Читать книгу: «Эхо Миштар. Вершины и пропасти», страница 6

Выпалила на одном дыхании – и застеснялась снова, уткнулась в опустевшую чашку из-под компота.

– Вот и славно, – ответил Телор и осторожно, точно опасаясь спугнуть, погладил её по волосам. – Посидишь немножко с хозяйкой, пока мы с твоим учителем побеседуем вот с этим добрым человеком? Недалеко тут, в подвале.

Храбрая Рейна обещала посидеть тихо, как птичка, а Алару, за которого уже всё решили, не оставалось ничего, кроме как спуститься в подвал вместе с Телором – и с дружинником, который как раз пришёл в себя и задёргался, бешено вращая глазами. Тщетно – морт держала крепко.

…и пощады не давала.

Сперва дружинник отпирался, уверяя, что дурного не хотел. Однако Телор умел убеждать. Не болью и страхом, как можно было бы предположить, вовсе нет: он расспрашивал пленника спокойно и тихо, внимательно слушал ответы – и опутывал его морт всё гуще и гуще, аккуратно изменяя стремление, точно калибруя тонкий прибор. И так – до тех пор, пока дружинник не заплутал в глубинах собственного разума и не начал отвечать так же честно, как самому себе, во сне или в дурманном забытьи… Вот только знал он, увы, не так много.

Поймать девочку ему приказал командир; для чего – не говорил, но намекнул, что это для её же блага и «для великой пользы престолу», а девочка «не знает, чего ей надо, якшается с бродягами». Узнать подробности дружинник и не стремился: ему хватало мысли, что он действует во благо и по указанию старших. Кимортов он боялся и ненавидел, эстр презирал, считая их шарлатанами. Девочку ему велено было обездвижить особым «лекарством» и оставить тут же, в подсобном помещении одной лавки на рынке, а уже оттуда её забрали бы некие «доверенные лица» и повезли бы «на обучение».

Когда Телор услышал имя торговца, которому принадлежала лавка, то нахмурился.

– Знакомый кто-то? – спросил Алар. – Что за Дурген, сын Иргена?

– Особый поставщик дворца, который прославился тем, что наладил торговлю напрямую с Ашрабом и с конклавом, – ответил он мрачно. – Так что, боюсь, насчёт следов, уходящих на юг, ты не ошибся… И меня тревожит ещё, что раньше яд, лишающий нас связи с морт, можно было разве что добавить в еду или питьё. А теперь гляди: им уже и тряпицы пропитывают, которые достаточно к носу приложить, чтоб сил не стало.

– И ещё смешивают особые благовония – горе тому, кто по неосторожности вдохнёт дым, – согласился Алар, вспомнив курильницу, стоявшую в клетке, где держали Рейну. – Может, есть и ещё что-то, чего мы не знаем… А уж одурманенного киморта можно перевезти куда угодно, особенно если ты купец, у которого идёт караван за караваном. Что будешь делать с пленником?

Телор посмотрел на дружинника – сгорбленного, с бессмысленным стеклянным взглядом, с ниточкой слюны, тянущейся от угла рта – и резко отвернулся, дёрнув острым подбородком.

– Отпущу, только затуманю ему память. Ты прав, эстра, не тех надо карать, кому приказы отдают, а тех, кто приказывает… Через два дня в Ульменгарм прибудет Эсхейд – проездом, у нас дела на юге, но лоргу почтить визитом стоит. Поговоришь тогда с ней? – не то спросил, не то попросил Телор. – Одному тебе в Хродду идти небезопасно, а сопроводить вас я пока не смогу. Может, решишь пока с нами путешествовать.

Алар задумался. Предложение было хорошим, и даже очень. Во-первых, Рейна слишком к нему привязалась и сейчас бы не согласилась расстаться, а тем более – остаться в школе где-то на дальнем севере, среди незнакомцев. А так бы за время путешествия она бы привыкла к Телору и – кто знает – согласилась бы учиться у него. Во-вторых, странствовать в одиночку и впрямь становилось небезопасно, особенно в свете рассказов про морт-стреломёты и новые виды дурмана. Да и не хотелось подставлять кьярчи – Тарри и его люди немало делали для него, и рано или поздно дружинники подметили бы это.

А значит, табор оказался бы в опасности.

Морт, наполненная особым стремлением, ткнулась в виски пленнику; тот пошатнулся, закатил глаза – и рухнул плашмя на глиняный пол.

– Хорошо, – ответил Алар наконец, отводя взгляд от неподвижного тела. – Мысль дельная, но сперва мне надо поговорить с Тайрой, всё же это её тоже касается.

– Что за Тайра? – заинтересовался Телор.

Пришлось рассказывать.

В конце концов он проводил их почти до того самого места, где расположился табор, и там распрощался. Притворно, разумеется. Алар ещё долго ощущал его присутствие – ореол прохлады, призрачный аромат молодой листвы и робких лесных цветов, мягкий свет, сдержанное любопытство.

«Сколько ему лет? – пронеслось в голове. – Ста ещё нет, пожалуй… Молодой».

Мысль эта удивила его самого – так, словно пришла не извне даже, а из прошлой жизни, а камешек-талисман на шнурке вдруг кольнул грудь.

…Появление киморта Тайра восприняла как нечто само собой разумеющееся. Выслушала историю, пожала плечами:

– Так сколько ты его искал? Или другого кого-то из вашего племени… Странно было б, если б не нашёл, с таким-то упорством. – Она помолчала, сосредоточенно очищая от кожуры неказистые клубни для похлёбки на ужин. Затем глянула исподлобья. – И что делать будешь? С ним пойдёшь?

– Скорее всего, – кивнул Алар – и присел рядом с ней, прямо на землю. Взял клубень, стряхнул землю – и принялся тоже счищать шкурку, только не ножом, а морт. В четыре руки работа спорилась. – Рейне будет полезно пообщаться с кем-то из нашего племени, как ты выразилась. Но сперва я к нему присмотрюсь. С большим отрядом, конечно, путешествовать безопаснее, но только если этот отряд не собирается поднимать бунт против лорги. А ты что думаешь? Если я приму его предложение, ты пойдёшь с нами – или останешься с братом?

Тайру вопрос словно застиг врасплох. Она выронила недочищенный ноздреватый клубень в мутную воду, ойкнула и поспешно запустила руку в котелок. Смуглое её лицо залил румянец – если знать, куда и как смотреть, это было заметно. Длинные чёрные ресницы отбрасывали лёгкую тень, и глаза казались ещё зеленее – по-другому, чем у Телора, ярче и живее.

– Теплее, – сказал он вслух.

Сказал – и сам смутился, чего не было давным-давно.

– Дурной ты, эстра, – пробурчала Тайра, доставая злополучный клубень и поудобнее перехватывая нож. – Вот мудрый-то мудрый, но иногда такой дурной… Куда же я денусь? Если понадобится, то хоть во дворец к лорге пойду, хоть к морю, хоть в пустыню. И только попробуй меня не взять!

– И что тогда? – заинтересовался Алар.

Хотелось притянуть её к себе – и поцеловать, а потом отпустить и посмотреть, как темнеют глаза и пунцовеют щёки.

Но вокруг шумел, пересмеивался, громыхал утварью табор; Рейна, сидя поодаль, на телеге, рядом с вайной, громко считала птиц в туманном небе – одна, две, три…

«Не время».

– Догоню и покажу, что почём, – мрачно откликнулась Тайра, снова присаживаясь у котла и подтыкая юбку, чтоб удобнее было тянуться за клубнями в корзину. – Эй, эй, ты чего столько счищаешь? Этак похлёбка вдвое жиже будет, если снимать столько шкурки! Иди-ка ты лучше посиди в сторонке, поразмышляй о своём, о высоком, а я тут лучше сама.

Это, конечно, был только повод, но Алар и впрямь поднялся и ушёл, на ходу оттирая руки лоскутом морт, как тряпицей. Не потому что плохо чистил клубни, нет; просто весёлый гомон табора вдруг отдалился, и стало казаться, что на них никто не смотрит, а потому нет причин не поцеловать болтливый Тайрин рот, пусть бы в шутку.

…а камешек на груди царапался сильнее прежнего, и мерещились отчего-то рыжеватые кудри и распахнутые, точно удивлённые, серо-голубые глаза.

Искать на следующий день Телора не понадобилось.

Ранним утром, когда все завтракали у жаровен – кто привалившись к борту телеги, кто сидя на брёвнышке, а кто прямо на земле, раздался вдруг звонкий голос:

– Добрый человек, передай-ка мне травяной отвар, будь любезен!

Широкоплечий мужчина со стрелкой седины в бороде послушно вложил кружку из обожжённой глины в изящные белые ладони. Клацнули крупные зелёные бусины в браслете, смещаясь от резкого движения; упал на плечи капюшон, открывая взорам неряшливый венок из полевых цветов на серебристых волосах… Телор перехватил кружку поудобнее, взял с тарелки у Алара надкушенную уже лепёшку с начинкой из сыра и пряностей – и когда успел уже её утащить? – и улыбнулся:

– Спасибо, добрый человек.

Тогда-то его только и заметили.

Мужчина, передавший кружку, отскочил в сторону от неожиданности и выругался. Кто-то поперхнулся глотком и пролил травяной отвар, кто-то выронил лепёшку; коротко стриженная женщина, раздававшая детям еду, отшатнулась и выхватила нож из-за голенища… Тайра тоже испугалась – расширились зрачки, тело на мгновение прошило дрожью. Однако виду не подала. Глянула надменно, дёрнула подбородком, указывая на телегу:

– Да уж не благодари, кудесник, лучше монетку потом брось в общую казну. Рано ты, мы тебя к обеду ждали.

– Может, я лепёшки люблю, – ответил Телор, продолжая улыбаться. И – и посматривать поверх чашки с отваром на табор.

– Так на обед тоже лепёшки, – фыркнула Тайра.

– Ага, те, что от завтрака остались, – поддакнул Тарри, появляясь точно из-под земли. Изрядно заспанный, но зато в синей рубахе, чёрных штанах и чёрном жилете с белой вышивкой – как нарочно принарядился. Отвесил гостю шутовской поклон; монетки на поясе звякнули. – Ну, здравствуй, важный человек! Ты по делу или потехи ради?

О киморте в зелёном плаще он уже слышал вчера – дважды, сперва от сестры, затем от самого Алара, а потому его появлению ничуть не удивился. Остальные кьярчи, увидев, что предводитель нисколько не обеспокоен, тоже расслабились и вернулись к привычным разговорам. И лишь изредка нет-нет да и бросали на чужака взгляды искоса.

Его это, впрочем, нисколько не беспокоило.

– И то, и другое, – ответил Телор, чуть сощурившись. – Зашёл за своими друзьями. Но прежде чем мы уйдём, хочу тебя расспросить. Ты ведь встречался с необычным отрядом на границе Южного и Восточного Лоргинариума, верно? Сядь-ка поближе и расскажи. И не бойся, я тебя не обижу.

Тарри округлил глаза так, словно сказать хотел: «Это кого, тебя-то, что ли, бояться?» – но, по счастью, сдержался и просто сел рядом, не погнушавшись забрать у Алара ополовиненную кружку с отваром.

История о вооружённом отряде – «все при мечах» – и без гербов на плащах Телору не понравилась. Он создал прямо в воздухе объёмное изображение Кимень-горы и окрестностей, а затем попросил точно указать, где кьярчи столкнулись с теми людьми.

– Круглое озеро – Зерцало, а вот это, серповидное – Гребешок, – чуть нахмурившись, объяснил он. Двинул пальцами – и от синего кругляша-озера потянулась вниз воронка. – Зерцало очень глубокое, дно у него и морт не нащупаешь. Там есть расщелина, она уходит аккурат под гору. Давным-давно, ещё во времена Брайны, там добывали мирцит, но затем рудник истощился, а из расщелины полезли твари, а округу начало трясти. Кто-то считал даже, что Кимень-гора может стать огнедышащей, как эта ваша гора Анцу в Ишмирате. – Он быстро гляну на Алара. – Место пришлось запечатать и забросить: риск не стоил возможной выгоды. Я никогда не думал, что кто-то окажется настолько глуп, чтобы раскопать старый рудник, да и нет в Лоргинариуме кимортов, сведущих в горном деле, а без кимортов там так просто скалы не отомкнуть. Но если Алар не ошибся и центр землетрясения у Кимень-горы…

– Я не ошибся.

– …значит, дела ещё хуже, чем я думал, – продолжил Телор – и бровью не повёл. – И у того, кто всё это затеял, кто стравливает наместников юга и востока, чтобы отвлечь внимание от рудника, есть свой киморт. Возможно, что и не один.

– Или эстра, – качнул головой Алар.

Телор улыбнулся ему – как показалось со стороны, немного виновато.

– Ты не суди по себе. Те эстры, кого я встречал, едва могли защитить себя от стаи диких зверей. Куда им колебать земные недра? Нет, здесь нужен киморт в расцвете сил, может, и не один, – качнул он головой. – И как я это проглядел…

– Ну, немудрено, – заметила Тайра, ни к кому не обращаясь. Закинула в рот последний кусочек лепёшки, облизнула кончики пальцев, стрельнула взглядом искоса. – Если сидеть у себя в городе за высокой стеной. Землю-то не глазами, а ногами разглядывают: кто дальше ходит, тот больше видит.

Телор на удивление ничуть не обиделся – рассмеялся даже:

– Твоя правда. Спасибо за науку. А чтоб закрепить урок – пойду, пожалуй, прогуляюсь по городу. Ногами. Осмотрюсь, так сказать… Алар, идёшь? Рейна?

«Будто у меня выбор есть».

По коже отчего-то прокатился холодок, как в предчувствии сильных перемен – или перелома.

Ульменгарм оказался большим – вдесятеро больше любого другого встреченного города – и разнообразным. Квартал у южных ворот был самым шумным, суматошным и, пожалуй, недружелюбным. Здесь располагался крупнейший рынок в столице: запутанные торговые ряды на площади, многочисленные лавки в ближайших переулках… В любом закутке, на всяком свободном пятачке непременно появлялась или телега, с которой сбывали товар бродячие торговцы, или горластый лоточник с коробом за плечами. За утро Алар успел насчитать три незнакомых табора кьярчи; у всех были одинаковые повадки, только цвета повозок и рубах отличались.

Чуть дальше виднелись чёрно-красные крыши – небогатые дома, по местным меркам, конечно, потому что в той же Бере два этажа и выше могли себе позволить только очень состоятельные горожане. А стоило пройти ещё, и начиналась настоящая роскошь: на каждой площади красовался если не фонтан, то статуя в три человеческих роста, а жилища, напоминавшие, скорее, дворцы в миниатюре, утопали в садах. У лекарского дома толпились люди: каждый десятый день бедняков тут принимали бесплатно, и многие из Туманной долины готовы были пуститься в долгое путешествие, чтобы обрести наконец исцеление. В витрине одной из мастерских, за огромным выпуклым стеклом, стоившим целого состояния, отплясывала деревянная куколка, а вокруг огромных часов летали две луны – вместо маятника. Тут же, на площади, торчали, пронзая низкие облака, причальные мачты, и свободными оставались лишь четыре крайние, а около остальных гордо парили дирижабли.

Рейна только и делала, что вертела головой по сторонам и глядела во все глаза, такая изумлённая, что у неё даже на вопросы, кажется, не хватало ни сил, ни внимания… Алар наблюдал за девочкой с улыбкой, стараясь не замечать, как у него самого сердце сжимается, словно от тоски по чему-то очень важному, что он позабыл.

– Сто лет назад город выглядел иначе, – негромко пояснял Телор, придерживая его за локоть и мягко направляя в нужную сторону. – Больше лавок, где работали мастера; целые улицы, где жили одни иноземцы… Был даже цех кимортов, хотя так он, конечно, не назывался. Я успел пожить там с наставницей, но совсем недолго. Потом случился пожар, и часть западных окраин выгорела, огонь даже к дворцу подбирался, но его сумели остановить, пострадали только деревья на склоне. Обвинили одного киморта, который-де повздорил с тогдашним лоргой. Другие за него вступились – и отказались помогать с восстановлением сгоревших домов. Лорга этого, конечно, не забыл. Многие надеялись, что его сын что-то изменит… А он был ещё хуже. Даже пытался избавиться от изображений Брайны, но где там – многие из них можно вынести разве что с куском стены. Но время шло; лорга одряхлел, и началась «сыновья борьба» за власть – Эсхейд по малолетству выслали на север, к матери, потому она и уцелела, а вот остальные друг друга извели. И на трон сел тот, кто был хитрее и безжалостнее остальных – Захаир, внук тогдашнего лорги. Он-то и правит по сей день. Вон оттуда, – и Телор указал на чёрную громаду замка, точно парящую над городом. – К слову, о Брайне. Хочешь взглянуть на самую большую её статую? Она тут неподалёку, старая работа, ей лет этак с полтысячи, если не больше. Говорят, что тот, кто встаёт на постамент у ног Каменной Брайны, должен говорить лишь правду, а если солжёт, то его тут же пронзит меч, который она держит в правой руке.

– И потому там не протолкнуться от бродячих сказителей? – понимающе усмехнулся Алар.

– А ты смекаешь, в чём суть! – обрадовался Телор и рассмеялся. – Впрочем, ничего дурного я в том не вижу. Вчера утром я видел там музыканта-ишмиратца с семистрункой, и играл он очень славно, да и историю рассказывал интересную…

– Тогда, конечно, стоит взглянуть. Рейна, пойдём послушать сказителей?

Девочка с жаром закивала. Впрочем, она сейчас согласилась бы на что угодно, хоть гурнов чесать, хоть котлы мыть, хоть на голове стоять, если б ей сказали только, что делать это надо по-столичному.

Идти и впрямь оказалось недалеко. И если издали чудилось, будто чёрный замок лорги нависает над Ульменгармом, готовый его раздавить, то с каждым шагом всё яснее выступали из тумана очертания белой статуи с мечом в воздетой руке. Острие клинка словно бы подпирало крепостные стены, всё глубже вгрызаясь в них; а когда на миг выглянуло солнце в прогалину между облаками, то меч вспыхнул вдруг – и расколол чёрные камни.

…не по-настоящему, конечно; померещилось просто.

«Неудивительно, – подумал Алар, – что её пытались убрать».

Дома здесь были чуть попроще, чем в соседней части города, однако такие же опрятные и чистые. Чаще встречались расписные и резные ставни – с белой, зелёной, синей краской, с лиственным узором и затейливой вязью по самому-самому краю. Пахло едой, в основном отчего-то хлебом, а над трубами вился дым: огонь-камни для готовки и обогрева тут, похоже, использовали реже, чем обычные печи и очаги. Улица, необычно пустынная для столицы, змеилась и изворачивалась между заборами, доверху увитыми лесным плетуном, и делалась то шире, то уже – а потом внезапно вынырнула на площадь.

И сразу стало шумно, людно, суетно – пожалуй, даже чересчур.

Не раздумывая, Алар взял Рейну за руку и подтянул к себе поближе: в такой толпе человеку со злым умыслом ничего не стоило одурманить девочку и увести прочь, в точности как на рынке. Поверх гомона, как туман по реке, стелилась песня флейты, одновременно нежная, трепещущая, словно мотылёк, и тревожная; временами от неё бросало в жар и становилось неловко, как если услышать по случайности непристойный разговор, проходя мимо открытого окна. Телора, впрочем, ничего не беспокоило. Он протискивался вперёд, сноровисто расталкивая людей – где силой морт, а где и просто локтями; толпа расступалась, затем снова смыкалась – как ряска на поверхности лесного озерца, по которому скользит лодка. Алар и Рейна поспевали за ним с трудом и, наверное, именно потому сами не заметили, как выскочили к основанию статуи.

Брайна поражала воображение.

Складки каменного одеяния не были проработаны особенно тщательно, черты лица – скорее, намечены, чем высечены; что-то стёрлось от времени, что-то сгладилось – но тем явственнее становился порыв, словно движение неподвижного, словно жизнь в неживом. Тусклое солнце, проникавшее сквозь туманную дымку, окутывало статую зыбким сиянием, вспыхивая ярче на лезвии меча – и в её глазах, оттого Брайна казалась зрячей. Алар знал – об этом шептал спутник – что всё дело в небольших вкраплениях слюды в камне, однако не мог стряхнуть наваждение и отделаться от мысли, что ещё немного – и изваяние шагнёт на площадь.

– …вот такой она была, ясноокая дева! Ничто не могло сбить её с пути! – прозвучало вдруг совсем рядом, откуда-то сверху.

В первую секунду Алар даже не понял, что это говорит обычный человек – один из тех бродячих сказителей, которые любят забраться на постамент Брайны и оттуда вести речи. Голос был по-мальчишечьи звонким, чистым; когда слышишь такой, сложно поверить, что тебе могут соврать. Сам сказитель также выглядел молодо: с ясным, простовато-одухотворённым лицом, по-птичьи круглыми глазами и смешно оттопыренными ушами. Волосы, сероватые, будто седые, топорщились во все стороны. Профиль выглядел чуть благороднее, пожалуй: нос с лёгкой горбинкой, высокий лоб… Впечатление, правда, изрядно портили шутовские ужимки, кривляние и чересчур широкие, вдохновенные жесты.

В руках у сказителя была флейта – та, что так сладостно пела чуть раньше и умолкла, когда заговорил он сам.

– Стойкость её, – продолжал тем временем сказитель, потешно вытаращивая глаза, – и Брайне бы честь сделала… Итак, три дня искушал дух ясноокую деву! Сладким вином угощал её, вёл сладкие речи – и всё попусту. Непреклонной оставалась она, и от цели своей не отступилась, ибо чистым было её сердце, и владела она великой силою – силою морт. А на четвёртый день разразилась буря! О, скажу я вам, долго я живу, а таких бурь не видал. Почернело небо, заклубились тучи, взъярился ветер – и загрохотал гром; только что было темно, как ночью, и вдруг от молний стало светло – ох, светло…

Он снова поднёс флейту к губам – и полилась музыка, яростная, будоражащая, безжалостная. Словно вторя ей, воздух пришёл в движение, и туман полетел клочьями. Рейна зябко обхватила плечи руками, бессознательно обёртывая вокруг себя морт, да и Алару захотелось сделать то же самое – настолько уязвимым и беспомощным он ощутил себя вдруг, точь-в-точь как рыбак в шторм на утлой лодке. Музыка то становилась громче, то почти утихала, и когда она замолчала окончательно, то сердце пропустило удар.

Бродячий сказитель опустил флейту и замер на полминуты с помрачневшим лицом, глядя вниз. А когда заговорил снова, то голос его звучал тише – и тем не менее его слышали все, потому что на площади царила мёртвая тишина, и лишь усилившийся ветер громыхал флюгерами и перебирал гибкие ветви у верхушек деревьев.

– Да, страшная была буря, – повторил бродяга, посмотрев исподлобья. – И недобрые силы сотворили её. Даже дева-киморт устрашилась… Но разве есть позор в том, чтоб испытать страх? Нет, молчите вы, брюхатые смельчаки, которые дальше собственной лавки не ступали и никого, свирепей жареного поросёнка, не сражали. И вы молчите, юнцы, которым ничего не страшно – вы-то жизни пока не знаете, а потому не разумеете, чего бояться стоит, а чего – нет, и невежество вам застит глаза. А бывалые воины, или купцы, которые водят караваны далеко на юг, или женщины, которым случалось оборонять дом от хадаров, пока братьев и супруга нет рядом – те сейчас, вижу, качают головой. Ибо знают, что нет дурного в том, чтоб испугаться – дурно поддаться страху, позволить ему затуманить разум. И, хотя боялась ясноокая дева, смело вышла она против колдовской бури, зная, что иначе всех ждёт погибель. И сразилась с нею, и усмирила яростный ветер, и молнии поставила себе на службу, и тучи разметала по небу… А когда буря утихла, склонился перед ясноокой девой дух-искуситель и обещал верно служить ей отныне. Ведь путь её лежал дальше и дальше на юг, где преданные союзники – дороже воды, а вода – дороже золота…

Он снова поднёс флейту к губам, и на сей раз мелодия напомнила заунывный шелест песка, который ветер выдувает из древних развалин, обнажая камень, белый, как кость.

– Идём, – тихо позвал Телор, накинув капюшон и сделав шаг от статуи. – Это «сказание о деяниях», вид песни. Иногда часть истории – правда, и тогда послушать бывает любопытно, однако, похоже, не сейчас.

Сказитель, который до сих пор играл на флейте с закрытыми глазами, вдруг быстро глянул в их сторону.

«Померещилось?»

Впрочем, Алар тоже не прочь был уйти, хотя история ему нравилась: уж больно яркие чувства вызывала музыка, сродни наваждению. Потому он осторожно взял заворожённую Рейну за руку и потянул за собой, намереваясь увести прочь.

И тут сказитель заговорил снова:

– Да, путь ясноокой девы лежал далеко на юг, в город Дабур.

Телор застыл, как громом поражённый.

– И не знала она ещё, что там, за высокими стенами, ждут её алчные работорговцы, которые научились пленять кимортов, и неведомая хворь, что косит и правых, и виноватых. Хворь, ниспосланная в наказание за гибель двух невинных отроков-кимортов… Вот только тот, кто её наслал, не ведал, что отроки эти живы и страшные муки претерпевают в плену, ожидая спасения. Истинно так всё было, и пусть Брайна поразит меня мечом, если я солгал! А теперь, почтенные, отсыпьте монет, кто сколько сможет, чтобы я промочил горло и вечером бы рассказал вам, чем кончилась история… Ох, спасибо, добрая госпожа, как щедро! И тебе спасибо, доблестный воин! Сразу видно, вы – люди добрые, страждущего голодным не оставите.

Он ловко пробежался по первым рядам слушателей с мешочком – знай себе монеты звякали – и, затесавшись в толпу, исчез. Телор бросился было за ним следом, но куда там! Сказитель оказался ещё ловчее его, умудряясь затеряться среди людей без всякой морт.

– За ним, – сказал Телор, нахмурившись, и вытянул из-за шиворота кристалл с вплавленным в него мирцитом, поисковый маятник. – Он что-то знает… он там был!

И – ринулся следом за беглецом.

Безуспешно.

Сказитель точно дразнил их. Его лохматая нелепая голова мелькала то там, то здесь; кажется, что вот-вот получится догнать, но то пройдёт наискосок угрюмый носильщик с ящиком на плече и заслонит цель, то бросится под ноги ребёнок, то залает вдруг собака – и откуда ей взяться на площади?.. Когда Телор, изрядно взмокший, сумел выдраться наконец из толпы и выскочить на свободный пятачок, то сказитель обнаружился тут же, рядышком, в начале длинной извилистой улочки, уходящей в северную часть столицы. Он постоял немного на месте, таращась в туманное небо, заткнул флейту за пояс – и двинулся дальше; вроде бы шёл небыстро, однако догнать его никак не получалось.

– Может, поймать его? – спросила наконец запыхавшаяся Рейна, многозначительно отвязав с пояса свою «морт-верёвку», как прозвала её Тайра. – Вот ведь прыткий! Уф…

– Не стоит, – ответил Алар сдержанно и покосился на Телора: оба они уже не по одному разу испытали удачу, пробуя спеленать или хотя бы задержать беглеца морт, но всякий раз что-то отвлекало. – Мы же не варвары какие-то.

– Только варвары бездумно тянутся к тому, о чём ни малейшего представления не имеют, – сквозь зубы развил мысль Телор, которому явно хотелось сказать что-то менее витиеватое и более грубое. – Вот же паршивец! Куда он… А, вижу!

Сказитель с флейтой, исчезнувший было из виду, обнаружился за поворотом, на дальнем краю маленькой площади, грязноватой и немощёной даже, зато с покосившимся колодцем. Постоял у порога питейного заведения, весьма сомнительного с виду… и юркнул внутрь.

«Сочувствую хозяину, – подумал Алар, – если нашего беглеца внутри не окажется».

Телор, судя по стиснутым челюстям, размышлял о чём-то подобном.

По счастью, сказитель обнаружился за общим столом, на длинной, до каменной твёрдости и блеска отполированной скамье, которую он оседлал верхом, как гурна. Он ворчливо выговаривал что-то подавальщику, мужчине неряшливому, тощему и донельзя подозрительному, достоинство у которого было ровно одно: котелок с гуляшом, который тот держал обеими руками.

– …не прошу я у тебя в долг, дурень ты этакий, но и платить вперёд за вонючее варево, которое за еду можно было счесть разве что три дня назад, не стану! – донеслось до Алара.

– Не хочешь – не плати, и-ихь! – присвистнул в ответ щербатый подавальщик насмешливо. – Иди отсюда, вона какой переборчивый!

– А что же сразу переборчивый, если помои лакать не хочу, как пёс? Видел я, как тебе занесли птицу, вот если б её ощипать да с кашей потушить…

– Куда тебе, окаянному, целую птицу, если по дрянному твоему платью видать, что денег ты и издали не видал?

– Да как не видал, если полный кошель звенит!

– А если звенит, так плати вперёд!

– Дичи с кашей на четверых… на пятерых и попить чего-нибудь, только не хмельного, – прекратил спор Телор, бросая на стол монету. Серебряный кругляшок завертелся, подскакивая; подавальщик с неожиданной ловкостью подхватил монетку, прижимая котелок к груди одной рукой, и услужливо закивал. – Чтоб всё было чисто и быстро и рожу твою поганую мы даже издали не видели. Ясно?

– Ясно, добрый господин, дочку пошлю! – осклабился тот и бочком, бочком отступил, а затем нырнул за неприметную дверцу, ведущую, вероятно, к кухне.

Рейна уже успела сесть на лавку, разрумянившаяся и изрядно притомившаяся после бега. Сказитель её не пугал, а обстановка не удивляла – и немудрено, после всех столичных чудес; пожалуй, для радости ей довольно было уже и того, что им удалось-таки догнать беглеца.

А вот Телор ни довольным, ни радостным назвать бы не получилось.

– Откуда ты знаешь про Дабур? – с ходу спросил он, усаживаясь напротив сказителя.

Тот и бровью не повёл.

– А ты, никак, хочешь бесплатно дослушать мою историю, да ещё раньше всех? – откликнулся он препротивным голосом; глаза у него, впрочем, смеялись. – Ишь какой пронырливый.

Судя по румянцу на скулах, Телор готов был вот-вот взорваться, и Алар поспешил также сесть за стол и ответить дружелюбно:

– Отчего же бесплатно? Этот добрый господин готов и обедом тебя угостить, а потом и вознаградить по справедливости. Спешить, впрочем, ни к чему, – добавил он мягко, бросив на Телора предупреждающий взгляд искоса. – Скажи сперва, как тебя зовут. Я вот, к слову, Алар, эстра без рода, без дома, а это ученица моя, Рейна. Чем-то мы с тобой похожи: я бродяга и ты бродяга.

Сказитель обернулся, и уголки губ у него дрогнули, опускаясь вниз, словно при виде чего-то необычайно печального; смотрел он будто бы не на самого Алара, а поверх его плеча, точно мог углядеть зависшую там звезду спутника, тревожно пульсирующую.

– Да, – произнёс он рассеянно. – И впрямь, двум скитальцам лучше вместе держаться и помогать друг другу. Меня зовут Сэрим.

– Телор, – нехотя представился киморт, но капюшон так и не скинул. – Я… я с дальнего севера.

На сказителя имя не произвело, кажется, ровным счётом никакого впечатления.

– И что же вам надо, Телор с севера и Алар-бродяга, от скромного рассказчика и музыканта? – спросил он, чуть прищурившись, и пальцы его легли на флейту, заткнутую за пояс, как могли бы лечь на рукоять меча.

Телор явно хотел сказать что-то столь же резкое, что и раньше, но Алар успел пихнуть его ногой под столом и ответил сам:

– Скрывать не буду, история твоя понравилась. О ком она? Что за ясноокая дева-киморт?

Выражение лица у Сэрима стало лукавым.

– Да есть одна странница, весь юг всколыхнула тут… неужто не слышали?

– Так где юг и где мы, – резонно ответил Алар. Телор уже и не пытался вмешиваться в беседу, только вслушивался настороженно и жадно. – Звучит так, словно ты её подвиги видел своими глазами. Твоя приятельница, что ли?

– Ну, а если и так?

Вдали, на кухне, за стеной, что-то грохнуло, и знакомый уже писклявый мужской голос разразился бранью; послышался женский плач. Рейна вздрогнула и завозилась на месте, явно забеспокоившись впервые с тех пор, как переступила порог питейного дома.