Читать книгу: «Исцеляющий миры. На расколе миров. Часть 2», страница 3

Глава 5. Заточение

Заточенная в собственном недвижимом теле, Габриэль водила глазами по сторонам, напрягая зрение, чтобы в угасающем помигивании брошенного фонаря углядеть силуэт или брызги тени, давшие ей понять, что творится вокруг.

Адам бережно подложил ей под голову её же полупустой рюкзак.

Когда лежишь так близко к земле, слышится каждый шаг, каждая крупица мусора взрывающаяся треском под свинцовым весом подошв, и не разобрать – какая из них принадлежит Адаму, а какая – огону. Гнилостная вонь выводила на тошноту, а от стрекочущих звуков крысиных зубов, трущихся о камни в поиске съестного, спину как нитью прошивал холодок.

– Что тебе нужно? – спросил Адам негромко, но так сурово, что его голос прозвучал неузнаваемо для Габриэль.

Судя по всему, темнота для него действительно не была проблемой, как, стоит заметить, и для огона.

Эксцентрично поигрывая меж пальцев заправленным шприцом с противоядием и целенаправленно концентрируя на нём внимание Адама, Ацель ухмылялся, словно весь мир был в его руках и он был королём.

– Всё просто, – бросил он, с небрежной ловкостью запрятав шприц в рукав. – Я хочу, чтобы вы отстали от меня. Ты и твои «терровские» приятели.

– Я как раз хотел предложить тебе то же самое. – Адам не отнимал взора от чёрной перчатки, спрашивая себя, какие ещё фокусы припрятаны в рукавах врага.

Ацель жеманно скрестил руки:

– Любопытно. Продолжай.

– Я готов тебя отпустить. Лети себе спокойно, куда хочешь и делай, что хочешь. За других не ручаюсь, но пока ты цель моей операции – я закрываю на тебя глаза.

Ацель дослушал предложение Адама с вполне серьёзным видом. Но стоило тому поставить точку, как он уничижительно рассмеялся. Леденящее душу эхо громыхнуло по катакомбам.

– Что смешного?

– Твоя глупость! – Веселье Ацеля быстро иссякло. Что изначально его рассмешило, теперь вызывало в нем апогей омерзения и гнева: – За дурака меня держишь? Ты сейчас же позвонишь своему начальству и скажешь, что я умер. Утонул в болоте! Упал с горы! Да всё, что угодно! И их ненаглядный кропус тоже мертв! Сдох вместе со мной!

Лицо Адама омрачилось озадаченностью:

– Хм, так не пойдёт.

– Боишься, что начальство отругает? – пакостно хихикнул Ацель. – Или так сильно привязался к этому пушистому засранцу? Пятнадцать минут, – напомнил он, выстукивая по запястью секунды.

– А что если я… заставлю тебя дать мне противоядие силой? – Адам наступательно шагнул, уничтожив усмешку на губах огона.

Ацель взял шприц в руки, угрожая:

– Ещё шаг, и я вылью противоядие! И тогда мы оба останемся ни с чем! О да, конечно, после всего, ты сможешь всласть помучать меня и даже убить, если захочешь, вы же любите пускать кровь, не так ли? И ты, определённо, одержишь победу, тебя повысят и всё такое. Но какой ценой, ксионец? Какой ценой?

Ацель ожидательно умолк, расхрабрившись на косую улыбку, когда Адам остановился.

– Ну и каков твой ответ? Пятнадцать минут – это я ещё округлил, знаешь ли. Она может умереть и через пять…

Ацель нагнетал обстановку. А Адам всё сильнее мрачнел. Однако он уже сделал свой выбор. Сделал с самого начала, и медлил только потому, что не был уверен в том, сколько правды в словах космического пирата. А что если Ацель блефует? Что если нет никакого противоядия? Какой трюк выкинет огон в следующую минуту?

Габриэль слушала их речь, но не разбирала слова. Адам и Ацель общались на странном языке, очевидно – неземного происхождения. Часы на запястье Адама засияли, спроецировав в воздухе небольшое окошко с зелёной кнопкой вызова над анимированной эмблемой с планетой, которую пересекал напополам диск, и нечтом вроде искусственного спутника на ее орбите. Планета была близнецом Земли. «Наверное, это и есть Ксион, – промелькнула у Габриэль догадка, – дом Адама». Девушка чуть сместила взгляд и встретилась им со странно-фиолетовыми глазами. Адам смотрел на неё, печально улыбаясь, так, будто хотел запечатлеть её лицо у себя в памяти. «И что он, черт возьми, тебе наговорил? – кричала Габриэль изнутри, и сердце её разрывалось на части. – Даже не вздумай идти на поводу у этого негодяя! Спасай Пенни! Это тело всё равно не моё, я не умру, умрёт другая Габриэль! А на неё мне наплевать!»

Свет часов померк, и тьма вновь затопила пространство, лишив Габриэль возможности наблюдать за событиями. Изредка, в уголке глаз что-то сверкало, и это точно был не ее фонарик. Какой-то скользкий, докучливый огонек, подглядывающий за ними, но не вмешивающийся. «Быть может, там держат Пенни?» – спросила Габриэль свои мысли.

– Я выполнил твое условие, – сказал Адам, демонстрируя пустую ладонь.

Ацель крутанул шприц в руке, выделываясь, и кинул его ксионцу, хмыкнув, будто делает одолжение.

Адам впрыснул противоядие в плечо Габриэль. Эффект стал заметен сразу – девушка сумела пошевелить пальцами, а хмурые брови сползли ещё ближе к переносице.

– Уж не знаю, что ты сделал. – Слабая пощёчина настигла лицо пришельца. – Но точно ничего хорошего!

То, что Габриэль, нашла в себе силы драться, будучи ещё под воздействием яда, было благоприятным знаком. Радостный, Адам скорее привлек ее к груди.

Габриэль, ввергнутая в оцепление, но, отнюдь, не из-за яда, ощущала биение чужого сердца, как будто бы оно билось внутри неё.

– Прости, – изрёк Адам с чувством и замолчал.

После последнего укола, который Пенни получила уже в «темнице» (из-за непреходящих сумерек и сонливости ей не удалось дать этому месту более конкретное наименование), не успев толком очухаться от первой дозы снотворного, она решила учиться на своих ошибках. Притворяясь, что спит, девушка сначала просто слушала, чтобы грубыми штрихами обрисовать в своём воображении местность и вникнуть в положение, в каком находится, а также вызвать в памяти момент похищения. Человека, затащившего её в машину, было толком и не разглядеть. Вспоминались лишь чёрные перчатки и жесткие ткани пальто, которые Пенни кромсала ногтями на нити в потуге вырвать себе свободу. От него исходил запах искусственной кожи, металла и свежего, но горького антибактериального средства.

Позволив сознанию очиститься от ошметков сна, Пенни рискнула одним глазком подсмотреть в темноту. На полу, заметенном землёй, теперь лежал по направлению к стене желтый фонарь. Тёплый оранжевый свет, ударяясь о голый красный кирпич, рассеивался бледной позолотой под арочными ходами, не достигая угла, где сидела пленница.

Возле одной из арок стояла низкорослая фигура в чёрном свитере, синих джинсах и белых кроссовках, выпачканных в свежей грязи. В ней нельзя было не узнать одного из похитителей – Эдварда Лэйда. Прислонившись к стене, вцепившись в край обеими руками, увлечённый криками мужских голосов, он выглядел напряжённым.

Конечности Пенни были умело повязаны верёвками, а на плечах у неё висела синяя куртка, пропахшая дешёвым мужским одеколоном.

Тем не менее, впадать в панику, она не стала.

– Он обманывает тебя, Эдвард. – Голос Пенни был слишком нежен и звучен для человека, который несколько часов прибывал в глубоком забытье от снотворных препаратов.

Эдвард обернулся, выпучив на Пенни большие серые глаза, точно зашуганный щенок. Он по привычке нагнулся к коробке со шприцами.

– Не надо, Эдвард. Пожалуйста! – тихо взмолилась Пенни, давя на жалость. – Мне очень плохо и больно от этих препаратов. Я не буду кричать. Обещаю.

Эдвард замешкался. Когда Пенни была в сознании и так жалобно смотрела на него, направить на неё иглу было сравни преступлению.

– Прошу.

Эдвард оставил шприц нетронутым. Осторожно, словно имея дело с замотанным цепями тигром, он подошёл к Пенни и предосудительно взглянул на неё сверху вниз, вынуждая себя быть бесчувственным и холодным.

– Не думай, что сможешь промыть мне мозги, – сказал он надрывно. – Я не позволю тебе украсть разум Пенни.

– Прости, Эдвард, – вздохнула та, поняв, что влияние огона на Эдварда больше, чем она думала, – но, боюсь, тебе уже и без меня мозги промыли. Пришелец, с которым ты связался, – преступник, расхититель и убийца.

– Глупости! Ацель – мой друг.

– Ацель? Так вот, как его зовут, – задумчиво потупила глаза Пенни. – Красивое имя. Чего не скажешь о его поступках.

Эдвард закрыл уши ладонями:

– Ацель предупреждал, что ты будешь нести всякую чушь! – выдал он.

– Твой Ацель убил профессора Нортона в его собственном доме!

– Профессора Нортона? – Эдвард, разумеется, был в курсе смерти известного профессора. – Сотворить из смерти публичной личности, прославившейся благодаря любви к научной фантастики и метафизики, сенсацию во время шумихи с крушением НЛО – очень по-человечески! С чего мне вообще верить в эту байку?

– С сегодняшнего дня – это не байка, Эдвард, а официально задокументированное первое в истории убийство человека от рук инопланетян.

У Эдварда возникло желание проверить слова Пенни в интернете, но в каменных катакомбах сеть не ловила.

– И зачем я с тобой разговариваю? – разозлился он, нисколько на Пенни, а сколько – на себя. – Помолчи лучше. А будешь болтать…

Пенни прислонилась плечом к стене. Растрёпанные локоны рассыпались ей на лицо.

– Что ж, поступай, как знаешь, – перебила она его безучастным тоном, всё же тая в сердцах надежду, что сумела посадить внутри него семена сомнений.

Шли секунды, а Адам всё не отнимал рук со спины Габриэль.

– Я вам не мешаю? Может мне уйти? – разрушил их идиллию Ацель.

– Можешь стоять? – спросил Адам.

Габриэль кивнула. С помощью пришельца ей удалось встать и даже самостоятельно держаться на ногах с опорой на арочную стену. Девушка осветила лицо Ацеля, но тот отреагировал на свет спокойно, не как Адам. Вероятно, технология, посредством которой огон видел в темноте, отличалась от той, какой были модифицированы глаза ксионца. Дело в черных очках?

– Где Пенни? – Теперь Адама не сковывали условия.

Ацель хлопнул в ладоши, гортанно смеясь:

– Поздравляю! Мы перешли ко второму туру нашей игры, где малышка Пенни Уоткинс будет главным призом! Интересно услышать задание, ксионец?

Адам презренно хохотнул:

– Я больше не играю в твои игры. Можешь не говорить мне, где Пенни, я сам её отыщу.

– Откажешься играть – Пенни умрет.

– Нет, – смело отрезал Адам. – Не умрет.

Ацель помрачнел:

– Откуда такая уверенность?

– Сейчас Пенни с Эдвардом, не так ли? Даже если ты каким-то образом отдашь ему сигнал убить её, Эдвард не пойдёт на такое. Он не станет убивать девушку, которую любит. А тебе я не дозволю добраться до Пенни. Я поймаю тебя раньше. – Под ногой Адама как тревожный сигнал переломилась гнилая доска.

Ацель незаметно для всех выудил из рукава дротик и сковырнул с него силиконовый наконечник.

– Я разочарован, – щелкнул он зубами, и отравленная игла просверкнула во мраке. Адам поймал дротик двумя пальцами, превзойдя самого себя.

Всё случилось так молниеносно, что Габриэль проморгала момент. Она лишь видела, как в руке Адама что-то блестит, как огон, окоченевший, завис на месте.

– Хорошая попытка! – Адам уронил скучный взор на отравленный дротик. – Почти попал. Попробуешь ещё? Может второй раз не промахнешься. Вот только, в любом случае, твои яды на меня не подействуют. Наночастицы в моей крови имеют устойчивость ко всем ныне известным в галактиках X-zep видам ядов. Не думаю, что ты сможешь меня чем-то удивить!

Неустойчивыми шагами Ацель отступал назад. Он не спускал с Адама глаз, но видел перед собой другое лицо: с длинными охристыми как песчаная пыль волосами, острыми скулами, пунцовым кровоподтеком от нависающих бровей до щеки, с бездушной улыбкой на острых, что серп, губах. И хотя с Адамом у него не было сходства, Ацель вспомнил его по усмехающемуся взгляду, что сейчас был устремлен на него.

Ацель не уследил за собой – споткнулся о каменную ступеньку, ведущую под чёрный купол потолочных сводов, где, вероятно, располагался вход в какой-то подземный туннель. Под его весом взметнулась пыль от стёртых временем камней завалов и осколков витражного стекла. Ацель сник, сжимая в один кулак слой земли, во второй обрез стекла, и выгадывая расстояние между собой и врагом, пока последний приближался – приближался всё смелее, посчитав, что победил.

Хотя Ацель и был охвачен страхами прошлого, свою ненависть к «Терра» любовно берег ради мести. И именно по её воле, его локти не сгибались, держа дрожащее тело на весу, а сердце взбудоражено тесало рёбра, крича животным зовом: «Убей их всех!»

Горсть земли вылетела из рук Ацеля и ослепила Адама. Ксионец был дезориентирован всего четверть минуты, но за это время ситуация кардинально поменялась.

Прочистив глаза, Адам угрюмо вздохнул. Габриэль была в руках Ацеля, а её горла касался осколок.

– Какая бойкая девица! – отчитал огон Габриэль, когда та начала лупить его пяткой по коленям и обливать ругательствами.

– О, да ты говоришь по-английски! – желчно воскликнула та, поднимая взгляд, чтобы насладиться выражением боли на лице огона от её беспощадных пинков.

– Уйми свою ведьму, ксионец! – цокнул Ацель. – Вот сорвётся рука, и порежу её раньше времени!

Из-за Габриэль Ацель неосознанно перешёл на английскую речь, и Адам не мог упустить шанс воспользоваться этим против врага.

– Так ты убьёшь её? – намеренно громко переспросил он на языке землян в надежде, что Эдварда проймут эти слова.

Габриэль просекла фишку Адама, проследив за его взглядом – Эдвард стал слишком приметным в своей растерянности. Она подыграла:

– Что ему стоит убить меня, если он убил профессора Нортона?

Ацель фыркнул, приструнив девушку нажимом осколка на кожу.

– Вот именно. Если думаешь, разбудить во мне совесть, то напрасно.

– Какой тебе прок убивать Габриэль? – смотрел Адам на того исподлобья. – Ты ничего от этого не получишь. Только обретёшь себе смертельного врага.

– Мне нравиться этот огонёк ярости в твоих глазах, ксионец! Могу представить, что ты сейчас чувствуешь, глядя, как… – Ацель зло улыбнулся, сдавив осколок и заставив тонкую струю крови покатиться вниз по шее Габриэль, – дорогое тебе существо… истекает кровью.

Брови Адама дернулись, а кулаки затвердели.

Ацель же вдруг разразился обезумевшим смехом.

– Я мечтал об этом с того самого дня, когда вы отняли у меня Онгэ!

– Убийство разумного существа на планете пятого уровня карается смертной казнью. Если я зафиксирую твоё преступление, тогда мой рапорт аннулируют, а за тобою пришлют рейнджеров и других агентов. Они тебя не пощадят. Неужели тебе мало свободы, что я предложил тебе?

– Я никогда не буду свободен! Прошлое – моя клетка! Я должен был умереть давным-давно… вместо Онгэ!

– Чёртов псих! – прохрипела Габриэль с отвращением.

Но Ацель так обезумел, что ему уже было на всё наплевать. Он смеялся, но казалось, что его била судорога. Этот приступ длился до тех пор, пока ему в спину не воткнулась игла.

От неожиданности Ацель закашлялся, его руки ослабели, и Габриэль метнулась на землю с удивлением уставившись на развёртывающуюся сцену.

– Ты как? – Адам поторопился подобрать её за плечи и поставить на ноги.

Габриэль растирала горло:

– В порядке. Вроде бы.

– Эд… вард? – выдавил из себя Ацель, обрушиваясь на колени в навалившемся на него бессилии. Он с трудом выдрал из спины иглу, поглядел на нее изумленно, после чего упал, примкнув щекой к пыльной земле. Одолеваемый сном, он смотрел на Эдварда и негодовал: «Как так вышло?»

Глава 6. Оправдания

21 июня…

Ацель дважды за ночь приходил в себя, но оба раза его тотчас же затягивало обратно в сон. Иногда ему просто казалось, что он просыпается… просыпается ребенком на космическом корабле капитана Онгэ, его команда живее всех живых, обсуждает за крепким алкоголем удачное дельце с кражей драгоценных металлов, разгром временного межпланетного посольства внутри галактики Спруд и политическое положение трёх планет-держав, из-за которых, собственно, и началась война – Б’орокка, В’исы и Д’арбеса. А он, мало что понимая, сидит и жуёт жёсткий кусок мяса с кровавой серединой.

Но всё проходит, неизбежно наступает конец. И жизни, короткой как сон, и снам, длинною в целую жизнь. Преследующий Ацеля кошмар о смерти Онгэ вышвырнул его в реальность. На секунду он и думать забыл, что проиграл Адаму и его компании человеческих детишек, предательство Эдварда тоже вылетело у него из головы. Поэтому, обнаружив себя на полу в пустой комнате, он испытал единственное желание размять руки, когда внезапно понял, что не может свободно ими шевелить.

– Какого?.. – выругнулся он, осознав, что прикован наручниками к батарее.

Эдвард, который, как был в одежде, так и задремал, разбуженный громыханиями наручников о батарею, вскочил с кровати столь резво, что с минуту перед глазами мазали тёмные пятна.

За окном ещё толком не рассвело. Во всю горел ночник, но в оттенках, окрасивших пространство комнаты, ощущалось блеклое, стылое, но все-таки утро понедельника.

Ацель был заперт в соседней комнате, где Эдвард хранил всякую всячину. Юноша мечтал обустроить там себе что-то вроде домашней музыкальной студии, но его идея давно растворилось в небытие. Помещение оставалось бесхозным, а пыль здесь обволокла каждый сантиметр, что добавляло пыточной эстетики для чистоплюя Ацеля.

– И как это понимать? – насел пришелец на вошедшего Эдварда с обвинениями. – Освободи меня!

– Прости, но не могу!

Эдвард нашёл большую коробку с журналами о супергероях, которые когда-то коллекционировал, пододвинул её к окну, и уместился на неё сверху как на стул.

– Почему я в наручниках?

– Потому что ты преступник, а преступники должны быть в наручниках.

– Где ты их вообще достал?! И почему они… розовые?

Эдвард убрал волосы за ухо, неловко вздыхая:

– Это наручники миссис Уоткинс. Даже знать не хочу, откуда они у нее!

– Я так понимаю переубеждать тебя в том, что я не злодей – смысла нету?

– Верно. – Эдвард опер голову на кулак, щурясь, будто его одолевала сильнейшая мигрень. – Ты убил профессора Нортона. И угрожал мисс Феннис.

Ацель отмолчался, что заставило Эдварда выпустить раздосадованный вздох.

– Признаешь свою вину?

– Это тебя твои новые друзья попросили устроить мне допрос? – язвительно хмыкнул пришелец, повиснув на наручниках, точно убитый.

– Да, но я сам заинтересован в том, чтобы узнать правду.

– Хм, тогда готовь пыточные инструменты, Эдвард.

– Это ещё зачем?

– Затем, что я скажу тебе правду только под пытками. Что, Эдвард? – сверкнул мерзкой усмешкой Ацель. – Первый раз? Ну ничего-ничего, рано или поздно все через это проходят.

– Ну у тебя и шуточки, конечно, – не оценил юмора тот. – Как думаешь, почему ты в моём доме?

– Потому что на тебя свалили всю грязную работу, а ты по доброте душевной не смог сказать «нет»?

Эдвард понимал, что все высказывания Ацеля – замаскированная под сарказм голая ярость. Потому на вопрос он ответил серьёзно – специально, чтобы не проминаться под злословные речи, призванные задеть его за живое:

– А вот и нет. Я сам попросил об этом мистера Дэвисона.

– Мистера Дэвисона? – с омерзением на лице переспросил тот.

– Адам Дэвисон – имя агента «Терра», которому ты проиграл.

– Но ты ведь в курсе, что это фальшивое имя?

– Уж лучше фальшивое имя, чем фальшивая дружба.

От этой реплики Ацеля сразил смех.

– Как трогательно! Какой же я подлец! Не оправдал твоих ожиданий. Даже интересно, какая будет твоя первая пытка для меня?

– Ты сбил меня с мысли. – Эдвард снова завздыхал.

– О, ну прости!

– Я решился присматривать за тобой, как раз потому, что не хочу, чтобы тебе делали больно.

– Как жаль! А я бы подсказал тебе пару-тройку способов разговорить меня. Как насчёт линчевания? Думаю, я расколюсь уже после третьего куска плоти, что ты отсечешь от меня. Сэкономлю твоё время. Может передумаешь?

Эдвард провёл ладонью по лицу, стараясь стоически вынести излившийся на него бред. Это превращалось в настоящее испытание. От сцен насилия, которые продолжал живописать во всех подробностях Ацель, нервы юноши в конечном счёте сдали.

– Я вижу ты не настроен на конструктивный диалог! – воскликнул он весь на взводе. – Что ж, предоставлю тебе возможность побыть наедине со своими бредовыми фантазиями и угомониться. У нас ещё есть время до вечера!

– А? И что будет вечером?

– Вечером придёт мистер Дэвисон.

– О-о-о, мой мучитель! Как здорово!

– Никто не будет тебя мучить, Ацель! – вспылил Эдвард, стреляя горящим взглядом на пришельца, чья клоунада уже ни шла ни в какие рамки. – Но твоя судьба напрямую зависит от того, готов ли ты сотрудничать с ним. Поэтому, будь добр, прекрати строить из себя клоуна и посиди поразмышляй над своим поведением.

Эдвард с достоинством покинул комнату, а дверь запер на ключ. За сегодняшнее утро он вздыхал больше, чем за всю предыдущую жизнь. Вот и сейчас с его губ сорвалась бессловесная досада.

Измученный и усталый он спустился на кухню, чтобы заварить кофе. Пил он его очень редко, сугубо в те дни, когда мозги совсем не выдерживали, но их всё равно надо было как-то включать.

Распивая горький напиток (молока, чтобы разбавить горечь в холодильнике не отыскалось), Эдвард сочинял отмазку, которую скажет своему начальнику, чтобы не выйти на работу. Директор магазина хоть и был мужичком сердобольным, почитающим добросовестный труд и усердие, в чем никогда не разочаровывал юноша, но он также был строг, требователен и неимоверно криклив.

Весь этот час, затраченный на рутину, Ацель гремел батареей и причитал о своих страданиях, а когда на те не отвечали – начинал браниться как черт. У Эдварда от его проклятий завяли уши.

Он несколько раз заглядывал в комнату, если там хоть ненадолго взрастала тишина, но каждый раз встречался с одним и тем же: Ацель просил его освободить, а получая отказ – впадал в буйство.

Эдвард даже пытался раздобрить пришельца едой, но тот просто-напросто зафутболил ногой поднос, опрокинув тарелку с супом и зачинив бардак по всей комнате. Мясной бульон стекал по обоям жирными каплями, которые вряд ли когда-то ототрутся, а осколки разметало по углам так, что Эдвард потратил уйму времени на их сбор. Делать это под издевательскую ухмылку Ацеля было отвратительно!

Единожды пришелец сам позвал Эдварда в комнату – ему приспичило справить нужду. Но пластмассовое ведерко его, конечно же, не удовлетворило.

– И как я по-твоему буду это делать? – вякнул он, униженный такой необходительностью со стороны Эдварда.

– Как хочешь! – Эдвард хмыкнул и ушел, довольный, что хоть чем-то сумел задеть Ацеля.

Так, в криках и громыханиях, прошла половина дня. Эдвард уже жалел, что взял на себя такую ношу. Он хотел, чтобы Ацель сознался во всем по-хорошему, в душе желая оправдать его, потому что не мог выкинуть из своей жизни свою дружбу с ним.

К четырём часам дня, прикорнувший в кресле Эдвард, как это ни странно, проснулся из-за тишины, которая проникала во всё окружающее подобно долгожданному штилю после нескончаемого шторма.

Эдвард поднялся проверить – всё ли хорошо с Ацелем, и нашел того без движения. Однако пришелец не умер и не спал, потому что среагировал на шаги измененным дыханием.

– Эдвард, – хрипло и тихо произнёс он – контрастирующе для привычного ему тона, – сделай мне одолжение. Пожалуйста.

Если бы не жалостливое «пожалуйста» в конце, Эдвард может быть и не воспринял бы его серьезно.

– Тебе нехорошо? – забеспокоился он.

– Что за вопрос! – уныло и малоэмоционально воскликнул Ацель. – У меня затекли руки, я в пыльной комнате, униженный и никому ненужный, а через час-другой остатки моего достоинства выбьет из меня мой злейший враг!

Эдвард закатил глаза:

– Ладно, не драматизируй, что тебе нужно?

– В моей поясной сумке лежит раствор для инъекций – жидкость бирюзового цвета. Достань её пожалуйста и набери в шприц, та коробка со шприцами ещё при тебе?

– Ты хочешь, чтобы я сделал тебе укол?

– Да.

Поскольку голос Ацеля шуток не предполагал, Эдвард тоже отнёсся к заданию ответственно. Он приготовил инъекцию, сам дивясь тому, как легко это стало у него получаться, и с полным непрозрачного раствора шприцом возвратился в комнату.

– И куда колоть?

– Неважно.

– Тогда в руку. – Эдвард закатал Ацелю рукав, продезинфицировал спиртом место укола, и в последнюю секунду спросил: – Это какое-то лекарство?

– Это яд.

Эдвард отпрянул назад, роняя шприц на пол.

– Ты хотел, чтобы я тебя… убил?! Ты в своём уме? – завосклицал он, хватая воздух ртом в удушающем ужасе. С трепыхающимся в груди сердцем, немеющими руками, Эдвард закрыл шприц колпачком и отложил его на коробку, чтобы не нарваться на иглу. Слезоточащими глазами он смерил безразличного Ацеля:

– Зачем ты так со мной? Мы же были друзьями!

– Друзьями? – Из-за того, что пришелец цедил слова сквозь зубы, казалось, что он не говорит, а рычит. – Я просто использовал тебя, вот и всё! Ты тряпка, Эдвард, и я вытер об тебя ноги!

Эдвард не мог отойти от шока.

– Но как же… Почему ты тогда… заступился за меня в колледже?

– Я купил твоё доверие, чтобы тобой было проще манипулировать. Я думал, ты это уже понял.

Эдвард поднялся и, безмолвствуя, зашатался к выходу, но до двери не дошёл. Отвернувшись, чтобы обмакнуть слезы рукавом, он почему-то издал смешок. Для Ацеля эта реакция была такой неочевидной, что он вскинул на Эдварда взгляд негодования.

– Ты такой же, как все, Ацель, – обвинил тот его, оглянувшись, чтобы всмотреться в бессовестное лицо пришельца. Сквозь свою трагедию Эдвард выглядел по-настоящему разъяренным. Ацель будто впадал в опалу последнего того светлого, что было при нём. Он и не предполагал, что милостивые и добрые глаза Эдварда могут раскалиться так, чтобы прожечь в его сердце кровавую рану. Ацель слушал правду о себе, и в словах не находился.

– И как я мог быть таким идиотом? – Эдвард усмехнулся – болезненно и мрачно, а затем голос его треснул от гнева. – С чего вдруг я решил, что ты лучше других? Что ты в самом деле захочешь быть моим другом? Всем всегда от меня что-то надо! Почему в мире живут одни эгоисты, а, Ацель? Почему нельзя быть хотя бы чуточку благодарным за то, что люди делают для тебя? Почему я твою доброту ценю, а ты мою нет? Почему я готов защищать тебя перед законом, зная, что ты виновен по всем пунктам, лишь за то, что ты однажды был – как я верил – добр ко мне? А ты не можешь просто взять и обсудить всё по-человечески, без кривляний и драмы! Ты даже не пытаешься себя оправдать! Да что, черт побери, с тобой не так, Ацель? Кто ты такой? Ради чего ты живёшь? Какой смысл в твоей жизни? Быть мудаком ради того, чтобы быть мудаком?

– Эдвард…

– Заткнись! Умоляю, заткнись! Все твои слова – пустой звук! И знаешь что? – Эдвард едва не скрутил дверную ручку, вцепившись в неё всей пятерней. – Иди ты к чёрту, Ацель!

Он вымахнул из комнаты, не удручая себя тем, чтобы затворить дверь. В любом случае, его руками ключ вряд ли бы вообще вошёл в замочную скважину.

Со шприцом яда Эдварда повлекло на кухню. Там он оголил себе предплечье, наметившись иглой в свою исполосованную шрамами кожу. Он пристроился один раз, второй, будто в поиске лучшей позиции, но в реальности – отводил так от себя смерть. Поняв, что сделать этого с собой не сможет, обозленный на весь мир Эдвард закричал, сметая со стола всё, что было.

Ацель сидел в своей комнате, слушая, как в криках бьётся посуда, и не мог полноценно ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Но принявшая на себя удар домашняя утварь не смогла усмирить урагана чувств, и Эдвард потянулся к коробке с лабораторными принадлежностями Ацеля, собираясь выместить злость на том, что пришелец так сильно любил. Он стиснул ножку микроскопа, с жаром замахнулся, но на том и обмяк. Злость сменилась горечью обиды, горестью неоправдавшихся надежд, обваливающихся на него, как карточный домик. Спрятав лицо в ладонях, Эдвард беззвучно заплакал на полу.

Где-то через пол часа Ацель позвал его, прося принести ему воды. Как бы не был обижен Эдвард, за водой он сходил.

– Может поднесешь поближе? – испуганно улыбнулся Ацель, когда стакан был равнодушно возложен чуть ли не в метре от него.

Эдвард, не производя ни звука, подобрал стакан и, во имя мести, опорожнил его пришельцу на голову.

– Достаточно близко?

Ацеля передернуло от неожиданно морозного прикосновения кубика льда, кольнувшего за шиворотом рубашки.

– Что ж, я заслужил, – промолвил он, позволяя студеным каплям течь, куда заблагорассудится. – Постой.

Эдвард, вознамерившийся уйти, резко замер.

– Мне не нужна была вода, – сознался Ацель. – Это был предлог, чтобы ты пришёл. Я хочу поговорить с тобой, Эдвард.

– М, а я не хочу.

Ацеля встрепенул дребезжащий звук поворачивающейся дверной ручки.

– Я… я заступился за тебя, потому что… – Он запинался, боясь сказать что-то неправильно, – потому что… ты напомнил мне меня, когда я был юн. – Отдышавшись, Ацель уставился на Эдварда, обольщаясь на добрый ответ.

Но Эдвард только пренебрежительно хмыкнул:

– Оставь свои сказки для другого дурака, Ацель.

Дверь скрипнула, и для пришельца это был приговор.

– Сними с меня очки! – воскликнул он. – Я покажу тебе кое-что. Может быть после этого ты захочешь меня выслушать. – Ацель довершил мысль спокойнее, будто выдохшись, поскольку цель его была достигнута – Эдвард смотрел на него глазами, в коих взыграло острое любопытство.

После коротких раздумий, Эдвард уселся подле прикованного к батарее Ацеля, простирая руку к чёрным стёклам очков, в отражении которых видел себя и свой необоримый страх перед тайной. Сердце его подпрыгнуло, когда Ацель отвернул лицо, будто и сам страшился раскрытия.

– Прости, – на всякий случай извинился Эдвард и снял очки с переносицы пришельца, чувствуя сокровенность момента. Явившееся взору, заставило его осесть на пол – глаза Ацеля были мутными как снег. – Ты…слепой…

– Не… не надевай очки! – предугадал тот желание Эдварда. – Ослепнешь.

Эдвард протяжно выдохнул, будто держал в руках бомбу, которая могла взорваться от резкого движения.

– Эти очки – высокотехнологичная разработка народа Виса, – пояснил Ацель на позитивных тонах.

– Виса?

– Это такая планета. В моей галактике.

– Как они… работают?

– Концентрируют свет на линзах и проецируют его на сетчатку глаза. Благодаря ним я различаю формы и немного цвета. А ещё вижу одинаково хорошо в темноте и при свете дня! В каком-то смысле эти очки, эм-м, мои «наружные глаза»? Не, паршиво звучит. Забудь.

Наблюдать лицо Ацеля, неприкрытое непроницаемыми стёклами, было странно. Без них он выглядел не столь круто и мрачно, но Эдварду так даже больше нравилось.

– Почему ты мне показываешь… это?

Ацель ответил провинившимся смешком:

– Это знак того, что я доверяю тебе, Эдвард.

– С чего это вдруг?

– Не думаю, что я вообще заслуживаю друга, и уж тем более – такого, как ты, но… – Ацель повесил голову, отвлечённый своими сомнениями.

Эдвард подтолкнул его к мысли:

– Но? …

– Но я хочу попытаться.