Читать книгу: «Хрустальные Маски», страница 6

Шрифт:

9

Сидя за письменным столом с ручкой в руке, Лорелей позвонила врачу и записалась на приём на последнюю неделю этого месяца. Как сказал Легран, торопиться не было смысла, но она по крайней мере успокоится. Нарисовала в календаре жирный крестик, чтобы не забыть про медосмотр, и записала дату в блокноте мобильника. После чего открыла электронную почту: уйма рекламной рассылки, предложений что-нибудь купить, пара рабочих сообщений, пара из банка, а напоследок… от доктора Жака Леграна!

Дважды кликнула на сообщении.

Здравствуйте, мисс Леманн,

я позволил себе написать вам и узнать, выздоравливаете ли вы. Рана на голове затянулась? А колено? Не снимайте наколенник, пока опухоль не спадёт полностью и не пройдёт боль при ходьбе, когда опираетесь на повреждённую ногу.

Я думаю, не взять ли мне несколько дней отпуска и не поехать ли за границу. Кто знает! Надеюсь, что ваше приглашение всё ещё в силе.

Жак Легран

Лорелей улыбнулась. Всё может быть.

— Хорошие новости? – спросила Сара, входя в кабинет.

Лорелей подняла голову от компьютера. Секретарша стояла в дверях и смотрела на неё, к груди Сара прижимала толстенную папку, которая казалась больше неё самой, низкорослой и худенькой.

— Что принесла?

Сара скосила глаза на папку в руках:

— А-а, нет. Это для шефа. Я заметила, что ты улыбаешься, и мне стало любопытно; в последнее время улыбаешься ты нечасто.

— Полоса неудач, – призналась Лорелей.

— Это-то я поняла, Итан беспокоится за тебя.

Лорелей почувствовала на себе пронизывающий взгляд её глаз настолько чёрных, что зрачки с трудом выделялись на фоне радужной оболочки. Женщины помолчали.

— Ну, если понадоблюсь, я здесь… – сказала подруга и поправила на носу толстые очки для чтения.

— Спасибо, подумаю.

Когда Сара вышла, Лорелей откинулась на спинку кресла. Из слов секретарши она вывела, что Итан знает о ссоре с Джоном. Может, Итан знает и где сейчас Джон. Лорелей выудит у Итана сведения во что бы то ни стало; но надо застать его, когда будет один.

Случай остаться с Итаном наедине выдался на следующий день. Он только что вошёл и показал ей статью в Нью-Йорк Таймс, в которой говорилось о деле Уолласа: общественное мнение как будто уже приговорило его к самой строгой каре ещё до начала процесса.

Лорелей прочитала статью и покачала головой. Раз даже она в душе считает его виновным, как можно надеяться, что её подзащитному поверят присяжные? Это она должна защищать его, а она его не защищает как должно и без предрассудков.

Лорелей решила сходить поговорить с родными Уолласа, чтобы лучше понять, как жил Петер, и что он за человек. Да, надо покопаться в их жизни.

— Лорелей, слушаешь меня? – спросил Итан, стоя у стола.

Она свернула газету и протянула Итану.

— Извини, я увлеклась статьёй.

— Я говорю, если хочешь, чтобы я помог тебе с этим делом, то помогу.

— Очень любезно с твоей стороны, но у тебя и своих дел невпроворот, а я хочу справиться сама.

Во взгляде Итана читалась настойчивая снисходительность вперемешку с сочувствием, и Лорелей стало неуютно. Она поднялась с кресла и встала перед ним, прислонившись к столу и скрестив руки на груди.

— А ты, чем смотреть на меня так, не скажешь ли, что думаешь на самом деле?

— Не понимаю.

— Не юли, ты отлично знаешь, что Джон ушёл из дома… и наверняка знаешь почему, – Лорелей нажимала на него, но, если хотела разузнать что-нибудь, выбора не было.

Итан почесал в затылке, он всегда чесал в голове, когда выходила заминка.

— Ну же, Итан! Будь добр.

Итан вздохнул:

— Да что говорить? Не знаю, что и думать, и не мне судить: у меня так же, как у тебя в личной жизни всё вверх тормашками, мне и своего хватает.

— Ты имеешь в виду жену? Долго ещё будешь позволять ей делать из сынишки орудие вымогательства? Не давай ей больше шантажировать тебя.

— Легко говорить! Если не буду на словах и на деле ублажать Стефани, может получиться так, что раню Лукаса. Да и себя самого. Боюсь, что она увезёт его из Нью-Йорка и вернётся в родной город.

— Не отступай. Не давай ей больше денег, она и так скоро тебя без гроша оставит. Попробуй сказать ей, что может делать что угодно: посмотрим, уедет ли. Да и что она будет делать, если уедет?

Итан молча покачал головой. Лорелей стало жаль его, и она заговорила о другом.

— Знаешь, что Джонни бросил меня в Париже, оставил там одну? – она указала на рану на голове. – Вот это я заработала, когда побежала за ним. Упала на лестнице.

— Я как раз и подумал, откуда у тебя рана.

— Килмер знал. А теперь вернёмся к разговору, который интересует меня сейчас больше всего: Джонни ушёл из дома и даже не позвонил сказать, что собирается делать или дать мне возможность всё объяснить, – она упёрла руки в боки. – И знаешь что? Может, он объяснения и не заслуживает, и не заслуживает даже иметь ещё одну возможность, чтобы загладить то, как повёл себя.

— Тут нигде нет справедливости, и я не расположен вставать ни на твою, ни на его сторону, – Итан сжал зубы и глубоко вздохнул. – Послушай, вы мне дороги оба, и мне больно видеть, как вы мучаетесь. Джону тоже несладко, уверяю тебя. Мне очень жаль, но ничего другого сказать не могу; поговори с Джоном.

— Как я с ним поговорю, раз даже не знаю, где он?

Итан ответил не сразу: засунул руки в карманы и ходил туда-сюда нервными шажками, будто плитки на полу измеряет, пока не остановился прямо напротив и пристально глянул Лорелей в глаза.

— Джон в Лос-Анжелесе.

— Спасибо, Итан.

— Ни пуха, ни пера!

***

Дом Уолласов на Семьдесят второй улице у перекрёстка с Вест-Энд-авеню был выстроен в три этажа из красного кирпича. Лорелей даже не пришлось ехать на машине, потому как стоял дом в двухстах метрах от её дома или чуть дальше. Из конторы, прежде чем идти к родителям своего подзащитного, Лорелей зашла домой освежиться и переодеть блузку к костюму.

В доме Уолласов открыла дверь женщина и глянула на неё почти неприязненно, Лорелей поняла, что сын не предупредил мать о приходе адвоката. Только когда Лорелей представилась и объяснила, зачем пришла, женщина улыбнулась и впустила её.

Гостиная, в которую её провели, была обставлена без прикрас, в ней веяло стариной: ни единого намёка на экстравагантность, даже в расцветке обоев или каким-либо предметом. Казалось, что всё расставлено строго по местам, порядок почти маниакальный.

Хозяйка усадила Лорелей на бархатный диван кремового цвета, вдоль спинки которого выстроился ряд подушек в тон.

— Могу я предложить вам чаю, мисс Леманн? – спросила женщина, не присаживаясь, а стоя по стойке «смирно».

Лорелей присмотрелась к ней: чёрное платье чуть ниже колена, туфли-лодочки на среднем каблуке и собранные на затылке прямые каштановые волосы. Ни капли макияжа, хотя женщина как будто собиралась выходить из дома. И спешит к тому же! Это подтверждали торопливые движения женщины.

— Нет, спасибо, госпожа Уоллас.

Лорелей услышала, как щёлкнул замок на входной двери, и шаги. Вскоре в дверях гостиной появился рослый худосочный юноша. С виду ему было лет тридцать, он походил на госпожу Уоллас, поэтому Лорелей догадалась, что это Майкл. Никто не сказал бы что это брат Петера, тот, должно быть, походил на отца.

Юноша повернулся к Лорелей.

— Здравствуйте, госпожа Леманн. Надеюсь, вы недолго меня ждали, – он пожал руку.

— Майкл, ты специально ничего мне не сказал? – вмешалась мать. – Что скрываешь?

Юноша поднял глаза к небу:

— Я был занят и забыл предупредить. Прекрати воображать заговоры каждый раз.

Мать испепелила его взглядом.

— Я не думал, что тебе прямо сейчас надо идти, – стал оправдываться он.

Госпожа Уоллас, кажется, не совсем ему поверила, но сын не смутился.

— Ну ладно! – хозяйка обернулась на Лорелей. – Приятно было познакомиться с адвокатом моего сына. Мне жаль, что не пришла на заседание суда, но на следующее приду обязательно. А теперь мне надо идти: у меня дела, как вы только что поняли, – сказала она и попрощалась.

Лорелей снова уселась на диван, а Майкл взял мягкой стул и сел напротив.

— Прошу прощения. У моей матери свои причуды.

— Я предпочла бы побеседовать и с госпожой Уоллас тоже, по-моему, я говорила.

Майкл скрестил руки на груди и закинул ногу на ногу:

— Маму лучше не посвящать в этот разговор.

Лорелей нахмурилась:

— А почему?

— Видите ли, она очень непреклонна в своих убеждениях, у неё ярко выраженное чувство нравственности или того, что она под этим подразумевает. Скажем откровенно: она немножко ханжа. По её мнению, Петер – бездельник, только проблемы и умеет создавать.

— В самом деле?

— Конечно, всё зависит от того, что ожидает мать от собственного сына: моя мать всегда требовала от нас слишком многого. Но должен признаться, что на этот раз Петер поистине большую проблему создал, непосильную для себя самого… и для нас.

— А у вас какие отношения с братом?

— Ну, в детстве Петер вёл себя так, будто это именно я лишаю его материнской заботы, и в отместку щипал меня, чтобы я плачем выводил маму из себя; или втихаря выпивал молоко у меня из бутылочки с соской, которую мама совала мне в руку, когда я подрос и мог держать бутылочку сам. Случалось, когда Петер был мальчишкой, он что-нибудь разбивал и пытался свалить на меня, чтобы мать отругала.

— Все эти поступки встречаются в каждой семье: старший брат очень ревнует к младшему из боязни, что родители будут любить малыша больше, чем его.

— Да, верно, но у Петера это доходило до крайностей. Но хоть он и мытарил меня, всё же был моим кумиром. Я старался подражать ему во всём: в одежде, в стрижке, в том, как он обходился с девчонками…

Майкл замолчал, задумался, потом тряхнул головой и улыбнулся.

— Уж он-то по части девушек был мастак: вёл себя так, что брал не только наружностью, а красота – уже козырь! Но пытаться стать таким же как брат мне не помогало. Из-за девчонок я завидовал ему и со временем затаил обиду. В школе в виде реванша я старался стать лучшим учеником в классе, одолел нежелание учиться и открыл, что мне легко удаётся получать высокие оценки, а до этого учился на троечки. Я добился своего: меня родители хвалили, а Петера принижали за посредственную успеваемость. Это ужасно, я знаю, и мне стыдно за те годы. Я давно об этом не вспоминал.

Вот так младший брат, который боготворит старшего! Сдаётся, что в мальчишеском возрасте это Майкл ревновал и завидовал Петеру, а не наоборот, подумала Лорелей, устраиваясь поудобнее на подушках. Но она не знала, к чему Майкл ведёт рассказ.

— А брат как на это реагировал?

— В этих случаях Петер предпочитал не отвечать: только так он выражал уважение к нашим старикам. Молча слушал нагоняи, но, когда мы с ним оставались одни, он злился: «Мама с папой никак не хотят понять, что я в отличие от тебя не собираюсь гнить в стенах колледжа, – говорил он. – Нравится тебе – учись, я рад за тебя. А я хочу творить, жить на свободе». Вот какие он высказывал идеи время от времени после очередного разноса из-за оценок.

— Значит, он не понимал, что вы старались получать хорошие оценки только, чтобы отплатить ему.

— Нет, думаю, что нет, он никогда со мной об этом не говорил.

— Петер не захотел поступать в колледж: чем же он занимался?

— Была в нем жилка художника, и он писал картины. И не только на холсте, но и на асфальте, и на стенах многоэтажных домов. Но случается редко, что художник сразу начинает кормиться с продажи картин: мама с папой постоянно повторяли ему это, но Петеру на их увещевания было наплевать, и он ни разу не постарался что-то изменить. Говорил, что с одной стороны ему так удобнее: я нужен, чтобы направить все родительские чаяния в другую сторону, тогда Петер мог сам выбрать себе дорогу.

Если в детстве Петер и впрямь испытывал нездоровую ревность к младшему брату, это не значит, что продолжал ревновать и когда повзрослел. На этот счёт надо разузнать побольше. А пока про Петера Лорелей поняла только, что он не склонен к злобе и жестокости, которые требуются, чтобы избить до смерти женщину.

— Из того, что вы рассказали, Петер в детстве очень ревновал родителей к вам: а с годами ревность не прошла? И вас он никогда не бил? А что касается девочек, когда-нибудь случалось, что он разозлился сверх меры?

Майкл встал и прошёл в соседнюю комнату. Исчез за дверью и снова появился с бутылкой виски и парой стаканов.

— Выпьете? – спросил он. – Может, такой даме как вы было бы лучше предложить бокал шампанского…

Лорелей замялась: она не привыкла пить крепкие напитки на пустой желудок, да в положении и позволить себе не могла.

— Да нет, пейте.

Он не заставил повторять дважды. Плеснул в стакан немного виски и отхлебнул; потом снова уселся напротив неё.

— Я знал, что дойдём до этих вопросов, – Майкл залпом опустошил стакан и снова налил – Хочу быть откровенным до конца, госпожа адвокат. Видите ли, должен признаться, что Петер был ревнивым собственником, когда речь шла о его отношениях с девушками, но единственный раз, когда оказался замешан в драке из-за девушки, так это только чтобы защитить её, а не избить. Что же до меня, мне от него досталась всего лишь пара тычков, которые я, кстати, заслужил. Надо было, чтобы кто-то преподал мне урок, но отца не было, поэтому преподал Петер.

— А что вы такого натворили?

Майкл отвёл глаза.

— Петер нашёл пакетик кокаина у меня в ящичке. Знаю, что вы подумали, нет, я не был наркоманом. Наркотик мне дал один приятель в колледже; я боялся пробовать и положил в ящик в ожидании, что наберусь духу. Я здорово рисковал: тот парень надеялся, что мне понравится колоться, и я сяду на иглу и буду покупать коку у него, вот как объяснил мне потом Петер. Брат спас меня, его стараниями пакетик исчез, родителям Петер ничего не сказал, но в тот раз не сумел удержаться от затрещин… только для моего же блага, чтобы я хорошенько усвоил.

— Тем и кончилось?

— Да, конечно. Вот почему я не хотел, чтобы мама услышала наш разговор: я не смог бы говорить так искренне. Вы маму не знаете.

— Я уже начала немного составлять себе представление.

— Вот это немного умножьте по меньшей мере на три.

Лорелей кивнула.

— Вернёмся к разговору о Петере.

— О нём мне больше нечего сказать. Вскоре после этого он познакомился с Линдси и ушёл жить отдельно.

— Как у них сложились отношения?

— Хорошо, насколько я знаю. Бывали размолвки, да… у кого их не бывает? Я, правда, в последние дни заметил, что он натянут, но, думаю, из-за нехватки денег.

— Вокруг Линдси крутился кто-нибудь?

Майкл поёрзал на стуле.

— Не думаю, но она была очень замкнутой, и о себе почти не рассказывала. Никогда не казалась мне из тех, что легко поддаются чувствам.

Майкл взглянул на висевшие на стене часы с маятником старинной работы, и Лорелей поняла, что пора прощаться.

Она поднялась с дивана:

— Ну хорошо, в таком случае не буду вас больше задерживать. Спасибо, что нашли минутку для меня, – она взяла сумочку и жакет и вышла из дома.

10

На следующее утро Лорелей оформила запрос на встречу с Петером Уолласом. Теперь она знала о нём чуть больше, но ничего такого, что могло бы оказаться важным для защиты, не добилась. Надо собрать побольше сведений о Линдси и об их с Петером совместной жизни.

На этот раз Лорелей не отступит, пока не получит от Уолласа более чем удовлетворяющих ответов. Мнение, которое она составила о его личности, не отвечало представлению о злобном и жестоком человеке; но, чтобы доказать это понадобится чудо, если не удастся разузнать что-нибудь ещё.

За обедом, когда Сара спросила, как поживает Ханс, Лорелей вспомнила, что собиралась забежать к нему, как обещала. К вечеру она вышла из конторы и села в такси.

По дороге на попытки таксиста разговорить её банальными вопросами Лорелей отвечала односложно и невнятно: разум был слишком занят размолвкой с Джоном, чтобы думать о чём-то другом. В конце концов разговорчивый шофёр что-то буркнул и пожал плечами.

Лорелей тряхнула головой. Ей всё время попадаются одни чудные таксисты, будто их примагничивает. Или это у неё самой проблемы со всеми шофёрами? Времени на поиск ответа Лорелей тратить не стала. Пожала плечами и снова отвернулась к окошку, она смотрела на вереницы машин, на прохожих, отбрасывающих длинные тени, которые исчезали в тенях многоэтажек Трайбека.

К счастью, в доме Ханса атмосфера была спокойной и гостеприимной. Молодожёны обменивались нежностями, отчего в сердце у Лорелей слегка кольнуло: они с Джонни никогда так не сблизились даже в самые благополучные моменты.

Грустные мысли не отпускали её весь ужин и отражались на лице, так что Эстер вдруг тронула её за руку и спросила:

— Что-то стряслось, Лорелей?

— Да нет, я просто устала, – она уже счёт потеряла, сколько раз в последнее время произнесла эту отговорку, чтобы оправдаться за подавленное состояние.

— Это не от усталости, – включился в разговор брат. – Давай говори, что происходит; и не виляй, не выставляй меня недоумком такими вот оправданиями, – сказал он приказным тоном.

Ханс превращался в порядочного зануду, когда ему взбредало в голову выступать в роли старшего брата. У Лорелей не было возможности перейти на другую тему, Ханс не даст. Она уткнулась в тарелку, разглядывая жареные куриные крылышки: настало время сказать правду. Или хотя бы полуправду.

— Мы с Джонни разругались в пух и прах…, и он ушёл из дома.

— В самом деле? – удивлённо спросил брат. – И давно ушёл?

— Несколько дней назад, – Лорелей старалась не смотреть ему в глаза.

— Как жалко, – сказала Эстер и сжала Лорелей руку. – Он вернётся, вот увидишь: пары частенько ругаются, а потом снова мирятся.

Лорелей помотала головой:

— Повод очень серьёзный! С одной стороны, мне хотелось бы поговорить с ним, а с другой, послать на три буквы и идти дальше своей дорогой; да не могу никак.

— Если он тебе нужен, так объяснитесь, – постановил Ханс.

— Для этого мне надо лететь до Тихого океана.

Ханс вздохнул:

— Опять уехал в Лос-Анжелес? Бежать от проблем нет никакого смысла, их надо решать. Не знаю, что у вас там случилось, но, если Джон твердолобый и не хочет возвращаться, или езжай к нему ты и попытайся спасти взаимоотношения, или порви с ним, но немедленно.

Если бы речь шла только о Лорелей, она так и сделала бы ещё несколько дней назад!

— Лорелей, не принимай решений на горячую голову, – подключилась Эстер, бросив на мужа осуждающий взгляд.

— Не знаю, что делать… даже не так, не знаю, что выбрать, – Лорелей положила вилку, курятина ей в горло не лезла. Лорелей взглядом попросила прощения у снохи.

— Не волнуйся! Не поможешь мне на кухне? – сказала Эстер и встала. Взяла Лорелей за руку и потянула за собой, не слушая протестов.

Войдя в кухню, Эстер повернулась к ней:

— Послушай, Лорелей, знаю, что это не моё дело, но я привязалась к тебе. Я человек романтичный, и мне нравятся истории, которые хорошо кончаются, – улыбнулась Эстер. – Пока мы одни, не скажешь, из-за чего вы поссорились?

— Не хочется об этом говорить, извини.

— Значит, дело сложнее, чем мне показалось. Тогда скажи: ты хочешь, чтобы Джон остался с тобой? Ты его ещё любишь?

Лорелей не смогла ответить, она молча смотрела на Эстер.

— Будем считать, что да. Езжай в Лос-Анжелес и поговори с ним: если решишь бросить его сейчас, и даже не попробуешь восстановить отношения, потом всю жизнь будешь спрашивать себя, как бы вышло, не взыграй у тебя гордыня. А если он встретит в штыки, тогда у тебя больше не будет ни сомнений, ни сожалений в будущем.

— Попробую – ответила Лорелей, чтобы побыстрее закончить разговор. Она должна поговорить с Джоном из-за сына.

***

Прежде чем улететь в Лос-Анжелес, Лорелей попросила Итана сообщать любые новости по делу Уолласа. Попросила также переслать ей копию последнего осмотра тела убитой.

Заседание назначили на следующий месяц, и у Лорелей было достаточно времени слетать в Лос-Анжелес, сходить поговорить с подзащитным и ещё раз просмотреть полностью все документы. Единственной загвоздкой был Килмер: надо было спрашивать у него разрешения отлучиться с работы ещё на несколько дней.

Как предполагалось, шеф принялся рвать и метать. Орал на Лорелей минут десять, после чего выставил из кабинета, пригрозив, что отпускает в последний раз.

Как только Лорелей поднакопит опыта, откроет свою контору, снова пообещала она себе после очередного разноса Килмера. С экономической точки зрения она могла бы открыть и теперь, но опыт купить невозможно.

Вечером она вышла из конторы, рассчитав каждый ход.

Прибежала домой и стала рыться в бумажках, которые её жених оставил в ящике стола, пока не отыскала на визитной карточке номер телефона и адрес студии отца Джонни. Колин Остин тоже работал архитектором; сын проработал вместе с ним, пока не переехал в Нью-Йорк.

Лорелей сунула визитку в кошелёк и собрала небольшую дорожную сумку, положила только самое необходимое: не в отпуск едет. Если понадобится что-то ещё, купит в Лос-Анжелесе. Билет на самолёт уже лежал в сумке: Сара всё устроила.

Пока Майра готовила ужин, Лорелей приняла душ. Если дела не наладятся, по возвращении ей придётся поговорить с Майрой об увольнении. От этой мысли у Лорелей свело желудок, отчего улетучился всякий аппетит.

Она сидела за столом, уставившись на стакан воды, зазвонил мобильник. Звонил Ханс.

— Привет, Лорелей. Хотел попросить тебя об одолжении: когда приедешь в Лос-Анжелес, не передашь один пакет режиссёру Майку Гамбиту?

Откуда Ханс узнал, что она летит в Лос-Анжелес, удивлённо подумала Лорелей. Она сказала только шефу, Итану и Саре, а они с братом никоим образом не знакомы.

— А ты через посыльного не можешь отправить или по почте?

— Не думаешь, что раз прошу тебя, значит считаю, что так будет вернее? Знаю, что у тебя другое на уме, но надо всего лишь съездить в Голливуд и спросить Майка. Он будет тебя ждать. Скрутишься быстро, и мне ехать не придётся.

— Ладно, передам. Завтра утром выйду пораньше, забегу к тебе на работу и заберу пакет, – Лорелей даже не спросила, кто сказал Хансу про поездку: какая разница.

— Да ты просто чудо! Ну, до завтра… И ни пуха, ни пера с Джоном. Если окажется сволочью, врежь ему!

Лорелей мельком улыбнулась. Это Эстер сказала мужу, что Лорелей летит в Лос-Анжелес, подумала она.

***

Шесть часов лёта показались ей длиннее, чем весь путь из Парижа. Тревога оттого, что надо будет искать Джонни и встретиться с ним будто удлинила время.

Лорелей вышла из аэровокзала в аэропорту LAX и взглянула на небо: солнце словно сидело на троне в бескрайней, сияющей чистотой голубизне, даже не сравнимой с недавним нью-йоркским небом, затянутым тяжёлыми серыми тучами. Ей показалось, что на улице довольно тепло, и пальто она понесла на руке наперевес.

На такси Лорелей доехала до гостиницы «Беверли-Хиллс» на одноимённом лос-анжелесском бульваре, наскоро приняла душ, отдохнула часок, прогулялась по Родео-Драйв, и настроение приподнялось. Она поглазела на множество магазинов известных фирм, которые расположились вдоль улицы, засаженной длинными рядами пальм; ходить по магазинам Лорелей никогда особо не привлекало, поэтому она забежала купить лишь самое необходимое.

Только раз она получила удовольствие от шляния по магазинам: это было год назад с Эстер, тогда они купили элегантное платье, которое сноха собиралась надеть на вечер, когда Лин… Нет! Не надо всё это вспоминать.

Лорелей призадумалась и замедлила шаг: не знала, чем ещё заняться.

Можно сразу пойти к семье Остин и с ходу решить вопрос с Джонни, но ей хотелось провести спокойно ещё денёк, прежде чем говорить с Джоном. Тогда она решила сначала выполнить просьбу Ханса.

***

Слишком сухощавые девушки с ногами длиной в километр ходили по возвышавшемуся подиуму, подготовленному для съёмок фильма. Лорелей разглядывала их, стоя в сторонке, и спрашивала себя, зачем надо вышагивать так неестественно, а главное, для чего показывать платье, надетое на девушку, которая болеет или вот-вот заболеет анорексией.

Это верно, тонкая фигура кажется выше и изящнее, чем более приземистая и с округлостями, но доводить худобу до крайности означает создавать у женщин ложные представления о красоте и опасно закабалять разумы самых юных. Кроме того, некоторые из платьев, которые Лорелей только что видела, стали бы казаться красивее, прежде всего в глазах мужчин, если бы их как следует заполнили в стратегических местах.

Лорелей улыбнулась. Ну да, в конечном счёте, не затем ли стремятся красиво выглядеть, чтобы заворожить противоположный пол, обольстить его и доставить удовольствие, помимо того, что это удовлетворяет толику себялюбия, заложенного в каждой из нас.

Лорелей подумала, что было бы интересно посмотреть, как снимают разные дубли, но вскоре ей надоело, она устала стоять и смотреть показ мод, который постоянно прерывали, чтобы то подправить кадр, то поменять очерёдность выхода манекенщиц.

А то приходилось переснимать всё заново из-за ошибки в диалогах или потому, что девушка повела себя недостаточно раскованно.

Лорелей фыркнула и выскользнула из уголка, где стояла. Её донимала жажда. В глубине коридора она заметила торговый автомат с напитками, прошла к нему, бросила монету и набрала номер, написанный под бутылочкой минеральной воды. Автомат загудел в знак, что работает; но бутылочка чуть сдвинулась и вместо того, чтобы упасть в лоток внизу, застряла на самом краешке.

Лорелей подумала, что проклятая машина не сдвинется ни на миллиметр, даже если её будут заставлять пинками, что Лорелей и хотелось сделать; но она снова открыла кошелёк, собираясь вытащить и скормить автомату ещё одну монету.

— Подождите, дайте я, – вдруг застал её врасплох голос за спиной. – Случается, что эти автовымогатели не работают, как надо.

Лорелей отступила на шаг, пропуская вперёд говорившего мужчину; только когда он саданул кулаком по стенке автомата, Лорелей увидела его в профиль.

От удивления у неё распахнулись глаза. Сонни!

Бутылочка с глухим стуком шмякнулась в лоток, Сонни нагнулся, открыл дверцу и взял бутылку. Когда он распрямился и обернулся, взгляд Лорелей встретился с его медово-янтарными глазами.

— Чёрт подери! – воскликнул он. – Ты… здесь?

Она засмотрелась на редкую прядь темных прямых волос, которая упала ему на лицо и придала почти дикарский вид.

— Меня брат попросил об одной услуге. Надо передать пакет Майку Гамбиту, – Лорелей открутила пробочку, поднесла бутылочку к губам и отпила глоток воды.

Сонни улыбнулся. Белоснежные красивые зубы чётко выделялись на загорелом лице.

— А я сочиняю музыкальное сопровождение к одному фильму, – сказал он и резким движением пальцев отбросил волосы со лба. – Никак не ожидал встретить тебя за тысячу миль от дома!

— Я тоже не ожидала. Ну, мне надо идти, – сказала она, прежде чем он станет задавать другие вопросы. – Удачи в работе, Сонни.

Лорелей возвращалась в свой уголок, когда случайно замешалась в группе болтавших между собой артистов массовки. На всех были карнавальные костюмы. Шедший во главе актёр приоткрыл край тёмно-красной занавеси и махнул остальным входить следом за ним.

Может, из любопытства или всё равно надо было чем-то заняться пока ждёт, Лорелей зашла вместе с карнавальным потоком. Она оказалась в большом зале в стиле прекрасной эпохи со свисающими с потолка огромными люстрами в форме свечей; вдоль стен стояли диваны и кресла, а в центре образовалась танцевальная площадка.

Лорелей всегда нравились карнавальные маски, но сама она маски ни разу не надевала.

— Давайте пошевеливайтесь. У нас мало времени! – приказал женский голос. – Все пришли?

Лорелей обернулась на говорившую женщину с пышными рыжими волосами.

— Нам надо ещё двух женщин в массовку, – сказала рыжеволосая и ткнула пальцем в Лорелей. – Эй ты! Иди одевайся чего ждёшь?

— Я не из массовки: я совсем по другому делу, – сконфуженно стала объяснять Лорелей.

Рыжеволосая глянула на пропуск, который Лорелей прицепила к кармашку блузки: пропуск достал ей Ханс ещё до отъезда.

— Раз вы пришли, можете пригодиться. Тут дел-то всего на часик, самое большее два. Повеселитесь, вот увидите, да ещё и подзаработаете! – она подтолкнула Лорелей, довела до мужчины, стоявшего в нескольких метрах; в мужчине от всех мужских черт и было-то, что узкие бёдра да едва заметные следы от бритвы. – Идите вместе с Фабианом, он подберёт вам костюм по размеру. А бумажки мы потом заполним.

Времени на ответ Лорелей не дали: Фабиан взял её за локоть и провёл в расположенную поблизости костюмерную.

Да что я такое творю, рассеянно подумала Лорелей.

Прежде чем подбирать подходящий костюм, Фабиан измерил её взглядом с ног до головы, приложив к подбородку указательный и большой палец. Потом неодобрительно покачал головой.

— Одета ты как конторская секретарша, – дружески отметил он.

Лорелей опустила взгляд на свою чёрную юбку прямого покроя до колен, на белую блузку и пожала плечами. Лучше Фабиану не знать, кем она работает.

— Я всегда так одеваюсь… и мне нравится.

Он отступил на шаг и обошёл вокруг неё.

— Тебе надо бы подчеркнуть ноги, такие длинные, и высокий бюст. Похудеть бы тебе немножко, и подошла бы для показа мод на подиуме.

— По-моему, оказаться здесь, для меня уже слишком. И не подумай, что буду раздеваться в твоём присутствии.

Фабиан вздохнул.

— Какие мы недотроги! Вон там есть туалет, – произнёс он и указал на маленькую крашеную железную дверь. – Узкий, но переодеться сойдёт.

Лорелей глянула на вызывающий клаустрофобию туалет с душем и крохотным унитазом. «И кто только меня заставляет?» – подумала она, тряхнув головой.

У первого костюма, который ей дали примерить, штаны были слишком короткими, а у второго юбка не только оставляла на обозрение щиколотки, но и слишком жала в талии.

— Для тебя надо подбирать такой костюм, чтобы не было проблем с длиной ноги. Посмотрим… – он взял с вешалки красное платье с юбкой с оборками, со скошенным низом и полужёстким корсетом.

Бесплатный фрагмент закончился.