Читать книгу: «Дети своих матерей», страница 2

ГЛАВА 4

Профессиональная хватка и пойманный гиперфокус сделали свое дело: Вера успешно презентовала проект «Гуру-трип» и обсуждала с Артемом последние приготовления.

– Темыч, ну мы все продумали, как считаешь? Так, давай еще раз: сколько нас? Все верят, все хотят и на все согласны?

– Нас двенадцать, все мечтают, – рассмеялся Артем. – Я тебе больше скажу: мне вчера звонил Волков и просил еще одно местечко для, так скажем, подруги его подруги…

– Господи, я так и знала, что шалав своих берут… А ты что?

– Двенадцатая. Почему мы должны упускать лишнюю сотку?

– Ладно, плевать, всех повезем. Главное, чтобы не сорвалось с гуру и он нас не выставил за дверь – таких радостных мечтателей.

Через неделю представители топ-менеджмента одной из крупнейших инвестиционных компаний Москвы, как пионеры, стояли на паспортном контроле в Шереметьево. Женщин было практически в два раза больше, чем мужчин, и отличие их по предназначению происходило путем наличия каблуков. Жены выглядели дорого и просто, «ассистенты» – дорого и на каблуках. Но все были исключительно верующие и стремящиеся к просветлению.

Шестичасовой перелет до Дели прошел на удивление спокойно. Бизнес-класс вел великосветские беседы, эконом на каблуках выразительно вышагивал по салону.

Поездка, конечно же, не состоялась бы без участия Марии – одноклассницы Артема, которая подгадала даты так называемого даршана с проверенным гуру и лично отправилась вместе с группой в путешествие. Вера продолжала глумиться над идеей, считая все это сплошным весельем и не более. Но Маша, на момент поездки ставшая уже ее хорошей знакомой, на все язвительные высказывания только улыбалась в ответ. И правда, создавалось впечатление, что эта девушка знала что-то большее, чем другие, а гармония ее души с окружающим миром достигла поистине совершенства.

– Маш, ну вот приедем мы – и куда, и чего? – словно сериал, слушала рассказы Маши Вера.

– Куда захотите. Они могут вообще не выходить из своих комнат, могут гулять дни и ночи. Там такая природа…

– Нет, нет, они заплатили за гуру, поверь, – веселилась Вера.

– Верунь, не парься, они сами все поймут, куда им надо… И ты.

– Я?! Не смеши меня, – в голос засмеялась Вера. На мгновение даже показалось, что слишком нарочито – дескать, она-то уж точно к этой секте никакого отношения не имеет.

– Я совершенно серьезно. Вон Артемку спроси, он тоже не верил сначала.

Артем сидел в наушниках и просматривал в очередной раз «Волка в Уолстрит».

Самолет прилетел без задержек. Буквально у трапа гостей ждал автобус, на котором им предстояло добраться до города Харидвара, где их ждали все удобства священного места – ашрама Шантикундж.

Спартанские условия, которые, в принципе, были оговорены «на берегу», все равно повергли в шок большинство новых постояльцев. График подачи горячей воды и отсутствие ресторанов слегка выбило из колеи даже «эконом на каблуках».

Вера ловко привела в сознание участников трипа, раздав всем кипятильники и объявив отбой, поскольку на завтра запланирован ранний подъем на ягью. По напряженным взглядам прибывших Вера поняла, что надо пояснить, что такое ягья.

– Уважаемые гости, ягья – это ведическая церемония с огнем, которая проводится в ашраме каждое утро. По отзывам, мероприятие оказывает поразительно влияние —излечивает болезни физического тела, позволяет избавиться от вредных привычек и способствует повышению вибраций.

Все выдохнули и разбрелись по своим экзотическим коморкам с не менее экзотическими кипятильниками в руках.

***

Ашрам просыпался в четыре часа. Утро начиналось с гаятри-мантры, транслируемой по радио. Несмотря на то что было объявлено, что чтение гаятри-мантры – дело добровольное, все новоиспеченные ретритеры вышли на построение без каких-либо уговоров. Важную роль играл личный интерес каждого, московское однообразие и офисные застенки диктовали настроение: души прибывших рвались во что-то новое, свежее и интересное. Даже Вера без организационной суеты и начальнических замашек встала в ряд вместе со своими туристами, неожиданно почувствовав себя участником организованного ею же самой мероприятия. В течение десяти минут толпа была распределена на небольшие группы и отправлена на различные практики: кто – на аюрведическое очищение панчакарму, кто – на чтение мантры.

Вера, не сдержав свою профессиональную привычку все контролировать, попыталась дополнительно помочь местному работнику в распределении подопечных по активностям, но в тот же момент почувствовала, как кто-то взял ее за руку и резко начал тянуть в противоположную сторону, словно настойчиво пытаясь выдернуть из начавшейся суеты. Вера обернулась и увидела, что за руку ее держит Мария и решительным шагом направляется вместе с ней в неизвестном направлении.

– Погоди, Маш! Куда ты меня тянешь? – искренне удивилась Вера.

– Идем-идем. Тебе туда…

Маша завела Веру в помещение, заполненное людьми. Зайдя туда, Вера замедлилась. Она была похожа на Алису, попавшую в Страну чудес, завороженно разглядывавшую окрестности.

Вера не заметила, как очутилась возле гуру. Колени сами подогнулись, и она села напротив улыбающегося мужчины лет сорока. Он положил свою руку ей на голову и устремил свой пронизывающий взгляд как будто сквозь нее. Голубые, даже прозрачные глаза гуру проникали в Веру, словно невидимый луч солнца, но совсем не обжигающий – он был теплым и умиротворяющим. По всему ее телу разлилось ощущение тепла, несравнимое ни с чем. Вере казалось, что она даже когда-то ощущала подобное, вроде бы, в детстве, при каком-то самом счастливом событии. Она не могла отвести взгляд от человека, совершенно ей незнакомого, но такого близкого и притягательного. На миг Вере даже показалось, что он – это только плод ее воображения. Она пребывала в каком-то нереалистичном состоянии: то ли это был сон, то ли временное помутнение разума.

Голова Веры слегка закружилась, казалось, что обморок близок, но она все еще никак не могла оторваться от совершенно магнетического взгляда гуру. Несмотря на странное, почти трансовое состояние, Вера была максимально расслаблена, но слегка утомлена этим неведомым ощущением, однако ей хотелось, чтобы это длилось как можно дольше.

– Ты потеряешь самое дорогое, – тихим ласковым голосом наконец заговорил гуру, – но следом обретешь главное. Тебя ждет кармическая потеря. Ты не должна долго оплакивать ее…

Гуру убрал свою руку с Вериной головы, снова улыбнулся и закрыл глаза.

У Веры онемели ноги. Она оказалась не в состоянии подняться сама – ей помогли встать и буквально перенесли недалеко от места духовного слияния с необъяснимой сущностью. Ей показалось, что это был вовсе не человек. Он то растворялся, то появлялся снова. Голос гуру был словно удар металлической палочки по стеклянному шару, и это сводило Веру с ума. Несколько минут она позволяла себе прийти в себя, потом молча встала и вышла из зала. Внезапный жар хлынул к ее лицу.

Вера вышла из ашрама и, слегка пошатываясь, пошла, куда повели ноги. Через некоторое время она рухнула на небольшую лужайку возле местного фонтана. Его шум и свежесть вернули ее сознание в реальность.

– Потеряю самое дорогое, – начала вслух сама с собой рассуждать Вера. – Что у меня самое дорогое… Ну, семья. Как я могу ее потерять? Автокатастрофа? Они не ездят вместе. Ладно. Ну, а как благодаря потере этого чего-то самого дорогого я обрету главное? Какое, к черту, главное? Что для меня вообще главное?! Блин, сейчас главное, – чтобы еще кого-то из моих так же не торкнуло после этого гуру! – Вера резко поднялась и, почувствовав, что пока еще не до конца пришла в себя, снова села. – Машка затащила. На черта?! Я что, просила, что ли? Я сюда людей везла, а не себя. Бред… Какой бред, Боже мой!

Вера сжимала руками раскрасневшиеся щеки, терла лоб, нос. Жар снова и снова охватывал ее лицо и тело.

– Температура, что ли, поднялась? Господи, бред-бред-бред!

Она встала, зажмурилась несколько раз, сильно потерла лицо ладонями и потихоньку побрела до своего номера.

ГЛАВА 5

Путешествие было закончено, и Вера была рада вернуться домой аккурат к ужину. Несмотря на радость от ее возвращения, на лицах родственников было заметно явное напряжение.

– Дочуля! – бросилась обнимать Веру мама.

– Приветики! – скидывая обувь, рванула к столу Вера.

– Руки помой, – наставнически сказала Марина.

– А что у вас тут произошло, пока меня не было? Почему такие озабоченные лица?

– Папу отправили на пенсию… Сокращения – и папа попал под раздачу, – не сильно углубляясь в подробности проблемы, ответила мама.

Она вообще всегда была самым позитивным человеком в семье. Все проблемы и неразгадываемые ребусы судьбы мама проходила с легкой улыбкой. Она считала, что депрессия – учесть незанятого человека, поэтому вся квартира была увешана ее картинами, расшитыми бисером, на диване лежало множество вышитых крестиком подушек, а в холодильнике всегда был представлен ассортимент из замысловатых десертов. Мама была главным связующим звеном семьи. Особенная близость была у нее с Верой. Казалось, что мама – это ее единственный источник силы, точка опоры. В свои тридцать лет Вере все еще хотелось укутаться в мамины объятия и заснуть сладким беззаботным сном.

– Так тебе давно пора было на пенсию, поэтому я ничего особенно страшного в этом событии не вижу. Ой, ладно, всем спокойной ночи!

– Ну, я тоже, в принципе. Пап, ты что-то нагнал суеты. Спокойной ночи! – Марина встала изо стола и вслед на Верой вышла из кухни, но тут же была ею перехвачена. Вера впихнула ее в ванную комнату и включила воду, чтобы их разговор не могли услышать за дверью.

– Ты слышала мамину речь? – прошептала Вера.

– В смысле?

– Мама разговаривает, словно у нее заплетается язык. Это что?

– Не знаю, не замечала. Ну, вернее, она и раньше так периодически разговаривала. Ты чего панику на пустом месте поднимаешь? Иди спать ложись! Приехала – и тут же на уши всех поднять решила? – Марина отпихнула Веру и раздраженно вышла из ванной.

Вера повернулась к зеркалу и уставилась на свое отражение. «Видимо, и правда очень устала… – подумала она и приятно освежила холодной водой свое лицо. – Потеряю самое дорогое… Самое дорогое…» Вера резко подняла лицо над раковиной и сильно дернула головой, словно хотела вытрясти из нее дурацкие глубоко засевшие воспоминания и мысли.

– Блин! Уйди, зараза! – Она вышла из ванной, раздраженно хлопнув дверью.

В комнате ее ждал прежний творческий беспорядок. Уютно пахло масляной краской, милые душе картины стояли, словно слайды, в коробке, ожидая просмотра. Вера переоделась в свою любимую муслиновую пижаму, упала на кровать и крепко уснула.

Через мгновение она полетела. Вера увидела перед собой сильно размытый образ какого-то человека. Не было четкости его лица, но было понятно, что он улыбался и приближался к Вере все быстрее. Вдруг она ощутила, как он аккуратно взял ее за руки и приподнял, словно подхватив ветром, а где-то рядом послышался звук, похожий на похлопывание крыльев птиц. Они медленно закружились, как будто танцуя в воздухе вальс.

Веру окутал туман, но очень приятный и теплый, а шелк платья, в котором она неожиданно для себя оказалась, нежно обнимал ее тело. Она летела с закрытыми глазами, ощущая безмерное счастье и безусловный покой. Не было ни тревоги, ни страха. Но в следующую секунду Вера проснулась от того, что резко вскочила на своей постели.

Она была напряжена как натянутая струна, но в то же время, словно маленький ребенок, стояла в пижаме на кровати и испуганно учащенно дышала. К лицу прилила кровь, щеки стали алыми, а сердце явно планировало вырваться наружу. Немного успокоившись, Вера села на скомканное одеяло и снова по-детски обняла колени руками. Она опять вспомнила Индию и гуру, потому что ее состояние напоминало именно то, которое было после встречи с ним.

Но сон был вовсе не про это. Человек во сне был совсем другим: отстраненным, но одновременно очень близким и родным. Он явно не пытался донести до нее никакой информации. Но, несмотря на это, Вере почему-то захотелось вслух произнести: «Спасибо…» За что и почему, она и сама не поняла – просто почувствовала, что хочет поблагодарить и все.

Вера еще немного посидела, свернувшись в комочек, в тишине, а потом спокойно вернулась на свою любимую подушку и вновь уснула.

ГЛАВА 6

Выходной день ознаменовался для всей семьи походом в любимое кафе на завтрак.

– Ой, как мне нравится! – сказала мама.

Легкий прищур маминых глаз выдавал ее искреннюю радость и удовольствие. Она всегда разговаривала глазами. Зайдя домой и взглянув маме в глаза, можно было даже не спрашивать, как дела – ясность приходила моментально. В семье все считали, что мамина жизнь была очень счастливой, спокойной. Мама была настоящей женщиной: мягкой, сговорчивой. Она точно была залюбленной женой. Однако глубокая борозда между ее бровями как бы намекала об обратном.

Никто из родственников никогда не задумывался о том, что мама была тем самым «пунктом приема» всех семейных невзгод. Ее сострадание было безгранично и всеобъемлюще, всепринимающе. Никто, совершенно никто в семье не замечал, что первым человеком, к которому приходили плакать, была она. Всегда было разрешено прибежать как маме, когда больно, страшно. Мама успокоит и поймет, мама примет на себя и отдаст тепло – это ведь так естественно. Она ведь мама…

– Мусенька, кофейку? – рассмеялся папа, который каждый день говорил эти слова маме на кухне по утрам.

– Спокойно! Сегодня утро начинаем с просекко! – торжественно заявила Вера.

– Чего?! Разошлась… – Марина уже привычно посмотрела на Веру с вызовом.

– Сегодня отмечаем папину свободу! Папулик, жизнь только начинается! Спокойная, уютная, под маминым крылышком. Теперь наконец будете путешествовать! Спать до обеда. Оба ваших проекта завершены…

– В смысле, какие два проекта? – прервал Веру папа.

– Ну, мы с Маринкой.

Все рассмеялись.

– Нет, дочуля, уж извини, но пока мы тебя замуж не выдадим, проект закрытым считаться не будет, – весело, но с небольшим затруднением проговорила мама.

– Мам, ты язык не прикусывала? – снова обратила внимание на невнятную мамину речь Вера.

– Нет, а что? Да, я тоже заметила, что немного стал плоховато ворочаться мой язык, и иногда меня это раздражает.

– Это всегда? Давно?

– Нет, не всегда. Иногда меньше, иногда больше. Вот не пойму, что такое.

– А как твоя нога? Ты вчера, кстати, вообще хромала, между прочим! – не унималась Вера.

– Да нога-то ладно, я же на физиопроцедуры хожу, и вроде лучше. Я ж второй месяц пешком хожу на наш этаж, надоели уже эти ремонтники, никак лифт не починят.

– Да, я уже написала жалобу в префектуру! – деловито сказала Марина. – Окей! Давайте тихонечко чокнемся, дабы не смущать окружающих. Папулик, мамулик, мы вас любим, теперь мы о вас будем заботиться! Памперсы менять…

– Нет уж, спасибо, давайте без них, – засмеялся папа.

***

Вечером того же дня Вера уютно расположилась у себя в комнате и приступила к новой картине. Задумка давно кружила рядом и требовала воплощения. Море, взволнованное море – мазки дерзко наслаивались друг на друга, являя собой жизнь на тканом холсте. Вера была словно в экстазе: казалось, что она пишет книгу, а не картину. Сосредоточенное лицо передавало всю экспрессию, а все ее тело будто было подвластно душе и управляемо внутренним голосом. Последний мазок выбил мастихин из Вериной руки, словно холст попросил пощады.

– Ни фига себе! – в комнату к Вере зашла Марина. – Крутотень! Ну, а эту-то? Тоже в стол?! – высказала предположение Марина.

– А кому ее? Это просто эмоции выплеснулись… В общем, послушай. В понедельник я записываю маму к неврологу. Не нравится мне вся эта история с ее невнятной речью.

– Давай. Хотя я думаю, это старческое. Вспомни, как баба Паня медленно разговаривала.

– Ну, маман-то еще не старая. Ладно, ты мне скажи, а ты не помнишь, где альбом предков свадебный?

– Ты опять?!– засмеялась Марина. – Давно ты не мечтала, давно. Я уж думала все, детство кончилось, а ты все о прынце мечтаешь. Такая любовь, как у них, – редкость! Пойди найди! Ты вон вся в работе, картинах, да и тридцатник уже, а все принц, принц…

– Ой, иди уже! У тебя, кстати, с Ленькой, насколько я помню, тоже любовь неземная была. Нашла же? Я что, хуже тебя, что ли? Мне просто пока не надо, он и не находится. Вернее, я не ищу. Ой, все! Отвали!

– Вот именно! Не надо ей… Ты пойми: мы с мамой замуж выскочили, когда нам по восемнадцать было, по чистой юной любви, были по-настоящему за мужем – ну, мама и сейчас, слава Богу. А тебе уже тридцать лет, Вера, тридцать! Планочку-то уже завысила донельзя! Тетка взрослая, а ведешь себя, как ребенок: биполярочка уже, ку-ку. Со свидания приходишь – и за альбом истерично хватаешься. Мечтательница с претензией. Живи своей взрослой жизнью, не девочка уже! На кухне альбом, под книгами.

Вера сорвалась на кухню, схватила фотографии и понеслась обратно к себе. Закуталась в плед, включила торшер и медленно открыла родительский свадебный альбом. Она проводила пальцами по запечатленным улыбкам родителей, улыбаясь сама. Вера вспоминала рассказы папы о том, как он, войдя в аудиторию университета, увидел маму, стоящую на стуле и тянущуюся за чем-то на верхней полке стеллажа. И о том, как ему пришлось выкинуть купленный в студенческой столовой пирожок из-за того, что он лишился аппетита от волнения. Вера помнила каждую историю в мельчайших подробностях, потому что рассказывали их ей миллион раз, а она просила вновь и вновь.

– Пойди найди сейчас такую любовь… – задумчиво сказала Вера.

ГЛАВА 7

Утро выдалось тревожным. Домой не пришел ночевать Митя.

Дмитрий, благодаря снисхождению судьбы и маминым связям, учился в институте. Ребенком Дима не отличался особыми способностями от других детей. К моменту окончания школы в память о Мите у учителей остались только дырявые парты, расковырянные им от скуки на уроках. Тщетные поиски талантов у сына вынудили Марину дать сыну возможность самому определиться со своим профессиональным направлением в жизни. Все понимали, что парню сильно не хватает фундамента – отцовского слова.

Справляться с Митей становилось все труднее: недавно еще скромный мальчик вдруг превратился в дерзкого самовлюбленного типа. Никто, кроме Веры, даже не заикался о том, чтобы намекнуть Мите о собственном заработке. Все уповали на гены и повторяли: «Мальчику совершенно не в кого становиться лентяем и подлецом. Отец – герой, мать – трудяга». Даже залюбленная родителями Вера – и та на последних курсах института выходила в летние каникулы на подработку. Но инфантильный расслабленный Митя принципиально не желал перенимать семейную характерную черту. «А что? У нас все есть, я могу себе позволить…» – его любимая фраза, которую, слава богу, ни разу не слышал его дед, которому Дима до сих пор представлялся ищущим юнцом.

В последнее время стала заметна некая напряженность Мити. Его привычная затрудненная коммуникация с членами семьи переросла в полное ее отсутствие. Его путь в квартире начинался от входной двери и заканчивался дверью его комнаты – и точно так же, но в обратном порядке – на следующий день.

Ну, а в тот день дверь распахнулась с пресловутым скрипом, и не пороге показался Митя в совершенно непотребном виде.

– Митя! – бросилась навстречу сыну Марина. – Ты где был?! Почему ты не ночевал дома? Что с тобой вообще происходит?! – Она еле сдерживалась, чтобы не заплакать.

– Мам, все нормально. Дай пройти, – невнятно проговорил Митя. Было понятно, что самочувствие у него не очень и разговаривать он не готов.

– Нет, подожди! Расскажи мне, в конце концов, где ты постоянно пропадаешь! Мне из института звонили! Мить, ты сессию завалил. Тетя Валя сказала, что она не сможет тебя прикрыть, у тебя слишком много хвостов! Что ты собираешься делать?!

– Спать. Мам, ну дай пройти! – Митя оттолкнул Марину и направился по своему традиционному пути до комнаты.

Марина вернулась на кухню, где три пары глаз вопросительно смотрели на нее. Вера была зла, отец возмущен, мама расстроена.

– Ты что, не видишь, во что он превратился?!– начала Вера.

– Во что? Пока ничего не понятно, – фыркнула Марина.

– Марин, у него явно либо наркота, либо еще что-то! Очнись!

– Какая наркота?! Митя не наркоман! – Марина не выдержала и, глотая слезы, вышла из кухни.

– Верунь, ну не дави на нее! Ей и так тяжело, она одна его воспитывала, отца не было у Митюши-то, а дед как мог любил, но это ведь совсем другое, – с большим трудом выговорила некоторые слова мама.

– Так, ладно, сами пускай разбираются. Мам… завтра мы идем с тобой к неврологу!

***

Митя медленно передвигался по своей комнате, потирая лоб. Спотыкаясь о ковер, он поднимался и продолжал ходить, снова падал и поднимался. Через какое-то время его кружение по комнате наконец прервалось, и Митя подошел к окну. Он долго и пристально всматривался в сурово возвышающиеся напротив черные монастырские купола.

– Ну помоги? – прошептал Митя, сильно стиснув зубы. Его красные глаза еле сдерживали слезы, а лицо исказила гримаса отчаяния и боли. – Ты же всех нас любишь. Даже таких, как я. Помоги! Дай путь, дай выход! Где взять деньги, а? Ну, дай хотя бы намек, знак… Я не знаю, что там у тебя! Ты же видишь, как мне хреново. Дай, дай, дай! Возьми взамен что хочешь, вот прямо все, что хочешь! Отца ты у меня уже забрал. Почему, кстати? – Митя перешел на крик, но тут же осекся, испугавшись, что его услышат. – Почему? Для чего? Чтобы что?! Чтобы сделать меня сильнее? Маленького пацана, которому никто, кроме отца, не рассказал бы все самое важное и главное? Или чтобы мать сделать сильнее?! Да на фига ей эта сила?! Смотри, что вышло из этого? Я ничтожество, мать – самый несчастный человек. «Сильные» оба… – Митя медленно опустился на пол и лег, раскинув руки в стороны. – Знаешь, а я и свободой-то твоей не смог распорядиться правильно. Ты мне ее дал, а я не смог. Так зачем тогда все это? Может, ну ее, эту жизнь? А? Мать вот только жалко.

Он повернулся на бок и притянул к груди колени, словно пытаясь превратиться в маленького ребенка и вернуться в свое детство, где еще не нужно было ничего исправлять и на все, даже самые сложные вопросы существовали понятные ответы.