Когда разум против тела. О самых загадочных неврологических расстройствах, когда-либо поражавших человеческое тело

Подростков связывали и прижимали к земле. Выливали на них ведра с целебным зельем и молились за них.

Слушая, как люди рассказывают о сестре или друге, пострадавших от болезни, я видела, что она почти не вызывает стыда – по крайней мере, в этой группе. Они так свободно говорили об этом, зная, что я скорее всего сочту их истории странными, но все же старались сделать все возможное, чтобы я поняла: они не сумасшедшие и не чрезмерно суеверные. Все мои собеседники были образованными людьми, квалифицированными рабочими. Они зависели от западной медицины так же сильно, как и я. Гриси сикнис была для них обычным делом и легко уживалась с их более западным «я».

– Хотите? – Мария протянула мне пакетик с цинковой пылью.

– Нет, спасибо.

Я колебалась; я думала о том, какие последствия повлечет попытка сесть в самолет с мешком непонятного порошка. Мария прочитала выражение моего лица и рассмеялась:

– Все в порядке. Если вам он не нужен для гриси сикнис, можете постирать с ним одежду!

В тот вечер меня отвели в церковь и пригласили встать за кафедру, чтобы я рассказала о своей работе, что было для меня и честью, и шоком. Я не ожидала, что придется выступать на публике. Публика оказалась доброй и восприимчивой, и я старалась не демонстрировать своего атеизма.

После того как мы попрощались, я зашла в придорожный ресторан быстрого питания, где могла посидеть и обдумать все услышанное, наблюдая за жизнью Техаса. Потягивая кофе и делая пометки, я подумала о цинковой пыли и пожалела, что не взяла ее с собой. Упустив эту возможность, я вошла в Интернет и вместо этого заказала небольшой флакон духов Florida Water, которые уже ждали меня, когда я вернулась в Англию. Я так ими и не пользовалась. Я держу духи про запас до тех пор, пока не почувствую потребность в удаче и процветании, обещанных сайтом, где я их купила.

Во время моей поездки в Порт-Артур Марио сказал: «Мискито, если у них есть четыре истории, расскажут только три». Соматические (телесные) симптомы, вызванные психосоциальной причиной, имеют нечто общее с этим описанием. Симптомы рассказывают историю, но, хотя физические проявления могут быть очевидными, сложные факторы, которые их породили, не так легко увидеть. Мискито были радушными и приветливыми, готовыми отвечать на любые вопросы, но, чтобы исследовать проблему с научной точки зрения, я встретилась с доктором антропологии, которая специализировалась на гриси сикнис и написала диссертацию об этом заболевании. Одно время она жила в никарагуанской деревне, но по происхождению была итальянкой, а теперь работала в Париже, где я с ней и познакомилась.

Париж, конечно, глубоко связан с историей истерии. В XIX веке именно здесь невролог Жан-Мартен Шарко организовал свой «истерический цирк». Шарко потратил десятилетия, пытаясь понять психосоматические расстройства (тогда называемые истерией). Он проводил еженедельные лекции в больнице Сальпетриер, на которые приводил своих пациентов, чтобы продемонстрировать припадки и странное поведение, характерные для этого состояния. Его приходили послушать врачи, художники и представители общественности, в том числе Фрейд.

Я очень обрадовалась поводу вернуться в Париж, где когда-то жила: то был чудесный, но слишком короткий период. Я договорилась встретиться с доктором Маддаленой Канной в кофейне недалеко от Сальпетриера. Под перезвон чашек и воскресный шум машин она рассказала мне о времени, которое провела на Москитовом берегу, изучая гриси сикнис. Там она жила в местной семье и научилась говорить и писать на мискито. Она полностью погрузилась в общество и до сих пор сохранила тесные связи с тамошними жителями. В течение года семья, с которой она жила, собирала сообщения о гриси сикнис и возила ее в места новых вспышек болезни. Маддалена согласилась поделиться своим опытом, чтобы дать более объективное представление об этом состоянии. И в то же время ее рассказ был искренним, поскольку те, с кем она жила в Никарагуа, стали для нее второй семьей. Она даже усыновила ребенка из общины.

– Классификация болезней мискито очень сложна, – сказала она с самого начала. – Европейцы, которые слышат о демонах и духах, иногда предполагают, что мискито – какие-то первобытные люди. Это совсем не так. Часто они обладают проницательностью. В какой-то степени они контролируют это. Гриси сикнис – это способ избежать конфликта.

Комментарий Мадды о реакции посторонних на истории о демонах, безусловно, относился и ко мне. Впервые услышав о гриси сикнис, я назвала верования, окружающие болезнь, суевериями. Я выросла в католической Ирландии. На протяжении всего детства и вплоть до двадцати с небольшим лет я ходила на мессу каждое воскресенье и каждый день в период Великого поста. Моя мать заставляла нас вставать на колени по вечерам во время семейных молитв – правда, лишь в случае приступов набожности. Почему мы всегда ели рыбу по пятницам? По каким-то католическим причинам, которые я забыла. Став более независимой, я утратила веру, но, думаю, стоит отметить, что я никогда не называла духовные убеждения, в контексте которых меня воспитывали, суеверием.

Я начала с того, что спросила Мадду, как сообщество классифицировало это расстройство. Было ли это болезнью, психологическим расстройством или чем-то совершенно иным? В традиционной западной медицине категории имеют большое значение. Они определяют, к какому врачу вы пойдете. Они необходимы для протоколов лечения и исследований, а также для взимания платы с пациентов. Я все еще чувствовала необходимость вписать гриси сикнис в схему, которую усвоила при обучении.

– Я бы сказала, что по этому поводу нет единого мнения, – признала Мадда. – Большинство людей сказали бы, что это болезнь, но болезнь, вызванная духом. Многие называют этого духа «дуэнде». Объяснения, как и само состояние, очень изменчивы, но в целом болезнь рассматривается как биологическое расстройство, вызванное чем-то духовным. Это не значит, что нет тех, кто рассматривает ее как психологическое состояние, – конечно, есть. Это изменчивое состояние с большим количеством парадоксов. Я даже встречала человека, который сказал, что злой дух, вызвавший гриси сикнис, сам был психологом!

По словам Мадды, средний возраст начала заболевания – шестнадцать лет. Обычно оно развивается во время перехода от подросткового возраста к взрослой жизни. Филип Деннис был первым, кто написал об этом в 1981 году, но в текстах, датируемых XVII веком, описывается аналогичное состояние, хотя и с разными названиями и атрибутами. Я спросила Мадду, согласна ли она с Деннисом, который охарактеризовал это состояние как сексуально заряженное и возбуждающее.

– Это эротизированное состояние, вне всяких сомнений, – ответила она. Тем не менее она считала сказками сообщения о том, что пострадавшие были изнасилованы теми, кто преследовал их. – Рассказы сексуализированы, и злой дух, который нападает на людей, часто является соблазнителем. Но это часть образа расстройства, а не отражение реального события.

Персонализированные визуальные галлюцинации имеют основополагающее значение при гриси сикнис. В соответствии с темой соблазнения женщины часто видят привлекательного мужчину, а мужчины с большей вероятностью увидят желанную женщину-демона.

– Например, одна женщина сообщила, что видела красивого мужчину с мечом, идущего к ней, – объяснила Мадда. – Расстройство связано с конфликтом между моральными нормами общества и пробуждающейся сексуальностью. Желание рассматривается как дьявольская атака.

В сообществе мискито молодые девушки испытывают на себе повышенное внимание со стороны мужчин. Часто эти мужчины старше. Одну девочку-подростка могут принуждать к отношениям несколько мужчин.

Иногда интерес, который проявляют мужчины, является желанным и волнующим для девушки. Однако это резко противоречит моральным нормам сообщества, находящегося под сильным влиянием консервативных ветвей христианской церкви. Мужское внимание может вызывать у девушек ощущение угрозы или возбуждение, но они в любом случае не могут действовать в соответствии со своими чувствами.

Некоторые мужчины также использовали гриси сикнис для манипуляций: они говорили девушкам, что проклянут их и наградят этой болезнью, если те не согласятся на секс. В таких случаях фигура в галлюцинациях, которая приходила за девушкой, обычно принимала облик мужчины, прибегнувшего к колдовству. И конечно, это не только женское состояние. Мальчики иногда также становились жертвами соблазнителей – как правило, женщин.

– Быть затронутым гриси сикнис – значит быть привлекательным, – сказала Мадда. – Так что это волнующе, но в то же время смущает. Впрочем, речь идет не только о сексуальности, а о конфликте в целом. Одна девушка, которую я встретила, рассказала мне, что пришедший к ней дух принял образ ребенка. Эта девушка помогла другой при незаконном аборте. Гриси сикнис дала ей возможность выразить свои чувства по этому поводу. Это очень сложный процесс.

– Это клеймо позора? – спросила я. – Это постыдно – заболеть?

– Постыдно? – Она помолчала. – Немного. Это может значить, что ты слаб и поддался демону. Может быть, это означает, что у тебя был половой акт с демоном. Но является ли это клеймом позора? Нет.

Присутствие демона позволяет людям избежать клейма позора. Если все дело в воздействии духа, значит человек не сумасшедший.

В Европе или Северной Америке все было бы наоборот: там сообщение о том, что ты видел демона, считалось бы признаком проблемы с психическим здоровьем. Представители мискито, которых я встретила в Техасе, определенно не связывали это состояние с психическим расстройством. Они также дали несколько иную информацию по сравнению с той, которую я почерпнула в научной литературе.

– Симптомы очень изменчивы, – продолжила Мадда. – И существует много возможностей для передачи заболеваний от одного человека к другому.

Гриси сикнис очень заразна и формируется внушением и ожиданием. Заболевание может распространяться подобно лесному пожару. Особенно уязвимы школьники. Как правило, вспышка начинается с одного ребенка, а затем постепенно может пострадать почти вся школа. Мадда была свидетельницей одной такой вспышки.

– Это напоминало приступ паники, – сказала она. – Сначала сердце начинает биться очень быстро, затем они очень тяжело дышат, потом замирают. Говорят, это похоже на погружение в кошмар.

– Что делают в школах, когда подобное происходит?

– Обычно директор закрывает школу, а детей сдерживают.

И снова она отметила, какими волнующими были такие события. Конвульсивные движения имели сексуальный подтекст, и прохожие часто наблюдали за девушками, что делало гриси сикнис социальным зрелищем. Детей защищали их родственники. Обычно вызывали шамана, хотя в некоторых школах также приглашали врача и пастора.

Тип запрашиваемой помощи во многом зависел от того, что было доступно. Многие деревни мискито очень изолированы, что делает местного шамана единственным источником помощи. Когда я спросила Марио о деревне, в которой он вырос, он ответил, что во времена его детства там не было электричества. Оно появилось только в последние годы, что имело как плюсы, так и минусы. Марио сказал: «Когда люди рассказывали нам о мире электричества, они забыли упомянуть о счетах за него». Аналогичным образом появление современной медицины принесло с собой и преимущества, и проблемы, что привело к перетягиванию каната между новыми и традиционными методами. Поскольку западная медицина обычно считается более развитой как во всем мире, так и в сообществе мискито, некоторые больные гриси сикнис предпочитают посещать врача, а не шамана, если такая возможность доступна. Но в больнице их лечат бензодиазепинами, а иногда даже лекарствами от эпилепсии. Эти методы лечения не работают, тогда как шаманские приемы в значительной степени успешны.

– Более того, если делать инъекции в больнице, припадки могут усилиться, – сказала Мадда. – Инъекция рассматривается как проникновение и ассоциируется с половым актом. Люди носят амулеты, чтобы защитить себя от демонов, и верят, что укол иглой разрушает силу амулета и может даже убить человека.

С другой стороны, традиционные методы лечения оказались очень успешными в лечении гриси сикнис. Подавляющему большинству больных становится лучше. У некоторых развиваются хронические или рецидивирующие симптомы, но это редкость. Продолжающаяся зависимость от народной медицины привела к тому, что местным больницам пришлось искать способы совместить старые и новые методы лечения. Фактически законодательство Никарагуа требует включения культурных концепций болезни в модели здравоохранения и поощряет сотрудничество между целителями и практикующими биомедицинскими специалистами. Люди доверяют шаманам, и их вмешательство работает. Как выразилась Мадда, «лечение шамана символично. Это действительно психологическое вмешательство, и оно работает лучше, чем бензодиазепин».

На гриси сикнис влияют истории, рассказываемые о ней. Во время пребывания в общине мискито Мадда тоже стала частью такой истории. В первые дни, спрашивая людей об этом состоянии, она обнаружила, что некоторые неохотно описывают свой опыт в деталях. Ей пришла в голову идея попросить их нарисовать картинку, представляющую пережитое. Сначала они сопротивлялись: мол, изображения дуэнде обладают магическими свойствами и могут заразить других людей. Тем не менее некоторые согласились, и однажды мать заметила, что рисунок помог изгнать демона из ее ребенка. Это открытие заставило Мадду сменить роль, превратившись из этнографа в шамана, – роль, которую она сперва не хотела принимать.

– Я сказала им, что у меня нет медицинского образования. Я не могу нести за это ответственность.

Но когда некоторые люди вылечились с помощью рисования, она продолжила эту практику. Она показала мне несколько рисунков. Большинство фигур были странными: тонкими, как палка, безликими и все в шляпах. У некоторых большие пальцы имели странную форму или же вообще отсутствовали. Дуэнде носит шляпу, у него только четыре пальца, и его или ее лицо нельзя показывать, так как считается, что те, кто его видит, рискуют заразиться гриси сикнис. На одной картинке был изображен броненосец – животное, связанное с демоном. На другой – дух с животом, раздутым от крови. Живущие в желудочно-кишечном тракте паразиты распространены в Никарагуа, и жалобы на боли в этой области могут быть триггером для гриси сикнис: больной подхватывает инфекцию и ошибочно принимает ее за гриси сикнис, которая также может начинаться с болей в животе. Предположение о том, что он заразился гриси сикнис, может заставить человека ожидать припадков, а это может вызвать диссоциацию, головокружение, и в конечном итоге человек поведет себя в соответствии со своими ожиданиями. Таким образом, соматическое заболевание может служить триггером для синдрома; для этого не требуется наличие психологического расстройства или конфликта.

– Хотите посмотреть видео? – спросила Мадда, вытаскивая из сумки ноутбук и поворачивая экран ко мне, подальше от остальных любителей кофе.

Поначалу я едва могла разобрать детали. Картинка была темной, и в кадре было много людей, движущихся туда-сюда. Гул голосов в парижском кафе оказался достаточно громким, чтобы заглушить хрюканье и плач, доносившиеся из динамиков компьютера. Когда глаза привыкли к темноте этой сцены, я увидела, что толпа людей несет молодую женщину. Камера только мельком выхватывала жертву болезни среди всех, кто пытался ее удержать. Девушка сопротивлялась, ее голова была откинута назад. Люди поддерживали ее в воздухе, словно хотели куда-то перенести. Ее рубашку натянули вниз, завязав полы узлом, что, казалось, было попыткой прикрыть девушку. Ее голова моталась из стороны в сторону. Люди, которые несли девушку, похоже, с трудом удерживали ее конечности.

– Вы уже видели что-нибудь подобное? – спросила Мадда.

Я видела нечто подобное тысячу раз – а возможно, и больше. Снятое на видео было очень похоже на диссоциативные (психосоматические) конвульсии, которые я наблюдаю каждый день своей трудовой жизни. Семьи пациентов часто приносят мне видеозаписи таких эпизодов. На них я вижу людей, точно так же придавленных своими близкими. Я слышу испуганные крики и плач, а иногда и молитвы. Видео, которые мне показывают, снимают в городских декорациях, эти сцены происходят в автомобилях и современных гостиных. Но, несмотря на поверхностные различия, все эти эпизоды очень напоминают то, что продемонстрировала мне Мадда. Припадки у моих пациентов длятся несколько минут, потом прекращаются, а затем возобновляются. С девушкой на видео произошло то же самое. В перерывах между конвульсиями она застывала в кататонической позе.

– Когда я снимала это видео, люди сказали, что из-за этого я очень скоро подхвачу гриси сикнис, – сказала Мадда. – Однажды художник нарисовал портрет дуэнде, и сообщество вознегодовало. В итоге он был вынужден изменить картину, чтобы сделать его менее узнаваемым. Образы и истории сильно влияют на то, как проявляется расстройство.

Мне сказали, что от рисунков я заболею. Сейчас в Интернете появилось множество иллюстрированных статей о заболевании, и это еще один источник парадоксов и конфликтов, с которыми приходится мириться сообществу.

– Вы думали, что заразитесь? – спросила я.

– Я так сильно этого хотела! – Она рассмеялась. – Я желала знать, на что это похоже. Однажды, когда я там жила, я подхватила какого-то желудочного паразита, и мне сказали, что это начало.

– Но этого не произошло?

– Я ожидала такого исхода. Но нет, этого не произошло. Хотя люди все еще говорят, что я заражусь, когда перестану ждать.

– Тогда еще есть время.

Но, чтобы заболеть, нужно быть на Москитовом берегу. Данное медицинское расстройство тесно связано с древней традицией, а духи привязаны к этому месту, хотя мискито могут уехать.

Синдром отстраненности привлек к Ноле и Хелан куда больше внимания, чем привлекло бы любое чисто психологическое заболевание. Часто более эффективно и продуктивно переживать и проявлять психологический стресс и внутренние конфликты в виде телесных симптомов. Но почему гриси сикнис существует только в Никарагуа, синдром отстраненности – в Швеции, а что-то еще – в Великобритании? Болезнь – это социально обусловленное поведение в гораздо большей степени, чем люди осознают. То, как человек интерпретирует телесные изменения и реагирует на них, зависит от общественных тенденций, его знаний, образования, доступа к информации и прошлого опыта болезни. Личные и социальные модели для подражания создают ожидания в плане здоровья и плохого самочувствия, которые закодированы в нейронных субстратах. Наш мозг запрограммирован на основе опыта определенным образом реагировать на определенные провокации. Это бессознательный процесс.

При рождении мозг представляет собой чистый лист, дающий бесконечное число возможностей. У новорожденного больше мозговых клеток, чем у взрослого.

Однако кора головного мозга, серое вещество, у новорожденного почти не действует. Она должна быть активирована, и это происходит благодаря опыту. После рождения миелин – изолирующий слой, который образуется вокруг нервов, – растет вдоль аксонов и при этом способствует распространению сообщений между разными областями мозга. Обучение опосредуется развитием связей между сетями нейронов, поэтому скопления клеток в разных частях коры начинают общаться друг с другом и накапливать новую информацию. Это в значительной степени зависит от факторов окружающей среды. Первичная соматосенсорная кора первой включается в ответ на прикосновение. Красочная игрушка, висящая над кроватью, помогает стимулировать зрительную кору головного мозга. Таким образом, непосредственное социальное окружение ребенка формирует мозг со дня рождения и даже раньше.

Язык – прекрасный пример того, как социальный фактор влияет на развитие мозга. Все мы рождаемся со способностью понимать и говорить на любом языке. Как только мы сталкиваемся со словами, наш мозг укрепляет связи, необходимые для понимания звуковых единиц, составляющих язык наших воспитателей. По мере изучения одного языка способность изучать другой теряется. Чтобы сделать мозг более эффективным, связи также отсекаются. Мы укрепляем связи, которыми регулярно пользуемся, и теряем те, которыми не пользуемся. Таким образом, наша способность распознавать и произносить компоненты языка, с которым мы не сталкиваемся, со временем снижается. Вот почему мне никогда не удастся идеально произносить французские носовые звуки, как и раскатистое испанское «р»: я не сталкивалась ни с тем ни с другим до подросткового возраста.

Мозг – это культурный орган. Он зависит от способности учиться. Лишь небольшая часть обучения является сознательной.

Каждый день, с каждым человеком, которого мы встречаем, с каждым нашим разговором и с каждым музыкальным произведением, которое мы слышим, по мере того как мозг обрабатывает эти стимулы окружающей среды, он также меняется, чтобы приспособиться к ней. События, которые случаются только один раз, или переживания, которые не являются эмоционально значимыми, не оставят сильного впечатления, но повторяющиеся или эмоционально заряженные переживания оставляют неизгладимые следы.

Точно так же в мозг вплетены наши представления о болезни и здоровье. Наше отношение к телесным изменениям, то, как мы интерпретируем симптомы и реагируем на них, к кому обращаемся за помощью, как объясняем болезнь, модели лечения, на которые полагаемся, – все это усвоено с помощью обучения. Конечно, это подвижная система. По мере появления новых влияний мозг приспосабливается к ним. Ниже уровня нашего осознания внутреннее физическое чувство преобразуется в реакцию, соответствующую культурным нормам. Если в Великобритании зима и ты внезапно чувствуешь необычную усталость, то можешь подумать, что у тебя грипп, – тогда ты принимаешь витамин С и парацетамол и ложишься в постель. Человек, живущий в совершенно другом месте, идентичное чувство усталости припишет другой причине и примет другое решение. По словам Мадды, «мы воплощаем культурные модели болезни».

Воплощение занимает центральное место в развитии психосоматических расстройств.

Иногда бытует неправильное представление о том, что мысли существуют в основном в голове, а тело играет незначительную роль или вообще никакую. На самом деле тело тесно вовлечено в процесс познания. Если бы меня попросили изобразить какую-либо эмоцию, я бы немедленно ощутила ее физическое переживание в своей груди, в конечностях, на коже. Воспоминание вызывает изменения в моем сердечном ритме, мышечном тонусе, волосяных фолликулах. В теории воплощенного познания такое взаимодействие разума и тела работает, и наоборот. Первым может появиться физический симптом, предупреждающий об изменении самочувствия. Бабочки в животе, вызванные возбуждением вегетативной нервной системы, возникают как напоминание о том, что меня беспокоит. Учащенное сердцебиение говорит нам, что мы напуганы, а покраснение возвещает о смущении. Мысли и эмоции ощущаются и передаются телом. Однако не стоит думать, что мы всегда точно интерпретируем эти физические изменения. Что означают бабочки в животе – волнение или страх?

Настроение, эмоциональное благополучие и даже индивидуальность выражаются физически. Уверенные в себе люди стоят прямо. Застенчивый человек ведет себя иначе, чем общительный. Один и тот же человек может сидеть совершенно по-разному в периоды, когда он чувствует себя подавленным и когда счастлив. Мы считываем язык тела других людей, чтобы узнать их мнение, отношение и настроение. Мы также используем физические жесты для общения – как сознательно, так и бессознательно. Мы улыбаемся, чтобы показать счастье, и киваем, чтобы выразить согласие. Но здесь нам нужно быть осторожными, потому что культура очень сильно влияет на язык тела.

Индийское покачивание головой или кивок – пример культурно обусловленного физического жеста. Он не имеет ничего общего с расой; он существует только у людей, которые провели годы своего становления в определенной культурной среде на Индийском субконтиненте. Это жест, который имеет значение для тех, кто говорит на этом культурном языке, но который плохо понимают посторонние. У всех обществ есть собственные способы выразить себя физически – либо с помощью выражения лица, жестов, либо просто через позу. Младшие сотрудники в некоторых странах входят в офис так, будто они тут хозяева, но в других местах они ведут себя почтительно. Как и вербальный код, язык тела различается от места к месту.

Мы также воплощаем культурно сформированные представления о болезни. Подобно изучению языка, мы интериоризируем шаблоны болезней: кодируем их в мозге, а затем выражаем физически, когда это необходимо. Испытывая неожиданное физическое ощущение, мы первым делом вписываем его в известную нам схему. Прототипы, объясняющие соматические симптомы, встроены в наш мозг. Боль в горле означает вирусную инфекцию. Головная боль может быть мигренью для человека с мигренью в семейном анамнезе, но может означать опухоль головного мозга для кого-то, у чьего отца был рак. И так далее. Патология – это факт, не зависящий от наблюдателя, но то, как человек реагирует на симптомы, основано на его знаниях и опыте. Даже при отсутствии патологии один-единственный физический симптом может вызвать каскад дальнейших симптомов, обусловленных не чем иным, как ожиданием. Как и в случае с гриси сикнис, первый симптом приводит к другим в соответствии со знакомым описанием известного состояния.

Прототипы болезней мозга определяются культурой.

В Великобритании повторяющееся расстройство желудка может заставить человека подумать, что у него синдром раздраженного кишечника. Но тот же симптом на Москитовом берегу может быть истолкован как указание на паразитарную инфекцию или, возможно, начало гриси сикнис. Все это обусловленные интерпретации телесных изменений, которые могут повлиять на последующее поведение при болезни. Воплощение такого рода шаблонов заболеваний может создать цикл поведения, который влечет за собой функциональные симптомы.

Культура не только формирует нашу реакцию на нормальные и ненормальные изменения в организме, но и предписывает наилучший способ выразить беспокойство или попросить о помощи.

Некоторые проблемы трудно сформулировать, и в таких случаях соматические симптомы могут быть более приемлемым способом поиска поддержки или утешения. Физическое заболевание может служить социально организованным способом дать близким понять, что мы нуждаемся в помощи. Симптомы, которые лучше всего подходят для этого, соответствуют культурным особенностям. В Великобритании проявление симптомов, похожих на грипп, может быть более простым способом привлечь внимание любимого человека или получить разрешение отдохнуть от работы, чем признание в том, что чувствуешь себя подавленным. Точно так же у ребенка, ищущего убежища в Швеции, синдром отстраненности говорит людям именно то, что нужно, с помощью языка, который намного сильнее слов. И гриси сикнис указывает на особый вид социального конфликта без необходимости в открытом заявлении. Процесс отправки такого сигнала бедствия не обязательно является сознательным. Потребность в помощи ощущается физически через воплощение, и физические симптомы могут оказаться предпочтительнее психологических, потому что являются культурно признанным закодированным сообщением.

Шаблоны в нашем мозге, которые помогают оценить физические изменения и создают модели для переживания стресса, также определяют, к кому мы обращаемся за помощью. В Великобритании человек, страдающий спазмами желудка, может попытаться справиться с ними самостоятельно или обратиться за помощью в магазин здорового питания, к специалисту по альтернативной медицине либо к сертифицированному врачу. Сильная зависимость западных обществ от фармацевтических препаратов может привести к тому, что человек попросит у своего лечащего врача рецепт на лекарство. Он может даже получить направление к гастроэнтерологу для проведения инвазивных исследований. В отдаленных частях Москитового берега, где доступ к современной медицине обычно более ограничен, существует меньше вариантов лечения, что делает медикализацию менее вероятной, а духовные объяснения – потенциально более практичными.

Поскольку западная медицина основана на фактических данных и опирается на научный метод, обычно считается, что она превосходит другие медицинские традиции. Поэтому может показаться, что человеку с наиболее широким выбором и самым легким доступом к современной медицине повезло больше, чем остальным, но не стоит думать, что это всегда так. Западная медицина способствует патологизации любого изменения в организме. Едва у человека диагностируют заболевание кишечника, этот факт попадает не только в его медицинскую карту, но и в бессознательное индивида и, следовательно, может повлиять на то, как сам человек рассматривает свое здоровье в долгосрочной перспективе и как к нему относятся другие. Медицинские состояния в западной традиции имеют тенденцию становиться хроническими. Это ярлыки, от которых никогда нельзя полностью избавиться. С другой стороны, в гриси сикнис есть нечто прекрасное. Не нужно верить в демонов, чтобы восхищаться ею. Это болезнь с определенным течением и с выздоровлением в конце. Она может протекать в тяжелой форме, поэтому ее нельзя недооценивать, но следует отметить, что традиционные методы лечения обычно эффективны. Гриси сикнис – это шаблон болезни с началом, серединой и концом.

Бессознательное воплощение культурных моделей стресса дает людям средства для разрешения конфликтов и обращения за помощью таким образом, чтобы получить правильную поддержку – такую, которая не приведет к осуждению и стигматизации. Возможно, самый увлекательный и полезный аспект, который стоит отметить в гриси сикнис, – это то, какой отклик вызывает болезнь у сообщества. Как подчеркнула Мадда, это очень сложный и эффективный способ разрешения конфликтов. Болезнь сплачивает сообщество и удерживает пострадавшего в группе. Наоборот, люди с психосоматическими и функциональными расстройствами в Великобритании и США часто чувствуют себя покинутыми и изолированными и подвергаются остракизму со стороны общества.

То, что мы на Западе менее склонны использовать духовные аспекты для объяснения болезни, не должно заставлять нас думать, что реакция мискито менее логична и более фантастична, чем наша. У нас есть множество собственных народных представлений по поводу болезней и традиционных методов лечения, но, поскольку они наши, они не кажутся нам особенно странными. Куриный суп от вирусной инфекции – это наша цинковая пыль и Florida Water. Человек не простудится, выйдя на улицу с мокрой головой, а недавний экспоненциальный рост числа сообщений о пищевой непереносимости во многом связан с современным фольклором. Гриси сикнис представлена здесь не как странность, а как напоминание о том, что значение, которое человек вкладывает в симптом, должно быть понято для решения проблемы, и в западных культурах ситуация ничем не отличается от ситуации в сообществе мискито.