлекался, я посмотрела что происходит на улице. Там, между прочим, навалом зомбиков. Они все идут по направлению к нашему дому. Руднева вся запружена ими. Может зомби напали, а наши защищаются?

– Как они могут напасть? Стоять перед забором и митинговать? Марин, ты сама понимаешь, что это херня? Вот если напали живые челы, тогда плохо. Но наши все время на стреме, да и зомбаков кругом полно, живые не полезут.

– А чего тогда Макс орал?

– Может набухались суки уже?

– Не похоже это на Макса. Он какой угодно урод, но не бухарик.

– Знаешь, после этой его личной трагедии, – я невольно усмехнулся тому, как серьезно это прозвучало, – он реально дикий стал. Если бы нам не нужен был пятый человек, давно бы его обтесал.

– Тебе теперь только трахаться и людей убивать. Ты совсем крышей поехал. Кто еще из вас дикий…

– Вот сейчас, Марин, обидно прозвучало. Я же не для себя стараюсь, мастерство оттачиваю, я пытаюсь научиться вас защищать.

– Саша, ты меня слышал? Там, – Маринка махнула в сторону нашей базы, – полно зомбиков. Ребята на связь не выходят. Что ты, блядь, собираешься делать, самурай хренов?!

– Тихо! – Мой крик зазвенел в жестяных вентиляционных трубах, ветвящихся под потолком. – Че ты предлагаешь, идти сейчас туда? Нас сожрут мгновенно, и ты это прекрасно знаешь. Тогда зачем ты волну гонишь?!

Меня реально трясло от Маринкиного наезда. Я понимал, что это обычная бабская ревность, но теперь правила изменились. Вокруг ходят живые мертвецы, и мне не надо изображать из себя моногамного самца-неудачника, который извиняется, когда ему в трамвае наступают на ногу.

– Сейчас я посмотрю, что происходит на улице, и приму решение что нам делать дальше, – сбавив тон, примирительно предложил я.

– Иди, смотри, – тоже понизив голос, ответила Маринка.

За стеклом лежал мокрый от непрерывно идущего дождя перекресток улицы Руднева и Просвета, через который зомби шли к нашему дому. Они как всегда смешно двигались в стиле “робот Вернер” из фильма “Гостьи из будущего”. Одно меня озадачило: они явно чувствовали присутствие человека, но проходили мимо. Я вернулся к кассам. Маринка и Мора ждали меня, деловито сортируя и раскладывая добытые припасы в три желтые рюкзака-термосы с логотипами “Яндекс-еды”.

– Ничего не понимаю. Их дохера, и все они целенаправленно идут к нашему дому.

– Я тоже такого никогда не видела, – подтвердила Маринка.

– Ну и нахера тогда собирать этот хавчик, если мы не сможем в ближайшее время пройти на базу?

– Ты пацанов попробуй еще раз вызвать, – Маринка продолжала складывать пакеты, банки.

Я включил рацию и минут пять безуспешно вызывал Макса и Сэма.

– Похоже там все…, – без особого сожаления произнес я.

– Тогда надо идти в Озерки, – неожиданно подала голос обычно молчавшая Мора.

– Чего это? – удивился я.

– Там есть много хорошо укрепленных домов с крепкими высокими заборами и системами автономного жизнеобеспечения. Через месяц в этих железобетонных джунглях невозможно будет жить, холод выгонит нас.

– Откуда ты знаешь? – Маринка злилась.

– Про холода? – с иронией спросила Мора.

– Про “укрепленные дома”, и с чего ты взяла, что там никого нет? – опередив и упредив крупную ссору, спросил я. Меня заинтересовала идея Моры.

– Я пришла из одного такого дома.

– И где его хозяева?

– Родители были в Италии, и скорее всего я их уже никогда не увижу, а охранники и экономка до сих, наверное, бродят по дому и территории клацая зубами, – она невесело усмехнулась. – Еле успела сбежать.

– Ты богатенькая невеста оказывается, – констатировала Маринка.

– В прошлой жизни, в прошлой жизни. Короче, – Мора вскинула голову и посмотрела на нас, – идете или нет?

– Ты ставишь нам какие-то условия, или приказываешь, десять минут назад ты так не говорила? – Я немного напрягся.

– Десять минут назад она молчала, пока ты имел ее, а теперь, видишь, умничает.

– Я не умничаю, и ничего не приказываю, а лишь излагаю наиболее рациональный план действий. Втроем добраться до дома гораздо проще.

– Я не хочу идти в дом к этой шалаве, – зло проговорила Маринка. – Я вообще не хочу тебя больше видеть, поняла?! – Она готова была кинуться на Мору. – А ты че молчишь?! – Маринка повернулась ко мне.

Если честно, меня устраивала нынешняя ситуация, поэтому я хотел согласиться с предложением Моры. Когда я задумывался о своем будущем, то мне всегда становилось тошно от безысходности, ждущей меня впереди. Жизнь без интернета и игр в чистом виде не сильно интересовала меня, несмотря на секс и выпивку. Отсутствие возможности онлайн общения с интернет-друзьями сильно ломало меня. Та справедливая степень жесткости к другим людям, которая возникала у меня каждый раз, когда я встречал посторонних, в том числе происходила из-за отсутствия онлайн общения. Посторонние всегда мешали мне жить. Как-то в школе в пятом классе, когда я смертельно рассорился со своим единственным другом, наша классная сказала мне, что я мизантроп и социопат. Я не знал значения этих слов, и придя домой спросил у мамы. Тогда мне стало понятно почему у меня был единственный друг, которого в итоге я и потерял. Подавляющее большинство встречавшихся мне людей вызывали во мне физическое отвращение. С Маринкой получилось по-другому. Наверное, потому что мы оба социопаты, и потому что мы сексуально вполне удовлетворяли друг друга пока…, пока не появилась Мора.

Я достал ментовской макаров и выстрелил Маринке в сердце. Не хотелось портить ей лицо, не хотелось слушать ее визги. Короче, Маринка осела на пол с удивленно-злобным взглядом. Глаза остекленели, уставившись мне куда-то в пах.

– Ну и нахер ты ее кончил? – Мора недоуменно смотрела на меня.

– Достала, сука, устал я от нее. А че нам с тобой будет скучно вдвоем?

Мора посмотрела на меня с плохо скрываемым презрением.

– Идиот, что ты натворил?

– Ну ладно тебе. Сказал же уже. Теперь только ты и я. Теперь тебе не надо делить меня ни с кем.

Мора криво усмехнулась, взглядом показала на рюкзак и приказала:

– Бери и пошли, пока зомби опять не появились.

Если честно, то мне не понравилась ее интонация. Мора сразу изменилась. Ее походка стала твердой, а рот жестче.

“Может зря я так резко все решил? Все-таки конкуренция вещь хорошая”.

Я надел рюкзак. Два других остались стоять на черной ленте, где я недавно трахал Мору.

– Ты чего, не возьмешь рюкзак? – Озадаченный, я посмотрел на свою женщину, которая, похоже, решила быстренько сделать из меня своего ординарца.

– Алекс, – смягчив голос, почти ласково произнесла Мора, – иди нахер, и не сердись, котик.

От ее равнодушия несло фатальностью. Я мог не выдержать и пристрелить ее, но, судя по всему, это мало ее волновало.

– По-хорошему надо бы за оружием сходить, но это сейчас, я так понимаю, нереально. Ладно, найдем другую ментуру.

Мора подошла и заглянула в глаза. Ее взгляд скользнул по моим губам, затем, обняв за шею, она страстно поцеловала меня. Я сделал движение, чтобы сбросить рюкзак, но Мора остановила меня.

– Потом, Алекс, потом. Давай дойдем, а там все будет…, хотя нет, если честно, мне это чертовски все надоело.

На улице действительно зомбаков не было видно. Дождливая ленивая тишина мягко обнимала все вокруг. Со стороны дома доносились неясные звуки. Просвет в обе стороны широко и пусто чернел асфальтом. С противоположной стороны проспекта темно нависала громада знаменитого лэковского жилого недостроя, возведенного на месте недостроенной же кардиоклиники, пугавшей людей своим огромным черным остовом на протяжении лет тридцати. Маленький на фоне дома красный трамвай застыл по направлению к Выборгскому шоссе. Его стекла, изнутри сильно заляпанные зомби-кассиром, который настойчиво и безуспешно пытался выйти из окна задней площадки, снаружи серели пылью с вертикальными подтеками дождя, и красноречиво говорили о том, как быстро приходит мерзость запустения.

Хорошо подогнанный рюкзак почти не давил на плечи. Шлось легко, хотя два АКМа висело у меня на шее, постоянно звякая друг об друга. Макар болтался на бедре, грозно демонстрируя свою рукоять из кобуры. Любимое мачете я нес в руках.

– Тебе Шмару не жалко? – спросила Мора, когда мы проходили перекресток Просвета и Художников.

– Да ну. Смотри сколько зомбаков вокруг, сейчас она уже тоже такая же.

– Не боишься, что рано или поздно вы с ней встретитесь?

– И что?

– Я имею в виду не здесь, а там, где мы все встречаемся.

– Херня все это. Зомбаки просто ходячие живые трупы, куски мертвой плоти. Я не верю во всю эту хрень про душу, загробную жизнь и все такое.

– Понятно. А я, увидев первого зомбака, поверила в загробную жизнь.

– Ты лучше мне скажи почему ничего не рассказывала о себе?

Мора молча продолжала идти вперед не обращая внимания на мой вопрос.

– Оглохла что ли?

– Тебе это не обязательно знать.

Мне захотелось ее сильно ударить за такую дерзость, но я сдержался, несмотря на кровь прилившую в голову, и стучавшую теперь тяжелым молотом в виски.

– Слушай, может быть тебе напомнить кто здесь от кого зависит, и кто кому должен отвечать на вопросы? Мора, ты вот сейчас начинаешь меня слегонца бесить. Скажи почему ты не рассказывала раньше о своем богатстве?

– Во-первых, для чистоты отношений, я привыкла скрывать от посторонних эту причину для общения со мной. Во-вторых, какое сейчас “богатство”, ты, Сашенька, безмозглый программер, зацикленный на своих компьютерных кодах и играх понимаешь что спрашиваешь? Что такое “богатство” в твоем понимании: большой дом, роллс-ройс, бриллиантовое ожерелье и вилла на лазурке?

– Типа того, – я пожал своими стесненными лямками плечами. – А что неверно в такой модели?

– А то, – Мора перешла на возмущенный громкий шепот, – ты, придурок, никогда не понимал что такое настоящее богатство, и теперь всё равно этого не понимаешь, видимо потому что содержание понятия “богатство” пронеслось со сто восьмидесятого мимо твоего четвертого этажа на нулевой, и ты не успел понять, как все поменялось. Тогда, до апокалипсиса, богатство являлось отражением твоих возможностей в иерархии бывшего государства под названием Россия. Да и в мире тоже, – немного подумав, ответила Мора.

– Если честно, то я ничего не понял, – признался я.

– Че тут непонятного? Имел должность – имел бабки, не имел должности – не имел бабок. Но бабки всегда были только косвенным подтверждением твоего богатства, которое заключалось, на самом деле, в степени влияния на разных людей и события. Чем более высокое положение занимали люди, и чем большее влияние ты мог оказать на них, тем богаче ты был. Короче, мой отец никогда не был богатым человеком. С некоторыми деньгами – да, но не более. Вот сейчас ведь богатство это набор возможностей для выживания. Сегодня не на кого влиять и не надо ничего покупать. Наличные деньги превратились в бумагу, а электронные просто исчезли.