Отзывы на книгу «Иосиф и его братья», страница 8, 145 отзывов

Колоссальный труд проделал Томас Манн написав эту и последующие книги об Иакове и об Иосифе прекрасном, но речь не об этом. Книга мне понравилась с первого раза, но вот прочитала я ее с третьего захода. Для этого произведения нужна особая атмосфера, не стоит ее читать урывками, лучше все-таки погрузиться в чтение, не отвлекаясь и вдумчиво прочитать. В романе часто упоминается цикличность истории. Думаю верующим эта книга придется по вкусу, да и не верующим она будет интересна, просто для расширения кругозора. Почему благословение "досталось" именно Иакову, хотя он был младше Исава? Да ведь благословение это не вещь и оно не передается просто как набор генов.

- Кому было дано, у того может быть и отнято. Если господь сделал меня серебряным, то он может сделать меня глиняным и бедным, как выброшенный черепок; ибо прихоть бога могущественна и пути его справедливости нам непонятны.

Книга о том, как человек ищет Бога.

История — это то, что произошло и что продолжает происходить во времени. А тем самым она является наслоением, напластованием под почвой, на которой мы стоим, и чем глубже уходят корни нашего бытия в бесконечные пласты того, что находится вне и ниже плотских границ нашего «я», но это «я» все-таки определяет собой и питает, отчего в менее точные часы мы порой говорим об этих пластах в первом лице, словно они составляют часть нашей плоти, — тем больше смысла в нашей жизни и тем почтеннее душа нашей плоти.

Прочтению и анализу этого эпического произведения Томаса Манна мне несколько мешало то, что написано оно на тему библейского сюжета. Я далека от религии, и обычно стараюсь не обсуждать подобные вещи, но раз уж так сложилось, выскажу свое мнение об этом романе, хотя оно, наверняка, будет далеко от точки зрения христианской трактовки. Несмотря на то, что роман посвящен библейскому сюжету, через некоторое время происходившее меня увлекло, поскольку важнее всего здесь поступки героев, которые подчиняются какой-то высшей мудрости. В свое время, при чтении Ветхого Завета, мне бросились в глаза достаточно оригинальные требования, исходящие от бога. А требования эти касались прокаженных. На тот момент - серьезная заразная и неизлечимая болезнь. В Завете было подробно описано как следует изолировать этих больных, с какой периодичностью производить осмотр, дабы отличить настоящую болезнь от случайного преходящего повреждения кожных покровов, как именно должно выглядеть больное место и через какой срок (окончательно убедившись, что это заразная проказа) больной изгонялся из города. Таким подробным описанием, эта книга напоминала, скорее, медицинский справочник, а не божественные наставления. Но на тот момент это была книга, которой поверят все, которую послушают все, и в ней передавались вещи, необходимые для обеспечения выживания народа. С подобной мудростью мы сталкиваемся и в этом романе. Неоднократно возникают ситуации, когда человеческое казалось бы должно взять вверх, но у людей хватает мудрости признать некоторые вещи, не за беду, а за благо, не роптать произошедшему, а радоваться результату, даже если и пришли к нему через многие годы страданий. Здесь мы видим подтверждение известной нам пословицы: не было бы счастья, да несчастье помогло. Впечатления детства - самые сильные впечатления, место, которое покажется невзрачным взрослому, для ребенка наполнено памятью о прекрасных мгновениях. Воспитываясь в духе религиозных правил, как и было принято раньше, Манн не мог не хранить в своей душе особую почтительность и приверженность к тем историям, что, возможно, когда-то занимали его детский ум. Возвращаясь к ним мыслями в дальнейшем, он не раз переосмысливал их уже с позиции своего возраста. И, конечно, ему как писателю хотелось раскрасить красками, расширить любимое повествование, детально проработать и описать все, что оставалось за кадром в сухой религиозной подаче. Хотелось открыть и себе и другим, какие мысли руководили людьми при их столь неоднозначных поступках. И вот родилась такая история, родилась уже у умудренного опытом и много пожившего писателя, история об ошибках и прегрешениях, о мудрости и уважении к высшей силе,вмешивающейся в людские планы. Похоже, Манн и на меня оказал свое влияния, ибо как и в его прологе, и в моей рецензии четыре абзаца посвящены только вступлению, и лишь теперь я подхожу вплотную к героям романа. Осложняет чтение романа и то, что автор полагает найти у своих читателей хорошее знание библейского текста, коим я не могу похвастаться. Поскольку первые события идут не по временному порядку, а несколько вразнобой. Мы уже знакомимся с Иосифом, любимцем Иакова, и нам упоминают мельком иные факты, случившиеся давно, такие как обманное благословение Иакова или смерть Рахили. И лишь некоторое время спустя роман возвращается к истокам и начинает постепенно раскручиваться. Я же в своей рецензии постараюсь придерживаться временных рамок, не делая подобных скачков, которые только запутывают людей, не столь сведущих в религиозных текстах. Рассмотрим же первый ключевой эпизод, кражу отцовского благословения Иаковом. Исаак имел двух сыновей, близнецов, Исава и Иакова, по древним традициям, стремясь сделать наследником (передать право первородства) старшего, он убедил себя самого, что ему мил Исав, хотя тот был и некрасив ("космач"), и более дик нравом. Даже сама по себе эта косматость воспринимается как большая принадлежность к животному племени, кроме того и поступки его были грубы, и нрав необуздан. Желая душой убедить себя, что лучший из двоих - Исав, Исаак был вынужден духовно ослепнуть, дабы не замечать колоссальной разницы между сыновьями, а впоследствии он ослеп и физически. И эта его слепота позволила совершиться тому, что и должно было, ибо как оправдательный приговор можно привести и то, что бог сам отнял зрение у старика, так как не внимал он голосу разума, не мог определить среди близнецов того, кто более достоин благословения.

А любовь матери, видят боги, греет сильней, чем любовь отца

Обычно слепою называют материнскую любовь, но здесь ее выбор пал на "гладкого", на более разумного , был ли он сделан лишь в противопоставление мужу, был ли послан свыше, но именно мать убедила младшего Иакова получить отцово благословение вместо его брата. И один из доводов был тот, что Иаков лишь из вежливости по скромной своей натуре уступил брату право выйти первым на свет из утробы матери, не желая пускаться с ним в споры. Внешне это выглядело как преступление и отход от традиций, но было ли таким по сути? Или же свершилось то, что и должно было свершиться? Но сам Иаков не видит себе оправдания, он чувствует, что совершил кражу и в страхе бежит, в страхе же молит о пощаде своего племянника. Большой плюс здесь обманутому Исаву, что несмотря на весь гнев его, не посмел он сделаться отцеубийцей, несмотря на уговоры дяди Измаила, не посмел он встать и на путь Каина, не пожелал отомстить брату столь же кроваво, а смирился с невозвратимой потерей. Иакову, далекому от диких идолов и их обрядов, далекому от мыслей о жестоких убийствах дано было право основать новый род, новое колено, главное колено дома Израилево, дабы росло новое племя уже в стороне от невежественных обычаев, а поклонялось единому богу. Когда после долгой службы у Лавана, он был жестоко обманут им и получил Лию вместо Рахили, подавив первое возмущение от непосредственного факта обмана, произошедшее можно расценивать с разных точек зрения. Это и отмщение за то, что и отцовское благословение также было получено обманным путем. Но с другой стороны это и предначертание бога, ведь как мы узнаем в дальнейшем, Рахили было уготовано произвести на свет лишь двоих сыновей, Иосифа, который станет надо всем своим родом, и последыша Вениамина, будущего опорой старика-отца. А все остальное потомство, составившее двенадцать колен израилевых, принесла ему Лия и служанки его жен. Не будем подробно останавливаться на рабстве Иакова у Лавана. С одной стороны, тесть эксплуатировал умного и благословенного зятя, с другой - и сам зять был не промах, где утайкой, где хитростью, но он завладел немалым количеством скота своего хозяина. И ничего удивительного нет, что не столь разумные, но вполне сильные и прямолинейные в решении возникающих затруднений братья жены воспылали нелюбовью к этому чужаку-родственнику. А Иаков, не любивший силовые методы решения вопроса, счел для себя более благоразумным весьма поспешно уехать. Эпизод с прихваченными Рахилью истуканами-божками кажется не столь важным, но, как и многое в этом романе (и в самом библейском предании) потом будет перекликаться с обыском братьев Иосифа, когда они будут уезжать с хлебом из Египта. Но здесь Рахиль украла, но ее не обличили, а там Вениамин не украл, но был обличен. И вот, после освобождения от Лавана, когда Иаков уже становится главой своей семьи, и многие из детей его уже взрослые, мы поближе познакомимся с Иосифом. Молодой и красивый юноша, увы, не может не раздражать своим поведением. Как часто он ябедничает на своих братьев, как часто задирает перед ними нос, похваляясь благорасположением отца, как выпрашивает у отца драгоценное покрывало. Приходится остановиться и задуматься, чем же так приятен Иосиф богу, если совершает такие неблаговидные поступки. Однако постепенно мы видим, что поступки эти всего лишь неразумны, по причине молодости и балованности юноши, а не вызваны злокозненностью его характера. Одно из доказательств этого - его поведение после освобождения из колодца. Чего проще было сказать правду освободившим его, предложить отвезти его к отцу, путешественники получили бы за Иосифа немалый выкуп, но три дня, проведенные на дне могилы сильно изменили и заставили возмужать юношу. Какая жизнь ждала бы его в доме отца? Он был бы там в достатке и любви, но как на привязи, не имея возможности вырваться на волю, как птица в золотой клетке из привязанности и почитания. Но сам Иаков внушил детям своим, что бог превыше всего. И вот Иосиф увидел в поступке братьев и в своем чудесном спасении божье повеление к изменении его судьбы, и покорно побрел по новому пути, не зная, какие беды ждут его на пути, но веря в то, что не будет оставлен он высшей силой, что будет защищен и сбережен и достигнет того, о чем говорил ему сон с кланяющимися снопами.

Иосиф был уверен, что его не напрасно отторгли от дома, что у бога, который вырвал его из старой и теперь уводит в новую жизнь, есть на него, Иосифа, какие-то виды; и что проявить тут строптивость, уклониться от предначертанного, значило бы совершить грех и великую ошибку, а это, в глазах Иосифа, было одно и то же. Представление о грехе как об ошибке и роковом промахе, как о непростительном неповиновении мудрости божьей было в самой природе Иосифа, и опыт необычайно утвердил его в таком взгляде на грех. Он совершил достаточно много ошибок — в яме он понял это. Но поскольку из ямы его вывели и теперь, явно в согласии с неким замыслом, уводили все дальше и дальше, то, значит, и ошибки, совершенные им дотоле, тоже входили в этот замысел, а значит, они тоже целесообразны и при всей их слепоте намечены богом. Дальнейшие же ошибки, как, например, бегство домой, будут, несомненно, от лукавого; они будут буквально означать, что он, Иосиф, хочет быть умнее самого бога, а такое желание, по его разумному суждению, было просто-напросто верхом глупости.

Подобные события, которых довольно много в книге, переворачивают наши обычные суждения. Ну, в самом деле, кто из нас, попав в руки разбойников, не приложил бы максимум усилий, чтобы вернуться к прежней жизни, а предпочел бы искать в рабстве лучшей доли? А узнав о благополучном исходе такого поиска, мы бы только покачали головой: это же надо, как повезло, просто случайность! Но это - библейская история, и здесь повсюду царит убеждение, что человеческое разумение куда более скромно, чем божественное знание, и что спорить с предначертанием судьбы не просто бесполезно, но и вредно. Часто, знакомясь с различными литературными произведениями, нас удается заметить и то, как раскрывается характер человека во время каких-то чрезвычайных ситуаций, катастроф (и дай бог, чтобы мы наблюдали это только по романам, а не в жизни), и то, как меняется творчество самого автора, после попадания его в более суровые жизненные условия. Исчезает все наносное, отваливается внешняя шелуха, обнажается внутреннее ядро. И тогда, если оно достаточно твердое, человек либо начинает сиять особенным светом, либо он просто разваливается и исчезает как личность. Иосиф и ранее был склонен к размышлениям, а обстоятельства, в которые он попал, заставили его еще более задуматься об отношениях между людьми, о восприятии ими мира, и постепенно поведение его наполняется мудростью. Он осознает, что хвалился перед братьями не для того, чтобы принизить их, а лишь из-за того, что считал, что каждый человек не может не восхищаться им, прекрасным Иосифом, а, значит, отдает ему превосходство. Но убедившись в обратном начинает сознавать, что каждый человек в первую очередь и на первое место ставит самого себя, и именно свои неприятности или радости принимает близко к сердцу. И лишь происходящее именно с ним является для него существенным и важным.

у мира множество середин, для каждого существа — своя, и у каждого существа мир ограничен собственным кругом. Ты вот стоишь всего в каком-нибудь полулокте от меня, но вокруг тебя свой, особый мир, середина которого — не я, а ты. Зато я — середина своего мира. Поэтому мы оба правы, каждый по-своему. Ведь наши круги вовсе не так далеки один от другого, чтобы они совсем не соприкасались.

Спутники Иосифа не понимают этих его слов, опять подозревают его в зазнайстве, а ведь это так просто, у каждого свой мир, свое "я", свои близкие люди, свои цели и устремления. И чем значительнее человек, чем выше он стоит по уровню духовного развития, тем шире для него этот мир, тем чаще он может признать общие ценности выше личных, пожертвовать своим счастьем ради жизни других людей. Одним из плюсов богатой земли египетской я считаю терпимость к чужим национальностям и чужим верованиям. Видимо, достаточно мудро было его правление, что позволило стране иметь широкие торговые связи, и стать достаточно развитым государством. Но поскольку единственно правильной верой считается та, которую имел Иосиф, то и из египетских обрядов высвечены самые несуразные, которые могли бы максимально оттолкнуть слушателя. Поэтому, быть может, он и попал в дом к скопцу, женатому скопцу, жене которого суждено было оставаться вечной девственницей, не знавшей мужских ласк. И оскоплен он был не по своему желанию, а по желанию своих родителей, в раннем детстве своем, поскольку не могли его родители решить, кому лучше поклоняться, Тьме или Свету. И даже дожив до глубокой старости они не приняли окончательного решения по этому вопросу, и проводят свои дни в длительном обсуждении своего поведения и своих оправдательных речей, когда они перейдут в царство мертвых. В этом доме раб Озарсиф начал быстро возвышаться, пока не достиг самой высокой точки управляющего домом. Но теперь он вел себя уже осторожнее, понимая, что совсем не все могут радоваться его возвышению.

Совершенно невозможно, чтобы тот, кто, подобно Иосифу, растет словно у родника, не перебил кому-то дорогу и не вторгся в чью-либо область; он не может этого избежать, потому что ущемленье других неотвратимо связано с его бытием, и добрая часть его умственных сил всегда должна быть направлена на то, чтобы примирять с фактом своего существования оставленных в тени и придавленных. До ямы Иосиф не понимал таких истин и не был к ним чуток; невосприимчивым к ним сделала его убежденность, что все люди любят его больше, чем самих себя. По смерти и стаз Озарсифом, он сделался смышленее или, если угодно, умнее

Теперь он старается не оставлять недовольных при своем шагании по ступенькам лестницы. Если кого-то из-за него устраняют с места, то всегда старался исхлопотать для него иное, не менее хорошее. Но завистники найдутся в любом случае, и у него появились враги. Но сил врагов недостаточно, чтобы уничтожить Иосифа. И тут, как и везде в Библии, у него на пути появляется самый страшный враг - женщина! Мужчины сильны, и это позволяет им идти напролом, смело заявлять о своих предпочтениях. Женщины - слабы, поэтому они вынуждены искать другие средства защиты: коварство и хитрость, вот их орудия, которые повергают в такой ужас мужчин, что даже в Библии женщину обвиняют злейшим врагом человека и виновницей всех его несчастий. А самое страшное, что женщина опасна не только в том случае, когда она становится врагом, но опасна и когда любит., т.е. опасна практически всегда. Да, теперь Иосифа ждало уже очень серьезное испытание. Десяток разъяренных братьев - мелочи, по сравнению с тем, что может изобрести разозленная женщина. Поскольку я не слишком хорошо знаю Библию, то мне было даже интересно, чем все это кончится. Иосиф был настолько красноречив, что в какой-то момент я даже подумала, что он уболтает и свою госпожу, но не тут-то было, страстно жаждущую чего-то женщину не так легко отговорить. А еще свои интересы она всегда ставит на первое место, и готова ради них поступиться интересами бога, и своего, и чужого. А что еще более кощунственно, она так извратит происходящее, что, якобы, отвергая ее, раб наносит глубочайшее оскорбление и ее богу, и поэтому достоин самого жестокого наказания. Иосиф попался в эту ловушку. Нет, он не уступил домогательствам, но он не был настолько решительным, чтобы сразу пресечь все свои общения с хозяйкой, был слишком самоуверен, слишком полагался на свою речистость, а следовало бы, не вдаваясь ни в какие обсуждения, бежать как от огня. Интересно в этой ситуации поведение мужа. Будучи глубоко оскорбленным, он должен был отомстить либо слуге, либо жене, смотря кого считал более виновным. Но он то ли потерял чувство собственности и ревности вместе со своей мужественностью, то ли посчитал виновным себя, когда не уступил жене и не удалил раба из дома по ее просьбе, но он не был суров, и сделал лишь тот минимум, который был необходим для устранения скандала и поддержки репутации собственного дома. Опять Иосифа ждет падение, но ему не привыкать, он уже умудренный опытом мужчина, он уже многое умеет, и ценный специалист и руководитель. Теперь ему уже не так сложно подняться опять. А, кроме того, он вновь и вновь не хулит бога, а делает выводы из своего падения. Перепрыгнем же через его работу в тюрьме, через чудесное попадание к фараону, благодаря способности трактовать сны, через предсказание его о семилетнем изобилии и семилетнем голоде, и остановимся уже на его встрече с братьями. Человек, обладающий огромной властью, теперь он мог бы отомстить, но не этого желает душа его. Он хочет простить их, но для этого надо добиться их покаяния, нельзя простить нераскаявшегося человека. Изначально требует он подтверждения, что жив его отец, и жив его брат Вениамин, что братья не впали во грех вторично и не попытались уничтожить ненавистную им кровь любимицы Рахили. А после свидания с Вениамином, после подстроенной ловушки (а младший опять молчит, даже когда братья оскорбляют его мать, как и Иосиф он видит в этом кубке не нелепую случайность, а высшую необходимость), доведенные до отчаяния братья решаются на исповедь после которой и наступает примирение. Иосиф не держит зла на братьев не только из-за прошедших лет и их раскаяния, но и считая, что они послужили лишь орудием в божественных руках. А бесполезно осуждать нож, который режет, или молот, который бьет. И свой старый сон, когда кланяются его снопу снопы его братьев, он трактует не как свое возвышение над ними, а лишь как благодарность их за хлеб, полученный от него.

Все так и должно было случиться, и совершил это бог, а не вы, это Эль Шаддаи заблаговременно отторг меня от отчего дома и сделал, по замыслу своему, чужеземцем. Он послал меня сюда перед вами, чтобы я был вашим кормильцем, — он уготовил прекрасное избавленье от голода, повелев мне кормить Израиль и с ним чужеземцев. Это хоть и жизненно важное, но очень простое, практическое дело, и петь мне осанну не за что. Ибо брат ваш никакой не герой бога, никакой не вестник благодати небесной, а всего-навсего эконом, и если ваши снопы склонялись перед моим во сне, о чем я и сболтнул вам, а звезды кланялись, то это ничего такого уж великого в себе на таило, а означало только, что отец и братья будут благодарны мне за житейскую помощь. Ведь за хлеб говорят: «Большое спасибо», а не «Осанна».

Если бы не сделали братья своего жестокого шага, за который мучались совестью еще долгие годы, какая жизнь ждала бы Иосифа можно было судить по судьбе Вениамина, просидел бы он после своего отца как любимый сын до своей старости, не смел бы и шагу ступить самостоятельно, не смог бы спасти семью свою от голода, да и не только свою, но и то великое множество людей, для которых он скопил хлеб, будучи управляющим у фараона. Собственно, на встрече Иосифа с братьями, а позже и с отцом и закончился логически для меня роман. Но Манн продолжил его до смерти Иакова, показал передачу благословения, которое старик возложил на головы детей Иосифа, Ефрема и Манассию, опять нарушив первородство. То ли решив уже сделать это нарушение правилом, то ли просто питая большую симпатию к Ефрему, который имел больше черт Рахили. А также автор пустился в пространные рассуждения о количестве колен Израилевых, расселившихся в Египте, о том, какое количество потомков Ефрема, а какое потомков Манассии впоследствии были изгнаны из этой земли, унеся с собой веру своих отцов, а не ассимилировавшихся и смешавшихся с местным населением. Но это уже было более близко к религиозным, а не общечеловеческим размышлениям, поэтому не составило для меня особого интереса.

Итак, я дочитала этот роман. Это было сложно. В первую очередь за счёт особого языка. В процессе чтения я несколько раз теряла нить повествования, приходилось читать заново предложение. Потом плевала, включала скорочтение - снова ловила нить. Мне таки было интересно, в оригинале у Манна язык такой же "толстовский" или нет?)

С точки зрения сюжета - просто пересказ библейской истории об Иосифе, которого братья ревновали к отцу, сбросили его в колодец, потом продали в рабство в Египет, а отцу Иакову сказали, что брат их погиб. Иосиф же не только не погиб, но и стал приближённым фараона, в конечном итоге спас Египет (и свою семью) от голода. В чём отличие? Беседуя на эту тему с подругой, мы выяснили, что Томас Манн попытался оживить персонажей. И если в Библии, по сути, сборнике определённых правил поведения, всё просто: если ты, родитель, не можешь поровну разделить свою любовь между множеством собственных детей и не справляешься с родительскими обязанностями, то пожинай плоды. Здесь же нам предлагают подводные камни взаимоотношений, где у каждого персонажа есть причины так поступать. Нам подробно расписывают характер Иакова, его жён, самого Иосифа, его братьев. Так мы узнаём, что Иаков не чурается обмана и обманывает собственного брата. Что Иосиф высокомерен. Что Иаков не любит своих старших детей, перекладывая на них вину их деда, отца Лии и Рахиль, за обман, за то, что вместо Рахиль ему подложили Лию. И за это он обижает и первую жену, и всех её детей. Также достаётся и детям служанок. Нам подробно рассказывается, как по-свински он поступает с первой женой, как пренебрегает своими старшими детьми, в том числе дочерью Диной, как озлобляются на такое отношение его старшие, и какую фигню в итоге они творят. И обвинить их, как ни странно, не получается: сыновья защищают мать, а братья - сестру.

Так что Иаков и Иосиф, когда они появляются на сцене впереди остальных персонажей, вообще не вызывают никакого сочувствия. Они высокомерны и кичливы своей избранностью, коей они бессовестно тыкают в нос всем своим родичам. И как Иаков обидел старшего брата, так и Иосиф обидел своих старших. Эти два персонажа вызывают реальное отторжение во всех еврейских главах. А Иосиф - даже в части египетских. Пока он не начинает соображать головой и не исправляет свои ошибки, но и тогда его сознание богоизбранности идёт впереди него. И крайне ему вредит.

Я не случайно сказала о двух видах глав - еврейских и египетских. Первые посвящены жизни Израилева колена, в смысле семейству Иакова, начиная от истории, случившейся с ним и его братом, затем - с зятем и жёнами, а после - с сыновьями. Иаков, имхо, самый отталкивающий персонаж всех этих глав. Он высокомерен, он считает нормальным обмануть ближнего, он мстителен, он готов подхалимничать и пресмыкаться ради спасения своей шкуры, но после - всячески гадить. Вот извините, но "да, я готов на гадости, лишь бы всё захапать к своей великой радости". Да, его зять Лаван такой же абсолютно,и жалеть его крайне сложно. Но вот брат Иакова - Исав - совершенно иной, прямодушный и благородный,но именно его всячески поносят всю книгу, так, что в конечном итоге его и начинаешь уважать. Иаков очень легко разбрасывается благословениями и проклятиями - и легко обижает своих сыновей и жён. Он даже перед фараоном показал себя непочтительным. А ещё он ОЧЕНЬ нудный и постоянно повторяет одно и то же. Все еврейские главы - это одно сплошное повторение одних и тех же историй, которые надоели, что капец. Как будто ничего другого у Иакова нет, и ничем другим он гордиться не может - только постоянными историями о том, как ловко он обманул брата, отца, зятя...

Египетские главы - это главы Иосифа. Он ведёт себя несколько иначе, чем раньше, хотя совершает те же ошибки. Он, как отец, постоянно повторяет другим одни и те же истории о том, как Иаков обманул своих отца, брата и зятя. Но кроме того, и в отличие от отца, Иосиф слушает и говорит с другими о других. Он говорит с фараоном о фараоне, с Монт-Кау, управляющим, о Монт-Кау, с Петепра, хозяином, о Петепра, и с Маи-Сахме, надсмотрщиком в тюрьме, о Маи-Сахме. Потому он и получает их расположение, становится помощником и ценностью. Да, он использует этих людей, как ступеньку к своему возвышению, но он не обманывает, не унижает, напротив, помогает и всячески способствует их обогащению и вознаграждению. Это принципиально отличает Иосифа от его отца. Если еврейские главы пропитаны обманом и высокомерием, то египетские - взаимопомощью и уважением. Даже когда Иосиф живет рабом и каторжником, к нему относятся хорошо именно потому, что сам он относится к людям хорошо.

Вообще надо сказать, что автор как будто специально нам показывает, что Египет, который колено Израиля считает землёй мёртвых, проклятой землёй, оказывается куда выше, ярче, красивее, а люди, которых Иаков постоянно поносит и к которым относятся свысока, оказываются неизмеримо выше и добросовестнее самого Иакова и его пристных. Потому как и Монт-Кау, и Маи-Сахме, и Петепра, и карлик Бес вызывают искреннее восхищение и симпатию. Даже Эни-Мут, соблазнительницу Иосифа, автор как будто оправдывает, показывая страдания несчастной женщины (и непростительную красоту Иосифа, которую он не стеснялся выпячивать). Пожалуй, единственный истинно мерзкий тип - это карлик Дуду, но его ожидает заслуженное наказание.

Отдельно стоит сказать о семействе фараона. О Тейе (Тийе), божественной матери, Аменхотепе-Эхнатоне, её сыне. Я обожаю этот период истории Египта. И саму мифичность Эхнатона, жены его Нефертити, дочерей - Меритатон и Ахесенпаатон и других, которые стали героями мультфильма "Принцесса Египта". Потому, что это самый необычный период, когда многобожие вдруг уступает место единобожию - ненадолго. А после гибели приверженцев Атона, как будто спадает пелена - все возвращается на круги своя. Как наваждение какое-то - Атон больше не всплывает. Даже в именах. И дальше у нас уже Тутанхамон - с окончанием Амон, то есть обращение к Амону-Ра. Так вот. Концепция Атона - в изложении Манна - очень схожа с образом Единого бога, который все и везде, выше солнца, и концепцию эту принимает Иосиф, который верит в Эль-Эльнона, Бога, избравшего его народ. И высказывания Эхнатона очень и очень совпадают с теологией Исаака, вещающего под старым деревом в еврейских главах. И также - со вступительными главами, где вещает уже сам автор, никому свои слова не передавая. Вступительные главы тем примечательнее, что в них я, как любитель копаться в мире Толкина, вдруг обнаружила... имя Эру.И узнала, таки Эру - не выдуманное Толкином имя, а одно из 99 имён того самого бога, которого Эхнатон звал Атоном и Отцом Атона, а Исаак Эль-Эльноном. Ух, сколько тут мыслей сразу возникает, но я озвучивать их не буду, а то уйду не туда.

Так вот, про фараона. Он одновременно мудр и глуп. Мудр потому, что умеет видеть общее, в том числе в религии, потому что не обижается на Исаака, зато обнаруживает невероятные способности разбираться в людях. Так, он разглядел Иосифа, и дал ему титул и власть - и тот не подкачал, не только сделав всё, чтобы спасти страну он голода, но и проведя масштабную аграрную реформу, обезопасив страну от вторжений извне безо всякой войны, обезопасив фараона изнутри, ослабив самых сильных местных князей и переселив их. Мудр фараон в том же, в чем мудры Петепра, Монт-Кау и Маи-Сахме: они смотрят на способности, а не на титул и происхождение. Мудр он так же и в том, что не рубил сплеча, а сначала разобрался, благодаря чему виночерпий смог вернуться на своё место - и помочь Иосифу. Мудр потому, что согласился давать хлеб бедным бесплатно, а мог бы взъерепениться. Мудр потому,что настаивал на толковании снов, не купившись на подхалимство. Мудр и потому, что говорил не высокомерно. Глуп же он потому, что, зацикливаясь на одной идее, он полностью погружается в неё. Например, погружаясь с головой в религию, он забрасывает другие дела, и именно потому появление Иосифа среди его приближённых становится настоящей удачей. Иосиф - и матушка Тейе - компенсируют увлекаемость Эхнатона религией, позволяют ему заниматься своими делами, грамотно правя страной самостоятельно.

Про персонажей сказала, теперь скажу про то, что мне доставляло невероятное удовольствие. Колорит. Описания. Еврейские главы на них не так уж щедры, хотя одеяние, свадебная церемония расписаны ярко и захватывающе. Зато вот египетские - это просто класс. И яркость красок в описании покоев, и ритуалы. Все использованные краски, образы, детали и подробности - всё это создаёт впечатление, будто стоишь там, рядом, наблюдаешь, чувствуешь ароматы, слышишь звуки. Это настолько оживляет картину ( в дополнение к подробным описаниям причин поступков персонажей), что история кажется свершившейся на самом деле. Да и, может, так и было? Эхнатон и Нефертити, Ахесенпаатон и Меритатон существовали. Значит, могли быть и Петепра, и Монт-Кау, и Мут-Энни, а, в таком случае, могли быть и Иосиф, и его братья,и Иаков, и Исав. А то, что автор раз за разом нам говорит, что это не персонажи жили так долго, а просто много поколений подряд называли детей Исавами, Иаковами, Иосифами, Исааками - и они повторяли, носят одно и то же имя, историю своего предшественника в том или ином ключе - всё вот это дополнительно убеждает читателя в том, что это не выдумка, а реальная (пусть и приукрашенная) история некогда живших людей.

В целом, я сделаю вывод, что роман, несмотря на сложность языка и повествования, несмотря на повторы и всяческие отступления философского плана, несмотря на множество отталкивающих персонажей и событий, оказался на высоте. Мне даже захотелось прочитать ещё что-нибудь у этого автора (или у его брата). Правда, имхо, надо сделать перерыв.

Давно я смотрела на эту книгу, точнее на два тома в шкафу у родителей, даже как-то листала их, но не решалась взяться. А тут пришлось - и почти всё лето я постигала библейскую историю в изложении ноблевского лауреата. Много времени ушло на книгу, но это было очень приятно: похожие чувство я испытывала при чтении Гессе - как будто ешь пирожное, или что-то очень вкусное, наслаждаешься каждой фразой и живо представляешь это всё в голове. Первый том шел тяжелее, возможно потому что в основном описывал Иакова, с его некой костностью и фундаментализмом. Второй том пролетел незаметно, наполненный живостью Иосифа, его любовью к миру и верой, его прекрасными черными глазами. Эта книга стоит нескольких месяцев потраченного времени, потому что послевкусие после книги остается надолго, и уже совершенно иначе воспринимается всё прочитанное после. Иногда полезно насладиться хорошим языком и великолепной историей, которая живет веками.

Я понимаю мюнхенскую машинистку Манна. В общем-то, я с ней заодно, так и тянет сказать: "Ну наконец-то! Теперь я знаю как оно было на самом деле!" Не знаю, что можно говорить о таком монументальном труде, возможно, я буду сбиваться на радостно-восхищенное "уииии!", потому как восторг полный.

Сложно выбрать с чего начать, когда всего так много. Пусть будет язык повествования. Богатый, сочный, тягучий, монументально-песенный, хоть переименовывай книгу в "Песнь об Иосифе и его братьях". И Соломон Апт может считаться таким же полноправным автором по части выразительности языка, как и Манн. Ирония, то и дело сквозящая в словах, очаровывает и добавляет двойственности, которая будет много значить по ходу повествования.

А дальше все становится совсем сложно, потому что нужно рассказывать о романе, а хочется петь, восхваляя Манна. Но раз Бог Авраама решил, что петь мне не дано, придется писать (удивляюсь, как мне все еще писать позволено). Хотя все вместе называется "Иосиф и его братья", первая книга посвящена Иакову и его историям. Даже если бы на этом Манн поставил жирную точку, я была бы в восторге, потому что историй у Иакова несметное число, все абсолютно правдивы и удивительны. Самая запоминающаяся, конечно, об отцовском благословении, но она приобрела новое значение. В изложении Манна к этому все шло с самого начала и все участники знали об этом, пусть даже только в глубине души. И именно так можно быть неправедно праведным или праведно неправедным. Иаков непростой человек, недаром же он в тяжкой битве во сне добыл себе имя Израиль и хромоту. Только незаурядный человек, полностью посвятивший свою жизнь историям мог бы сделать это. Но истории живут не сами по себе, они передаются из поколения в поколение и сыновья живут по законам отцов. Поэтому всегда есть Елиезер, которому земля скакала под ноги, а у него всегда есть два сына, поэтому мы и говорим, что история повторяется, именно так Иаков переродился в сыновьях и поэтому они тоже зовутся Израилем. Так же и Иосиф прожил те же истории, что и Иаков, но в несколько измененном виде, потому что историю в данном случае правильнее представлять в виде спирали, потому что при переходе из одного поколения в другое происходят незначительные изменения, которые отражаются и на историях. Спирали спиралями, а женщинам тоже нужно уделить время. Очень уж они яркие у Манна. Каждая - воплощение женственности, они похожи между собой и такие разные. У каждой свои цели, у каждой своя жертва, и все они добиваются своего если не так, то иначе.

Ну и Господь Авраама, как же мы без него. Вот где Бог, в которого я могла бы поверить. Стало ему любопытно, а какой же он на самом деле - завел себе народ, став из позиции "над всеми" в позицию племенного бога, причем и племя себе взял не то чтобы очень великое. Любопытство, по-моему, очень хорошая черта, когда ты бог. Добавляет жизни интерес и остроту. А еще мне очень нравится, что существование других богов никак не оспаривается. Раз уж о богах и прочем, то перенесение действия библейского мифа из неопределенного времени во время Эхнатона - отличный ход. Добавляет реалистичности и очередную двойственность, ведь фактически Эхнатон пытался перейти к монотеизму, то есть, совершить то же самое, что и Авраам. Разве что он не зашел так далеко, однако попытка была хороша и очень вовремя.

Итого, книга эта останется со мной еще надолго, потому что одним прочтением явно не обойтись. Монументальность и количество затраченного Манном времени не позволяют просто пробежать разок по диагонали и забыть.

«Знаешь ли ты об этом? — Знаю доподлинно». И правда, Манн знает все. Он берет известный всем (ну, на момент написания романа точно всем) библейский сюжет, который в первоисточнике читается меньше чем за полчаса, и создает роман на 1600+ страниц. Зачем еще раз читать то, что мы уже знаем наизусть? А затем, чтобы еще раз, с полным правом на то, произнести уже произнесенную много лет назад фразу: «Ну вот, теперь хоть знаешь, как все это было на самом деле!»

И правда, возникает удивительное чувство, что знаешь. Дело не только в подробностях, которые позволяют увидеть библейский мир воочию, не только в том, что Манн добавляет новых персонажей (например, родителей Потифара Гуия и Туий) или более детально изображает их (как жену Потифара Мут-эм-энет, воспылавшую любовью к Иосифу). Манн позволяет нам почувствовать всю суть этой истории, насладиться ею, пропустить ее через себя, так, чтобы за скупыми строками Библии «Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его» мы отныне видели полноцветные картины и многогранные характеры. Манн преподносит эту историю так, что мы сознаем, что она происходит снова и снова, в любой момент времени, с любого места — с той страницы, которую мы открыли. Эта история универсальна, она вбирает в себя все возможные сюжеты и чувства и дает нам увидеть их в разном преломлении.

Здесь есть несколько элементов, которые повторяются, трансформируясь.

Это братоубийство, которое переходит во вражду между братьями. От Каина и Авеля до Исава и Иакова, близнецов, один из которых купил у другого первородство за чечевичную похлебку и получил отцовское благословение, предназначавшееся другому, обманным путем. От Исава и Иакова к Иосифу и его братьям, которые продали того измаильтянам и сказали отцу, что нашли его окровавленную одежду. Мотив вражды между братьями влечет за собой борьбу за первородство: Исав продает его, Рувим — теряет, осквернив отцовское ложе, а следующие по старшинству Симеон и Левий — с излишней жестокостью отомстив за свою сестру Дину.

Еще шесть абзацев

Это обман. Упоминавшиеся выше сюжеты обмана Исаака Иаковом по наущению Ревекки — и Иакова братьями Иосифа. Брат Ревекки Лаван обманывает Иакова, подсунув тому постылую Лию вместо любимой Рахили — а затем, в отместку, Иаков обманывает тестя в договоре с крапчатым скотом, и его любимая жена Рахиль также обманывает отца: она крадет у него идолов и при обыске прячет их под собой, в соломе, сказавшись нездоровой — якобы не может встать.

Это принесение в жертву сына. Первый раз этот сюжет воплощается в жизнь, когда бог велит Аврааму принести в жертву своего сына Исаака. В романе Манна жертвенное убийство уже считается несовременным, и Лаван, заживо похоронивший сына в фундаменте своего дома, не обретает желанной удачи. Любимым сыном жертвует и Ревекка, подговорив его обмануть отца и получить благословение — но одновременно теряя Иакова, ведь он вынужден бежать от семьи. Сыном в каком-то смысле жертвует и Иаков, бесконечная любовь которого к Думузи, истинному сыну, приводит к тому, что братья продают его. А Гуий и Туий делают своего сына евнухом, чтобы он стал царедворцем. Рувим предлагает отцу своих сыновей взамен Вениамина, которого он хочет увезти в Египет по приказу Иосифа — если малыш Бенони не вернется, Иаков может убить их.

Это неравная любовь там, где она по идее должна быть одинаковой. Исаак любит Исава, а Ревекка — Иакова. Иаков любит Рахиль и не любит Лию, и поэтому Лия приносит ему больше детей — чтобы уравновесить отсутствие любви, а Рахиль долго остается бесплодной. После смерти Рахили Иаков переносит всю любовь к ней на старшего сына от любимой жены — Иосифа, предпочитая его всем другим детям. В финале эта тема возникает снова, когда умирающий Иаков благословляет своих внуков — сыновей Иосифа: он в обход традиции благословляет младшего Ефрема правой рукой, а старшего Манассию — левой, потому что у Ефрема глаза Рахили и потому что он младший, как сам Иаков.

И наконец, это колодцы. «У меня просто гудит в ушах от колодцев, тобой упомянутых», — говорит один из персонажей другому. И он прав. Первый раздел первой книги называется «У колодца» — Иаков и Иосиф беседуют под луной, сидя около колодца. У колодца встречает Иаков любовь всей своей жизни — юную Рахиль, пасущую овец. С колодцем связана удача Иакова на службе у Лавана: найдя источник воды, он открывает своему будущему тестю источник благосостояния. В колодец-яму бросают братья Иосифа, не решаясь его убить, и из того же колодца достают его измаильтяне, даруя ему жизнь и второе рождение. Далее колодец превращается в яму, и в яме еще раз оказывается Иосиф, уже называющий себя Озарсифом, когда его бросают в тюрьму из-за истории с женой Потифара, и вновь, из ямы, он восходит с самого дна на самый верх. И наконец, открывая роман, в самом начале мы читаем: «Прошлое — это колодец глубины несказанной. Не вернее ли будет назвать его просто бездонным?»

Поражает ощущение предопределенности всего происходящего. Эта история не могла не случиться. Иосиф не мог бы стать никем иным, будучи любимым сыном и получив более глубокое образование, чем другие братья. Закономерен поступок братьев Иосифа, ведь он сам довел их до желания от него избавиться. И эта продажа брата приводит в итоге к тому, что потомки Иакова переселяются в Египет и находят себе там спасение и пищу во время тяжелого голода, чего бы никогда не могло случиться без кражи Иосифа, ведь Иаков всегда был о Египте невысокого мнения. А Иосиф не мог не возвыситься и не мог не выйти из всех своих ям — потому что знал, что не зря высшие силы спасли его из колодца и даровали ему второй шанс.

Я немного боялась читать Манна и не знакома с другими его книгами. Но оказалось, что, пусть пролог пугает и не дает пробраться в сюжетную часть и пусть путешествие в Египет и смерть Иакова немного затянуты и читаются с утомлением, но все равно это прекрасная книга с невероятно трогательными моментами, вроде любви Иакова к Рахили и его первой ночи с Лией, и волшебного «Это я», которое долго ждешь в напряжении. Ждешь вместе с Иосифом. И не можешь не согласиться с иронизирующим рассказчиком, который заявляет: «Это просто поразительно, просто отрадно уму, как стройна наша история, как полна она прекрасных соответствий, как одно уравновешено в ней другим».

В эту минуту Пятёрка крикнул: "Королева!" Садовники пали ниц. Алиса обернулась — ей не терпелось увидеть Королеву. Впереди выступали десять солдат с пиками в руках. За ними шагали десять придворных; шли они по двое, как солдаты. За придворными бежали королевские дети, их было тоже десять; милые крошки держались за руки и весело подпрыгивали на ходу. За ними шествовали гости, всё больше Короли и Королевы. За гостями шёл Червонный Валет, на алой подушке он нёс корону. А замыкали это великолепное шествие ЧЕРВОННЫЕ КОРОЛЬ И КОРОЛЕВА. Алиса заколебалась: может, и ей надо пасть ниц при виде столь блистательного шествия? "Алиса в стране чудес".

Но вдруг он повернул голову и в испуге прострекотал: — Пади ниц! Одновременно он сделал это и сам и, прижавшись лбом к земле, скрючился в крошечный, с обезьянкой сверху, комок. Иосиф последовал примеру Боголюба, но, застыв в поклоне, упёрся локтями в землю и охватил ладонями лоб, чтобы увидеть, к кому или к чему относится выказанное им благоговение. От гарема к господскому дому, пересекая наискось двор, двигалась небольшая процессия: пять слуг в набедренниках и обтягивающих голову колпаках спереди, пять служанок с непокрытыми волосами сзади, а между ними, плывя на обнажённых плечах рабов-нубийцев, скрестив ноги и откинувшись на подушки золочёных носилок, украшенных звериными мордами с разинутой пастью, — египетская дама... "Иосиф в Египте".

*** В прошлой рецензии я писала о заколдованном круге метаний между сверхдержавами. Разорвать его с апреля получалось только немецким писателям: Юрек Беккер в июне и теперь Томас Манн. На этот раз я отправилась в землю Ханаанскую и древний Египет и наблюдала за странствиями Иакова, его предков и потомков.

*** Около 15 лет я испытывала неприязнь к Ветхозаветным историям, но "Долгая прогулка" подтолкнула к знакомству с книгой Бытия, ставшей своеобразным конспектом или шпаргалкой для понимания тетралогии. Манн часто упоминал источники, но не называл их (или я не заметила) , так и хотелось их список посмотреть. Вообще странно, что ни в аудиокниге с советского издания, ни в отдельных электронных версиях не было никаких комментариев переводчика или редактора. Один раз только ссылка на синодальный перевод Библии 1956 года издания - и всё.

Дальше...

В детстве я забуксовала на принесении Исаака в жертву Богу. Манн в своей литературной трактовке Библейских событий идёт дальше: внук Авраама Иаков сперва мысленно, а затем и реально на много лет теряет сына по Божьей воле. Теперь неприятный эпизод проработан, и ничто больше не мешает дальнейшему изучению книги книг.

Роман об Иосифе и его братьях разделён на четыре неравномерные части. Две первых о былых годах Иакова и юном Иосифе меньше по объёму, но читались тяжелее. Как я понимаю, герои одновременно знали прошлое и будущее: есть намёки (на обе Пасхи, Давида с Голиафом, Иаков в Вирсавии (Беэршиве) разбирает с домочадцами триединство Бога и предрекает 400 лет рабства, Иосиф несколько раз говорит своему управляющему Маи-Сахме о памяти в истории.

В "Докладе" Манн отмечал объединение мифов других стран в "Библейских легендах", но и греческие мифы похожи на вавилонские, только боги поменялись полами: Адона в подземном царстве удерживала Эрешкигаль, а у греков Аид не отпускал Персефону; избранные Иштар превращались в животных, у греков чаще избранницы богов.

Непонятным для меня остался сюжет с проводником. Кто он? Если ангел, отчего такой ворчливый? От него исходил только негатив. Не нравится ему, что люди в потопе выжили. И с какой тогда он стороны? Рувима на всю жизнь страдать от знания полуправды заставил. Вообще, старшим в роду Иакова не везёт, причём в четырёх поколениях. Жаль было их, шумных и обманутых.

Неожиданно для меня, автор начал придираться к неточному переводу напрямую не называемых источников: то глагол не тот, то разные периоды жизни Иакова и Иосифа неверны. О цифрах в тетралогии много рассуждений: не по 7, а по 5 лет изобилия и голода, Иаков благословил сыновей в 106 лет, а не в 147, и ббыл у Лавана на 5 лет дольше.

Последние части тетралогии о Египте. Манн писал, что увлекался этой страной с гимназии, и это заметно по более лёгкому и цветистому слогу, по растянутым эпизодам любви Мут и встрече Иосифа с молодым фараоном, "христианином. родившимся до христианства", с его культом весёлого и принимающего всех Атона.

У придворных фараона было модно вставлять в свою речь иностранные слова, и переводчик не подвёл: "депремирующий удар", "шествие комильфо" и т.д. А вот с одним из братьев Иосифа Гадом получилось немного двусмысленно:

Спящего не бьют — не знаю, где это написано, но так не поступают. Но стоит ему проснуться, не будь я Гадом, если я сразу же не съезжу его по морде, да так, что у него на девять дней, считая от завтрашнего, опухнет щека.

Опасение путать братьев быстро развеялось, они разные по характеру и внешне:

Один из них выделялся высоким ростом, у другого была голова грустного льва, третий был крепок и плотен, четвёртый отличался длинными, подвижными ногами, пятый и шестой не скрывали грубой воинственности, у седьмого были влажные глаза и губы, восьмой стрелял колючими взглядами, девятый обращал на себя внимание своей костлявостью, десятый — кудрявыми волосами, окладистой бородой и яркостью алой и синей, окрашенной соком багрянок ткани одежд.

Характеристики братьев повторяются чаще, особенно запомнился гонец Неффалим, готовый и в 75 лет разносить новости и покорять пространство.

В итоге, чтение было не простым, но интересным. Знакомство с известным мне первоисточником продолжу.

Боги, как я боялась этой книги! И какое удовольствие я от нее получила! Эстетика в каждой фразе, эстетика в построении романа, чистое эстетическое наслаждение от исторической достоверности. Я не могу объяснить, почему так, но я верю каждому слову герра Манна, мне он кажется правдивее всех пересказов Ветхого Завета. Да и что такое, по сути, Ветхий Завет? Это такой же сборник мифов, как и Старшая Эдда, как мифология Древней Греции, славянские Веды и индийские. Только еврейские мифы, вот и вся разница. Ах да, ну и христианство стало мировой религией, поэтому в эти мифы принято верить и сказкой их не считать. А ведь интересный факт, что этот сборник мифов подтвержден археологически! Но я, как истинный Хома неверующий, пока не ткнут носом - не поверю. И вот - поверила. И чему? Весьма вольному пересказу невероятно древней истории о братьях. Настолько древней истории, что она стала вечны источником сюжетов для литературы и кинематографа, поскольку конфликт такой - вечен. В основе сюжета целых две библейских легенды, которые сливаются в одно сплошное полотно, настолько неразделимое, что история сына становится логичным продолжением истории отца. Текст ориентирован на тех, кто Библию читал (и даже, возможно, изучал), поскольку без базовых знаний просто не обойтись. Или же Библией стоит вооружится при чтении этой тетралогии.

Дальше...

Что же оживило эту, в общем-то, совсем неправдоподобную историю? Конечно же исторический фон. Манн не пожалел времени на изучения вопросов быта разнообразнейших прослоек населения. Если в первой и второй части мы знакомимся с бытом скотоводов и пастухов (что так или иначе связано с Иаковом), то третья и четвертая книги дают поразительно выразительную картину жизни Древнего Египта времени правления Аменхотепа. Также очень ярко выписаны характеры главных героев, не только и не столько через описания, как через диалоги и поступки. Я бы хотела особо отметить женские образы романа, такие как Рахиль, Дина (хоть и совсем вскользь), Мут-эм-энет и Фамари. Весьма интересно было по тексту встречать то, как реально относились к женщине, и то, как эти самые женщины умели влиять на мужчин. Отдельное спасибо за реалистично-физиологическое описание внешности, мне кажется, что именно вот такие нюансы сумели выразить всю суть героинь. И совершенно не странно, что именно женское начало и закладывает основу конфликтов. Обратите внимание, что соперничают сыновья одного отца от разных матерей. Cherchez la femme, ищите женщину - она всегда в истоках, потому что сама является источником жизни. Весьма интересно, что автор как бы и не подтверждает, но и не опровергает мистическую составную мифа, при этом весьма детально говоря о духовных поисках как патриарха Иакова, так и Иосифа и юного фараона. Герои мифа превращаются в людей из плоти и крови - не лишенными человеческих недостатков, страстей и пороков. Для меня всегда спорной была тема прощения и всепрощающей любви, и, обратите внимание, что это прощение чаще всего лишь внешнее, подобающее приличиям, и не удивительно, что искренности в нем совершенно нет. Это как в словах "худой мир лучше хорошей войны".

Я целую как бы всех сразу - не подумайте, будто я сержусь на вас за то, что вы продали меня сюда! Все так и должно было случиться, и совершил это бог, а не вы, это Эль Шаддаи заблаговременно отторг меня от отчего дома и сделал, по замыслу своему, чужеземцем. Он послал меня сюда перед вами, чтобы я был вашим кормильцем...

Вот так, и не иначе. Все равно на смертном одре отца все получат свое, и не уверена, что согласно своих деяний и заслуг. Потрясают причинно-следственные связи, как в исторически-религиозном контексте, так и в человеческих отношениях. Почему Иакова обманул Лаван? Потому что Иаков обманул своего отца и брата. Таким образом круг замыкается. Похожим образом замкнется круг и отношений Иосифа с братьями. Непомерно, эгоистично любимая жена Рахиль, в муках родившая сыновей, сыновьями и закончившая свой недолгий век и нелюбимая Лия. Что хорошего могло из этого выйти, когда родные сестры соперничают за любовь своего господина и одна из них заранее обречена на провал? Что хорошего могло получиться из-за непомерного хвастовства любимчика и красавца Иосифа? Ничего, и об этом нам скажет свадебное покрывало, которое, как преходящее знамя предательства, сначала скрыло обман Лии, потом точно так же прикрыло обман ее сыновей. Но это отношения, о которых не было в первоисточнике (хотя что считать первоисточником?). Ведь канва всего рассказа совсем не изменилась при пересказе. И этот знаменитый сон о семи тучных коровах и семи тощих. Ничего на самом деле Иосиф не пророчит, он дает самому фараону произнести формулу о годах сытых и годах голодных, и именно фараон был бы неправ, если бы его слова не сбылись. Таким психологическим приемом Манн раскрывает как бы настоящие причины событий, а не те, о которых говорят "Знаешь ли ты?" - "Знаю я подлинно!" И кажется что тысячелетия искажений источника и приведения его к каноническому виду, канули в Лету, потому как об тетралогии "Иосиф и его братья" можно со всей смелостью и не погрешив душой сказать: "Теперь я знаю, как все было на самом деле!" И немного напоследок о юморе. Во-первых, Томас Манн им совсем не обделен, а во-вторых, слегка измененные строки известной сказки (да-да, я поэт, зовусь Незнайка, т.е ни разу я не поэт) За горами, за лесами, За широкими морями, Не на небе - на земле Жил старик в большом шатре. У старинушки три сына: Старший умный был детина, Средний сын и так и сяк, Младший вовсе был дурак. Было их, вообще-то больше Дин, Рувим, Налим и Мойше И еще штук семь иль пять Девиц не принято считать Братья сеяли пшеницу Да возили в град-столицу: Знать, столица та была Недалече от шатра. Да какая там столица – Пять домой и три девицы Так, забитый городок Хитрым братьям на зубок. Там пшеницу продавали, Деньги счетом принимали И с набитою сумой Возвращалися домой. В долгом времени аль вскоре Приключилося им горе: К Дине хахаль стал ходить И жениться говорить. Мужички такой печали Отродяся не видали; Стали думать да гадать -- Жениха как обобрать; Наконец себе смекнули, Сидя за столом в ауле Чтоб смазливый тот юнец, Сделал меньше свой (гм) конец. Жених долго не терялся Хоп – и кончик обламался И пришел жених в аул И словцо свое ввернул Дайте ж девку мне обнять И не раз, а раз так пять. Братья хитрые, однако Хоть мозгов что кот наплакал Девку хахалю не дали И ушел он весь в печали. А жених хоть и баран Но жену себе угнал Тут уж братья осерчали Как никак сестру украли! Но пришло мол письмецо В нем же – красное словцо Мол девицу опорочил И порочил днем и ночью Много, в общем, раз любил Сколько было юных сил И порочить будет впредь Чтобы духом не стареть Так что, братья удалые Тут уж стали как дурные И решили дань собрать И концы всем подровнять

На большее меня не хватило, и так "я у мамы инженер".

I

Гениальная книга, в преддверии которой "Волшебная гора" была лишь разминкой, скупым пересказом, беглым изложением смысла. Томас Манн, и без того не склонный к поспешности, в "Иосифе" - развернул - идеи, образы, время и даже само бытие - при этом неизбежно преумножив слова.

Живые мнения о романе я могу разделить на три категории: 1 - не осилил, 2 - ура, я это сделал (в моем издании 1600 страниц плотным набором букв), 3 - гениальная вещь, после которой читать что либо еще не имеет смысла, по крайней мере, некоторое время.

На самом деле я удивился многочисленности второй категории. Нет, понимаю, если бы речь шла об "Улиссе" - там, правда, надо постараться. Но понять в чем сложность восприятия "Иосифа" мне сложно. Неужели вся загвоздка лишь в объеме? Это странно, мы же, читая, не за количеством наименований гонимся.

Хотя, надо признать, романист Томас Манн обладает специфическим, въедливым языком, пронзая которым события, места, предметы, время - он не оставляет ни одного пустого или сокрытого уголка - всё предстает перед читателем на страницах книги. И здесь, в "Иосифе", вступление на 60 страниц - действительно идет совсем не по маслу, надо поднапрячься, постараться и затем, увязнув в неопределенности времени, погрузиться в увлекательную историю.

II

Томас Манн взял библейский миф об Иосифе и раскрыл его в четырех, выходящих по мере написания, книгах... Здесь становится сложно хоть немного приблизиться к описанию сути явленного нам. Потому что роман оставляет далеко позади привычную форму повествования, где с кем-то что-то случается, кто-то через что-то проходит и всё становится каким-то определенным образом. "Будденброки", за которые он получил Нобелевскую премию - вот типичнейший мощнейший роман. А "Иосиф и его братья" - не роман. И не философский трактат тоже. И, конечно, не какая-нибудь форма эссе. Он - исследование - памяти, (вездесущего) времени, человечества и человека, а так же всевозможных, переплетающихся форм прошедшего, настоящего и будущего.

По мере чтения, становится очевидно - не просто так Томас Манн выбрал эту историю, не только для того, чтобы раскрыть ее и показать, как всё было. Опускаясь до самых основ мира, он получает уникальную возможность - рассказывать о многих вещах так, словно они происходят впервые - сродни убийству Авеля Каином - он наблюдает... построение мира. И вместе с тем, всё уже было! Да, даже в те далекие времена для тех людей уже существовали еще более далекие времена. И пусть, по утверждениям Манна, они воспринимали совершенно иначе и себя и время, стирая грани личного и текущего - всё же истории уже ходили по кругу и то, что происходило с тобой уже было с твоим предком и ты, для красоты бытия, старался соответствовать мерному ходу цикличного времени.

III

Так сколько же здесь... Библии, Бога, всего вот этого? Много, очень много. Вся сюжетная нить точнейшим образом вписана в скромный пересказ сюжета из Ветхого Завета. И Бог присутствует практически на каждой странице книги - в словах, мыслях, деяниях, помыслах.

В "Иосифе" нет ни единой строчки вымысла, всё следует точной букве Писания. Рассказанная история не ограничивается его братьями (будущие колена Израилевы) и даже его отцом Иаковом - Манн вводит множество других библейских персонажей и каждый из них действует по когда то точно написанному. Никто не сможет упрекнуть автора в искажении правды, ни один священнослужитель не найдет причин обвинить его. "Теперь я знаю, как всё было" - ставшие легендарными слова, перепечатавшей начисто первый том, секретарши Томаса Манна.

И в этом истина. Потому что перед нами не сухой пересказ.

Цитата из Писания: Иосиф, семнадцати лет, пас скот [отца своего] вместе с братьями своими, будучи отроком, с сыновьями Валлы и с сыновьями Зелфы, жен отца своего. И доводил Иосиф худые о них слухи до [Израиля] отца их. Израиль любил Иосифа более всех сыновей своих, потому что он был сын старости его, — и сделал ему разноцветную одежду. И увидели братья его, что отец их любит его более всех братьев его; и возненавидели его и не могли говорить с ним дружелюбно. И видел Иосиф сон, и рассказал [его] братьям своим: и они возненавидели его еще более. Он сказал им: выслушайте сон, который я видел: вот, мы вяжем снопы посреди поля; и вот, мой сноп встал и стал прямо; и вот, ваши снопы стали кругом и поклонились моему снопу. Конец цитаты.

Как именно они пасли скот? Почему Иосиф жаловался? Какие отношения были между всеми братьями? Что значит "сын старости его"? Почему Иаков любил Иосифа более других? В чем выражалась его любовь? Как к ней относился сам Иосиф? Что за разноцветная одежда? Как так сделал и подарил? Как братья возненавидели Иосифа? Сразу же? От одной лишь одежды? Или это происходило постепенно (речь ведь, к слову, не просто о каких то парнях, а о, напомню, коленах Израилевых)? Как проявлялась неприязнь? Как относился к ней сам Иосиф, пытался ли что-то изменить? Что за тема сна?

Куча, куча вопросов. И на все Томас Манн дает ответы! Его история поразительно правдива. Возникает чувство, что мы имеем дело с... с чем угодно, но только не художественным вымыслом. Здесь люди, со всей возможной правдоподобностью, живут, переживают, страдают, и... переживают Бога. Ибо именно их предшественником Авраамом был переоткрыт Бог. Ими же он пытается быть... материализован, закреплен в этом мире. Нигде я не видел более тесной связи между Ним и нами. Томас Манн, словно проповедник с высокой кафедры, раскрашивает старые, привычные нам слова так ярко, так полно, что не остается ничего иного, кроме как признать - "Верую".

IV

А затем он, ни на йоту не отклоняясь от первоисточника, разрушает святость того же самого слова! - Каким таким злодеянием? Каким таким наговором?

Вот тут как раз та самая тонкость, те самые ирония и юмор - которыми, по утверждению самого Томаса Манна, полон главный труд всей его жизни. Ибо он - очеловечивает и закольцовывает. Все те люди, что считают Библию крутым боевиком - изрядно возрадуются, потому что здесь - люди. А святость - в рамках реально существующего человека - вещь очень и очень относительная. Идеально прекрасны, как правило, лишь мертвые и почти забытые. Остальным свойственна человечность, со всем из нее вытекающим. Я хочу сказать, что Томас Манн логикой и естественностью жизни убивает Бога, растворяет его в ней. И нет Его на самом деле. Человек открывает Его, держит Его, наделяет Его, слушает Его, идет (ведомый Им) - и всё это делает сам. Где Бог? Даже внутри праотцов занимаемое им место не так велико, а то, что есть - поделено между еще не окончательно канувшими в лета местных Баалов и... всё той же двуличной человечностью.

Да, двуличие и андрогинность - вот одни из основных признаков нашего мира. Бог создал нас, а мы открыли Его - жестокого и ревнивого, требующего от нас любить только Его, не допускающего даже мысли о разделении любви, стремящегося к высшей славе и создавшего не только избранного человека, но и избранный народ - чтобы среди них быть первым. А мы, опасаясь подвести Его, на предначертанном Им пути - стараемся следовать выдуманному нами посланным Им замыслу.

И ведь всё было. Стократно повторенные круги не только бытия, но и чувств. Всё испытуемо, мы идем по протоптанной предками тропинке, и потомки пойдут по ней же, и она станет лишь ненамного глубже. Тропинка не жизни в целом, но моделей поведения. Иначе говоря, то единообразие, на котором строится психология, социология, медицина. И лишь некоторые из нас движутся так быстро и так ново, что земля бежит им навстречу.

Небольшой доклад.

Так что же создал Томас Манн? Прости Господи, байопик, прославленную песнь или антихристианскую ересь? Ничего из этого. Я уверен, что, после прочтения, точно так же, как одни воскликнут "Бог мёртв!", другие будут выступать с плакатами "Во славу Божию". Истины же не будет ни в одном из них. Ибо правда андрогинна. У правды, как у лучшего из изобретений - присутствуют и женские и мужские половые органы. Несмотря на наличие производных имен Бога - "Иосиф и его братья" - далеко не о Боге, он о нечто лучшем - о человеке, вмещающем Бога, он о человечестве и в нем, в "Иосифе", преогромное количество пластов. Книгу можно перечитывать, перечитывать и перечитывать. И, думаю, в разные периоды своей, дай то Бог, долгой жизни - открывать ее со всё новых и новых сторон.