Читать книгу: «Хроническое искусство. Влияние болезней на великие картины», страница 3

33. Shapiro SL (1966): The fateful illness of Francisco Goya. EENT Monthly 45: 89–94.

34. Vargas L (1995): The black paintings and the Vogt – Koyanagi – Harada syndrome. J Fla Med Assoc 82: 533–534.

Клод Моне, «Сад в Живерни»

Клод Моне Сад художника в Живерни, 1900 г. Музей Орсе, Париж

Практически с момента возникновения импрессионизма появились недовольные, обвинявшие новую школу в том, что в ней собрались люди с ослабленным зрением.

Различными расстройствами зрения страдали многие великие импрессионисты: Клод Моне, Эдгар Дега, Камиль Писсаро, Поль Сезанн, Мэри Кассатт.

Возможно, что этот стиль, характерный для импрессионизма, появился из-за того что у многих художников действительно было нечеткое дальнее зрение. Близорукость в этом смысле более выгодна, потому что дает нечеткость в деталях. Многие близорукие художники отказывались исправлять свой недостаток. Ни Сезанн, ни Ренуар никогда не носили очков. Конечно, нельзя сказать, что движение развилось потому, что в эту эпоху во Франции было много близоруких художников. Но нельзя отрицать того факта, что близорукость способствовала появлению импрессионизма.

Однако не только в близорукости дело…

Клод Моне страдал прогрессирующим ухудшением зрения, он жаловался на туманность предметов, мелькание перед глазами полосок, штрихов, возникновение ореолов вокруг предметов. Все это сильно мешало ему видеть и даже различать цвета. Из-за потери зрения ему приходилось запоминать, в каком месте находятся те или иные цвета на его палитре.

Многие исследователи и его современники видели связь происходящего с пленэрной работой и влиянием прямого света. В последующем присоединились и возрастные изменения хрусталика.

Клоду Моне более 25 лет источником вдохновения служил его сад в Живерни, особенно кувшинки и японский мост в этом саду. Мостик художник изобразил дважды: в 1899 году и 20 лет спустя. Кажется, что между двумя картинами нет ничего общего. Разницу можно увидеть не только в цветах, но и в четкости линий. Катаракта прогрессировала, и Моне к тому времени постоянно принимал лекарства, расширяющие зрачки, а краски различал скорее по памяти.

В 1923 году Моне решился на операцию по хирургическому удалению катаракты.

Немного биографии. Первая жена Клода Моне Камилла погибла трагической смертью – умерла после рождения второго сына Мишеля (рак шейки матки либо туберкулез). Супруг Камиллы был настолько впечатлительным, что проявил слабохарактерность и в дни болезни покинул ее, оставив на попечении деревенского доктора Тиши и Алисы Ошеде. Последняя еще при жизни Камиллы была любовницей живописца и чувствовала себя хозяйкой дома. Клод Моне, находясь в отчаяньи, написал портрет первой жены на смертном одре. Через несколько лет художник женился на Алисе и уничтожил все, что напоминало о Камилле.

Алиса скончалась в 1911 году от лейкоза. Ее агония была долгой и мучительной. Сам же Моне умер в возрасте 86 лет (в 1926-м). Незадолго до смерти Моне вдруг резко изменился, похудел и тем не менее, несмотря ни на что, продолжал трудиться в мастерской. В октябре он перестал работать, а в начале декабря, пятого числа, скончался. Причиной смерти стал рак легкого (художник был давним курильщиком).

Немного информации. Доказано, что одной из причин помутнения хрусталика может быть ультрафиолетовое облучение с длиной волны 400 нанометров. В принципе, свет любой длины волны может повредить глаз, но чем короче волна, тем больше энергия одного кванта света – и тем выше вероятность повреждения чувствительных клеток глаза. Главное защитное приспособление – это поглощение световых волн хрусталиком до того как они смогут достичь сетчатки. Хрусталик новорожденного светлый, но заметно желтеет у взрослых. Принято считать, что с возрастом хрусталик все более эффективно поглощает излучение наиболее коротких световых волн (ближе к фиолетовому): плотность тканей глаза увеличивается. Крайняя точка этого процесса – помутнение хрусталика. В случае с Моне такое помутнение еще называют лучевой (радиоактивной) катарактой. Похоже, именно это заболевание и развивалось у Клода Моне.

Моне начал терять зрение из-за катаракты, затронувшей оба его глаза, где-то в возрасте 68 лет (1908). Как пишут, не уточняя, с каких пор, с ее развитием восприятие цветов начало искажаться: белые оттенки стали желтыми, зеленые – оранжево-зелеными, красными и оранжевыми. Голубой и фиолетовый (после операции) заменили красный и оранжевый цвета.

Уже в 1911 году Моне писал другу: «Три дня назад я с ужасом осознал, что больше ничего не вижу правым глазом».

Время шло, и на 72-м году жизни (1912) доктора ставят Моне диагноз, прозвучавший как приговор: двусторонняя катаракта. Заболевание прогрессировало. Художник испытывал значимый дискомфорт, рисуя при ярком свете, и затруднения при создании картин с ярким фоном. Тем не менее тогда он отказался от операции из-за страха еще большего ухудшения зрения и цветовосприятия.

Летом 1922 года Моне вынужден был прекратить работать: он практически ослеп. Даже произошел казус: непререкаемый авторитет импрессионизма принял белую краску за желтую, и уже в сентябре того же года врачи установили, что острота зрения его левого глаза снизилась до одной десятой от нормы. Правый глаз сохранил лишь «способность различать свет и тьму». Доктор Кутла вынес приговор: оперировать, и немедленно. Кутла планировал провести операцию в два, а если потребуется, и в три этапа. Начать решили с правого глаза, наиболее затронутого болезнью. Левый глаз оставили в покое, ограничившись лечением с помощью мидриатиков (препараты, расширяющие зрачок). Ранним утром 10 января 1923 года Клод Моне переступил порог хирургической клиники «Амбруаз Паре» в Нейи. Второй этап прошел 31 января. Обе операции проводились под местной анестезией. Пациент оказался недисциплинированным и… впечатлительным, вплоть до истеричной рвоты и буйного поведения.

После экстракции катаракты художник обнаружил, что зрение улучшилось, особенно если он закрывал один глаз – обычно левый. В тот период Моне жаловался, что, смотря левым глазом, пораженным катарактой, он видел все в слишком желтых красках, в то время как прооперированным правым глазом он видел мир в насыщенном голубом цвете. Некоторые картины были написаны то с одним закрытым глазом, то с другим. Разница между двумя видами иногда поразительна. В качестве насмешки судьбы посмертно на левом глазу художника была обнаружена опухоль.

Для нелеченой катаракты более типична ксантопсия, когда человек видит все предметы в желтоватом цвете (хотя при определенных заболеваниях бывает и в зеленоватом или даже в оранжевато-красноватом). После первой операции у Моне развилась односторонняя афакия (отсутствие хрусталика, который был удален оперативно), которая делает изображения на сетчатках обоих глаз разными – поэтому их слияние в головном мозге затруднено, возникает двоение, размытость и т. п. Оттого Моне и закрывал один глаз, чтобы лучше видеть. При афакичном зрении (без хрусталика) вследствие отсутствия преграды (хрусталика) идет мощный поток световых волн короткой волны. Поэтому вполне возможно видение в фиолетовом или голубом (синем) цвете.

Так что картина «Водяные лилии» (1915) – это, вероятнее всего, творческий замысел – впечатление, а вот «Венеция. Сумерки» – действительно отражение истинного восприятия Моне при катаракте. В этом же плане следует отметить следующий момент: в поздний «предоперационный период» творчества художник практически не рисовал голубыми красками. То есть… Из-за выраженной катаракты на его сетчатку падало совсем малое количество света с короткой длиной волны, что делало невозможным отличить голубой цвет от черного.

Моне вместе с Алисой посетил Венецию, где начал ряд картин. Некоторые были завершены только через несколько лет – к выставке 1912 года. В их числе «Венеция. Сумерки». Дорисовывая, художник использовал в основном желтые и оранжевые цвета. Огорченный конечным результатом, Моне позже заметил: «Это отвратительно… Я дописывал по памяти, и природа отомстила мне».

Ксантопсия и афакичное видение со временем могут уменьшаться, адаптация бывает достаточно значительной. К тому же Моне носил специальные очки (говорят, зеленые).

В течение шести месяцев после январской операции зрение ухудшилось – развилась вторичная катаракта, которая предопределила следующую операцию.

Но «…ближайшие результаты третьего хирургического вмешательства не оправдали надежд доктора. Он не скрывал разочарования и вслух проклинал „злосчастную мембрану, проникшую вглубь“. Кутла утратил былой оптимизм, а Моне… Моне громко негодовал. Да, видеть он стал лучше, но его зрение, несмотря на мощный арсенал прописанных ему очков, деформировалось. О различении цветов и говорить не приходилось! Он вообще перестал адекватно воспринимать окружающее. Желтое – ему всюду мерещилось желтое!» (Мишель де Декер, «Клод Моне»). После операции художник вообще определенное время не мог различать цвета. Дефект частично удалось исправить с помощью очков, которые раздобыл его друг, художник Андре Барбье.

В результате такого «обмана» на 85-м году жизни Клод Моне возобновил рисование с утроенной силой, даже работал над другими мотивами, кроме «Кувшинок», – и завершил не 19 обещанных картин, а 22.

К сожалению, Моне не суждено было увидеть эти картины в музее, о котором он мечтал. Художник умер незадолго до его открытия, 5 декабря 1926 года. В последние минуты его жизни рядом с ним был его друг, Жорж Клемансо. Однажды Моне сказал Клемансо: «Положи свою руку в мою и давай поможем друг другу увидеть вещи в лучшем свете».

Через два месяца после смерти Моне Клемансо открыл музей Оранжери, где были выставлены знаменитые «Кувшинки», и помог людям увидеть мир в лучшем свете – глазами Моне.

Искусствоведы отмечают, что техника и манера рисунка Моне изменялись в связи с заболеванием глаз, приобретая нечто новое. Некоторые видят в его лице предшественника абстрактной живописи и предтечу таких художников, как Василий Кандинский, Джексон Поллок или Марк Ротко.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:

1. Bogdănici CM, Niagu IA, Andronic DG. The influence of ophthalmological diseases on the vision quality of famous painters. Rom J Ophthalmol. 2021 Oct-Dec;65(4):330–334. doi: 10.22336/rjo.2021.67.

2. Marmor MF. Ophthalmology and art: simulation of Monet’s cataracts and Degas’ retinal disease. Arch Ophthalmol. 2006 Dec;124(12):1764–9. doi: 10.1001/archopht.124.12.1764. PMID: 17159037.

Алексей фон Явленский, автопортреты

Алексей фон Явленский (1864–1941), один из самых ярких художников-экспрессионистов, страдал тяжелой формой ревматоидного артрита. Он был первым художником в XX веке, создавшим обширную серию экспрессивных портретов.

История болезни Явленского, задокументированная в его письмах, представляет собой душераздирающий рассказ великого художника, страдавшего ревматоидным артритом в то время, когда терапия, по сути, отсутствовала, а лечение ограничивалось физиотерапией, обезболивающими и другими неэффективными методами, включая удаление зубов для облегчения проявлений артрита височно-нижнечелюстного сустава.

Алексей фон Явленский. Автопортрет. Художественный музей, Базель, Швейцария

На серии автопортретов можно увидеть изменения конфигурации лица (западение губ), резко выраженные носогубные и подбородочные складки, опущение углов рта, уменьшение размеров нижней трети лица.

Болезнь Явленского была быстро прогрессирующей, с выраженной болью и быстрой инвалидизацией. Художественная сублимация его болезни вылилась в серию из более чем 1000 автопортретов. Его художественный агент Эмми Галка Шайер писала ему: «Ты художник человеческой души. Я не знаю другого современного художника, так точно изображающего человеческую душу».

Фрида Кало, «Сломанная колонна»

Фрида Кало. Сломанная колонна, 1944 г. Музей Долорес Ольмедо, Мехико. (c) Frida Kahlo de Rivera, 1944, ARS / УПРАВИС, 2025

Прошло чуть больше века с момента рождения Фриды Кало (1907–1954), самой эмоциональной художницы XX века, а ее жизнь завораживает не только искусствоведов и поклонников ее таланта, но и врачей. Великая мексиканская художница Фрида Кало, без сомнения, остается одной из самых загадочных персон XX века не только в связи с перипетиями ее личной жизни. Загадка ее физической и душевной боли, выраженной различными художественными приемами, окружает ее и поныне, постоянно обрастая все новыми и новыми деталями. Творчество Кало, по словам ее биографа Хейден Эрреры, – один из ярчайших примеров арт-терапии: «Изображая себя кровоточащей, проливающей слезы, с развороченными внутренностями, она превращала свою боль в искусство». В описаниях ее жизни часто делается акцент на душевные, а не соматические недуги, тогда как физическая составляющая отходит на второй план.

В шесть лет девочка из состоятельной семьи заболела полиомиелитом – заболеванием, поражающим спинной мозг, что привело к вялому парезу правой нижней конечности. Двигательные нарушения со снижением мышечного тонуса у людей, заболевших в детстве, часто имеют тяжелые последствия – паретическая конечность значительно отстает в росте, даже после достаточного восстановления, а если страдают не только мышцы бедра, но и голени, обеспечивающие различные движения стопы, развивается деформация стоп, появляется хромота. Фрида маскировала свою асимметрию, надевая сразу несколько чулок на «тощую» ногу, и в 15 лет отправилась в «Препаторию» – Национальную подготовительную школу, готовясь стать врачом (однако этому желанию не суждено было осуществиться). Однокурсники утверждали, что Фрида не стеснялась своей хромоты. Более того, она часами с восхищением наблюдала за работой художника-монументалиста Диего Риверы, который украшал «Препаторию» росписью «Созидание», и даже стала кокетничать с ним.

Надо сказать, что эта несчастная правая конечность была ампутирована 40 годами позже, но уже по иной причине, на что неунывающая Фрида сказала: «А зачем ноги человеку, который летает?»

Жизнь Фриды резко изменилась в возрасте 18 лет, когда она попала в страшную аварию: трамвай врезался в автобус, в котором она ехала. У нее были множественные переломы костей, в том числе тел позвонков L3 и L4, и глубокое проникающее ранение живота металлическим стержнем. После неоднократных хирургических вмешательств Кало на несколько месяцев оказалась заключенной в гипсовый корсет, страдая от сильной боли. Несмотря на обещания врачей, генерализованная скелетно-мышечная боль осталась с ней на всю оставшуюся жизнь. На протяжении многих лет предполагались различные диагнозы, приглашались лучшие врачи, чтобы понять причину хронического болевого синдрома, исключались туберкулез и даже сифилис (есть данные о позитивной RW – вероятно, ложноположительной, но об этом во второй части).

Фрида получала разнообразные лечебные процедуры, включая длительное ношение гипсового или даже металлического корсета. В попытках облегчить ее боль были выполнены несколько ортопедических операций на позвоночнике, как в Мексике, так и в Соединенных Штатах, однако уменьшения симптомов достигнуто не было. Несмотря на изнуряющую боль, Фрида вела активную жизнь. У нее был бурный роман со знаменитым мексиканским монументалистом Диего Риверой, переросший затем в не менее бурный брак. Она много путешествовала, общалась с мировыми социалистическими лидерами и известными художественными деятелями того времени.

Фрида начала рисовать сразу же после аварии. Когда она была иммобилизована гипсовым корсетом, она использовала специальный мольберт и зеркало, которое было прикреплено к ее кровати. Фрида была самоучкой, рисовавшей больше для себя, и поначалу никто ее работами особо не интересовался – обычный примитивизм. Это уже позже Фриду сами сюрреалисты будут считать одной из самых ярких своих представительниц, а одна из ее картин «Корни» на аукционе Sotheby’s в 2005-м будет оценена в 7 млн. долларов.

Мучения и боль – общие темы практически всех ее работ. Как заметила Хейден Эррера, описывая «Сломанную колонну», «определенная бесстрастность и даже безучастность Фриды создает почти невыносимое напряжение. Боль становится практически физически ощущаемой зрителем – боль от гвоздей, вбиваемых в ее обнаженное тело… Огромная и бесплодная равнина на заднем плане только усиливает страдание». Боль, с которой Фрида Кало вынуждена была делить собственное тело всю жизнь, кажется, отображена на этом полотне в абсолютной степени. Сложно поверить, но даже в этой глубоко трагической картине Фрида «спрятала» надежду: в каждом ее зрачке изображен крошечный белый голубь.

Есть все основания полагать, что Фрида Кало страдала от фибромиалгии. Во всяком случае, такая гипотеза была высказана группой докторов из Мехико под руководством Мануэля Мартинеса Лави в 2000 году совместно с доктором Леонардо Самудио, который открыл доступ к медицинским картам Фриды. Относительно недавно были описаны критерии диагностики фибромиалгии, хотя болезнь «родилась» еще до Фриды: в 1904 году Вильям Говер применил термин «фиброзит» для описания схожих симптомов, однако далее мнения ученых разошлись: одни считали, что первичен фиброзит, и именно он приводит к появлению болей в мышцах и депрессии, другие полагали, что психологическое напряжение приводит к «зажатости» (психогенный ревматизм). Фибромиалгия характеризуется распространенной хронической мышечно-скелетной болью, депрессией, нарушением сна, утренней скованностью, повышенной утомляемостью. Для болезни характерно наличие на теле болезненных участков, или болевых точек. Считается, что около 5 % мирового населения имеют симптомы фибромиалгии.

Современная концепция фибромиалгии, созданная в середине 1970-х годов, базируется на наличии локальной повышенной чувствительности, так называемых болевых точек. В 1990 году были разработаны диагностические критерии. Главным механизмом в формировании хронической боли является феномен центральной сенситизации – после длительной периферической болевой стимуляции остается определенный уровень возбуждения в центральных сенсорных нейронах заднего рога, который поддерживает боль даже при отсутствии в дальнейшем периферической патологии. Кроме этого, сенситизация может возникнуть и без периферического повреждения. Именно поэтому многих пациентов, у которых не выявляют причин боли, даже до настоящего времени врачи рассматривают как ипохондриков.

Диагноз «фибромиалгия» объясняет хроническую сильную, распространенную боль Фриды, сопровождающуюся глубоким утомлением. Это также объясняет отсутствие ответа на различные формы лечения.

Рисунок в дневнике Фриды укрепляет такое предположение. На нем изображены 11 стрел, вонзенных в тело Фриды, причем именно в общепризнанные болевые точки.

Итак, в 1929 году одной мечте Фриды суждено было сбыться: она и Диего Ривера поженились. Ей было 22, ему – 43. Их бурная совместная жизнь стала легендой. Известная цитата, ставшая афоризмом: «В моей жизни было две аварии: одна – автобусная, другая – Диего».

В 1930-х годах Фрида с Диего приехали в Сан-Франциско, где ему предложили работу. До сих пор в ее биографии значится, что «вынужденное долгое пребывание на чужбине заставило ее острее чувствовать свои собственные корни». Именно этот момент считается кульминацией в ее любви к народной мексиканской культуре. Фрида начала коллекционировать предметы национального декоративно-прикладного искусства: ткани, вышивку, мебель, ювелирные и другие художественные изделия. И именно с этого момента она даже в повседневной жизни начала носить национальные костюмы.

Но не только изоляция тяготила Фриду. Именно в Америке впервые появилась болезненная язва правой нижней конечности и были впервые диагностированы признаки недостаточности артериального кровоснабжения. Можно долго обсуждать причины: Фрида курила, имела тяжелое травматическое поражение поясничного отдела позвоночника с возможным вовлечением спинномозговых нервов. Нельзя сбрасывать со счетов и полиомиелит. Кроме этого, ряд исследователей предполагает, что у нее был врожденный порок развития – spina bifida (расщепление позвоночника).

Эта аномалия развивается из-за дефекта формирования нервной трубки в течение первых 4 недель внутриутробного развития. Этот факт интересен не только как случайная находка. В настоящее время считается, что данный дефект связан с нарушениями метаболизма фолиевой кислоты у матери, именно поэтому во время беременности рекомендуется прием 400 мкг метилфолата.

При таком нарушении развивается гипергомоцистеинемия. В среднем в крови содержится 5–15 ммоль/л гомоцистеина. Повышение этого значения даже на 5 единиц не проходит бесследно: происходит повреждение эндотелия – слоя, выстилающего все сосуды изнутри, что может привести к образованию микротромбов и нарушению циркуляции крови. По-видимому, неврологические проблемы Фриды носили наследственный характер: ее отец также родился со spina bifida. Такое расщепление позвоночника бывает бессимптомным, а может сопровождаться различными скелетными, урогенитальными и неврологическими проявлениями, в том числе деформациями и трофическими расстройствами конечностей (например, косолапостью). Что мы знаем о spina bifida у Фриды Кало? Ее биографические очерки обычно полностью игнорируют ее порок развития – и в этом нет ничего необычного: ранее люди с врожденными пороками предпочитали умолчать о них или обвинить полиомиелит или травму. Большинство врачей Фриды также недооценивали spina bifida. Ее доктор и друг, известный американский хирург Лео Элоессер (она познакомилась с ним в Сан-Франциско в 1930 году), впервые заметил и правильно оценил аномалию позвоночника Фриды: рентгенологическое исследование подтвердило spina bifida и объяснило снижение чувствительности в нижней части ее тела.

Не сохранилось никаких медицинских документов, подтверждающих дефект, но на картине «Что мне дала вода» (What the Water Gave Me, 1938) мы можем ясно видеть кровоточащую рану между деформированным большим и вторым пальцами правой ноги – типичный дефект, сопровождающий врожденные дисрафизмы, в том числе spina bifida. Косвенным намеком на наследственный дефект можно считать небольшие портреты родителей Фриды в воде. Доктор Лео Элоессер назначил лечение, улучшающее кровообращение в конечности, но оно, к сожалению, не помогло.

В 1932 году начинается другая история, повлиявшая на жизнь мексиканской художницы не меньше, чем все остальные неприятности. Страстная мечта о ребенке так и осталась мечтой: три выкидыша и тяжелейшая депрессия, усугублявшаяся постоянными изменами Диего. В первые несколько месяцев пребывания пары в Детройте Ривера готовился к крупной работе, продумывая эскиз и воплощение своей фрески на сельскохозяйственной выставке, в то время как Фрида на малом сроке беременности оказалась в полной изоляции в чужом для нее городе. Ссылаясь на письма Кало, адресованные ее врачу, можно сказать, что она очень боялась, что травмы в результате ее аварии сделают невозможными роды. Некоторыми исследователями приписывается прерывание беременности по медицинским показаниям. Однако убедительных свидетельств о медицинском аборте нет. На сроке около 3 месяцев (12–15 недель) у Кало началось профузное маточное кровотечение, и она была срочно госпитализирована в госпиталь Генри Форда, где произошел поздний самопроизвольный выкидыш. Известно, что она провела в больнице две недели. Фриде было 25 лет.