160 шагов до тебя

Глава 3. Via Crucis – путь молитвы

Январь, 2000 год, Тоскана, Италия

Несмотря на яркое полуденное солнце, выходя из аэропорта, я почувствовала разочарование. Все снова пошло не так! А ведь была уверена, что вернусь с подписанными документами на продажу магазина. Прости, бабуля, но назвать твою кондитерскую доходной я больше не могу. Наоборот, в последнее время я умудрилась влезть в новый кредит на покупку холодильных камер. Старые не поддавались уже никакому ремонту, мастер снова их чинить отказался. Да, бизнесмен из меня никудышный. Благо, швейцарский риэлтор заинтересовался объектом, стоило мне поместить на сайте информацию о продаже бизнеса. Он даже пообещал помочь с открытием счета в швейцарском банке и получать с него чуть меньше двух процентов в год. Но по прилете в Цюрих выяснилось, что покупатель куда-то неожиданно слился. Риелтором, к слову, оказался маленький южный итальянец со звучной фамилией Делла Сета. Он долго извинялся за то, что клиент заставлял ждать, хотя от самой сделки не отказывался.

Пора уже привыкнуть, что все в моей жизни складывается не так, как хотелось бы. Снова не смогу погасить долги, и мне придется продолжать усердно работать. Сколько бы я ни искала способы набраться смелости и пересечь океан, я все больше удалялась от берега, не понимая, куда дальше плыть.

Таксист остановился напротив дома. Рассчитавшись и выйдя из автомобиля, я обратила внимание на соседний с бабушкиным забор. В космах некогда ухоженной травы пестрели редкие цветки шиповника. Большая пальма у входа во двор наполовину пожухла. Растения умирают, когда лишаются заботы хозяев. Эбеновая дверь, белая лестница к ней, статуя нимфы, гипсовых бедер которой нежно касался любимый, заставляя меня краснеть. Где ты сейчас? Я ничего о тебе не знаю, Леонардо.

Порывшись в сумочке, я достала ключи и отворила дверь. Из дома пахнуло табаком и цветами апельсина, как и пятнадцать с небольшим лет назад, когда я впервые вошла сюда семнадцатилетней девушкой с маленьким чемоданчиком. Он содержал больше мечтаний и иллюзий, чем вещей.

У меня вдруг сжалось сердце: что же натворила! Предала тех, кого любила. Бабушка-то сдержала свое обещание, а я – нет! Променяла ее на Энцо! Из-за этого и Беата, верная бабушкина помощница, видеть меня больше не захотела. Ведь она любила Сандру и считала себя перед ней в долгу за то та, когда-то спасла ее.

Побросав вещи на диван, я побежала наверх. Набрала ванну, добавила в воду ароматическую соль. Где-то прочла, что она помогает очиститься от негатива, расслабиться и отпустить навязчивые мысли. Чего-то не хватает, но чего? Точно! “Истина в вине!” Я спустилась в холл, достала из шкафа бутылку красного «Брунелло ди Монтальчино», налила и вместе с фужером вернулась в ванную. Так поставила напиток на мраморный бортик и зажгла свечи.

Раздеваясь, любовалась отблесками света в вине и, погрузившись в ванну по самую шею, жадно вдыхала запах лаванды. Поможет ли он вернуть душевное спокойствие? Я закрыла глаза.

Этой ночью мне снова снился Леонардо. Он улыбался, оборачивая вокруг моего пальца стебель василька. Но вскоре цветок превратился в кольцо, подаренное бабушкой, и это разозлило его. Я испугалась и проснулась. Как бы он отреагировал, если бы увидел обручальное кольцо, надетое на безымянный палец его другом? Хотя что это меняет, если Леонардо так и не появлялся в моей жизни с того самого вечера. И ни разу мне не написал!

Я черпала воду и тоненькой струйкой лила ее на лицо, шею, плечи, испытывая наслаждение от того, что у меня, наконец, появилось время на себя. В плеске воды послышались слова бабушки, которые она как-то сказала, нанося ночной крем на лицо:

“Слышишь, никому и никогда не давай себя в обиду! Золушка в наши времена не возвращается мести пол и мыть посуду. Она ищет то, что делает ее счастливой”.

Плакала я долго и горько. Осталась совершенно одна! А я ведь так этого боялась! И если отца с матерью и Леонардо унес злой рок, то бабушку и ребенка я потеряла по своей вине.

Вылезла из ванны и взяла большое махровое полотенце с полки. Оно еще пахло марсельским мылом и амброй, которые так любила бабушка Сандра. Неожиданно с полотенца мне на грудь упал сухой лепесток василька. Может, это знак? И тут в мыслях промелькнуло: я знаю, где искать прощение! Быстро высушив волосы и одевшись, взяла сумочку, щелкнула замком и побежала по дождливому тротуару к центру.

Впереди показался ажурный фасад церкви из белого мрамора. Одинокий колокольный звон с длинными паузами навевал печаль. Как и в тот день, когда Сандру везли на отпевание, траурный кортеж – серебристый катафалк и толпа в черном – следовал в сторону кладбища. Муж так и не передал мне, что звонила Беата. Это случилось впервые с того момента, как я от нее ушла, до поздней ночи работая официанткой, зарабатывая на выплаты по кредиту. “Я забыл…” Будто мне часто звонили с тем, чтобы узнать, как у меня дела. Когда я, наконец, к ней пришла, было уже слишком поздно.

Мы с ней ни разу не говорили об отношении к богу. Да и когда мне было? Я ведь заняла сторону мужа. Я видела несколько раз, как она выходила из храма. Хотела ли она, чтобы ее отпевали в католической церкви? А быть похороненной в этой стране? Что испытывала, когда отходила ее душа? Урна с прахом до сих пор хранилась в ячейке на кладбище – я так и не нашла, где его развеять, хотя уверена, что найди я идеальное место, бабушка бы меня простила. Ведь она любила лучшие рестораны, самую вкусную еду, самое благородное вино. Осталось найти такой же красивый уголок.

Свернув за угол, увидела перед собором статую какого-то святого, который большой каменной рукой указывал на свои обнаженные стопы. Я пожала плечами и шмыгнула в темноту дверного проема.

Внутри было пусто и пахло сыростью, смешанной с ладаном. Горели лампадки. Три романских нефа соединялись большими арками с колоннами из зеленого серпентина^[3] Слева возвышалась элегантная кафедра из белого мрамора тонкой чашеобразной формы, украшенной сфинксами. В центре собора я увидела алтарь в таком же стиле, над которым на фоне витражных икон с изображением жития все того же, неизвестного мне, святого распластался внушительных размеров деревянный крест с распятием. Преобладание василькового, белого и пурпурных тонов в витраже придавало собору особо торжественный вид, будто в кино.

В глубине, сбоку от алтаря, я заметила темный силуэт. Он поправлял цветы в вазе, потом протирал иконы и статуи, то и дело замирая, будто любовался ими.

Я вздохнула и села на свежевыкрашенную скамью. Запах прополиса и лака щекотал ноздри, а неспешные шаги отдавались эхом, когда фигура перемещалась от иконы к иконе.

«Священник!” – промелькнуло у меня в голове.

Я вспоминала слова “Отче наш”, которым учил меня дед, но путалась и запиналась, пока моим вниманием не овладели, наконец, размеренные, словно дирижерские, взмахи кистей мужчины. Он протирал икону, затихал перед ней и, склонив голову, что-то шептал, потом переходил к следующей. Выходит, священники тоже просят о своем.

Когда он подошел ближе, я смогла разглядеть его седую бороду, темный костюм и белый шарф вокруг шеи.

Я очень редко заходила сюда, и то лишь для того, чтобы остаться наедине со своими мыслями и отдохнуть от суеты. Богу уже давно не было до меня дела.

Вдруг из моей груди вырвалось:

– Отец наш небесный, прости меня за бабушку! – Хотя голос дрожал, слова прозвучали достаточно громко. Мужчина остановился и посмотрел в мою сторону.

Но мне уже было все равно. Поискав глазами икону Мадонны с младенцем, я подошла и приложила к ней ладонь. Пятнадцать лет пронеслись, как несколько мгновений. Боль множества потерь сдавила грудь, и я всхлипнула. Больше не осталось сил сдерживаться, слезы потекли по щекам. Я порылась в сумочке, но салфеток так и не нашла. Тогда вытерла слезы кулаками, как в детстве. Когда немного успокоилась, за спиной послышался вздох. Обернулась.

Тот, кого я приняла за священника, уже обтирал иконы совсем рядом. Заметила у его ног корзину, а в ней – моющие средства и рулон бумажных полотенец. Сейчас они пришлись бы кстати, чтобы осушить слезы. Старик будто прочитал мои мысли, оторвал лист от рулона и молча протянул мне. Его взгляд! Даже в темноте казалось, что он светился состраданием и любовью, вселяющими надежду. Ту самую надежду, которую я испытывала в детстве при виде Деда Мороза. Даже не надо было ему писать никаких писем, он и так исполнял мои желания. Жаль, что с годами такое случалось все реже и реже.

Мужчина подождал, пока я высморкаюсь и вытру слезы, добродушно улыбнулся и вернулся к своей корзинке. Достал из нее флакон, подлил жидкость в лампаду у иконы Мадонны, потом подошел к картине с табличкой Вия Кручис^[4] и, не оборачиваясь, громко сказал:

– Мы всегда в его объятиях, – у старика оказался теплый баритон, который я будто где-то слышала. Конечно! Это ведь его приход. Здесь и слышала этого священника.

– Наши с ним отношения так и не сложились, – вздохнула я, шмыгнув носом. – Он всегда бросает меня, – и вытерла запоздалую слезу.

– Он никого не бросает! Всевышний и сейчас рядом с нами, – священник похожий на Деда Мороза обернулся и приложил руку к груди, сделав паузу. Потом принялся протирать икону.

– В моей жизни были одни потери, – мой голос дрогнул, плечи опустились.

– Самые большие испытания он бережет для избранных.

– Я их не хочу!

– Нас и не спрашивают. Но с очищенной душой даже отпетый негодяй становится человеком…

Потом он отставил корзину в сторону, присел рядом, скрестил руки на груди и продолжил:

– Тоже люблю бывать наедине с Господом, так, чтобы без посредников. – Он неожиданно улыбнулся, но потом стал серьезнее – У меня есть молитвы для любого случая. Собственно, каждый раз, когда я сюда прихожу, сочиняю хотя бы одну новую.

– Тогда дайте мне ту, которая избавит меня от вины!

– У тебя нет вины. Это опыт. И нет ничего плохого в том, чтобы повторять ошибки.

– А жить с тем, которого не любишь – это опыт? А не искать того, кого не можешь забыть?

– Ты слишком рано жаждешь получить ответы. Я вот так и не нашел их…

Мы встретились взглядами, и я обратила внимание, что его глаза мне знакомы. Но откуда? Дед Мороз! У всех Дедов Морозов они такие! Вызывающие доверие.

– Тебе кажется, это именно то, что сейчас нужно, а потом появляется человек, без которого не можешь дышать, и ты ведешь себя глупо! – Он снова достал из корзины полотенце. Недовольный результатом своего труда, еще раз протер “Вия Кручис” и добавил, – Счастье приходит и уходит. Но именно трудности дают нам понять, что является по-настоящему важным в жизни.

– Нет, в моем случае как раз все наоборот!

Он снова засмеялся, но глаза при этом остались печальными:

– Все равно качели! То вверх, то вниз. На то она и жизнь. Все, что ты можешь сделать, это просто продолжать жить.

Священник ушел вглубь алтаря, свернул налево и исчез в двери с табличкой “служебное помещение”.

Да уж. Что есть моя жизнь? Взлеты и падения. “То вверх, то вниз”. Но я столько раз падала, что пора бы и начать подниматься.

Выйдя из церкви, я пошла в сторону, где у дороги стояла светловолосая девушка лет пятнадцати. Я заметила ее землисто-фиолетовые стопы в сланцах и закуталась посильнее в шарф. Руками с пальцами такого же цвета она сжимала жестянку для подаяний. Холодный январский ветер трепал спутанные пшеничные волосы до плеч и длинную пеструю юбку. Когда мы с ней поравнялись, она замычала и протянула жестянку, позвенела мелочью.

Я порылась в сумочке и бросила туда три монеты. Девушка не сводила глаз с кулона в виде капли из жемчуга на золотой цепочке, доставшегося мне в наследство от мамы. Я дотронулась до него, вспоминая, как отвоевывала его у цыганки.

Мои воспоминания прервал вибрирующий в сумке телефон. Раздосадованный голос Леи, моей работницы, взывал к спасению:

– Ассоль! Нужно, чтобы ты вернулась! Срочно! Это катастрофа!

Глава 4. Дневник Алекса. Александра и “Девушка с васильками”

Италия, Тоскана, начало 60-х годов

Я родился на Сицилии в 1925 году. Там растут самые большие и душистые лимоны. Там самое прекрасное море и щедрое солнце. Но совсем нет работы. Молодым людям редко удается дождаться своего счастливого случая. И тогда они покидают родимый дом и уезжают на север.

Мое падение началось с того, что я пошел против воли отца. А ведь он прекрасно знал, что мафия способна на все – она найдет тебя повсюду, куда бы ты ни уезжал. Как же я ошибался!

Из-за меня родители и брат поплатились жизнью. Тогда я вернулся в Турин. Потихоньку жизнь стала налаживаться. Даже если мысли найти убийцу не покидали меня никогда, внутри крепла мечта о своем деле. Я работал по вечерам и выходным, зарабатывая опыт в механике точных приборов.

Казалось, прежняя жизнь умерла вместе с родителями и братом. Я рос профессионально, не чураясь и более скромной работы.

Как-то шеф сообщил мне, что хочет отправить в составе партийной делегации в Узбекистан. Это было отличным шансом представить там мое новое изобретение – прибор для взвешивания хлопковых волокон.

А там я встретил ее. Это было похоже на удар под дых. Нет, в самое сердце! Александра, Сандра. Она была моим переводчиком. Такая неприступная и надменная! С улыбкой королевы. Я робел в ее присутствии, испытывал странное, совершенно новое для меня чувство. Будто уже наперед знал, как она посмотрит, как поправит волосы, кивнет, возьмет короткую паузу, прежде чем переведет слова шефа мне, улыбнется уголками рта.

В день отъезда начальник предложил посетить достопримечательности Ташкента, но отозвался лишь я один. Меня сопровождала Сандра. После экскурсии мы зашли поужинать в одно милое местечко, долго и много говорили. Она поведала мне, что хотела бы открыть свою кондитерскую в Тоскане.

“Почему именно в Тоскане?” – поинтересовался я.

Она засмеялась: “Потому что это то место, где рай спустился на землю”. А ведь я прежде думал, что рай мог быть лишь на Сицилии! Я даже не мечтал, что когда-нибудь ее план станет явью. Ведь она была уже замужем, растила маленькую дочку. Да и я уже женился на тот момент на Рите, воспитывал сына. Покидая этот солнечный город, я оставил в нем свое сердце по имени Александра.

Может быть, поэтому по приезде моя жизнь круто изменилась, будто Турин уличил меня в измене. После небольшой стычки с начальством меня уволили. Нужно было подойти к шефу, покаяться, но я не считал себя виновным и просто предпочел сменить работу. На самом деле поставил крест на своей карьере.

Надеюсь, что вскоре работу в Италии можно будет найти не только по рекомендациям. Пока же я ходил от одного завода к другому, повторяя: “Я умею чертить, планировать, выполнять любую техническую работу в срок, легко иду на контакт, умею договориться. Я не боюсь никакой работы и легко обучаюсь”. Начальство меня выслушивало, но отвечало отказом: “Сожалеем. Это место больше не вакантно”.

Чем дольше я натыкался на закрытые двери, тем больше креп в решении открыть собственное дело, свою мастерскую. Продолжал работать, учиться, пока однажды удача не улыбнулась мне вновь. Вернее, я сам к себе ее привлек. Днем вкалывал на заводе, ночью чертил, составлял бизнес-план, собирал свою базу клиентов. Напечатал визитные карточки, снял помещение на скопленные четыреста тысяч лир. Отнес одному знакомому специалисту свой новый проект “Лаборатория по созданию инструментов высокой точности”.

В тот ненастный день пришел ко мне мой земляк Дуччо. Я встретил его как брата, все еще не догадываясь, что пригревал змею на груди. Он был опечален: “Монтанье закрывал заводы по стране, рабочим нечем было кормить детей. Странное совпадение, не правда ли?“

Винченцо и Марина были погодками и ровесниками моего Лоренцо. Он попросил взять его к себе, заверил, что не боится никакой работы, соглашался даже на охранника лаборатории! Я знал, что деньги портят человека, но и их отсутствие способно сломать жизнь.

А у меня было столько энтузиазма! Его хватило бы на целую команду, не только на нас двоих.

Какое-то время спустя я предложил ему оформить часть фирмы на себя. Так он тоже сможет платить за себя налоги и зарабатывать пенсию. Мы часто отдыхали семьями, ведь его жена Марта была подругой детства моей Риты, они пели вместе в церковном хоре.

Одним вечером, возвращаясь с Лигурии, мы остановились на ночевку в Прато. Отдохнувшие и веселые, праздновали нашу маленькую победу – начало совместного проекта. В ресторане, который нам очень любезно порекомендовал портье отеля, собирались сливки текстильного общества этого города. За ужином Дуччо решил произнести речь в мою честь. Нужно сказать, он обладал таким скрипучим голосом, что не обратить на него внимание было невозможно. Как только он закончил свой тост, к нам подошел один представительный мужчина средних лет. Он представился как Бруно Фрати, владелец фабрики по производству текстильных станков. Фрати угостил нас лимончелло и за беседой рассказал, как отчаянно искал специалистов для создания приборов особой точности. Я рассказал ему о себе, о том, что умею. Показал кое-какие выдержки из газет со своими достижениями. Он подробно описал, в чем нуждается и сколько готов платить. Я сделал свое предложение.

Дуччо был на все согласен. В конце концов, фамилия Массакра – это не про долгие размышления!^[5]

Все началось с того самого момента, что Фрати пригласил меня на встречу.

Я ждал Бруно Фрати за столиком в баре “И фрари делле лодже^[6]” и раздумывал о том, что же будет темой нашего секретного разговора. Неужели Дуччо снова ошибся с заказом? Мне не единожды приходилось покрывать его, когда недовольные клиенты приносили заказ обратно. Я обнаруживал погрешность в целый миллиметр. А ведь мы делали сверхточные измерительные приборы!

Но на самом деле я тогда я даже не догадывался, что речь пойдет о “Девушке с васильками”, способной разрушить не только жизнь. Ведь ее тоже звали Александра! А того, кто за ней охотился – Поль Монтанье.

Глава 5. Соединять сердца

Январь, 2000 год, Тоскана, Италия

Когда я вошла, Лея, одетая в просторный джинсовый комбинезон и желто-черную клетчатую рубашку, летала по кондитерской, как майская пчела, то выставляя на витрину свежеиспеченные Антонио торты, то пыхтя и свистя кофемашиной, то раскладывая по блюдцам круассаны. Увидев меня, она бросила “чао!” и продолжила пробивать чек, переговариваясь с пожилыми посетительницами. Дождавшись, пока женщины выйдут, я поинтересовалась, надевая халат и бандану:

– Ну и где эта катастрофа?

Лея кивнула на газету на столике. С тех самых пор, как я впервые вошла в кондитерскую, на зубок запомнила одну важную вещь: ни одно утро в Италии не начинается без свежих новостей политики, местных хроник и футбола.

На газете крупным шрифтом красовалось: «“Магнолия” обещает местным жителям показать Святого Валентина».

– А мы? Что мы будем делать на День Влюбленных? Облизываться, когда к ним убегут наши лучшие клиенты? Ассоль, к нам уже никто не ездит из Флоренции за шоколадными круассанами. В “Магнолии” ты видела, что там творится? Только бисквитных шариков «Кисс» там сортов пятнадцать, – Лея закатила глаза и принялась загибать тонкие пальчики, – С глазированной клубникой, засахаренной вишней, фундуком, кокосом, фисташками, апельсиновыми цукатами, миндалем, ромовой начинкой, кленовым сиропом…

– Ну, разошлась! – перебил ее с кухни Антонио.

В ответ Лея нарочно повысила голос:

– А мой муж все также помешан на классике пятидесятилетней давности: зепполи^[7] с кремом да вортичи д’аморе^[8]! – От волнения лицо Леи покрылось румянцем. Она всплеснула руками, – Где-то сейчас мой Ремо?

Если я правильно помню, Ремо был соперником Антонио за сердце Леи, но она предпочла ему Антонио, и теперь фантом Ремо появлялся в моей кондитерской при любой размолвке супругов. Я покачала головой и опустила взгляд. И это вовсе не робость признаться, что я летала в Швейцарию не на курсы шоколадного мастерства. Просто ее слова показались мне жестокими по отношению к мужу, который тут же явился из двери кухни. Он схватил со стойки лимон и запустил в Лею:

– Ремо? Он вряд ли смог бы ужиться с той, кто преклоняется перед всем американским! Ред велвет, капкейк, пламкейк… Тьфу! Даже знать не хочу, что это такое!

Тут Лея встала посреди зала руки в боки и с вызовом произнесла:

– Ты консерватор и брюзга, и не хочешь признаться, что в наше время рынком движет обертка, а не то, что в нее завернуто! Мне все равно, американский десерт или нет, главное получить результат, за который мне не будет стыдно!

Антонио с обиженной и злой гримасой махнул рукой и исчез на кухне.

Лея с досадой спросила:

– Ты тоже не согласна со мной?

Слово “стыдно” повисло у меня в голове. Как же хочется, чтобы все скорее закончилось, и ничего мне больше не напоминало об ошибках прошлого. Я сделала вид, что спокойна, хотя сердце ушло в пятки. Наводя порядок за барной стойкой и собирая кофейные пары в посудомойку, я сказала:

– Выкладывай, что за идея.

– Итак, слушай! Мы сделаем фотосессию, а лучший снимок повесим здесь! – она указала на стену напротив входа и прошлась по кондитерской, словно менеджер, представляющий свой проект инвестору. Вот только проблема: у этого инвестора не было средств для новых вложений!

– Замечательно! Только сюда мы поместим фото бабушки. Я поищу то, что сделала ей, когда только приехала в Италию. Подретушируем, увеличим, – торопливо подыграла я. Кондитерскую пока еще моя, а единственный покупатель слился пару дней назад. – А напротив поместим ваше с Антонио.

– Ассоль, причем тут бабушка? Причём здесь мы? Городу нужна новая история любви. Так дай им ее! – активно жестикулировала Лея.

Я затихла, разглядывая витрину. Сейчас мне меньше всего хотелось украшать магазин своей разочарованной физиономией, хотя идея Леи меня привлекала. Она не сдавалась:

– Я даже знаю, какой снимок пришёлся бы кстати: ты на мосту Влюбленных.

Мы будем воссоединять влюбленных! И ты поможешь им в этом!

– Ну, знаешь!

– Мы с Антонио приготовим ключи из шоколада, чтобы открывать сердца! А тебе предстоит сделать фото, где ты бросаешь ключ в воду. Понимаешь, это будет ритуалом, чтобы найти своего любимого, – Лея захлопала в ладоши, как маленькая девочка, которая увидела мешок шоколадных конфет.

– Даже не думай! Много лет назад я поставила на актерской карьере большой крест. Никаких фотосессий!

– У кондитерской не может быть другого лица. Аншлаг гарантирован!

– Нет, это исключено. Не думаю, что Энцо будет приятно.

– Да твоему мужу уже давно все равно! – вспылила Лея, но потом закрыла себе рот ладонью – Ой! Прости, я не хотела. Как всегда, болтаю лишнее.

– Да что уж там! Выкладывай!

– Ассоль, я все знаю! Знаю, зачем ты летала в Швейцарию и что ты уже не один месяц живешь в доме бабушки… – Лея посмотрела на меня с укором.

– Ты за мной шпионила? – насторожилась я.

– Да нет же! Наш город не такой уж и большой, чтобы скрыть то, что ты хочешь продать кондитерскую, – Лея взяла меня за локоть и добавила, – Сейчас было бы проще найти новое место, получить расчет и распрощаться с тобой, но мы очень благодарны за все. Пообещай, что мы сделаем это на прощание. Устроим праздник в ее честь. Ты помнишь, как она любила день Святого Валентина?

– Конечно, любила. Кто не любит свой день рождения?

– Я! – вспылила Лея. – Терпеть не могу, когда за несколько дней до него все шепчутся за моей спиной, будто я смертельно больная! А они всего лишь обсуждают, какой подарок мне сделать.

Эти слова о смерти вернули меня к воспоминаниям о бабушке. Зачем я с ней так поступила? И с Беатой! Но тогда я изо всех сил старалась быть хорошей женой Энцо Массакры.

– Ты тоже думаешь, что я волей случая получила то, что она создавала с таким трудом? И теперь способна продать кондитерскую, оставив вас на улице.

Лея опустила взгляд. Будто по щелчку пальцев она переключилась на другую тему и затараторила:

– Прости, я забыла внести в список продуктов какао и молоко. – Лея рывком взяла карандаш с маленьким блокнотом, лежавшие у кассового аппарата, и принялась писать. Я же вспомнила, как одиннадцатилетней девочкой мою помощницу привела сюда тетя Беата и как я расстроилась, когда бабушка угостила ее моим любимым миндальным печеньем и назвала красавицей, чего я никогда так и не услышала.

Закончив список, Лея сунула карандаш за ухо, как делала бабушка. Почему же мне ни разу не пришло на ум повторить этот жест?

– Я знаю, что тебе тоже приходилось здесь работать. Ты делаешь, что можешь. Разве я настолько глупа, чтобы этого не понимать? А знаешь что? Мы найдём ее рецептарий, тогда многое изменится. Я верю в магию вещей.

Бабушкин рецептарий представлял собой записную книжку, страницы которой, как и сама бурная жизнь бабушки, пожелтели, кое-где засалились, а где-то и вовсе надорвались. В нем хранилось нечто более важное, чем просто записи подходящих сочетаний продуктов, инструкции по порядку и времени их кулинарной обработки. Каждый раз после того, как она на какое-то время уединялась на кухне с Беатой, выходила оттуда с лицом победительницы и что-то быстро записывала круглым почерком.

Я не сразу заметила, как улыбалась, вспоминая это, пока Лея не прокомментировала:

– Нужно, чтобы к нам снова приезжали из самой Флоренции, как к твоей бабушке за ее фирменными шоколадными круассанами. Даже Беата…

Я нахмурилась, но Лея затараторила:

– Всего лишь хотела сказать, что она вовсе не сердится, пусть и утверждает обратное. Да у нее глаза светятся, как только я произношу твое имя! Увидишь, она будет рада.

Для этого мне надо было набраться смелости. Передо мной снова и снова возникало полное ненависти лицо матери. Она будто говорила: «Тебе никогда не получить прощения у тех, кого однажды ты предала».

– Когда-нибудь я об этом подумаю. – Я сделала вид, что сейчас это меня не беспокоит, от чего загорелись щеки.

Я взяла у Леи карандаш и положила себе за ухо, но он тут же упал на пол.

Она залилась смехом:

– У тебя уши не такие мясистые!

Я подняла карандаш и с досадой бросила на барную стойку. Лея загадочно посмотрела на меня и произнесла:

– Помню, как она закрывала кухню на ключ, и кондитерская превращалась в логово алхимика. Потом что-то записывала странными символами, давая нам пробовать крем или сырое тесто.

Я рассмеялась:

– Лея, это был русский язык! Она ведь моя бабушка. Ну, а на каком же еще языке ей писать?

– Правда? Тем более! Этими рецептами мы снова покорим наш город. Клиенты “Магнолии” перейдут к нам! – пританцовывая, сказала девушка.

Я взяла тряпку и принялась вытирать столики, задумавшись над тем, что только сейчас испытала. Первый раз фраза “моя бабушка” вызывала во мне странное ощущение. Я действительно чувствовала, что она моя бабушка, а не пожилая женщина, удочерившая меня.

Лея не отступала:

– Вот увидишь, получится замечательный праздник! Посетители снова потекут рекой. О нас тоже напишут в газете. Нужно лишь поискать.

Я закачала головой:

– Это бессмысленная трата времени. Если мы не пользуемся вещами, они отправляются на помойку. Вот и бабушкин рецептарий, скорее всего, уже там.

– Она бы так не поступила, – не успокаивалась Лея.

– Нужно найти другие цветы для столиков к ее дню рождения, – поменяла я тему, собирая вазочки на столах. – Например, васильки. Только где их сейчас найдешь?

– Рецептарий найди, Ассоль, – задумчиво произнесла Лея и направилась к кухне.

Ее энтузиазм и настойчивость вряд ли могли изменить мое решение, и я, чтобы отвязаться, бросила ей вслед:

– Хорошо, я поищу его.

В чем-то Лея была права. Может, бабушка замолвит там, наверху, за меня словечко и я смогу, наконец, продать кондитерскую… А, может, и вовсе налажу свою жизнь. Да и Лею осчастливлю.

Вряд ли в тот момент я осознавала, что запустила колесо судьбы. Так уже однажды случалось, когда Сандра только появилась в моей жизни, чтобы круто ее изменить. Но что ожидало меня сейчас?